Герда

Серое небо нависло над Петербургом. Холодный ветер свистел и разбрасывал мусор по каменистой и безлюдной набережной Невы. Собирался дождь или снег. Культурная столица в очередной раз готовилась одарить своих жителей чем-то мокрым и невыносимо холодным. Казалось, что тёплой погоды для неё вообще не существовало.
Я подошёл к берегу реки и подставил взмокшее лицо питерскому ветру, в котором сквозила свежесть Невы. Гладкая поверхность её казалась какой-то невинной, умиротворенной. Интересно, скольких река приняла в объятия? Не важно. Нужно было разрушить гладь своим телом, чтобы через пару минут всё стало, как прежде. Союз красоты и смерти. Разве не чудесно?
Да, я собирался умереть. Что удивительно, вёл себя на удивление спокойно для человека, считавшего, что окружающий мир давно лишился своих позитивных красок. Впрочем, меня терзала обида. Сильная, непобедимая, угнетающая. Ей удалось уговорить мою бренную душу решиться на столь смелый шаг.
Минувшим утром мне снова отказали в публикации романа. Полный редактор с презрением бросил, что у меня сухой стиль, нет красок и живости повествования. Сюжет и вовсе посчитали абсурдом. «Надо же, у вас героиня из провинции ведёт философские беседы с призраками, которые помогли ей найти истинную, как вы там пишете, любовь. Это что – мистика, или романтическое произведение? А я скажу – ни то, ни другое. Это чушь. Абсурд. Такое даже я не смог прочитать, чего уж говорить про остальных!» - бросил этот король макулатуры и почему-то ещё сильнее вжался в своё кресло.
По пути домой я пытался найти тысячу оправдании провала, но не смог найти даже одну стоящую. В итоге, сдался, едва переступил порог своей каморки – маленькой комнаты в коммуналке с обшарпанными обоями; окна выходили на стену противоположного дома из жёлтого кирпича; оттого, солнце никогда не касалось моего жилища.
Выпив обжигающий чай, с сожалением понял, что редактор прав. Да, он был груб и невежественен, но, по крайней мере, не постеснялся сказать правду. Я и правда паршиво писал. Кто бы что ни говорил, отсутствие таланта ни в коем случае не сделало бы из меня профессионального писателя, который не смог поделиться своими мыслями или идеями так, чтобы их обсуждали за чашечкой кофе в уютной компании.
Три года. Три года писательской практики и никакого прогресса. Я понял это, достав из старого шкафа пожелтевшие рукописи. Сложил их перед собой, как игральные карты и стал сравнивать. Ну да, предложения стали осмысленнее, исчезли повторы и мелкие грамматические ошибки. Но тексты как были идейно бессмысленны, такими и остались. Скомкал, порвал и выкинул в мусорку. Вместе с ними ушли и три года бесплодной игры. Проиграл, хотя и пытался хоть чего-то достичь. Оставалось тешить себя тем, что ушёл не без боя.
Что делать человеку, который утратил смысл существования?
Я думал над этим, когда резко оделся и вышел из дома; а ответ пришёл, едва добрался до набережной.
И вот теперь Нева будто звала меня. Специально замолкла, чтобы позволить мне беспрепятственно погрузиться в её холодную обитель. Минута. Одна минута и всё закончится…
Умеренную тишину нарушил хриплый кашель. Обернувшись, увидел беременную девушку, вероятно, бездомную, в грязной порванной куртке.
Первое, о чём подумал: девушка попросит денег. И я бы не отказал. Какой теперь был в них смысл?
Но она встала у бордюра и мечтательно посмотрела на другой берег, где под полотном тумана скрывалась Кунсткамера.
- Есть закурить? – голос её был хриплым, но скорее от холода, чем болезни. Впрочем, вопрос меня удивил, и я невольно хихикнул. Реакция была ожидаемой: упрекающий взгляд.
- Ну чего?!
Вместо ответа указал на беременный живот. Пусть я и отсчитывал последние секунды существования, губить и без того нерождённую жизнь точно не собирался. Настала очередь девушки глупо улыбаться. Ловкий жест, и «живот» исчез, зато в руке оказалась помятая подушка. Хитрый ход.
- А вы не боитесь, что вас… засекут?
- Да срать. Эти люди даже не смотрят на меня. Думают - очередная шарлатанка. Это, конечно, правда, так что сейчас греха за собой не чувствую. Так что, закурить есть?
- Не курю.
- Хех. Для будущего покойника ты очень странен.
- Почему вы решили, что я покойник? – удивлённо спросил я, мысленно надеясь, как можно быстрее закончить неприятное знакомство.
- Ну ты с таким взглядом на реку смотришь. Того и думаешь – сейчас сиганёт. Знаю уж. Много таких повидала здесь. Я ж на этой улице постоянно работаю, то и дело вижу какого-нибудь хмыря, который решил напоследок искупаться. И взгляд у всех одинаковый. По сути, мне плевать, но в этот раз мне адски захотелось курить, поэтому подошла. Холодно, согреться надо.
- Нет. Сигарет нет.
- Ну ладно, - пожала она плечами. – А чего прыгать-то собрался? Баба бросила?
- Нет. Просто несостоявшийся писатель.
Меня, почему-то, понесло на ненужные откровения. Наверное, так вели себя самоубийцы – им просто хотелось снять с души тяжкий груз. Ведь, именно поэтому и писали предсмертные записки. Но в моём случае оставалось довольствоваться молодой бомжихой. Так что, почему бы и нет?
Но девушка не усмехнулась и не засмеялась, а внимательно смотрела, будто пыталась найти на моём лице ответы на все вопросы мировозздания.
- Что ж… Это прискорбно, наверное, - кивнула она. – Когда твои мечты рушатся. Бух – и всё. А родственники? Семья-то есть?
- Никого. Я один.
- Такой красавец, и один?! Да, странный нынче мир. Ну… это, наверное, круто, когда за спиной ничего нет. Я тоже одна, знаешь ли. Был парень, но… Надеюсь, сейчас гниёт в какой-нибудь помойке.
Полный злобы взгляд заскользил по спокойной Неве. Девушка была и без того не красоткой, а в таком настроении и вовсе казалась троллихой.
- Тоже хотите броситься со мной? – зачем-то спросил я.
- Не.
- Ладно.
- Хотите погадаю? – вдруг спросила она и с внимательным взглядом повернулась ко мне. Лицо выражало абсолютную серьёзность, так что шутить эта принцесса из зазеркалья точно не собиралась. Во всяком случае, я в это верил.
- Нет, спасибо, - и попытался улыбнуться. – И так знаю, что через полчаса меня здесь не будет.
- А вдруг ошибаешься?
Такая девушка, и такой уверенный тон! Впрочем, давно забытое природное любопытство вновь взобралось на пьедестал рассудка. Оно заставило мои ноги медленно подойти к ней. Ничего. Ещё успел бы убиться. Времени у меня было полно!
- Ну попробуйте, - и протянул ей руку. Бомжиха снова усмехнулась и замотала головой:
- Что за детсад?! Так только бабки на вокзале делают. У меня другой подход. Просто стой смирно!
Я послушался. Девушка закрыла глаза и опустила голову. Лишь тогда обратил внимание, насколько грубым было её лицо. Большие выпученные глаза, длинный крючковатый нос, полные, будто набитые ватой, губы словно сошли с картины художника-авангардиста. Невольно подкралась мысль, как ей вообще удалось кого-то «охмурить» и зачать ребёнка. Единственным бликом красоты было лицо - круглое, с подтянутой кожей.
Девушка судорожно задышала, словно после бега. Чуть покачнулась, и я было протянул руки, чтобы удержать её, но та резко отмахнулась.
- Я в норме! – сказала она. – Только дай пару секунд.
И правда, вскоре новоявленная знакомая пришла в себя. Протёрла лицо и скромно улыбнулась.
- Извини что напугала.
- Ничего. Ну что там? Дно Невы?
Ответ скорее удивил, чем разозлил:
- Нет. И Смерти нет.
Я засмеялся.
- Ну да, конечно, неплохой трюк. А что там? Я даю тебе мелочь за предсказание?
Но девушка строго посмотрела на меня, и от кратковременной весёлости остался лишь пепел.
- Победа там, Дмитрий Иванович, - ответила она.
 
***
 
Вечер. «Бургер кинг» был заполнен до краёв разношёрстыми представителями Петербурга. Шум стоял невообразимый - громкие голоса посетителей смешались с выкриками кассиров и громкой музыкой; но радостные причитания Герды - а именно так звали бродяжку - казалось, заглушили собой всё. Она поедала бургер с такой жадностью, что удивился, насколько сильным мог быть человеческий голод. Сразу вспомнил себя в первые дни пребывания в культурной столице. Тогда, амбиции двигали меня к новой работе, но не предупредили о бюрократических проволочках, благодаря которым я просидел без зарплаты почти полтора месяца. В последние дни перед вожделенным походом в бухгалтерию мне приходилось делить скудный запас пищи на несколько дней и умолять хозяйку подождать с оплатой за комнату.
Герда залпом осушила стакан колы и вожделенно улыбнулась. Впервые за время нашего знакомства мне приятно было смотреть на неё. Счастливые эмоции делали грубоватое лицо весьма нежным, словно невидимый скульптор сглаживал угрюмые черты, убирал ненужные ямочки и остроту носа.
- Сто лет нормально не ела, - сказала она. - Закурить бы.
На набережной она так и не сказала, что это за победа. Над кем и чем? Начал было сыпать вопросами, но Герда лишь молча качала головой, потом попросила оставить в покое. Я засмеялся. Спустя мгновение тишины Герда попросила угостить её обедом. Я рассмеялся, вспомнив про гадание, но согласился. В итоге решил, что убью себя позже. Возможно, вечером. Спешить было некуда. Тайна личности новоявленной знакомой была куда интереснее финала грустного жизненного пути. Пусть она казалась привокзальной шарлатанкой, в глубине души мне хотелось верить в многогранность её личности.
В конце концов, откуда она узнала моё имя?
Взгляд Герды скользил по кафе; тонкие, как солома, пальцы нервно барабанили по столу. Девушка напряглась: видимо, ей не часто приходилось бывать в таком месте. Хотя мне казалось, что более проходного места, чем Бургер кинг, Макдональдс и прочие забегаловки найти тяжело.
- Откуда вы приехали? - спросил я с намерением слегка расслабить настроение Герды.
- Давай на “ты”, окей? - ухмыльнулась она.
Я согласно развёл руками.
- Из Тамбова, - начала Герда серьёзно. - Решила, что торчать в этом клоповнике - себя не уважать. И в шестнадцать лет махнула сюда. Просто собрала вещи и сбежала. Свободы захотелось. Всю жизнь жила под надзором папки. Строгий, психованный мужик, хотя и работяга из него отменный. Просто после смерти матери у него крыша поехала, решил сделать из меня такого же трудоголика, учиться заставлял… А я не хотела этого. Мне по кайфу было бегать с пацанами в футбол, лазать по гаражам, крышам. Развлекаться, жить. Папка понял, что таким макаром учёбу не закончу и, как принцессу из сказок, замуровал в башне. По-нашему - в дачный домик за городом. Репетитора мне нанял - какого-то старого казаха, которого постоянно тянуло в сон. Как и меня. А однажды я поняла - так жить нельзя. Мне не интересна социальная жизнь, не интересно получать ненужные мне знания, общаться с людьми, у которых в башке кроме самолюбия ничего нет. Социум - тот ещё рассадник крыс. Не укусишь ты - укусят тебя, да так, что потом кровоточить будешь на глазах других. Шаг влево, шаг вправо - и вот на тебя показали пальцем. А оно мне надо? Нет, конечно. И я сбежала. Украла деньги у казаха, села на попутку - и сюда.
- Вот так просто? Сюда и всё?!
- А чё сложного? - невинно улыбнулась она. - Берёшь и валишь. Я свалила.
- И просишь милостыню, - подытожил я.
На удивление, Герда не рассердилась и только пожала плечами.
- И что? Я деньги зарабатываю. Как и все.
- Обманом?
- Эх, Дмитрий, такой взрослый и такой наивный. Чем я, по твоему, отличаюсь от рекламщиков, продавцов, менеджеров и прочих, кто торгует? Ничем. Они такие же обманщики, как и я - только высшего ранга. В конце концов, даже ты обманываешь.
- Почему это?!
Ты продаёшь фальшивые истории. Манипулируешь придуманными событиями, выдавая их за истину, чтобы развлечь читателя. Да, это обман. Не такой явный, как в рекламах, но тоже.
Мне хотелось рассмеяться. Бомжиха-философ! Абсурд и явь в одном флаконе. На миг показалось, что происходящее не более, чем предсмертный бред. Чудилось, что вода уже скользила по внутренностям, готовилась заполнить лёгкие и мозг! Предсмертный бред нарисовал Бургер кинг и страшную девушку с изречениями популярного блоггера с ютуба. Почему? Может в подсознании рождался образ для будущего произведения? А может, глубине души, сам мечтал обзавестись свободой.
- Интересно, - сказал я.
- Ты не замечал этого за собой. Как и остальные. Но все, блин, ищут грехи в других. Знаешь, как говорил Шекспир?
Удивлённый внезапным проявлением эрудиции у Герды, я отчеканил:
- “Грехи других судить вы так усердно рвётесь, начните со своих и до чужих не доберётесь!”.
- Типа того, да. Хорошая фраза, всегда держу в голове. Знаешь, помогает выживать.
- А ты не думала… не знаю… учиться пойти? Есть же курсы разные.
- А что ж не думала… думала. Я много чего хочу, и учиться в том числе. Но всё упирается в деньги. Деньги-деньги… Вот как наберу нужную сумму, да приведу себя в норму!
Я кивнул, не зная, что и сказать. То, что сидящий передо мной человек продолжает не сдаётся, несмотря на все унижения, слегка застыдило мои суицидальные наклонности. Подумаешь, роман не приняли, над которым корпел пару лет… То ли дело девушка, которая спала на полу да ела что попало!
Но нет. Тешить себя чужим горем не получалось. Собственная ничтожность, словно серная кислота продолжала растворять гордость и самоуважение. Я видел мир в мрачных красках. След, что привёл бы к смыслу, по-прежнему оставался в кромешной мгле.
- Спасибо что накормил, - сказал Герда и улыбнулась. - Пора мне.
- Куда ты? - спросил я встревоженно - мне не хотелось лишаться её компании. Просто не хотелось. Что-то внутри - отдалённое и неведомое - требовало быть с ней. Возможно, жажда получить ответ на самый главный - на тот момент - вопрос: что за победа? Ведь может, её образ жизни дал бы мне ответ?
- Да… шеф зовёт. Надо зазывалой поработать. Ненавижу, но… обещали тысячу. А я такое и за день не заработаю.
- Можно с вами?
- Да ради Бога, - легко ответила она, будто мы были знакомы всю жизнь.

***

Машины, голоса, шаги, клаксоны, музыка из динамиков над витринами магазинов книг, косметики и одежды, музыканты - днём Невский проспект кричал во весь голос. Можно было потеряться в этом потоке и никогда не найти собственное я. Поэтому, никогда не любил эту часть города, да и толпу вообще. Чувствовал, как невидимая, но крепкая рука жизни сдавливала внутренности, как желе.
Герда же, наоборот, улыбалась во весь рот. Удивительно, как за час знакомства эта невзрачная и грязная девушка вдруг стала яркой, как гирлянда в новогоднюю ночь. Некоторые шарахались от неё, отворачивали взгляд или не стеснялись кривить лицо в отвращении. Но Герду это не волновало. Видимо, она настолько цеплялась за собственные цели и проблемы, что не замечала окружающего мира. И я завидовал ей.
Миновав канал Грибоедова и станцию метро “Невский проспект”, мы прошмыгнули за угол дома и зашли в маленькую дверь. Сразу же окутала тишина, и в нос ударили подъездная пыль и сырость. Звучала музыка - старая, возможно из советских времён. Поднялись на второй этаж и остановились у одной из квартир.
- Самое главное - молчи, - предупредила Герда, прежде чем мы переступили порог. Я кивнул.
Коммунальная квартира. Длинный узкий коридор со старыми пожелтевшими обоями, множество комнат по бокам, откуда слышались голоса, смех и детский плач. Пол посерел от пыли и штукатурки и протяжно скрипел при каждом шаге. Миновав две закрытые двери слева, Герда открыла третью и пропустила меня в свою комнату.  Та не отличалась изяществом, но вполне соответствовала духу квартиры - такая же старая, пыльная, узкая. Маленькая одноместная кровать занимала едва ли не половину ширины, но вместе со шкафом заполняла всю правую стену. На левой же, кроме стула и стола с кучей грязной посуды ничего не было. Старая потрескавшаяся икона над кроватью служила единственным “украшением”. Удивительно, насколько убогое помещение контрастировало с видом из окна: центральной улицей, поражающей домами со старинной архитектурой и яркими огнями витрин.
- Извини, не отель, но тоже сойдёт, - мрачно сказала Герда.
- Тебе хватает на неё денег? - спросил я.
- Шеф платит, - тем же тоном ответила она и стыдливо посмотрела на пол.
Больше вопросов задавать не стал, хотя и хотел.
Герда вытащила из шкафа пару вещей и выскочила из комнаты. Спустя пару минут она вернулась совершенно иным человеком. Грязь с лица исчезла, и мне представилась красивая и гладкая кожа с упругими щёками и изящными ямочками по бокам рта. Короткие до плеч каштановые волосы, маленький прямой лоб и острый подбородок вдруг потеряли неуклюжесть, которая отчётливо проявлялась в нашей первой встречи. Сейчас её лицо было гармоничным. И даже большие глаза и длинный нос не смогли испортить приятные впечатления.
Теперь она была одета в зелёную кофту и бежевые брюки. Первая подчёркивала худощавость, тонкие плечи и прямую осанку. Казалось, подует ветер, и её лёгкое тело улетит... 
Перемена образа была настолько внезапной и неожиданной, что если кто-нибудь мне сказал, что Герда - типичная попрошайка с улицы, то он был бы послан на все четыре стороны.
- Ну как? - улыбнулась она.
Жаль, что в голосе осталась прежняя грубость и отчуждённость.
- З… здорово, - выдавил я.
- Значит, клёво. Да, мне часто приходится менять шкурку, такая уж роль. Чай будешь?
- Нет, спасибо.
- Ладно, - кивнула и посмотрела в окно. - Клёвый вид, да? И не скажешь, что в центре могут быть такие убогие хаты.
- Петербург многогранен.
- Это точно. Особенно центр. Хочу в Купчино уехать, говорят, там клёвые дворы. Тихие, спокойные. Ненавижу шум.

***

Из тихого подъезда мы вышли на шумную уличную площадку. С одной стороны она граничила с дорогой, с другой - храмом “Базилика святой Екатерины”: высоким, величественным, но духовно недоступным моему приземлённому разуму. Тут и там теснились художники, их картины - пейзажи, портреты, шаржи - висели на деревянных подставках. Голоса псевдо-ДаВинчи зазывали туристов, предлагая свои уникальные творения за смешные цены.
Пара девчонок и высокий парень кивком встретили Герду.
- В общем, сейчас я буду звать людей на дегустацию чая, - объяснила она мне.
Я прыснул. Вспомнил этих приставучих людей, которые и шагу не давали сделать, если не выслушать их уникальное предложение. Меня всегда раздражали их лицемерно-весёлые лица и дикая манера хватать за руку. Пару раз случалось, что одна девчонка едва ли не на коленях умоляла пройти с ней. Пришлось отправить куда подальше. На шум прибежал бритый бугай с лицом носорога - типа телохранитель. К счастью, всё обошлось, но с тех пор, гуляя по Невскому, я старался избегать эту площадку - рассадник наглых зазывал.
Никогда не думал, что судьба сведёт меня с одной из них.
- Мне всегда было интересно, - спросил я тише, - вы правда на дегустацию чая зовёте?
Герда лукаво улыбнулась.
- Нет. Просим денег.
- А потом отдаёте их вашему… начальнику?
Кивок.
На одну петербургскую тайну стало меньше.
Герда справлялась с работой как нельзя лучше. Подбегала к гуляющим и звонким голосом говорила:
- Простите, подождите секунду… Здравствуйте, уделите минутку внимания… У нас проходит дегустация чая, пожалуйста присоединяйтесь…
Она носилась по площади от одного возмущённого жителя к другому со скоростью атома. Яркая улыбка не сходила с лица, большие глаза с вызовом смотрели на собеседника, тонкие руки махали в призыве остановиться. Но за час интенсивной работы она не сумела привлечь ни одного клиента. Не везло и её “коллегам”.
Хорошо, что на улице царила осень, а не зима - иначе ожидание на углу дома превратилось бы в пытку.
Вечер переходил в ночь. Яркие огни фонарей и витрин наделили улицу уютной атмосферой. Людей становилось больше, и девушке приходилось бегать в два раза быстрее. Но несмотря на усталость, улыбка оставалась ясной.
Я поймал себя на том, что за время ожидания ни разу не вспомнил о самоубийстве.
Почему? Наверное, потому что меня поразило терпение молодой знакомой. Несколько часов работы без отдыха, постоянная беготня, вечные отказы или напуганные взгляды тех, к кому она обращалась, робкие смешки и резкие комментарий (один парень послал Герду далеко и надолго, на что та показала ему средний палец) ни разу не заставили девушку прекратить попытки привлечь хоть кого-нибудь на “чайную вечеринку”. Зачем она этим занималась? Сумел придумать лишь два варианта: либо у неё - железное терпение, либо ради денег она готова скакать хоть всю ночь. Одно не исключало другое.
И снова я задал себе вопрос: если Герда-бродяжка не плюнула на всё и продолжала зарабатывать деньги хоть как-нибудь, то чем я хуже?
Душа отозвалась тёплым чувством. Настолько приятным, что мною овладело волнение, а затем и радость. Я продолжал искать что-то особенное в этом теле. Безграничная энергия и жажда жизни разжигали слабый костёр давно покинувшей меня лирики.
Я хотел быть с Гердой как можно дольше. Возможно, всю оставшуюся жизнь...

***

- Ну, всё-таки мне повезло! - весело сказала она.
Я снова оказался в комнате Герды. За окном царил поздний вечер. Свет фонарей был таким ярким, что его свечение затмило собой чёрное небо. Ночью Петербург был другим  -более ярким, опасным, и, в то же время, таинственным. Оживало всё, и даже воздух казался особенным - дарил ощущение вседозволенности. Дома, улицы казались новыми и необычными; я не узнавал их. Хотелось влиться в манящую ночную жизнь, дать душе шанс унестись в водоворот безумия и лёгкости…
Герда - уставшая, но довольная - сидела на кровати и жевала шаверму с таким наслаждением, что, казалось бы, ничего вкуснее она в жизни не ела. Свою порцию я давно съел, теперь же смотрел в окно. Торопиться было некуда. Чувство, что жизнь остановилась, ?казалось немыслимым.
- С картошкой ничего так.
- Не представляю, как можно есть без мяса, - пожал я плечами.
- Нормально. Тем более, в том ларьке и с капустой хорошо делают.
Меня передёрнуло, что вызвало у Герды приступ доброго смеха.
- Весёлый день. Хотя бы потому, что попался клиент, - сказала Герда.
- Он дал денег?
- Агась. В этот раз сердобольный попался. Правда, дал всего ничего - сотку. Ну, на хлеб хватит, уже хорошо.
Повинуясь внезапному приступу щедрости, я полез в карман и достал оставшуюся заначку. 
Герда задумчиво посмотрела на деньги и грустно улыбнулась.
- Знаешь, когда я приехала в город, то встретила одного парня в кафе. Случайно, как в романтических фильмах. Его звали Игорь. Красивый, высокий, с бородкой, прям мечта любой малолетки. Слово за слово мы разговорились, и он предложил ночлежку. Я согласилась, даже не думая о всякой фигне, мол изнасиловании, или что-то вроде того. Поначалу, всё было круто. Он работал у отца в ресторане, зарабатывал неплохо. Я жила у него в просторной квартире и пыталась играть роль домохозяйки. Убирала, стирала, готовила. Вот уж чему батя полезному научил, так это жить самостоятельно. Днём занималась по дому. Вечером мы… как это мягче выразиться - познавали друг друга. Всё было круто, мне нравилось. Впервые почувствовала свободу и лёгкость в жизни. Знаешь, даже его предкам было плевать, кто я и откуда, мой статус и положение. Просто случайно встретились и стали жить вместе, как старые любовники. Разве не абсурд? Сказка какая-то.
На мгновение она замолчала и грустно посмотрела в окно. Впервые за день от её живой наглости осталась блеклая тень.
- Но Игорь вёл себя со мной, как с рабыней. Мог наорать, бил по лицу. Я, естественно, терпеть это не стала, да попыталась дать сдачи. Не вышло. Он избил меня и без вещей просто выгнал из дома. В ментовку пойти не могла - у него были связи, да и кто будет слушать бездомную? Обратиться было не к кому. Я была в таком отчаянии, что и передать страшно. Вот так и стала бродяжничать. Ночевала на вокзале, питалась чем попало… Пока меня не нашёл один человек, который дал, так называемую, “работу”. Просить милостыню, звать на чай, спать с богатеями. Это я вообще к чему… Жизнь в Питере научила меня главному - выживанию. Добыче денег любой ценой, пусть даже она будет настолько низкой, что и вспоминать станет страшно. Но я ещё человек гордый, хочу жить. Поэтому и борюсь. Борюсь каждый день с желанием поддаться влиянию города и нищества, и опуститься до самого низа. Борюсь с тем, чтобы не потерять лицо да забыть собственную личность и умереть в объятиях какого-то бомжа. Да, жизнь подвешена над низким слоём общества, но если я перестану брыкаться, то останусь там навсегда. У меня есть цели. И я к ним иду.
 Так и ты - борись до конца. Я вон, каждый день милостыню прошу, унижаюсь, хотя в любой момент могу прекратить свою ничтожную жизнь прыжком под машину или в реку, но нет - продолжаю существовать. Продолжаю бороться за право быть со всеми. За право иметь копейку в кармане да хлеб за зубами. За право увидеть здесь всё и даже больше. И за право сделать шаг вперёд. А что тебе мешает? Ничего. Тебе нужно всего ничего - поговорить с собой.
Я тяжело вздохнул. Слова ложились тяжёлым грузом на уставший мозг.
- Если бы это было так просто… У меня же нет таланта.
- То, что у тебя нет таланта, ещё не повод всё бросить, - уверенно ответила Герда. - Тем более, что это навык. А навык надо нарабатывать!
- Я три года работаю, и всё впустую…
- Три года - это не срок. Это только начало. Тем более, что тебе нужно найти кого-то, кто будет помогать тебе. Найди себе помощника. Спутника. Чтеца. Пусть он научит тебя, как правильно сочинять.
- У меня были спутники. Толку от них. Полотна пустой лести.
- Значит, ищи других. Мир на них не ограничивается!
- Ты поможешь мне?
Герда слабо улыбнулась:
- Постараюсь. Если ты возьмёшь себя в руки. Пообещай мне.
- Обещаю, - уверенно ответил я.
Она снова уставилась в окно и застыла неподвижно, как заколдованная. Денег так и не взяла.

***

Мы предались беззаботному общению; царила уютная атмосфера. Герда, оказалась, на редкость эрудированным человеком, и это несмотря на отсутствие аттестата об окончании школы. Разбиралась в литературе (сумела отличить стиль Кафки от Гёссе), в музыке (призвала классику и диско восьмидесятых годов), имела поверхностные знания о кинематографе и живописи. Мы даже поговорили о политике. Нам было так комфортно друг с другом, что для меня окружающий мир просто-напросто превратился в невзрачное пятно; бельмо на глазу, которое не мешает, но портит вид.
В одиннадцать вечера ей позвонили. Герда слушала собеседника с напряжённым лицом. Взгляд потерял блеск, губы сжались в тонкие линии. Пару раз кивнула. Я сразу понял, что и звонок и собеседник были ей неприятны, но необходимы. Когда разговор закончился, она вежливо попросила меня уйти. Ей, как и мне, не хотелось этого; нежелание сквозило в голосе и взгляде, который бегал от пола ко мне.
- Ко мне сейчас придут. Мой… начальник.
- Мы завтра встретимся? - спросил я.
- Возможно, - неуверенно ответила она.
Вышел на улицу, вдохнул свежего ночного воздуха. Прошёл площадку и зашагал к метро. Не чувствовал ног; мозг, как будто, оказался на перекрестии ветров. Мысли превратились в пыль.
Куда мне было идти? Обратно в свою каморку, с которой давно успел распрощаться? Абсурд. Я ещё не был готов снова вернуться к жизни; меня по-прежнему тянуло “вниз”. И с каждым шагом желание казалось всё соблазнительнее.
С Гердой мне будто снова хотелось жить; нашёлся смысл дальше существовать в мире однотипных судеб и вечного холода. Как бы пафосно ни звучало, я словно нашёл давно потерянную часть души. И вот, снова пришлось выйти в темноту, объятую холодом одиночества. Разве этого хотелось? Нет. Конечно нет.
Решение нашлось сразу же: вернуться обратно. Подождать, пока странный гость уйдёт, а потом снова зайти к Герде. Решение оказалось таким лёгким и успокаивающим, что я немедленно повернулся и зашагал обратно к дому. Под конец перешёл на бег. Словно чувствовал, что каждая секунда одиночества на счету…
Прошмыгнул в подъезд, поднялся на два этажа и остановился. Прислушался. Голоса раздавались сверху так отчётливо, словно говорившие были рядом со мной. Первый голос был мужским, тяжёлым. Слова были непонятны, но произносились они со злостью и нетерпением. Второй голос принадлежал… Герде. В противовес мужчине, она говорила сбивчиво, испуганно. Казалось, ещё чуть-чуть, и началась бы истерика.
Я поднялся на лестницу выше, чтобы расслышать. Увидел его могучую спину, широкие, как у Титана плечи и лысую голову на которой отражались огни подъездной лампочки. За ним дюймовочкой виднелся силуэт Герды.
- … какого тогда хрена? - спросил он.
- Он… он садист… - ответила она.
- И чё дальше? Он денег заплатил за то, чтоб ты ему сделала приятно. А что в итоге?
- Простите, но нет. Он начал меня бить, я не выдержала, и…
- Ты… тупая сука! Лежи и помалкивай. Он денег заплатил, слышишь? Большую такую сумму? А ты что? Вмазала ему и убежала. Он, бл**ь, мне весь день названивает, требует вернуть обратно. Как я ему отдавать буду?
- Я… я не знаю, - Герда начинала плакать,
- Не знает она, бл**ь. А я знаю. Завтра пойдёшь к нему и будешь весь день отрабатывать. Даже если заставит говно сожрать, ты это сделаешь! Поняла?
- Нет… нет….
В этот миг, всё внутри меня погрузилось в небытие. Разум, под напором злости, помахал ручкой. Ноги сами поднялись на площадку; правая рука замахнулась в попытке ударить этого гиганта.
Мужчина обернулся, и, не мешкая, ударил меня под дых. Страшная боль поразила желудок; мне хотелось выблевать собственные лёгкие и кишки. Бездна проела видимое и окутала мозг. Я упал на пол, стал вдыхать пыль и сырость.
Удар ногой в грудь. Потом ещё и ещё. Боль стала такой привычной, что новые вспышки перестали казаться чем-то особенными.
В конце почувствовал толчок, и обмякшее тело покатилось вниз. Мир завертелся в бешеной тошнотворной пляске, по бокам будто били молотом. Раздался крик, слабый, что волной пролетел по всему помещению. Герда. Она что-то кричала мне. Кричал и мужчина.
Сквозь собственное дыхание услышал шаги. Уверенные, твёрдые. Палач спускался завершить своё страшное дело. Паника захлестнула меня, но побитое тело отказывалось бороться за жизнь. Едва удалось потянуться рукой к перилам, чтобы подняться.
Снова толчок. Сильный. Боль стала музыкой в воспалённых от пережитого ушах.
Поверить только… Несколько часов назад я мечтал о смерти; а теперь боялся её. Боялся до тех пор, пока сознание не уплыло куда-то в бесконечность…

***

Яркие лучи падали на знакомую стену. Шум машин и громкие голоса ласкали уши. На Невском проспекте не было других звуков, кроме тех, что поддерживали атмосферу серой обыденности. Бок болел, живот слабо ныл. Тошнота пропала. Страшно хотелось пить. Я попытался пошевелиться, за что получил новый заряд ноющей боли.
Не сразу догадался, что комната Герды изменилась. Раскрытый шкаф обнажал пыльную пустоту. Стол - абсолютно голый с парой тарелок. Мебель осталась той же, но её заброшенность казалась ощутимой.
Меня охватила тоска.
Нет, конечно я утешал себя, что она могла уйти ненадолго, вот-вот вернётся, ведь не могла же просто так меня бросить? Конечно, иначе быть не могло! Но с каждой секундой уверенность таяла, как снег в летнем парке.
Нашёл в кармане брюк сложенную бумажку. Письмо и мой библиотечный пропуск. Откуда он здесь? Но решил подумать об этом потом. Раскрыл послание. Маленький косой почерк.

Привет, Дима!

Хотела поблагодарить за помощь. Мой “начальник” оказался редкой скотиной: заставлял заниматься разными вещами. Просить милостыню ещё куда ни шло, но спать со всякими садистами - ни за что. Вчерашний конфликт дорого мне обойдётся, этот человек будет меня искать. Поэтому, мне пришлось в спешке собрать свои вещи и покинуть город. Мне удалось накопить небольшую сумму, так что на первое время хватит. Куда я отправлюсь - не скажу, ведь это письмо могут прочитать и другие. Ещё раз прости за то, что не предупредила и не попрощалась с тобой, но и ты пойми: у меня не было выбора.
Вчерашний день был самым счастливым за всё время пребывания в Петербурге. Впервые за долгое время я встретила человека, с которым нашла душевный покой. Никогда не думала, что доживу до такого!
Надеюсь, ты продолжишь бороться. Сложишь это письмо, вернёшься домой, и продолжишь сочинять. Напишешь - и сделаешь всё, чтобы твоё произведение попало на рынок. Да, впереди тебя ждёт множество трудностей, но что бы ни случилось - не останавливайся. Я не сдалась, когда у меня были трудности. Не сдавайся и ты.
Вчера на набережной пришлось тебя обмануть. Я не гадалка, хотя и чувствовала, что твои проблемы решимы. Пришлось сказать, что ты будешь бороться, а чтобы ты поверил в мои “способности” назвала твоё имя. Как я его узнала? Легко. На пути к набережной ты выронил пропуск в литературный клуб - так и узнала, как тебя зовут.
Да, я соврала, но чтобы помочь тебе. И надеюсь, что мои старания не будут напрасными.
Прости, и удачи!

С уважением, Герда.

Трижды перечитал письмо. С каждой строкой пожар тоски медленно угасал, уступая место привычной пустоте. Надежды на следующую встречу рухнули. Я снова остался один. Наедине с беспомощностью, одиночеством и нежеланием выйти из карцера собственного мира.
Сколько времени эта комната принимала меня, как гостя? Не знаю. Сложил письмо, убрал в карман и вышел на улицу.
Я шёл быстро, несмотря на страшную боль в боку и ногах. Жизнь на Невском проспекте звучала отдалённо и неестественно. Музыканты занимали свои импровизированные сцены перед Гостиным двором; торгаши зазывали в магазины; попрошайки сидели в углах и жалобно смотрели на проходящих. Но мне до них не было дела. Сквозь колонны спин виднелся мост через реку Фонтанку. Моё последнее пристанище.
Надеюсь, ты продолжишь бороться.
Вышел на набережную, прошёл чуть дальше от моста и остановился. Река - всё такая же спокойная - манила бренную душу к себе.
… вернёшься домой и продолжишь сочинять…
Поднялся на бордюр и застыл. Снова ощущение фантомной лёгкости; мысль, что вот-вот и наступит конец. Нужно всего лишь шагнуть…
Да, впереди тебя ждёт множество трудностей...
Я обернулся в слабой надежде увидеть Герду. Воображение нарисовало её такой же грязной, неаккуратной бродяжкой с большими пронзительными глазами. Она с укором бы смотрела на меня, как мать на провинившееся дитя, а потом улыбнулась. Сказала бы, что передумала уезжать, и что останется здесь, со мной. Будет поддерживать и сопровождать на нелёгком пути, и вчерашний день превратился бы в жизнь.
...что бы ни случилось - не останавливайся.
Но разве так можно? Взять себя в руки и продолжить писать, несмотря на горечь и отсутствие таланта? Бороться?
И внутренний голос ответил: Да. Если Герда смогла, то и ты сможешь.
- Но она всего лишь выживала. У неё были свои проблемы, с которыми ей необходимо было справиться. А иначе - никак!
Мой голос - уставший, тяжёлый - разнёсся по набережной, привлекая ненужное внимание. Люди поднимали безразличные лица, с укором качали головой и шли себе дальше. Стыд мог бы охватить, но не тогда - не на краю жизни. В конце концов, многие говорили сами с собой вслух.
Это не важно, какие у неё были проблемы… Самое главное, что они были, и она их решала. Реши и ты! Что тебе стоит вернуться домой и продолжить работу?
- Она обещала помочь мне, и бросила.
Сам знаешь, что у неё не было выбора. К тому же, поиск помощника - это весьма убедительный стимул наладить свою жизнь. Ты же хочешь избавиться от одиночества?
- Очень хочу. И хочу стать писателем.
Но получишь ли ты желаемого, утопив себя?
- Конечно нет. Я лишь сильнее погружу себя в бездну, где кроме тьмы и холода нет ничего. Спокойствие? Скорее, боль. Неудовлетворение.
Слова мои, будто древнее заклинание, развеяли горечь; та ушла, даже не махнув на прощание. Вместо неё явилось иное, давно забытое чувство.
Надежда.
Приятной теплотой она пролетела по груди, разделилась на несколько частей и разошлась по всему телу. Руки тряслись, по горящим щёкам потекли слёзы. Рыдание вырывалось из меня, как преступник из тюремной камеры. Радость стала наваждением, и я наслаждался ей. 
Неужели всё так просто? Отбросить мысли о смерти, словно мусор, и продолжить жить? Да. А борьба? Она будет всегда. Мы боремся всю жизнь ради собственного благополучия, и, в конце концов, находим его. По крайней мере, хотелось в это верить. Но есть ли она в смерти? Вряд ли. Я этого бы не узнал.
Сам не заметил, как спрыгнул с бордюра и ушёл прочь. На этот раз осознанно выбрал путь до метро. Внезапный душевный порыв торопил покалеченные конечности; те, в свою очередь, стремились поскорее добраться до дома.
Вошёл в метро, бегом – в угол вагона. Достал помятое письмо Герды. Одолжил ручку у незнакомого мужчины и написал: «Иногда достаточно поговорить с собой»...