Завоеватели

    ЗАВОЕВАТЕЛИ

    Прочитав начальные строки рассказа Константина Паустовского «Толпа на набережной», я испытал восторг близкий к счастью. Мне показалось, что рассказ состоялся уже только этими немногими словами: «Когда ты сойдешь на берег в Неаполе, – сказала мне моя дочь – молодая женщина, склонная к неожиданным поступкам, – то подари эту матрёшку первой же итальянской девочке».
    Паустовский умел подметить чудо там, где многие спокойно проходили мимо или в суете пробегали. На каждой странице книг Паустовского можно найти много чудесного – проверьте и убедитесь.
    Новосибирский друг сообщил мне, что в Москве, в выставочном зале музея Пушкина открылась выставка «Паустовский без купюр» и через день я поспешил на выставку. Среди множества документов обнаружил фотографию Неаполя, где и произошла история с матрёшкой, описанная Паустовским. Тогда неаполитанцы встречали Паустовского с цветами.
    «Она увидела матрёшку, остановилась и засмеялась, прижав к груди смуглые пальцы. Чему она смеялась, я не знаю. Быть может, красоте неизвестной игрушки, пылавшей под солнцем Неаполя. Так смеются люди, когда сбываются их любимые сны». Не волшебство ли – эти слова Паустовского?
    Великие тираны, диктаторы и завоеватели мечтают, чтобы их повсюду встречали с цветами и восторженными визгами. Чтобы им так же счастливо смеялись, как девочка смеялась матрёшке.
    В музее ГУЛАГа я познакомился с историком из Волгограда. Зашёл разговор о красном терроре, а потом – о ввязывании в Первую мировую войну России, в результате чего погибло только русских людей около миллиона. Для некоторых блистательных особ жажда военных побед, желание быть встреченным с цветами и визгами оборачивается потоками крови людей – виновных и невинных, без разбору.
    В музее меня поразило многое: информация о скудных зэковских пайках, о массовых болезнях и антисанитарии, о восстаниях среди заключённых и отчаянных попытках бежать. Напоследок послушал видеозапись беседы со стариком, прошедшим десять лет сталинских лагерей. Он рассказал, что болван, написавший на него необоснованный донос, сам получил пятнадцать лет.
    Меня всегда удивляли ябедники, доносчики, стукачи и им подобные, пресмыкающиеся перед властью сильных, перед завоевателями или перед своими боссами. Очевидно, что любой стукач слабее того, на кого он доносит и тем более – слабее того, кому он доносит. И как самый слабак, разумеется, будет гоняем пинками с обеих сторон, особенно от тех, кто считает, что завоевал себе самое лучшее место под солнцем. Вот только осталось выяснить, чего хотят завоеватели лучших мест под солнцем – гонять пинками неудачников, или своим примером заряжать их на великие дела.
    Завоеватели бывают разные. Я всецело завоёван Паустовским. Ещё – Бетховеном, Бахом и Вивальди. Да много кем! Имя Альберт или Альбрехт довольно редкое. Оно означает – благородный и блистательный. Обладатели этих достоинств просто обязаны завоевать наши головы и сердца. И вправду, вот они – эти завоеватели: Дюрер, Эйнштейн, Швейцер, Лиханов…
    Завоевательницей может стать даже маленькая женщина. Французское имя Мирей видимо имеет латинские корни – от mirare (восхищаться). Кто бы стал сопротивляться завоевателям, если они достойны восхищения? Вот есть француженка Мирей Матьё. Она способна завоевать неприступные крепости без боя! Московский кремль неоднократно рукоплескал ей, даже Наполеон этого не удостоился! Недавно сотрудница МГУ, милая женщина с благословенным именем Наталья, сделала мне фантастический подарок – билет в Московский кремль на концерт Мирей Матьё. Не знаю, выстраиваются ли очереди восторженных поклонников глав государств и правительств, чтобы поцеловать руку любимой властвующей особе после её блистательного выступления, но я увидел огромные очереди москвичей с цветами, желающих отблагодарить любимую Мирей прямо на сцене, где она только что пела.
    Не скажу, что я всегда восхищался этой француженкой. Тут дело в том, какие у тебя возможности ознакомиться с её жизнью и творчеством. Матьё исполнила свыше тысячи песен, многие композиции написали для неё блистательные Поль Мориа, Франсис Лей, Морис Жарр. Когда-то у нас в советской России на пластинках было выпущено всего 5 её альбомов и большинство из них почти невозможно было достать. Когда я перерыл разные магазины, музыкальные толкучки и интернет, у меня появилась возможность оценить колоссальный труд артистки. Потом ещё и книжку её автобиографическую прочитал. Но всё равно не хватало какой-то яркой вспышки, вырывающей из темноты самое сокровенное. Эта вспышка произошла в подворотне Петербурга.
    В тот год я влюбился в женщину с благословенным именем Наташа и под разными предлогами ездил к ней в Петербург. До сих пор удивляюсь, как это терпела директор Малаховского музея, где я тогда работал, точнее – откуда я постоянно и надолго исчезал (конечно же, по делу). В Петербурге я не только проводил время с Наташей, рисовал её и слушал, как она на фортепиано играет мне Шопена, Бетховена и Чайковского. Больше всего времени я уделял прочёсыванию музеев и неведомых подворотен. В Питерских подворотнях я находил композиции для своих картин. А ещё – разных чудаков, оригиналов и людей с интересными судьбами. В подворотне я и познакомился со своей Наташей, но речь сейчас не об этом.
    В один из холодных дождливых дней я писал очередную подворотню. Когда работа вовсю кипела, ко мне подошли две женщины и предложили пойти к ним на чай, погреться. И не принять их приглашение было бы верхом самоистязательства – у меня уже зуб на зуб не попадал, а кисточки выпадали из окоченевших пальцев. Но только дописав картину и доведя себя до полуобморочного состояния, я всё-таки дождался особого вторичного приглашения. Одна из женщин, Светлана, была молода и красива лицом, но чересчур разговорчива и с чересчур большим количеством дредлоков на голове. Другая, хозяйка квартиры, была далеко не молода, но умна. Звали её Галиной.
    Дома у Галины я оказался как в раю – не только в тепле, но и среди книг, в основном – по искусству. Когда я сказал ей, что ищу для малаховского музея информацию о дружбе Валерия Брюсова и Нины Петровской, Галина тут же принесла мне толстый том с их перепиской. Я так удивился, что один мой глаз попал в поле зрения другого! Светлана смеётся: «Галь, покажи художнику свои спортивные фотографии! Галя у нас бывшая пловчиха! Чемпионка!» На фотографиях я увидел красавицу с телом Афродиты! Явление такой Афродиты прямо здесь и сейчас, в этой более чем скромной квартирке, было бы в своей невероятности подобно явлению мэра Саратова в библиотеке села Малое Загрязье.
    Но это было не последнее моё потрясение. У Галины на полках стояло много винила с музыкой. Что произошло – чудо или совпадение, но крайним в стопке дисков оказался неведомый мне альбом «Мирей Матьё поёт песни Франсиса Лея». Конечно же, вернув себе нормальное зрение, отогревшись и вкусив горячего чая с бубликами, я попросил поставить пластинку на проигрыватель…
    Внезапно, буквально с первых музыкальных аккордов на меня обрушился водопад счастья! Это было торжество жизни, солнца, свежего ветра и полёта! Бесполезно пытаться даже отдалённо передать кому-то эти нахлынувшие эмоции. Пожалуй, меня поймёт друг – музыкант Слава, который однажды, услышав неожиданный мажорно-минорный переход в одной из лирических композиций, как сомнамбула полдня бродил по улице, ничего вокруг не видя и не слыша.
    До меня, наверное, как и до всех нас, неоднократно домогался странный до омерзения тип, вероятно – бес. Вымогая поначалу чуть-чуть совести, взамен он предлагает немного (а кому-то и много) власти, сласти, страсти и прочего удовольствия. Такого удовольствия, что мы по глупости своей иногда путаем с пользой. Если бес основательно изучил бы Гёте, он бы догадался: на пользу нам идёт «что миг рождает». Франсис Лей и Мирей Матьё каким-то образом смогли  уловить этот миг. Они «завоевали» многих людей. Производители грампластинок и компакт-дисков умудряются с этого мига иметь свою выгоду, мы, слушатели – имеем радость, счастье и позывы к творчеству. Сможем ли мы сами произвести подобный миг – вот вопрос!