Что под колпаком?

Что под колпаком?   

 

     Мой дом. Я люблю его, люблю воспоминания, связанные с ним, люблю тех людей, которые ассоциируются у меня с этим местом, люблю то время, к которому отношу себя, когда говорю о своем поколении.

Однажды я терял свой дом. Это случилось тогда, когда после смерти отца, а мне тогда было всего семнадцать лет, я не смог внести оплату, и все имущество продали с аукциона. Потом, несколько позже, будучи уже совсем взрослым, я  с семьей вернулся в эти места, и неожиданно обнаружилось, что дом вновь стоит на торгах, т.к. человек, купивший его прежде, умер, а наследников у него не было.

     Вот так я обрел свой родной дом второй раз.

     Надеюсь, уже окончательно. Да. Много воды утекло с тех пор. Мой  сын вырос и уехал учиться в Оклэндский университет, потом женился и сейчас живет со своей женой и двумя детишками в Тэннесси. Иногда приезжает навестить. Он – моя гордость.

Я же до недавнего времени работал редактором местной газеты. А последние несколько месяцев, как у нас говорят, ушел в отставку.  Проводили меня хорошо и даже душевно. Все-таки сорок лет на одном месте. Все тебя знают, ты всех знаешь, ну, понимаете, как это бывает. Возраст. Раньше думал, что никогда не доживу до шестидесяти пяти, а теперь думаю, что есть еще порох, только как-то хозяйство отнимает больше времени и сил.  Да. А событий все меньше у себя и все больше вокруг. Как-то неожиданно возникло время для наблюдения за жизнью вне своего мирка. Знаете, это даже занятно. А, хорошо, что вспомнил!

     На днях сын миссис Тернер  спрашивал, нет ли у меня чего починить из электроприборов. Парень он хороший и руки золотые. Мне-то оно, может, ничего чинить и не надо, а только знаю, приятно ему будет покопаться, поразбираться, раз по душе. К слову, он уже всей округе все перечинил, что только можно. Кому приемник старый, кому кофе-машину. Увлеченный молодой человек, что сказать, и талантливый. Что бы такое дать ему починить?

     Помнится, была у меня пишущая машинка, одна из тех, что первой пришла на смену пусть старомодной, но бесконечно надежной механической.  Когда она сломалась, я не стал ее выбрасывать, а решил, что, может, когда-нибудь отнесу ее в ремонт, а пока уберу на чердак. Только потом так прогресс скакнул вперед, что, не успел я и глазом моргнуть, а уже все совсем новое, а там и еще новее.

     Вот ведь как бывает. Иной раз, правда, жаль, что все так. Хочется  почувствовать живую вещь, руками сделанную на долгие времена, а сейчас не стало таких. Мир устремлен в будущее. Некогда жалеть, некогда ощущать, все некогда.

Вот ведь, старость не радость. Еще совсем недавно без проблем поднимался сюда, а сейчас одышка, да и в ногу стреляет. Ладно, чего там. Главное, на обратном пути не споткнуться, чтобы с этой самой машинкой, да и не это, не сверзиться отсюда, то есть.

Уфф... Ну, вот и пришли.

     Чердак — место, в котором много всего, хотя, вот так посмотреть, вроде, и нет ничего особенного. Вещи старые, картинки, календари и постеры прошлых лет, одежда какая-то, в какую и  не влезть давно, пластинки вон всякие, велосипедное колесо гнутое. Это - то самое, которое осталось еще с тех пор, как мой сын, будучи еще семи лет от роду, заехал в канаву за балкой, там, где раньше был карьер. Ох, и испугал тогда он нас с женой тогда, когда весь в ссадинах вернулся только на следующее утро.  Сам расшибся, а только велосипед не бросил. Вытаскивал его из канавы этой в полной темноте. Почему-то решил, что ругать его будем. Знал, конечно, что денег лишних у нас не водилось в то время, но все равно. Ведь никогда и не ругали мы его. Сам  верно схватывал суть и делал, как надлежало. Колесо потом мы новое поставили, а это так и  задержалось здесь. Думали, что, может, спицы с него могут пригодиться или камера.  Где там?  Вот какие-то вещи. Не знаю, что такое. Наверное, от прежнего временного собственника, остались. Спасибо ему. Не стал ничего выбрасывать из нашего семейного барахла. А, может, просто оно не мешало ему вовсе. Все равно, спасибо.

     Так, вот она и машинка пишущая. Сейчас возьмем ее, да и обратно полезем… Чем бы ее отряхнуть, чтобы жилетку не замарать, когда вниз пойду?

А вон в углу том, что за коробками,  полотенце старое. Вполне сойдет. Ага. Да, что это там тянется за полотенцем этим?  О, да это же мой  колпак!  Ну, здорово! Давно не виделись. Вещица занятная.  О ней отдельная история.

     Шел шестьдесят четвертый год, как сейчас помню. Отец мой еще тогда жив был. Рождество. Дом  нарядно украшен. Свечи, гирлянды, волшебство всякое. У меня был подарок, который я сделал для отца сам, – вырезал  из дерева набалдашник для трости. Отец-то после войны с тростью не расставался из-за полученного ранения.  Все думал я только, как подарок свой отдать, и вот решил сделать это в виде сюрприза, чтобы не просто так, вроде, а к месту. Пора было спускаться к столу, а я так все и не знал, что делать с подарком. А, потому, накрыл его своим картонным колпаком и ждал, пока отец зайдет за мной. После смерти матери, он почти всегда сам собирал семью к столу, особенно, если был повод. Редко, когда совсем неважно себя чувствовал,  тогда просил мою старшую сестру Марту  всех собрать. Но сегодня и был особый повод – большой праздник.  Так что, я, как всегда,  ждал его появления с нетерпением и некоторой опаской. Крутого нрава был мой отец, царство ему небесное.

– Пойдем вниз, сын. Пора и нам порадоваться, – так поприветствовал он меня прямо от дверей своим низким и чуть сиплым голосом. Я скорее почувствовал, чем понял, может, по легкой одышке, что отец сегодня не в лучшей форме, хотя он всеми силами держался молодцом, и праздничный колпак  на его голове лихо быть свернут чуть набекрень.

– Я приготовил для тебя кое-что, отец. Хочешь взглянуть? Входи.

                Он вошел в комнату. Половицы натужно скрипнули под его весом.

– Ну, давай посмотрим. У меня тоже есть рождественский сюрприз для тебя, сын. Кто первый? Ну, пусть ты. Так, что это. Показывай. Где?

Я показал жестом на колпак на столе, под которым лежал мой подарок.

– Угадай, что под колпаком. Сможешь?

До сих пор не пойму, почему бы мне просто не открыть подарок, но какая-то шальная мысль пронеслась в тот момент у меня в голове. Момент  сделать все правильно был безнадежно упущен.

Отец внимательно посмотрел на меня, потом на колпак и снова на меня, прямо в глаза.

– Знаю ли я, что ты прячешь под колпаком? Да. А вот готов ли ты поговорить на эту тему – не уверен. Ну, коль скоро, такая у нас ситуация получилась, давай обсудим. Чего тянуть-то, согласен? Подождут нас внизу. Дольше ждали.

Я кивнул, хотя сердце мое, признаюсь, ушло в пятки.

Отец  грузно присел на край кровати. Да, сегодня он точно чувствовал себя не лучшим образом. Надо ж так сглупить-то. Мы помолчали.

– Итак, – первым нарушил тишину отец, – по моим данным, под твоим колпаком находятся две вещи одновременно – твое  намерение и неумение выразить его.  Странная пара, не так ли?

Он усмехнулся.

Что мне было возразить?

Отец продолжил.

– Думаю, само по себе, это хорошо. Не под каждым колпаком найдешь такое.  Знаешь, мне доводилось по жизни видеть и совсем пустые колпаки и те, которые лучше бы пустовали, и, не поверишь, иной раз,  и те и другие одновременно. Это когда кто-то пытался поставить меня в ситуацию бессмысленного выбора, где не было приза, а был лишь умысел, да и тот, который добрым не назовешь…

– Я не хотел тебя расстроить отец,  – только и смог промолвить я.

– Расстроить? – он посмотрел на меня тем знакомым мне по детству теплым взглядом, который я так любил, и искра неподдельного веселья вспыхнула в его глазах на этот миг.

– Ты расстроил бы меня, если бы начал нелепо извиняться в первый же момент, вот что я тебе скажу.

Он немного помолчал, а затем продолжил намного тише, как если бы говорил сам с собой.

– Знаешь, иной раз хочется сделать что-то хорошее, только не знаешь, как. Сюрпризы – такая занятная штука, которая неизвестно, для кого больший сюрприз. То ли, для получающего подарок, то ли, для того, кто его дарит. Каждый в этот момент уязвим.  Думаю, главное, чтобы намерения были чисты ТАМ, под колпаком. В том месте, где ты его обычно носишь, я имею в виду. Намерения, они, как отражения нашего опыта, отношения, мыслей и стремлений – очень сложный эликсир. Снимая перед кем-то колпак, мы открываем суть сразу многих вещей. Так что, стоит сто раз подумать, прежде чем решить его снять. Не всегда ведь правильно поймут, и надо быть к этому готовым.

Я обнял отца. Почему-то в этот момент он стал мне настолько родным, каким я никогда не ощущал его прежде, словно… он снял свой колпак, о котором только что говорил, и… все стало очень правильно, так, как должно быть. Я сунул руку под картон, вынул  резной набалдашник  и вложил его отцу в руку.

– Это тебе. С Рождеством!

Я помог ему встать, и мы вместе вышли из комнаты туда, где нас уже заждались моя сестра Марта и тетя с дядей, которые частенько навещали нас в то время. Как сейчас помню этот вечер.

     Много, много времени утекло с тех пор. Как складывалась дальше моя жизнь? Я старался поступать так, как считал верным, старался быть искренним в своих стремлениях, старался привить этот подход, сам став отцом.  Всегда ли мне это удавалось? Вопрос. На него ответить мне вряд ли удастся. Думаю, где-то ведется учет моих мыслей и поступков, как некая хроника в местной газете, так, что ли. Потом возьмет кто-то всю подшивку за все годы и  тогда все точно станет ясно.

Держу в руках колпак.  Материал его совсем пожелтел и местами расслоился. Одеть – не одеть? А почему бы и нет?

И зеркала смотрит на меня совсем уже немолодое лицо – мое. Подмигиваю ему, придерживая картонный край пальцами

– Что под колпаком, мистер?