Гуманоидный комплекс. глава 5

ГЛАВА 5. МЕЖДУ Я И МЫ

Вторая критическая линия в существе нашей пирамиды проходит за уровнем d- (вектор повышения собственного социального статуса внутри рода, племени, группы).

Причина состоит в том, что эта линия отделяет личные интересы индивида от социальных интересов. Заметим, что набор a-b-c-d это «набор эгоиста». Доминирование этих низменных инстинктов никогда не поощрялось культурой.

В этом наборе «рейтинговый инстинкт» d- представляется в статистическом смысле самым  доминантным в поведении человека.

Вот в чём смысл.

Ты должен быть частью рода, который обеспечивает тебя едой и охраной от посягательств конкурентов, но ты всё равно не выживешь даже в условиях социальной системы в её нижних стратах социальной иерархии, поскольку при дефиците обеспечительных ресурсов тебе не достанется пищи. Поэтому самые тяжёлые психологические и социальные конфликты происходят здесь в поисках очень сложной границы меры. Чаще всего выигрывает тот, кто скорее определит момент возможности перехода от симбиоза к безжалостному хищничеству по отношению к членам своего рода.

Самый точный литературный образец описания явления можно обнаружить в эпохальном произведении О. Генри «Дороги, которые мы выбираем». Этот образец реалистичен до жути, способной повергнуть в уныние любого филантропа. «Боливар не выдержит двоих», — заявляет Акула Додсон, собственноручно расстреливая друга и недавнего соратника. Это пример комплекса типичных a–d и a–h аберраций, которые часто сочетаются, обсуждаются и, конечно, осуждаются во многих произведениях культуры.

Даже несмотря на то, что наша современность в принципе во многих регионах планеты решает проблему элементарного ресурсного обеспечения, рейтинговый инстинкт продолжает править миром на правах удельного князя.

Революции, как можно заметить, чаще всего свершаются не по причине наступления голода, а из-за массовой стимуляции в головах индивидуумов мыслей о собственном социальном статусе с обещаниями со стороны лживых политиков его повышения за счёт «врагов».

Доказательство существенности рейтингового инстинкта можно обнаружить в каждой разумной голове (при особом желании — даже в своей). Чаще всего даже в мелочах человеческая психика ревниво воспринимает любые (даже предположительные) удачи окружающих, которые в твоём представлении равны тебе по социальному статусу.

Очень забавно и гениально точно над рейтинговым инстинктом однажды посмеялись Ильф и Петров в эпизоде, когда Паниковский и Шура Балаганов при дележе денег решают выяснить друг у друга: «А ты, ты, ну кто ты такой?!»

Примечательно, что в различных «творческих кастингах», где существенны вкусовые критерии оценок, чаще всего побеждает подкрашенная серость, неспособная каким-либо образом повлиять на систему сложившихся иерархических связей судейской коллегии.

Здесь иногда случаются совсем курьёзные случаи, об одном из которых поведал А. Аверченко в рассказе «Шутка мецената». В фабуле рассказа меценат решил посмеяться над неумехой поэтом, обеспечив, по сути, то, что сейчас называют «раскруткой». Но в результате толпа в действительности признаёт поэта гениальным, несмотря на его стихотворный примитив. Оказывается, давление массового мнения в искусстве важнее содержания самого произведения, которое читатель часто не понимает и не способен самостоятельно оценить даже на самом убогом уровне.

Этим объясняется и тот факт, что какая-либо действительно талантливая вещь становится в обществе очевидной лишь после смерти её создателя, чему много примеров. Единственные исключения из этого правила иногда демонстрируют только те науки (физика, техника и пр.), которые очень тесно связаны с конкурентными отношениями между противоборствующими социальными конгломератами (государствами, например, в военных отношениях).

Всё это не более чем борьба в стиле d–f- конфликта внутри нашей древней и генетически детерминированной психики, где мы всю последующую свою рационалистику лукаво подгоняем под первородный, примитивный и почти животный свой импульс.

Примечательно, что вся наша культура активно сопротивляется этому явлению, постоянно утверждая нисходящую доминанту f–d. Это сопротивление также имеет самую древнюю историю, уходящую в глубины зарождения самой культуры.
Имеется в виду эпос, в героике которого всегда у любого народа закреплён приват ценностей коммунального выживания. Впрочем, и все современные так называемые боевики тоже основаны на воспевании нисходящей конфликтной доминанты f–d. И нам сладко переживать эти события, которые будоражат в нашем сознании именно эти инстинкты, именно в таком их взаимодействии, хотя в быту мы чаще всего склонны поступать по-другому.

Тут интересно заметить, что герой русского эпоса Иванушка-дурачок, над которым пытался смеяться М. Задорнов со всей планетой заодно, это совсем не герой с признаками дебила. Просто в крестьянской лексике не было такого слова, как «идиот», которое так метко эксплуатирует Ф. Достоевский в своём одноимённом романе. Не просто «дурачок», а «идиот», подобный князю Мышкину, — вот кто такой на самом деле наш Иванушка-дурачок, который способен не рассуждая (дурак-то какой!) идти на смерть, воевать со Змеем Горынычем во имя своих соплеменников и человечества в целом. Только после полной победы над общим злом наш «герой-дурачок» получает, как правило, в жёны какую-нибудь красавицу-царевну и значительно повышает свой социальный статус. Эпос, как самый первый источник для абстрактного восприятия правил социального поведения подрастающим поколением, всегда и у любой народности акцентирован прежде всего на воспевании тех разновидностей конфликтов между нашими инстинктами, которая соответствует укреплению социумов. Доминанты в направлениях f–d и f–a здесь единственно этичны, а также поощряется героический пассионарный реверс головных инстинктов за уровень a.

Разновидность конфликтов с участием d- и f-, по сути, это всегда очень сложные задачи из области политики и государственного устройства, которые являются предметом изучения права, социологии и юриспруденции в большей мере, чем литературы, хотя и последняя внесла немалый вклад в дело.

Чаще всего литераторов интересовали моральные нормы и аспекты, соответствующие вызовам проблемы. Однако одно произведение стоит в этом ряду на особом месте. Имеется в виду роман Фёдора Достоевского «Преступление и наказание», где автор утверждает абсолютный характер моральных ценностей для думающего человека.

Читатель, не пропусти здесь слово «думающего». Всё дело в том, что совесть, казнящая Раскольникова под пристальным руководством Порфирия Петровича, всего лишь нечто производное от принципиальной возможности сложной логической работы внутри конкретной головы главного героя. Неслучайно на эту роль Ф. Достоевский выбирает студента-философа, досконально знакомого (судя по его статье) с темой человеческого выбора между рейтинговыми устремлениями и защитой социального симбиоза, а главное — умеющего думать. Логика — мать совести! Вот что существенно вынужден подметить Ф. Достоевский для данной иллюстрации.

Не умеющий логически мыслить и «родства не помнящий» человек, типа еху Джонатана Свифта, может спокойно совести вовсе не иметь. Она просто не проснётся никогда. Человеческая культура достаточно тонко почувствовала эту взаимосвязь в человеческом естестве, сосредоточив это понимание в категории хамства. Надо признать, что хамство — вещь чрезвычайно распространённая, в основе которой нечасто можно встретить какую-нибудь материальную выгоду (или она бывает весьма минимальной). Основная причина хамского поведения человека — стремление реализовать производные психологические потребности инстинктивных рейтинговых устремлений, когда внутренний мощный психологический порыв не находит должного контроля со стороны рациональной логики.

Об особой мощности рейтинговых устремлений писали многие классики. Интересен в этом отношении гоголевский Ноздрёв, неутомимый в поведении, которое французский источник именует «амикошонством» (от фр. «кошон» — свинья). Мелочность и низость своей натуры Ноздрёв пытается компенсировать хамством под внешним видом дружеского расположения. Это весьма распространённое явление в микросоциальных конгломератах. Практически в любой дружеской компании можно обнаружить моменты, когда обезьяна, желающая в собственных глазах повысить свой социальный статус, проглядывает сквозь поступки некоторых «друзей», переходящие грань дружеского подтрунивания. Надо признаться, это часто следствие вполне естественного процесса иерархического самовоспроизводства социумов. Только культура, мораль, этика накладывают здесь строгие ограничения, но не для Ноздрёвых. Ноздрёвы — мертвы и безнадёжны.

В этой связи, кстати, следует подумать о качестве нашего современного образования, ориентированного только на обучение детей читать вывески на магазинах. Очень это опасно для всех, если многие среди этих всех не знают и не имеют достаточных навыков логического мышления, включающих механизм совести. Массовый самообман вне правил адекватного мышления может привести человечество к трагическим последствиям, сравнимым с разрушительной силой всего нашего планетарного ядерного арсенала.

Самый интересный образ, зеркально отражающий диалектическую противоположность философа Родиона Раскольникова в аналогичных рейтинговых устремлениях, я обнаружил, например, в творчестве сатирика Даниила Хармса, в его гениальном опусе «Реабилитация», где главный герой, ломая и модифицируя всякую логику, пытается безнравственно превратить кровавый ужас в логически вполне приемлемую систему поведения. Тут хочется, вообще-то, заметить, что всё творчество Даниила Хармса — образчик векового непонимания читателем глубочайших философских напластований, которые уникальны и по сути, и по литературной форме. Местами их очень сложно классифицировать по уровням нашей пирамиды, но если это удаётся, то остаётся поражаться глубокому пониманию у Хармса существа диалектических противоречий гуманоидных инстинктов.

Вся наша так называемая попса эффективно эксплуатирует рейтинговый инстинкт гуманоидов в коммерческих целях. Музыкально-поэтические примитивы, например, в эстрадном искусстве, случается, и в операх, часто в бардовском движении, как принцип предоставляют толпе возможность лицезреть кумиров, до которых вполне возможно дотянуться рядовому зрителю не только в своих сладких переживаниях или фантазиях, но и в своём отражении перед зеркалом.

Таких исполнителей, как Магомаев, например, к вершинам зрительских симпатий притянуло, по сути, государство, после чего его манера исполнения стала «божественной». Многие пели и поют не хуже, но таких вершин сейчас не достигнут только из-за невозможности аналогичного достижения такого пения простым зрителем. И наоборот, скромный изобразительный арсенал иных артистов эстрады, например, крики многих вокально-инструментальных ансамблей или иные массовые музыкально-поэтические примитивы, оказывается востребован только из-за возможности очень сходного подражания. Это даёт повод ассоциировать успех исполнителя с потенциалом собственных возможностей зрителя в рейтинговых устремлениях уровня d-, что и является основным психологическим двигателем эстрадного китча.

По результатам наших исследований можно составить впечатление о том, что обороты вокруг оси второго порядка в нашей пирамиде напоминают некоторый «мотор», который везёт всю нашу цивилизацию в неизведанное будущее. На этом пути редкие h–a-аберрации (эпизодические реверсы пирамиды), которые Л. Гумилёв однажды обозвал «пассионарностью», принимают на себя рулевые функции.