33

26 апреля. Пей, брат. Ты всегда пьешь в этот день, и жена твоя сердится и ненавидит этот месяц. Как ненавидят его и моя жена, и все жены, матери, дети погибших ликвидаторов. А ты пьешь, пытаясь забыть, пытаясь понять, а может, пытаясь поговорить со мной, заглушить свою непроходящую боль, свою невыносимую муку.
Сегодня 33 года, как я лежу там, заваленный ста тридцатью тоннами бетонных обломков, раздавленный, облученный. В Москве на Митинском кладбище находится моя символическая плита, но тела там нет, и души тоже.
Тело мое до сих пор лежит в четвертом энергоблоке Чернобыльской АЭС. Меня искали в помещении операторов, в завале у входа в зал главных циркуляционных насосов несколько часов подряд мои ребята, задыхающиеся от дыма и пыли, остававшись в самом опасном помещении на земле, тщетно пытались найти своего друга, как и я бы искал каждого из них, потому что мы не бросаем своих ни на войне, ни в мирной жизни, ни в адовом пекле. Мой Товарищ Вова умрет в шесть часов утра от ожогов, чудовищной доли радиации и перелома позвоночника. До последнего вздоха он будет твердить: «Там Валера…»
Мы и сейчас с ним всегда вместе, нас так здесь и называют: «чернобыльцы», и в шахматы он играет также безнадежно плохо. "Чернобыль", слово то какой говорящее, чернобыльник, полынь обыкновенная.
Но Вове повезло больше, чем нашим сменщикам: с них будут снимать одежду вместе с кожей, еще с живых. Завёрнутые в плёнку тела похоронят в деревянных гробах, зашитых в цинковые, чтобы избежать проникающей радиации. Позднее всё место захоронения зальют бетоном. Потом будут еще смерти, смерти, смерти, каждый, зашедший в дышащее трупами здание энергоблока, унесет ее с собой в своих легких.
 Потом эвакуация, такая болезненная для детей и взрослых, домашние животные останутся в Припяти, в селах, будут долго бежать за автобусами, пока не иссякнут силы, а потом вернутся солдаты, чтобы убить их всех, потому что шерсть впитала радиацию. Беременным женщинам сделают аборты, на поздних сроках вызовут роды, без шансов выжить для ребенка.
Проведут судебные расследования, в ходе которых признают нашу вину, несогласованность в действиях, троих человек из руководства посадят.
И никто даже не подумает, что если бы ни гонка выполнения апрельского плана, генератор был бы выключен, испытания прошли бы успешно, и все люди остались бы живы.
Но… условного наклонения история не терпит, «бы» не случилось…
Будет подвиг строительства «Укрытия», возведенного в рекордные сроки – 206 дней, лучевая болезнь у ликвидаторов, мутации, кислотные дожди по всей Европе, детская смертность от молока, отравленного радиоактивным йодом, первомайские многотысячные парады под открытым зараженным воздухом, 600 000 ликвидаторов с расшатанными зубами, обожженными дыхательными путями, распухшими щитовидками, красными лицами с сильнейшим облучением непрекращающимися смехом и рвотой, из ликвидаторов немногие умрут естественной смертью.
Реактор с вертолета будут засыпать смесью бора, свинца и доломитовой глины, 5 тысяч тонн, сотни вылетов, один из вертолетов  Ми-8 упадет и весь его экипаж погибнет, чудовищное открытие, когда казалось, что катастрофа уже закончилась, о продолжающейся реакции в ядре реактора, и подвиг трех инженеров, которые спустятся в бассейн под реактором, чтобы открыть задвижки и не допустят катастрофу. Они прекрасно будут знать, на что они идут. Они проживут десять дней и умрут от лучевой болезни. Все это было.
А сейчас… Сейчас в Чернобыль возят туристов, учат их выживанию, показывают сомов-людоедов,  за деньги, конечно. Сейчас даже на этом мертвом городе делают деньги. Не осталось ни одной не разграбленной мародерами квартиры, отравленный металл режут и продают по всему бывшему советскому союзу.
А мне до сих пор приносят цветы. Внутри разрушенного энергоблока установили табличку с моей фотографией. Доступ сюда строго запрещен, но свежие цветы появляются. Я посмертно награжден правительственной наградой, хотя, какая разница теперь?
Помнишь, нам мама в детстве рассказывала про Вавилон? Это и был наш Вавилон: выше, мощнее, сильнее, «гласность-ускорение», «догнать и перегнать». Мы запустили только четыре реактора из двенадцати, страшно подумать, что было бы, если бы наша АЭС работала тогда на полную проектную мощность.
Пей, брат. Твоя водка стынет. Пей, а еще помолись за меня, и за Вовку, и за братьев моих. Пей брат.