18. у земли обетованной

В культуре многих народов встречаем поминание утраченного Эдема. Пожалуй, само понятие «культура» началось с первого поминания минувшего благоденствия, и стремления обрести его вновь.
Как бы то ни было, олицетворение конца и начала свелось к одному, представляя сущее лишь чередой суровых житейских испытаний.
И что столь же естественно для человека, как жажда еще при жизни обрести нирвану, увидеть райские кущи, отыскать свою Землю обетованную?
Неделя, взятая Паной на оценку возможности производства на плавучей ремонтной базе, подходила к концу, а никаких особых идей, как, впрочем, и вестей от Макса не было.
Он давно составил свой «доклад» со списком оборудования судна, когда его огорошил звонок с основного производства. По телефону сообщили, что вторую смену не пустили на территорию «Гидрохима».
Ничего не понимая, Пана поехал к цеху.
Он кипел от возмущения – почему об остановке производства ему сообщают посторонние люди?! Где Сева?! Где Макс?! Где, черт подери, его «главный специалист» Лёшенька?!
У проходной «Гидрохима» было тихо, рабочие разошлись, на охране у Паны отобрали пропуск, заявив о «прекращении действия», но выписали временный, так как он рвался к руководству института.
Из руководства был один из замов, грузный краснолицый мужчина с тяжелой одышкой.
– Да, аренда прекращена по условиям договора, в связи с невыполнением кооперативом своих обязательств! –медленно, тяжело кряхтя, сообщил он, выложив на стол бумаги. Он
ещё что-то объяснял про проценты от прибыли, превысившую их задолженность за вывоз производственных отходов…
Пана понимал только, что ничего не понимает. Он не разбирался в условиях аренды или вывозе мусора. Единственным его желанием было лишь дозвониться хоть до кого-нибудь. Все телефоны молчали. Наконец по старой книжке он дозвонился до мамы Лёшеньки! Однако ее ответ озадачил Пану еще больше.
– Я недавно с ним говорила, у Лёши всё нормально! Он на работе! –уверяла женщина.
Будто что-то оборвалось внутри Паны. В сопровождении вахтёра он направился в цех, забрать личные вещи.
Странно было видеть затихший цех. Штабеля заготовок у стен, склейки в патронах, осиротевшие остовы у верстаков.
Пана вошел в цех, как в вакуум.
Он почувствовал, что ощущение пустоты было не мгновенным, оно накапливалось в нем давно, теперь только обрело форму, оглушено молчащего цеха.
Он зашел снять со стены запыленную страничку из буклета Меньшиковского дворца, с дивным стулом голландской работы, не хотелось здесь бросать мечту.
Пана был уверен –это молчание ненадолго. Скоро сделанные им цулаги снова примут рассчитанные им детали и вновь двинутся по определенному им циклу, только уже в первую смену «Гидрохима».
И его здесь больше не будет.
Но он даже мог сказать, кто здесь будет «главным специалистом».
Чего он не мог понять –как же так?! Как можно арендовать суда и не платить за вывоз отходов?! Как можно кинуть столько людей, производство, материалы, и даже не позвонить?! Как можно вообще исчезнуть, оставив такие проблемы, никак не предупредив?! Всё это просто не укладывалось в голове!
Ему очень хотелось пообщаться по душам с Максом и Севой, а ещё лучше молча набить им морду.
Звонок от Севы раздался дня через три, когда Пана уже не ждал. Сева просил о встрече. Пана помчался на боевом взводе.
Всегда собранный Сева выглядел потерянно. Умные чёрные глаза не отражали ни прежней проницательности, ни уверенности.
–И как это понимать?! – с ходу накинулся на него Пана. –Что вы устроили?!
–Мы? –рассеянно переспросил Сева
–Что случилось?! Вы что всех кинули?! –заорал он, встряхивая Севу за плечи. –Где Макс?! Что трубку не берёте?!
–Не знаю, где Макс, не знаю, может, трубку не берет, может…
Наезд был, ворвались быки в офис, ключи отняли, меня в кладовке заперли. Я решётку выбил, со второго этажа сиганул, Макса увезли, –глаза Севы округлились, – знаешь как страшно! – сказал он как-то совсем по-детски.
–Кто наехал? Ты их знаешь?
–Чёрт знает, и раньше наезжали… Макс как-то разруливал, мы эти вопросы решали. А сейчас уж больно серьезно наехали! И ведь время подгадали! Склады забиты, три отгрузки! Точно, кто-то наводил!
–А аренду чего не платили?
–Почему не платили? –удивился Сева.
–Так цех отобрали, «за нарушение договора», я ходил в управление, выяснял…
–И что сказали? –заинтересовался тот.
Пане показалось, что для него это новость, хоть и ожидаемая.
–Что вывоз мусора у тебя не оплачен!
Сева гортанно зарычал и выругался матом.
– Мы им за аренду всё до копейки платили! А вывоз мусора –это их дело, не наше! –бездонный взгляд Севы обрел прежнюю жёсткость. – Узнаю кто –порву заразу!
Подумав, Пана решил не сдавать Лёшеньку – Бог ему судья.
Злости у него уже не было, в конце концов, ребята и так приняли удар на себя.
–Так, где Макс? Что делать будешь?
–Макс такую ситуацию предполагал. Может, как-то и подстраховался…, по крайней мере я деньги привёз, тут за отработанные дни, с полным расчётом, и ещё вот это. – С пачкой купюр Сева протянул мятый тетрадный листок.
–Это перечень документов и где получать, –ответил Сева на вопросительный взгляд, – попробуй за месяц всё сделать. Тебя приглашают в Израиль!
–Меня?! В Израиль?! –Челюсть Паны отвисла. – Так я же не еврей!
–Потому и приглашают, –ухмыльнулся Сева, – никогда не слышал, чтоб в Израиль приглашали юристов или дантистов.
Там наши эмигранты, и уехали-то недавно, а уже купили строительную фирму! Думают перепрофилировать цех строительной столярки под мебельный. А специалистов хотят набирать только из Петербурга! Они с Максом контактировали, про тебя знают, да и профиль твой – организация производства.
Еще вот что, – Сева порылся в сумке, – я не взял, но тебе это и не надо, на всякий случай, если есть какие фотографии работ, приноси. Это для израильской эмиграционной службы, там альбом с работами требуют, но мы с Максом рекламные буклеты фирмы делали, у меня всё есть, найдешь ещё что, я подобью. По тебе вроде всё, –закончил Сева, с улыбкой глядя на обалдевшего Пану.
–Ты узнай, может, им, бухгалтеры, экономисты нужны? Я бы поехал, –грустно пошутил он.
Что было ещё выяснять?
Слово «бандиты», стало привычным и повседневным. Чтобы их встретить, не нужно было рыскать по темным переулкам, бригады дежурили на каждом людном перекрестке со скоплением ларьков. Встретить милицию было куда сложнее. Впрочем, для обывателя особой разницы меж ними не было. Но каждый школьник, размышляя над будущей карьерой, знал: путь в боевики через милицию –плохая идея. Настоящей кузницей кадров для местных группировок считалась таможня.
С мирным населением у бандитов конфликта интересов не было, граждане полностью разделяли их лозунг – «надо делиться!».
Торговцы так же отлично ладили с бандитами, плодились всякие «фонды», разрастались рынки.
Но заниматься производством там, где втюхивание стеклянных бус туземцам культивируется как самый доходный вид экономики…
Даже Пане пришлось наконец признать всю бесперспективность этой бредовой идеи.
Со временем ощущение вакуума лишь нарастало. Пана потеряно бродил по городу, с изумлением глядя на потоки машин, проносящиеся составы поездов, удивлённым взглядом провожая летящие самолеты.
Его поражало: как? Как может жить этот город, в котором давно нет ничего живого?
Где скрыт тот гигантский механизм, те огромные шестерни, которые продолжают гнать по нему машины, отправляют куда-то поезда? И сколько мощи в этой махине, если даже по инерции она способна так долго поддерживать видимость жизни?
Пану удивляли, казалось, такие знакомые улицы, дома, он с недоумением вглядывался в окна. Отовсюду из некогда претенциозных фасадов смотрела нищета и убожество.
Взгляд выхватывал то семейные трусы в обрамлении пышной барочной лепнины, то ампирные своды зальных проемов, помнивших, возможно, и балы, и императорских особ, а теперь встречающие публику гирляндами воблы да банкой браги на подоконнике.
Поверил бы какой-нибудь статский советник или обер-прокурор, что через столетие внимание потомков к его окнам привлечёт не память его былых заслуг перед отечеством, а живые куры на подоконнике? Есть ли на земле ещё более нелепое, непонятное место?
Пане было очень жаль, жаль тех, этих, себя и всех, кто был связан с этим изъеденным червоточинами окон трупом.
Эмигрантские настроения быстро овладевали, не находя сильного сопротивления. В этом городе осталось не так много мест, где он ещё хотел побывать.
Застать Аннушку было большой удачей.
Аннушка наконец получила «служебную комнату», на Горьковской, но встретится с ней проще не стало. После войны в Молдавии родители её стали беженцами и перебрались ближе к дочери, под Петербург. Аннушка носилась, занимаясь их устройством. Пана готов был помочь, но Аннушке сама идея этого казалась оскорбительной. Вообще, с измотанной раздражительной Аннушкой лучше было не затрагивать подобных тем, и уж конечно, не стоило ее грузить своими проблемами!
Но, поболтав немного ни о чём за тарелкой картошки, Пана не выдержал.
– Вот, в Израиль приглашают…
–И когда?
–Не знаю, я ещё думаю… –чистосердечно признался Пана.
–Что тут думать?! Здесь уже ничего не будет! Бежать надо! Где люди как люди живут! Ты тут хоть надорвись и сдохни, ничего никогда не заработаешь, все в дерьме сидим и никогда из дерьма не вылезем! У нас же «свобода»! Хочешь скотом дойным –будь, хочешь –нищим попрошайкой, а еще лучше пропади пропадом! Ты что не понимаешь, где находишься?! Да кому ты тут нужен?! И без тебя жрать нечего! –заорала Аннушка. От неожиданности гость чуть не подавился.
–Чего орёшь?! –попытался, урезонить ее Пана. – Нам-то с тобой чего делить?
– Нечего! Нам точно нечего! За нас всё поделили! –не унималась Аннушка. –А тебе, придурку, счастливая старость на дивиденды от ваучера! Думает он! Люди последнее отдают, чтоб только свалить! А он, видите ли, думает!
Аннушка заплакала.
Первой же слезинкой растворив всю свою напускную грубость.
Пане тоже было очень жаль оставлять её здесь одну.
–А ты не знал?! Аннушка беременна! – огорошили его у Казанского давно известным всем фактом. Он пришёл к собору найти Гошу, который, как назло, куда-то запропастился.
–Гошу давно не видел. Говорили, он кому-то денег должен, –доложили Пане. Это огорчало.
От нормального советского эмигранта Пана отличался тем, что ему было совсем нечего продать. Ни дачи, ни квартиры, а в сказки про «доброго дядю», который с радостью примет и прокормит, наш человек не очень верит.
Поразмыслив над Гошиной идеей продать «чашу Адонирама», он нашел ее не такой и глупой, оставалось найти Гошу!
Так толком ничего и не узнав, раздосадованный Пана бродил у колонн Казанского собора, без особого интереса выслушивая жаркие дебаты, по темам будораживших здешний народ новостей.
Собственно, «будораживших новостей» было две:
Первая –пожар хранилища газет публичной библиотеки. По количеству утраченных документов СМИ сразу окрестили его «культурным Чернобылем».
Вторая –появление на рынке загадочного скупщика старинной полиграфии, предложившего такие выгодные условия, что многие торговцы тут же меняли профиль, и рядом с привычными щитами и плакатами – «куплю ордена, медали, золото и драгметаллы» появились новые – «куплю фотографии, открытки, старинную полиграфию и каллиграфию».
Одни связывали эти события, уверяя, что кто-то выкупает растащенные с пожара документы, другие утверждали, что предложения скупщикам, как и плакаты на улицах появились ещё до пожара, да и газеты тех не интересуют.
К тому же сотрудники библиотеки сами раздавали местному населению спасённые из огня ценные подшивки газет, в надежде хоть что-то спасти и от воды, так как организовать в таких объемах просушку никакой возможности не было.
Всё это мало волновало Пану.
Но и у костра на Мойке, где он проторчал допоздна, пытаясь что-то выяснить о Гоше, обсуждали только это.
Немолодой мужик из «туристов», имеющий связи со скупщиками, утверждал, что на самом деле какой-то «мальтийский художник-коллекционер» очень заинтересовался документами, украденными из фондов музея военно-медицинской академии. Когда хранившиеся в его восточном отделе «персидские тексты» нашли у бомжей Московского вокзала.
Версия выглядела правдоподобно, тем более что экспонаты этого давно закрытого музея теперь можно было встретить не только в антикварных магазинах, но и на обычных рынках.
–Чушь какая-то! –дула губки на огонь худенькая забавная девчонка. –Это сколько денег надо впустую вбухать, чтобы найти какие-то «тексты»?!
–Да много ты понимаешь! – вступился за версию долговязый парнишка в брезентовой штормовке. –Тексты знаешь какие бывают?! Вон при Екатерине нашли старинную книгу с древними пророчествами. Доложили императрице, что обнаружена такая книга, а в Европе есть те, кто могут её толковать… Не верила Екатерина Вторая в пророчества, распорядилась определить книгу в академию, да про неё и забыла. А как-то на академическом торжестве поднесли ей эту книгу, полистала ее Екатерина и виду никакого не подала. Но после церемонии подозвала фрейлину и наказала будто бы для себя, пойти к толкователю и узнать, что такое-то пророчество означает. Вернулась та бледная как смерть, и докладывает: пророчество то гласит, что я мужа своего убила и сына моего убьют…
Разгневалась императрица страшно: «Не может быть, чтоб это было в древней книге прописано! Это всё интриги и заговор!»
И повелела тех, кто подобные бредни распространяет, арестовать, а книгу и все с неё списки сжечь! Всё сожгли, всё обыскали, а подлинник пропал... Так, когда Павла убили, за эту книгу такую цену назначили! По отдельной мере золота за каждый лист! До сих пор ищут. Даже термин какой-то у неё есть, только после Екатерины никто не знает, что в ней написано…
–Вот бы пару страничек… –мечтательно вздохнула худенькая девчонка, разглядывая какую-то квитанцию. –мне бы, наверное, хватило…
–Ага, хватило бы тебе! Как же! Навалят мешок золота! –зашумели у костра.
–Ложь это всё! Всё они знают! – подытожил немолодой мужик из «туристов». –Что бы они искали, если б не знали? А всё это золото –ловушка для лохов. Кому и когда было надо, чтобы кто-то лишнее знал?
–Ну и что?! –обиженно надулась смешная девчонка, комкая в руках казённый бланк. –Нельзя же всегда ждать только плохого, лучше написать о плохом на бумажке, а бумажку сжечь! – раздалось за полетевшей в огонь квитанцией.
–Если бы была такая книга, где вся наша жизнь прописана, –вздохнул, глядя на горящую квитанцию мужик, –то ей-богу, нашёлся бы добрый человек, да действительно спалил бы её к чёртовой матери!
Для Паны посиделки в поисках Гоши закончились скоро, как скоро распространилась весть об его отбытии в Израиль.
Волей-неволей пришлось нести крест местного еврея.
–Ну что? Кровь зовёт?! –бодро встречали его теперь знакомые и не очень люди.
–Зовёт, – бурчал тот, уже устав что-то объяснять.
–Ничего просто так не бывает, –намекали давние друзья, – значит, где-то в предках без еврея не обошлось!
–Не знаю, –ворчал Пана, – помню, мама наоборот удивлялась: «Надо же, евреев никого в роду нет, а сын не дурак!»
Заканчивались эти разговоры всегда одним и тем же: «Ну, поздравляю! Теперь человеком станешь!»
Пану это раздражало.
Он вообще не понимал, что означает это «стать человеком»?
Это какая-то новая ступень эволюции? «Человек израильский»?
Думая об этом, он представлял солидного себя в личном кабинете, где рядом с диваном и письменным столом стоял бы книжный шкаф и телевизор, вот в принципе и всё, что ему было надо.
И конечно, возможность работать! Без дела он себя не представлял.
Глядя на серые громады Питера, он не мог понять, почему здесь нет даже десяти метров квадратных, чтобы это устроить? Почему ради этого нужно переться на край света? Разве у него нет на это права? Разве он не может это право доказать?
И он готов его доказывать хоть в Израиле, хоть в Аргентине, язык чертежей и эскизов понятен везде, но почему это невозможно здесь?
От таких мыслей становилось скверно, и Пана всё глубже впадал в депрессию.
Ему скоро стало не до поисков Гоши и его бредовых идей. Не желая никого видеть, он целыми днями валялся на диване у телевизора.