Джокер

              Очнулась Людмила в тёмной комнате на кровати, связанная по рукам и ногам. Хотела вздохнуть, крикнуть, но рот был накрепко заклеен скотчем.  Животный страх холодной змеёй оплетал её тело, пробираясь по пищеводу до желудка как льдом сковывая всё на своём пути.
Где она? Что с нею сделают? За что? Она ни в чём не виновата!  Она вышла покурить, на крыльцо чёрного входа  маленького придорожного кафе, после того как обслужила последних четырёх посетителей, а очнулась связанная с заклеенным ртом в багажнике автомобиля. Ехали долго. Её, как куклу кидало на холодном железном днище, да ещё жутко болела голова, и время от времени сознание покидало её.
           Из соседней комнаты слышались мужские голоса. Она прислушалась.
           - Вскрывай, Макс.
           - У меня король.
           - Геныч, ты?
           - Валет.
           - Влад?
           - Туз.
           - А Джокер-то у меня!
           - Мухлюешь опять, Димон?
           - Так карты легли. Я первый. Пошли.
           Они зашли в комнату и включили свет. Людмила зажмурилась, но тут же открыла глаза. Узнала. Четверо последних посетителей. Они развязали ей руки и ноги, но шевельнуться не дали. Двое задрали ей юбку, срывая трусики, и с силой разводя её ноги, третий держал руки. Четвертый видимо Димон, снимая штаны, снисходительно похлопал её по щеке.
           - Ничего личного, детка, так карты легли.
Насиловали в порядке очередности. Покер, туз, король, валет. Измученную, разодранную в кровь, без сознания, Людмилу оставили в комнате одну.
           Когда она очнулась, всё тело ныло, но страх, что они вернутся и продолжат насиловать или вообще убьют, придал ей сил, она села и огляделась. Не связана. Содрала скотч со рта. Прислушалась. В соседней комнате веселились её  насильники.  На кровати лежали четыре карты, сунула их в карман юбки. Тихонько встала, огляделась, в комнате не было окон. Осторожно начала ощупывать стены, под ковром обнаружила выступ, отогнув ковер, увидела свет, льющийся из маленькой форточки. Шпингалет открылся легко. Высунула наружу голову, потом правую руку. Хорошо, что она худенькая, полезла, обдирая кожу.

                **************
            Этот ребёнок не должен был родиться, и не должен жить. И сейчас должен умереть. Женщина шла по зимнему лесу, прижимая к груди,  завёрнутое в одеяло чудовище. Чудовище пищало и ворочалось, и сердце женщины сжималось от жалости к нему. Не выдержала, присела на пенёк и расстегнула пуховик, достала горячую полную молока грудь. Новорожденный с жадностью схватил сосок матери маленькими губами. Она смотрела на него. Вспоминала ту страшную ночь, искалечившую её жизнь. Свой побег. Она не пошла в милицию, скрывалась, боялась, что насильники найдут её раньше, чем их поймает милиция. Домой не вернулась, просто бежала всё дальше и дальше от того страшного места. Скиталась по деревням, боясь заходить в города, без документов, без денег. Просила милостыню, опустив глаза и закрывая лицо старым грязным платком. Ночевала в заброшенных домах. Живот рос, но аборт она сделать не могла. Перед родами, поселилась в глухой деревушке в заброшенном доме. Выходила ночами, воровала продукты, залезая в овощные ямы селян. Сегодня ночью родила, глянула на младенца, к её удивлению вполне здорового. И вновь волна отвращения переполнило её душу. Придушить? Утопить в ведре? Он заплакал, она схватила старое одеяло и закутала его. В душе её проснулась жалость, и она, не выдержав,  дала ему грудь. Но и отвращение не проходило. Отвращение и ненависть победили жалость. Отнесу его в лес, пусть умрёт, уснёт навеки, только не на её глазах. И снова в бега. И вот сейчас, в лесу, сидя на пне, ои на второй раз кормила его. Он сладко причмокивал. Наконец он уснул, она прикоснулась губами к его лбу и положила свёрток на снег, засунув в одеяло четыре карты. Побежала быстро, чтобы не услышать его плач, чтобы забить тяжелым дыханием боль в сердце, чтобы не пожалеть и не вернуться назад.

                ****************************   
              Роман стоял у могилы родителей. Сначала умер отец, потом заболела и умерла мама. Было холодно, он зябко поёжился, подул на ладони и провёл ими по лицу, слегка согревая щёки и лоб. Сегодня его тридцатый день рождения. Но он не должен был жить, не должен был и родится. Чужие люди, нашедшие его замерзающего в снегу в лесу, стали близкими и родными, подарили ему 30 лет жизни. 20 счастливых и беспечных и 10 последних страшных в сомнениях, поисках и мучениях. Роман любил тех, кого называл отцом и матерью, и не мог принести им боли.  И они не должны были знать, того, что знал он. Они и не знали. Случайно, узнав, что усыновлён, он начал своё многолетнее расследование. Но теперь, когда они ушли в лучший мир, он один и он может свершить правосудие. Он погладил в последний раз фотографии на памятнике, и резко развернувшись, пошёл к машине.

                ***********************************
          В дряхлой избушке, в лесной чаще, всё было готово к правосудию. Пять связанных пленника, четверо мужчин и маленькая худенькая женщина, сидели перед Романом на стульях. Они уже узнали друг друга и всё поняли. Мужчины тряслись от страха. А женщина смотрела прямо на Романа, без страха и суеты. Роман сел и достал 4 карты.
         - Джокер кто?
         - Я.
         - Туз?
         - Я.
         - Король?
         - Я.
        - Валет?
        - Я.
        - Вы всё умрёте. Я сын одного из вас, приговариваю вас к смерти за изнасилование этой женщины.  Ждите.
        Он подошёл к женщине, и развязал её, осторожно под руку увёл в закуток за печью.
        - Говори, мама.
         Она смотрела на него прямо, не отводя глаз. В них не было ни страха, ни жалости, ни любви, ни боли, одна лишь пустота. Глаза были пусты, глаза её были мертвы.
        - Что говорить? Мне нет оправдания…. и я не прощу у тебя прощения. Они убили меня той ночью…. и ты не должен был родиться, не должен был жить.
        Она говорила, спокойно, без эмоций. Про себя, свой побег, скитания, роды. Как отнесла его, новорожденного, в лес. Рассказывала то, что он и так уже знал. Спокойно и равнодушно,  ни слезинки не упало из её глаз, ни тени раскаяния не мелькнуло. Всё было поздно. Её душа была мертва. Она не болела больше и не боялась ничего.
         - Ты помнишь, какой сегодня день?
         - Да, день когда ты родился.
         - Но… ведь ты бы смогла? смогла потом полюбить меня?
         - Нет, только пожалеть и ненавидеть, ненавидеть пока не сдохну. И я готова сдохнуть, не жалей меня.
         Ему снова стало холодно. Он встал и подкинул в топку полено.
         - Я не должен был родится, и не должен жить. Прощай, мама. И я не терплю холод.
      
                ***************************
        Столб пламени взвился над лесом. Приехавшие пожарные обнаружили остатки сгоревшей избушки и в ней шесть обгоревших трупов.