Письма одного глупого мальчишки

Рассказ опубликован в литературном сборнике «Фантастический век» издательства «Перископ-Волга»



В моей комнате, наверное, всё осталось по-прежнему. Прошло почти тринадцать тысяч лет, как я ушёл. Вещи лежат на местах, нетронутые временем. Из окна прежний вид - на город внизу. Всё так же скрипит половица перед дверью. Напротив - твоя комната. Не знаю, почему ты, имея такой роскошный дворец с множеством спален, не переехал в другую, хотя бы по той причине, чтоб постоянно не лицезреть покинутую комнату своего сына.
После того, как мы помирились, я закатил слёзную истерику. И мне было плевать, что я мужчина, что давно уже вырос. Хотя, нет, для тебя ведь я по-прежнему оставался несмышленым глупым мальчишкой, вечно спорящим и бунтующим. После того, как я попросил прощения, ты сказал, что давно уже меня простил, ещё на следующий день после моего Падения. Ты злился на меня один день! Но я тринадцать тысяч лет злился на самого себя, выдавая это за злобу на тебя.
Тот вечер, когда мы помирились, казался мне бесконечным. Мы говорили и говорили, сидя одни в трёхкомнатной квартире, которую я снимал, работая в театре. Это была разбитая и обветшавшая хрущёвка, которая уже давно нуждалась в ремонте. Ну, как обычно, своё дело сыграла цена. Я жил честно, на одну зарплату, а она в театре, скажем так, порою не оправдывала ожиданий, поэтому приходилось экономить на жилье.
Ты беспрестанно курил, а я держал тебя за руку, боясь, что если отпущу, ты уйдёшь, сказав мне, что не простил, и ещё на долгие тысячелетия, а может, на целую вечность, мы останемся врагами.
- Папа... Ты же знаешь, я не хотел, чтоб всё так сложилось... – тихо говорил я.
- Я знаю, Люцифер, знаю. Но ты всё-таки восстал против меня. Я считаю это предательством. Я не понимал, за что? Ведь мы всегда были близки, я был с тобой мягок, я старался сильно на тебя не давить, не ругаться по каждому пустяку. Что я тебе лично сделал? Ничего. Но ты поступил со мной так. Ты уничтожил во мне отца. А ведь мы были семьёй…
Я отчаянно хлюпал носом, как последний слюнтяй, и не мог ничего ответить в своё оправдание. В моей груди стоял огненный ком от боли.
- Ладно. Прошлое вспоминать нечего. Просто хочу, чтоб ты знал, что я чувствовал тогда, после твоего Мятежа. Чувствовал, что предан, потому, что ты променял меня на людей.
- Нет...
- Да. Ты восстал против меня из-за них.
- Нет! - С неистовым отчаянием перебил я его. - Я не отрекался от тебя! Я лишь хотел… чтоб ты помогал людям.
- Ты хотел вмешаться в моё творение и перекроить его под себя… Но знаешь что, - добавил папа, глубоко затягиваясь крепкой сигаретой, - Я для тебя не Создатель, не Бог. Я - твой отец, только твой отец. Я хочу, чтоб ты воспринимал меня лишь как своего родителя и всё.
Я слабо кивнул.
- Всё пройдёт, - успокаивающе произнёс он, положив руку мне на плечо. - Вот увидишь. Пусть отныне никто и ничто не стоит между нами...
Стрелки часов показывали полчетвёртого утра. На улице уже начало светать. За стеной гремели соседи, собираясь на работу.
- У тебя сегодня есть спектакль? - спросил отец. Так по-домашнему, будто мы уже триста лет жили вместе. Я даже растерялся.
- Да, по-моему…
Он усмехнулся и взъерошил мне волосы.
- Знаешь что, Люц?
- Что?
- Увольняйся к чертям оттуда! За такую зарплату там надо появляться минимум пару раз в месяц, а не каждый день торчать с утра до вечера!
Мы засмеялись, и наш разговор стал больше походить на разговор отца и сына.
- Я ещё немного поработаю. Побуду здесь, на Земле... А ты уйдёшь?
- От тебя я точно никуда теперь не уйду. Можем пожить вместе здесь. Только квартиру получше найдём.
После этого я ничего не помню. Заснул. А когда проснулся к обеду следующего дня, папа уже собирал мои вещи в чемодан. Он затеял переезд немедленно. Но ведь мне надо было бежать на спектакль!
- Ничего, - отмахнулся отец, - скину тебе новый адрес эсэмэской.
И всё. Он всегда таким был. Рисковым, расхлябанным, хитрым; ни о чем не заморачивался и никогда не грустил. Всегда спокоен, будто буддийский монах. Только закурит свою извечную сигарету, запивая дым крепким коньяком, посмеётся с какой-нибудь несуразной шутки, заговорщески улыбнётся, и всё ему нипочём. С ним можно было хоть на край света. И я тупо его подставил.
Спектакль закончился в одиннадцать. В полдвенадцатого я был дома. Теперь уже в новой квартире. Папа снял двушку в новостройке недалеко от театра с хорошим ремонтом и прекрасным видом из окон. За время моего отсутствия он приготовил ужин. И только ступив на порог, почувствовав запах жареного мяса со специями, я готов был вновь разрыдаться от нахлынувших на меня чувств, потому как этот совершенно обыкновенный жест с его стороны напомнил мне нечто далекое из глубокого детства. То золотое время, безвозмездно ушедшее в вечность, когда я был счастлив.
Так мы снова стали жить вдвоём, постепенно преодолевая чувство неловкости между нами. Больше всего папа ругался на меня из-за курения и постоянного отсутствия аппетита. Ему приходилось чуть ли не заново учить меня есть. Да он и сам был худым. Высоким и худощавым. Ещё и одевался всегда во всё чёрное. И кому это взбрело в голову изображать его седым стариком с длинной бородой, сидящим на своём золотом троне? На самом деле он был совсем не таким. Во-первых, он молодо выглядел, почти всегда начисто брился и носил короткую стрижку. А во-вторых, за его дерзкий взгляд, чуть высокомерную ухмылку на губах и невероятное обаяние можно было душу Дьяволу продать. Ха! То есть, мне! Нет, в самом деле, он был очень классным! А я предал его... Очень остро и в полной мере я осознал это, когда мы пробыли пару дней на море. Я сидел на шезлонге, перебирая ногами белый жемчужный песок. В нескольких метрах от меня плескались тёплые волны, искрящиеся в лучах заходящего солнца. И папа что-то там делал вдали на берегу, а потом подошёл ко мне, такой прекрасный, как и всё его творение, такой великий, такой добрый, что я взглянул на него, и мне стало невыносимо от осознания того, что я стал причиной его страданий. Это чисто детское чувство. Когда ссоришься с родителями и виноват сам. Оно невозможное. Будто у тебя вырывают часть сердца. И, наверное, вся та буря эмоций вмиг отразилась на моём лице. Я снова вспомнил тот дождливый будний день, когда окончательно решился. Взял дрожащими руками трубку телефона и набрал его номер. Я звонил несколько раз. Звонил и молчал, не в силах выдавить из себя ни слова. Узнав, что отец сейчас на Земле, я не мог не попробовать. Это был мой последний шанс поговорить с ним, ведь в следующий раз неизвестно, когда бы он соизволил посетить это место. В конце концов, он позвонил сам.
- Люцифер, я знаю, что это ты, - услышал я строгий голос, - быстро говори, что тебе надо и прощаемся.
Это не было грубостью. Я заслужил подобный тон и не рассчитывал на снисхождение.
- Я... Папа, давай встретимся... - промямлил я.
- Встретиться, говоришь? - и я почти физически ощутил, как удивился мой отец, а заодно и испугался, что он откажется, - Ну давай, говори адрес.
Он пришёл ко мне на следующий же день, несмотря на то, что находился на другом конце света. И только я увидел его на пороге, как тут же моё сердце ещё больше затопила печаль.
Папа зашёл в квартиру, осмотрелся. Мы не виделись так долго, что я даже не знал, как начать разговор, тем более, что тень давней вражды лежала между нами. Поэтому я просто потянулся и несмело обнял его.
- Ух, ты! Полегче, Люцифер! Ты что?
Он стоял в полнейшем изумлении, а я всё крепче сжимал его в своих объятьях, пока до него, наконец, не дошло, что происходит, и он не обнял меня в ответ.
- Папа, прости меня! - шептал я куда-то в его шею. Он был на полголовы выше меня.
Я уже не помню, что я молол тогда, находясь вне себя от нахлынувших чувств. Я ощущал, что моё сердце обретает недостающую половину, которую я потерял много лет назад.
Я долго и слёзно раскаивался в том, что совершил, умолял простить меня. Я устроил истерику и валялся перед ним на коленях. А потом, когда я успокоился, спустя два или три часа, мы, наконец, смогли спокойно поговорить. Этим и закончилась моя история с Мятежом, ровно через тринадцать тысяч лет, и дальше меня ждала новая жизнь, которая обещала быть намного лучше прежней.
 
*** 
 
Чем отец занимался на Земле, я не знал, да я и не задавал ему никаких лишних вопросов, боясь спугнуть то хрупкое равновесие, установившееся в нашей семье. Бывало, порою, на меня что-то находило, и в сердце снова открывалась затянувшаяся рана.
- Люци, что случилось?
- Как я посмел... Какое я имел право... Тринадцать тысяч лет... Впустую. Коту под хвост.
- Ну не начинай, а?
Однако меня было уже не остановить. В такие моменты я погружался в депрессию на недели.
- Я вырос без тебя.
- Что? Не смеши меня! Ты ещё не вырос. Мальчишка.
Папа шутил. Улыбался. Он мог исцелить меня одной-единственной фразой, и я считал это чудом.
- У нас впереди ещё много времени, а тебе взрослеть и взрослеть.
Он говорил это только чтобы меня успокоить. Я ведь знал правду. Что вырос ещё тогда, будучи восемнадцатилетним подростком, поднимающим Мятеж против своего отца. Говорят, дети, которые сильно любят своих родителей, всегда непослушны и постоянно бунтуют. И я могу хоть тысячу раз твердить себе и другим, что восстал из-за жестокого, по моему мнению, отношения отца к созданным им людям, но правда была совершенно иная. Я, наверное, как и любой другой вредный избалованный мальчишка, не желал делить отца с кем-то или чем-то ещё. Я хотел, чтоб всё его внимание, всё его время принадлежало мне, и только мне. А ещё я хотел показать себя. Обидевшись на него из-за ревности, решил доказать, что я смогу без него, что я круче, что я добрее и мне по плечу одолеть любое препятствие без его помощи. Да, возможно, ведь я - сын Бога. Но только не препятствие в себе самом. О чём я думал? Нет, ну о чём я тогда думал? Идиот.
 
***
 
В свободное время мы гуляли по старинным улицам, по набережной широкой буйной реки, на которой стоял этот город. И бесконечно говорили. А когда молчали, папа, бывает, взъерошит мои волосы, посмотрит прямо в глаза и улыбнётся своей лучезарной улыбкой, от которой всю мою печаль как рукой снимет.
Он ходил в тренажёрный зал, соблюдал диету, всегда стильно одевался и курил крепкие сигареты. Я хотел быть на него похожим. Но не получалось. Сила воли у меня отсутствовала, хотя он считал иначе. Я подолгу пропадал в театре, который, к слову, начинал мне надоедать.
- Когда ты уволишься? - Всё спрашивал отец.
- Я не уволюсь.
- Если нравится театр, то хотя бы найди нормальный, где ты не будешь пахать, как раб, за мизерную зарплату. Я не понимаю, почему именно этот? Устроился бы в столице.
- Не брали. Мне, по большому счету, было всё равно, в каком театре работать, а когда я обзванивал их, везде требовали опыт работы. А в этом взяли так.
Папа присвистнул.
- Радость моя, а сколько это тебе лет по паспорту?
Я замялся.
- Ну... Двадцать четыре.
- Ну и накинул бы себе пару годков. Что ты как маленький, ей-богу! Соврал бы, что уже работал. Люци!
Я молчал.
- Это, значит, сколько мне должно быть? Пятьдесят?
- Что? Да ты выглядишь на тридцать пять, максимум!
- Значит, увольняться мы не намерены, да? Ладно, поживём пока здесь.
Мы стояли у распахнутого окна. На улице расцветал апрель, уже распустились первые абрикосы, источая мягкий аромат. И по вечерам, в сумерках заходящего солнца, казалось, будто они усыпаны белым искрящимся снегом. Рядом со мной находился тот, ради кого я был готов на всё. И он ради меня тоже. И я понял в тот самый момент: вот оно, счастье, наверное. По крайней мере, я чувствовал тогда то же самое, что и в детстве. Мы всегда жили вдвоём в огромном дворце. У папы не было слуг, он всё делал сам. Ангелы только приходили с отчётами. Его натренированная армия работала чётко и слаженно, готовая в один момент сокрушить любого врага. Хотя, врагов-то и не было.
Я... Я оказался врагом и восставшие вместе со мной. Грустные трагические воспоминания пробуждались в моей памяти, и каждый раз при этом моё сердце пронзала боль. Папа говорил, что пора вычеркнуть прошлое из своей жизни. Но я не мог. Я был не таким, как он. Это папа ни о чем никогда не парился. Хотя я знаю, что он тоже страдал все эти годы, только не подавал виду. Я хотя бы злился, бунтовал и вымещал свою досаду в битвах с ангелами, а он хоронил обиду и боль глубоко в себе, не позволяя чувствам взять верх над разумом. И кто в итоге победил? Конечно он. Ведь он оказался прав. Я не знал, что теперь скажу своим последователям: люциферианцам, демонам, просто тем, кого вдохновлял все эти годы. Но я не хотел, чтоб они или кто-либо ещё стояли между нами, разрушали нашу семью. Я сказал Левиафану, моему самому приближенному демону, что помирился с Создателем, но для нас ничего не изменится, мы всё так же останемся в оппозиции, а мои отношения с отцом – только мои. Но демоны не смогли понять и принять этого. Пока что они ещё не считали меня предателем, но я чувствовал, что уже скоро это произойдёт. И мне не хотелось делать этот чудовищный выбор вновь: выбирать между отцом и теми, кто мне дорог.
Когда я попытался завести с папой разговор на эту тему, он привычно отмахнулся:
- Да пусть все катятся к чертям! Люци, эта жизнь только твоя, и никто не смеет тебе указывать! Поступай так, как велит тебе сердце, - и плевать, что будет дальше. Пусть думают, что хотят!  - а затем он взял мое лицо ладонями и продолжил, - Мы есть друг у друга, слышишь? И остальное не важно. Пусть хоть весь мир провалится к чёртовой матери, главное, что мы вместе!
 
***
 
Я искренне верил, что самое худшее позади, но я ошибался. Вскоре на пороге нашей с папой квартиры появился Левиафан. Дверь открыл мой отец и с презрением кинул ему: «Проваливай!»
Я тут же вмешался:
- Папа, пусть войдёт! Он мой друг!
Отец с насмешкой покачал головой:
- Друг, значит? - и в его голосе послышались ревность и обида, - Ну тогда счастливо оставаться!
И грохнул дверью. Я хотел его остановить, но не успел. Он ушёл.
- Я не вернусь, - сказал я решительно, уже заранее предупреждая вопрос.
- Что? Да что, черт возьми, происходит? Что он с тобой сделал!?
- У меня всё нормально, - сдержанно ответил я.
- Не забывай, что ты - наш лидер. У тебя обязательства перед своим народом. Ты не можешь нас бросить!
- Ошибаешься. Очень даже могу.
Я даже не понял, как эта фраза слетела с моих уст, но демон был ошарашен.
- Люцифер... Опомнись, ты же не такой!
- Ты не знаешь меня! - С раздражением ответил я, - Я - сын Бога, и я хочу остаться со своим отцом.
- Он - наш враг.
- Ваш враг.
- Да что... - демон подскочил ко мне, намереваясь схватить меня за ворот рубашки, но я перехватил его руки.
- Скажи, а ты помнишь, как ты вёл себя по отношению к нему? А? Помнишь, как обзывался, как грозился убить его и занять Золотой трон?
- Отвали! - заорал я, грубо отпихивая своего лучшего друга и хватаясь за голову.
- Всё это в прошлом!
- Ты не мог так измениться буквально за несколько месяцев. Это его рук дело! Видно, этот хитрый змей окончательно усыпил твою бдительность!
- Нет! Не смей, слышишь? Не смей так о нём говорить!
Я отчего-то не мог отдышаться, и моё сердце колотилось в груди как бешеное.
- Вам-то что? Я и не рассчитываю, что вы меня когда-нибудь поймёте. Ведь тогда восстали все, но в Ад сбросили только меня. А вы ушли из Небесного Города по своей воле, и никто вам даже слова не сказал. Вас просто отпустили. И вы не испытали всей той боли и страданий, что испытал я...
- Сотни лет мы скитались по Вселенной, ища пристанища. Мы были не согласны с правлением твоего отца и сделали свой выбор. Да, мы не побывали в Аду. Но не думай, что нам было лучше, чем тебе. Потом ты нашёл нас, и мы выбрали тебя нашим предводителем, доверили свои судьбы тебе. Всё это время ты вёл нас, сражался, помогал нам. Теперь ты сдаёшься? Я не верю... Я не верю тебе, Люцифер!
- Я больше не могу бороться. У меня не осталось ни сил, ни желания. Я больше не хочу быть вашим предводителем... Передай мои слова всем.
- Сам передай, - сухо ответил Левиафан, - Мы тебя ждём.
Тут же он исчез. Буквально растворился в воздухе, или это просто я не заметил, как грюкнула входная дверь, оставляя меня в полном одиночестве. Я пребывал в растерянности.
Папа вернулся к вечеру. Он не притронулся к ужину, а только плеснул в стакан крепкого коньяка и осушил его залпом.
- Что скажешь, Люцифер?
Я стоял и неотрывно смотрел на него, словно боясь, что он исчезнет, если я разорву зрительный контакт.
- Люци, эту проблему надо решить.
Да, невысказанную проблему, но такую явную. Я бросился к отцу и обнял его.
- Давай сбежим, а? - с отчаянием шептал я и не мог отдышаться, - Только ты и я, туда, где нас никто не найдёт, туда, где мы будем свободны от всякого выбора и условностей. Давай бросим всё!
- Люци, ты же знаешь, у нас обоих обязательства перед нашим народом.
- Нет! Не ты ли говорил, что тебе плевать на своё творение, что тебе нужен только я! Как же так? Теперь ты отказываешься от своих слов?
- Нет, я не отказываюсь. Но бегство не решит проблему. Без нас здесь начнётся хаос.
- Он уже начался. Ещё задолго до моего Мятежа. Пожалуйста, папа!
- Нет!
Я обессиленно рухнул на пол. Буквально сполз по стеночке, обречённо смотря перед собой.
- Ты не можешь так поступить. Ты ставишь меня перед невозможным выбором!
- Я не ставлю тебя перед выбором, Люци. Но то, что происходит, закономерно. Пусть мы с тобой и помирились, но твои последователи, восставшие, против меня. Ты не можешь оставаться их предводителем и одновременно быть со мной.
- Не долюбил я тебя, - сказал я грустно.
- Что?
- Ну... Мы рано разлучились. Восемнадцать - это ещё ребёнок. И теперь быть вместе не можем.
Папа присел рядом со мной. Он был так же подавлен, как и я.
- Что мы хотим кому доказать? К чему эти правила? Мы - семья, пап... И если мы позволим кому-то стоять между нами, что ж, значит мы и не заслуживаем быть счастливыми...
- Если ты так сильно любишь меня, сдайся. Сложи оружие и отрекись от своих убеждений. А демоны пусть выберут себе нового предводителя.
- Как я могу выбирать между отцом и собственным народом? - еле прошептал я, и мое сердце наполнила горечь. Предательские слёзы уже начинали наворачиваться мне на глаза. Мы сидели в полумраке пустой гостиной. На улице собирался дождь, и тёмные свинцовые тучи нависли над нашими окнами, где так сладко и радостно распускалась первая в этом году сирень.
- Тогда это - замкнутый круг, - решительно сказал отец, - И дело не во мне. Я уже много раз предлагал твоим воинам вернуться, обещал им амнистию, но они не соглашаются. Как ты собираешься быть предводителем врагов своего отца?
- Мы не враги.
- Не враги? До недавнего времени и мы с тобой были врагами. Ты же меня на дух не переносил. Сказать по правде, я до сих пор очень удивлён твоим поведением. Что ты решил помириться, сам, и я знаю, что ты полностью искреннен в своих словах.
- Что же мне делать?
- Попробуй убедить их.
- Это невозможно...
У всей этой ситуации был лишь один виновник - я. Если б я не поднял Мятеж, сейчас бы мы не сидели с отцом, быть может, в последний раз.
Я снова обнял его. Я сжал его худые плечи буквально до хруста костей, боясь отпустить хоть на миг. Да, мне было трудно. Невероятно трудно, но я изо всех сил старался взять себя в руки. Я понимал, что слезами и тоскою ничем себе не помогу, а только сделаю хуже. Лишу себя последней надежды.
Папа сказал мне тогда:
- Ты - сын Бога, а значит, ты - самый лучший. Я люблю тебя. И ты мне дороже всех. Дороже этого мира. Я хочу, чтоб ты знал: чтобы ни случилось, ничто и никогда этого не изменит, - это было последним, что я услышал, прежде чем провалиться в забытье.
 
***
 
Я уснул, а когда очнулся, то обнаружил себя в пустой квартире. Папа ушел. Ушел с Земли.
Сначала меня накрыла дикая истерика. Я не понимал, почему, за что эта треклятая судьба снова издевается надо мной, лишая меня последнего шанса обрести счастье. Я кричал, обливался слезами, катался по полу как сумасшедший и бил посуду. Затем я пил. Я опустошил весь бар, и моя квартира стала похожа на склад бутылок, но мне было плевать. Потом я неоднократно брал в руки лезвие, намереваясь покончить с собой. Время перестало для меня существовать. Я погрузился в приторно-горький туман боли и алкогольного забытья, и только изредка, как всполохи пламени, в моей памяти возникали обрывки воспоминаний о событиях, что привели меня в столь плачевное состояние.
Я пришел в себя, когда последняя бутылка вина полетела в мусорное ведро, и с удивлением обнаружил, что время на календаре давно перевалило за середину лета. Что? Я провел в беспамятстве почти два месяца! Я не мог в это поверить. Хотя, что уже в моей жизни могло меня удивить?
Я посмотрел на себя в зеркало и ужаснулся. Оттуда на меня взирал заросший грязный мужчина, с лихорадочно блестевшими глазами и осунувшимся исхудавшим лицом. Одежда болталась на мне, как на вешалке, голова раскалывалась, будто под ударами молотка, а во всем теле ощущалась сильная слабость. Квартира стала похожа на помойку. Кругом валялось битое стекло, какие-то ошмётки, половина мебели была сломана и безнадежно испорчена. Я не знаю, откуда нашел в себе силы привести себя в порядок и убрать весь этот бардак. Мне надо было срочно поговорить со своими последователями. Дурное предчувствие подсказывало, что скоро произойдет что-то ужасное.
Так и оказалось. Когда я прибыл в Астрею – столицу нашей империи – демоны объявили мне, что готовятся к битве с армией моего отца. Они подойдут к Небесному Городу и попытаются его взять. Левиафан всё же передал им мои слова, но они отнеслись к ним скептически, сказав лишь, что если я, действительно, решил сдаться, то должен объявить о своей капитуляции при всех.
- Что произошло?
- Что произошло? – С издевкой переспросил Асмодей. - Твой отец нас спровоцировал!
Повисла тишина.
- Я не понимаю…
- Неделю назад отряд его воинов во главе с твоим «обожаемым» Михаилом напал на город к юго-западу от столицы. Никто не пострадал. Они лишь оглушили стражу, но оставили послание, что ждут нас на битве, которая решит нашу последнюю проблему.
- Что… 
- Наша последняя проблема – это ты! – Грубо оборвал меня Адрамелех.
- Тише! – Шикнул Левиафан.
- Значит, я для вас проблема?
- Веди нас в бой или сдавайся. Сам. Но то, что происходит сейчас, - так продолжаться больше не может.
- Послушайте, я не хочу, чтоб пострадал ещё кто-то. Я не хочу кровопролития. Если б вы попытались помириться…
- Что? – Вне себя от гнева закричал Левиафан и подбежал ко мне. - Как ты не понимаешь, твой отец манипулирует тобой! И если мы сложим оружие и вернемся в Небесный Город, всё начнется заново! Он никогда не изменится, а мы снова станем рабами и будем выполнять его преступные приказы! Значит, всё было зря! Ты пал зря! Все эти годы борьбы потрачены впустую! Подумай, Люци, стоит ли твой отец того, чтобы из-за него отрекаться от самого себя?
Я врезал ему, он тут же замахнулся в ответ, но нас уже разнимали подбежавшие демоны.
- Да ты просто лишился рассудка! Он использует тебя, играя на твоих чувствах, чтобы одолеть нас, ведь тебя он уже, по-видимому, одолел! А потом ты вспомнишь, как он с тобой поступил, сколько боли тебе принёс, но будет уже слишком поздно.
Левиафана увели, и я остался со своими советниками.
- Я и не расчитываю, что вы способны меня понять, - произнес я как бы самому себе, - ведь у вас нет родителей…
 
***
 
Они выступали на рассвете следующего дня. Я умолял своих военноначальников не начинать бой, но они остались непреклонны.
- Что ж, выходит, я и так больше не ваш предводитель, раз вы не выполняете мои приказы.
- Твои приказы теперь тоже преступны, - сухо ответил Левиафан. Мой лучший друг. Наверное, теперь уже бывший. Он взял бразды правления в свои руки, и под его чёткими командами моя армия готовилась нанести решающий удар по Небесному Городу.
- Вы глупцы. Все до единого. Вы не победите моего отца. Только понесете бессмысленные потери.
- Ты бы победил. И ты ещё можешь это сделать.
- Не могу. Слишком поздно, - обреченно произнес я и пошел готовиться к битве. Я не знал, что я буду делать дальше. Сымпровизирую? Что, черт возьми, мне делать? Отныне я мог полагаться лишь на себя.
Через порталы, ведущие из Астреи в Небесный Город, мы прошли менее чем за четверть часа. И вот он предстал перед нами. Неприступный город. Город моего далёкого детства.
- Так что ты решил? – Противный голос Левиафана снова напомнил мне о себе. Я молчал, вглядываясь в безупречную белизну гладких отвесных стен, преградивших нам путь, и понимал, что вот она, наверное, та последняя черта, до которой я, наконец-то, дошел. И если перешагну её, пути назад уже не будет.
- Люцифер, решай здесь и сейчас. Иначе мы начинаем бой.
Казалось, все затаили дыхание. Я не могу никакими словами описать, что чувствовал тогда. Я будто снова находился на краю бездны, готовый вот-вот сорваться вниз, но почему-то теперь я был уверен, что она приведет меня не к падению, а к восхождению. Словно в замедленной съемке, я осторожно слез с лошади, взял свой тяжелый меч и обернулся к Левиафану. Может, я тогда и не понимал, что делаю, я действовал будто во сне, а мою голову заполнил непроходимый туман, мешающий мне сосредоточиться. Я видел перед собой лишь глаза отца, его улыбку, я слышал его смех, я чувствовал его крепкие объятия и понимал лишь одно: что возненавижу себя окончательно, если позволю себе потерять его снова.
Я обреченно помотал головой, всё так же неотрывно смотря на демона.
- Проводи меня к Нему… Пожалуйста…
- Господи, Люци! – Левиафан понял, что это был конец.
Мы пошли к вратам Небесного Города вшестером: я, Левиафан, Асмодей, Белиал, Адрамелех и Астарот. И я был невероятно благодарен им за то, что в последнюю минуту они не бросили меня, хоть нам и предстояло через каких-то несколько часов, может даже минут, расстаться навсегда. Наши пути разошлись и винить в этом я мог лишь себя.
Стража открыла нам врата, и мы пошли к замку моего отца. Я вновь ступал по улицам этого города, и смутные воспоминания пробуждались в моей огрубевшей за столько лет изгнания памяти. Из домов выскакивали ангелы и смотрели на меня, разинув рты, но никто из них не проронил ни слова.
Я снова видел серебрящиеся в свете всегда заходящего солнца прекрасные дворцы, ступал по тихим мощеным улицам, сокрытым тенями огромных кипарисов и елей, вдыхал этот воздух, напоенный ароматами ранней весны, а может, напротив, поздней осени – ведь здесь не существовало времен года, и понимал, что я дома.
Замок моего отца стал выглядеть еще невероятнее. Его отреставрировали и немного перестроили, и теперь он ещё больше взмывал ввысь своими белоснежными острыми шпилями. Его идеально ровные золотые башни терялись где-то далеко, в бездонном сиреневом небе, отбрасывая на землю лёгкие призрачные тени. Я не различил ни одного окна, только сплошное сияние, подобное тому, которое всегда исходило из глаз моего отца, и даже на расстоянии, разделявшем нас, почувствовал его невероятную силу, читавшуюся в каждом безупречном и отточенном движении. Я так и не смог вспомнить имя зодчего, строившего эту прекрасную цитадель, но, поистине, он был гениален.
Мы переглянулись, и я зашел первым. Я ещё помнил, где находился его несокрушимый Золотой Трон, и смог бы найти к нему дорогу даже с закрытыми глазами.
И что? Вот и всё? Так и суждено было закончиться этой вечной грустной истории? Это прозвучит смешно, но я всё ещё пребывал в раздумьях. Идя по узким мраморным коридорам и отворяя тяжелую резную дверь, ведущую в тронный зал, я всё ещё думал и колебался.
Я хотел остановиться, или чтоб меня попробовал хоть кто-то задержать, уберечь от этого решающего шага. Правильного ли? Я уже ни в чем не был уверен. Я только шел к Нему, и в моем сердце звенел набат.
«Прошу, останови меня! – Мысленно взывал я к отцу, и, наверное, он прочел всё в моем взгляде. - Изгони меня снова! Я же предатель! Прошу! Останови!» Но он сидел неподвижно, наблюдая за мной, и даже не думал мне помешать.
В зале было полно ангелов, и они непрестанно галдели, но увидев меня, все сразу умолкли.
Всё… Это была точка. Я окончательно перешагнул черту…
- Я сдаюсь... - тихо произнёс я в гробовой тишине зала. - Ты победил.
Так коротко. Без лишних слов. К чему долгие разглагольствования – лучше обрубить сразу.
Мой тяжёлый меч с изумрудной рукоятью тут же выскользнул из ладоней и рухнул на каменный пол. Я шёл к тебе, попутно срывая с себя свои блестящие кевларовые доспехи и кидая их на землю. А ты сидел на своём Золотом Троне и, наверное, ещё до конца не осознавал, что я это всерьёз. Я оставлял позади всю свою прежнюю жизнь, полную боли и разочарований. Я всё сказал тебе перед всеми, теперь я попросил прощения на виду, а не в той убогой трёхкомнатной квартире на затерянной Земле. И теперь, когда мои слова услышали все: твои служители и мои последователи, можно было считать, что я окончательно определился с выбором. Я выбрал тебя, Отец, и тебе оставалось лишь принять мою капитуляцию.
Я чувствовал на себе их колючие взгляды. Демонов. Теперь уже моих бывших друзей. Отныне я больше не был их лидером. Я осознанно отрекался от своих убеждений, от своего прошлого, от всего, во что верил и чем дорожил. Хотя, чего я вру? Ведь в глубине души, я всегда дорожил только тобой. Я знал, что теперь они будут считать меня предателем.
Я остановился у ступеней - теперь нас разделяло не более трёх метров - и посмотрел в твои сияющие зелёные глаза. Я знал, что ты еле сдерживаешь улыбку, а мне хотелось разрыдаться. Позади тебя стоял Михаил, и, наверное, так и ждал, что ты сейчас прикажешь ему бросить меня в темницу. И моё сердце снова пронзала боль. Но теперь уже напрасно. Ведь я возрождался. Это был мой Восход. Я упал перед тобой на колени, опустив голову и вперив взгляд в чёрные мраморные плиты. Я не ждал удара в спину. Нет. Ты же был не таким, как я. Ты не мог меня предать. Когда родители предают? Они неспособны на предательство. Это дети предают. Дети всегда виноваты. Мои мысли кружились с бешеной скоростью, мешая мне сосредоточиться. Навязчивые мысли. Паника. Я даже не успел заметить твоих крепких объятий.
- С возвращением, Люцифер... - тихо прошептал мой отец, но услышали все. И по их лицам невозможно было прочесть ни единой эмоции.
- Идемте, он сделал свой выбор. - Жёстко сказал Левиафан. Буквально выплюнул эти слова мне в спину, и тут же послышалась какая-то возня и невнятные переговоры. Они уходили. Они уходили навсегда из моей жизни. Или это я уходил из их. Уже было не важно. Всё осталось в прошлом. Я сделал свой выбор… Я вернулся…
 
***
 
И так, мы снова возвратились на Землю. В тот же пасмурный город, стоящий на берегу широкой реки. Но что-то в моём сердце беспощадно ныло. Я думал, если буду жить среди людей и загружу себя работой, то смогу забыть о предательстве, которое я совершил, прощу себя, но я ошибся. Чувство вины истязало меня каждый день.
Да, у меня был выбор: предать своих последователей или снова предать отца. И я свой выбор сделал, так к чему теперь было переживать о содеянном, всё равно, возвратись я хоть тысячу раз в прошлое, то поступил бы точно так же.
Нужно было просто жить дальше. Переступить через себя, через свое прошлое, перелистнуть прошлую главу своей жизни, и начинать новую. С чистого листа. С чистым сердцем.
Постепенно я успокоился. Не скажу, что мне стало совсем плевать на своё прошлое, но, по крайней мере, оно утратило надо мной власть. И я до сих пор не представляю, как, но я всё же преодолел себя. Причём, произошло это не постепенно, а резко, в одночасье. Я бросил курить, перешёл на ЗОЖ, уволился с низкооплачиваемой работы и переехал жить к морю. Теперь я вёл образ жизни свободного художника: время от времени играл в театре, записывал песни в студии, пел, сколько влезет, в своё удовольствие, и наконец-то начал заниматься спортом. Все мои проблемы отступили на второй план. Вернее, они-то никуда не делись, просто я начал относиться к ним по-другому. Я стал больше улыбаться, смеяться, общаться с людьми. У меня появились верные друзья. Самому не верится!
Мой отец был рядом. И я знал, что отныне он всегда будет стоять у меня за спиной и больше никогда не позволит мне упасть.