Б. Глава первая. Главка 6

     Тихий час в детском саду номер семь начался сразу после обеда, и во всём здании установилась плотная, физически ощутимая тишина. Казалось, протяни руку – и наткнёшься на что-то масляное и тягучее. Воздух был почти неподвижным, по-летнему тяжёлым. Через открытое настежь окно хорошо просматривалась игровая площадка, с замершими на ней деревянными лошадками, качелями и верёвочным городком. Пройдёт час, и она наполнится весёлым гомоном, криками, наполнится жизнью. Сейчас же, залитая сливочно-жёлтым солнечным светом, она манила скорее мечтателя, склонного к уединённым размышлениям.
     Анна откинулась в кресле и медленно, чуть помогая себе ногами, сделала в нём полный круг. Выдохнула, встала, подошла к окну. Жарко сегодня всё-таки, особенно в помещении. Август уже на исходе, а лето никуда не желало уходить. Сейчас бы куда-нибудь за город, на природу. Но отпуск закончился, и жалеть о нём не имело смысла.
     Она открыла дверь кабинета, вышла в коридор, спустилась на первый этаж. Тут располагались комнаты отдыха, и в тихий час полагалось ходить на цыпочках. Анна осторожно, стараясь не производить ни малейшего шума, приоткрыла одну из дверей, заглянула внутрь. На плотно сдвинутых кроватях спало шесть или семь детей. Сон их был крепкий, безмятежный. Некоторое время она, задержав дыхание, любовалась этой чудесной картиной, затем бережно прикрыла створку. Дети были её увлечением, её хобби – и её любовью. Ни на какую другую работу она не возвращалась бы с такой радостью, как сюда. Конечно, порою было непросто, очень непросто. Однако возможность быть рядом с детьми окупала все сложности. Анне иногда казалось, что чужих детей она любит даже больше, чем своих собственных. Или, наверное, не сильнее, а более проникновенно. Впрочем, тут, конечно, играет свою роль и возраст. Всё-таки маленькие дети – это совсем особый мир. К ним относишься как к чуду, высшему промыслу, к началу начал. Когда они вырастают, то становятся уже людьми, и печать потустороннего тускнеет на их лицах. Её дочери уже двадцать три, а сыну – пятнадцать. Что бы там ни говорили о детях, всегда остающихся детьми, а в таком возрасте всё равно воспринимаешь их иначе. Дистанция больше, и многие детали неразличимы. А малышей нельзя воспринимать отвлечённо, в них ещё слишком много тепла и света.
     Анна медленно обошла всё притихшее здание, заглядывая время от времени в разные помещения. В столовой нянечки, собравшись вместе, пили чай и о чём-то судачили. При её появлении они дружно замолкли и опустили глаза в свои чашки.
     – Дежурная няня не здесь? – спросила она, придавая своему голосу как можно больше строгости.
     – Нет, Анна Семёновна, – последовал быстрый ответ – она даже не поняла, от кого.
     – Я не видела её в комнатах для отдыха. Сегодня ведь очередь Нины?
     – Да, вроде её.
     – Если увидите, передайте ей, чтобы зашла ко мне в кабинет. Есть серьёзный разговор.
     – Конечно, Анна Семёновна, непременно передадим.
     Она несколько секунд ещё пристально смотрела на них, желаю проверить, не скрывают ли они что-нибудь важное, а потом вышла из столовой. Анна Семёновна! За много лет она так и не привыкла к такому формальному удлинению отчеством, казавшемуся столь нелепым. Звучало это скорее издевательски, чем почтительно. Как будто они гордятся своей молодостью и тем обстоятельством, что их-то по отчеству она не называет! И правда – не называет. Да и разве повернётся язык, девочкам всем по двадцать – двадцать пять. Годятся ей в дочери. Странно, думала Анна, ей раньше показалось бы немыслимым, что разница в два десятилетия – настоящая пропасть. Молодые девушки сейчас представлялись ей существами совсем из другого мира. Их интересы, их вкусы, их вычурная манера одеваться. Но самое главное, их образ мышления, порою совершенно ей недоступный. Казалось бы, молодые девушки должны трепетно относиться к маленьким детям. Но большинству нанимавшихся сюда нянечек до детей было мало дела. Для многих это было первое место работы, и они просто хотели набраться опыта и получить запись в трудовую книжку. Мысли их кружились вокруг тряпок, косметики, мужчин, а к выполнению своих обязанностей они относились весьма снисходительно. Замечания Анны имели небольшой эффект. Для всех этих девочек она была существом диковинным, сознательно погубившим свою жизнь в детском саду. Конечно, со стороны это и правда может показаться не слишком нормальным. Всё-таки она уже восемь лет была здесь заведующей, с тех самых пор, как сын пошёл в школу. Без всяких перспектив для карьерного роста, как говорится. Но карьера Анну нимало не беспокоила. Всё-таки на пятом десятке уже спокойнее относишься к таким вещам.
     Она вышла на игровую площадку, медленно обошла её, внимательно присматриваясь, не появилось ли на земле и в песочницах битых стёкол или иного мусора. Несмотря на ограждения, посторонних с территории приходилось гонять регулярно. Однажды зимней ночью двое бродяг (Анна предпочитала именно это слово) даже умудрились развести в подсобке костёр. Едва всё здание не спалили. От полиции, конечно, никакой защиты не дождёшься, только отмахиваются. Других дел, говорят, по горло. Ну что ж, остаётся надеяться только на собственные силы.
Она вернулась в свой кабинет, села в кресло и прислушалась. Тихий час заканчивался, дети в первом этаже начинали просыпаться. Неясный гул голосов, сперва еле слышный, постепенно нарастал. Он был подобен шуму моря, переплёску волн, то высоких, то почти незаметных. Голоса нарастали, ширились, весёлые, беззаботные. Вот они уже вылились на улицу, наполнили площадку, уподобившись теперь щебетанию птиц. Анна слушала, склонив голову набок и тихо улыбаясь. Нет, никогда ей не понять легкомысленности нянечек и их отношении к работе! Возможно, она просто сделана из другого теста, и ничего уж тут не изменишь. Но музыка детских голосов – самая прекрасная музыка, которая звучит на планете.
     В дверь постучались, уверенно, настойчиво. Анна дёрнулась, словно пробудившись ото сна.
     – Войдите, пожалуйста.
     Дверь отворилась, и взору заведующей предстала Нина. Вид у неё был возмутительно безмятежный.
     – Вы меня звали, Анна Семёновна? – приятным, но без тени всякого почтения голосом спросила она.
     – Да, Нина… я просила вас зайти. Входите, не стесняйтесь.
     Нина и не думала стесняться. Она вошла в кабинет расслабленной походкой, отодвинула стул и уселась на него без приглашения, заложив ногу на ногу. При этом стали хорошо видны её кружевные чёрные чулки, заканчивавшиеся, как подумалось Анне, чересчур низко.
     – Так вот… – продолжала заведующая, несколько сбившись с мысли. – Я хотела бы поговорить с вами о… о вашем будущем здесь.
     – Моём будущем? – небрежно спросила нянечка.
     – Да, Нина, вашем будущем в садике, потому что, понимаете, должность, которую вы занимаете, требует определённых усилий, определённого… желания совершенствоваться.
     Подобная формулировка не оказала на Нину никакого воздействия.
     – Вы работаете с детьми, – продолжала Анна, чувствуя, что начинает сердиться. – А это работа очень ответственная и не допускающая… халатности.
     – Халатности? – удивлённо переспросила нянечка. – Вы обвиняете меня в халатности, Анна Семёновна?
     Её узкие выщипанные брови выгнулись дугой. Вполне искреннее удивление.
     – Н-нет, – протянула Анна, несколько смущённая столь прямой постановкой вопроса. –Я бы не назвала это халатностью. Речь скорее о… небрежности, но небрежности, мимо которой нельзя пройти. Вы ведь сегодня дежурная по сну?
Это выражение было в садике весьма в ходу.
     – Да.
     – Когда я сейчас совершала обход, то не видела вас в спальнях во время тихого часа.
     Нина пожала плечами.
     – Я отлучалась в туалет. Наверное, как раз в этот момент вы и входили.
     – Возможно, но… вы ведь понимаете, детей не следует оставлять одних, даже когда они спят. Случиться может что угодно. Постарайтесь в следующий раз… посещать туалет заранее.
     Нянечка невесело усмехнулась и собралась было встать.
     – У вас ко мне всё?
     – Нет, не всё, – остановила её Анна как можно более строгим тоном. – Самое главное, Нина, в другом. Мне нужно поговорить с вами насчёт того, что произошло позавчера.
     – Позавчера?
     – Да, во время обеда. Видите ли, я… видела вас в компании постороннего… молодого человека.
     Последние слова Анна произнесла очень невнятно и не глядя на собеседницу. На самом деле она стала свидетельницей весьма пикантной сцены, вовсе не предназначенной для её глаз, но не знала, какая формулировка будет правильной в данной ситуации. Смутилась и Нина – впервые за всё время. Но замешательство нянечки длилось недолго.
     – Что ж, вы видели меня с ним… но в чём заключается претензия? – спросила она, покачивая ногой в красной туфле.
     – То есть как это в чём претензия? – изумилась Анна.
     – Да, Анна Семёновна, я имею в виду, что не была позавчера дежурной, и во время обеда не исполняла никаких обязанностей.
     Подобное нахальство возмутило заведующую до глубины души.
     – Никаких обязанностей! – воскликнула она. – Вам хорошо известно, Нина, что присутствие на территории сада посторонних людей строго запрещено! 
     – Он не посторонний, – тихо промолвила нянечка.
     – Простите?
     – Я говорю: он не посторонний, – упрямо промолвила Нина, глядя заведующей прямо в глаза.
     – Не посторонний! Совершенно неуместная игра слов, Нина, совершенно! И я даже не хочу вдаваться в вопрос о… нравственности. Здесь повсюду дети. Если вас увидела я, могли увидеть и они. Вы хотя бы представляете, какое воздействие на детскую психику могла оказать подобная сцена? Представляете?
     – Но ведь они нас не увидели, – всё так же тихо и упрямо ответила няня.    
     Анна тяжело вздохнула.
     – Вот что, Нина, – медленно заговорила она, выдержав паузу. – Идите вниз и возвращайтесь к своим обязанностям. И имейте в виду, что вам очень повезло с начальством. Будь на моём месте кто-либо другой, вас бы уже рассчитали. Поэтому отнеситесь к нашему разговору как ко второму шансу. Но помните, что третьего уже не будет. Я запрещаю вам отныне проводить на территорию садика кого-либо… не относящегося к обслуживающему персоналу. Вы меня поняли?
     Монолог этот дался Анне непросто. Строгий тон никогда не был её коньком. Но ситуация не оставляла иного выбора.
     – Да, Анна Семёновна, я вас поняла, – вежливо, но по-прежнему с плохо скрываемым вызовом ответила Нина. – Я свободна?
     – Свободны. Возвращайтесь к детям.
     Когда дверь за нянечкой закрылась, Анна откинулась в кресле и ещё раз вздохнула. Ощущения были как после выматывающей физической работы.
     “Нет, – подумала она, – всё-таки быть начальницей – это совсем не моё. Странно, как меня так угораздило!”