Лобок

   Случилось то, чего я и боялся, перед тем, как стать настоящим пенсионером. Стоит только начать и эта новая жизнь, будет затягивать тебя в свою трясину всё сильнее и сильнее.
   Ну, а теперь поясню, о чём пойдёт речь в моём необычном повествовании, с ещё более необычным названием.
   И так, по порядку.
   Вернувшись из поликлиники, я поделился с женой радостной новостью, что принёс с собой много камней в желчном пузыре, которые, наверняка, сгодятся в хозяйстве, но она не оценила мою шутку и в срочном порядке созвала семейный совет, который единогласно, при одном против (как вы догадались - это был я) постановил, что необходимо срочно избавиться от этого хлама при помощи лапароскопической операции. Мне не оставалось ничего другого, как смириться с этой участью. 

«...Вообщем, масса это - сила!
Против массы не попрешь...»
                В.Высоцкий

   Вновь пришлось посетить множество врачебных кабинетов, обследуясь и сдавая многочисленные  анализы, порой по нескольку раз. Пока сдавал одни - предыдущие успевали устаревать. Одна процедура под названием гастрофиброскопия мне даже понравилась тем, что при её прохождении я узнал тайну цирковых шпагоглотателей. Оказалось, что метровый шланг, который в меня затолкали через рот,  намного толще шпаги. Так что  теперь, при большой нужде, я смогу сам выступать с этим номером в цирке, зарабатывая на хлеб.
  Перед тем как идти в больницу на операцию родственник - врач дал мне два очень, как вскоре выяснилось, ценных совета:
  - Во-первых: побрей себе лобок, иначе это сделает тебе медицинская сестричка. Во-вторых: купи в аптеке препарат, который позволит тебе в гуманной форме очистить кишечник, иначе это надругательство над твоими  нежными чувствами будет проделано той же медсестрой при помощи доисторической клизмы.
    От услышанного я ощутил чувство ужаса и почувствовал как у меня на лобке зашевелились волосы.
   - Как же так? – возмутился я. – Ведь я не инвалид, а вполне здоровый мужчина.  Как говорил Карлсон:  «Мужчина в расцвете сил». Неужели такое возможно?
    - Очень даже возможно, – заверил меня родственник. - Хотя в некоторых клиниках это позволяют делать больным самостоятельно. Но лучше не искушать судьбу.
   Потрясённый этой новостью, я не мешкая, отправился в ванную комнату, чтобы привести свой лобок в надлежащий вид.
   Бог мой! Как же был прав мой родственник, предупредивший  меня об этом.  Всё о чём он  говорил, подтвердилось в больнице накануне операции.
    Вечером в мою палату вошла молоденькая симпатичная медсестра и объявила:
    - Следуйте за мной!
    - Зачем? – поинтересовался я.
    - Брить лобок и делать клизму.
    - А зачем нужно брить лобок? Ведь операция будет делаться совсем на другом месте?
    - Не знаю. Таков порядок.
    - Девушка, дело в том, что уже сам побрил себе лобок.
    - Покажите. Я должна в этом убедиться.
       Пришлось продемонстрировать плоды своего парикмахерского мастерства этой юной особе.
       После внимательного осмотра, судя по её улыбке, моя работа ей понравилась.
      - Клизму мне делать тоже не нужно. Я воспользовался специальным препаратом, – порадовал я девушку очередной новостью и на всякий случай поинтересовался:
     - А в кишечник заглядывать будете? – и, повернувшись к ней спиной, слегка пригнулся. 
   Слава Всевышнему! Девушка на этот раз мне поверила и, хихикнув,  покинула палату.
      Психически раздавленный, я лежал на койке, и моё воображение рисовало ту ситуацию, в которой  мог только-что оказаться, не будь я заранее предупреждён и подготовлен. Могло ведь случиться и такое, что от воздействия нежных пальчиков этой милашки, обрабатывающей  лобок, во мне мог бы, ненароком, пробудиться заложенный природой мужской инстинкт…
  От этой страшной мысли  стало даже дурновато. Такого позора я бы не пережил. О чём думают там наверху медицинские мудрецы, разрабатывающие всяческие инструкции.
  Я ещё долго не мог успокоиться, бродя по палате туда - сюда. Давление у меня явно зашкаливало. И это накануне операции! Чёрт знает что!
    И вот наступило долгожданное утро.
    Я лежу на койке  в нервном ожидании. Время идёт, но за мной  никто не приходит. Наконец, когда мои нервы  уже на пределе в палату вбегает санитарка и, швырнув что-то на лавку,  устремляется к выходу, прокричав на ходу:
  -  Быстро снимайте всё с себя и выходите в коридор. Мы опаздываем!
  Как человек, некогда служивший в армии и наученный беспрекословно исполнять приказы, я быстро соскакиваю с койки и сбрасываю с себя одежду. И лишь когда на мне остались только толстые эластичные чулки, которые  было приказано надеть накануне, понимаю что что-то тут не так.
  - Это что? Я должен в таком виде проследовать  по больничному коридору на глазах у всех в операционную? Ну! Уж нет! Делать я этого не буду!
   На всякий случай осторожно высовываю голову в коридор и вижу стоящую там каталку, а рядом двух санитарок, нервно прохаживающихся рядом.
   - Ну, что вы там возитесь? – обращается ко мне одна из них.
   - Простите. А  что: я в таком виде должен выйти  к вам?
   - Ну, что вы. Конечно, нет. Я же кинула вам простыню.
   Вернувшись в палату, действительно, вижу эту вещь, лежащую на лавке.
   - Странная какая-то санитарка, – подумалось мне. - Она что: считает, что я часто делаю операции и мне не нужны подсказки?
 Дело в том, что я нахожусь в одноместной палате и посоветоваться мне не с кем.
   Облачившись в одеяние патриция, я выхожу в коридор и под сочувствующие взгляды собратьев по несчастью укладываюсь на каталку, как приказано, головой в сторону  предстоящего движения.
   И вот, гремя колёсиками, моё транспортное средство, движимое при помощи двух женских сил, стремительно уносит меня по бесконечному коридору в операционную, в которой меня ждёт, как я надеюсь, светлое будущее.
  В положении, в котором я нахожусь, видно только, как перед глазами стремительно мелькают осветительные приборы. Скорость движения нарастает и, когда я уже ощущаю свой желудок у гортани, мой летательный аппарат вкатывается в пункт назначения.
   - Так вот для чего делают очистительную клизму,  – догадываюсь я. - Иначе санитаркам пришлось бы отмывать стены вдоль всей трассы моего полёта.
    Девушки осторожно вкатывают меня в операционное помещение и неподвижно застывают у каталки в ожидании дальнейших распоряжений. Но я пока никого не интересую, и это позволяет мне  осмотреться.
    Я нахожусь в большом помещении, разделённом перегородками на три отсека с расположенными в центре операционными столами. Рассмотреть детально обстановку и бродящих вокруг центрального стола людей трудно, так как в помещении царит таинственный полумрак. Даже стоящее вокруг столов оборудование какое-то тёмное. Бросается в глаза то, что персонал одет не в привычную для нас обывателей одежду – белые или зелёные халаты, а в какие-то куртки, напоминающие  камуфляж снайперов. Вскоре начинаю догадываться, почему они так тепло одеты. В помещении лютый холод. Видимо, только что закончилось проветривание. Начинаю замерзать.
  Вид в операционной был настолько мрачным, что я ощутил себя человеком перенесённым машиной времени в ночной Лондон девятнадцатого века, во времена зверств, творимых Джеком Потрошителем.
  Неожиданно одно из невысоких, но объёмных существ, пол которого определить было трудно из-за темноты и его странного одеяния, медленно приблизилось к каталке с моим бренным и замерзающим телом и тогда, несмотря на закрывающую голову шапочку, а половину лица стерильную маску, по волосам, торчавшим из под шапочки, я смог догадаться, что это женщина.
  Молча, взмахам ладони, она дала команду девушкам покинуть помещение и те быстро выполнили её, скрывшись за дверями.
   Подкатив меня к столу, она приказала:
    - Перебирайтесь!
   Сделать это мне оказалось непросто, так как я постарался основательно замотаться в простыню. Видя мои барахтанья, женщина придала мне ускорение, подтолкнув в спину. В результате чего я оказался стоящим на четвереньках в нужном месте, но при этом часть простыни за что-то зацепилась. При попытки женщины сдёрнуть её с меня, та порвалась пополам. Часть осталась в руках у женщины, а вторая застряла между моими ногами, и мне потребовалось время, чтобы от неё избавиться.
  Это обстоятельство меня немного расстроило.
  - Интересно? Чем меня будут накрывать, возвращая назад после операции, – подумалось мне.
   Судя по всему, я вступил в контакт со старшей операционной сестрой.
    Всё моё тело покрылось холодным потом, но не от страха, а от контакта с поверхностью ледяного стола, на котором лежал.
    - Вы чего так испугались, больной, даже потом покрылись, – услышал я у себя за спиной голос ещё одной женщины, которая привязывала к столу мою левую руку и крепила к пальцу какой-то датчик.
   - Хорошо тебе в шубе, - подумал я про себя.
   В это время старшая медсестра прикрепила ремнями к столу мои ноги и, подойдя с другой стороны, приказала засунуть правую руку под ягодицу.
   - Интересно: зачем это нужно делать? Они что: боятся, что во время операции я вздумаю поковыряться в носу? И уж пусть он это проделывает в указанном нами месте.
   Вновь обойдя стол, она уселась на стульчик и погрузилась в созерцание моего лобка.
   И вот я, раскоряченный, предстал взору Всевышнего и медицинского персонала во всём своём первозданном виде. Ну, прямо как в песне Владимира Высоцкого:

«Вот лежу я на спине
  Загипсованный, -
  Каждый член у мене -
  Расфасованный
  По отдельности
  До исправности, -
  Всё будет в целости
  И в сохранности».

   Неожиданно двери в операционную растворяются и  две санитарки вкатывают  в неё каталку с лежащим на ней человеком, обмотанным простынёй. Не останавливаясь, они подкатывают тело к  моему столу, и к своему ужасу вижу, что под простынёй находится молодая женщина.
   Инстинктивно пытаюсь прикрыть свой лобок ладошкой, но не могу это сделать по причине того, что та намертво прилипла к филейной части моего тела.
   - Что происходит? – проносится в моей голове. – Они что решили положить её рядом? Но здесь, же нет места. А может,  хотят положить вальтом? Как говорится, лобок к лобку. Решили устроить две операции сразу. Но я не согласен!!!
  Машинально пытаюсь встать, но это глупая затея. Я крепко зафиксирован на столе. Всё во мне кипит от возмущения как в коммунистическом гимне   «Кипит наш разум возмущённый…»
   И тут медсестра, изучавшая всё это время детали моего анатомического строения, тоном строгой учительницы громко и чётко выговаривая каждое слово, произносит:
   - Кто вам брил лобок?
   - Это сделал я, - робким голосом провинившегося ученика отвечаю ей.
   По её нахмурившимся бровям, я догадываюсь, что мой ответ ей не понравился.
   - Какого лешего ей там не  нравится, если она об этом спрашивает? Я что, сотворил причёску полубокс? Вчера одной девушке причёска понравилась. Лежащей на каталке женщине и, стоящим до сих пор в ожидании приказа санитаркам, она тоже, по всей видимости, нравится. Вон, с каким удовольствием разглядывают и, как они, брови не хмурят. А ей, видиш-ли, не приглянулась.
  Получив нужный ответ, операционная сестра, сокрушенно вздохнув, швыряет мне на живот обрывок  простыни и поднимается со стульчика.
  Тут она замечает стоящую рядом каталку и взмахом ладони указывает санитаркам, куда её нужно доставить.
   Девушки увозят несчастную женщину в соседнюю операционную, а я облегчённо вздыхаю:
    - Слава Богу! Мои предположения не оправдались. Нас не будут оперировать вместе.
    И тут я вновь слышу у себя над головой:
    - Больной, что вы так волнуетесь? У вас давление 170. Успокаивайтесь!
    - В ответ я бормочу что-то в оправдание, но внутри меня всё кипит от гнева.
    - Она что? Не понимает что происходит?  А если бы тебя, милая моя, прокатить с ветерком по коридору на каталке, шмякнуть голой на ледяной стол, раскорячить на нём для  всеобщего обозрения перед мужчинами - пусть даже они врачи. Потом зачем-то поставить рядом  каталку с лежащим на ней посторонним мужчиной, который будет любоваться твоими прелестями. А в завершение всего публично поинтересоваться автором бритья вашего лобка. Мне почему-то кажется, что если бы даже любимый вами мужчина вдруг заявил, что ему не нравится причёска на вашем лобке, то уверен, что реакция была бы однозначной. Сначала вы бы упали в обморок, а придя в себя, превратились бы в бешеную фурию, пытающуюся выцарапать ему глаза.  У меня же всего лишь поднялось давление. Складывается впечатление, что у операционных врачей из-за специфики их работы, полностью атрофировалось такое понятие как стыд. А ведь это одно из главных чувств, отличающих человека от всего остального животного мира.
   Чтобы успокоиться, пытаюсь шутить и задаю несколько вопросов, но никто на это не реагирует. Похоже, для них я просто кожаный бурдюк, напичканный кишками и прочими органами, который не имеет права на контакт с нормальными людьми.
    В это время операционная сестра вновь усаживается на стульчик и продолжает изучать мой лобок.
    - Боже мой! Что происходит? Может быть, я случайно, при бритье,  повредил какой-то очень важный орган, и началась  гангрена,  а эта очень внимательная женщина обнаружила  и сейчас решает, что с ним делать дальше. Меня  охватывает ужас от мысли, что во время операции она предложит хирургу удалить эту повреждённую деталь, за ненадобностью, а взамен  установить дренажную трубку.
   - Давление поднимается, – слышу я голос за спиной. – Такой симпатичный мужчина, а боитесь простой операции. Надо же? Кто бы мог подумать!
  - Полное непонимание происходящего со мной, - осознаю я и покорно смиряюсь с этой тупой ситуацией. Не буду же я сейчас рассказывать о том, что трусом не являюсь, что многократно бывал в смертельных ситуациях, из которых выходил живым, только благодаря тому, что не терял рассудок и находил правильное решение. А вот сейчас, от обид и унижений, могу умереть ещё до начала операции.
   Тяжело вздохнув, медсестра встаёт со стула и направляется ко мне. Внутри у меня всё сжимается от нехорошего предчувствия.
Но подойдя ко мне, она зажигает лампочку над моей головой и подносит к лицу какой-то документ и ручку.
   - Подпишите.
   - Что это?
   - Согласие на то, что вы не против применения наркоза.
   - А как я это подпишу: ведь моя правая рука занята более важным делом?
   - А вы её выньте.
   Сделать это оказалось не просто. Ладонь почти намертво приросла к ягодице, став её составной частью.
   Подписав документ, возвращаю ладонь на прежнее место, ставшее для неё уже родным.
   Начало операции затягивалось. Все ждали, когда спадёт моё давление, и у меня было время поразмышлять:
   - Интересно: почему подписывать документ нужно в такой обстановке, а не в палате  накануне операции? А если я не захочу подписывать? Меня  будут оперировать без наркоза или развяжут и  предложат покинуть помещение? А вдруг я подписал кредитный договор? Самые идеальные условия для жуликов. О таких проделках средства массовой информации сообщают часто.
  Да! Антураж в этом заведении мрачноватый, чем-то схож с траурным залом. Будь я на месте главного врача, то сделал бы обстановку жизнеутверждающей. Всё вокруг должно говорить о том, что ты находишься на празднике обновления твоего поизносившегося организма. Организаторы этого праздника должны тоже быть одеты по-праздничному, а не носить маскхалаты. Перед началом твоего перевоплощения в здорового человек медицинские жрецы должны, встав возле тебя, улыбаться, а кто-то старший торжественно проинформировать, как это делается в авиакомпаниях:
   - Наш коллектив рад приветствовать вас на нашем рабочем столе. Перед началом перевоплощения вы будете обеспечены высококачественным наркозом. После операции наши милые санитарки доставят вас в палату на высокоскоростной каталке. Оперировать вас будет лучший хирург области и её окрестностей. Спите спокойно, дорогой товарищ!
   Мои размышления прерывает анестезиолог, надевающий на меня кислородную маску. Незаметно я засыпаю.
      И снится мне сон точь-в-точь,  как в  эпизоде из фильма
«Живёт такой парень», где актер Леонид Куравлёв в форме генерала, стоя на трибуне, гневно отчитывает женщин - врачей:
 - Доигрались! Допрыгались! - Только в форме генерала я.
   Глотнув для солидности воды, зычным голосом обращаюсь к ним:
 - Товарищи женщины! Современная наука установила место на теле человека, где находится орган, отвечающий за такое понятие, как стыд. Находится оно в области лобка. Когда лобок слишком густо покрывается волосяной растительностью, то чувство стыда притупляется. Особенно это касается женщин - врачей. А поскольку вы все являетесь военнообязанными, то специально для вас издан приказ министра обороны, который я сейчас оглашу:
 - Всем женщинам врачам  пред проведением операций необходимо в обязательном порядке брить лобки, тем самым давая возможность стыду проявится в полном объёме. Контроль над исполнением данного приказа возложить на генерала, и я называю свою фамилию   
    - Но мы  ведь - женщины и нам стыдно делать это на глазах мужчины!
   - Ах, оказывается вам знакомо чувство стыда! А каково  мужчинам, когда вы бреете их лобки? Причём заметьте: министр проявил гуманность и разрешил делать это вам самостоятельно. Так что отставить разговорчики и приступить к исполнению приказа!
    - Ой! – воскликнула одна из женщин. - У нас поднялось давление от такого приказа.
    - Выдать всем пирамидон. Пятьсот грамм. – Приказываю я стоящему рядом главному врачу. – Прошу поторопиться. Мне ещё нужно успеть посетить несколько больниц.
    И вот я, заложив руки за спину, прохаживаюсь важной походкой мимо голых женщин и даю, как положено настоящему генералу, ценные советы:
 - Экая вы неумеха, барышня. Зачем вы тычете помазком в это место? Мылить нужно то, что расположено вокруг. А вы, девушка, что делаете? Зачем вы так опасно размахиваете бритвенным станком. Глядишь, ненароком, что-нибудь себе оттяпаете. Хотя. Кхе! Кхе! Что это я? Вы же женщина. Вам нечего оттяпывать. Продолжайте, но всё-таки будьте осторожны.
   Одна из женщин падает в обморок.
   - Что с ней - обращаюсь я к  главному врачу?
   - Наверное, от стыда.
   - Дайте ей ещё пирамидону.
   Продолжаю обход и вдруг вижу, как две женщины нарушают приказ.
  - Стоп! Стоп! Да! Да! Вы,  женщина с рыжим лобком, зачем  помогаете соседке? Приказ был делать это каждому самостоятельно.
  - Товарищ генерал, у неё очень большая грудь и она не видит свой лобок.
   - Приказ есть приказ - и его нужно исполнять, не смотря ни на что! Так что - отставить! Я вам говорю:  немедленно прекратить!
  И в этот момент я просыпаюсь от собственного крика и обнаруживаю себя зависшим над койкой в своей палате, на которую меня голенького, облепленного многочисленными кусочками пластыря  и с торчащей из живота дренажной трубкой  перекладывают с каталки на постель две девушки.
 Начинаю осознавать, что операция закончилась: я живой и не генерал, а все, что было это всего лишь идиотский бред человека, одурманенного наркозом. Вспоминаю суровую операционную медсестру и на всякий случай, чтобы окончательно успокоиться, запускаю руку под одеяло и провожу ладонью чуть ниже лобка.  Убедившись, что всё на месте и там нет дренажной трубки, окончательно успокаиваюсь и засыпаю.
  Идиотские сны больше не снятся.

     Граждане, мой вам совет: берегите своё здоровье, и тогда вам не придётся пережить всё то,  о чём я здесь поведал.
     А врачам советую: не забывать о таком понятии,  как стыд, который испытывают ваши пациенты.  Относиться к этому чувству нужно  со всей серьёзностью, ведь не зря существует выражение «Умереть от стыда». Я это проверил на себе.

 Это продолжение рассказа " Настоящий пенсионер"