***

К утру простыла банька.
— Мишь.. прижмися.
— И-ишь пятухи орут, ну, взялися кричать.
Я слышал, гуси, Рим спасли когда-то,
так словно в Риме мы с тобой, ни дать ни взять.
— Ну, что ты руки распускаешь ? Ми-ишь ? Ну, что ты ?
— Так ты ж сама позвала : Миша, мол, прижмись !
— Я для тепла зову, а ты ишь, баловаться.
Посплю ещё, к окошку отвернись.

Лежак качнулся. Сел.
— Пойду до ветру,
а после, в дом пойду.. однако, уж рассвет.
Понежься чуть, а после собираться,
не то до, городу доедем аж в обед.

Тихонько дверь прикрыл. Дошёл, ослабонился.
Потом до хатки. Детки ещё спят.
Одел картуз, зипун и управляться.
К коню, к козе..
— Ну, что тут у козлят ?
Им день второй, они как шило в жопе.
Коза жуёт себе, а им бы всё скакать.
Щас мать придёт, подоит и попоит,
а я до Чалого, телегу собирать.

До Чалого. Овсу ещё подсыпал.
Погладил морду, на ухо шепнул.
К окошку бани, постучал до Лизаветы :
— Вставай однако, надо в Барнаул !

Рассвет такой... И розовый, и нежный.
В окне Андрейка (дети поднялись).
Дверь скрипнула у баньки.. Лизавета.
Подбёг до ней.. Прижались обнялись.

Вдвоём до хатки. За руку. И-ишь.. пара.
И вроде бедные, а счастья - "полон дом".
И то ли им, толь всем на колокольне,
звонарь с размаху вдарил гулко : Б-бом-м-м !