Соседи 17

* * *
        Решили с дочкой проведать родственников Ивана, поехали в Бутурлиновку.  Катю там ждал сюрприз:  чтобы её порадовать, свекровь взяла котёнка — сына Тихона и соседской рыжей кошечки.  Тёма — уменьшенная копия Тихона: такой же крепкий, головастый, полосатый, только полоски огненно-рыжие, как у мамы-кошки. Нас котёнок признал сразу, постоянно устраивался у меня на коленях подремать, бегал за Катей, куда бы она ни пошла. Собачка Стеша тоже обрадовалась нашему приезду, она повзрослела, но всегда была готова поиграть с Катей и Тёмой. Тихон, как и в прошлое лето, снисходительно  наблюдал за ними, лёжа на толстой ветке старой яблони.

          Свекрови очень понравилось, что мы приехали не дожидаясь Ивана, сами. На вопросы соседей она с гордостью отвечала, что у них гости —  невестка с внучкой.  Галя с мужем  встретили нас как родных, их сын Кирилл, хоть и считал себя уже взрослым (ему  четырнадцать), брал Катю с собой в кино, гулял с ней.

          Я не умею сидеть сложа руки, поэтому, пока Галя и Валера на работе, занималась вместе со свекровью домашними делами. Поспела малина, и мы собирали её, сидя на удобных низких скамеечках — Валера  сделал их зимой. Свекровь решила, раз варенья в Германию много не увезёшь, малину сушить, чтобы всю зиму у нас был полезный малиновый чай. Собирая ягоду,   рассказывала о своём детстве, о войне, об эвакуации. Слушать её было очень интересно.

          В сорок седьмом году свекровь закончила семилетку и поступила, как и мечтала, в медицинское училище. Однако врачи не разрешили учиться,  поставили диагноз «дистрофия»: весила меньше сорока килограммов. Младший брат её матери, служивший в Литве, решил взять племянницу в Вильнюс, чтобы подкормить: в деревне, кроме голубоватого обрата, ничего не видели — всё молоко сдавали в колхоз. В голодном сорок шестом умер двоюродный братишка свекрови, совсем ещё малыш.

        В Вильнюсе  нянчила маленьких сестрёнок, готовила, убирала, стирала, а жена дяди Вани Клава — очень хорошая машинистка —  вышла на работу. Печатная машинка была дома, и Клава по вечерам перепечатывала статьи, диссертации — за это хорошо платили. Кое-что из своих вещей она при помощи подруг перешивала на худенькую племянницу, какую-то одежду приносили соседи и знакомые. Так что, приехав с маленьким узелком, свекровь уезжала  с большим чемоданом.  Ела и масло, и ветчину, попробовала шоколад и пирожные, поправилась на семь килограммов (Клава несколько раз водила взвешиваться в поликлинику).

        Дяди Вани и Клавы давно уже нет в живых, но свекровь часто вспоминает их со слезами благодарности, дружит с их дочерьми — своими двоюродными сёстрами.

        С сентября сорок восьмого она стала учиться в медучилище.  Оказалось, что одета гораздо лучше многих своих однокурсниц. Собираясь фотографироваться, подруги просили у неё платье, или жакет, или белый пуховый платок — подарок дяди Вани. Заканчивая училище, уже считалась красавицей. Как отличница получила распределение в городской роддом, где и проработала акушеркой до пятидесяти пяти лет, работала бы и дальше, да стало подводить зрение.


         Нагруженные молодой картошкой, огурцами, зеленью и ягодами вернулись с Катей в Воронеж: через два дня ждали Ивана.


        В нашем подъезде, между тем, кипели нешуточные страсти. Тамара, сидя на лавочке вечером, пожаловалась соседям, что с самой весны её по ночам кусают комары. Она осмотрела весь потолок, все углы, где кровососы обычно  отсиживаются днём, несколько раз заставляла лазить Маринку, но ни одного комара они не нашли. Полина Ивановна, не простившая Ирине «галлюцинаций» и захлопнутой перед самым носом двери, выложила в подробностях историю про раскладушку и посоветовала Тамаре  в укромных уголках дивана и кроватей поискать клопов. Тамара с Маринкой перевернули диван и нашли клопа — крупного, сытого.  Их квартира шестьдесят седьмая, Иринина — шестьдесят восьмая, то есть клоп мог легко приползти из соседней квартиры. Наша — семидесятая — на третьем этаже, и стояк другой, но папа с мамой  всё же  тревожились.

       А Полина Ивановна  ухитрилась повоспитывать Ирину косвенным образом. Сидя на лавочке, видела, что та дома, вешает на балконе бельё, и, когда из подъезда вышла Тамара, Полина Ивановна завела разговор про клопов. Простодушная Тамара  рассказывала, что купила два флакона дихлофоса и ждёт, когда у них с Маринкой совпадут выходные, чтобы потравить клопов и заодно тараканов и уехать к родственникам в деревню. Полина Ивановна   вспоминала всякие истории про клопов,  Тамара ей вторила, и громкого  разговора, происходившего прямо у неё под окнами, Ирина не могла не слышать.

        В воскресенье утром Полина Ивановна прибежала  с вестью: Ирина  вчера вечером вышла из дома с большой сумкой, скорее всего, поехала  к матери в Семилуки, а возле двери её квартиры ощущается  запах  дихлофоса.  Мама, несмотря на папины протесты, пошла вместе с Полиной Ивановной нюхать Ирину дверь и вернулась удовлетворённая: отравой пахло явственно, может, клопы и выведутся.


        В понедельник с московским поездом приезжал Иван, и мы с Катей отправились его встречать. Номера вагона не знали, просто шли вдоль тормозившего состава. И надо же такому случиться, что, прежде чем увидеть  мужа, я увидела его глаза, и столько прочитала в них… Иван поставил сумку и чемодан, обнял меня и выдохнул: «Ну, Юлька, ты, и правда, половина меня:  без тебя ничего не радует...» 

    Погуляв денёк по городу и проведав моих родственников, отправились в Бутурлиновку.  В Воронеж вернулись накануне отъезда в Анапу, вышли вечером погулять и встретили Ирину.  Разговор зашёл о Германии, где нам предстояло служить. Ирина вспомнила о дружбе Шиллера и Гёте, потом перескочила на философов: Гегель, Фейербах, Ницше, говорила, как всегда,  громко, напористо — взахлёб. По взглядам и улыбкам мужа я понимала, что беседа его забавляет.  Он подбросил Ирине мысль о Пастернаке, и она с радостью за неё ухватилась: да, Пастернак учился и жил в Германии!..

      Кате было обещано мороженое, и,  когда они с Иваном пошли в гастроном,   Ирина мгновенно потускнела. Она поругалась с мужем, но это бы ещё полбеды, а беда в том, что  причиной ссоры стала  Наташа, занявшая сторону отца.

            Свекровь и свёкор всегда давали Наташе деньги — по три-пять рублей, к праздникам по десятке. На этот раз из Гаврильска девочка приехала с двадцатипятирублёвой купюрой. Тратила на всякие пустяки. Вчера накупила в аптеке гематогена, накормила всех подружек и сама наелась так, что не захотела ни обедать, ни ужинать.  У Николая  отпуск закончился, но в выходные он собирался ехать к родителям и снова отвезти туда дочку. Ирину беспокоило, что Наташа летом совсем ничего не читает и не хочет ехать к другой бабушке — к её маме  — потому что там «скучно». Николай, не слушая никаких аргументов, заявил, что тёща от скупости не даёт Наташе денег, а его родители любят внучку, поэтому постоянно дают. Закончил тем, что сам не ездит к тёще, потому что та его не уважает: не выставит бутылку и не выпьет с ним за встречу.

        Семейные проблемы Ирины, действительно, были серьёзные — не знаешь, что и посоветовать. Мне было искренне жаль подругу, а про историю с клопами  я и не вспомнила.



       Пролетели две недели у ласкового моря, под стук падающих яблок прошли «медовые» ночи в Бутурлиновке - счастливое лето быстро катилось к концу. Иван уехал в Германию, куда в конце августа предстояло отправиться и нам с Катей.