Позорный столб

    Это был один из редких уже в Москве двухэтажных домов, построенных в девяностые годы прошлого века. Он был ни чем не примечателен. Почти весь первый его этаж занимало кафе Ласточка. На втором этаже тоже что-то было, наверное, бухгалтерия, кабинет директора, или он был сдан под склад. Дом этот стоял на маленькой, почти деревенской улице у самой МКАД, и его чудом миновали все московские нововведения. Ни массовое строительство, ни расширение кольцевой автодороги не коснулось его. Днем его кафе по ценам столовой кормило сотрудников окружающих автосервисов и магазинов, и, надо сказать, пользовалось успехом. Вечером же наступало время чистой публики. Теперь здесь за ужином, или просто за стаканом виски коротали время бизнесмены средней руки, менеджеры и прочие автовладельцы и их пассажиры, пережидая московские пробки.
    
    Надо сказать, что здесь и днем кормили неплохо, а уж вечером… Конечно, здесь не было такого разнообразия, как в знаменитых московских ресторанах, но если в меню значился плов, то это и был Плов. Где местный повар добывал для него парную баранину, остается загадкой. Но это была именно парная баранина, которая таяла во рту. И рис у него был особенный, тоньше и длиннее обычного, и с удивительно сильным естественным ароматом. Я уже и не говорю о пряностях. Или бефстроганов. Ни один приличный человек не будет заказывать бефстроганов в ресторане. Да и нет его ни в одном приличном меню. А здесь его подают. И как подают! Мясо отдельно, в горшочке. Жареный картофель на сковороде, и настоящий, с луком! И вы наслаждаетесь, накалывая на вилку кусочик картошки, и макая его в горшочек, и время от времени подцепляете на вилку еще и ломтик мяса. Мясо это – чистейшая вырезка, - мягкое, без жил. Так, наверное, подавали это блюдо самому светлейшему князю. Но вряд ли тогда это было вкуснее.
   
     Но не только едой (и напитками) славилось это место. Обстановка здесь была почти домашней, посетители знали друг друга, и сам шеф выходил иногда в зал, в своем неизменном белом колпаке, здоровался со знакомыми, и у некоторых, называя их по имени-отчеству, справлялся, не надо ли чего.
И еще одна, уж совсем необычная вещь была в этом кафе. В отдельной проходной комнате, после гардероба, у стены, стоял настоящий позорный столб. Да, да, вы не ослышались. Но русское слово “столб” не передает то, что представало перед вами. На массивных дубовых вертикальных брусьях крепилась доска, с полукруглыми отверстиями для рук и шеи. Вторая доска, с такими же вырезами, крепилась на кованной железной петле с одной стороны, а с другой запиралась на простой крючок. Доски были подогнаны так хорошо, что, казалось, что отверстия круглые. И, только приглядевшись, можно было увидеть узкую полоску, разделяющую их пополам.
Вертикальные столбы крепились к массивной горизонтальной подставке, к которой, на расстоянии примерно в метр от колодки, и немного меньше метра друг от друга, были, на коротких цепях, прикреплены настоящие старые массивные кандалы.
 
     Конечно, происхождение этой диковины вызывало массу толков. Некоторые уверяли, что это новодел, и доски искусственно состарены. Другие говорили, что это вещь старая, еще позапрошлого века. Находились и такие, которые уверяли, что, от шальных денег в девяностых, хозяин дома купил это в пражском музее, и даже шёпотом называли цену. И цена эта была немалой.
Досужие посетители разглядывали это диво, иногда подвыпившая компания пыталась запереть в нем какую-нибудь девицу, и некоторые из этих девиц, к удивлению, охотно соглашались. И лишь особенно доверенные официанты знали предназначение этого предмета.
                ***
     Клуб находился на окраине, пришлось брать такси от метро. Машина остановилось во дворе длинного двухэтажного дома. Едва приметная дверь была заперта. Пришлось звонить. Дверь открыл охранник лет сорока. Марту он сразу узнал, поздоровался, и вопросительно взглянул на меня.
- Это со мной, моя гостья.
     Марта подмигнула мне, и протянула охраннику какую-то записку.  Охранник открыл толстую книгу, записал мою фамилию, и потребовал паспорт. Он долго и нудно записывал что-то, и, наконец, отдал мне мой документ с вложенной пластиковой карточкой и бейджиком с надписью ГОСТЬ.

     Верхнюю одежду мы оставили на вешалке, телефоны выключили, и отдали охраннику, и прошли внутрь. 
За охранником начиналась лестница, перегороженная турникетом. Марта показала мне, куда надо всунуть карточку, и турникет открылся. Марта прошла следом.
     - Как на секретный объект какой-то, - проворчала я.
     - Тут нельзя по-другому.
     - А телефоны то зачем отобрали?
      - Чтобы не фотографировали. У нас много неприятностей с этим было. Потом расскажу.

    Поднявшись на несколько ступенек, мы оказались на площадке, откуда начинался коридор.  Лестница шла выше. Марта открыла дверь в начале коридора, и мы зашли внутрь.
 
    Мы попали в зал, который после тесного коридора показался огромным. В зале стояли столы, как в ресторане. Некоторые из них были уже заняты, но большинство пустовало.  Марту тут знали, и многие приветствовали ее. Несколько человек даже встали и подошли к нам. Я тоже удостоилась внимания. Марта представила меня обществу, как свою соседку по комнате в общежитии, которая проявляет некоторый интерес к деятельности клуба, и не прочь стать его членом. Я покраснела, но не стала спорить. Я еще не дала согласия вступать в этот клуб, но уже знала, что вступлю. Меня тянуло сюда, и только некоторая боязнь и остатки скромности мешали сделать последний шаг.

    Марта усадила меня за свободный стол, сунула в руки меню, и сказав: “выбирай, я сейчас вернусь”, - вышла через дверь в дальнем конце зала. Я успела заметить там толпу народа, и турникет. Чтобы пройти туда, ей надо было вставить в него свою карточку.

    Я еще раз оглядела зал. Здесь сидели, в основном, мужчины. Женщин было человек пять,  мужчин человек пятнадцать. Но люди постепенно подходили. У большинства у них были бейджики с изображением наручников, и лишь у одной дамы был такой же знак, что и у Марты – изображение хлыста на зеленом фоне. Эта женщина сидела через стол от меня, и внимательно на меня смотрела. Я тоже смотрела на нее. Лет двадцать пять, брюнетка, дорогое черное платье в обтяжку. В ушах серьги с зелеными камнями, цепочка с кулоном с таким же камнем покрупнее. На правой руке золотое кольцо, но мужа не видно. Женщина перехватила мой взгляд,  улыбнулась почти приветливо, и, без приглашения пересела за мой стол. Что-то в ней настораживало меня. Ее глаза смотрели оценивающе, как обычно смотрят мужчины. И что-то хищное было в этом взгляде. 

    - Привет! Как тебя зовут?
    Я не выдерживаю:
    - А Вы собственно кто?
    - Можешь звать меня Госпожа Ольга. Ты ведь к нам как нижняя поступаешь? Так как тебя зовут?
   
    Я стушевалась. С одной стороны, ее поведение казалось мне вызывающим. С другой стороны, она была первая здесь, кто заговорил со мной, и мне не хотелось начинать с конфликта. Да и неизвестно, кто она такая в этом клубе. Может, ссориться себе дороже.

    - Я Василиса
    - Хорошо. Только не забывай добавлять “Госпожа”. Давай еще раз.

    Я покраснела. Это, пожалуй, уже слишком. Она сидела напротив и улыбалась. А я решала, как мне поступить. Пауза затягивалась. Наконец, я решилась, покраснела еще больше, и произнесла:

    -Меня зовут Василиса, Госпожа
    - Вот и познакомились. Ты первый раз у нас?
    -Первый

 Она внимательно посмотрела на меня. Она явно ждала.
    - Первый, Госпожа
    - Вот так лучше. Ничего, скоро привыкнешь. Я здесь провожу начальную подготовку всех новеньких девушек. И все быстро привыкают. А кто не сразу привыкает…


    - Так что тогда? Эээ, Госпожа?
    - Ну, тогда много вариантов. Для начала хлыстиком по попке. Потом по грудке. А потом… Ну ты поняла. Или, скажем, зубной пасты в киску. Но до этого не доходит. Приятно посмотреть, как все мои девочки приветствуют меня уже на втором занятии. Полуприсели, коленочки в стороны, киска гладко выбрита, соски торчат. И все хором произносят: “Здравствуйте, Госпожа Ольга”

    Я почувствовала, что я сейчас потеку, и попыталась сменить тему.

    - Госпожа Ольга, а можно, я задам вам вопрос?
    - Конечно, Василиса!
    - А что происходит там, за дверью, Госпожа?
    - А ты не знаешь? Там принимают нового члена клуба. Нижнего.
    - А можно посмотреть?
    - Нет, тебе нельзя. Там только Господа.
    - А Вы, Госпожа? Почему Вы не смотрите?
    Ольга усмехнулась.
    - Мне неинтересно на голых мужиков смотреть, как они в позорном столбе три часа корчится, - она усмехнулась еще раз, взяла меня за подбородок, и, глядя прямо в глаза, сказала, - Вот когда ты там будешь, я обязательно посмотрю.

    От ее взгляда трусики мои стали мокрыми. Но в этот момент двери в комнату, где проходили испытания, открылись, и оттуда вышел, пошатываясь, молодой парень босиком и в рубахе до колен. Глаза его были завязаны, и другой парень вел его под руку.  За ним, оживленно переговариваясь, шло человек десять зрителей. Ольга, похоже, заметила, что со мной произошло, и ушла, сказав на прощание:

      - Ведь тебе нравится, признайся? До встречи в тренировочном зале.

    Марта вернулась за наш стол, и спросила, выбрала ли я что-нибудь. Я растерянно посмотрела на нее, и призналась, что нет.
 
    - Тут все очень дорого. 
    - Давай сюда, - она забрала меню, и подозвала официанта:
    -  По полпорции плова, бутылку минералки, на десерт торт брусничный и два американо. Да, и салат c помидорами. Ты как тут время провела? - это уже ко мне.
    - Вы там этого мальчика в клуб принимали? – Ответила я вопросом на вопрос.
    - Нет, сейчас его здесь примут, вон он ждет свою членскую карточку. Там он только испытание проходил.

 Молодой человек в рубашке стоял сейчас рядом со сценой. Повязку с его глаз уже сняли. Его лицо было красным, коленки дрожали.

    - А что вы там делали, - я кивнула головой в сторону дверей, которые сейчас были открыты настежь.
    - Позорный столб потому и называется позорным, что жертва выставляется на публике. На чешском языке позор – это внимание. Вот мы и изображали это внимание. Не давали ему скучать.

- Позорный столб? – переспросила я, как будто первый раз услышала, - а можно посмотреть?

    Мы встали, и пошли через весь зал. За теперь уже открытыми дверьми оказалась довольно большая комната с зеркалами и скамеечками. Около одной из стен стояло странное сооружение, напоминающее средневековое орудие пыток.

    - Каждый вступающий в наш клуб проходит испытание, - начала просвещать меня
Марта, - Это настоящий средневековый позорный столб. И надо простоять в нем 3 часа для мальчиков и полтора для девочек. И все это время с тобой разговаривают, щупают и даже бьют вот этим хлыстом по очереди. В общем, полное ощущение, что ты находишься на средневековой площади. Или у пиратов. Или на тюремном дворе. Для пущего эффекта глаза жертве завязывают,  и пусть воображает, что хочет.
 
    Рядом с сооружением висел старый большой конский хлыст. Я смотрела во все глаза, и не могла вымолвить ни слова. Наконец, я спросила:
    - И я тоже так буду…
    - А ты что, особенная? Отстоишь как миленькая. От этого еще никто не умирал. Были случаи, писались. Но все живы остались.
    - А можно, я попробую?

    Марта подошла к колодке, подняла верхнюю доску, и жестом пригласила меня. Я положила голову и руки, и верхняя доска опустилась. Я оказалась запертой. Попыталась вытащить руку, и не смогла.

    - Ноги шире!, - Марта встала на колени, и надела на меня кандалы. Теперь и ноги оказались заперты. Марта встала, отошла в сторону, и полюбовалась проделанной работой. Я дергалась, пытаясь найти удобную позу. Слишком широко расставленные ноги и согнутая спина причиняли мне сильное неудобство. Я простояла так минут пять, но тут всех попросили в зал, и Марта выпустила меня на свободу. Наш заказ уже ждал нас.

   
    На сцене тем временем началась церемония посвящения в члены клуба. Сначала группа девушек окружила парня в рубашке, а когда они расступились, он оказался одет в красивый модный костюм, но остался босиком. Потом мужчина лет сорока, в безупречном белом костюме, вручил ему новый бейджик клуба и членскую карточку. И, наконец, он поблагодарил всех, кто принял участие в этом празднике.

 Мужчина в белом подсел к нам за стол, и поцеловал Марту.
    - Это и есть Василиса? – спросил он, внимательно разглядывая меня.
    - Да, это Василиса, - сказала Марта. Вот ее заявление. Василиса, это наш председатель клуба. Зовут его Петр Никанорович.
    - Можно просто Петр, - сказал председатель, продолжая разглядывать меня. Марта отдала ему мое заявление, которое я вчера под ее диктовку написала. И он переключился на это заявление. Я облегченно вздохнула.

    - Ну что же, Василиса, в ближайшую субботу организуем твой прием. Готовься.

    Я испугалась. Да, я хотела вступить в этот клуб, но этот позорный столб… Я покраснела.
    - Что-то не так?
    - Простите. Я не могу так быстро. Мне надо подумать. Я совсем не так это представляла. Мне надо это пережить.
     Мое лицо горело.
     - Понимаю.  Можешь не спешить. Дадим тебе, ну, скажем, месяц. Тебе достаточно будет? А пока побудь волонтером. Уборка помещений, помощь на кухне, да и просто помощь, в чем попросят. Так ты лучше узнаешь, лучше поймешь, что такое наш клуб. Да и денег заработаешь. Это только так называется – волонтерство. А на самом деле можно на месячный взнос в клуб так заработать.
    - Спасибо, Петр Никонорович. Я согласна, - это я выпалила сразу. У меня
 был еще месяц отсрочки, и мне не хотелось больше говорить на эту тему. 
    - Ну вот и хорошо, - сказал Петр Никанорович, открыл свою папку, положил туда мое заявление, и вынул какую-то брошюрку.
    - Это правила клуба. Внимательно их прочитай. Экзамен устроим. 

                ***
 
    Я проснулась рано. Мне опять снился позорный столб. Он снился мне почти каждую ночь. Во сне я обычно была его жертвой. Чаще это было на площади, иногда в каких-то залах, но всегда там, где было много народу. Первое время я была одета, и Марта запирала меня. Потом, постепенно, одежды на мне оставалось все меньше.
Мне очень хотелось увидеть его, потрогать его старое дерево, железные кандалы.
 
    Уже три раза ходила туда, как волонтер, и знала, что в свободные вечера на первом этаже клуба кафе с открытым доступом. Я даже поработала однажды на кухне, и не просто какой-нибудь посудомойкой.  Мне было доверено нарезать морковь для плова! Но только вчера мне довелось увидеть свою мечту.
    Вчера я поехала туда специально. Я зашла туда, первый раз с главного входа, сдала в гардероб свою куртку, и сразу оказалась в комнате, в которой стоял ОН. От остальной комнаты Его отгораживала красная лента. Заступить за нее я не решилась.
 
    Я зашла в зал, и выбрала столик, с которого Его хорошо было видно. Это напоминало сцену свидания Штирлица с женой из знаменитого фильма. И, также, как Штирлиц, я погрузилась свои грезы. Я была на площади средневекового города, в руках палача. Меня приговорили к позорному столбу. За что? Да не все ли равно, за что? Ну, скажем, за супружескую измену. Впрочем, я не замужем. Ну, тогда за колдовство. Я приваживала мужчин, чтобы замуж выйти. И вот наступает расплата. Палач требует от меня, чтобы я сама разделась, я отказываюсь. Он зовет стражников, они срывают с меня одежду…
    - Что будем заказывать? - вернул меня в зал голос официантки
    Я открыла меню. Меню было точь-в-точь как на празднике, но цены там были другие. Моих денег хватило только на салат и куриный бульон. Но мне было все равно. Я опять погрузилась в свои грезы.

     И так, стражники срывают мою одежду… Или нет. Я раздеваюсь сама, снимая тот предмет, на который укажет палач. Он делает это медленно, давая публике насладиться моим позором. Толпа ликующим ревом приветствует каждый предмет, и, по мере того, как одежды становится меньше, толпа ликует все сильнее. Наконец, я остаюсь голой, толпа неистовствует… Нет, лучше пусть меня завернут в какую-нибудь тряпку, и двое стражников подтащат меня к позорному столбу. Они держат мои ноги широко врозь…

     - Да, спасибо. Нет, спасибо, кофе пока не надо. Потом закажу, если что.
     Это принесли заказ. Говорить мне трудно Я уже мокрая, и, наверное, красная. Так на чем мы остановились? Ах, да. Ноги. Я слышу, как стучат молотки, заковывая мои ноги в колодки, потом один из стражников хватает меня за руки, а другой поднимает верхнюю доску. Я верчу головой, не давая им запереть меня, но силы не равны. Второй стражник, продолжая удерживать доску, одной рукой прижимает мой затылок и закрывает колодку на крючок. Кто-то сдергивает с меня последнюю тряпку…
 
    - Девушка, вы в порядке?
    Это какой-то парень из посетителей. Я на него таращусь с минуту, пока прихожу в себя. Потом говорю, что все нормально, и иду в дамскую комнату. В зеркале вижу красное лицо, от меня явно пахнет. Я несколько раз умываюсь холодной водой, потом снимаю трусики, и подмываюсь. Трусики совсем мокрые, и я полощу их в воде несколько раз, отжимаю, и бросаю в сумочку. Иду на место, выпиваю холодный бульон, расплачиваюсь, и ухожу, оставив салат нетронутым.

    Я не попрощалась с позорным столбом, и за это всю ночь смотрела продолжение этой истории. Проснулась совсем разбитая.
               
                ***

    Сегодня суббота, но мне надо опять идти в клуб. Первый раз не хочется, но я обещала. Надо убраться на втором этаже. И сделать это надо до восьми часов, пока Ольга не начала заниматься со своими девочками. Там работы немного, там вечером убирались. Но некоторые занятия закончились поздно, и мало ли что. А Ольга скандалистка еще та. Поеду, пожалуй, с первым поездом метро, все равно не спится.

    В начале седьмого утра я уже подходила к клубу. Было темно, на улице горели редкие фонари. Охранник, похоже, спал, дверь долго не открывалась.
Наконец, я вошла внутрь. Последовала обычная процедура: Снять верхнюю одежду, сдать телефон, оставить сумочку, если не хочешь, чтобы охранник в ней копался. Потом я в подсобке переоделась в халат, взяла швабру и ведро, и пошла наверх.

    Наверху было вполне чисто. Я только вытряхнула мусор из двух урн и протерла полы. Управилась за полчаса. На первом этаже делать было тоже нечего, да меня и не просили. Так что мой долг был исполнен, и можно смело отправляться домой. Но тут я заметила, что дверь, ведущая в кафе из коридора, приоткрыта. И я решила одним глазком взглянуть перед уходом на предмет моего обожания.

    В зале было темно и немного страшно. Только фонарь через одно из окон тускло освещал часть зала, и тени от столов в его свете казались какими-то притаившимися фантастическими животными, готовыми наброситься на незваного пришельца. Я замерла в дверях и прислушалась. Тихо. Только слышно, как стучит мое сердце. Закрыв дверь за собой, я медленно пошла через зал. В какой-то момент я задела ведром за что-то, и раздался невероятный грохот. Я инстинктивно присела и замерла. Но отругала себя. Как маленькая, право. Темноты боюсь!

    Вот и комната, где стоит позорный столб. Здесь нет окон, и еще темнее. В темноте это орудие пытки кажется огромным. Я приподняла ленту, и подошла к нему, поставила на пол ненужные уже ведро и швабру. Старые доски притягивали меня. Я потрогала их, прижалась к ним щекой. Они были теплые и гладкие. Верхняя доска его легко поднялась, и я положила руки в пазы. Я вообразила, что меня приковали, и я жду казни. Потом я опять подняла доску, и положила  под нее голову. Это было неудобно, но не более того. Не было ничего подобного тому, что я испытала вчера. Почему же реальность не действует на меня так, как воображение? Наверное, дело в одежде.

    Я прислушалась. В доме было тихо. Двери не хлопали, шагов не слышно. И я решилась. Я разулась, сбросила одежду, положила руки на нижнюю доску, удерживая верхнюю шеей, и постепенно опустила ее.

    О, теперь я почувствовала это по-настоящему. Мое тело было нагим и полностью беспомощным. Немного фантазии, и вот я опять на площади, где вокруг меня толпа, палач и стража. Неожиданное дуновение ветерка подчеркнуло наготу моего тела. Мне так хотелось погладить себя, но руки были заперты. Я забыла одеть кандалы. Мои ноги сейчас сжаты вместе. Это не по правилам. Я их раздвигаю, и чувствую, что сзади кто-то смотрит. Там много народа, там палач, там стражники. Я начинаю возбуждаться. Пожалуй, на сегодня хватит. Я медлю с выходом, желая немного продлить удовольствие. Впрочем, это удовольствие сомнительное. Уже начинает болеть спина. И вообще я замерзла. Я давлю шеей на верхнюю доску, но она не поднимается. Я давлю сильнее, я давлю изо всех сил, но доска не двигается. Нет, только не это! Ужас охватывает меня. Я стою, и беззвучно открываю рот, как рыба на берегу.

   Так. Без паники. Никто не подходил. В доме было тихо. Значит, крючок закрылся сам. Надо как-то его открыть. Попробуем раскачать его.
   Я начинаю методично раскачивать верхнюю доску, слегка приподнимая, насколько позволяет крючок, и, затем опуская ее опять. Одновременно я двигаю эту доску вперед и назад. Она двигается совсем не на много, но надежда есть. Я упражняюсь так, пока не начинает болеть шея. Кажется, это бесполезно. Надо отдохнуть и подумать.

   Дом постепенно оживает. Несколько раз хлопнула входная дверь. И на втором этаже кто-то есть. Да, это Ольга начинает свои занятия. Восемь часов. Я здесь уже не меньше получаса. К девяти придут повара. И тут до меня дошло, что меня могут здесь увидеть. То есть я понимала и раньше, что это может случиться. Но я понимала это лишь умом, а сейчас чувствовала всей кожей. Я покрылась потом, и в то же время меня бил сильный озноб. Я заплакала.

   Через некоторое время я немного пришла в себя, и сообразила, что ноги у меня свободны. Дело за малым: надо достать крючок ногой, и открыть его. Я задрала правую ногу, и уперлась ею в нижнюю доску. Я не видела, куда попала эта нога, но она стояла на доске всей ступней. Я начала медленно двигать ее по доске от себя, стараясь нащупать край, но нога соскользнула. Я отдышалась, и повторила попытку. Опять неудача. Еще одна попытка. На этот раз я нашла край доски, но крючка там не было. Наверное, моя нога была слишком низко. Я очень устала, но это был реальный шанс. Я размахнулась, и поставила ногу рядом с рукой. Это был успех. Но длился он недолго. Когда я начала двигать ногу к краю, ее свела судорога, и нога упала вниз. Я прекратила борьбу, и разрыдалась.

   Нога болела. И не только нога. Спина затекла от неудобной позы, шею я стерла о верхнюю доску. Я уже кончила рыдать, и тихо плакала. Теперь я ждала своего спасителя. Я не боялась уже, что меня кто-то увидит, и почему-то не сомневалась, что мой спаситель будет мужчиной. Но мое ожидание было пассивным. Кричать и звать на помощь даже не приходило мне в голову.  Вот сейчас он войдет и удивится увиденному. И сразу бросится меня спасать. Я сдержанно поблагодарю его, попрошу отвернуться, надену халат, после чего поцелую и дам свой телефон.

   Что-то долго его нет. Я уже молила Бога чтобы он появился побыстрее. Я согласна была отблагодарить его до того, как он меня освободит. Но только по-быстрому. Но и на этих условиях он заставлял себя ждать. И я ждала.

   Вдруг в комнате зажегся свет. Я вздрогнула и напряглась. Послышались шаги. Шаги были мужские. Слезы мгновенно высохли. Шаги слышались то справа, то слева. Они замирали на какое-то время, потом возникали опять. Похоже, он осматривал меня. Осматривал, как экспонат какого-нибудь музея, неторопясь, обстоятельно, со всех сторон. Наверное, я представляла собой плачевное зрелище. Я инстинктивно выпрямила спину, разогнула ноги и раздвинула их в стороны. Но через секунду застеснялась, залилась краской, и сдвинула ноги вместе и сжалась. Мои телодвижения не остались незамеченными.

   - У вас прекрасная фигура, Василиса. Вам не надо ничего скрывать. Поставьте ноги поближе к кандалам, я хочу завершить эту прекрасную картину.
   Мне ничего не оставалось делать, как подчиниться. Закатывать скандал было глупо, и для этого надо было иметь хоть какой-то гонор. А я устала, у меня все болело, да и вообще, какой гонор может быть у голого человека?
Мои ноги охватили обручи кандалов.
   - Вот так будет лучше. Старайтесь стоять прямо. У вас прекрасная линия бедра.
   Я послушно выпрямила ноги. Кажется, я признала в нем хозяина.

    Голос его был очень знаком. В нормальном состоянии я, наверное, его бы вспомнила. Но сейчас это был просто мужской голос. Я совсем не так представляла своего спасителя. Я надеялась, что он сразу освободит меня, без лишних разговоров. Но этот не спешил меня освобождать.

    - Скажите, любезнейшая Василиса Сергеевна, а давно ли вы изволите здесь стоять?
 
    Я почувствовала прикосновение какого-то предмета к низу спины. От неожиданности я опять согнула ноги.
     - Что же вы пугаетесь так, Василиса Сергеевна? Это всего-навсего хлыст. Он нам поможет выучить правила поведения в клубе, которые вы, я уверен, и не открывали. За каждый неверный ответ ваша бедная попка будет наказана. Вот так. – Сильный удар обжог меня.
     - Что делать. Так устроена жизнь. За ошибки головы приходится расплачиваться совсем другому месту. Но если вы угадаете правильный ответ, я поглажу вас вот так: Хлыст защекотал сосок моей левой груди, отчего тот сразу напрягся.
     - Помните, я обещал вам экзамен? Так его время пришло.
     Так вот кто это. Сам Петр Никанорович!
     - Здравствуйте, Петр Никанорович! Но я еще не готова. У меня еще есть время!
     - К сожалению, у вас нет выбора, любезнейшая Василиса Сергеевна. Начнем, пожалуй. И обращайтесь ко мне просто Господин. Это позволит вам помнить о том, кто здесь главный. Кратко отвечайте на мои вопросы. Так открывали ли вы правила?
    - Нет, Господин!
    Хлыст пощекотал левую грудь. Сосок ответил ему благодарностью.
    - Согласно правилам, можете ли вы находиться на первом этаже здания без одежды?
    Уж лучше бы он называл меня просто Васькой. От этого его выканья мне хотелось провалиться под землю.
    - Нет, Господин.
    - Объясните

    Я не знала, что ответить. На вечере все на первом этаже были одеты. Голым был один только принимаемый парень. И у меня появилась идея:
    - Я должна была получить ваше разрешение, Господин!
   Он здесь главный. Он может разрешить все, даже то, что запрещено. Стопроцентная идея!

    Хлыст погладил мне промежность.
   - Вы хитрая, Василиса. В целом, это правильно. Но вы нарушили этот пункт. И вы теперь в моих руках. Голая, беспомощная. И сейчас мы будем учить эти правила наизусть.

    Наконец, он вышел вперед, и я его увидела. Он был еще элегантнее, чем на вечере. На нем был бежевый костюм с жилеткой. Из специального карманчика к ремню крокодиловой кожи тянулась золотая цепочка от часов. Рукава рубашки скрепляли янтарные запонки. И я еще сильнее почувствовала свою наготу, свое заплаканное лицо, почувствовала всю унизительность своей открытой позы. И от стыда зажмурилась.
Петр Никанорович перехватил мой взгляд, и истолковал его по-своему:
    - Да, Василиса, вы правы. Я несколько старомоден. Я бы никогда не решился одеться так смело, как вы. Начнем, пожалуй.

   Он читал правила по пунктам, и я их повторяла их за ним раз по десять. Каждый раз, когда я ошибалась, я получала очередной удар хлыстом. Он бил сильно, и каждый раз я не могла сдержаться от крика. Но эта боль удивительным образом заставляла мой мозг работать. Почти всё я запоминала с первого, или, по крайней мере, со второго раза.  Потом я пять раз повторила все правила от начала и до конца. Наконец, он решил, что с меня достаточно.
    - Если бы вы были членом нашего клуба, то я выгнал бы вас немедленно и без возвращения уплаченных взносов. Но, так как вы только волонтер, я прощаю вас. Вы свободны.

    Господин Петр подошел к доскам, и разъединил их. Я подняла верхнюю доску и выпрямилась. Сбросить кандалы, надеть халат, собрать в охапку белье, ведро и швабру заняло не больше минуты. Добежав до подсобки, я кое-как переоделась, и через пять минут была уже на улице.  Я почти бежала, с заплаканным лицом, привлекая внимание прохожих. Я клялась себе никогда больше не приходить в этот проклятый клуб. Пусть сгорит он вместе со своим позорным столбом!

    Через две недели я стала членом клуба