Памяти ветерана. Кабаны

Памяти  Евгения  Александровича  С.

 

                КАБАНЫ
 
 
  Частенько мы с дядей Женей, отцом моего бывшего друга детства, ходили по нашим украинским лесам. Ну, основная задача была – грибы. Но не только. Евгений Александрович тоже был одним из моих жизненных учителей. Воевал он во время ВОВ в  разведке и в какой-то штурмовой бригаде, много чего интересного знал и рассказывал. В лесах он показывал мне совершенно, казалось бы, несъедобные виды объектов «тихой охоты», которые на деле, оказывались  вполне  себе съедобными. Просто, надо было об этом знать.
- Чтоб не сдохнуть - говорил он – то приходилось и это брать, когда ничего получше  не попадалось.
Однажды, с добычей нам не повезло и возвращались обратно домой, почти пустые. Я замахнулся палкой на огромный, как мне показалось, мухомор, но Александрович остановил мою руку, нагнулся и аккуратно снял с высокой ножки гриба его огромную, лохматую по краям, шляпу.
- Зонт - сказал он и подержал грибную голову перед моей головой, чтобы я получше усвоил материал.
- Жрать можно. Но только шляпу, обрезав все, что висит.
- Так это же вылитый мухомор!
- Ну да. Потому-то их тут и полно. Что никто не знает. Сейчас придем, приготовим,  и сам убедишься.
- А когда шли туда, мимо этих зонтов, почему сразу не брали?
- А зачем? Мы же шли за белыми. А раз их еще нету, то зонтики я просто приметил, на всякий случай.
   Вот так вот.

 Кроме тихой охоты, владел дядя Женя очень многими полезными в жизни, а точнее – в выживании, навыками. О самой войне рассказывал не часто, ссылаясь на секретность материала, но рассказывал. Как брал «языка», к примеру, или про японские ножи, которые снимали с немецких трупов, в качестве боевых трофеев… Так же, уважал он и индейские дела, а будучи хорошим художником, иногда выдавал картины и рисунки. Все стены его зала были ими обвешаны, но мне запомнился большой портрет Гойко Митича в головном уборе из орлиных перьев, который Лександрыч сделал в пастельных тонах. Также, имелся и большой цветной портрет товарища Сталина, обрамленный в раму.  «За Сталина!» – повторял  бывало дядя Женя – так кричали, когда шли в бой. Не «за Родину», как в кино показывают…  А в торце зала, у балконной двери, висел на стене в рамке, неслабых размеров, сам ветеран, крадущийся с недобрым лицом из кустов, на полусогнутых и с пистолетом ТТ в руке. Эту картину он сделал по мотивам фронтовой фотографии…
 - Нас, разведку - говорил он –  вообще то, неплохо кормили...А в тревожные годы перемен ( конец 80-х и девяностые), глядя по сторонам, повторял: «Нет, не за это мы воевали». Или сокрушался, что немцы, которых победили, живут почему-то лучше, чем мы… При этом, поносил поляков, на чем свет стоит, чего я не мог понять тогда. Но не сейчас.

 Ну, да ладно. Суть не в этом, а в том, что места с белым грибом, вождем всего грибного племени, мы все-таки обнаружили и обозначили. И даже, немного замаскировали, чтобы никто не заметил. Грибы только, что называется, вылезли и поэтому мы решили дать им конкретно подрасти. А вырастали они там у нас, если погода не подводила, до огромных размеров. Оба, про себя крепко запомнили мы координаты и особые приметы места, а также, тоже про себя, каждый примерно подсчитал, через сколько дней можно смело возвращаться за богатым урожаем. По пути, то и дело попадались густые заросли орешника, сквозь которые приходилось с большим трудом продираться. Знали мы прекрасно, что жили в тех местах очень злые кабаны, от которых уже многие если и не пострадали, так настрадались. Кабан – зверь страшный, мозгов у него – ноль и поэтому, не боится эта животинка вообще никого. Даже мишка ему по барабану. Рассказывали мужики, как сидели на деревьях, как раз в тех самых местах, через которые мы пролазили, а кабаны их подрывали. Милые истории. Так что, были мы на стороже. Лесничество, как-никак, кабанчики там живут, а мы у них в гостях. Такое дело…
Пришли, в общем, к Александровичу домой, отварили и затем поджарили зонтики, сняли очередную порцию дегустации с его самодельного, домашнего, коньяка, а о заветной плантации с подрастающими дружками, больше не вспоминали. Умело отводили тему и казалось бы, что вообще о ней забыли, не считая замечания дяди Жени о том, что нельзя его домашний коньяк, по идее, закусывать грибами. Немного я тогда подивился, ибо вечно после грибной охоты, только ими мы и закусывали. Но тут же его заверил, что никогда грибами, в принципе, и не болел. Подножный корм… Послушали пластинки с Высоцким, которых у Лександрыча была целая коллекция, включая и французские, попрощались,  и я двинул в сторону своего дома. Потирая руки. Хорошо - думал я - что дядя Женя передумал закусывать коньяк грибами. Стало быть, грибной сезон для него уже закончился. Ждал я не пять дней, как было решено раньше, а ровно три. Предварительно прозвонил своему учителю и прозондировал обстановку. В те дни он был сильно занят на заводе, на котором еще трудился в те времена. Значит – тем более, решил я, даже и напоминать не стоит. Не судьба, что тут сделаешь? Занят компаньон. Придется поднапрячься и наведаться на заветное место в гордом одиночестве. Скучно, конечно, одному-то, но надо было себя заставить. Что я и сделал. Встал с утра пораньше, захватил с собой все, что необходимо, а точнее- нож и сумку побольше, и практически еще в темноте, взял ускорение в сторону лесничества. События, произошедшие вслед за этим, забыть просто невозможно. Так вот, дошел до лесов, выбрал нужное направление и стал продвигаться к плантации. Предстояло мне опять продираться через густые заросли орешника и прочих природных насаждений, но иначе к тому месту было просто не попасть. Помаленьку рассветало и видимость улучшалась с каждой минутой. Все шло нормально, строго по заранее намеченному плану... Но вдруг, совершенно неожиданно, в шум и грохот, которые я поднял в тех непролазных дебрях, вмешался какой-то новый, очень подозрительный, звук. Сразу до меня это дело не дошло, но потом я встал, как вкопанный и прислушался. Видно сквозь дебри было плохо, но оно, как говорится, и слава богу, что не видно. Потому что грохот, еще громче моего, исходил из кустов слева и спереди от меня. Это был просто тихий ужас, не иначе. Первой и последней мыслью была, разумеется: «Кабаны!!!» Вот они, заразы, достали-таки меня! Одно дело – выслушивать веселые, или не очень, истории, но совсем другое дело – безжалостная реальность! Кабаны в таких зарослях – это верная смерть, до нормального дерева добежать можно и не успеть. Долго я не думал, все было ясно: надо рвать когти! Резкий разворот, сумку прочь и сквозь дебри вперед, вперед и только вперед, царапаясь об ветки, спотыкаясь, падая и кувыркаясь, опять мощно толкая ногами землю, летел я с бешеной скоростью. А бегал я тогда очень быстро, мало кто мог за мной угнаться на всяких там разных соревнованиях, но с дикими и кровожадными лесными свиньями, соревноваться в скорости мне еще, до того злого утра, не доводилось…
Домой добрался весь мокрый от пота, но живой. Повезло! – подумал, это вам не шутка – от кабанов удрать, это уметь еще надо… Прикинул все «за» и «против» и решил наведаться к Лександрычу и рассказать ему эту страшную историю. Ближе к вечеру позвонил ему, договорились. Захватил по пути кусок зельца, очень мы его уважали, да и стоил мало, бутылку настойки и оказался в его пенатах. Первый вопрос дежурный: дома ли его сын? Нет, не дома. Ну и замечательно, ибо очень он не любил эти наши посиделки, потому что был спортсменом, самым что ни на есть настоящим, не пил, не курил и так далее... Ну, а мы позволяли себе время от времени присесть и отдохнуть. Проходило все культурно, в полезных разговорах и прослушивании пластинок с концертами Владимира Семеновича. Вид дяди Жени мне показался странным, какой-то он был весь загадочный и нервный. Ну да ничего, пока резали – жарили – готовили закуску, я уже готов был к изложению пережитого ранним утром кошмара. Сели,  хряпнули  ровно по 20 грамм, как обычно, и начал я во всех подробностях рассказывать. Евгений Александрович слушал меня очень внимательно, задавая лишь иногда ненужные вопросы, типа «во сколько вышел из дому» и все такое. Но, чем ближе подходило мое повествование к страшной и очень опасной развязке, тем выше он приподнимался на стуле и пристальней смотрел на меня. Рот у него давно уже раскрылся, но я подумал, что он просто собирается что-то туда засунуть и пожевать. Но.. не тут-то было! Сразу же после моего торжественно сказанного «кабаны!», разразилась  такая буря страстей и такие я вдруг услышал новые, совершенно мне ранее не знакомые слова и выражения от своего учителя по жизни, что до сих пор еще, очень сильно ему благодарен. Ну, тут уже были и смех и слезы, а дело было вот в чем: «Кабанами» оказались мы сами, друг для друга. Хитрый мой товарищ по тихой охоте, тоже не стал долго ожидать, пока братья наши белые дорастут до взрослого возраста, разбудил себя в то утро еще раньше, чем я себя и, совсем даже не испытывая никаких угрызений совести, поспешил к замаскированным друзьям. Но, следует тут признать, что учитель – на то оно и учитель, урожай он все -таки собрал. Ну, а когда уже, с чувством выполненного долга, бодро развернулся в сторону дома, то пришлось ему стать еще в сто раз бодрее, ибо услышал он радикальные звуки прущих прямо на него сквозь дебри, диких кабанов! А мысль о них и только о них родимых, тоже самая первая возникла у него в голове. Сумка с деликатесами улетела в сторону, потому что очень сильно тормозила движение, а разведчик ломанулся со всех ног в другую, противоположную от вепрей, то есть – от меня, сторону. Понятное дело, что пришлось ему делать порядочный крюк, чтобы уйти от погони и, представляя  из себя более чем жалкий вид, попасть наконец-то в родные, знакомые и  любимые стены. Памятуя о знаменитом «шагомере», который он постоянно таскал на ноге в спец. кармане, я просто постеснялся спросить, сколько километров он намотал в то бодрое утро…  Это – да! Смеялись мы тогда друг над другом очень долго, но стало нам и полегче. От сознания того, что кабанов, возможно, в тех краях уже и не водится вовсе.... Тут же, однако, (каждый про себя), взяли мы это дело на заметку.  Ну так… на всякий случай.
А уроки Александровича дополняются по ходу жизни, и передаются дальше, внукам.
Так что, не всё потеряно, пока есть память. И никто не потерян.
Вечная память моему учителю, Евгению Александровичу…