Степь

     Уже прожиты детство, юность, зрелость - наступила старость. Всё чаще мы с братом просто сидим и вспоминаем. Что вспоминаем? Естественно вспоминается время когда мы были безоглядно счастливы. Когда с достоинством преодолевали те или иные жизненные препятствия. В общем, когда жили во всю ширь своих сил.

     Однажды мы с ним вспомнили Алма-Ату, город нашего детства и юности. Я сказала:
- Ты не представляешь, как нестерпимо мне хочется поехать в Алма-Ату, побродить по её улицам, по её базарам, посмотреть на заснеженные горы Алатау. Было бы близко, то в Алма-Ату пешком пошла. – тут я засмеялась и пояснила, - Как Лев Толстой в Москву из Ясной Поляны за три дня пешком ходил.

      Брат внимательно, без улыбки поглядел на меня и задумчиво ответил:
- Почему не представляю?! Очень даже представляю. Я и сам никуда не хотел бы поехать, кроме как в Алма-Ату. Для меня, хотя я в нём и жил мало, он волшебный город, чУдный город. Город из сказки, в которой я когда-то жил. Алма-Ата для меня самый лучший в мире город.

-  Знаешь, по чему я больше всего скучаю? – продолжила я, – По казахской степи! Нестерпимо хочется ещё раз, хоть одним глазком, посмотреть на просторные казахские степи. И чтобы степь была летняя, сухая, солнцем выжженная. Словарного запаса моего не хватает для описания её жёлтого великолепия. Оказывается, надо потерять, чтобы понять, что потерял родное, любимое. Очень скучаю по сухости степей, по знойному ветру, по палящему солнцу.

- Понимаю, понимаю! - подхватил мою мысль брат, - Степь, она даёт ощущение очень большого пространства, полноты мира, всей земли. Я тоже хотел бы ещё раз туда поехать. Но вот переехали в Россию, состарились и видимо не судьба нам на Родине побывать, по степям побродить. Может когда и получится, не знаю. – брат раздумчиво замолчал.

- Многие здесь думают, что степь мёртвая, сухая, безжизненная, катаются по барханам да по солончакам перекати-поле, а это не так. – продолжила я разговор. - Степь живая и очень даже заселённая. Как сейчас вижу что вот ветерок шевелит кустики ковыля, качаются головки редких цветов, по ним отары ходят. Зайка пробежит, змея проползёт, вот ящерица мелькнула, и нет её. Суслики с сурками у своих норок живыми истуканами стоят, наблюдают. Чуть что не так, сразу по норкам прячутся. Были - и нет их! Черепахи тоже тут. Помнишь, как мы маленьких черепашек домой из степи приносили?

      Мы с братом замолчали, каждый думал о своём детстве. Мне вспомнился Балхаш.
- А помнишь наши поездки на Балхаш? Пионерский лагерь на его берегу, турбазу, где мы жили в палатках, когда после плавания в балхашских зеленоватых водах бросались плашмя на жаркий песок, чтобы согреться.
- Ты Балхаш вспомнила! А не забыла что по берегу его саксаул рос, целыми зарослями. Весной цвёл нежными розовыми облаками, будто японская сакура.  Мы эти розовые пластинки, кисловатые на вкус, ели.

- А ты не забыла, что я пчеловод? - улыбнулся брат, - Верблюжью колючку помнишь? Местные пчеловоды во время её цветения ульи с пчёлами в степь вывозят. Прекрасный мёд из верблюжьей колючки получают. Нигде в мире такого мёда нет.
- Верблюжью колючку? Конечно, помню. Ею одни только верблюды и питаются, больше никто не ест её. А для пчёл вот сгодилась.

- А ещё помню цветущую степь. Весной. Восхитительны степные подснежники. А тюльпаны в степи низкорослые, мы их медленно-медленно из земли вытягивали, чтобы стебель длинным был, чтобы букет составить можно было. А когда маки зацветали, то степь становилась красной от маковых цветов. И никого в сон не клонило, нормально по цветущим макам прогуливались. Весна пройдёт, все цветы высохнут, стебли в землю спрячутся, но и в выжженной степи цветочки имеются. Летом распускаются бумажные цветы - степные бессмертники.

      Я замолчала, брат смотрел на меня, ожидая продолжения.
- Но всё равно сейчас больше всего хочу стоять в сарафане под палящим солнцем среди жаркой выжженной степи. Чтобы ни ветерка, ни прохлады, лишь знойное солнце над головой и треснувшая от жары земля. Хоть на минутку хочется изнуряющей жары!