Тенгиз грузин летел в Москву

                Утро. Аэропорт "Дюссельдорф". В этот раз особо не тороплюсь на посадку, поскольку  досталось переднее место 2С, стою в очереди последней. Вдруг подбегает запыхавшийся, растерявшийся  мужчина в фуражке "аэродром", свисающей над ушами. Худощавый, нос-рубильник, испуганные глазки-смородинки, чёрные усики торчком. Показывает пальцем вверх на табло:
–– Вас ист дас? (Что это?)
Мне понятно, откуда он. Отвечаю по-русски:
–– Рейс на Москву.
–– Это как? Мы куда?
–– Вылет в 10.45. Авиакомпания «Аир Берлин», рейс № 8634.
–– Слава тебе, господи! – Мужчина крестится по нашему. – А я, бааалван, там жду. Чуть не ашибса. Я б с ума сошёл, если б не улетел Москва на Новый год...
–– Что? Не понравилось в Германии?
–– Где? Что понравилось? Не понравилось.
–– Совсем ничего?
–– Вабшэ, ничего! Глухомань! Скучно!  Бесполезно! Виза ещё почти два месяца есть у меня. Я не выдержал. Десять дней сильно нервничал, мучился.  Снега упали, машшшина, трамвай не ходит. Хорошо, дождь всё растаял, сестра поехал, билет достал.
–– Будь добр, помоги с сумкой.
–– С удаволствием.
–– Спасибо, джигит.
–– Слюшай, откуда знаешь? Я – грузин, из Кутаиссси. Зовут  – Тенгиз.
–– Мингрел? Грузин высшего качества, как Саакашвили?
–– Абижаишь, не мингрел. Жил в Абхазия. Сейчас живу Владикавказ. Русский паспорт есть. Скорей бы улетать Рассия. Луче Москва – нигде нет!
–– Чем же  тебе наша столица Первопрестольная так сильно нравится?
–– Слюшай, не говори странный вопрос, скажи, кому не нравится? Москва – всё есть, везде земляков встретишь. Легко всё понять на русский. Улица широкий, жженщин  шикарный везде. Идёшь, душшша поёт. Панимаишь?
–– Понимаю… А как попал в Северную Осетию?
–– Отлично! Нормально! Как бивает…
–– Нескромный вопрос, Тенгиз: Ваши фуражки «буле» никогда из моды не выходят?
–– А что, плохххо, да?
–– Тебе идёт. Слушай, дорогой, садись рядом; два места свободны, – приглашаю грузина, когда входим в самолёт.

                Тенгиз рад без памяти: нашёл свободные уши, да и джентельменом себя почувствовал – укладывает в рундук под потолком мои вещи. Усаживаемся в кресла. Не дожидаясь просьбы стюардессы, прищёлкиваемся  ремнями безопасности и продолжаем разговор:
–– Раньше на туриста работал шофёр. Батум, Сухум,  Новый Афон, Питцунда людей возил. Война не бил. Разбомбили друг друга; кончился рай.
–– А как в Германию попал?
–– Сестра пригласил. Она работал турбазе. С немцем-туристом познакомились. Приехал за ней, свадьба, увёз к себе.
–– Довольна жизнью?
–– Она довольна, но не так, как надо. Хочет развестись.
–– Развестись? Нашла лучшую замену?
–– Какой замену? Замучилась с ним жить. Пора домой.
–– А дети есть?
–– Какой дети? Он лентяй! Работать не любит. Ребёнка за десять лет не  сделал. Слюшай, это что, мужчина, а?  Скажи мне, а?
–– Не мне судить, я его не знаю.
–– Он живёт скучно, хуже, чем старик у нас. Только за себя думает. Я ему передупредил, а сестра переводил: «Я – гость у тебя; веди, как надо, как положжжина. Я тебя как встречал?»
–– Так он, оказывается, был у тебя в гостях?
–– Канешна, бил. Встречал, как принца. На свадьба танцевали все. Радовались.  На столе всё бил. Пять барашка, четыре бочка вина. Всё отдал. На руках носил. Всё показал; весь Кавказ возил. Он мне обещал Амстердам, Париж, Берлин возить. Ничего не видел! Пааанимаишь, какой  брихххло?!
–– Понимаю… Это, конечно же, по-свински.
–– Придёт домой, садится, кушает один. Это где бивает, а? Скажи мне, а?
–– У немцев это нормально. Заседаем, например, в стрелковом клубе, пьём пиво, фанту. Неожиданно кому-то одному официант несёт горячее блюдо, он ест, а рядом сидящие слюнки глотают от вкусных ароматов.
–– Вот именно, с голодных ароматов чуть с ума не сошёл. Свинья! Какооой свинья... Телевизор смотрит, сходит в магазин, возьмёт котлета, пиво, чипса. Потом всё подвинет к себе и не угощает. Мне неудобно: краснею за него. Не взял ничего. Пахххудел, как спичка.
–– Ах, ты  бедненький… Сейчас стюардессы бутерброды будут раздавать с сыром,  колбаской, напиточки разные.
–– Я соскучился по свой пища. Он чеснок не ест и мне не дал кушать.
–– Они не понимают его вкус, Тенгиз. Он у них в виде таблеток. Просят закон издать против чесночного запаха, штрафовать.
–– Сирьёзна? У них все шарика на свой место? Ах, как я всё соскучился: чеснок, аджжжика, цыплята-табака, чахххохххбили. Хххлеба нашего хххочу! Бульки белий!
–– Я тоже предпочитаю свои борщ и пельмени.
–– Даже врагу такой голодовки не пожелаю, такой подарочек под Новый год. Сегодня он меня проводил, первый раз улибается.
–– Резиновой улыбочкой?
–– Канешна, улибачкай, рад, наверное, чтоб уехал домой.
–– А ты тоже улыбался?
–– А я Богу молился и сказал: «Не обижаюсь. Спасибо. В гости ко мне пока не надо;  время нет, средства не разрешают. Не обижайся, что глаз тебя ударил. Сам понимаишь, был Грузия. Мы – народ горячий». А что делать? Сестра пока с ним.
–– Так ты его всё-таки проучил кулаком?
–– А как ты думаешь я мог объяснить? Скажи, а? Он по-грузински мой слов не поймёт, я по-немецки ни бум-бум. Сестра рядом не бил.
–– Неужели он сдачи не дал и в полицию не позвонил?
–– Не успел. Он толстий. Я бы дал ему, сколько надо, сколько заслужил от меня, ни полиции, ни тюрьмы не боюсь! Но думал: как уйти отсюда? Не дай Бог, задержаться надолго в этой глухомани.
–– А, между прочим, у них в тюрьме – курорт. Почти Абхазия! Только моря не хватает.
–– Не хххотел ничего там! Золото с неба не хххотел! Чуть с ума не сошёл там. Пошёл, думал улицей: «Где я? Где мой сердце? Где живёт мой сестра, мучается?» Хотел уйти в лес успокоиться. Нет леса там.
–– Какой же лес в центре Дюссельдорфа? Хотя там есть прекрасные парки… Ты бы ещё Кавказские горы поискал.
–– Пошел с горя в бар. Думал, как у нас – танцы-манцы, лезгинка им станцую, развеселю и свой сердце успокою. Смотрю: что это там? Я сам – не красавец, видишь, но там смотреть нельзя, некуда. Можно глаза завязать.
–– То есть, как некуда?
–– Только старики и старухи. По горло в могила уже. Засыпают на ходу.
–– Но стаканы в руках держат.
–– Не знаю, как держжжят? Я  пошёл лезгинка танцевать. И што, думаешь?
–– Не оценили?
–– Чуть полицаям меня не отдали; тишшшину  нарушшшил. Я думал, как луче… Потом пива заказал. Таранка из русский магазина на газета развернул, почистил. Все улибаются, рот смеётся, а глаза нет. Официант лицо так брезгливо сделал. Взял мой стакан пальцами, извини за выражение, как го*но, в урну викинул. Руки сразу помыл.
–– Для них наша таранка, как для нас их бутерброд с сырым фаршем... Тенгиз, чувствуешь, самолёт резко пошёл на снижение? Уши давит, я почти  ничего не слышу.
Мой грузинский попутчик старательно крестится три раза и просит душевно:
–– Господи! Помоги благополучно  Москва садиться.

На снимке: автор в саду у сестры Лены Линдеманн.