Александр Македонский. Погибший замысел. Глава 12

      Глава 12

      Армия македонян ступила на африканский континент. До Пелусия, крупного города, лежавшего на берегу Срединного моря у восточного рукава дельты Нила, оставалось два дня перехода — здесь Александра и нагнало третье письмо Дария. Заметно поубавивший спесь перс предлагал своему врагу десять тысяч талантов за свою семью, дочь Статиру в жёны и Малую Азию, от ионийского берега до Галиса*, в качестве приданого.

------------------------------
      * Галис (совр. Кызылырмак) — река, протекающая в Малой Азии, делящая её примерно надвое и впадающая в Понт (совр. Чёрное море).
------------------------------

      — Что вы на это скажете? — спросил стратег-автократор у своих полководцев, собравшихся на обсуждения.

      — Если бы я был Александром, я бы согласился, — осторожно вбросил Парменион, воссоединившийся с основными силами альянса в конце осады Тира.

      — Клянусь, и я тоже… если бы был Парменионом, — ответствовал царь ныне не только Македонии. — Дарий сошёл с ума: предлагать мне половину того, что уже два года находится под моей властью. До Галиса, когда я до Исса дошёл! Он бы ещё Македонию мне в качестве приданого предложил… Десять тысяч талантов за своё семейство — это намного меньше того, что я него уже забрал, и ещё менее того, что в Азии у него пока остаётся.

      — Азиат заметался, — согласился Гефестион. — Наверное, шпионы доложили ему, что Мазак собирается сдать Египет без боя.

      — Об этом и самому нетрудно догадаться, — возразил Александр. — Лучше бы предложил мне десять тысяч талантов за свой гарем.

      — Вот уж что я бы и бесплатно отослал! Эти триста шестьдесят сотен туш прутся в обозе и настолько прекрасно себя чувствуют, что ни одну и не выпрешь. Их можно понять: каждая, блюдя свою непорочность в одном месте, столько работала двумя остальными, чтобы пробиться в гарем, добилась своего, а тут так повезло, как и мечтать нельзя было, — вместо противного жирного черномазого старика стать наложницей молодого и прекрасного.

      — Я же предлагал им отправиться по домам, — вспомнил молодой и прекрасный.

      — И ни одна с места не сдвинулась. Ещё бы! Они всё ещё мечтают о твоём ложе.

      — Я думал, они уже перестали себя этим тешить.

      — С чего бы? Они глупы как пробки. Уверен, что ни одна ни читать, ни писать не может, зато ***соски из них получились первостатейные. Тьфу! — Гефестион сплюнул от отвращения. — Сели тебе на шею, ты их кормишь, каждая жрёт, срёт и ссыт и, чтобы меньше вонять, выливает на себя по амфоре благовоний ежедневно. Подойдёшь ближе — от этого цветника несёт, как от дешёвого кабака с портовыми блудницами. Только обоз нагружают почём зря…

      Триста шестьдесят наложниц, доставшихся Александру после победы под Иссом, действительно нисколько не убавились в числе, когда им предложено было вернуться в отчий дом. Каждая мечтала оказаться в постели с Александром и так же жадно засматривалась на Гефестиона, но ни сама прекрасная пара, ни остальные этеры и рядовые их не трогали: тот, кто скуки ради и мог переключаться на женщин, предпочитал обходиться стройными изящными гречанками — и этих в обозе было достаточно. Напрасно евнухи при гареме несколько раз устраивали гегемону Коринфского союза демонстрацию его имущества, пропуская вечером перед ложем Александра безуспешно призывающих молодого царя, — он лениво рассматривал наложниц вместе с Гефестионом, очень радовался, когда кто-то из ваятелей или живописцев прельщался какой-нибудь женщиной и тут же дарил приглянувшееся невзыскательному ценителю. Но уловка работала плохо: это удалось проделать со считанными единицами, а три с половиной сотни остальных по ночам продолжали вздыхать и доверять свои страстные помыслы либо подушке, либо подружке.

      В лаконичном ответе Дарию было написано, что вся держава персов принадлежит Александру, включая, если царь того пожелает, и дочь Дария, а для решения личных вопросов просителю следует явиться в стан македонян.



      Через два дня армия Александра подошла к Пелусию, первыми македоняне увидели сатрапа Египта Мазака с многочисленной свитой. Разодетые пышно и безвкусно, номинальные хозяева встречали прибывших щедрыми дарами и самыми миролюбивыми намерениями: воевать с победителем громадной армии под Иссом, покорителем неприступного Тира, человеком, под чьей властью уже сосредоточилась громадная территория, не хотелось никому — Мазак решил задобрить Александра и, пользуясь суматохой, которая неминуемо должна была подняться при вхождении полусотни тысяч человек в город, тихо сняться с места, раствориться в песках, лежащих на востоке, и попробовать соединиться с тем, что от войска Дария ещё оставалось.

      Приняв от перса-наместника заверения в мире, подношения и казну, в Пелусии Александр задержался всего на несколько часов: ему не терпелось увидеть Мемфис, взглянуть на великие пирамиды — и он направился в сердце Египта вверх по течению Нила, медленно струившего в море желтоватые воды.

      В славном городе царю Македонии устроили ещё более пышный, чем в Пелусии, и, главное, чистосердечный приём: он положил конец владычеству нечестивых персов, он явился освободителем. Знатные горожане и простой люд, важные жрецы, диковинные одеяния — всё это завораживало, заставляло шире раскрывать глаза. Приветственные крики звучали искренне, народ славил изгнавшего наглых захватчиков, глумившихся над его святынями: ведь это Артаксеркс убил священного белого быка Аписа — и получил по заслугам от Багоя, который только делал вид, что служит азиатам, а сам вершил священную месть: от руки египтянина пали и правитель империи Ахеменидов, и его родня. Вот только переиграть коварного Дария Багой не сумел: удивлённый чередой внезапных смертей сатрап Армении не стал пить приготовленное для него питьё, вручил чашу с отравой самому Багою — и заставил осушить её до дна. Но теперь Александр освободил Египет от чужеземцев и загоняет перса вглубь Азии.

      — Народ возносит хвалы тебе, изгнавшему святотатцев! — Жрецы и знать поднесли Александру благодарственные дары.

      — Я рад был помочь вам. Я чту вашу веру, ваши обычаи, ваши храмы и вашу великую землю. — Александр преклонил колено, его свита последовала этому примеру, очень польстившему всем собравшимся.

      После слов гость и хозяева перешли к делам: Александр вернул жрецам их привилегии, принёс жертвы местным богам, распорядился о восстановлении кощунственно разрушенных персами святилищ — жрецы торжественно признали благодетеля фараоном, «Высокими Вратами», царём Верхнего и Нижнего Египта, возлюбленным Амона и предпочтённым Ра, Сыном Ра. Александр стал одновременно братом и сыном богов, а также верховным владетелем всей пригодной для возделывания земли и её богатств, суверенным подателем всех благ в Египте и прочее и прочее…

      — Ты достойный преемник Нектанеба. Правь же нашей страной!

      Александр занял место на троне, в руки его вложили посох и плеть — в ауднайосе* 332 года до н. э. в Египте после пятнадцати лет попрания власти поработителями наконец-то снова воцарился фараон.

------------------------------
      * Ауднайос — месяц древнемакедонского календаря, соответствует декабрю.
------------------------------

      По случаю интронизации принёсшие египтянам мир и свободу устроили в Мемфисе мусические состязания, развернули театральные представления и провели атлетические игры.

      А в сорока стадиях от столицы древней цивилизации в сиреневой дымке плыли исполинские пирамиды…

      Они не давали Александру покоя — после всех обязательных церемоний и вклада в эллинизацию новых земель он направился к священной долине. Вознёсшаяся вверх на полтысячи локтей усыпальница Хеопса вблизи поражала ещё больше. Какие же терпение, волю и могущество надо было иметь, чтобы построить такую гробницу, когда одну дорогу к месту, на котором она возведена, прокладывали восемь лет! Какую тьму рабов надо было пригнать на тяжкий труд, скольких оставить в каменоломнях! И как же гениально надо было вести строительство, чтобы и спустя более двух тысяч лет гигантское сооружение не сдалось ни ветрам, ни дождям, ни песчаным бурям и по-прежнему потрясало восхищённый взор!

      — Двадцать четыре столетия смотрят на твоё величие, Александр! Они приветствуют бога! — воскликнул поражённый Гефестион.

      Александр порозовел. Гефестион любит его, но разве преувеличивает? Ведь фараоны божественны — это уже утвердили жрецы, жители издревле почитали своего властителя, падая в песок и целуя след его сандалии. В Александре течёт кровь Ахилла, он потомок Геракла, он, как древние герои, одержал великие победы, прошёл громадные расстояния, освободил и эту страну — колыбель цивилизации! Если те, которые воздвигли пирамиды, оказались слабее персов, которых, в свою очередь, сам Александр победил, насколько же он могущественнее прежних властителей! Он уже признан братом и сыном бога людьми — осталось получить подтверждение своей божественной сущности у самих богов.

      — А ты знаешь, мы проверим твою и жрецов правоту. Они говорили мне, что на запад от Мемфиса лежит оазис Сива, там пророчествует оракул. Мы отправимся туда — и я спрошу у него, сын ли я бога. Ни для кого не секрет, что в мой день рождения грохотала гроза, а на крышу дворца в Пелле сели два орла.

      — И, кроме того, Филипп одержал победу над коринфянами, Антипатр разбил иллирийцев, лошади твоего отца выиграли соревнования в Олимпии, а храм Артемиды сгорел, потому что богиня ушла из него: ей надо было посмотреть, как на свет появляется её родственник. Конечно, надо проверить! — согласился Гефестион. — А этот оазис далеко?

      — Семьдесят два парасанга*, но мы же уже прошли во столько раз больше…

------------------------------
      * Пятьсот километров.
------------------------------

      — Тем более сейчас зима — такая тёплая в этих краях, и в пути, если нам и придётся бороться, то только с сюрпризами погоды.

      — И со стихией.

      — Да, а персов уже не будет. Решительно, я загорелся. — И Гефестион любовно посмотрел на Александра. — Царь Македонии, таг Фессалии, гегемон, стратег-автократор Коринфского союза, царь Малой Азии, фараон, царь Верхнего и Нижнего Египта, потомок Ахилла и Геракла, ты ещё и сын Зевса! И сегодня, — Гефестион понизил голос, — я буду трахать твою божественную сущность. Ведь ты для меня всегда просто Александр.

      — Я согласен. Только сделаем это не на пирамиде Хеопса.

      — Пусть старикан спит спокойно, а мы расположимся более удобно. У нас слишком много дел, я не ограничусь одним обладанием, мой сладкий, и от тебя потребую того же.

      Но, хорошо поразмыслив, Александр отложил поездку в оазис: более насущные, чем подтверждение своей божественной сущности, проблемы взывали к решению: сын Ра захватил с собой инженеров и спустился по течению к Срединному морю, на этот раз — западным рукавом дельты Нила. Здесь, возле Канопы и Мареотийского озера, Александр решил заложить ещё одну Александрию: набиравшая обороты торговля требовала новых портов — и город на морской границе Египта великолепно справился бы с этой задачей. Богатства плодородных южных земель могли отправляться в Элладу морским путём, а не делать огромный крюк по суше; в свою очередь, и грекам было чем наполнить трюмы, плывя в Египет, и предложить это освобождённой стране; самому Александру после сдачи Газы досталось огромное количество так высоко ценившихся в Европе благовоний — их тоже можно было продать; и с той, и с другой, и с третьей сторон дело не обошлось бы и без работорговли… Сооружение храмов, театров, арен атлетических ристалищ способствовало бы дальнейшей эллинизации — что же более, как не огромный выгодно расположенный порт, подходило для этой цели?

      Контуры будущей Александрии набросали прямо на месте, вбивали колышки, дорожками зерна намечали границы, размеры. Улицы задуманы были достаточной, чтобы на них могли спокойно разъехаться экипажи, ширины, параллельно им должна была быть проложена водопроводная сеть: две системы водоснабжения — из южного озера и акведуком из канопского рукава Нила, водопровод дублировала канализационная система. Зелёная зона, две агоры, дворец…

      Привлечённые возможностью хорошо позавтракать, на землю опустились птицы и начали клевать, подбирая зёрнышки с только что расчерченных планов.

      — Хороший знак! — Александр улыбнулся и поцеловал Гефестиона. — Не будешь теперь на меня ворчать?

      — Не буду, мой божественный! — И Гефестион сжал в своей руке царскую длань.

      — Скоро мы выясним, насколько я божественный.

      Так в начале 331 года до н. э. на берегу Срединного моря начал строиться один из самых знаменитых и красивых городов мира, и Александр, поручив контроль за развернувшимися работами своим инженерам, мог отправляться в манивший, как и всё таинственное, оазис. Чтобы сделать путь к нему более безопасным, бо;льшую часть его решено было пройти вдоль побережья — на запад, примерно параллельно воображаемой линии, которую можно было провести от Мемфиса до Сивы, потом, достигнув последнего египетского поселения на берегу, повернуть на юг, непосредственно в пустыню, непосредственно к оазису — и таким путём уложить окончательную, самую тяжёлую часть путешествия в четыре десятка парасангов.

      Путешествие по пустынным местам было буднично и относительно легко, отличаясь от предыдущих лишь тем, что наряду с лошадьми в нём приняли участие и верблюды — на них ехали проводники, на кораблей пустыни была навьючена поклажа. Но Гефестион не переставал удивляться и на второй неделе поездки:

      — Климат тёплый, а эти земли так мало заселены! Ты помнишь Библ, Сидон, Арад на востоке? — они же почти рядом располагались, а здесь на тысячи стадиев ни одного поселения.

      — Здесь рек нет, а что люди будут делать в летнюю жару без воды? На юг — пески, на север — солёное море, тут даже рощицы чахлые, — отвечал Александр.

      — И как далеко мы ещё будем здесь идти?

      — Скоро должен быть город, я смотрел по карте. Передохнём день-два, запасёмся провиантом и водой — и тогда уже в настоящее испытание, в неизведанные пески.

      — Александр, ты душу Аиду заложишь, только бы добраться туда, где ещё не был! И как твой город называется?

      — Я не знаю, его название иероглифами написано. Да вот, смотри!

      На горизонте показались небольшие строения.

      — Да, это не Пелла и не Афины.

      — Но хорошо, что и не Карфаген: у меня пока нет плана его захвата.

      Отряд во главе с Александром приободрился; лошади, почуяв близость остановки, водопоя и отдыха, тоже оживились. Не прошло и часа, как кавалькада подъехала к затерянному на берегу поселению.

      Несмотря на отдалённость от Мемфиса, местные жители встречали Александра как законного властителя, наследника Нектанеба, божественного сына Ра: слава царя Македонии летела вперёд быстрее лошадей его отряда.

      Приём в небольшом городке, конечно, не мог быть особо торжественным, но путники и не нуждались в долгих церемониях: омовение, ужин и сон — это было необходимо им в первую очередь.

      Уже к ночи, растягиваясь на ложе, Гефестион поинтересовался:

      — И что тебя тянет в Сиву? — ведь твоя божественность уже признана в Мемфисе.

      — Если её подтвердит оракул, она будет ещё несомненнее. И, кроме того, разве тебя не интересует будущее?

      — Не особенно. Я буду с тобой — это я знаю. Иное мне не нужно, я по-другому и не смогу.

      — Всё равно, грядущее всегда заманчиво прозреть — там ты его и узнаешь. Ещё Геракл, мой предок, запрашивал оракула. Затерянный в пустыне пророк древнее Додонского. Когда жрецы в Мемфисе узнают, что моё происхождение от бога подтверждено и здесь, будут относиться ко мне…

      — Со священным трепетом. — Гефестион усмехнулся, но закончил уже серьёзно: — Ты прав, религию надо чтить, поддержка её служителей всегда важна. Сколько парасангов нам предстоит пройти по пустыне?

      — Около тридцати семи-тридцати восьми — уже меньше половины пути. Тебе не кажется, что мы сейчас занимаемся пустой болтовнёй? — Глаза Александра загорелись, Гефестион повернулся к любимому, руки и губы прелестной пары отправились в совершенно иное путешествие…


      На следующий день Александр в сопровождении небольшой свиты поехал на охоту. Помимо её основной цели, нужно было узнать, насколько обширна роща за городом и где начинается пустыня, которую предстояло перейти.

      — Слева по борту недурной обед! — оповестил всех Неарх.

      Вышедший на опушку олень был удивлён зрелищем, представшим перед его глазами: он никогда не видел людей в таких странных одеяниях, таких бледнолицых. Узревшие его тоже замерли; опомнившийся первым лучник, пожелавший отличиться перед царём, поспешил с выстрелом и недотянул тетиву: стрела сорвалась и, вильнув оперением, срезала ветку в десятке локтей от животного.

      «Эх, люди, люди… Всегда они одинаковы, как ни нарядятся», — огорчённо подумал олень и, грациозно вскидывая копытами, унёсся прочь.

      Александр засмеялся:

      — Эх, недотянул ты, недотянул, Клеандр!

      Лучник покраснел, Гефестион улыбнулся вслед за царём.

      — Недотянул… натянул… натягивать… А что, чем не название для этого города? Паретоний — пусть называется по твоему слову и в ознаменование того, что твои планы тянутся далеко!

      — Ты что, серьёзно?

      — Конечно! Ты божественный — так пусть твоим словом и нарекают города! Во всяком случае это название мы запомним… — Гефестион склонился к уху Александра: — А сегодня ночью я тебя и натяну, и растяну…

      — Вот в этом я не сомневаюсь…

      С тех пор центр Мармарики, самой западной египетской провинции, и вписан был в историю Паретонием*…

------------------------------
      * Историческая справка. Город и гавань Паретоний действительно назван по замечанию Александра Македонского своему лучнику, не попавшему в оленя, когда его отряд здесь отдыхал, — «Эх ты, недотянул…», происходит от глагола ;;;;;;;;; — «натягивать» (современный Эль-Беретун около Мерса-Матруха).
------------------------------

      Ещё через день Александр встретился с послами из Киренаики. Кирена, лежавшая ещё дальше Паретония, была единственным эллинским портом на южном берегу Срединного моря; её послы, как уже было заведено, поднесли Александру пышные дары и расстались с царём в прекрасных отношениях: подчинение своей воле небольшой греческой колонии, не имевшей никакого стратегического значения в проводимой стратегом-автократором Коринфского союза кампании, в планы Александра не входило — он спешил в таинственный оазис, до которого из Паретония оставалось менее половины исчисленного ранее расстояния.

      Продолжение выложено.