Б. Глава вторая. Главка 4

     В этот раз, вопреки обыкновению, Полина приехала в Филармонию даже раньше назначенного срока, поэтому у неё было немного времени, чтобы, остановившись в холле, полюбоваться знаменитой потолочной росписью. То была гордость не только самого здания, но и всего города, объект культурного наследия федерального значения, как говорилось в путеводителях. Роспись действительно потрясала воображение: не только размахом композиции, занимавшей весь потолок от края до края, но и скрупулёзно проработанной прорисовкой всех деталей. С течением времени, правда, это замечательное произведение искусства начало приходить в некоторой упадок, сперва невидимый, а потом всё более очевидный. Появлялись трещины, кое-где краска крошилась и осыпалась. Директор Филармонии не уставал заверять общественность, что средства на ремонт непременно будут найдены, однако месяцы сменяли друг друга, а дело не сдвигалось с мёртвой точки. Дошло до того, что сам Михаил Павлович предложил посильную помощь (у него были связи среди известных меценатов), которую директор с многочисленными извинениями отверг, уверив Михаила Павловича, что бюджет области “вот-вот выделит на это дело несколько миллионов”.
     Полина стояла уже несколько минут, задрав голову и внимательно приглядываясь к отдельным элементам, когда почувствовала, что сзади её кто-то тихонько тронул за рукав. Она обернулась: перед ней стоял трубач Петя Евстигнеев, невзрачный, очень молодой человек – или даже человечек – с выбритым до синевы подбородком вечно всклокоченными волосами. Он носил смешные маленькие очки, которые, казалось, лишь мешали ему что-либо разглядеть. Полине он не нравился. Конечно, музыканты и вообще личности специфические, однако в Пете было нечто, что её всегда отталкивало в противоположном поле – какая-то едва ли не нарочитая неуверенность в себе, не позволявшая ему ничего высказывать напрямую. Он был похож на пугливую серую мышку, готовую в любой момент укрыться в своей норке. И вот ведь смех: эта серая мышка с некоторых пор начала проявлять к ней знаки симпатии. В своей робкой, застенчивой манере, конечно, но ошибиться невозможно. Это было не то что неприятно, но доставляло некоторые неудобства. Полина не считала себя красивой, но мужчины, видимо, придерживались противоположного мнения, и жаловаться на отсутствие внимания с их стороны ей не приходилось. Жизнь музыканта, однако, не позволяла уделять слишком много времени делам сердечным. Держать поклонников на расстоянии было удобнее – и практичнее. Конечно, её женскому самолюбию льстило, что она может, не прилагая никаких к этому усилий, завоевать мужчину, пусть даже и такого… невнятного, как Петя Евстигнеев. Но всё же он такой робкий, прямо до безобразия! Негоже вести себя так перед ней. В конце концов, мог бы и постараться выглядеть посолиднее. Хотя о чём она думает, боже правый!
     – Привет, – сказал Петя слабым голосом, глядя поверх её плеча. – Рассматриваешь потолок?
     – Привет, – ответила она голосом, в котором лишь на самую малую долю слышалась ирония. – Да, рассматриваю вот. (Что за идиотский вопрос?Разве не видно, чем она занята?)
     – Ясно… – тут он запнулся и начал, по своей противной привычке, ковырять большой палец на левой руке. – Послушай, я… Ты после репетиции никуда не спешишь?
     – Не то чтобы спешу, но времени у меня будет немного.
     – Видишь ли… мне нужно с тобой поговорить. Конфиденциально, – добавил он почти шёпотом.
     Столь важное слово прозвучало в его устах так забавно, что Полина чуть не прыснула. “Вот как, значит, такие мужчины приглашают на свидание”, – подумала она.
     – И о чём же будет этот конфиденциальный разговор? – спросила она, не постаравшись в этот раз скрыть иронию.    
     Петя дёрнул щекой и покосился по сторонам.
     – Понимаешь, я не хотел бы… не хотел бы говорить тут. При свидетелях.
     – При свидетелях? Но они есть почти везде, мы ведь в центре города!
     – Да, но не такие свидетели, – тут он окончательно запутался и смешался. – В общем, ты смотри, как сможешь, но это очень важно. Правда, очень важно.
     – Хорошо, я подумаю, – сказала Полина и сама себе удивилась. Неужели она собирается согласиться?
     – Хорошо, очень хорошо, – обрадовался он, но тут же снова испуганно оглянулся. – Думаю, мне лучше пойти… Я буду ждать у входа, так что… не разминёмся.
     Он слабо махнул рукой и поспешно направился в сторону репетиционного зала. Полина вздохнула. “При свидетелях!” Странно, конечно, но ей показалось, что он и правда чем-то серьёзно обеспокоен. Хотя с этой его манерой выражаться и не поймёшь.
     – Смотрю, Петя снова за тобой приударил? – раздался рядом высокий, хорошо поставленный голос их примы-пианистки.
     Полина слегка вздрогнула от неожиданности. У Юлии была манера двигаться бесшумно, словно привидение. Она и играла так же – лёгкими, почти неуловимыми движениями пальцев, почти никогда не вкладывая в них экспрессию. Кому-то, возможно, это и нравилось (Михаил Павлович был от Юлии в восторге), но Полина полагала (и Марк в этом с ней был полностью согласен), что подобной игре место в духовной семинарии, а никак не в городской филармонии.
     – Приударил? – переспросила Полина, слегка откинув голову и поправив волосы. Этот жест, как она знала по опыту, очень нравился мужчинам, а женщины его, напротив, недолюбливали. – Вовсе нет, он просто хотел поговорить.
     – Поговорить, – снисходительно улыбнулась Юлия, высокая, тонкая, как струна, со слегка вьющимися светлыми волосами. – О чём же он может говорить? Он же кроме как своей трубы ничего не знает и не видит. Могу поспорить, что он пытался пригласить тебя на свидание.
     – Свидание? – Полина попыталась подстроиться под этот слегка высокомерный, насмешливый тон, однако у неё не слишком-то получилось. – Ну нет, мне сейчас не до свиданий, если ты понимаешь. Это был просто разговор, ничего особенного, пустой разговор.
     Юлия пару секунд молча смотрела ей в глаза, затем улыбнулась.
     – Ах, дорогая, поверь мне, мужчины никогда ничего не делают просто так. Даже такие, как Петя. У них всегда есть расчёт, чаще всего самый примитивный, конечно, но расчёт.
     – Ну… – мысль показалась Полине верной, но слишком уж грубо выраженной, – не знаю, какой у него мог быть расчёт. Пустяки всё это. Надо сосредоточиться на деле.
     Юлия снова улыбнулась. Тонкая, вредная улыбка.
     – Сконцентрироваться, собраться, засучить рукава, – процитировала она нараспев. – Ты уже не в первый раз на этом настаиваешь, не так ли? Скажу по секрету, – чуть понизила она голос, – я никогда так не делаю. Когда я играю… я парю. Легко, непринуждённо, как чайка или сокол. В этом секрет, и это очень просто. К музыке нельзя относиться как к тяжёлому труду. Иначе никакого удовольствия.
     – Да, наверное, – негромко ответила Полина. Ей досаждал этот разговор, хотя она не вполне понимала почему.– Ну, думаю, нас уже ждут.
     – Конечно, ждут, – усмехнулась прима. – Куда же они без нас!
     И, небрежно кивнув Полине, она проследовала мимо, гордая ощущением собственной значимости.
     “Боюсь, что “они” без нас очень неплохо проживут”, – подумала Полина, но ничего не сказала.