О презрении к миру -3-

Все дела рук человеческих – суета. На всём лежит печать забвения. Чтобы пытаться не забывать – обновляют. Но нет ничего нового под солнцем. И все эти слова, и вся эта книга – стара. Это просто скорбный рефрен. Человек суетится, что-то делает. Но все дела его прах, пыль, тлен и забвение. Как не пытается человек избежать забвения, это ему не удаётся. Всё покрывает забвение – всё внешнее. Ибо всё внешнее – это текучий, нестойкий, зыбкий мир, и сколько его не преображай, текучесть от него не отнимется.

 Поэтому суетны все дела человеческие. Томление духа все дела эти. Томится человек – не знает куда приложить силы свои, порывы свои, - и делает что-то, лишь бы не томится. Не видит он Бога, не может созерцать, не видит созерцания, не видит души. Да и боится видеть, боится созерцать. Кажется ему, что это умопомешательство. Страх одолевает его и томление. И сомнение. Не видит он себя, не созерцает он себя. Вот куда нужно приложить свои силы – к душе своей. Да больно боязно, и непонятно, и туманно, и тёмно. Что значит душа? Что значит созерцать? Видеть Бога? Видеть себя? Да как всё это возможно? Несерьёзно это всё. Демагогия это всё. Надо силы прилагать к внешнему – это дело.

 И делает человек. Но всё, что он сделал уходит. И следа его нет. Всё внешнее уходит, и тело человека внешнее уходит – и пустота имя сему. Мираж, иллюзия, призрак – вот хлипкие наименования внешних вещей. Душа остаётся, душа неизменна, душа всегда. Плотин говорил, что должно смолкнуть всё внешнее, тогда увидишь Душу. Нужно сосредоточиться со всей возможной энергией и полнотой на внутреннем – и тогда увидишь Мир Вечный. А внешнее, сколько на нём не сосредотачивайся, утекает, как вода между пальцев. Сколько его уже протекло, и сколько его ещё протечёт! Из никуда в никуда. И кто сосредотачивается на внешнем, сам становится течением, течением незнающим, течением забвенным. Протекает, утекает, растекается, забывается.

 Пока течёшь – ты раб течения. Свобода здесь иллюзорна – можешь течь куда захочешь, но всё равно ты должен течь. Чем больше делаешь и суетишься – тем больше течёшь, тем прочнее узы рабства. Сократ и Лао-цзы говорили, что бездеятельность – это свобода. Созерцание и покой. Деятельность разрушает тайну. Активная деятельность вообще её не ведает. Это полная механика и дурная бесконечность. Тайна только в тишине и во внутреннем. Она целомудренна, нетронута, неприкосновенна, чиста, неизглаголенна, не запятнана взглядами, оценками, ярлыками, суждениями, идолатрией и анафемой.

 А внешняя деятельность – это саранча. Что для неё тайна? Все дела рук человеческих – тщета. Всё прахом пойдёт. Во времена Ноя делали, делали, делали – и что? Всё смыл Потоп. Поэтому и говорил Христос, чтобы не заботились мы что нам есть и во что одеться, а искали Царствия Божия.

 Сколько не суетись о внешнем – на нём печать смерти, а душа – вечна. Веришь ты в это или нет – вечное остаётся вечным, а бренное исчезнет. Сколько не корми волка, а он всё равно в лес смотрит. Сколько не заботься о внешнем – не станет оно внутренним. Все внешние дела – суета непроглядная. Перестань ухаживать за культурным растением, и оно вскоре превратиться в дичок, выгони собаку из дому, и она вскоре станет как волк. Это ещё раз подтверждает, что дела рук человеческих временны, ненадёжны, неустойчивы и иллюзорны.

 Адам и Ева в Раю были бездеятельны. Они созерцали Бога и Плерому – Полноту Божию. Они обладали Абсолютным Знанием, то есть пребывали в Высшем Мистическом Неведении. Они были Блаженны и Святы. Но Сатана сказал им, что есть иное знание – знание рациональное, знание внешнее, и есть деятельность, которая использует это знание. Они соблазнились этим знанием и деятельностью – и получили, вернее сами и создали этот мир – мир дурной бесконечности, бессмысленной деятельности и смерти. Ими было утрачено самое ценное – созерцание.

 Но всему воздвигнуты сроки и пределы в этом мире. И мы снова станем Адамом и Евой, но уже обогащённые отрицательным опытом. Плоть, о которой мы так печёмся, о которой так переживаем, которую так холим, которой приносим столько жертв, которую ублажаем миллионами удовольствий – прах, пустота, ничто. Отрезок времени – и от всего этого нагромождения останется ничто. Дух едва успевает сделать взмах крыльями, а плоти уже нет. Адам с Евой пали и облеклись плотью, и породили время и пространство, и породили смерть. Мир стал бессмысленной болтовнёй и влачением глупого груза – кучи камней для собственной могилы. Кто трудится для плоти – только увеличивает этот груз, кто для души – выбрасывает камни по пути, расстаётся с этим бременем.

 Единственно важное и достойное занятие в этом мире – созерцать Дух, ибо остальное – смерть. Кстати, душа и дух – суть одно. Вопреки всем традициям. Это то, что противостоит любой материи. В русском языке у этих слов один корень –ду- , как и в слове дуализм. Душа и дух противостоят материи, как реальность иллюзии и поэтому они – одно. Это Имматериальное. Это вечно-реальное. Плоть же – временный бред. Временное «умопомешательство» Адама и Евы. Пока существует материальный мир, он противостоит Духу, а Дух ему. В действительности же нет никакого противостояния, ибо подлинно существует только Дух, Имматериальный Мир, а мир материи только призрачно существует. Но пока существует этот призрак, я не уступлю ему ни пяди себя.

 Лотарь (папа Иннокентий III) писал своё «О презрении к миру» имея в виду бессильность и ничтожество человека перед Богом, я же пишу своё «О презрении к миру» имея в виду бессильность и ничтожество мира перед человеком, который в своём духовном идеале есть Бог, а в материальном падении есть мир. Но его падение только как раз и говорит о его свободе, незамкнутости, недогматичности, о его величии, благородстве, которые отвергают слепое подчинение, и о возможности победы человека. Конечно, падение говорит и о его беспечности, невнимательности и слабости. Но в слабости залог силы, а в абсолютной силе просматривается уже слабость.

Древние представляли себе всё, что выше планеты Земля идеальным и чистым. Они думали, что зло существует только на земле. Просто они не подозревали, что там среди планет и звёзд, та же материя, и что звёзды и планеты из той же смертной и тленной материи. Наша материальная Вселенная – водородная вселенная: везде один и тот же водород – 99% всего вещества. И там вверху ни чуть не лучше, чем здесь – внизу, а может и хуже. Что говорить о древних! Даже наш современник Даниил Андреев представлял себе галактику Туманность Андромеды неким чистым миром. Материя даже в далёких и загадочных квазарах существенно не отличается от нашей земной, потому что она подчиняется определённым законам и необходимости. Она действует не по свободе, а в силу каких-то условий. Вот почему весь материальный мир называется обусловленным. Лишь Дух необусловлен и есть То, что всегда противостоит любой материи.

Разум, натыкаясь на материю, недоумевает: что это такое? Что это за ужасный конгломерат хаоса и законов? Чьё это создание? Как оно вообще существует, если противоречит даже самому себе? И тем не менее существует, распространяя свои отвратительные ядовитые миазмы. Мириться с этим существованием Разум не может и не хочет. Материя неразумна. Её появление – это рождение урода. Её зачатие – акт неразумия, глупой тупой силы. А её упорядочение – это не творчество, а прискорбная железная необходимость. Просто деваться было некуда – надо же было как-то устранить материальный хаос. Та гармония, которая восхищала древних, это просто реанимация, вынужденные меры. Это лучшее из худшего.

 И действительно прав Эдуард Гартман, когда критикуя Шопенгауэра, он говорит, что этот мир лучший из миров, ибо худшие просто не могли бы существовать, то есть более менее хоть как-то функционировать. Они бы существовали, но это была бы масса хаоса, которую волей-неволей всё равно пришлось бы хоть как-то приводить в порядок. Поэтому материальная вселенная существует не потому, что это чистое желание, творческий порыв, радость, а потому, что, к сожалению, по другому нельзя было.

 Древних восхищала гармония природы, потому что мировоззрение их было ограничено (хотя были, конечно, исключения). То, что они называли мудрым устройством, всего лишь наскоро разработанный план спасения, в котором нет ничего мудрого и гениального, а только минимум рационального. Это всё равно, как если бы художник писал картину, и ему на голову с потолка стала литься вода. Он вынужден был бы бросить своё занятие и начал бы чинить потолок, даже если он раньше этим никогда не занимался. И эта починка не имеет к его творчеству никакого отношения. Это просто временная забота по устранению временной неисправности. Здесь нечем восхищаться. Это дело достойно забвения тут же по его окончании.