Гренадеры. Подвиг царской Гвардии. Ч. 2, Гл. 4

       
                10

                Первоначально Федот попал в пересыльный шталаг для русских военнопленных в Верхней Австрии, где он пробыл не более месяца. Австрийский комендант военного лагеря и солдаты-ландштурмисты были более лояльны к русским пленным и заметно отличались от администрации немецкого лагеря. Серая шинель, у которой заранее были оторваны синие петлицы, скрыла от вражеских охранников и надзирателей лейб-гренадёрские вензеля, гвардейский знак и нашивки, от которых бывший гренадер, по совету других пленных, предусмотрительно избавился.
       Кресты и медаль он успел спрятать под обмотки ещё до попадания в плен, так как к казакам и гвардейцам относились предвзято. Венгры и немцы, в числе которых хватало ярых шовинистов с расистским оттенком, испытывали особую жестокость и ненависть к русским. Немцы считали, что казаки в бою пленных никогда не брали. Были они якобы очень жестокими и рубили шашками раненых и сдавшихся в плен. Это было частью их пропаганды, хотя сами казаки, действительно, в плен старались не попадать, так как это считалось особым позором. Если же такое случалось, чаще не по их вине, то многие старались бежать при любой возможности. Непримиримых казаков и кавалеров боевых наград, как правило, держали в цепях или посылали на самые тяжёлые работы, и система наказаний для них была намного изощренней.   
       Австрийцы и немцы не особо жаловали своих пленников и относились к ним с брезгливостью и высокомерием. Особенно это было заметно в лагере, администрация и охрана которого состояла преимущественно из немцев. В такой лагерь Федот попал вскоре после распределения на сборном пункте.
        Немецкое Военное министерство распорядилось использовать русских военнопленных в качестве рабочей силы не только в промышленности, но и на общественных работах, шахтах, в ремесленном производстве, в сфере обеспечения немецкой действующей армии. Для них был введён обязательный двенадцатичасовой рабочий день с одним воскресным выходным днём. Особо распространённым видом наказания русских пленников в немецких лагерях было привязывание к столбу, порка шомполами или розгами, лишение пищи и избиение дубинками. За попытку побега, неповиновение, нападение на конвой и нежелание работать нередки были случаи показательных казней, когда штрафных военнопленных расстреливали по решению коменданта лагеря.
        Страшно было заболеть в неволе. По многим лагерям военнопленных свирепствовали эпидемии тифа, лихорадки и туберкулёз. Пленные умирали десятками и сотнями в сутки. Не было квалифицированных врачей и отсутствовали какие-либо медикаменты. Особенно издевательские условия для русских пленных были в концлагере Талергоф, расположенном в Галиции, рядом с австрийским городом Граца. Ассигнования из России своим согражданам, оказавшимся в плену, были крайне малыми и не покрывали всех нужд. Это было частью политики царского правительства, направленной на то, чтобы сократить количество перебежчиков из числа добровольно сдавшихся врагу солдат и нижних чинов. Небольшая помощь была через испанский и шведский «Красный Крест», но от них до рядовых пленников почти ничего не доходило. Исключение составляли показательные шталаги или отдельные лагеря для военнопленных-офицеров.
       
       В концлагерь, находящийся под городом Мекленбург в Передней Померании, Федот попал в команде военнопленных по железнодорожному транспорту. Пленников перевозили в вагонах, которые немцы использовали для скота. Злые немецкие конвоиры с собаками на поводках на пересыльном пункте силой утрамбовывали людей в каждый вагон. Всю дорогу пленники ехали стоя. В пути им не давали воды, не кормили, на станциях не выпускали. В вагонах стоял смрад, кашель больных, стоны и нечеловеческие крики.
       По приезде в лагерь из всего эшелона вынесли более двух десятков трупов, умерших в пути. Это были раненые или страдающие от отравления газами. А измученных пленников построили и ещё несколько часов держали в строю на плацу немецкие надзиратели в ожидании лагеркоменданта.
       Всех прибывших определили в карантин. Там осмотрели лагерные медики, распределили на команды и завели карту-формуляр. Каждый военнопленный получил свой номер, нашивку на робу и постельное бельё. Далее вновь прибывших направили в отдельный блок, где была своя охрана с собаками и начальством. В карантине у всех забрали обувь и шинели, после чего отправили на санобработку. Все личные вещи были изъяты, вплоть до гребешков и нательных крестов. Взамен тёплой одежды пленники получили тонкие одеяла, а вместо ботинок каждый получил деревянные башмаки-колодки, которые узники между собой прозвали «каламанами». В такой обуви они ходили до тех пор, пока приехавшая инспекция из «Красного Креста» не заставила немецкое начальство вернуть всем обратно одежду и личные вещи.
       Жили русские пленные в переоборудованных под жилые бараки старых сараях и конюшнях. Внутри построек были двухъярусные нары, сколоченные из неотёсанных и старых досок. Постелью служила солома или большие пучки травы.
       В первый же день Федота направили в арбайтс-команду кёхлеров. Ему приходилось перевозить и грузить в вагонетки уголь и гравий на железнодорожной станции. Затем он попал в команду плотников-циммерманов. Они обустраивали конюшни под жилые блоки, колотили нары, перекрывали крыши, возводили деревянные навесы.
       Распорядок дня в лагере был суров. Строгое и педантичное немецкое начальство ревностно за этим следило. Те, кто не попал на работы, занимались строевой на плацу, причём в любую погоду. Ежедневно пленников мучили долгими построениями и перекличками. За попытку побега или саботажа могли расстрелять и жестоко наказывали весь блок. Охранники-вахманы использовали в избиении русских военнопленных резиновые палки, плётки, хлысты. Неоднократно перед строем военнопленных, комендант лагеря называл всех русских азиатами, дикими варварами и свиньями. Было непонятно, почему и за что немецкие охранники и руководство лагеря так ненавидели именно русских военнопленных, так как к другим пленным - итальянцам, сербам, французам или англичанам немцы относились более лояльно и снисходительно. В отличие от русских им приходили посылки с продуктами, почта и в полной мере оказывалась медицинская помощь.
       
       В интернациональный концлагерь Пархим постоянно прибывали новые партии пленных. От них приходили неутешительные вести о том, что русская армия отступает и несёт тяжёлые потери. Усилились перебои с боеприпасами и продовольствием, наступила острая нехватка патронов, снарядов к орудиям, медикаментов, продуктов питания, фуража для коней, обмундирования. Общее поражение русских армий в Восточной Пруссии и в период Великого отступления 1915 года угнетало войска. Слабое снабжение армий необходимым, усталость от войны, холодные и сырые окопы без каких-либо удобств, недостаточное питание, вши, отсутствие командного состава, заставляло многих дезертировать или сдаваться в плен. На смену офицерам и командирам взводов стали прибывать бывшие ремесленники, вольноопределяющиеся, разночинцы и мещане, успевшие закончить ускоренные курсы школы прапорщиков. Солдатская масса пополнялась преимущественно крестьянами, никогда не служившими, что сразу сказалось на разложении армии.
       Через весь плен Федоту удалось сохранить портсигар и награды. Два Георгиевских креста, полученные за бои и штыковые атаки в Таврическом гренадёрском полку. Номерную серебряную медаль «За храбрость» с ликом Николая Второго вручили в госпитале, где он проходил лечение в конце 1914 года. Награды были зашиты в толстый подклад шинели по совету товарищей, которую пометили хлоркой на отвороте. По прибытии в лагерь вся одежда, обувь и личные вещи были перевязаны отрезком бечёвки и сданы немецкому хауптлагеру* (30 каптерщику) на склад.   
      
        Для немецкой армии и её союзников 1915 год был удачным и победоносным. Им удалось перехватить инициативу, но несмотря на успехи армии на Восточном фронте, в самой Германии разразился продовольственный и экономический кризис. Возник острый вопрос о питании многочисленных военнопленных в лагерях. Начался голод, болезни и эпидемии. В бараках было сыро и грязно. Между самими пленниками случались драки за лучшее место или из-за краж личных вещей. Виновных немцы не искали, а за нарушение режима наказывали весь барак. Направляли на работы по выносу нечистот или наказывали ударами палок. Также за нарушение дисциплины могли лишить весь блок пищи на день и более. Кормили в неволе очень скромно: немного сухарей, горький кофе или какао на завтрак; в обед - фунт плохого эрзац-хлеба на человека и один котелок на двоих ячневого супа или болтушки из неочищенной картошки с примесью гречневой или кукурузной муки. Иногда выдавали только сухари и кружку чая в день.
        Особенно невыносимо стало русским военнопленным, когда в немецкой прессе появилось сообщение о том, что царское правительство России использует немецких и австрийских военнопленных при строительстве Мурманской железной дороги. Условия работ там были крайне тяжелые. Газетчики раздули, что погибло более тридцати тысяч немецких пленных. Немецкое правительство и администрация лагерей ответила лавиной мести на «русский произвол». Тогда было особое указание немецких властей об ужесточении охранного режима. Немецкая ксенофобия, то есть ненависть и месть к простым и брошенным своей страной пленникам, оказавшимся во вражеском плену, искусственно раздувала ненависть к России и её союзникам. В действительности, положение немецких и австрийских военнопленных в русском плену было намного лучше, чем об этом рассказывалось в немецком обществе.
       Правительство Вильгельма Второго практически сразу с начала войны стало использовать военнопленных в тех отраслях народного хозяйства, где более всего нуждались в «рабочих руках». Чаще всего, их привлекали не только в сельских и фермерских хозяйствах, но и на самых тяжёлых и опасных работах: в шахтах, рудниках, промышленных и военных заводах, химическом производстве, строительстве и ремонте железных дорог. После резкого увеличения количества военнопленных перед властями возникли новые трудности, связанные с поиском помещений для создания новых концлагерей и лазаретов.
       Экономический кризис обострил проблему продовольствия целой армии пленников. В целях их пропитания немецкие власти и администрация лагерей искали различные пути решения. Одним из таких решений были работы по найму у местных крестьянских леманов* (31 землевладельцев) на полях и на фермерских хозяйствах. За использование дешёвой рабочей силы фермеры платили хлебом, натурпродуктами или расплачивались с лагерным начальством рейхсмарками. С помощью пленных разрабатывались новые площади целинных полей, где выращивали корнеплоды: брюкву, морковь, картофель, капусту. В плуги и бороны запрягали партии батраков, которые и распахивали поля под овощные культуры.
       Жить в плену было тяжело, но условия для военнопленных периода Первой Мировой войны были намного мягче и лучше, чем два с половиной десятилетия спустя.
      
       Летом 1916 года Федоту посчастливилось попасть к немецкому бауэру-ландвирту на сельскохозяйственные работы. Там уже не было охраны и была хоть какая-то иллюзия свободы. Тяжёлый крестьянский труд был не в тягость, и он работал в поле, заготавливая фураж, ухаживая и убирая на ферме за скотом с большим желанием.
       Помощник фермера заметил старания русского военнопленного и старался брать на свои работы именно его. Позже пожилой фермер по совету своего фервальтера* (32 управляющего) выкупил старательного работника и поселил его в пристройке к коровнику своего поместья. Для любого военнопленного это был счастливый билет вернуться домой и уверенность в том, что ему не доведётся больше испытывать муки голода и страха перед мучительным наказанием за любую провинность.
        Уровень жизни граждан Германии и многонациональной Австрийской Империи заметно отличался от жизни патриархальных крестьян России. Все деревенские бауэры жили в достатке, имели большие земельные наделы, жили в добротных домах, держали скот, птицу, выращивали сельскохозяйственную продукцию. В усадьбе бауэра, к которому попал Федот в качестве батрака, были не только коровы и разная живность, но и около дюжины лошадей. Под навесом стояли телеги, дрожки и тарантасы. В хлеву и сараях находились разные земледельческие орудия, плуги и бороны. Внутри усадьбы имелись бассейны с проточной водой для скота и купания. В глаза бросались аккуратные дорожки, мостики, небольшие фонтаны и водопроводные трубы.
        В большом и добротном двухэтажном доме была большая мансарда, отдельные комнаты для хозяев и прислуги. Везде была мягкая мебель, пружинные кровати и массивные сундуки с запасами одежды и белья. На стенах висели ковры, зеркала, красивые картины в позолоченных рамках, гобелены, стенные часы, обрамленные разными фигурками ручной работы. Пол был покрыт ковровыми дорожками и половиками, которые служанки каждый день подметали и чистили. В комнатах всегда было чисто и прибрано, прислуга всегда была в накрахмаленных фартуках и чепчиках. На окнах висели чистенькие кисейные занавески. В холле стоял телефон с металлической трубкой, большой граммофон с трубой и пианино. Посередине буфета красовался массивный стол из дуба, накрытый чистой скатертью. Обрамляла комнату кухонная мебель, в которой на полках находились столовые приборы из серебра, а также разная фарфоровая посуда. Был проведён водопровод, имелась канализация.
        Почти ежедневно почтальон на велосипеде привозил письма и газеты. В одно и то же время по улице проходили крытые повозки. Возница или его помощник забирали излишки молока, масла, сметаны и увозили всё это на городской рынок. У практичных немцев везде и во всём был порядок. На полях и землях поместья не было ни одного не использованного клочка земли. Деревья, кустарники, клумбы с цветами были расположены строго по периметру и симметрично друг от друга.
       От такого достатка и слаженности невольно возникал вопрос, чего не хватало немецкому кайзеру и зачем он развязал такую жестокую войну с другими странами и государствами?
      
       У старика-фермера была молодая жена и единственный взрослый сын Мартин от первой жены, умершей несколько лет назад. Мартин успел окончить кадетский корпус и военное училище в Касселе. Он воевал в офицерском чине на Западном фронте и уже командовал пехотной ротой. Писал отцу письма и даже приезжал в имение в отпуск.
       Многим он показался холодным и высокомерным, но это было первоначальное впечатление. В силу своей молодости и скромности он старался ни на кого не смотреть, чаще глядя себе под ноги. Мартин любил загорать в одиночестве на травянистом берегу широкого ручья, протекавшего недалеко за имением. Через лужайку Федот водил коней на ручей, где они часто виделись. 
       Так они познакомились и стали общаться. Русский пленник на правах подневольного вёл себя скованно, но Мартин оказался добродушным и своей улыбкой и открытостью общался с ним на равных, отчего вызвал симпатию. Они вместе ездили верхом на лошадях, и бывшему гвардейцу было удивительно осознавать, что этот светловолосый молодой немец - враг.
       Находясь на ручье или пастбищах, они помногу общались. У Мартина была небольшая книжка - переводчик с немецкого на русский, с помощью которого они друг друга понимали.
       Немецкого офицера интересовало настроение простых солдат и их отношение к войне. Он также желал скорейшего прекращения жестокой войны, собиравшей ежедневно свою жатву в виде человеческих жизней. Сын фермера эмоционально рассказывал о боях с французами, применении железных машин - танков и о мистических случаях явления Ангелов, пришедших на помощь англичанам в сражении в Бельгии*. (33 Мифические Ангелы Монса. События конца августа 1914 года под бельгийским городом Монс. Солдаты британского экспедиционного корпуса поддерживали армию французов перед натиском немцев. Немецкие войска, пользуясь численным перевесом, окружали правый фланг, когда в самый критический момент за спиной англичан выросли полупрозрачные фигуры Ангелов-лучников, которые своими огненными стрелами остановили наступление и навели на армию германцев страшную панику).
       Кроме того, он откровенно говорил о том, что простым немецким солдатам и всему народу война была не нужна, но за упаднические разговоры и призывы к её окончанию карательные органы применяли самые жёсткие репрессии, вплоть до высшей меры.
       После того, как был подписан мирный договор между Антантой и Тройственным Союзом, началось интернирование русских военнопленных. В Веймарской республике в это время начался тяжёлый кризис и разразилась инфляция. Начались перебои с питанием для военнопленных. Всё чаще возникали волнения и бунты.
       Февральская революция в России была встречена большинством с восторгом. Участились побеги, так как многие рвались домой, чтобы принять участие в новой жизни, но массово они стали покидать пределы Германии и Австрии только два года спустя.
       В начале 1918 года пожилой фермер получил трагическое известие о гибели Мартина в бою. В официальном извещении от командования пехотного полка было сказано о том, что кавалер Железного Креста Второго класса обер-лейтенант Мартин фон Мейер героически погиб в бою под Фландрией в Бельгии.
       Это известие крепко подкосило старика. Он сильно опечалился и вскорости внезапно умер от сердечного приступа во сне. Федот к тому времени довольно сносно мог изъясняться на немецком языке и о неожиданной кончине фермера горько сожалел. Старик был хоть и требовательным, но добрым и многим своим работникам, в том числе Федоту, обещал содействия в возвращении домой.
      

                11

         
           План Шлиффена о блицкриге* (34 Молниеносной войне) предусматривал быстрый вывод Франции из войны, после чего Англия лишалась доступа на континент, а Россия так и осталась бы в изоляции. Осуществить этот план германской машине помешали изнурительная позиционная война на два фронта и экономический перевес Антанты. Также победные успехи России на Австро-венгерском театре военных действий, в результате чего союзник Германии не оправдал надежд, и боевые действия сразу пошли не по сценарию. Военные поражения немецкой армии стали причиной произошедших революционных событий в Германской Империи, в результате была свержена монархия. Позже был подписан унизительный для Германии Версальский мирный договор.
       Супруге фермера по имени Грета было не более двадцати пяти лет. Высокая, русоволосая, с красивыми косами, всегда опрятна и аккуратна. Она была внешне красива и привлекательна. Ещё до кончины своего престарелого супруга она обратила внимание на нового русского, которого поставили конюхом в конюшню. Он понравился ей тем, что был молчалив и исполнителен. Он был молод, широк в плечах и складно сложен. При появлении хозяйки краснел и не мог вымолвить ни слова, что её всегда веселило.
       Иногда она издали наблюдала за новым батраком, но внешне никак не проявляла к нему своей симпатии. Ей нравились его пышные чёрные усы и грустные глаза. Вместе с тем она чувствовала в нём скрытую удаль и хозяйственность. В отличие от многих работников имения, он был необычен из-за своей грусти и любви к лошадям. Она понимала, что он находится в неволе и возможно скучает по дому и своим родным. Но именно его работоспособность, любовь к животным и некая растерянность привлекали её внимание.
      
       Кони наводили на воспоминания о родной деревне и домашнем хозяйстве. От хомута и конской упряжи исходил запах сыромятной кожи. Федот вдыхал этот с детства привычный запах и вспоминал родные края и своих близких. В конюшне всегда был порядок: по несколько раз в день он чистил и убирал в стойлах, носил коням воду и фураж. Лошадям расчёсывал гривы, водил на ручей и на пастбища, но не это обстоятельство послужило его сближению с хозяйкой.
       В имении у фермера работало несколько рабочих из числа военнопленных. В пристрое к коровнику жили пятеро: трое украинцев, Федот, которого звали «Сибиряк», и столяр средних лет, по имени Лукьян. Деревообработчик искусно владел русской резьбой.
       Среди украинцев заметно выделялся здоровый бугай, старший среди всех по возрасту, по имени Панас. Он был возчиком на тарантасе и иногда возил саму хозяйку в город по делам.
       Панас сам себя назначил главным. Двое других его товарища потакали ему во всём и признавали в нём лидера. Бывший обозник часто рассказывал о своих «подвигах»:
 — А ми знатно под Сувалками грабувати немецьки и поляцьки усадиби. Забирали свыней, птицю и всё, шо подобалося. А добро и усяк пианина били прикладами, шоб пруссак от жира ни биситисся.
       Федот вёл себя независимо, не признавая власть Панаса, что тому очень не нравилось. Уже не раз возникали конфликты, но до драк ещё не доходило.
       После смерти фермера Панас стал ещё наглее. Когда русские военнопленные получили возможность возвратиться домой, он задумал со своими дружками сбежать с имения, но с «музыкой». В то время на железнодорожных станциях было много репатриированных военнопленных, возвращавшихся домой. Они надеялись, что в хаосе больших масс найти их будет сложно, если они затеряются среди толпы.
       Лукьян как-то шепнул Федоту:
 — Федя, Панас недоброе задумал. Ночью подслушал, о чём они гутарили. Они хотют ограбить дом и сбежать.
 — Вор не всегда украдёт, да всегда его берегись!
 — Вот и я говорю. У этого Гришки плохие делишки.
 — Пусть сбегают, скатертью дорога. Токмо за добро, что для них сделал бауэр, они платют злом и неблагодарностью.
 — Да ты слухай дале! Он хочет ссильничать хозяйку, она ему больно нравится. А остальным предлагал воспользоваться сенной девкой (служанкой) и горничной. Потом их связать и сбежать.
 — Видом блестящий, а сам смердящий! Что подумают о нас? — обозлился Федот.
 — Эти двое боятся, но Панас говорит, что они заодно поживятся добром, а опосля сбегут и никто их не поймаеть.
 — За такое лихоимство ещё как будут искать! Но сначала на нас отыграются. Не зря говорят, что вырос с осину, а ума с волосину.
 — Верно. Гроша не стоит, а выглядит рублём.
 — Для продажной псины кол из гнилой осины! Надо им помешать!
 — Да ты что! — испугался Лукьян, — не связывайся с ними!
 — Нельзя допустить злочинство!
       Весь следующий день бывший гвардеец долго думал, как можно будет помешать задуманному злодейству.
   «Бешеной собаке хвост рубят по уши. Не миновать в этот раз драки!» - решил он.
       Весь день он был на выпасе лошадей. Вспоминал старого фермера и его сына, с которым вёл долгие беседы о мире и о войне. Ему было искренне жаль старика и Мартина, погибшего на Западном фронте в Бельгии или во Франции. Отведя лошадей в конюшню, он пошёл в барак, боясь, что может опоздать. С порога сразу обратился к Панасу, который лежал на топчане около металлической печки-буржуйки.
 — Я знаю, что вы задумали. Не дело это! Так бегите, мы вас не выдадим. А через ваше вредительство нас арестуют и в карцер посадят.
 — За своё життя страхатисся?
 — За добро, что сделал вам бауэр, вы отвечаете лютым злом. Он за вас радел и выкупил из лагеря. Я вам не дам!
 — Та ти хто такий, щоб мене перечити? — медленно вставая с топчана, угрожающе ответил Панас. — Бачити, хлопцы, що мне эта падлюка мовит!
 — Своего береги, а чужого не бери.
 — Та я тебе тут пришибу и нихто не дознается!
       Не успел Панас договорить, как Федот, не сдержавшись, сбил его ударом тяжёлого кулака. Он бил точно в челюсть, чтобы наверняка. Двое других кинулись на него, но свалить его с ног у них не получилось.
       Никто не ожидал, что Сибиряк осмелится один встать против троих. Но в отличие от них, он прошёл хорошую школу по приёмам рукопашного боя и жёсткую практику штыковых атак.
       В ожесточённой драке были разбиты нары и самодельный стол. Места в пристрое было мало, поэтому троим было трудно осилить разъярённого Федота.
       Лукьян успел выбежать из пристроя и позвал на помощь фервальтера и других. Дело закончилось тем, что всех русских батраков связали и вызвали полицию. В полицейском участке полицмейстер провёл дознание и на следующий день сообщил молодой вдове о том, что её хотели не только ограбить, но и надругаться, отчего хозяйка имения пришла в неописуемый ужас.
       Панас и двое его подручных были арестованы, а Федота забрал бургомистр по поручению Греты. Весь в кровоподтёках и синяках, он был для неё спасителем.
       Незаметно для себя самой она стала чаще заходить в конюшню или туда, где работал её герой. Поначалу он отмалчивался, хотя примечал, что хозяйка как-то по-особенному на него смотрит и мило разговаривает. После одной беседы, лёжа на нарах, он долго не мог уснуть и корил себя за то, что робел перед ней и выглядел, как мальчишка. Он закрывал глаза и слышал её мягкий и приятный голос. Вновь видел её красивое лицо, милую улыбку и случайные прикосновения нежных рук, от которых стыла кровь в жилах.
       Любовь между ними вспыхнула внезапная, сильная и взаимная. Они оба это чувствовали, и с каждым днём тяга друг к другу была сильнее магнита. Но быть наедине и поговорить у них не получалось.
      
       Однажды Генриетта собралась ехать в большой город Мекленбург и приказала своему администратору приготовить дрожки с парой гнедых.
       Федот был в конюшне, когда к нему подошёл фервальтер и вежливо попросил:
 — Schreit nach euch*. (35 Вас зовут).
       В сопровождении пожилого управляющего конюх подошёл к дому, где увидел Грету. Ещё ничего не понимая, он увидел её пронизывающие глаза, в которых он вновь утонул. Она скромно опустила взгляд и громко ему сказала:
 — Heute sind mein Kutscher*. (36 Сегодня вы мой кучер).
       В дороге они почти не разговаривали, но их случайные взгляды говорили о многом. В большом городе посетили старинную Marienkirche (церковь Святой Марии), заехали к портнихе, где Грета заказала себе платья. Позже он сопроводил её на Ловенмаркт* (37 Рыночная площадь), где они закупили несколько корзин продуктов.
        Сам Федот выправил себе кожаные двухподошвенные ботинки в обувном бутике фирмы Зибель, а также портфель-ранец с широкими лямками из коровьей кожи.
       Проезжая по городским  кварталам, Грета ненавязчиво стала рассказывать и показывать своему помощнику о красивых замках и дворцах в стиле ренессанс, в которых когда-то жили известные герцоги и вельможи.
       Иногда они останавливались, чтобы вместе любоваться кафедральным собором с высоченной башней, готической ратушей, памятниками и разными скульптурами. В обед немного отдохнули и перекусили на безлюдной лужайке у берега, любуясь грациозными лебедями на одном из озёр парка Мюриц.
      На русского крестьянина из далёкой Сибири познавательная прогулка по старинному городу Мекленбург в Передней Померании с великолепной многовековой архитектурой произвело большое впечатление. В глаза бросалась чистота улиц, планировка домов, аллей, пешеходных дорожек и парков, культура горожан. Извозчики и автомашины ездили только по определённым улицам. Для велосипедистов были выделены специальные велодорожки. Все удобства для людей были продуманы городскими властями, и это удивляло. 
       Им было хорошо вдвоём, но нужно было ехать домой. Русский батрак довольно сносно понимал немецкий язык и мог изъясняться на нём, немного коверкая слова. Иногда Грета смеялась до слёз над его акцентом. Они говорили о многом, кроме своих чувств друг к другу.
       День клонился к вечеру. Яркое солнце грело своими тёплыми лучами влюблённых и дарило им радостное настроение. Постепенно проехали пригород и гнедые, не торопясь, понесли дрожки домой. Проезжали мимо перелесков и лужаек. Дальше были ровные поля и покосы. Ехали с ветерком и больше они не разговаривали. Он слышал стук своего сердца и спиной чувствовал пронзительный взгляд Греты.
       Небо было иссиня-голубым. Вокруг весело щебетали птички. Солнце клонилось к закату, и надо было спешить, чтобы до темноты вернуться домой. Но торопиться не хотелось. Федот сидел на передке, держа вожжи и управляя двумя черногривыми лошадьми.
       Они были вместе, но он не мог решиться открыться в своих чувствах. Но и молчать он больше не мог. Когда проехали безлюдное поле, около стогов сена он резко остановил коней. Не сразу смог повернуться, молчала и она.
       В наступившей тишине исчезли звуки. Слышно было только биение собственного сердца. Наконец, он осмелился и повернулся к ней лицом. В этот момент она тоже подалась к нему. Без всяких слов было понятно, как любовь зажгла их души.
 — Ich kann nicht schlafen, kann nicht essen, kann dich einfach nicht vergessen. Mein Schatz, meine Liebe! Ich kann nicht ohne dich Leben!* (38 Я не могу спать, я не могу есть, я не могу тебя забыть. Милый, любимый мой. Я не могу жить без тебя!) — сказала Грета, вытирая нахлынувшие слёзы.
       Они крепко обнялись в горячем поцелуе.
 — Ich liebe dich. Ich will, dass du mein Mann wirst*. (39 Я люблю тебя и хочу, чтобы ты был моим мужем).
 — Я тоже тебя люблю, Грета, — шептал на русском Федот.
       В стогу сена, на краю безлюдной опушки, около которого встали рессорные дрожки, влюблённые стали близки. Всю свою любовь и нерастраченную страсть Грета отдала своему любимому. Её не смущал факт того, что он русский и православный. Хотя она сама была лютеранкой, но это тоже была христианская вера. Её любовь была взаимной, она была счастлива, и ничто не могло быть сильнее или важнее её чувств.
       Домой они вернулись только на следующий день, когда их уже потеряли. Они светились и не надо было никому ничего объяснять. Грета объявила в имении о том, что это её возлюбленный, и он будет жить в усадьбе вместе с ней на равных правах.
       Эта новость повергла многих в шок, но влюблённые не замечали недоумения и тайные осуждения окружающих.
      
       Они наслаждались счастьем друг с другом. Федот забыл о своей жене, ребёнке и родителях. Любовь, о которой он даже не мог мечтать, накрыла его с головой, как и его возлюбленную фройляйн. С этого момента он стал полноправным членом общества и даже больше. Став почти мужем хозяйки имения, к нему пришли управленческие функции и даже власть.
       Старого фермера Грета тоже любила, но любовь к нему не шла ни в какое сравнение с чувствами к молодому и симпатичному русскому. К нему она испытывала ещё и страсть, чего у неё никогда не было. Её любовь была настоящей, чистой и сильной. Всем своим девичьим сердцем она отдалась своим чувствам и искренне верила, что её избранник отвечал ей взаимностью.
       Федот также испытывал страсть и настоящие чувства к молодой и красивой немке. Только тоска по дому, по родным, по Кате мешали искренне и со всей отдачей любить Грету. И он не был в этом виноват.
       Со временем он вновь затосковал и ему стало стыдно, что он предал свою жену, которая его ждёт, и обманывает Грету, обнимая её жаркими ночами и отвечая на её любовь. Всеми силами он старался скрыть своё волнение и внутренние переживания, но его возлюбленная сразу почувствовала перемену в своём избраннике. Чутьё любящей женщины не обмануло: она понимала его состояние и тоску, зная с его слов о том, что где-то далеко в России его ждут родители и жена с дочкой.
       Чтобы удержать его около себя, она первая заговорила об официальных отношениях и получении гражданства, чтобы он смог стать полноправным хозяином всего поместья, оставшегося от старого фермера.
       Волею судьбы, оказавшись в другой Империи, Федот не мог не признать, что цивильный Фатерланд с высокой культурой и уровнем жизни не шёл ни в какое сравнение с патриархальной Россией. В разорённой войной стране он оставался нищим крестьянином, но там оставались его родные, предать которых он не мог. Там была милая сердцу земля, небо, ручейки и речки, берёзки, леса и люди, близкие ему по духу.
       Здесь же у него было всё: любящая жена, богатый дом и имение, достаток и власть. Он это принял, но тревога в душе и тоска на сердце не давали ему покоя. Переживания о родных усиливались отсутствием ответов на его запросы и письма. Неизвестность мучила, и он метался в поисках ответа. Со временем душевная боль о прошлом пересилила то новое в его жизни, что появилось после отношений со страстной и ненасытной Гретой.
      
       После того, как русские военнопленные стали массово уезжать домой, новый муж Генриетты не мог найти себе места. Они стали ссориться по причине того, что не верила, что время вылечит, и он смирится.
       Однажды после очередной ссоры бывший гвардеец попытался сбежать, но внезапный побег закончился неудачно.
       Вдвоём идти было сподручнее. Федот уговорил своего товарища Лукьяна бежать вместе. Пока хозяйка была в отъезде, они тайно ушли из имения. Долго шли строго на восток, отлёживались в стогах сена. Обходили дороги и населённые пункты, стараясь быть незамеченными. На рассвете третьего дня пути вышли в небольшой фольварк, где удалось попить молока из бидона, который хозяйственные немцы ежевечерне выставляли у своих калиток для отправки рано утром на рынок в ближайший город.
       Двух подозрительных мужчин заметил местный пастух и сразу побежал будить бургомистра. Тот предположил, что тайно передвигаться могут только те, кто живёт не по закону и отправил на коне посыльного с сообщением о неизвестных в полицию.
       Вскоре путников нагнали конные жандармы. Задержанных обыскали и отправили в репрессионный шталаг, где узников по уголовным преступлениям привлекали на особенно тяжёлых работах.
       В особый лагерь направлялись также неблагонадёжные из числа военнопленных, непримиримые, склонные к побегам и осужденные трибуналом за военные преступления. За побег беглецы получили по двадцать ударов плетьми. Затем они сидели в карантине и трое суток в штрафном изоляторе на голодном пайке.
       Больших усилий стоил розыск беглецов для Генриетты и её манагера(помощника). Ещё сложнее было его выкупить, но она не пожалела рейхсмарок.
       Грета потребовала с голодного и измученного пленника сделать выбор сию минуту и обещание больше не сбегать. Федот считал себя виноватым в судьбе Лукьяна и ответил:
 — Хорошо. Прошу только забрать вместе со мной и моего друга.
       Гордая немка поверила Федоту и выкупила у лагерного коменданта обоих пленников, хотя простила его не сразу. Через время они помирились и вскоре обвенчались. Весной 1919 года у пары родилась девочка, которую назвали Анна. Но подозрения и ревность своенравной Греты к русской жене не прошли, отчего ссоры продолжались.
       К весне 1919 года почти все военнопленные из разных стран были репатриированы. Уехал домой близкий друг Лукьян, с которым они тепло попрощались. 
       Федот вновь затосковал, но от новой супруги всеми силами старался скрыть свою душевную боль. 
       Рано или поздно страсть проходит, а настоящие чувства остаются. Любовь к Катерине пересилила, и Федот не выдержал. На этот раз, одевшись в цивильную одежду, не вызывающую подозрения, он ушёл строго на север, держа путь в сторону моря. Пересёк какую-то косу на найденной на берегу лодочке и добрался до портового города, где была пристань и стояли торговые суда. Чтобы найти кров и пропитание, ему пришлось наниматься грузчиком в порту, чтобы найти любую возможность напроситься на судно, держащее путь в Россию.