Собачье сердце

-Ты, унук, зря штык точишь. Ежели желаешь супостата уязвить насмерть - коли его тупым да ржавым багинетом. . Жестоко, говоришь? А перед баталией лучше выспаться. Вот ты приляг, а я расскажу тебе про жестокость.
Я пять кумпаний прошел, семнадцать лет на царской службе. Три раза ранет, у меня глаза нету. Лекари хотели списать - а куды я со службы? Я што умел в миру - давно забыл. А тут и до капрала дослужился , и три медали имею. Да и открою тебе - жестокости ищи не на войне, а в миру.
Вот было.
Вдовая барыня у нас, генеральша Варвара Прокофьевна. Суровой воли помещица. Дай Бог ей здоровья, греховоднице, если ещё жива. . У ей - шоб все по струнке. Как што не по её - сразу на конюшню. А там немой Прокоп сырым ремнем так отходит - неделю ни встать, ни сесть. И еще любила в солдаты крепостных отдавать. За это дело у её медаль от Государя императора.
Не спишь? Слушай даля.
Пёс,собака у Варвары Петровны несуразной породы. Огромадная и пятнистая, как жеребец. Пуда три в ем. Клыки сточены, язык раздвоён, когти вырваны, хвост куцой. Чудище.Сам пёс, как хозяин, гулял по имению и бегал по полям. Мужикам велено  кланяться ироду. Ел за столом с генеральшей. Она сметану с клубникой - и пёс сметану с клубникой. Она рубец с кашей - и он рубец с кашей. Она кулебяку, и пёс окаянной кулебяку.
И запивали настойками.
В поместье нехорошее шептали про пса и Варвару Прокофьевну. И про то, что она в бане крепостных девок запирает с чудищем.
Я сами ничего такого не видел, но молву слышал. А мне не до того было. Молодой, кучерявой - все девки мои. Это я щас так волосом посёкся, а тогда у меня невеста была, я её глянулся. Сиротка, из прислуги приказничьего дома. А я у батюшки и матушки один, последыш. Все младенцы, что допреж меня родились, померли, царство им небесное.
Ну вот. Не спишь, что ли? Слышь - хранцуз поёт? Яму тоже не спится.
Вот ходила моя сиротка в рощу хворост собирать, а я к ей туды бегал. Тискал уже. Меня племянники приказчиковы ловили, побить хотели. Так я с кистенем бегал.
Вот на Петровку она за деревню, а я выжидаю. Через время - за ней.
Жарко, тихо, птицы звенят. У меня рубаха над сердцем так и хлопает.
И тут - крик. Меня не так крик испугал, как голос. Её, сироткин . Рванулся я по дорожке, и шагов через сто налетел на них.
Сиротка и чудище.
В ём пуда три весу, а она хворостинка. Пес сиротку уже замял. Ну, я , не думая, и вдарил собаку кистенём в висок. В первый и последний раз живую тварь убил.
Сидим с сироткой рядом с тушей и плачем. Понимаем, что пощады не будет. И рад бы перешёл - да броду не нашёл. А тут и племянники приказчиковы подоспели. Повязали меня, как убивца.
Меня немой Прокоп три дня хлестал . Выкинул подыхать на навоз. А когда увидели, что я живой - метнули на телегу и отвезли в уезд, в рекрутское присутствие. Хошь это и супротив закону - штоб последнего сына забривать. А что поделаешь? Законы святы, да законники - супостаты. И вот я тут, с тобой, защитник родины.
А ты говоришь - жестокость! Вот завтра я тут, под Бородиным, сойдусь с каким-нибудь французским Жаком. А у него, небось, дома своя Варвара Прокофьевна осталась. И убьем мы друг друга за ради барских псов. Слоны трутся, меж собой комаров давят. А ты думаешь - умрем за царя и Отечество. Спишь, что ли? Ну, спи. А я штык наточу. Жалко мне, понимаешь, рвать тело Жака тупым железом.