Переполох в Мусине, глава 7

Глава 7

Я собралась с последними силами и пошла следом за Любкой и Найдой. Ночь  стояла глухая. Было, по моим подсчетам уже за  полночь.  Звезды спрятались за тучами. Стояла кромешная темнота. Я ориентировалась по звукам на ощупь. Немного задумавшись, я чуть не налетела на столб, но вдруг меня кто-то одернул за рукав.


- Ну, чего всполошилась?  Сюда давай, сворачивай? Что не видишь куда идешь? Любка дома? – спросил скрипучий старческий голос.


Я не смогла разглядеть мою спасительницу, но почувствовала, как она меня взяла за  рукав и повела  в дом.


Я ощупью, следом за женщиной, присмотревшись,  угадала это по ее очертаниям и одежде, взошла на крыльцо, а следом и в темные сени. Я ничего не видела, осторожно ступая по половицам, но моя спутница уверенно, с усилием, вела меня в избу. Вдруг, слегка пошарив по двери, моя  спутница, щелкнула  щеколдой и рывком, открыла, дверь, и тут,  я рассмотрела  ее лицо.

 
В тусклом свете  раствора  дверей,  на меня  смотрели  озорные,  изумрудно зеленые с прищуром  глаза, обрамленные  копной седых вьющихся волос, выбившихся из –  под  стеганой шапочки – поддевки под  зимнюю  дорожную  шаль. Шаль сползла на плечи. Волосы лоснились от пота или инея и, были влажными. На женщине был надет старый тулуп, поверх  какого старинного  салопа, похожего на  утепленный стеганый  халат. На вид ей было лет 120, а может и больше, но она, так крепко меня держала за руку, что немного онемела рука. В  тот момент  мне показалось,  что я ошиблась лет на 80. Ее хватка была уверена и сильна.


- Ну, чего пялишься? Заходи? Не студи помещенье. Чай отопленьев  здесь нет, сами топим вволю, как надо. Любка… - позвала она хозяйку.


Из закутка выглянула Любка.  Любка была явно моложе. Ей  на вид  было лет 75-80, но она была маленькой, подвижной старушкой.Она была одета  в вязаный свитер, поверх которого, надет  был ситцевый цветастый сарафан. На голове аккуратно была повязана беленькая косыночка, любовно обвязанная  розовым  мулине.  Глаза ее живые, как угольки, черные,  быстро отыскали  вошедших.


-  Ну,  чего шумишь? Что стряслось? Как Мария? Что с ней? Видишь,  занята,  таганок разжигаю,  надо чайку  вскипятить  да с травкой, а то  простыли  небось, там, в лесу, а потом в баню,  Макей  велел  топить. Васёна  побежала  налаживать. Воды с вечера наносили, и дровец подбросили. Думали,  доктор не успеет, поди,  обмывать Марию придется, а тут вот и гостёчки подоспели. Всё враз  и сделаем. Чего прибежала то? – спросила вошедшую старуху Любка.


  -  Ладно. Все я поняла. Укропа семена есть у тебя? Доктор говорит камни в почках это. Камень стал в мочепроходе, надо пить укроп. Сделал ей укол. Надо заварить укроп и толокнянку и камнеломку. Сделаешь? Или как? – спросила старуха, строго глядя на Любку.


- Да, успею  все и травки заварю. Есть она, сколь надо? -  торопливо уверила старуху Любка.


-  Завари пока литровку, а там припаси щепок, чтобы еще раз можно было вскипитить воды для взвару. Ладно, пошла я. Как готово будет, принесешь,  иль кого пошлешь. Прощевайте,  девоньки. Покуда, пошла. Завтра  встренемся – сказала и быстро вышла в темные сени.

Мы попрощались со старухой, но на душе остался небольшой сквознячок от ее взгляда.


Молчание  ягнят,  прервала Любка, уронив ухват на пол, которым она собиралась ставить чугунок на плиту.


- Ну, и чего скукожились тамо в углу. Раздевайтесь, тамо же в углу, за печкой,  рукомойник, а кому надо, то на улицу. Вот вам свечка в фонаре. Зажгите и айда. Там в сенцах найдете –  проворно работая ухватом и топориком, говорила Любка.


Мы стояли посередине простой избы и старались ее рассмотреть и согреться. Изба была, как изба. Мебели почти никакой  не было, за исключением  двух  топчанов, похожих на кровати, четырех табуретов и стола.  У двери стоял  огромный сундук, крытый лоскутным покрывалом. На полу были постелены домотканые дорожки. Да еще  за печкой стоял посудный шкаф, из  досок домашней заготовки.  А  в другом  углу - был  сделан большой киот со старинными иконами.


Мы, наконец,  сняли с себя верхнюю одежду и сарафаны, умылись. Мне, да и не только мне,  хотелось  скорее  лечь спать, но,  увы, было неудобно  расспрашивать хозяйку  о месте нашей дислокации на ночь, когда и куда можно это сделать. Мы сидели и ждали, когда на казанке, вскипит вода,  для чая. Время тянулось медленно. Чтобы отвлечься от желания сидя уснуть, я решила спросить о той старухе, которая  проводила  меня сюда.


- Любка, а скажите, кто эта  старуха? Как ее зовут?  - спросила я Любку.


- Ой, девонька, это же сама Лешачиха. Кто ее считает заправской ведьмой, кто знахаркой, а наши бабы  все к ней бегают за травкой. Живет она в лесу, верст почитай, двадцать пять отселе,  далее нас.  Живет одна, с собаками. У нее злые собаки, даже медведей гоняют от жилья.  Многие ее побаиваются, но как приспичит  –  ходят. Сколь ей годов? Никто не знает. Я еще маленькой была, а она уже седая была, а мне скоро 80 годков будет. Живет она в своем дому, сама срубила, кто ей помогал, никто не знает. Мужиков рядом с ней никогда не видали. Говорят,  ей  леший сам
 помогает,  вот  так и  прозвали ее – Лешачихой. Могу сказать только одно,  что ничего худого нашим не делала. Правда,  однажды,  пришлый  у нас объявился. Расспросил про нее, потом пошел к ней. Три дня там был, пришел сам не свой. В глаза не глядит. Весь оброс, как лешак.  Ночевал ночь и был таков. На следующий день сама Лешачиха  заявилась. Злющая,  аж  искрит. Сказала, чтобы про нее никому ничего не говорили, а то худо нашлет,  и ушла. Лет 20 не было, а потом явилась. А что там было,  никто не знает. Иногда, когда  Княжиха не справляется, ее зовем  на  помочь. Ой, что это я вас   чаем то  не   напою и не покормлю ни чем. Присаживайся ближе к столу, не стесняйся. Вот -  капуста, огурцы, с погребу, таких у вас нет в городе. А вот наша картошка, развалиста…  Берите. Кожура хорошо отходит. Почистите, руки - то погрейте. В печи  сидела.  Истомела  - говорила Любка, заваривая в маленьком чайничке чай, ловко орудуя  маленьким ухватом с короткой ручкой.


Все у нее получалось быстро, проворно и  как – то слажено.  Всему было свое место  на печи и на плите. Печь была выбелена известкой, и было хорошо видно, как Любка любовно за ней ухаживала. У самого потолка, рядом с лежанкой была прибита полка, а на ней стояли всевозможные берестяные короба и туеса. Они  были разного  калибра. От совсем маленького размером со стопку,   до  больших   и  квадратных  –  ведерных. Сами туеса и короба были разукрашены вышивкой и накладными  берестяными  фигурками. Я думаю, по этим фигуркам,  и определяла Любка,  где что лежит. Сама лежанка была завешена белым подзором, с вязанным,  понизу ручным замысловатым кружевом, и мережкой  в три бороздки –  посередине  полотна. Печка со стороны смотрелась  невестой.  Беленькая и нарядная.


 
 Пока я разглядывала печь, Любка налила нам душистого травяного чаю и подала  глиняные тарелки с деревянными ложками  и  сказала:


- Извиняйте, других приборов  - нету,  мимо не пронесете. Молока тоже нет – пост.  Вечеряйте, а завтра - решим…  Вы пока тут, побудьте, а сбегаю к  Марии, узнаю. Чё  к  чему и отнесу взвар, который Лешачиха просила. А спать сами размещайтесь, где хотите. Можно на печь, можно на полатях, можно на лежанке. Я приду, сама найду  себе место  - скороговоркой   протарабанила   Любка и вышла в сенцы.


 Мы быстро поели. Еда была простая, постная, но вкусная.  Травный чай окончательно разморил нас, и мы, в вповалку, забрались  на полати и уснули крепким  сном праведников. Мне, казалось, что нас уже ничего разбудить не может….

Продолжение следует...