О дивный старый мир. Глава 2

/Grief is not a disorder, a disease or sign of weakness. It is an emotional, physical and spiritual necessity, the price you pay for love. The only cure for grief is to grieve.
Earl A Grollman/

Мягкая и еще влажная земля обрамляла зияющую дыру в могиле. Крепкий сосновый гроб не выдержал ударов лопатой и сломался, обнажив светлые пеленки, недавно погребенное тело куда-то исчезло. Грив Коффин от смущения поджал губы и в который раз оглядел кладбище, погруженное в утреннюю дремоту. Потом рассеянно обошел вокруг взрытой земли, но уже не смог отличить свои собственные следы от чужих. Каких-то улик на месте кражи он не обнаружил, а единственными свидетелями служили молчаливые статуи ангелов.

«Не очень-то вы охраняете покой после смерти», — подумал Грив, укоризненно посмотрев на ближайшего крылатого стража. Он опустил руки и склонил голову, как будто извиняясь за свою невнимательность.

— Мистер Коффин!

Грив обернулся на зов и увидел, как к нему решительной походкой приближался высокий, статный мужчина в темном пальто из шерсти и сукна с бархатным воротником. Подойдя ближе, он протянул руку для приветствия, но так и застыл, пораженный видом вскрытой могилы, так что Гриву пришлось сделать пару шагов и ответить рукопожатием. Мужчина назвался Томасом Пейном.

— Ехал на похороны, а получил место преступления. Бедная матушка, — печально вздохнул мистер Пейн и сочувственно взглянул на смотрителя. — Когда это произошло?

— Видимо, сегодня ночью, сэр, — ответил мистер Коффин и неловко дернул рукав поношенного сюртука. — На этой неделе уже третья могила.

— Чьих же это рук дело? — спросил мистер Пейн, нахмурив густые брови. Грив отметил про себя, что даже так его собеседник выглядит больше потерянным, чем разгневанным.

— Дело рук «воскресителей», сэр. Они распускают слухи о привидениях на кладбищах, а сами по ночам воруют покойников для анатомических театров. Молодым врачам нужна практика на свежих телах, но закон разрешает им резать только висельников. Да только их нынче катастрофически не хватает.

Мистер Коффин мог бы еще много рассказать о нынешнем положении дел на кладбище, об этих самых воскресителях, о случайно подслушанном на улице рассказе молодого человека, который хвастался другу, что лично выкопал и продал тело собственной бабушки. Но видя, в какой расстройство привел мужчину вид разрытой могилы, мистер Коффин тактично замолчал. Он ежедневно видел скорбь и печаль на лицах людей, но за восемь лет работы смотрителем так и не научился утешать. Вместо этого он неловко пожаловался:

— Все больше людей доверяют тела своих близких частным кладбищам, например, Кенсал-Грин на западе Лондона. Их услуги много дороже, однако, взамен они предлагают надежность и тщательную охрану погребений.

Такой нелепой рекламе мистер Пейн только усмехнулся и, покачав головой, заметил:

— В этой стране научились вышибать деньги даже за смерть. Что ж, едва ли я удивлен. Поверьте, сэр, в скором времени вас обязуют платить за воздух, которым вы дышите. Англия совсем помешалась на взносах и налогах.

С таким заявлением мистер Коффин не мог не согласиться, поэтому сухо кивнул и снова взглянул на опустевшую могилу. Внезапно его внимание привлекло движение у входа на кладбище. Невольно он и мистер Пейн посмотрели в сторону резных ворот, там торжественно шествовала похоронная процессия. Впереди вышагивал оркестр, игравший похоронный марш, за ним следовали четыре блестящих катафалка, запряженные четырьмя лошадьми, в их гривах красовались перья для украшения. После них на кладбище появилась процессия плакальщиц, и зазвучала какофония трубных инструментов и женских причитаний. Процессия медленно продвигалась к центру кладбища, а, когда мимо Коффина и мистера Пейна прошли две немолодые леди, одна из них показала на длинный траурный шарф, повязанный поверх ее платья, и вздохнула:

— Сколько у меня уже скопилось этих черных тряпок! Уже не знаю, куда их пристроить. Раздают на каждых похоронах, право, текстильным нашим фабрикам суждена вечная жизнь, если и дальше мы сохраним эту традицию.

— Я слышала, что жена викария Принстона подкопила таких шарфов и сшила себе платье.

Мистер Пейн, услышав об этом, презрительно скривился, а вот немолодая леди кивнула и глубоко задумалась, перебирая пальцами черную ткань. Процессия, наконец, дошла до места погребения, а мистер Пейн невольно заметил:

— Несмотря на частные кладбища, у вас еще хватает состоятельных клиентов, взять хотя бы эти похороны. Роскошь граничит с помпезностью.

— Скорее с лицемерием, — хмыкнул мистер Коффин и, заметив вопросительный взгляд собеседника, пояснил. — Это вовсе не состоятельные граждане, так, рабочий класс. Простые люди жаждут почувствовать себя аристократами, и это их желание не пропадает даже после смерти. Они придумали специальные общества, наподобие гильдий. Эти общества путем взносов собирают большие фонды и тратят их на похороны. Так, обычного сапожника, кладут в роскошный, резной гроб, нанимают плакальщиц, шьют траурные шарфы и перчатки для раздачи и обязуют всех членов общества присутствовать на похоронах. И чем необычнее смерть, тем быстрее собирается фонд для похорон. Эти, например, хоронят мать с двумя детьми, погибшими в пожаре, и отца семейства, который тем же вечером скончался от туберкулеза.

— Судя по тону, вы этих новшеств не одобряете, — догадался мистер Пейн.

Конечно, Грив Коффин не одобрял лицемерных порядков. Не одобрял он и то, что рядом со старинными, изящными склепами, каждый из которых являл собой произведение искусства, стали вырастать, как сорняки, однотипные надгробия. Рядом с лордами хоронили теперь рабочих. По кладбищам разгуливали горожане, в воскресные дни здесь устраивали пикники, смеялись и галдели, нарушая покой ушедших доблестных людей. При воспоминании о городских праздниках, когда на кладбище набивались люди, чтобы провести время, как «истинные аристократы», мистера Коффина передергивало.

«Как же все это фальшиво и неправильно, — думал он. — Куда подевались уточненные надгробные памятники со статуями, колоннами? Где пышные эпитафии, прославляющие подвиги достойные остаться в веках? Все стерла лавиной бесчувственная, бесформенная культура масс. Почему, ну, почему не родился я пораньше, хотя бы лет на пятьдесят».

— Мистер Коффин?

— А?

Смотритель не сразу услышал вопрос, погрузившись в свои мысли. Он резко обернулся и взглянул на мистера Пейна, в чьих глазах прочитал искреннее участие:

— Плывите со мной, в Америку. Что вас держит в умирающей от паразитов Англии? В новом городе организуете прекрасное кладбище, ни в какое сравнение с лондонским огрызком. Впишите себя в историю, мистер Коффин, здесь она уже давно закончилась.

Что-то екнуло в груди мистера Коффина, он невольно вздохнул и окинул взглядом свое дорогое, любимое кладбище. Оно сильно изменилось, земля кое-где просела и осунулась, старые могилы безвозвратно разрушило время, новые лишь безвкусно подражали древним оригиналам. Величавые эпитафии скрылись под зарослями мха и сорняков. Молчание могил никак не сочеталось с громыханием трубного оркестра, сопровождавшего похороны. Изящество давно скрылось под толстым слоем невежества. И все же… Все же он не мог. Он отказался.

Услышав ответ, мистер Пейн только сухо кивнул и почти сразу распрощался. Он уже отошел на несколько шагов к выходу, как вдруг повернулся и снисходительно спросил:

— Мистер Коффин, как вы думаете, для кого строят могилы?

— Прошу прощения? — изумился Грив.

— Кому они больше нужны: живым или мертвым? — уточнил Пейн и, не дожидаясь ответа, предположил сам, — согласитесь, ведь если люди хотят победить время, они строят пирамиды. А могилы и надгробия — еще одна иллюстрация эгоизма. Жалкая попытка продлить общение с любимым человеком. Чуть только боль утихает, а воспоминания о покойном стираются… Впрочем, вам лучше меня известны последствия.

Сказав это, мистер Пейн повернулся и размашистым шагом направился к резным черным воротам, оставив мистера Коффина одиноко раздумывать над его словами. Он так и стоял среди полуразрушенных каменных крестов с горсткой земли в руке. Жалкая иллюстрация эгоизма…

/Горе - это не расстройство, болезнь или признак слабости. Это эмоциональная, физическая и духовная необходимость, цена, которую вы платите за любовь. Единственное лекарство от горя - это горевать.
Э. А. Гроллман/