Охальник

О Х А Л Ь Н И К
   Дневная смена закончилась, и крановщица Аня спустилась со своего мостового крана в цех. Все крановщицы уже были в душевой, когда она только вошла в раздевалку. Половина работниц дневной смены была почти одета, многие уже двигались к выходу, а работницы вечерней смены почти все уже были в цеху. Анна не торопясь разделась и пошла мыться. К счастью только в одной кабинке еще плескалась сварщица, и Анна с удовольствием встала под душ. Моясь, она специально тянула время, и когда вышла из душевой, несла на согнутой руке свой халатик и полотенце. Она пыталась скрыть от окружающих женщин уже явно обозначившийся живот, но разве скроешь? Конечно, в глаза ей никто ничего не говорил, но за спиной она слышала ехидный шепоток:
-«Это надо, какие девки пошли наглые, у нее пузо на нос лезет, а она бесстыдница ходит себе и хоть бы хны.» Слыша это Анна краснела до слёз, но молчала. Уже два раза старший механик, ее начальник, спрашивал у нее справку от врача, чтобы снять ее с крана - не положено беременной работать крановщицей, обычно снимают на легкую работу сразу, когда даже еще не заметен живот, да и в вечернюю смену тоже не разрешают работать, охрана труда! Но она не шла в женскую консультацию, находящуюся на территории завода, боясь встречи со своими подругами по общежитию, где она раньше жила. Будут спрашивать, как и что, а что она может сказать? Вот уже четыре года, как они с Витькой снимают комнату у его тетки в Подмосковье. И неудобно и недешево и ездить далеко. На очередь в профкоме завода Витьку поставили давно, обещали дать комнату, но, сколько еще ждать никто не знает. Она уже несколько раз заикалась ему о женитьбе, но он только похохатывал:
- «Вот забеременеешь, распишемся!» А так и без расписки его все устраивало. Обстиран, накормлен, Анька готовит – пальчики оближешь, обласкан. Словом сыт и пьян и нос в табаке, он и мужикам так говорил, мол, зачем мне штамп в паспорте? Сначала он вообще думал, что они не уживутся, он не привык к длительным отношениям, да и характер у Анны заводной. Но за эти четыре года он привязался к ней так сильно, что скучал, когда у них не совпадали смены и виделись они только ночью. Но он гордился своей свободой и не собирался от нее отказываться. А на жалобы Анны про сплетни и позор пожимал плечами:
- «Ну, ты же знаешь, что я тебя люблю, а баб поменьше слушай! Вот забеременеешь, распишемся!». И вот она беременность, животик нахально выпирает из-под одежды, а он и в ус не дует! Но пластинку сменил:
- «Вот родишь…» А мужикам говорил, что может и не его ребенок… Анна часто плакала по ночам, ведь даже тетка Виктора стала коситься на нее, молча правда, но Анна ждала, что  она в любой момент откажет от квартиры, она слышала, что хозяева не любят жильцов с детьми, лишний шум никому не нужен. Она собиралась уже поговорить с Витькой в очередной раз, как неожиданный случай решил ее проблему. Недавно, работая в вечернюю смену, она как всегда отвозила на своем кране в малярку целые гирлянды деталей, и ждала перерыва, чтобы спуститься с крана для разговора – Витька работал в эту смену строповым. Но в обед мужики ушли в раздевалку пить пиво, и вернулись почти перед концом перерыва. Подходя к малярке, он крикнул ей, чтобы она спустила крюк крана пониже, и она, думая, что уже началась работа, выполнила его просьбу. А он взобрался на крюк и стоя на одной ноге дал ей команду:
-«Вира помалу!» И Анна поняла, что он видимо на что-то поспорил. Подняв крюк вверх на метр над полом, она встала и, держась за рычаги, тихой скоростью провезла его метров пять в ту сторону, куда он показал. А он расхулиганился, и начал раскачиваться, но вдруг нога его соскользнула, и он повис в воздухе, неудачно зацепившись рабочими штанами за острие крюка. Роба на нем была из грубого брезента, и штаны, севшие после стирки, вечно болтались на бедрах, а ширинка в районе колен. Мужики захохотали, и Витька тоже сначала засмеялся, но потом неловко повернулся и взвыл:
 -«Анька, опускай, чего смотришь?» Но она, встав у рычагов, выставила свой живот вперед и крикнула:
-«Говори охальник, чей ребенок?»
- «Мой, мой ребенок! Не отказываюсь! Анечка опусти вниз!»
Но она в ответ грозно: «Говори охальник людям, что женишься!»
-«Женюсь, женюсь!» - кричал Витька, еле дыша.
- «Опусти, больно!» Из глаз его ручьем катились слезы, покрасневшее лицо вспотело, и Анна опустила крюк на пол. Мужики подбежав, сняли его с крюка и на руках отнесли в медпункт к дежурному врачу. Через полтора часа он, растопырившись, как на распорке, прихромал к малярному отделению, и подняв вверх голову, крикнул:
-«Дура! Шесть швов наложили на мошонку, чуть не оторвала все хозяйство!» - и, показав зажатый в руке бюллетень, поковылял в раздевалку, а Анна, царственно кивнув ему головой, крикнула:
-«И оторву, охальник, будешь знать!» Через месяц они расписались, а еще через три, Анна родила мужу дочку.