Три Михаила. исправленный вариант

Три Михаила
                Глава 1.
В  данном произведении свиты  три нити из разных времен и героев. Не пересекаясь, они образуют неразрывную духовный узел.
Главные герои:
1. Князь Михаил Тверской, ставший Великим, и признанный Святым.
2. Музыкант и поэт Михаил Круг. Возможный эпизод из его жизни.
3. Студент, тверчанин Михаил — вымышленный, сборный персонаж, действующий на реальной сцене.
________________________________________________
Будильник зазвенел в половину шестого. Вырванный из сна, Миша, размышлял: "Говорят звонок будильника, призывающий идти на нелюбимую работу, отнимает пять минут жизни. Думаю больше. А где найти любимую работу студенту, не умеющему писать романы и симфонии, и не подставляющему..."  Размышления были прерваны недовольным голосом с кровати напротив.
; Достал ты со своим мудозвоном, Михалыч!
; Это у них в Твери, как в деревне, все с петухами встают, —  раздался басистый голос с противоположного угла.
; Тверь не деревня, добродушно говорил Миша, быстро одеваясь, было время, покрупнее Москвы был город, да и подревнее. На хорошем месте стоит, между Балтикой и Черным Морем, на Волге-реке.
Из педагогической общаги вышел в шесть, и направился к Лужникам. Все спало, даже Усачевский рынок и Новодевичий монастырь. Надо было купить билет на сегодня, занять место —  метровый квадрат на асфальте. Можно было бы конечно взять абонемент на полгода, и дешевле и вроде проще, не будет этих утренних геморроев. С другой стороны отдашь деньги, а рынок закроют, что могло случиться в любой день. С кого потом бабки выскабливать? Да и денег нет. В долг брать? Это…  В общем не стоит. Сам про себя посмеялся. Сопровождаемый  этими мыслями, наш герой незаметно дошел до касс. Там уже была толпа, пока еще небольшая. Как таковой очереди не было, к окошку надо было проталкиваться, и неактивный чел мог протоптаться у кассы до вечера, постоянно оттираемый более наглыми.
Была еще одна особенность. Окошки касс располагались на уровне колен. И для покупки билета приходилось принимать весьма неудобную позу. Никого, не отталкивая, но в то же время крепко держа позицию, Миша купил билет на одну из боковых аллей. Народу меньше, чем на центральной, зато спокойнее, да и дешевле.   
После сделанного дела стало ощутимым чувство здорового молодого голода. Надо было пойти в общежитие, поесть, взять в дорогу воды, и самое позднее к восьми, вернуться на рынок.  На обратном пути забрал у охранника тележку, взгромоздил на нее коробку с товаром,  и быстро покатил на место, ловко лавируя среди других подобных транспортных средств. Миша любил этот момент, считая себя суперпрофи по телеговождению.
Товар был простой —  сапоги из кожзаменителя;  продать их можно было только, если выдать за кожаные. Совесть мучила нашего героя, но здравый смысл нашептывал: "Взялся за гуж, не говори, что не дюж". Влезая в торговлю, невольно поступаешься принципами. "Да и торгую ведь не водкой паленой, не поддельными лекарствами, никто не умрет, здоровья не потеряет. Максимум, сапог развалится по дороге". Так успокаивал себя наш герой. Удивительно насколько человек снисходителен сам к себе и строг к окружающим.
В течение первого часа, ничего не покупали, даже не подходили.  Миша был спокоен. Он ждал своего момента, и знал, он не может не наступить, главное его почувствовать и поймать удачу за хвост. Рыбаки говорят: главное, вовремя подсечь. А пока он стоял и читал лекции, поглядывая, на снующих вокруг цыган. Но на полупустой боковой алее им было трудно работать (в смысле воровать). Вот подошел первый потенциальный клиент, покрутил сапог, и молча, отошел. Подошли мужчина с женщиной, по виду русские.
; Кожа?
; Конечно.
Мужик потер сапог ногтем.
; Что-то  непохоже
; Да ты смотри. Миша закурил сигарету и ткнул ею в "кожу"
; Видишь, не прожглось, был бы кож зам, была бы дырка.
Это действие на самом деле, не имевшее никакого смысла, безотказно действовало, если производилось с уверенным видом.
; Ладно, хрен с тобой, давай пару, нет лучше две, еще сыну возьму, сороковой и сорок второй. Вступила женщина.
; Еще одну, сорок первый
; А это еще кому?
; Папе.   
; Не надо, у него отличные, старые, добрые. А нам еще куртку покупать.
За всей этой сценой с интересом наблюдали две полные хохлушки. Ах, эти хохлушки, как бы рынок жил без них?! Подошли. Покрутили сапоги в руках.
; Могу показать, что это кожа.
; Не надо, без тебя видим, что кожа. Возьмем много; скидка будет?
Миша сумел сделать паузу, и сделать не очень довольное лицо, хотя душа его пела. 
; Если все возьмешь, нормально скину.
; У тебя сколько пар осталось?
; Пятнадцать.
; Давай.
Каждая пара придирчиво осматривалась. Сапоги были переправлены в огромный баул. Затем пришел черед денег, которые хранились прямо в трусах. Миша немного сконфузился, когда хохлушки извлекали их на свет божий с самым беспечным видом. « Хорошо хоть в пакетах целлофановых»,  ; мелькнуло в голове.
И тут, игравшая через громкоговоритель музыка прервалась, и был объявлен выпуск экономических новостей. Монотонным голосом комментатор сообщал текущие курсы бумаг различных компаний и банков, затем сделал паузу. Снова заговорил голосом более громким и веселым.
; А теперь внимание. Курс акций группы компаний МММ упал в сто двадцать раз и продолжает падать. Спасибо, что слушали нас, удачного дня.
Запел Юра Шатунов, но многим обожавшим его трепетный голосок, было не до белых роз. Рынок загудел, началось нечто похожее на массовую истерику. Крики типа "Я тебе говорила —  вытаскивать пора, идиот", "Сама дурра",  перемежались с угрозами в адрес Мавроди, самая легкая ; открутить голову.
Ничего себе, сколько оказывается лохов тащили деньги этому прохиндею, у которого все на роже написано - думал Миша. Хотя первые конечно неплохо нагрелись. Так, поди, угадай, чутье надо иметь. А если чуйка плохо работает, так лучше  не лезь.
У ворот стадиона на самом королевском месте стояла большая палатка, почти маленький домик. Заправляла им целая компания то ли ингушей, то ли дагестанцев. Эти веселые ребята вывесили над входом толстую веревку с петлей. А перед дверью рядом с одеждой и обувью вывалили мотки веревок (где только взяли?) и кучу хозяйственного мыла (не поленились купить для такого случая). Поставили большой плакат: "Мыло и крепкая веревка для владельцев акций компании МММ. Оптовым покупателям скидка". Посмотреть  реакцию на улицу вывалил весь маленький аул. Трое сидели даже на крыше. Их материли, но больше ничего делать не могли, учитывая количество охранников вокруг. Ну а ругательства, особенно со стороны женщин, только подогревали веселье сынов гор.
Миша посочувствовал, но недолго, и несильно: желающий срубить денег на халяву, всегда рискует мгновенной потерей всего - это справедливо. Пританцовывая, шел с рынка, вот это удача, сегодня, наконец, успею на лекцию.             
                Глава 2.
Тверь встретила  князя колокольным звоном и восторженными криками толпы. Ослепительно сверкали купола Спасского Собора. Даже татары давно поняли, что они не из чистого золота, но от этого было не менее красиво. Еще бы, свой родной тверской князь вернулся из опасной поездки в Орду князем великим Владимирским, всея Руси. Да и без этого любили: красив, храбр, добр, справедлив. Еще говорили:  боится в этом мире только Бога.
Князь ехал среди толпы, взгляд его был гордым и радостным, но мысли заволакивала темная туча.
"Тохта за ярлык  заставит заплатить немало. На его лице ничего не прочтешь. Прямо так и благоволит, или о законности нашей печется? Нет. Князя Московского опасается. Уж больно быстро этот сраненький городишко вырос. Самый богатый теперь после Новгорода, большая сила военная. А волости как хапает, аки пес ненасытный. Можайск, Коломна, Переславль... Пронск подмял под себя. Посадил в поруб князя Рязанского Константина. Говорят, издеваются над стариком, морят голодом и холодом. Боже, куда ты катишься земля русская, ведь Юрий хуже любого татарина. У тех хоть какие-то правила есть, а у этого... Но отпустил Тохта его раньше;  время для подготовке к войне дал. Хитрый бес. Нас лбами сталкивает, а сам сидит в Сарае да посмеивается. Так всегда было".
Подъехали к собору. Князь ловко спрыгнул с лошади, пошел на встречу  святителю, тот благословил. Михаил тихо спросил:
; Как там мои?
—  Хорошо княже, услышишь скоро.
—  Грек приехал?
— Приехал княже, но уж больно грозен певун заморский. На распевки приходит с длинной палочкой, расширенной на конце, типа ложки. Если кто не так глас пропел, бьет по губам и смачно шлепает, я скажу. И плевать старому дурню, парень или девка, купеческий сын али княжеский. Я пытался его образумить, так знаешь княже, что он мне сказал?
— Ну что?
— Что если б у него был голос как у меня, то он жизни бы себя полишил, не посмотрел бы старый ирод, что грех смертный, и бросился бы от стыда в море.
Михаил рассмеялся от души, как смеются здоровые, сильные и добрые мужчины.
—  А ты иди к нему, поучись, может еще в хор пустит, со временем.
—  Не дай Господи якшаться с таким.
Святитель недовольно поджал губы, а потом и сам невольно ухмыльнулся.
Вошли в собор, солнце, проникая в храм, блестело на иконостасе, мягко освещало фрески. Хор пел Утреню, вливаясь в общий ликующий гул.
;  Мои, ; с  гордостью думал Михаил, ; княжество по наследству досталось, не я его строил. А тут,  певчих набирал, учил их, все сам. Теперь вот Феофана умаслил, все- таки  приехал. За такие деньжищи не за страх, а за совесть работать должен, чтоб хор стал лучше чем в Константинополе. Мое это, по настоящему, мое.
Захотелось затянуть вместе с хором "Хвалите имя, Господне, хвалите...". Нельзя, не время. Но на аллилуйя не сдержался, подпел. Архимандрит посмотрел с веселой укоризной:
; Ну что ты княже? Негоже.
; Все, все отче, —  весело подмигнул святителю.
   Как прекрасны мгновения счастья, и как коротки они —  восклицали многие и будут восклицать.
Затем был пир, с которого многих выносили на руках. Весело гуляли. Среди пирующих находился и младший брат Юрия Данилыча (князя Московкого)  —  Борис. Военнопленный, он жил как гость, принимая участие во всех забавах княжьего двора, имея право свободно перемещаться по городу. Следующие дни прошли в ожидании грамот от городов, подтверждющих признание Михаила Тверского великим князем. Прислали все, даже Новгород, кроме Москвы. До последнего надеялся Михаил, что Юрий одумается, и не будет толкать Русь на путь очередной, губительной гражданской войны. Пришлось осадить Москву, пожечь посады. Людей при этом, под страхом смертной казни, Михаил приказал не трогать. После этой демонстрации силы, Московский князь, наконец, признал Тверского великим.
Михаил отдыхал в кругу семьи. Сидел, обняв жену, напротив стоял старший сын и старательно пел.
; Не так надо, —  сказал счастливый отец, —  вот: "И научи мя оправд-аа-ниям твои-ии-м", теперь вместе...
В этот момент у входа в горницу раздался шум и крики.
; Велено никого не пускать.
Раздался рыкающий хрип:
; Пусти раб, порублю сволочь!
Дверь распахнулась, чуть не слетев с петель, и в комнату ввалился тверской воевода. За собой он тащил двух кметей, безрезультатно пытавшихся остановить эту двигающуюся гору.
; Ты, что Данила? —  спросил князь мягко.
Стряхнув с себя слуг, воевода ответил:
; Кто врага не добивает, тот сам себе гибель готовит. Ты почто, князь Бориску запросто так отдал?!
; Так он признал меня властителем своим.
; Признал?! И ты веришь, что это надолго? Пока это отродье Данилово жило здесь получше многих бояр твоих, я терпел. Но теперь душа рвется все высказать. А то, что у этого аспида московского Константин Рязанский томится, ты забыл?! Старика мучают, все ждет гад, что умрет от измывательств, от холода и голода, а он живой. Убить бы, но Бориска был здесь, а теперь...
; Думаешь  посмеет? —  спросил Михаил неуверенно: я думал, наоборот, отпустит, по примеру...
; И ты в это веришь? Я люблю тебя князь, я тебя еще вот таким постреленком помню (воевода показал на уровень колена), но позволь правду молвить, если хочешь казни после этого: Тебе бы не княжеством, а монастырем править. Но хватит баять попросту, давай о деле. Позволь догнать Бориса и воротить обратно.
; Нет, я не меняю решений своих.
¬ ; Тогда позволь уйти служить на Москву.
; Изволь, я отпускаю тебя.
При этих тихих словах, что-то случилось с железным воином, он сел и долго смотрел удивленными глазами на князя, затем положил тяжелую голову на руки, тело его затряслось. Михаил подошел, тронул его за плечо.
- Ты что Данило?
Воевода поднял голову и тут князь, впервые, увидел слезы в глазах у сильного духом мужа.
—  А то, пошутил я князь-батюшка, куда я от тебя, ведь как сына люблю, думал, испугаешься, одумаешься. Так помысли сам, легко ли видеть мне старому, как сам могилу роешь себе, потакая злому, непримиримому ворогу своему?
— Все в руках Господа Данила, а наше дело идти по пути предначертанному.
Воевода встал, он сгорбился и стал как будто меньше. Выходя из светлицы, обернулся:
—  Господь крестный путь указал тебе.
—  Значит, так тому и быть,  —  прошептал Михаил, —  не моя воля Господи, а твоя да будет. Не миновать мне чаши сей.
                Глава 3.
Подошли к Кремлю.  Гуляло шесть человек. Сам Круг, двое музыкантов из группы и две смешливые девушки. Гитарист Валера и клавишник Пашка сняли их (познакомились) недалеко от памятника Пушкину, на бульварном кольце. Еще был некий Коля, имевший статус друга певца. Облик он имел неприятный. На лице застыло выражение брезгливого недовольства. Глаза — щелочки, недобро сверкали над массивными мешками. Маленький бесформенный носик торчал над толстогубым ртом.
Возникал вопрос: зачем Кругу был нужен этот человек? Он не мог быть музыкантом, из-за отсутствия слуха. Когда пробовал на концертах подпевать, нес околесицу. Нашли выход  — отключать микрофон, в который Коля орал. Денег не имел, был всем должен. Как собутыльник был неприятен, потому что в пьяном виде нес чернуху, наводил тоску. Существовала версия, что он родственник Круга, чуть ли не брат. Это конечно многое объясняло.
Встали в очередь у касс. Тут к ним подскочил бойкий молодой человек.
—  Не хотите  воспользоваться услугами экскурсовода? Общий обзор, храмы, грановитая палата, алмазный фонд по желанию, за отдельную плату.
;  Хау мач? —  спросил долговязый ударник.
Пояснил:
; Башлей сколько?
Активист музейного дела назвал сумму, от которой лошадиное Юрино лицо еще больше вытянулось.
;  Билетов брать не надо, —  быстро добавил юноша. Но у Коли по утрам просыпалась жадность, особенно, если накануне спустил все в казино, или кабаке.
; Да на эти бабки посидеть, похавать, бухнуть хорошо можно. Слухай  Мих, вон там, — ткнул пальцем в сторону Манежной площади, —  классный ресторан на самом верхнем этаже гостиницы. Кто там не отдохнул, говорят в Москве не был, пойдем, а, трубы горят.
; Нет, Колян, вернемся в Тверь, Ирка спросит: где был? Нечего будет рассказать, решит —  по бабам и кабакам бегал. Дернем после концерта, мне еще сегодня переговоры вести. А бабки не жалей, сегодня набашляем. Эй, ты как тебя?
; Костя.
; Костян, пошли, что ли.
; Нет, я только рекламный агент, вы только минуточку подождите, я приведу экскурсовода.
Убежал. В ожидании группа разделилась. Девушки громко смеялись: их развлекали пошлыми анекдотами гитарист с ударником. Круг задумчиво смотрел на  башни, стены, верхушки кремлевских соборов. Шептал: "Золотые купола душу мою радуют..."  Коля с недовольным видом озирался вокруг, его мутило. Вдруг стеклянные глаза его засверкали, упершись в сторону быстро подходящего Кости. А рядом шла волшебной красоты девушка. Роскошные каштановые волосы, сияющие светло-коричневые глаза, вздернутый носик, ослепительная улыбка —  все было прекрасно. К этому прибавьте пиджак и юбку цвета морской волны ниже колен и точеные ножки в изящных туфельках без каблуков.
Все эти приятные детали Колян сфотографировал в один момент, но было и нечто диссонирующее. Смутно он понял, что девчонка не из тех, с которыми он привык иметь дело. " Не своя какая-то, интелегентка, мать ее", — подумал он, — " ничего, окучим, баба есть баба". Коля физически не выносил людей, не погруженных в пошлость, ложь, грязное лицедейство и безумную погоню за псевдоценностями, а соответственно,  ненавидящих себя и окружающих. Кроме того, ему не понаслышке были знакомы такие "приятные" чувства как зависть и ревность по отношению к чужим успехам, направленные на весь мир, а в основном на друга и партнера Михаила Круга. Эти,  съедающие нутро, сжигающие заживо эмоции,  захватили человека целиком, что сыграет немалую роль в нашем рассказе.
Девушка оглядела компанию, и безошибочно угадав главного, обратилась к Кругу:
;  Хочу Вас предупредить, что я не являюсь профессиональным экскурсоводом, т.е. не работаю официально. Я — студентка исторического факультета МГУ, специализируюсь на истории и культуре Москвы.
Круг улыбнулся, галантно поцеловал руку.
; Как вас зовут?
;  Мария, или просто Маша.
; Я ; Михаил, Круг, не слышали про такого?
; Нет, извините.
;  Тем лучше, в общем, Маша вы нас полностью устраиваете, особенно если ваши знания будут хотя бы вполовину соответствовать вашей красоте.
Маша видимо засмущалась.
—  Насчет красоты не знаю, а по поводу знаний —  я лучшая на потоке, иду на красный диплом, но это мало чего значит. В общем, я не навязываюсь...
— Да вы не обижайтесь, мы провинциалы бываем так неуклюжи, ну что ж пойдем.

Компания бодро двинулась к Воротной башне. Круг предложил обворожительному экскурсоводу руку, и куда только делось его меланхоличное настроение. Он смеялся, шутил и, войдя в кремль, перешел с Машей на ты. Все были веселы кроме, разумеется, Коли. Он шел позади и довольно громко бурчал:
;  Профессионалок ему не надо, любительниц подавай и если возможно помоложе, в идеале до шестнадцати.
Взгляд "друга" уперся в могучую спину Круга. Ненависть съедала насквозь прогнившее нутро. Вышли на соборную площадь. Михаил обратился к прекрасной спутнице:
;  Шапочка Мономаха эта на корону мало похожа, пушка не стреляет, царь - колокол не звонит  — грустно. Зато здесь —  красота и звонница —  что надо: волшебный звук.
;  Тем более что, слыша этот перезвон, вы ощущаете дыхание родины.
;  Каким это образом?
;  Один из колоколов был вечевым колоколом в Твери. Его приказал снять и отвезти в Москву князь Иван Колита, после подавления последнего тверского восстания. Если верить летописцам, всю дорогу до границы тверского княжества, люди провожали колокол и плакали.
;  Я верю летописцам, мне показалось, что вы сами, Машенька, чуть не заревели.
;  Там еще и Новгородский, а я оттуда.
;  Странно, и мне как-то грустно стало, хотя когда это было...
;  Ничего странного, на нас действуют рассказы о прошлом, потому что мы на самом деле не узнаем ничего нового, а вспоминаем забытое. Психологи это называют исторической памятью. Великий швейцарец Юнг говорил, что в каждом живут архетипы —  идеальные образы, на которые ориентируется человек при моральных оценках своего и чужого поведения. Как бы сравнивает себя и окружающих с  образами прошлого.   Архетипы  формируются историческим опытом и передаются по наследству, как гены.  Они могут активироваться и влиять на наши эмоции, мысли  поведение.
; Машенька, прости меня старого дурака, я не очень понял. Хотя лектор из тебя выйдет отличный и студенты твои будут не такие дубовые, типа меня.
; Льстить, конечно, легче, чем внимательно слушать, —  лукаво улыбнулась, и погрозила пальчиком.
Круг обратил внимание на аккуратно подстриженный ноготь и подумал, что так ей лучше, чем длинные типа когтей или, того хуже, накладные. Зачем отращивают, злобу демонстрируют, бессильную ненависть?
; Смотрите, ; Михаил замотал головой, в том смысле, что на ты договорились, ;  извини, попробую объяснить на примере. Вот многим непонятно, почему так москвичей не любят в провинциальных русских городах. Ведь люди в столице разные живут, есть богатые, есть бедные, наглые и, так называемые интеллигентные. В любом городе имеется подобное разделение. Мне знакомый, он любит путешествовать один, автостопом или на электричках, говорил: если хочешь, чтобы нормально относились, называйся, кем хочешь, только не москвичом. Лучше петербуржцем. Хотя странно, вот уж снобы так снобы со своей второй столицей.

Я на себе испытала это иррациональное чувство неприязни к москвичам,  разумом понимая его полную алогичность. Но наши эмоции имеют очень мало отношения к логике и ясному сознанию, в основном —  они продукт бессознательного как сны или галлюцинации. Разница в том, что если мы не спим и психически здоровы то можем управлять их проявлением, но не властны над ними.

—  То есть: хочу кого-то послать, над этим я не властен, но могу в то же время улыбаться подонку. Вон девчонки смеются, улыбаются ребятам, а что на самом деле думают...
— Вот, вот —  в самую точку. Мы не властны над нашими симпатиями и антипатиями, но проявление эмоций чаще всего неуместно. Поэтому - основное правило для выживания в обществе - умение носить маски. Правда твой друг, - она кивнула в сторону Коли, сидящего на скамейке, - похоже не скрывает своего отношения к окружающему. Хотя бывают люди с отталкивающей внешностью, а на поверку оказываются приятнейшими людьми.
;  Ну, этого типа  проверять не советую.
; Я и не собираюсь. Так вот; архетипы незаметно, но неотвратимо влияют на наши мысли, чувства, а иногда и на поведение. Для пробуждения исторической памяти необходим стимул, возникновение ассоциативной связи. Вот я люблю Московский Кремль, поэтому мне нравится моя работа, без этого нельзя, но в этом чувстве, как часто бывает, есть червоточинка, от которой невозможно избавиться. Все это столичное великолепие напоминает мне об упадке моего родного города. А ведь Новгород, когда Москва была захудалой деревушкой, был одним из крупнейших и красивейших городов Европы, столицей государства размером с четыре Франции. Был торговым центром мирового значения, и это не преувеличение. Называли его —  Господин Великий Новгород. Власть была республиканская, правило всенародное вече —  собрание жителей. Большинство архитектурных ансамблей древнего Новгорода разрушено, и мы наслаждаемся видом крепости, построенной итальянцами, воздвигнутой на Боровицком холме. Возникают совсем уж странные мысли. Марфа Борецкая отдала жизнь сыновей и свою, но не смерилась с поработителем родного города, а я воспеваю гимны красотам, воздвигнутым на крови моих предков. Но это конечно не возмущение против Москвы и ее исторической роли. Есть законы развития и историческая обусловленность в силу, которой один регион обгоняет в развитии другие и становится центром притяжения для людей, денег и военной силы. Во всех странах происходили процессы централизации. Но в России объединение страны было не просто тяжелым, а сопровождалось какой-то особой дикой жестокостью, невиданной даже в то время.
; Я помню, в школе рассказывали про "веселые" дела Ивана Грозного в Новгороде. Еще помню, читал, дай Бог памяти... А вот - "Князь Серебряный" Льва Толстого.
; Ну не Льва, а Алексея, впрочем, не в этом суть. Про разгром Новгорода принято говорить без прикрас. Много об этом у Карамзина, Соловьева, в современных учебниках. А почему? Новгород, во всяком случае, большая часть боярской верхушки, стремился отделиться от Руси, и стать частью Западной Европы, присоединившись к Польско-Литовской унии, как  Украина, Белоруссия, Галицко-Волынское княжество. Велись сепаратные переговоры с Литвой и Польшей. Правда, много обещали, да мало делали. Посредниками были посланцы Папы Римского. Таким образом, на примере Новгорода показательно наказывалось предательство национальных интересов. Труднее хотя бы формально объяснить зверства, творимые в Рязани, Ростове, той же Твери.
Тверь была носительницей идеи государственного единства и борьбы с Ордой. Город по богатству, месторасположению, древности и военной силе превосходил во времена ордынского ига все города русской земли. Старые столицы —  Киев и Владимир пришли в упадок. Тверь по праву должна была  стать столицей нового государства. К этому все шло. Отчего же нарушился естественный ход истории? В решающий момент противостояния столкнулись две личности: Юрий Данилович Московский и Михаил Ярославич Тверской.
Князь Юрий —  интриган, для которого возможность удовлетворения алчности, честолюбия, злобы важнее любых нравственных принципов. Человек, душа которого в рабстве у дурных инстинктов и погублена ими, перед которым меркнут знаменитые злодеи Шекспира - Макбет, Ричард. В борьбе за власть Юрий готов использовать любые ресурсы и возможности: ложь, клятвопреступление, убийство, манипулирование церковью, предательство ближайших родственников, кровавый террор собственного народа с помощью наемников. В общем обычный для эпохи персонаж, но даже среди демонов того века трудно найти такого, абсолютно лишенного человеческих чувств. Как полководец был крайне неудачлив. В хозяйстве во всем полагался на младшего брата - Ивана Калиту.
С другой стороны князь Михаил — персонаж скорее не для истории, а для рыцарского романа. Благороден, храбр, великолепный воин и военачальник. Идеальный семьянин. Настоящий отец народу: все от боярина до последнего смерда обожали своего князя. Признан Святым. Сильный духом и телом, но в том была его и слабость.
"Она, прям влюблена в него",- подумал Круг.
; Но хороших воинов и хозяйственников среди потомков  Рюрика было немало, но Михаил к тому же был музыкантом.
Круг заметно оживился.
;  Вот это да, князь музыкантом, быть не может!
; А вот бывает. При Спасском соборе, это был главный храм в Твери, он организовал хор, да такой, что из Владимира и других городов ездили слушать и, как сейчас говорят, перенимать опыт. Сам князь пел в своем хоре и его сыновья: Александр, Константин и Дмитрий - Грозные Очи.
; Это кликуха такая?
; Так прозвали за характер. А ты музыкой интересуешься, или мне показалось?
; Немножко. Я певец и автор, некоторым известный. Не бард, не эстрадный, не народный, а так, сам по себе. Вот сегодня пригласили попеть.
Маша удивленно посмотрела: несколько толстоватая фигура, широкое лицо с короткими усиками, волосы короткие, под ежик, очки. Все это не вязалось с обликом певца. Круг понял этот взгляд.
 — Да пою в основном для стариков вроде меня, но, что удивительно, и молодым  нравится. В Твери, Владимире, Рязани сам видел;  балдеет народ. Говорят, любят по всей Руси, и даже русские в Париже. Хочешь, поедем? Кстати кассеты раскупают - это точно известно, правда, куда деньги деваются, толком не знаю.
Усмехнулся невесело. Подошел ударник.
—  Мадам я сильно извиняюсь, Михалыч видно про время забыл, которое  течет себе, а в данный момент оно серьезно поджимает.
Быстро пошли к выходу, всю дорогу до касс Круг молчал и видно напряженно думал. Расплатился и обратился к коллегам:
; Вы идите, я сейчас догоню. Маша я вам, ой, извиняюсь, тебе, предложу одну, вернее две вещи, а ты сама решишь, делать их или нет. Я приглашаю тебя на свой концерт, а через час после концерта предлагаю встретиться на этом месте, чтоб не запутаться. Мне бы очень хотелось узнать, почему моего тезку прозвали святым и вообще...
Он вытащил из внутреннего кармана визитку и написал что-то на задней стороне.
; Покажешь при входе, пропустят и посадят на хорошее место. Бумажку не теряй, там мой автограф, на старости лет продашь и поедешь какую-нибудь Трою раскапывать.
Широко улыбнулся. То, что Михаил расписался и широким жестом отдал визитку молоденькой девушке, послужило  сигналом. Обратили внимание, узнали. Стали подходить, здороваться, расспрашивать, просить автограф. Толпа постепенно оттеснила Машу. Довольный артист видел, как она смотрела на него с возрастающим  интересом.
"Ну,  вот теперь, точно придет", — подумал он, и плюнул три раза через левое плечо.

                Глава 4.
В институт шел как на праздник. Давно не был на дневных занятиях, все больше на вечерних отработках, а про лекции уж месяц как забыл. Да, надо сказать, почему наш герой последнее время принялся так неистово работать. Не ради пищи, на хлеб он зарабатывал другим способом, каким узнаем потом, а ради матери, которая тяжело заболела. В Тверь надо было слать деньги.
Прошел мимо Усачевских бань. Эх, в парилочку бы щас, обжечься, а потом бухнуться в бассейн с ледяной водичкой, а потом снова в парилочку. Эх, вот жизнь! А потом под пивко поболтать с медиками, да военными. С последними весьма интересно, особенно когда выпьют. А почему бы и нет? Завтра Суббота, бабки вот они. Но суровый внутренний голос напомнил о предстоящей посылке денег. Но Миша также напомнил внутреннему голосу, что умеет париться за недорого: только билет, остальное все свое, а веник можно и потраченный взять. Ошпарил и как новенький. Да голь на выдумку хитра, мелькнула веселая мысль.
Военная Академия, бюст Фрунзе. Симпатичный мужик, усы отличные, герой. Правда, говорят, тоже был во всяком замешен, а как иначе, ведь гражданская война. Вовремя уснул под наркозом. Навсегда, остался героем, не успел превратиться во врага народа. А через дорогу, напротив, родной как брат, бородатый Лева. Как не подойти? Эх, Лева если б не твои отступления на мудрствования, тебя бы школьники больше читали. Но не переживай, я нашел способ. Извини, многие страницы перелистывал, на будущее оставлял. А летом время было, наконец- то;  целиком перечитал, так еще раз убедился  —  ты гений. Миша представил, что сейчас статуя раскроет гранитные уста и прогремит чего-нибудь вроде:
—  Твоего мнения мне только не хватало.
  Или пойдет за ним следом, а он будет, крича,  улепетывать, причем улицы будут, почему то пустыми, или в общаге во время дружеского ужина вдруг со стороны лестницы послышится тяжелая поступь, или... Ну   хватит, разошелся, остановил он сам себя.
А вот и Хамовнический завод, с машины грузят ящики с пустой тарой. Ах, Хамовники, кто раз попробовал это бархатистое пиво  —  раб навеки. Какое там немецкое, жигулевское, Очаковское — все суета. Пиву из Хамовников можно изменить, но забыть никогда. Кстати пиво в баню, Миша всегда брал с завода, такое же в бане в три раза дороже. Великий эконом, как иногда смеялась мама. Магазин при заводе, Миша сглотнул. А может бутылочку для заправочки, пивка для рывка, а там и водочки для догоночки...  Нет вечером или никогда. Суровый голос победил, и он направился дальше к Комсомольскому проспекту. Надо сказать, что шел наш герой не совсем прямой дорогой, ведь он так давно не гулял —  целую неделю.
Показался любимый храм, зайти что ли, посмотрел на часы, нет, опоздаю,  потом. Зря Михалыч ты не зашел, поставил бы свечку перед алтарем, поблагодарил бы Господа за все хорошее, может и сложилось бы все иначе, а так, минуту сэкономил... Эх!
Повернул направо к Фрунзенской, потом еще раз направо:  а вот и он главный корпус, такое знакомое крыльцо с колонами. Его окликали, но он не отвечал, знал надо спешить, счет идет на секунды. Когда он ворвался в аудиторию, девочка в толстых роговых очках уже двигалась, чтобы запереть дверь. Уселся, вытащил тетрадь, взял ручку.
; Ну, вот я и дома, ; мелькнула странная мысль.
Профессор оглядел аудиторию. Его взгляд остановился на Мише.
; А у нас сегодня праздник, Брусникин на лекцию пожаловал. К нам приехал, к нам приехал...:  — профессор имел привычку напевать романсы и цыганские песни.
Миша не нашел ничего лучшего, чем смущенно улыбнуться. "Зарежет на экзамене, он не любит тех, кто не ходит на его лекции" — тоскливо подумал он. Профессор устремил взгляд перед собой и начал.
; Сегодня мы продолжим тему под общим названием: "Русь во времена татаро-монгольского ига"...
Тут Миша почувствовал, что обратил на себя пристальное внимание не только профессора. С противоположной стороны аудитории, из под шапки каштановых волос, на него внимательно смотрели. Волосы, глаза, плечи были, чудо как, хороши. Миша знал ее, она была с параллельного потока, но не помнил, как зовут.
"Вот вылупилась ; дурра, пришла на лекцию так слушай, а не пялься"
Девушка склонила голову на руку и улыбнулась, не отводя взгляда.
"Придешь, раз в месяц на лекцию и то  —  негодовал Миша — однако как неотразимо действует на женщин настоящая мужская красота! И эта не устояла. Ну, все хватит". Он тряхнул головой, и преданно уставившись на профессора, обратился в слух.
—  Вся Русь кроме Москвы и Новгорода признала Михаила Ярославича Тверского великим князем. Но, как мы помним, этого было мало. Надо было поехать в Золотую Орду и получить у хана ярлык на великое княжение. В то время в Орде правил хан Тохта. Он был  весьма хитрым. К нему и отправился князь Михаил. Параллельным курсом двинулся Юрий Московский, также претендуя на великое княжение. Мать Михаила Ксения пыталась поймать его по дороге, устраивая засады, но не преуспела, а зря…
Профессор задумался, глядя перед собой; имел такую привычку. Раздалось приглушенное хихиканье.
— Так о чем я? Да, зададимся вопросом: на что рассчитывали два борца за высший на Руси титул? Князь Михаил  —  прежде всего на природное право и волю земли Русской. Юрий надеялся  на более надежные вещи: обильные взятки ханскому окружению и тайное наушничество (доносы) против соперника. Тохта предпочел Михаила,  опасаясь излишнего усиления Москвы. Юрий был отпущен из Орды раньше.  Тохта хотел, чтобы Московский князь имел  больше времени для подготовки к  войне. Он не хотел, чтобы Михаил полонил Юрия на обратном пути, как зачинщика бунта против верховной власти.

Из Орды путь лежал во Владимир, где после торжественной литургии, состоялось рукоположение. Михаил Ярославич был великим князем с 1304 по 1319 год, до  смертного часа. Долго не задерживаясь в стольном городе, двинулся в родную Тверь. Многодневные празднества и веселье отравлял тот факт, что Москва так и не прислала согласной грамоты. Михаил пошел на Москву и пожег посады, избегая любого насилия. Демонстрации военной силы хватило.  Юрий признал главенство Тверского князя. В ответ на это Михаил совершил акт доброй воли и отпустил младшего брата Юрия —  Бориса, плененного то ли под Коломной... то ли под Переславлем, не помню. Впрочем, не в этом суть, где взяли, важно, что пленили москвича в бою и без выкупа и условий отпустили. Благородный жест, но вероятно это была ошибка, потому что Юрий только радостно потер руки. Естественно, его враг без всякой борьбы и торговли лишил себя такого козыря. Видимо тогда и возникла мысль, что пора избавиться от старого рязанского князя...
Но тут прозвенел звонок.
                Глава 5.
Свеча, колеблясь, освещала небольшую комнату, сидящего за столом человека перед раскрытой книгой и образ в углу. Больше ничего в комнате не было. Эта маленькая келья посреди дворца служила прибежищем князю Михаилу, когда этого веселого, сильного человека, каким знали его все, накрывала тоска. Он сидел, задумавшись, глядя мимо книги.
"Что важнее должно быть для человека правда Господа нашего, или требования жизни нынешней, тленной, которые предъявляет мир?" Так вопрошал себя, душу свою великий князь всея Руси.
"Отпустил Бориса, так велел же господь миловать врагов своих и долги отпускать. Ну а если Юрий действительно не отпустит Константина? А если убьет? Не сможет, не посмеет! Не ври хоть сам себе: посмеет, а теперь еще и сможет - твоя вина в этом. Но даже если бы Борис был здесь и Юрий убил бы Константина, смог бы ты в отместку убить невинного? Нет, и Юрий знает это. Не поднимется рука на не имеющего отношения, к злому делу.
Михаил встал, и прошелся по комнате. Перед образом остановился, перекрестился, и долго смотрел в глаза спасителю.
;  Я слишком серьезно принял наставления твои Господи, ; исполняющий заповеди твои обречен на страдания в этом мире. И он, и те, кто с ним. Говорят, ты посылаешь страдания тем, кого любишь.  Счастливейшие обречены погибнуть молодыми. Соразмеряя каждый шаг с Тобою, я теряю власть. Ну да будет воля твоя. Перекрестился, отвернулся. И тут почувствовал, что отпустив Бориса, сделал первый шаг на пути, с которого не будет возврата. И нет обратной дороги, а впереди пропасть. Сел, попробовал читать, но неодолимые мысли снова лезли в голову:

"Подметные письма  тать пишет, вельмож обхаживает. Русь предает, сволочь. Узбека,  золотом обсыпал. А ну как мусульманин этот к власти в Орде придет? Много появилось в Орде последователей пророка. А наши попы веру христову то ли не могут нести, то ли не хотят.
Хитрым  себя считает алчущий волк московский, только все хитрость его на поверхности. Так что ж ты сам того же не делаешь? Или писать разучился, или золота нет? Не могу, не по божески все это, не по княжески, не по человечески, в конце концов. А семья, жена, дети, а народ тверской, что под твоей рукой волею Божьей; с ними, что будет, если одолит тебя Юрий? Ты давил змею и не додавил, малым удовлетворился. С волком дело имеешь, так усвой повадки волчьи. Загоняй врага и грызи, пока не опомнился. Надо собирать со всей Руси войска, идти на Москву, раздавить гадину в самом логове, город с землей сравнять. А чтоб надежнее,  с Тохтой договориться, конницу татарскую взять. Чую я, он давно уж просьбы такой от меня ждет, и только удивляется, что я молчу. Как великий князь я право полное имею татарской помощью воспользоваться. Но право, какое: государственное, но не божье. Если москвичи все время степняков покупают, чем я хуже, тем более теперь с казной великокняжеской?"

Встал, походил, остановился перед образом, перекрестился истово.
"Нет не смогу, в этот раз тверская дружина была тебе послушная, поэтому и обошлось почти без крови. Другие князья придут, с ними сладу не будет, начнут своих резать, особенно Рязанцы. Да и Владимирские не лучше. А татары? Те, и убивать и мучить, и в полон  уводить. Никто им не указ, в том числе и князь великий. Но одними Тверскими да Кашинскими не обойтись  —  слишком малая сила. Так, что делать? Просвети мя Господи"
Михаил последний раз перекрестился, поклонился перед образом и отправился спать. Уже светало.
                Глава 6.
Круг вошел в кабинет. Узкоплечий, полулысый человечек уставился на него,  жестом предложил сесть. Мелкое создание и крупное разглядывали друг друга. Певец садиться не стал.
—  Что тебе еще надо? До концерта слишком мало времени, надо еще звук проверить.
— Еще не понял певун недоделанный, что должен говорить начальнику вы?
— Да пошел ты.
—  Пожалеешь!
— Короче, чего надо? Не нравлюсь —  уедем.
— Ты не нравишься, но за тебя бабки хорошие платят, а вот они мне нравятся, да и тебе тоже. Ладно, Миш успокойся, давай о деле поговорим. Хочешь, не хочешь, но пока мы в связке.
Круг кивнул и сел. В знак примирения выпили, закурили.
— Много народу придет разного, с женами, а могут и детей притащить. Начальство разное, менты. Многие тебя и не знают толком, но шум по Москве пошел, значит надо сходить, посмотреть на нового клоуна.
; Ну, и?
; В общем, просили репертуарчик почистить, блатные убрать. Бандитская тема достала. Ты — шансонье, ну и пой, как Дассен пел, про любовь, встречу, разлуку...  У  тебя полно таких слезовышибательных, на полтора часа хватит. Кто основной контингент —  климактерические, озабоченные бабы. Можно чего-нибудь из классики вставить, ну там Высоцкого, Окуджаву...  Для поддержания бабской истерики, ты ведь классно поешь не только свои, мне говорили. Ну и романсик, типа "Гори, гори моя звезда", вообще было бы чудненько. Запутайся в словах в аккордах, всплакни, чтоб пожалели. Они это любят, вначале порвать, а потом пореветь на похоронах. Я тут примерный списочек набросал.
Плюгавый протянул Кругу бумажку. Тот глянул, усмехнулся:
; Слушай, менты меня на пьянки приглашают, от тюремных балдеют не меньше урок. Да и главная фишка в том, что сам я живу не по понятиям, и песни мои не блатные. Мне это урки периодически дают понять, хотя вроде и свой, нравлюсь. Я о любви пою, а не романтику воровскую воспеваю.
; Ну, это понятно, и Высоцкого воры своим считали, хотя кроме обезьянника он нигде не сидел. И даже там чуть не повесился, рассказывают. Но Владимир Семенович, он на официальных концертах хулиганские песни не пел, а ты чем лучше? Ты разницу ощути: на корпоративах толстомясые в погонах с кем сидят? Вот правильно —  со шлюхами или секретаршами, жрут до усрачки. А тут с женами да тещами придут, трезвые и злые.
Доводы были веские, Круг не мог не признать этого. Он расправил смятую бумажку, внимательно прочитал. После паузы заговорил:
;  Зэк —  презренное слово. Но как можно в одну кучу с урками и ворами валить всех отсидевших в стране, где самая популярная присказка —  от тюрьмы и сумы не зарекайся?! Миллионы невинных порешили, и загноили в лагерях. Ты знаешь, сколько человек расстреляли, пока поймали Чекатило, который почему то получил пожизненное?
; Знаю —  четверых. Все знаю Миша, —  голос деляги звучал почти нежно, —  но, что поделаешь, родину и мать не выбирают, как впрочем, и времена. Есть и такие присказки —  не ссы против ветра,  и не при против ражна. При Ваньке грозном нас за творчество твое сварили бы или изжарили, а нынешние просят немного прогнуться. Зато дело пойдет: в телевизор влезешь, заслуженного получишь, путевку в санаторий; это шутка была.
Круг выпил, закусил лимоном, тяжело поднялся, в знак согласия и примирения протянул руку. Вышел, матернулся за дверью. Хозяин кабинета услышал, устало и презрительно улыбнулся.
                Глава 7.

В столовой было полно народу. С Мишей шел его одногруппник Колян.
; Смотри Мих, опять медики набежали, и чего их пускают, я не понимаю.
Действительно столовая пединститута так славилась, что в нее не ленились ходить и с Пироговки. Очередь двигалась быстро, когда подходили к подносам, орлиный Мишин взгляд узрел каштановые волосы и карие глаза в самом конце очереди. Он бросился в ту сторону. Разговор начал просто:
— Хочешь похаваем вместе?
Девушка зарделась и смущенно улыбнулась. Затем ответила не менее просто:
—  Отличная идея!
Миша взял ее за руку и повел в сторону раздаточной. За ними увязалась еще одна девица.
— Я могу только одну взять, иначе не поймут.
— Кать ты не обижайся, видишь, как получается.
—  Да что ты Светочка, кто же обижается, - и, отвернувшись к другим, что-то проворчала явно нелицеприятное.
"Отлично, подумал наш герой, без лишних геморроев узнал имя"
Когда набирали еду, Миша спросил:
—  А чего Катя эта обиделась?
—  А ну ее дуру, по жизни всем недовольная, —  ответила Света безмятежно
Быстро, молча, поели. Надо было спешить, чтобы не оказаться перед закрытой дверью. Миша исподтишка наблюдал за Светой, и все больше убеждался, что она настоящая красавица. Его удивило отсутствие сережек. В этом он, конечно, плохо разбирался, но если Света и была накрашена, то совсем немного. После обеда, она попыталась дать ему деньги. Миша отказался, Света начала обижаться.
—  Ты пойми,  мы —  свои люди, сегодня я богат, если в другой раз буду на мели, ты меня покормишь.
— Свои люди, — прошептала она, лучезарно улыбаясь, — ну, побежали!
В аудиторию вскочили в последний момент. Сели рядом. Веселый профессор не мог не обратить внимания на эту перемену в местоположениях. Подмигнул молодым людям и пророкотал что-то вроде:  Очи черные, губы алые, ночи безумные.
Затем лекция продолжилась.
— После проигранной войны Юрий внешне смирился, но не оставил мысли о дальнейшей борьбе. Он знал, сколько бы битв он не проиграл, остается Орда, выигранный спор в которой затмит все поражения. Поехал для переговоров в Рязань...

Тема для Миши  была необычайно интересна, но, что - то не слушалось. Ему вдруг захотелось написать стихотворение, свое или чужое, и поделиться со Светой. Так чего бы? В голову лезло ; "Я вас любил любовь еще..." Не пойдет, когда это любил? А вот это: "Я встретил вас и все былое..." Какое былое, не пойдет. "Очарована, околдована" ;  слишком пафосно, "Ты моя мелодия, я твой преданный Орфей", не очень как то. Потом там дальше про прощание, да и вообще песня без музыки... Света боковым зрением отлично видела, что ее сосед не пишет лекцию, но, как будто понимала, почему. И тут прорвало, стал писать свое:
  Любовь моя давай вдвоем, Всю жизнь пройдем и в день умрем
  Оставим пошлый скучный мир, Где правит золота кумир
Дописал, откинулся, посмотрел с удовольствием. Света потянула его тетрадь на себя. Он удерживал
—  Чего это ты там написал?
— Как чего? Лекцию пишу, а ты мешаешь заниматься.
— Ага, рассказывай, —  наконец женская сила победила, да мужчина не особенно  сопротивлялся.
— Завладев тетрадкой, Света принялась читать. Вся эта возня не могла пройти мимо внимания профессора, он строго поглядел и погрозил пальцем в их сторону. Миша удивился такой толерантности;  за гораздо меньшие прегрешения профессор безжалостно изгонял виновных. Совесть требовала хотя бы просто слушать, если писать неначем.

— После неудачных переговоров Юрий покинул Рязань. Возникает вопрос, почему князь рязанский, чей отец сидел в страшном московском плену, не задержал Юрия, что сделать ему было проще простого. Здесь можно выдвинуть две версии: сыну не нужно было возвращение отца, который естественным образом отнял бы у него власть, либо Юрий дал обещание отпустить Константина и не сдержал его. В голове московского князя зрел план, жестокий даже по тем временам...
— Это кто написал? —  голос Светы неожиданно ворвался в исторический поток
—  Что написал?  —  Миша не сразу понял, — А это, это я написал.
— Заливаешь.
— Зачем мне заливать, мне за это не платят, —  обиделся Миша
— Ну ладно, уж и пошутить нельзя, я сразу поняла, что это ты, классно. Смотри, я написала продолжение:
  ; Возьми меня я вся твоя, Все для тебя и для меня
  Врагов любви ты всех срази, Меня с собою увези
Миша прочитал, показал —  отлично, и принялся что-то писать в тетрадь. Передал Свете продолжение.
 ;  Приди, любовь моя приди, В саду средь роз меня найди,
   Истосковавшись по тебе, Смеюсь и плачу о судьбе.
Пока Света читала, до сознания стала доходить речь со стороны кафедры.

;  Для исполнения намеченного плана Юрий нанял беглого рязанского боярина Петра Бесеврюка. Это всего лишь версия, как большинство, так называемых, фактов в истории, но версия весьма логичная. Для предателя страшнее всего был выход старого князя на свободу, который мог потребовать его выдачи. Так или иначе, князь Константин, находясь, в московском порубе, или тюрьме, скоропостижно скончался. Кого кроме князя московского подозревать в его смерти? Врядли,  сын московского сидельца Василий Константинович Рязанский  мог подослать убийц в Москву. Больше заинтересованных лиц нет. Даже, если рязанский князь сам умер от измывательств, это мало меняет суть дела.
Братья Юрия —  Александр и Борис,  возмущенные происшедшим, и видимо, начиная бояться и за свою жизнь, бегут к великому князю. Михаил принял их ласково. Видимо тогда у него возник план сместить Юрия и поставить на его место Александра. Но это все потом, теперь главная задача была так или иначе договориться с бунтующим Новгородом, который, умело, мутил Юрий. Новгород был единственным источником серебра, которым только, Орда соглашалась брать дань. После многих уступок Михаил договорился с неуступчивыми новгородцами. Возможно, помогло и то, что мать тверского князя Ксения была родом из Господина Великого Новгорода, как тогда называли столицу огромного северного княжества. Даже Псков и Вятка формально входили в его состав.
Но не успел Новгород успокоиться, случилась новая напасть. В орду вызвали Рязанского князя Василия Константиновича, и там казнили. Причастность Московского князя к этому преступлению трудно, вернее невозможно доказать. Но выгоду от него получили только Юрий и князь Пронский, севший на Рязанский стол. Последний в Орде, конечно, никакого влияния не имел. А Юрий  руками предателей стал править Коломной. Формально ее получили Пронские князья, но они уже много лет находились в полной зависимости от Москвы. Пять лет в Коломне стояли московские войска, теперь она перешла в законное владение московского князя.
Это стало последней каплей. Михаил быстро собрал войска и пошел на Москву. Интересно, что татарской помощью он не воспользовался, имея полную возможность, как великий князь. По примеру татар, Михаил шел тремя полками: правой руки, левой руки и центр, полумесяцем, обхватывая город. Дело шло к захвату Москвы и полонению Юрия Данилыча. Более чем вероятно, что тверские бояре были подкуплены Москвой, и полная победа была упущена из-за измены, или фатальной ошибки командира правого крыла, воеводы Ивана Акинфовича. Михаил хотел...
; Эй, очнись:- Света толкнула Мишу плечом: посмотри, что я написала:
     Не плачь мой милый не грусти, Хочу, но не могу придти
     Отец не хочет отпускать, С ним вместе сторож злая мать
; Отлично мы написали вместе стихотворение, это наш первый совместный... произведение.
; Ты хотел сказать не произведение, а что-то другое.
;  Именно произведение
;  Тогда бы ты сказал совместное, а не совместный
В этот момент зазвенел знаменитый на весь институт будильник лектора (механический раритет советских времен), прервав этот  интересный разговор. Лектор напутствовал студентов.
—  Больше читайте, и не только научную литературу, но и исторические романы: это поможет вам ощутить дыхание истории. Читая историческую беллетристику, научитесь отделять факты от фантазии автора, тогда чтение будет не только приятным, но и полезным. А то Вальтер Скотта и  Дюма так зачитали, что историю Франции и Англии чуть ли не лучше отечественной знаем.
—  А кого из наших лучше читать, не подскажите?
—  Ну, Пушкина конечно, Толстых и Льва и Алексея, Полевого, Балашова, Окуджаву, наконец. А сколько менее известных, но отличных исторических романистов у нас, например Ян —  гениальный романист. Ищите и обрящете. Все свободны кроме Брусникина и Зайцевой.
Поманил пальцем.
—  Ну ка подойдите ко мне.
Миша и Света с виноватым видом приблизились к кафедре.
— Покажите-ка ваши тетради.
Посмотрел вначале Светину
—  Не густо, это все, что я сказал? Нус, а, что у вас молодой человек? Хоть чего -то записано, я приятно удивлен, стоп, что это? Стихи. Чьи это?
—  Наши, совместное творчество.
—  Милые, не Пушкин конечно, не Есенин, но ритм, чувство есть...та,та, та, та...Мне кажется, здесь мелодия есть.
— Конечно, —   с жаром ответил Миша, —  если б была гитара, я бы вам показал...
—  Покажешь как-нибудь, ну вот, что молодые люди, все это хорошо, но и учиться надо тоже. С вас по реферату. Твоя тема Брусникин: "Взаимоотношения между Русью и Ордой во времена правления хана Узбека". Твоя Зайцева: "Восстание Твери против Орды, причины и следствия". Ну, чтож, всего доброго.
Они шли от кафедры к выходу. Света взяла Мишину руку. У самых дверей Миша обернулся. Профессор смотрел им вслед, каким - то не своим, грустным взглядом. "Где вы, где вы годы золотые?"
— После коллоквиума встретимся, погуляем?
—  А как же иначе?
—  Иначе ни как.
                Глава 8.
Данила  —  сын богатого купца вышел из дома, помахал рукой матери и направился в сторону торговой стороны. Хорошо когда солнце светит, молодая кровь кипит в груди, сам ты здоров, весел и богат. О последнем говорил великолепный темно-вишневый кафтан с золотым шитьем, кожаные сапоги и кинжал на боку с ножнами, обсыпанными драгоценными камнями. Вспомнил слова матери, что в церковь надо ходить не только просить, но и благодарить. Пошел отметиться  у алтаря.
     Пахло свечами, ладаном, лилась музыка. Подумал: "Вот где покой и благодать". Подошел к алтарю, перекрестился, глянул в сторону певчих. И тут, будто душа перевернулась, он смотрел на клирос и не мог оторваться.  До этого он толком не слышал хор, а теперь он зазвучал ангельской музыкой.  Среди певчих, как драгоценный камень в оправе, стояла Она. Как будто с небес спустилась: белый с золотом платок обрамлял прекрасное лицо со смеющимися голубыми глазами и алыми губами. Когда пела, открывались сахарные зубы. Голубой с серебром сарафан облекал ладную фигурку.
Данила застыл, и уставился на прекрасное видение. Прелестная дева приметила этот неотрывный взгляд и чуть заметно улыбнулась. Посмотрела внимательно, и показалось ласково. Все было бы хорошо, если бы не стоявший рядом с красавицей добрый молодец. Он тоже  глядел на Данилу, только злым, ненавидящим взглядом, будто съесть хотел. Данила смело посмотрел в глаза наглецу и тут же потупился. Он узнал юношу - это был старший сын великого князя Дмитрий, впоследствии прозванный Грозные Очи.
Больше стоять так и смотреть стало неудобно и невозможно. Тем более,  что княжич  из-за злости  ошибся, он был немедленно наказан. Почти не видный и неслышный шлепок по губам вывел высокородного певца из себя, глаза его налились кровью.
Данила вышел и, обошел храм. Ожидая, оглядывал проходящую мимо толпу, стрелял глазами на девок, те с удовольствием улыбались: красив и статен наш герой, да к тому же видно, что богат. Но ни одна из знаменитых тверских красавиц не могла выдержать сравнения.
" Нет, не то, куклы, одинаковые все, а та - как будто с неба спустилась".  Может показаться, что неожиданно возникшему чувству способствовала обстановка: фрески освещенные солнцем, благолепный вид священников, удивительно гармоничное пение хора и вообще храмовая атмосфера. Но как показали дальнейшие события, нашего героя действительно посетило настоящее чувство, просто тот, кто все провидит, понимал, что нет времени на постепенное развитие романа.
Наконец,  дверь открылась. Первым вышел высокий длиннобородый старец с лицом грозным как у пророков Феофана Грека. Это был пришелец из Византии —  новый руководитель хора. Он опирался на тяжелый посох, которым огрел, подбежавшую с лаем собаку. Заскулив и поджав хвост, она убралась прочь, а новоявленный Мафусаил прошествовал дальше.
     Затем со смехом выбежали девушки, среди них блестел голубой сарафан и белый с золотом платок. Данила смотрел как завороженный, царица его души остановилась, и посмотрела вначале строго. Затем улыбнулась, наклонилась, сорвала цветок и бросила застывшему обожателю. Тот поймал  драгоценность, которую не отдал бы за все царства мира, и прижал к сердцу.
    Вышли тенора и басы, пытавшиеся казаться чинными. Впереди вышагивал княжич Дмитрий. Описываемые нами события происходили через три года после великого вокняжения Михаила, мальчикам было по четырнадцать лет. Увидев ошалелого Данилу, княжич направился к нему. Крикнул:
; Эй, смотри сюда недомерок, я тебя отучу на баб пялиться.
Данила, ни слова,  ни говоря, спокойно ждал. В этот момент на площадь выехала целая кавалькада всадников:  князь вернулся с охоты. Михаил спрыгнул с коня и, раскрыв объятия, направился к сыну. Дмитрий досадливо сплюнул, погрозил кулаком, и, развернувшись, направился к отцу. Данила огляделся, но той, которую искал, не увидел. Тут он вспомнил куда шел и понял, что безбожно опаздывает. Побежал во весь дух к торговым рядам.
У входа в семейную лавку стоял хмурый отец.
; Ты где это шляешься? Слуги сказали: вышел из дома сразу после завтрака.
; В храм заходил.
; И чего ты столько времени там делал?
; Как что? Молился, свечки ставил.
; Много поставил?
; Двадцать, —  не моргнув глазом, ответил Данила.
; Куда ж столько?
;  Сам считай батя -   за здоровье князя, за здоровье княгини, митрополита, за твое, за матушкино, сестрицы и братца.
— Ну а еще тринадцать?
—  За успехи в нашем нелегком деле торговом. Чтоб товар дешево покупался и дорого продавался, чтоб отвратил господь от татар, ушкуйников, датчан, шведов, тевтонов, северных пиратов...  А самую толстую свечу за то, чтоб тверской товар в цене поднимался, особенно хлеб, суздальский и московский падал, а новгородское серебро дешевело.
; Это ты правильно, зело много дерут поганцы. Знают ироды, что орда только серебром дань берет. Если б брали товаром, мы бы этот Новгород быстро бы к ногтю прижали. Перекрыли бы хлеб со всей земли, благо Михаил —  князь великий;  жрали бы свое серебро. А ты чего вдруг таким богомольным стал? Раньше такого за тобой не водилось.
; Вот осенило меня батя, теперь чую, часто будет на меня такое находить.
; Но, но, меру знай и в винопитии, и во лбом битии. Кстати вовремя тебя Господь надоумил помолиться толком; нам скоро Божья помощь ох как понадобится.
; А что такое батя?
; Сегодня торгуем, что останется, ночью  грузим, а утром поплывем в Царьград. Ночью от духоты плохо спал, вот мысль и посетила. Чего в Твери сидеть? Караван идет. Когда еще следующий соберется не известно, а одним плыть в нынешнее время слишком опасно. Вот я и решил, тем более торговля плохо идет. Конечно, придется заплатить немало, но окупится должно... Да ты я смотрю не рад  Данила, ты ведь мечтал град Константинов узреть, все уши прожужжал, не ты ли?
;  Да, конечно я рад, просто неожиданно как-то.
;  Да я тоже сам знаешь, не собирался, но тут еще видишь, Степан слег, а товар кроме меня никому не доверяет...
     Данила, конечно, был счастлив, он с детства бредил путешествиями. Уже был на Севере: Рига, Ревель, Любек, видел Стокгольм, Копенгаген. Теперь тянуло туда в теплые края полные оливок и винограда, в Грецию, и дальше в Персию, а может  в Египет, Индию,  по следам великого Александра... Но что-то мешало радости, и этим поделиться с отцом он не мог. Утром собирался наш герой не на корабль, который понесет его в дальние страны, а в Спасский собор. И этот знакомый путь был ему милее всех тайн неизведанного. Лицо и весь облик любимой влекли его гораздо больше красот Царьграда, Рима и Александрии вместе взятых.

Но,  времени размышлять не было; появились первые покупатели. Ходили по двору, смотрели с удивлением на ширококостных шведских жеребцов, примеривались к немецкой сбруе и седлам. Женщины перебирали пояса и диадемы из золота и серебра, заглядывались на изящные кожаные сапожки из Дании, перчатки из Франции. Появился надменный белобородый старец  —  руководитель хора. Его сопровождали два дюжих монаха страхолюдного вида, с дубинами на плечах. Отец Данилы тут же кинулся к нему, поцеловал протянутую руку.
— Приветствую тебя преподобный Феофил, —  подобострастно произнес купец.
— И тебе привет Пахом, да будет благословение Господне на тебе, семье,  и доме твоем. Как съездил в сумрачные страны, все ли удачно?
— Благодаря Господу и твоим молитвам отче, все удачно.
— Нашел ли ты то, о чем просил я?
—  Да, пойдем в дом, —  подозвал сына, — Данила пойдем, покажем товар.
Внутрь лавки допускались только особые, богатые и высокородные покупатели. Дорогое оружие, изысканные украшения соседствовали с серебряной и золотой посудой. На самом видном месте стоял полный рыцарский доспех испанской работы. По подсчетам Данилы за него можно было выручить несколько деревень с холопами придачу. Около большого двуручного меча стоял сундук, окованный медью. Пахом достал связку ключей, понадобилось три, чтобы откинуть тяжелую крышку. После того как Данила развернул толстый слой ткани, на свет показался товар —  это были рукописные книги. Пахом начал извлекать из сундука драгоценное содержимое.
— Вот Святое писание из Германии. Серебряный оклад и изображения, как они говорят, миниатюры. А это из Франции —  история любви рыцаря Ланселота и королевы Джиневры. А вот история завоеваний Александра Македонского. Труд "О государстве" Платона —  князь приказал найти. А вот — сказки Тысячи и одной ночи… Там такое… Лучше не глядеть: срамно.
— Но ты, видать, смотришь, не отрываясь.
—Только ради тяжкого труда.  Ну а это то, что ты просил отче.
Отец Данилы протянул греку толстый фолиант, тот принял дрожащими руками, прочитал название:
— Гвидо из Ареццо — "Микролог". Наконец то  —  я держу в руках творение великого флорентинца и смогу сравнить его гармонию с системой гениального Боэция. Расплатился.  Пахом сосчитал золото и сделал недовольное лицо.
—  Как договаривались, — быстро сказал византиец.
— Да конечно, хотя дороговато мне она досталась, считай, в убыток торгую, но уговор есть уговор.
Маститый старец облегченно вздохнул, он, конечно, не верил, что купец  решил себя обделить, понимал, что может столкнуться с хитрой, понимающей желанье клиента жадностью. Но, не купить,  ощутив вожделенный труд в руках, он уже не мог. Пахом продолжал рыться в сундуке.
—  Подожди Феофан, не уходи, ;  бормотал он, ;, тут еще одна книга этого итальянца подвернулась, взял на свой страх и риск, если чего —  выкину;  все одно не разумею, чего там глаголют. "Скорее ты себя выкинешь, хитрец старый", —  подумал Данила. Купец  достал толстый том в кожаном переплете и подал ее хормейстеру. Тот открыл первую страницу, в глазах у него потемнело, буквы заглавия запрыгали перед глазами. Это был последний трактат Гвидо де Ареццо  —  "Послание о незнакомом песнопении". Феофан знал, что существует этот труд лишь в нескольких экземплярах, и не надеялся увидеть его своими глазами. Пахом приобрел раритет у скандинавских пиратов, а где они его взяли,  предпочитал не думать. Как ни пытался хитроумный грек скрыть свои эмоции, опытный торговец раскусил его и смотрел хитро.
— Это дополнения к основному труду, не очень важные, говорят спорные. Сколько хочешь за это?
Говорил безразличным тоном, но голос предательски дрожал. Тут Пахом загнул такую цену, что даже Данила посмотрел на него удивленно, а у грека отвисла челюсть. В этот момент раздались крики со двора, призывающие хозяина.
—  Ну, ты думай Феофил, не возьмешь, завтра увезу ее с собой в Византию.
Пахом вышел, книголюб застонал.
;  Не переживай так отче, батя подумает и к вечеру скинет цену, а я тебе принесу.
;  Зачем ему уступать, в Константинополе быстро продаст, и я знаю кому.  Проговорил длинную фразу на греческом, похожую на  ругательство.
И тут на Данилу снизошло вдохновение, как давече в церкви.
; Я отдам за полцены, а ты Феофил возьми меня в хор и обучи премудростям пения. Но только обещай, что не выгонишь меня сразу, а проявишь терпение.
;  Ну что ж, дело хорошее. Ты славный юноша и не прогадаешь. Питая дух, ты укрепишь тело и продлишь жизнь свою. Познав гармонию, ты сделаешь мысли свои чистыми, воспевая бога, приблизишься к Царствию небесному. Приходи когда сможешь, в любое время я жду тебя.
Феофил благословил юношу, дал поцеловать руку и пошел из лавки. Один из монахов завернул книги в ткань, положил в большую кожаную сумку и последовал за ним. Второй вышагивал рядом, положив дубину на плечо. Пахом вошел в дом и подошел к Даниле, который рассматривал картинки в рыцарском романе.
Узнав, какую  скидку сделал сын, он вначале не мог вымолвить слова и только ловил ртом воздух. Лицо его побагровело, глаза налились кровью, и, казалось,  готовы выскочить из орбит. Данила поспешил успокоить отца, пока тот не разразился проклятиями при слугах и посетителях лавки.
;  Я внесу деньги в капитал из своей доли. Я ведь могу распоряжаться ею как захочу, так ведь?
;  Ну, это да, —  Пахом немного успокоился, —  но скажи на милость, зачем старому крохобору такой подарок княжеский сделал?
;  А ты не догадываешься?
—  Нет, клянусь храмом Софии.
 —  Князь нам поблажки делает, льготы дает, защищает. Нет сейчас человека ближе к нему, чем Феофил, разве что воевода.
—  А ты прав, иной раз одарить советника оказывается полезнее, чем самого хозяина. Юрию Московскому это ох, как хорошо известно, а наш только хана и жен его тешит, как бы ни прогадал.
Пахом вздохнул, давно уж говорят, что Михаил неважно ведет дела в Орде, не тех подмазывает. Помолчал и промолвил:
—  Да лучше в малом уступить, зато теперь грек будет чувствовать себя обязанным, это пригодится в смутное время. А долю свою себе оставь, еще успеешь потратить.
Если бы знал купец, как сын уже сегодня распорядится своими деньгами, наверное, предпочел бы их забрать. Подбежал слуга.
 — Воевода с дочкой идут.
 —  Отлично, есть товар и для пня старого и для деревца молодого.
В лавку ввалился огромный богатырь с квадратной бородою. За ним ни шла, а плыла, словно лебедь прекрасная певунья. Пахом, широко улыбнувшись, направился к дорогому гостю и не заметил, как сын его в очередной раз за день застыл словно памятник, не в силах оторвать глаз от ангельского видения. Вошедший хлопнул купца по плечу так, что тот, аж,  согнулся, и загремел тяжелым басом, от которого дрожали стены.
  — Ну что Пахом, чем удивишь, чего предложишь?
— Доспех итальянской работы, но боюсь, батюшка он тебе не по размеру, а вот вещичка для тебя, этим дюжим клинком владел шведский рыцарь исполинского роста. Даже люди его племени, все немаленькие, удивлялись его стати.
Пахом с трудом приподнял двумя руками меч. Воевода легко взял клинок одной рукой, внимательно осмотрел.
  —  Да доспех скорее князю или княжичу пошел бы, а эта игрушка мне бы сгодилась. Надо попробовать как он в деле.
Купец сделал знак слугам, те быстро принесли деревянную колоду и поставили на нее полено. Старый воин взмахнул мечом, три раза сталь сверкнула, рассекая воздух. Полено осталось стоять, оно было аккуратно рассечено на три практически одинаковые части, что показал подошедший дружинник. Все видевшие это маленькое представление, застыли в удивлении, воевода самодовольно улыбался.
  — Отличный меч, ничего не скажешь, но ведь вещь хорошего хозяина любит, как баба  мужика веселого, но строгого. Молчит и делает свое дело, чтоб на месте полена не оказаться. Только вместо меча будет добрая плетка.
Сказал и от души рассмеялся, сотрясаясь всем огромным телом. С ним вместе заржали во всю глотку слуги и Пахом. То ли оценив незатейливую шутку, то ли из уважения. Только два человека не принимали участия во всеобщем веселье, это  — Данила и Оксана.
Данила показал девушке великолепные янтарные серьги, отделанные серебром. Ксения одела их и стала смотреться в зеркало, которое само было произведением искусства. Молодые люди были так погружены в любование и самолюбование, что не заметили, как к ним подошли Пахом с воеводой.
  — Да, —  протянул купец, — эти серьги уступил мне известный датский ювелир Магнус. Он сделал их для норвежской принцессы, но та безвременно умерла. Зеркальце —  тоже его работа.
Это предисловие не предвещало ничего хорошего, тем более  что рыцарский меч был весьма дорог. Купец продолжал.
  —  Я не знаю, зачем сын достал их, это вещь слишком дорогая. Я собирался предложить серьги князю для подарка новой молодой жене Тохты, или продать в Константинополе во дворе басилевса.
 — Ты прав, зачем нужны эти бесполезные игрушки? Красивая бабешка, и так хороша, а старую ведьму ничто не украсит, хоть все сокровища Империи на ней развесь.
Опять приступ всеобщего безудержного веселья потряс лавку, и казалось, минутная неловкость ликвидирована. Оксана сняла серьги, она чуть не плакала. И тут с Данилой случился уже не первый сегодня приступ легкого безумия.
 —  Я дарю тебе серьги и зеркальце тоже.
Сказал и сам испугался своих слов, настолько они были неожиданны и странны. Оксана смотрела удивленно, взгляд на влюбленного безумца становился все пристальнее и внимательнее, отметила стать, красоту и... Сама влюбилась в первый раз, и навсегда.
Первым опомнился Пахом.
  —  Ты что творишь? Кто разрешал тебе?
  — Ты батюшка. Сам сказал, что долю свою я могу тратить, как хочу, вот я и взял свое.
Но тут вмешался воевода, а это было пострашнее.
  —Да как ты смеешь смерд, делать подарки той, до которой тебе как до неба?! Да я тебя...
Уже был поднят пудовый кулак, удар которого легко валил быка и убивал медведя. Так бы и почил наш герой раньше срока, но вмешалась судьба в виде Ксении. Она встала между разъяренным отцом и не потерявшим присутствия духа Данилой.
 —  Стой отец,  —  тихо, но четко произнесла дева.
Все присутствующие удивились, как быстро остановилась, готовая разразиться буря.  Воевода стоял перед дочерью, все в нем клокотало, но он не двигался. Ксения обернулась к Даниле:
 — Я возьму подарок, но только при одном условии: в обмен ты возьмешь мой.
  Она сняла с шеи образок, надела на Данилу.
  — Этот лик писан великим греческим мастером. Изображена святая Ксения из Мелиссы. Это моя, а теперь и твоя покровительница. Изограф как будто знал что-то, и преподнес мне в подарок две иконки.
  — А чем она прославилась?
— Святая Ксения была дочерью богатых родителей, но ушла из дома, раздав все состояние бедным. Жила и умерла в монастыре, совершив множество подвигов. На ее могиле происходят чудеса. Я бы тоже так хотела.
Оксана вздохнула. Эта идея явно не понравилась Даниле.
 —  Мне кажется, что и, не уходя из мира, можно вести праведную жизнь, угодную Богу.
—  Да, что ты говоришь, —  у девушки засверкали в глазах веселые огоньки, — я подумаю об этом.
Когда выходили, воевода показал огромный волосатый кулак и состроил при этом зверскую рожу. "Что-то мне все сегодня грозятся". Подумал Данила, впрочем, без особого беспокойства.
Всю ночь грузили товары, к восходу солнца пятнадцать кораблей были готовы в поход. Кроме купцов, слуг и охраны, плыл посланник от великого князя со свитой. С ним вместе направлялись в столицу православного христианства церковные иерархи решать непростой спор из-за престола русского митрополита.
Данила стоял на борту, глядя на купола и звонницы тверских церквей, которые не скоро придется увидеть. На берегу показалась кавалькада. Юноша присмотрелся к всадникам повнимательнее и обомлел: опережая гридней, на ослепительно белой лошади скакала Ксения. Золотисто-каштановые волосы были распущены, на лбу сверкала серебряная диадема явно специально подобранная к знакомым нам серьгам. Солнечные лучи играли на янтаре, ласкали пышные кудри. Данила как сумасшедший понесся по сходням, чуть не сбив двух слуг, с трудом тащивших сундук с книгами - новая сумасшедшая мысль возникла.
 —  Став, — приказал тоном, не терпевшим возражений.
Ключи висели на поясе, быстро открыл, порылся и достал книгу с ярко разрисованной обложкой. Не обращая внимание, на удивленные взгляды окружающих, побежал дальше. Оксана легко соскочила с коня, они встретились, боясь смотреть друг другу в глаза, и тяжело дыша.
; Я хотела...
;  Я тоже хотел,  —  Данила протянул книгу.
;  Нет, я первая, ;  это было сказано капризным тоном, ;  хотя, что это? Ну, нет, ;  не без труда отодвинула от себя заинтересовавший предмет, — в начале дело.
;  Дело... ; несколько разочарованно протянул юноша.
;  Да, дело, я приехала с определенной целью. Думала завтра зайти книги посмотреть, и вдруг узнаю, что ты уезжаешь неизвестно насколько и неизвестно куда.
; Очень даже известно...
;  Это я так сказала... Имела в виду ;  далеко, и вообще не перебивай меня, а то возьму и уеду.
Данила молитвенно сложил руки, жест был понятен и вызвал поощрительную улыбку.
; Путь дальний и опасный, можно не вернуться. Ты будешь участвовать в стычках, а может и в целых сражениях.
;  Я не воин, а купец,  и...
;  А это ты повесил, чтобы покупателей в лавку загонять, —  Ксения указала на широкий  меч и кольчужную броню.
;  Ну, так по берегам татары рыщут, а Москвичи и Владимирцы —  еще хуже. Да византийские пираты...
;  Я не призываю тебя уклоняться от борьбы, показать спину врагам, но ты должен быть осторожным. А если даш себе погибнуть, то знай, я, как благоверная Ксения, уйду в монастырь.
;  А если вернусь, то...
;  А это не важно. И так ушла бы, может быть...
Решила переменить тему.
;  А что это у тебя в руках?
;  Это книга о рыцарях и их дамах. Один, звали его Ланселот, полюбил королеву Джиневру. Им не нельзя было быть вместе, ибо Джиневра была женой короля Артура. Но они соединились, невзирая на препятствия, хотя и дорого заплатили за это.
;  Умерли в один день? За все истинное приходиться дорого платить. Этот Артур, вероятно, —  злобный старик, пытаясь удержать, не любившую его женщину, заплатил гораздо дороже. На латыни писано.
 — Феофан тебе переведет.
 —  Нужен мне твой Феофан, и без него прочитаю.
 — Ты что знаешь латынь?
 —  И греческий и древнееврейский. Похуже, правда, но это исправимо.
 —  Ты —  красавица, поешь как ангел, мудростью полна. Такая  достойна быть женой князя, да что там:   короля или императора.
 —  А хочу выйти замуж за дурака, который так и не понял, что я его полюбила. И мне не важно, кто он, ибо браки совершаются на небесах, а любовь это дар Господа. Ведь сказано: и было их три  — Вера, Надежда, Любовь, но Любовь из них больше.
  — И я уж давно...
  —  В том, что ты меня любишь уже целый день, я не сомневалась, иначе бы не приехала. А захотела бы стать княжной, пошла бы за Дмитрия, только не люб он мне. А тебя люблю, и знаю навсегда, в богатстве и в бедности, удаче и горести, в жизни и смерти. Иди, тебя уже ждут.
Отвернулась и пошла к лошади.
Данила вернулся на корабль и долго смотрел вслед удаляющейся кавалькаде. Душа его пела,как целый хор херувимов и серафимов. За спиной раздалось сопение, это подошел отец.
—  О чем это ты с ней так долго?
—  Книгу отдавал, о цене спорили.
—  Ну и что, сговорились?
—  Сговорились, хотя трудно было - я все так, а она все этак...
—  Ну и где деньги?
— Когда вернемся, отдаст.
— Понятно. На воеводскую дочь варежку разул, так знай — не пара она тебе, только крылья обломаешь, или тебе их подрежут как то полено.
- Это почему же?
- Ты, я смотрю, в Любеке насмотрелся на купцов, что власть не почитают и мыслят себе, что за деньги все купить можно, а у нас в Твери, да и во всей Руси окромя безбожных Пскова и Новгорода не так. Над всеми стоят князья, ибо власть их от Бога, чуть ниже бояре думные и воеводы, затем мы идем —  купцы, ну, а совсем внизу,  смерды и рабы. И никакого смешения быть не может. Так исстари было, есть и будет. На эту Ксюшу давно сынок княжеский Митька заглядывается, только ничего у него не выйдет.
—  Что, она не хочет?
— Она, да ты с ума сошел что ли? Как она может не хотеть с князьями породниться? Только Дмитрий не волен в выборе невесты, он женится на том, кого отец покажет: княжна там или королевна, или даже дочь басилевса. Вот послы и об этом может статься гуторить будут. А не захочет, отец его проклюнет и власти лишит. А власть, она слаще любой бабы. Теперь ты. Тебе никто не препятствует, я бы только рад был бы с боярином породниться, только близок пирожок, а не откусишь. Не позволит ни воевода, ни тем более мать ее —  сущая ведьма. Воевода тебя просто на квашеную капусту порубает, а она еще и порчу наведет, хотя тебе уже все равно будет.
— Это ты батя верно заметил. Ну не женится на ней князь, не женюсь я, а с ней то, что будет?
—  Придет время, сосватают ее и выдадут за боярина, с семьей которого породниться захотят.
— А если он козел старый, если пьяница, обжора, женолюб? Да если просто не люб он ей?
—  А кто ж ее будет спрашивать? Начнет корячиться, выдерут как сидорову козу или пригрозят монастырем. Любой муж лучше жизни иноческой. Говорят в иных обителях монахини только о смерти и алкают у Господа.
—  Это ты батя тоже верно приметил. Так это что же, быть ей всю жизнь несчастной?
—  Только глупец мечтает о счастье в этой юдоли скорби. Мудрец принимает жизнь как данность, благословляет Господа за каждый прожитый день, молясь и стараясь много не грешить, надеется на жизнь вечную.
—  Наслушался я басен этих. Не для того Господь создал нас и дал разум, чтоб мы все время страдали надеясь только на блаженство райское. Я не только за гробом, но и здесь счастливым быть хочу и буду. Мало того других сделаю счастливыми: Ксению  —  мою любимую жену, детей и тебя батя. Небось приятно будет: сидишь, окруженный внуками и внучками, а не счетными книгами да ржавым железом.
Пахом оторопело смотрел на сына, которого он еще не так давно учил хворостиной. А теперь этот подстреленок такие словеса загибает. Махнул рукой.

—  Что с тобою говорить, голова пустая как горшок: постучи —  зазвенит. Ничего, жизнь тебя пообтешет, еще поумнеешь, вспомнишь мои слова, да поздно будет, —  и пошел на нос корабля.
Данила смотрел ему вслед и думал:
"А ты  вряд ли поумнеешь, да и не надо, я тебя и таким люблю».
Данила был готов любить весь мир. Что-то особенное, прекрасное и непостижимое произошло в его душе за этот день.
"Благодарю тебя Господи, благодарю за все, что ты дал мне". И было столько искренности в этой простой молитве, что она не могла не дойти до адресата.
               
                Глава 9.
—  Ну, что ж, будем голосовать. Кто за то, что политика князя Юрия Московского была в принципе правильная, с небольшими перегибами в тактических действиях, которые были необходимы в период междоусобной борьбы?
Из десяти человек семь подняли руку.
 —  Остальные, я так понимаю, поддерживают линию Тверского князя и осуждают Московского. Что ж пусть промосковская партия обоснует свою позицию.
— В тот момент идти с открытым забралом против Орды, как делал князь Михаил, еще было нельзя, силы были  неравны. Союз с Ордой был необходим для совместной борьбы против Ордена, Дании и Литвы. Надо было сохранить Москву, как единственно возможный центр объединения русских земель, накапливать силы для освобождения от ига. Орда в результате внутренних противоречий распадалась, но еще была сильна.
 —  Так, чем политика князя Тверского была лучше и перспективнее политики князя Московского? Пусть ответит Брусникин. Только отвлечемся от мелкопоместных предпочтений, вы, как мне известно, из Твери.
 —  В плане политики трудно судить, так как политическая линия Тверского князя не была реализована из-за противодействия Москвы. В моральном плане мне Михаил Ярославович гораздо больше нравится. Не потому что он был моим земляком, а потому, что он исполнял веления Бога, а Юрий нарушал их на каждом шагу.
Миша, поднял голову и внимательно посмотрел в глаза преподавателю. Тот иронично улыбнулся и развел руками.
;  Браво, —  сказала одна из девушек, голосовавших за Михаила, и захлопала.
Но ее остановил суровый и в то же время презрительный взгляд.
;  У нас здесь не семинария Брусникин, а научное учреждение, вы забыли, наверное? Приводя аргументы в пользу своей позиции, вы должны пользоваться результатом анализа социальной, военной, экономической и религиозной составляющих эпохи. Ссылаться на особенности взаимодействия действующих лиц, учитывать их политический статус, окружение и характеры. Также, мы историки имеем возможность на расстоянии оценить результаты деятельности той или иной исторической фигуры. В случае Юрия Даниловича Московского они, несомненно, положительны. Но мы не имеем право во время диспута использовать мутные метафизические  понятия.
;  Я просто ответил на ваш вопрос, как мог.
  Наступило молчание, все кроме впечатлительной девушки, смотрят на Мишу с усмешкой. И тут он впервые на мгновение возненавидел свою группу, которую в принципе, как положено, любил. Пауза была прервана появлением симпатичной дамы, которая приоткрыла дверь и поманила доцента. Тот несколько суетливо убрал бумаги со стола в портфель.
  ;  В следующий раз обсудим Тверское восстание. Бегство Александра Михайловича в Псков и погоня за ним, организованная хозяином Золотой Орды Узбеком, в которой участвовал московский князь Иван Калита и младший сын Михаила Ярославича Тверского —  Константин. Доклад подготовит и доложит,  мм. – Брусникин, —  объявил и быстро ушел.
  Из аудитории Миша вышел сумрачным, двигался быстрым, размашистым шагом. Навалилась какая-то до конца ему непонятная тяжесть. Очередной приступ ощущения беспросветного одиночества, он знал, что это такое. Надо было выпить.  Позади семенила  единственная, поддержавшая его девушка.
;  Мишенька ты не переживай, ведь ты правильно сказал, в самую точку. Ведь Михаил и Юрий - это шекспировский сюжет. Борьба добра и зла.
   Миша размышлял, как ее послать: жестко или не очень. Остановился на втором варианте.
 ;  Знаешь Оль, к тебе есть маленькая просьба, обещаешь исполнить?
;  Конечно, ;  с энтузиазмом ответила барышня
 —  Не могла бы ты пойти...
И тут, будто Солнце ворвалось в коридор центрального корпуса. Перед Мишей стояла Света, смотрела ему в глаза и улыбалась с бесконечным счастьем.
—  Странно, почему то смертельно боялась, что ты уйдешь, забудешь...
 —  Да,  я похож на дурака что ли?
 Громко прошептал  ошалевшим голосом: ты — такая красивая!
Света опустила голову и стала смотреть на свою туфельку. Правда эта туфелька была скорее похожа на кроссовок. Улыбка стала немного кокетливой.
О, блажен, хотя часто разочарован, тот, кому жизнь дала возможность изучить женские улыбки во всем их разнообразии — от счастливой до грустной и нередко, к сожалению, злой.
 — Ты тоже ничего себе, ну пойдем, я лично очень хочу мороженого, а ты?
 — Я бы пивка выпил.
 —  Эх, мужчины как вы все любите эту гадость, оно же горькое, —  притворно вздохнула.
Они пошли к выходу, даже  не заметив, когда и куда исчезла, Оля. Воистину —  счастье эгоистично.
Пошли гулять, разумеется, в парк Мандельштама. Выяснилось, что Света тоже любит Цоя, ну и, разумеется, Гребенщикова. Сели на лавочку.
 — А из иностранного чего слушаешь?
 — Я —  фанатка Битлз, член клуба, скоро собираемся на квартире, хочешь, сходим?
 — Ясен...в  смысле - конечно: - смутился Миша: А хочешь споем?
 —  А, чего?
;  Ну, из битлов, допустим Естердэй, олл май траблес симс со фаруей...  ;  Он запел,  все больше увлекаясь. Света посмотрела вначале удивленно, а потом стала потихоньку подпевать.
;  А теперь вот эту: Дэй афтер дэй элон он э хилл...
Это пели еще тихо, но на "лет ит би" Миша разошелся, да и Света вошла в раж. Хотя скамейка стояла на отшибе от центральной аллеи, стало слышно и там. Прохожие оглядывались, но смотрели беззлобно. Хорошо одетый молодой человек свернул с аллеи, направился к лавочке и сунул Мише в руку купюру. Это его протрезвило.
; Хватит, а то еще заберут, этого только не хватало.
;  Слушай, а ты классно поешь, ты где-то учился?
;  Нот не знаю, я —  практик, это круче, пою в переходах, метро, электричках...
;  Вот это да, один из лучших студентов института и поет в переходе!
; Ну и что, — немножко обиделся Миша: это профессия уважаемая, даже бандитами и ментами, я же не торгаш какой-нибудь, —  в этот момент он ел чипсы и чуть не поперхнулся, вспомнив про Лужники.
;  Да ты не так понял, я наоборот восхищаюсь, ты столько всего умеешь и, столькому еще научишься, я уверена. Ты хорошо на гитаре играешь?
;  Да нет, просто подыгрываю. Мое главное оружие — это голос. Я иногда акапелло лабаю —  кидают лучше, чем с гитарой. Акапелло —  это когда без инструмента, просто орешь.
;  Вообще-то в курсе. Я музыкальную школу заканчивала.  Хочешь, могу давать тебе уроки сальфеджио, один урок будет стоить, будет стоить... тортик обычный, или торт-мороженое.
;  Идет. Так вот почему ты так правильно поешь, я сразу заметил. Голос немного не поставленный, но мелодия, ритм —  все четко. Я этого в переходе годами добивался, а ты сразу. Понятное дело, школа, будь я завистник, меня бы колбасило от злости. Мои родители в свое время решили, что музыкальное образование мне не нужно. Хотя очевидно, что оно необходимо каждому культурному человеку. В голосе прорвалась давно скрываемая обида.
;  Какие твои годы, выучишь ты эту премудрость, не такая уж она и сложная на самом деле. Ты мне лучше другое скажи: можешь взять меня с собою в переход?
; Там, знаешь, всякие ситуации бывают, не очень приятные...
;  Представляю, но мне с тобой ничего не страшно.
;  Ну, это ты уж слишком, я конечно да, но бывает, что...
;  Но ведь ты не поведешь меня туда, где слишком опасно?
"Она к тому же еще не глупа", подумал Миша, который привык, что красота и ум у женщин обычно находятся в обратных  отношениях.
  — Да есть такие места, денег поменьше, зато петь можно спокойно,  в свое удовольствие. В Воскресенье днем можно на Парк Культуры пойти, там хорошо новые песни разучивать и репетировать сложные места.
  — Отлично. А у меня еще есть предложение: пойдем завтра в Консерваторию, в Рахманиновском зале отличный концерт:  Бах, Гендель, Моцарт. Шикарная программа.
;  Да, хорошо, только мне доклад писать.
; Какой доклад?
;  Да этот... козел... заставил на следующем занятии доклад  делать. Хотя не моя очередь. Извини, иногда трудно без мата.
;  А ты ругайся, если необходимо, ;  улыбнулась Света, ;  Когда мы вдвоем можно, вот, когда я тебя с мамой познакомлю, тогда конечно нельзя будет.
"С мамой", привычное беспокойство закралось в душу, но быстро улетучилось, идея знакомства с мамой не пугала.
;  А, тема, какая?
;  Тверское восстание против  баскака, этого, как его подонка –
—  Щелкала. Причины, ход, возможное участие князя, следствия.
Света засмеялась:
; Какое совпадение, вот и прочитаешь выдержки из моего реферата.
; Но как-то, ;  Миша хотел сказать какую-нибудь патетическую чушь, типа, что он всегда все делает сам.  Света взяла его руки в свои, и внимательно посмотрела в глаза:
; Мы же свои люди, забыл, сам сказал.
Миша подумал: "Боже как с ней легко, никогда не думал, что с кем-нибудь может быть так легко". Замолчали, смотря на уходящее Солнце. Света мечтательно проговорила:
;  Скоро год кончится, сессия, а после можно было бы в Питер поехать, у меня там тетка живет на Невском, десять минут ходьбы до Эрмитажа, представляешь?
; Круто. В Питере работать хорошо, летом полно иностранцев, не то, что здесь. Гулять там классно, в рок-клуб можно сходить, есть, где оторваться. Я бы еще в Екатеринбург съездил, там тоже классный рок-клуб, Наутилус, Агата Кристи. Да и вообще говорят интересный город и природа  —  Урал.
  —  Да, —  мечтательно протянула Света, —  горы, а море...
  — Море!  —  Миша исполнился такого энтузиазма, что не заметил, как перебил подругу: если на море, то в Туапсе надо ехать, там наш лагерь студенческий. Рядом медики. Дискотека каждый вечер. Турниры: футбол, шахматы, теннис. Весело, в общем. А главное, без проблем выходи из лагеря, и иди в город, если хочется, главное к отбою быть на месте. Вот я был на море еще в лагере пионерском, купались по свистку, из лагеря не ходи —  это не жизнь. От того, что море рядом и город веселый  только хуже.
  — Я вот тут тоже с родоками в Болгарию ездила. Скука, хотя есть, что посмотреть, и погода отличная и море теплое. Через неделю только одного и хотелось: поскорее домой уехать. Ну что ж вывод  ясен —  едем в Туапсе после Петербурга.
—  Врядли получиться, —  Миша спустился с небес на землю: путевок то мало, небось, все уже распределены.
—  Как это так, я полная отличница, ты тоже, кроме математики, — слово "математика" произнесла с ненавистной ноткой, — зато в нашей футбольной команде играешь, кому же как не нам ехать?
"Откуда все знает?" удивился наш герой.
 — Говорят мажоры, ханурики дешевые, чуть ли не все выкупили, у этих дорога в деканат  коврами выстелена: - почти прошипел со злобой Миша.
 —  Этим я завтра займусь, все будет нормально, не переживай.
В ее голосе прозвучали незнакомые жесткие нотки. Миша повернул голову и внимательно посмотрел на Свету. Такой он ее не видел. Лицо строгое, губы плотно сжаты. Подумалось: "И в гневе прекрасна". Вдруг вспомнил.
 —Мне надо обязательно в Тверь хотя бы ненадолго съездить. Можно вместе, я бы тебя с мамой познакомил.
Света лукаво улыбнулась.
 — Я ей наверно не понравлюсь.
Миша чуть не задохнулся от такого предположения.
 — Ты не понравишься?! Да ты не можешь не нравиться!
  —  Да, а вот ты, сколько времени не замечал.
 — Не знаю, слепой был, —  смущенно бормотал Миша
Света опять солнечно улыбнулась и. Вдруг Миша со всей ясностью понял, что теперь и дня не проживет без нее. Они сидели, смотрели на окружающие деревья, слушали шепот ветра и шорох листвы. Вся широта и беспредельность  мира божьего открывалась перед ними. Это была бесконечность, и она целиком принадлежала им.
 —  Завтра, надеюсь, придешь в институт?
 —  Завтра же Суббота... Ах, да я забыл, они ж в Субботу поставили физкультуру и математику
 —  Вот именно математику, ты забыл, потому что давно не был, и очень зря! Без зачета к сессии не допустят.
 —  Мда, тяжелая тема.
 —  Ты не переживай, я тебе перед контрольной шпаргалки дам, проверенные, с ними точно сдашь.
Замолчали. Вечерело, становилось прохладнее. Света поежилась.
 —  Домой пора.
 — Я провожу.
 —  Не надо, я тут недалеко живу, на Ленинском.
"Мажорка, тетя на Невском, Болгария, живет на Ленинском, точно мажорка. А не похожа." - размышлял Миша.
Света неправильно поняла его задумчивый вид.
 —  Ты не думай, я бы очень хотела, чтобы ты меня проводил, но ведь тебе еще сегодня работать, а время позднее.
Еще раз подумал Миша о том, как легко с ней и снова удивился, так бывало только в детстве с мамой. Встали. Света посмотрела прямо в глаза.
;  Поцелуй меня, если ты конечно не против.
; Я против?!  Если я тебя безумно... ;  почти возмутился Миша: Да ,я? Что я?...
Света положила ему пальчик на губы
;  Не надо говорить, целуй молча.
Он наклонился и аккуратно поцеловал в губы. Света закрыла глаза, радостно вздохнула.
;  А теперь, обними меня крепко, крепко, чтобы я почувствовала, какой ты у меня сильный.
Миша обнял.
;  Ну, разве так обнимают, ты, оказывается, обниматься не умеешь.
Миша немного разозлился и сжал Свету так, что у нее что- то там, у поясницы хрустнуло.
;  Вот так хорошо.
Их щеки соприкасались. Миша ощутил, что Светина щека мокрая. Дождя не было, и он с удивлением понял, что это —  слезы.
;  Ты... ты плачешь?
;  Да плачу, а кому не нравиться может уйти, ;  прокричала Света голосом маленькой капризной девочки. И продолжила серьезным голосом:
;  Ты можешь считать меня дурочкой, все равно я скажу тебе. Я страшно, смертельно боюсь, как никогда в жизни.
¬;  Чего боятся милая моя?
 — Хм, милая. Оказывается надо зареветь, чтоб от некоторых ласковое слово услышать. Но сейчас не об этом. Я боюсь... пусть это звучит странно и вроде вне логики...
 Она немножко помолчала и быстро выдохнула:
— Никогда больше не увидеть тебя.
  —  Но почему? Мы уже завтра...
— Послушай, —  перебила быстрым шепотом, —  не ходи сегодня в свой дурацкий переход, ну сделай мне такой подарок, а я тебе, завтра, сколько хочешь пива куплю, договорились?
  Она смотрела ему в глаза почти просящим взглядом.
  —  Хотя, что я говорю, не пойдешь сегодня, пойдешь завтра: это плата, плата за счастье. С ним мы получаем, в нагрузку, страх потери. И чем больше счастье, тем страх ужаснее. А я никогда не была так счастлива как сегодня, так что... Ну, что ж, теперь точно пора, еще реферат писать надо.
Через силу улыбнулась, помахала ручкой и пошла к метро. Через несколько метров  остановилась, немножко постояла и вернулась обратно.
 — Я забыла сказать одну вещь,  я люблю тебя Миша, и  точно знаю, что буду любить тебя всю жизнь.
Развернулась, и быстро пошла, не оборачиваясь. Миша стоял оглушенный. Посмотрел на небо, где уже загорались первые звезды, и висела почти полная луна.
"Господи, за что ж мне счастье такое?!" Не первый раз за сегодня пожалел, что не зашел в церковь. "Сейчас уже поздно, ладно, не беда, завтра вместе со Светкой заскочим".  Успокоив себя этой мыслью, быстро двинулся к общежитию, где взяв гитару, должен был двинуться в обратном направлении. Миша собирался петь в переходе, который вел от метро Фрунзенская к магазину Мед. книга. Благо ходить быстро он умел.
                Глава 10.

Князь Юрий метался по горнице. Не выдержал, открыл дверь, крикнул в коридор:
—  Бяконт не вернулся еще?
—  Нет княже.
Закрывая, хлопнул дверью так, что все вокруг затряслось. Подошел к образу.
  —  Господи, сделай так, чтобы Бяконт поймал этих тварей, лизоблюдов Михайловых. Они не братья, Господи, а отвратительные предатели. Если их поймают, я новый храм построю, невиданный на Москве, всем нищим у Успенского храма по золотому червонцу дам ("не слишком ли", — невольно подумалось). А, если нет, — он сжал кулаки.
"Ты что", промелькнула испуганная мысль, "Ты кому угрожаешь?". Поднял глаза, образ Спаса, казалось, с великой грустью взирал на это порченое творение. Бросился на лежанку лицом вниз, трясло от ненависти и страха. Кто-то вошел.
 —  Княже, —  прозвучал тяжелый придушенный голос
Юрий вскочил, крикнул:
 — Что, поймал? —  смотрел почти умоляюще
 —  Нет княже, ушли. Лихие, все- таки, Данилычи,  —  усмехнулся.
Но Юрий зарычал, оскалил зубы в страшной гримасе, вцепился в одежду боярина. Лицом приблизил так, что бороды их коснулись.
—  А ну говори смерд, сколько за измену от ублюдков получил?
Бяконт сжал руки князя железными пальцами и спокойно оторвал  от одежды. Молвил:
 —  Если б я хотел тебя предать, княже, ты бы здесь не сидел. И не сделал я этого только потому, что клятву отцу твоему давал и крест целовал.
Развернулся и вышел. Юрий снова остался один. К страху и ненависти прибавилось чувство унижения и злоба против боярина.
"Подлецом считает, а эти еще и убийцей. Ну что ж попадутся, я им покажу, что они не ошибаются. Все по- моему будет. Мне нужна верховная власть, и я возьму ее, чего бы это ни стоило. Да Михаил умнее, храбрее, сильнее;  себе то -  я в этом признаюсь, но он все равно проиграет, и я еще упьюсь кровью его и детей. А жинка его наложницей моей будет. Хор его поганый будет меня и дружину во время пира развлекать вместе со скоморохами. Мужики будут соромные песни петь, а бабы голыми плясать. Ну а Иван, что скажет? К черту, если надо и через брата переступлю. А проклянет Бог, как Каина, переживу и это".
Злобно глянул в Красный угол. И будто испугавшись мыслей своих, стал молить Господа о прощении, но тот смотрел мимо него.
Ибо уже был готов этот человек к любому преступлению ради гордыни и злобы своей.

Глава 11.

Концерт шел своим чередом. Публика реагировала, как положено, заплатившим свои кровные, и настроенным отдохнуть. Аплодисменты, цветы и крики браво присутствовали в нужном количестве. Но через час после начала настроение стало меняться. Стали раздаваться недовольные крики и наиболее часто: "Централ давай". Даже Высоцкий не помогал, продолжая всю ту же любовно-лирическую тему, которая большинству в зале уже явно надоела, да многие не за этим и пришли. Надо было уходить, публика у нас терпеливая  —  переживет. Но тут Круг увидел, или ему показалось, скучающее Машино лицо, и это все изменило. Взыграла душа.
Круг подошел к музыкантам, что-то сказал, затем, обернувшись к залу, поднял руку, дожидаясь полной тишины. Так он стоял, пока все не затихли. После небольшой паузы рука была опущена и полились звуки вступления, от которых зал заревел. Запел: "Дом казенный предо мной да тюрьма центральная..." и припев "Золотые купола душу мою радуют..." После этой песни даже немного не закончив, без обычного вступления: "Весна опять пришла и лучики тепла... Владимирский централ ветер северный..." Публика бесновалась. Маша удивленно оглядывалась, такое она видела только на рок-концертах, и то не на всяком. И вообще она не думала, что солидные дяди и тети могут так оттягиваться.
Когда Круг уходил со сцены его встретил организатор, лицо его было перекошено от ярости.
—  Ах, ты, гавнюк, я тебе ни копейки не дам понял?
Проходя, Круг ткнул его в лицо, тот упал.
—  Бабок не дашь, жди гостей из Твери. Тогда с процентами отдашь.
Сам быстро направился к заднему выходу. К месту встречи не шел, а почти бежал, сам себе удивляясь. Около касс никого не было. Стало обидно почти до слез. И вдруг, о чудо, он увидел знакомый силуэт. Подошла запыхавшись.
—  Извини, что опоздала, из зала трудно было выйти.
—  Для женщин нормально опаздывать.
— Я так не считаю, так куда мы пойдем? Только учти у меня только два часа.
—  Хочешь в "Огни Москвы"?
— Это, который, под крышей, нет, не хочу. Знаешь что, коль ты непременно хочешь в ресторан, пойдем в "Прагу". Давно не была, говорят, жутко дорого стало.
Круг только махнул рукой и по ленински махнул рукой  в сторону Арбата. Маша взяла его под руку, и они пошли.
— Заодно и аппетит нагуляем, —   смеясь, сказала Маша.
В "Праге" заняли уютный столик на двоих в конце зала с видом на улицу. Официант не заставил себя долго ждать. Увидев его, Маша чуть не прыснула, казалось, он сошел со страниц романа Ильфа и Петрова: узколобый, простой, но надменный и самодовольный. Перед Машей лежало меню, но она еще не успела в него заглянуть.
— Я совсем не хочу есть, —  вдруг заявила она, и, встретив ошарашенный взгляд Круга, добавила:
—  Разве что-нибудь вегетарианское.
Официант решил поддержать игру:
—  Из вегетарианского — только омлет с ветчиной.
До Круга дошло, и он рассмеялся:
—  А мне два огурца по пятаку, и графин водки с ресторанной наценкой. Ну ладно Машенька давай закажем чего-нибудь скоромное, очень кушать хочется.
—  Раньше у вас был очень вкусный бульон с яйцом.
—  И щас есть, конечно.
— Давайте две порции, Миша ты ведь не против. Только к нему дают только один вкусный хлебушек с сыром, дайте по два.
—  Штук двадцать принеси, — пробасил Круг. Официант важно кивнул.
—  Потом котлеты такие в сухарях, —  Маша увлеклась, демонстрируя, что любовь к вкусной пище ей не чужда.
—  Классика, по-киевски, две порции.
— Только мне, двойную.
—  Это понятно господин Круг.
—  Ты меня знаешь?
—  А кто же вас не знает!

Михаил горделиво посмотрел на Машу, но та вся окунулась в гастрономию.
— Ну и конечно, столичный салат, апельсиновый сок,  выжатый...
—  Другого не бывает.
— Кофе и мороженое, мне простой пломбир без всего.
Официант записал и оборотился к Кругу.
— Водочки грамм двести, нет триста, всякой закуски накидай понемножку, ну там грибочки огурчики; знаешь, в общем... Фруктов там разных; груши, яблоки, киви, главное, чтоб красный виноград был...  Да, Маша, неужели вы со мной не выпьете, столько поводов: наше знакомство, концерт, Тверь, Новгород...
—  Вина бы с удовольствием выпила...
Официант сладострастно улыбнулся:
— Советую попробовать настоящее грузинское Киндзмараули, от такого и сам товарищ Сталин не отказался бы, а он был еще тот ценитель.
—  Да уж, любил сладенькое с остреньким, а другим горькое оставлял, ну тащи вино, если настоящее.
—  Обижаете господин Круг вы в "Праге", здесь все как у людей.
По военному развернулся, и торжественно удалился.
— Какой самодовольный индюк, однако. Похоже бывший мент. Но щас не об этом, давай Машенька продолжим наш разговор, который меня весьма заинтересовал. Так все-таки, почему Михаила признали святым, за то, что в мучениях погиб?
—  Погибали подобно ему многие. Если бы всех казненных вносили в святцы, те бы состояли из тысяч томов. Мученическая кончина еще не повод, важна мотивация и добровольность выбора как у Христа. Принять чашу мучений добровольно —  вот истинный подвиг.
— А за что тогда Николая второго признали?
— Если честно я не очень понимаю. Из-за своих ошибок, иногда преступных, типа кровавого Воскресенья, Ходынки, Распутина, ненужной войны, он потерял власть. Его арестовали и казнили, исходя из политической необходимости, как расправились в Англии с Карлом первым, во Франции с Людовиком шестнадцатым. Для новой власти все они были опасны как потенциальные руководители сопротивления. У нас под это дело убили все семейство, включая детей; с национальным размахом. Все- таки Николаю стоило позаботиться об их вывозе из страны, когда запахло жареным.
Вот, правильно признали святым лечащего врача царской семьи — Боткина. Исполняя врачебный долг, он пошел со своими пациентами до конца, хотя наверняка имел выбор. Большевики тоже были люди, болели, и поэтому берегли хороших врачей.
- Профессору Преображенскому многое прощали!
— Конечно; нужный человек. Вызывает сомнение святость Александра Невского, Дмитрия Донского. Да хорошие военачальники. Тогда почему не святые Жуков, Василевский, Суворов, Кутузов, Фрунзе, Якир? Имеет место профанация самого звания. Но с Михаилом Тверским не так. Ведь важно не только как умер человек, но и как жил. Соблюдал ли заповеди и все такое.
Во время этого монолога жизнь не стояла на месте. Были принесены фрукты, закуски, вино, водка, суп и ароматный хлеб. Официант наполнил бокалы, пожелал приятного аппетита и удалился.
— Все-таки он ничего парень, чувствуется выучка, точно, бывший мент. Извини Машенька, что я тебя ненадолго прерву, чтобы сказать тост. Не буду много болтать, кушать хочется. В общем, за встречу и за знакомство, быть может, самое приятное и важное в моей жизни.
—  Ты всем так говоришь при первой встрече?
— Клянусь, нет, а верить или не верить дело твое.
Чокнулись. Хрусталь издал мелодичный звон. Круг выпил бокал и покачал головой:
— Да, отец народов знал толк. И пил и курил вкусно.
Маша пригубила.
—  Действительно очень вкусно, кстати за нами следят, посмотри назад. Круг обернулся. Действительно за его спиной уже давно стоял человек, который явно хотел, но не решался подойти. Круг махнул ему рукой.
—  Чего стоишь за спиной; напрягает. Хочешь поговорить подходи, не хочешь — иди своей дорогой.
Мужчина подошел. Он был плотно сбит, круглолиц и простоват на вид, в то же время очень хорошо одет.
—  Я сильно извиняюсь, что прервал вашу беседу с милой барышней, но мы с друзьями поспорили...
—  Да, я Круг!
Фраза прозвучала веско и, по детски, гордо. Маша улыбнулась и покачала головой. Мужик всплеснул руками, заулыбался пуще прежнего.
—  Вот и я говорю: он это, ошибки быть не может. Мы из Сибири, проездом здесь, хотели город посмотреть, отметить, а тут такая удача —  самого Круга увидеть и поговорить немножко. У нас вас так любят, вы не представляете... Ну не буду мешать, извините девушка, что нарушил ваш тет-а-тет, но чувства, знаете ли, переполняют.
Руку Михаила пожал, машину поцеловал, и, не совсем твердой походкой, направился к столику, где заседала шумная компания. Через несколько минут подошел официант и поставил на стол коньяк, шампанское и вазу с конфетами и пирожными.
—  Я сильно извиняюсь, просили в знак уважения от того столика, — и показал в сторону, где сидели сибиряки. Те вовсю подавали приветственные знаки, поднимали рюмки. Круг тоже выпил, широко улыбнувшись, но когда он обернулся к Маше, лицо его было серьезным, даже грустным.
—  Надоело все это, когда праздник каждый день —  это уже не праздник.
—  Так давай уйдем.
—  Какая разница, в гостиницу все равно надо возвращаться. Давай лучше продолжим разговор. Так почему все- таки Михаила святым зовут, и ты считаешь, справедливо?

—  Вкратце дело было так. В решающей битве Михаил наголову разбил Юрия. Тот бежал, да так быстро, что оставил на поле боя жену. Может он сделал это и специально, во всяком случае, врядли Тверского князя порадовал подобный пленник, учитывая, что Кончака (при крещении прозванная Агафьей), была племянницей хана Узбека. Жила она в Твери в свое удовольствие и, несмотря на это, внезапно умерла. Московский князь поспешил, конечно, обвинить во всем Михаила, но само поведение последнего свидетельствует о другом. Убийство родственницы хана было бы, по сути, объявлением войны. В этой безумной попытке скинуть татарское иго, Михаил мог рассчитывать на помощь Литвы, Пскова, возможно Новгорода. В случае проигрыша, мог бежать. Но князь едет к Узбеку, с несколькими верными слугами, готовыми сложить головы за государя. Едет на неминуемую, страшную смерть. Зачем? Чтобы предотвратить карательный поход монголов на тверскую землю. Ценой своей головы спасает жизнь, свободу и честь многих тысяч. В похожей ситуации его сын Александр, спасается бегством, вначале в Псков, затем в Ливонию и Литву. Второй сын Константин становится пособником Орды и Ивана Московского, преследуя родного брата. И ни у кого не повернется язык осудить их, потому что для того чтобы добровольно пойти на немыслимые муки надо иметь особый характер, какие появляются не часто.
В этот момент, к столу, покачиваясь, подошел один из сибиряков.
—  Прошу прощения уважаемый господин Круг, что прервал вашу беседу с прекрасной дамой, но мы хотим выпить за ваше здоровье и провозгласить вам здравицу.
Михаил, тихо чертыхнувшись, привстал, и громким хорошо поставленным голосом произнес:
—  Пью за Сибирь — опору России, и за присутствующих в зале сибиряков.
Под приветственные клики все выпили. Круг поставил свою рюмку и запел:

—  Ревела буря, дождь шумел, Во мраке молнии блистали, И беспрерывно гром гремел, И ветры в дебрях бушевали... Ко славе страстию дыша, В стране суровой и угрюмой, На диком бреге Иртыша Сидел Ермак,объятый  думой.

Допев фразу, Круг сел и повернулся к Маше, как бы показывая, что не собирается петь всю, длинную, как Иртыш, песню. Тут зааплодировали почти все посетители и обслуживающий персонал, особенно надрывалась охрана. Раздались крики:
—  Да здравствует король русского шансона! Ура!
Маша подняла бокал и с улыбкой сказала:
— От себя хочу добавить: и за великого русского поэта.
В лице Круга опять появилось что-то детское, на этот раз —  удивление.
—  Ты действительно так думаешь?
— Уверена.
— Но ведь великие —  это Пушкин, Есенин, Высоцкий, неужели я похож...
—  В том то и дело, что не похож, ты  самобытен - в этом и есть величие. Только  зажимаешь свой талант рамками одной формы, подобными сюжетами. Тебе тесно в них, это чувствуется. Ну, Пушкин, понятно, попробовал себя во всех ипостасях, Есенин писал не только стихи, но и поэмы, Высоцкий - пробовал себя в прозе. Это о форме, но главное они были бесконечно разнообразны в оттенках настроений, темах, стилях. А ты —  алмаз, сверкающий одной гранью.   
—  Да я и сам давно это чувствовал, нет той легкости, настроения такого... А ты смогла это сформулировать. Точно —  нового не хватает, движения нет. Иногда мне кажется, что я не пою, а кручу ручку граммофона, то быстрее, то медленнее. А публика? Как раньше мне нравились аплодисменты, комплименты, восторги... Они мне и сейчас нравятся, как ты заметила, но я сам, не совсем, их разделяю.
—  А если возненавидишь — это будет началом конца.
—  Да началом конца, —  пробормотал Круг, будто чего-то, припоминая, —  Ну а что же делать?
—  Напиши оперу!
Круг чуть не упал со стула от такого предложения.
 — Я, оперу? Девочка моя ты перебарщиваешь, у меня кишка тонка на такое.
Он поднял глаза к потолку, высоко мол.
—  Ну не один конечно. Общий сценарий тебе напишет какой-нибудь писатель, а тексты к песням-ариям ты сам. Это будет не классическая и не рок-опера, а бардовская опера.
—  Не люблю этого слова.
—  Это потому что некоторые люди под именем бардов наполнили страну однообразной мутью, от которой скулы сводит. Но ты —  бард по определению. Бард — это поэт и музыкант в одном лице. Хотя в опере тебе придется стать композитором в более широком смысле, т.к. твои стихи будут исполнять и другие, но в твоем стиле. О, кстати!
  Это было сказано с такой силой, что, сидящие за соседними столиками, уставились на парочку. Маша заметила это, смутилась, впрочем, несильно, и продолжала почти шепотом.
 —  Есть же отличный сюжет - князь Михаил. Кстати в опере Кончака вполне могла бы влюбиться в него, и поэтому затягивала свой плен, прикидываясь больной. А Иван узнал и приревновал. Да и Михаил мог... Красавица была татарка. А тут жена все видит... В общем лов-стори Ордынского периода с трагическим финалом, как положено. Конечно, я бы тоже в такого влюбилась, и к Юрию бы не захотела возвращаться!
Кругу последнее замечание не очень понравилось, но сама идея восхитила своей масштабностью.  Читатель, наверное, уже успел заметить, что наша героиня —  весьма экспансивная особа, умевшая заражать своей энергией. Если идея казалась ей хорошей, то полностью овладевала ей. Такие  как она,  светят как солнце, умеют радоваться общим успехам,  способствовать процветанию других часто в ущерб себе. Но они никогда не проигрывают, потому что умеют находить счастье в самой жизни. Их  оптимизм, поддерживает  другие,  менее жизнелюбивые натуры. Счастлив, кто связан с подобным человеком. Такие люди —  редкость, как драгоценные камни, и, подобные,  могли не встречаться на жизненном пути певца.   
—  Конечно аранжировщики, композитор-помошник —  все это высшего класса; сто процентов окупиться. Ведь у тебя же имя, и настоящая, недутая слава! Ты — неиспользованный бренд.  Я с костюмами со сценой поработала бы, конечно с каким-нибудь старшим товарищем. Если возьмешь, конечно. Кстати переход с песенного творчества на большие формы не редкость. Вот были АВВА  —  классная, но всего лишь поп-группа,  а взяли и записали мюзикл. А после распада, то вместе, то по отдельности, мужики оперы пишут. Я только отрывки слышала  —  балдежь.
—  А ты мне адрес оставь, и я тебе пришлю записи всех их опер. Кстати, а как он в итоге умер, Михаил?
—  На него одели две колоды, позволявшие только идти, еле переступая разбитыми босыми ногами, и сидеть, задрав голову, оперевшись на стену. Практически без одежды тащился он за кочующим табором Узбека, подгоняемый нещадными плетками. Днем палящая жара, ночью невыносимый холод. При этом почти не кормили и постоянно издевались. Каждодневно изобретались новые муки. Мне кажется, выдумав подобную казнь, Узбек был уверен, что Михаил выдержит максимум неделю, а потом его обуял спортивный интерес. Сколько может выдерживать человек нечеловеческие страдания? Затем его кто-то зарубил, нарушив приказ Узбека, видимо из жалости.
Круг тяжело молчал, затем налил полный стакан водки и выпил.
— И где князь похоронен, или его труп бросили в степи?
—  Нет, у татар был, пусть и своеобразный, кодекс чести. Они отдали тело тверским послам. Его похоронили в Спасском соборе, в том самом, где он пел во время крещения своей жены Нины Ольгердовны. Но храм этот срыли вместе с могилой в тридцать седьмом.
Помолчали, Круг налил Маше вина, себе водки:
— Выпьем за храм, который я построю в Твери в честь моего великого тезки!
Маша покачала головой, чокнулась, выпила.
— А еще говорят, что от больших денег кроме зла ничего не бывает.
— Правильно говорят, но я хочу сделать исключение из этого правила.
— Бывало и раньше. Вот Цветаев музей построил и экспонатами заполнил, Шаляпин госпитали строил и обеспечивал их снабжение... А хватит ли на храм, ты ведь не купец и не так признан...
— Хватит, вот увидишь, еще и на оперу останется.
К столику двигалась небольшая делегация. Впереди —  невысокий, полный, улыбчивый человечек в очень дорогом костюме. Он протянул руку Кругу, изящно поклонившись, поцеловал руку Маше.
— А я не мог понять, почему завяли все цветы в моем кабинете. Появился новый, затмивший их  своей красотой, и они погибли, не выдержав такого удара.
—  Тебе чего надо?
— Разрешите представиться: директор этого кефирного заведения. Тут все так всполошились, просьб столько... Переживают товарищи... В общем, не могли бы вы исполнить пару песен для жаждущей публики господин Круг, а то народ нервничает. Конечно вспоминая золотые слова незабвенного нашего Федора Ивановича Шаляпина, что бесплатно поют только птички, подчеркну, что мы их помним, и даже чтим, как все нетленное.
При этих словах улыбка человечка расплылась до пределов едва дозволенных природой.
— Да нет, ты, извини, конечно, но видишь я с дамой. Вообще, достали уже.
—  А мы даму попросим вас уговорить!
—  А, что спой, тебе же хочется, по глазам вижу.
—  А тебе то?
—  Очень! Особенно вот эту про мышку.
—  А еще?
—  Про маму.
— Про маму у меня много.
—  Ну, где еще возвращение.
— Понятно: я возвратился, —  поворотился к директору, —   А музыканты твои хоть подобрать сумеют грамотно?
—  Если не сумеют, я их сегодня же уволю.
Направились к сцене. После краткой консультации с музыкантами, Круг приветствовал публику и дал сигнал для вступления: «Косой осенний дождь...».  Он пел более камерно и мягко чем на большой сцене. Образовалось несколько танцующих пар. Ну а затем —  "Ты просто мышка, ты просто тень...", заплясали уже многие. В самый разгар веселья появилось два хмурых человека, они подошли к директору, тот тут же побежал к сцене. Что-то зашептал Кругу, активно жестикулируя, тот кивнул.
—  А теперь господа и дамы последнее, как говорится, на посошок.
Это естественно был централ.
 Провожаемый аплодисментами, восхищенными, и почти истерическими криками, Круг пошел к столику.
— Странно, мне казалось, ты хотел еще попеть.
—  Да заводиться начал, но видела, пришли, согнали. Но это даже очень хорошо.
—  А кто это, полиция?
—  Да менты, а вызвали их, скорее всего местные музыканты. Получилось, залез на чужую территорию, не договорившись. А может быть хуже. Кто-нибудь  из ресторана.
— Да тебя же все любят.
—  Одного гавнюка достаточно. Чем одни сильнее любят, тем другие сильнее ненавидят. Это аксиома. Некоторым я напоминаю, про очень неприятные вещи в их прошлом или настоящем. Посмотри вон сидит весьма благообразный старичок. Кем он был в тридцатые, сороковые, пятидесятые? Может строчил анонимки, после которых приезжал воронок и человек отправлялся далеко и надолго без права переписки. А может сам выколачивал показания, пытал, насиловал, расстреливал? У нас принято обсуждать главных героев:  Дзержинский, Ягода, Ежов, Берия, ну и самого конечно любителя острых блюд. Но почему то редко кто задумывается, что без многотысячной армии рядовых бойцов этим генералам террора не удалось бы поставить раком многомиллионную страну. Их просто посадили бы в психушку  со всеми их  идеями, или были бы они — простые граждане бандиты. Но не более того.
А может проще: вам нравиться, а мне нет, и мне плевать на вас всех. Появляется случай насолить окружающим; таких подленьких много.
—  Это точно. Причина в фатальном одиночестве этих людей.
—  Чаще, это бывшие палачи и кляузники. Многие, весьма многие, получают пенсию кровавыми рублями, вот для этих  бойцов видимого фронта лагерная тема как нож по сердцу. Не любят вспоминать порывы боевой юности.
- Но может быть и просто психология такая, злобная отгороженность от мира, без особой причины.
К столику подошел официант, поставил кофе, мороженое, Кругу передал с отдельным поклоном конверт.
—  Еще чего-нибудь?
Круг посмотрел на Машу, та покачала головой.
— Нет, сколько с меня?
—  Все оплачено господин Круг.
—  Тогда адью, и отдельный привет боссу.
— Все-таки, здесь самое вкусное мороженое в Москве.
—  Еще порцаечку?
— Боюсь потолстеть.
— Тебя не испортит. Эй, шеф, еще мороженого, сто грамм коньяка и все. Я вот о чем хотел напоследок поговорить. Не согласилась бы ты поработать моим личным гидом?
—  Это как?
— Ну, мы приезжаем в город, Петербург или Париж. Я оплачиваю тебе дорогу, гостиницу, плачу зарплату. А ты водишь меня, рассказываешь, ну, в общем, просвещаешь.
—  А свободное от работы время я тоже, по странной случайности, буду проводить с тобой?
 — Это не обязательно, я буду предлагать, конечно,  разные варианты, но ты можешь согласиться, или отказаться.
Странно было видеть этого очевидного дамского любимчика смутившимся.
—  Вечером можно вкусно поужинать, или пойти в театр, на концерт, или то и другое в комплекте...
—  Это похоже на экспресс-услуги.
Круг сделал отрицательное движение руками:
—  Нет, совсем не то. Экспресс-услуги -  это... В, общем, это совсем другое. Ты мне, конечно, нравишься, я не хочу скрывать это. Да это было бы глупо, ты все отлично видишь и понимаешь. Как, впрочем, бесполезно изображать и обратное...
Михаил замолчал и задумался, как будто что-то вспомнил...
— Да, но мне действительно, было бы интересно под твоим руководством узнать по- настоящему  Питер, Париж, Владимир, Лондон... Да я уверен, что с тобой и Тверь увижу по- иному. За один сегодняшний день ты обогатила меня, как за много лет. Поэтому я уверен, что не ужрусь в гостинице, мне надо думать и думать. Потом надо будет показать тебе проект церкви, ну и оперу начать. Над сценарием вместе поработаем.
Выпил и продолжал:
—  Я не из тех, кто ценит звания и титулы. Сам ни того ни другого не имею. А ты —  профессионал в своем деле, и мне есть с чем сравнить. Во время экскурсии по Парижу мне так надоела лекторша, что я вынужден был одеть наушники, чтобы ее не слышать.
—  Наверное, она была не очень симпатичная?
— Что ты, наоборот, там некрасивых на таких местах не держат. Просто она не любила, что делала, и это чувствовалось, несмотря на то, что рулила правильно. А там, где нет любви...  Дело не в деньгах, я бы сам платил за возможность петь, а ты за право экскурсии водить. Потому что любим само дело. В общем, телефон у тебя есть, надумаешь — звони.
Они смотрели друг на друга слегка осоловелыми глазами. Их объединяло одно чувство —  безумное желание спать.
— Ну что ж, поехали?
— Ага, поехали.
Всю дорогу в такси певец имел удовольствие слушать из магнитолы самого себя. Оплатой за проезд послужил автограф. От денег водила отказался почти с возмущением. На прощание Круг весьма официально поцеловал Машину руку. И они расстались, как оказалось, навсегда.

Глава 12.

Пока ходил до общежития, а потом обратно до метро, пытался собрать мысли, сосредоточиться на проблемах сегодняшнего вечера и завтрашнего дня. Это было непросто. В душе все пело, и звучало: влюблен, влюблен, наконец  то влюблен. И как фанфары: любим, любим, лучшей девушкой в мире любим. Моментами он начинал говорить вслух, или даже пропевать волшебные слова. Прохожие смотрели на него: кто с удивлением, кто с веселым изумлением. В мозгу стучала мысль: оценила, не могла не оценить.
На обратном пути из общежития немножко отрезвел. Занозой сидела мысль: как-то все быстро произошло, только утром толком  познакомились, а к вечеру чуть ли не жених и невеста. Любовь  —  она похожа на математическую производную, мгновенна, вне времени. В таких делах только дураки время считают. Да и сам он с первого Сентября никого и ничего толком не видел кроме гитары и учебников. Живет как мотор заведенный. Даже Новый Год толком не справил. Пришел из перехода, отрубился, и проспал. Если б иначе жил, давно бы ее заметил и склеил. Давай подумаем о другом, решил он, хотя бы немного.
В переходе деньги  дают. Почему же всегда не хватает? Про то, что он пел, было, многим известно. Некие, не очень чистые личности, зная , что у него всегда карман не пустой, постоянно стреляли деньги. Пользовались слабостью: любит делать красивые жесты. Ситуация изменилась. Миша не имеет теперь ни права, ни возможности раскидываться. Завтра гулять со Светой, платить за все конечно будет он. Во всяком случае, стараться, до фанатизма тоже доходить не надо.
"Мелкие долги трудно будет быстро собрать", думал Миша, " да еще вспомнить надо кому и сколько ты давал". "Но есть рыба и покрупнее", усмехнулся про себя. Представил, как изменится вечно улыбчивое лицо одного мутного типа, когда поймет, что долг, про который он  и думать забыл, надо отдавать, не привык гаденыш. "После перехода пойду к нему, хотя по чесноку, должно быть наоборот".
Переключился. "Завтра на рынок конечно не пойду. Каждый человек имеет право на отдых. «Да и вообще работать в Субботу грешно". Усмехнулся, вспомнив подробности происхождения, которые совершенно не отражались на его круглом славянском лице. "Хотя некоторые догадываются, вчера один жидом обозвал в переходе. Сердцем что ли чуят заразы? Да, а баня? То же пролетает, ну и шут с ней". Простота, с которой он принял это решения, была неожиданна, еще вчера подобное было невозможно.
"На физру можно не ходить. Другое дело со Светкой за компанию побегать - это можно. Для здоровья и для души. Потом математика, едрить ее налево. Вначале лекция, это ладно, доспать можно. А вот занятие? Надо будет хоть узнать, что задали, и учебник найти, чего то давно его не видел. Где-то валяется или отдал кому то? Теперь пойди, вспомни. А ведь сам не объявится собака!"
Тяжело задумался, начала закрадываться тоска и страх перед неизбежным наказанием за многочисленные прогулы. Сколько людей вылетело или брали академ из-за этой жестокой и непримиримой кафедры. У нашего героя шансов на академ не было.
"С другой стороны они правы, никому не понравится, когда не уважают твой предмет" -  рассудительно подумал Миша, но от этого легче не стало. И вдруг, словно луч солнца прорвался сквозь тучи мрачных мыслей.
"Так у меня же теперь Светка есть, поможет - это точняк. Она ведь не только классная баба, но еще и друг настоящий: это сразу видно." Мысли вдруг прояснилось и стало тепло на душе.
В переход ввалился в отличном настроении. «Давай сегодня покороче, засеки час, и не минутой больше» —  сказал себе. Но как назло, кидали  хорошо, и трудно было уйти. Миша пел вдохновенно, слова вовремя вспоминались, легко брались самые трудные ноты. Мимо проходили два культурного вида юноши. Один громко сказал другому:
;  Не понимаю, что он здесь делает с таким голосом!
Сказать, что слышать это было приятно, это ничего не сказать. Вдруг захотелось спеть "Очарована, околдована..." давно вычеркнутую из репертуара за неликвидностью. Вот тут деньги просто посыпались. Не сбавляя темп, зарядил "Луч солнца золотого" и "Куда ты тропинка меня завела?" акапелло — почти тот же эффект.
«Если крутить эти три песни, я за час три рыночных дня отработаю.»  Но он знал, что так делать нельзя: возненавидишь то, что делаешь. Народу стало совсем немного. Посмотрел на часы: оказывается и не заметил, как простоял три часа.
Разозлился на себя. «Ну почему не можешь ты делать, как решил?» Занимался он самотерзанием. « Ведь час хотел, уже спал бы. Но кидали хорошо. Мало ты сегодня на рынке заработал? Говорили тебе умные люди: всех бабок не заработаешь, всех баб не... Погубит тебя жадность Михалыч.»
Нахлынула тоска, он знал, что это такое —  приступы начались после смерти отца. Ему был известен и способ лечения: подобное подобным. Это —  светло-печальные песни. С чувством пропел: "Я возвратился, здравствуй мама", "Гори, гори моя звезда". Для потдержания проснувшейся надежды лучшим вариантом был Окуджава —  "Пока земля еще вертится". Как не странно деньги еще кидали, хотя время было уже одинадцать. Чтобы избежать дальнейшего соблазна, снял гитару, и спел "на уход" две вещи акапело. Это были две молитвы: "Богородица" и "Боже наш иже еси на небеси", которые он пел на собственный мотив. На душе стало светло. Пока собирался, думал.
«Иногда уйти из перехода сложнее, чем встать. Многие не поверят. Надо знать специфику работы. Раскачиваешься постепенно, но если уж завелся, летишь на всех парах без остановок. В этот момент ты уязвим — деньги сопрут, и не заметишь.»
   Вышел на улицу, ни души. В сердце начинала закрадываться тоска, душа опять почувствовала себя одинокой.
«А, что если повидаться со Светой, так коротко на несколько минут. Я бы сказал ей: знаешь, я тоже забыл сказать тебе одну вещь. Она, конечно, сделает вид, что не понимает о чем это я. Или скажет, что можно было сказать и завтра. А я скажу, что нет, что я не заснул бы, если б не сказал сегодня. Потом признаюсь ей в любви. Она улыбнется и попросит ее поцеловать, нет, я поцелую без всяких просьб. И обниму сильно, как она любит. А потом она счастливая пойдет домой, а я еще более счастливый поеду в общагу, моля Бога, чтобы ночь прошла быстрее.»
Мысли бежали быстро, и несколько путались. Все -  таки почти бессонная ночь и день наполненный событиями начинали сказываться. Вдруг как током ударило:
«Я же не знаю ее адреса! И телефон не спросил. Узнать, но у кого? Если бы знать телефон хоть кого-нибудь из ее потока! В общаге есть один перец, с ней учится. Но пока дойдешь, пока найдешь, да и спит, наверное  уже, ботаник.»  Взгрустнулось, надо было себя успокоить.
«Ну и отлично, что нет телефона. Несолидно, смешно как-то кататься ночью, когда все можно утром сказать, да еще на метро бы обратное опоздал, пришлось бы пехом двигать.»  Эх, врешь Михалыч, и отлично понимаешь это. Был бы адрес — поехал, знал бы телефон — позвонил. И плевать было бы на метро. Гулять пешком, тебе не привыкать, а от нее ты не шел бы, а летел. Ну, делать нечего, попер в общежитие.
 На Пироговке  встретил компанию человек из восьми. Когда сближались, услышал:
—  Ребят давайте у него гитару отнимем.
"Ну вот, доигрался. Главное не ускоряться и идти спокойно вперед"  Поравнялись, разошлись. С замирающим сердцем Миша ждал стоп-сигнала сзади. Как это ни поразительно, но он больше всего боялся, что если его побьют, он не сможет пойти на завтрашнее свидание. На этот раз пронесло. Компания не поддержала предложение активиста, который наверно и не подозревал, что предлагает совершить уголовное преступление, к тому же групповое.
  «Надо чего-нибудь завести, кастет что ли? Хотя кастет не помог бы. Не надо с гитарой шататься по пустынным ночным улицам и переулкам. Откуда известно, что там у тебя в чехле. Кто знает, что там самая дешевая гитара, к тому же раздолбанная? Надо было идти по Комсомольскому. Там светло, люди до сих пор, менты встречаются. Не люблю я их, но сейчас был бы очень рад встретить.»
    Развлекая себя тому подобными мыслями, дошел до общежития. Вид знакомых обшарпаных грязно-белых стен обрадовал. Он вдруг почувствовал, что страшно устал. Упасть и все.
«Бог с ней математикой, утро вечера мудренее. Ужинать не буду, зубы чистить тоже, только бы спать завалиться.»  Спать —  сладкое слово, а добрый сон — восхитительное дело. Миша заслужил хороший храпунец, постель тянула его, ускоряя шаг. Прошел мимо охранника, тот был пьян и даже не посмотрел на предъявленный пропуск.
«Любая собака может пройти»;  подумал  со злостью. Порядки в общаге уже всех достали. Царил бардак, чрезмерный даже для подобного учреждения.  Вода то не текла, то текла только холодная. Вдруг появлялись малосимпатичные и весьма нахальные люди. Это были торговцы с Усачевского рынка, Лужников, и какие-то вообще непонятные.
«Очень даже понятные — мелкие бандюки.»  При этом, за каждое место в общаге шла упорная борьба. При встрече с комендантом хотелось бросить ему в лицо, что он продажная шкура. Но Миша не делал этого, т.к. результат мог быть только один: изгнание из общежития, а может и из института. К тому же он понимал, что комендант не более чем винтик в основании пирамиды, верхушка которой теряется где-то в поднебесье. Может в ректорате, а может и в мэрии. Об этом косвенно свидетельствовало положение в находящемся недалеко общежитии медиков. Оно было такое же, если не хуже.
Стал подниматься, вот второй этаж, весь он целиком занят инородцами. Об этом говорило зеленое знамя с белой арабской вязью, вывешенное над дверью в коридор. Однажды он спросил знакомого дагестанца, что там написано, выяснилось, что никто толком не знает.
—  Какое-то высказывание пророка, а все, что он сказал священно, верь — просто верь, вот твое дело, иначе корочун тебе. В этом справедливость.
Эта железная логика потрясла Мишу. Он собирался быстро пройти мимо ненавистного этажа, но крик, исполненный страха и муки, остановил  его. Однозначно женский. Прислушался, еще надеясь, что послышалось. Нет, крик, но более сдавленный раздался снова. Затем мужское многоголосие. Он  вышел в коридор. За ближайшей, ко входу дверью явно что-то происходило. Раздавалась русская речь и какая-то непонятная.
—  Рот зажимай.
—  Она мне руку до кости прокусила, сука.
 — Тащи скотч, иначе эту кошку молчать не заставишь.
 — А это мы посмотрим. Получи гадина, ;  раздался хлопок и сдавленный крик боли.
Надо было входить, хотя очень не хотелось. Замки во всех комнатах общежития были одинаковыми. Миша вставил ключ, повернул, резко открыл дверь. Перед порогом на секунду задержался. Понял с необычайной ясностью, что живым не выйдет из этой комнаты. Еще можно было развернуться, но он сделал шаг, второй третий. Мелькнул обрывок мысли: «А как же мама, Света, институт, все...?»
Первое, что Миша увидел сквозь табачный и травный дым были расширенные от ужаса глаза. Девчонка лежала на диване, двое держали ее, третий срывал одежду. Еще двое наблюдали. Один из них обернулся, вроде русский.
— Тебе чего? Тоже хочешь? Вставай в очередь.
Подонок получил короткий, хорошо отрепетированный удар в нижнюю челюсть. Упал. То же произошло со вторым, бросившимся на помощь. Секунд на десять точно вырубились. Один из державших поднялся с дивана. Здоровенный. Миша представил, что у того между ног футбольный мяч, который надо с лета отправить в ворота. Так и сделал. Здоровила с коротким вскриком: "Сука!", согнулся пополам. Другие двое отшатнулись. Надо было тикать, хоть девчонка почти голая, сейчас это не важно.
— Пойдем.
Но она, вся сжавшись, со страхом  смотрела на него, видать, совсем потеряв голову. Уходили драгоценные секунды.
—  Да идем же, дурра, ;  прорычал Миша. В нем проснулась яростная сила. Железной рукой он схватил  девушку  и поволок ее за собой. Но в этот момент  почувствовал, что, как будто пламя обожгло его на уровне груди. Раскинув руки, упал. Сквозь пелену,  накрывающую сознание, как будто издалека, услышал:
—  Ахмат, что ты сделал?!
— Так получилось, перекурил, крыша поехала.
Затем какая - то тарабарщина, голоса слились в один общий гул, и наступила тьма.

                Глава 13.

Степь выла как живое страдающее существо. Снежный ветер слепил глаза и заставлял татар плотнее закутываться в полушубки и жаться к огню. Невдалеке от охранников сидел князь Михаил. Руки и ноги его были продеты в деревянные колоды, одежды не было. Синюшная кожа обтягивала кости, голова была запрокинута, и князь видел только мерцающие в глубине неба звезды.
 
Он сидел, прислонясь к стенке мазанки — единственно возможное положение, при котором тело отдыхало. Так уже не первый месяц возили Михаила по степи вслед за кочующей ордой. Ужасно было то, что, несмотря на голод, холод и издевательства, Михаил не умирал. Многие поражались живучести и здоровью тверского князя, жалели его, но никто не решался нарушить приказ Узбека, и помочь ему уйти из жизни.
Послышался  шорох.
—  Тогрул, иди, посмотри, —  приказал начальник маленького отряда.
Толстый монгол, кряхтя и поругиваясь, поднялся и растворился в ночи. Через пять минут   вернулся, закрывая от ветра лицо.
—  Чего там?
—  Сайгаки.
— Чего хрипишь, выпей кумыса.
Главный протянул чашу, и голова его покатилась прочь от тела. Другие двое не успели крикнуть, к каждому подкрались сзади две темные фигуры и перерезали горло. Поддельный  Тогрул снял шапку, и под ней оказалось лицо Дмитрия Грозные Очи. Подошел к отцу, освободил от оков. Тот долго разминал затекшие руки, после чего заключил сына в объятия. Одна из темных фигур подошла ближе.
—  Идти быстрей надо, скоро Ясы проход в горы закроют, пропадем в степи.
—  Пойдем отец, кони ждут, с горцами договорились  —  не выдадут. А если чего Узбек зубы об их твердыни обломает.
Михаил глядел на сына, гладил  лицо.
— Люблю  тебя, но не пойду.
— Как же отец? Все же сделали! С горцами договорились.
—  Ну, ты сам подумай, если бы хотел я бежать, то неужели не мог из Твери этого сделать, в тот же Псков, а потом в Ливонию или Литву? Но тогда бы Узбек со всей силой мстить пришел, а ему еще помогал бы этот  прихвостень Юрий, да глупые новгородцы и псковичи, которых Бог покарает. Уж лучше одному претерпеть муку, чем видеть страдания народа своего, который мне как дети. Поэтому, сам рассуди, стоит ли мне сейчас бежать, не дойдя до конца пути моего. Но ты не зря пришел, если поклянешься выполнить две моих просьбы к тебе.
—  Клянусь батя, —  Дмитрий достал из-за пазухи крест и поцеловал его.
—  Знаю, с Ксенией не сложилось у тебя. В том нет моей вины, я бы не препятствовал, если чего. Даже рад был бы; она же мне как дочь. Не препятствуй  им с Данилой, с ним она будет счастлива.
Дмитрий сжал кулаки и склонил голову.
—  Не могу встать поперек твоей мести —  ты князь тверской и сын мой, а значит должен до дна испить чашу нашего рода. Видно много грешили предки наши перед Богом, землей Русской и людьми. Резали своих, не жалели смердов, нарушали крестные клятвы, все было, а мы платим. Ты уйдешь, и недолго ждать придется  брата в чертогах небесных: тоже примет смерть лютую. Сделай так, чтобы за смерть Юрия одному платить, не тащи с собой никого на плаху. Особливо Данилу. Знаю я его, пойдет с тобой на любое дело, не отвяжется; так свяжи его или в поруб засади.
—  Это что же, я на смерть, а он...
—  Делай, как считаешь нужным, но учти, второго предательства не прощу, и Бог не простит.
Вспомнил Дмитрий Нижний Новгород, как уводил полки и ждал всего, даже смерти. Поддался увещеваниям московского ставленника:  митрополита Филиппа. Может он действительно околдовал его, но это не оправдание для воина. От стыда и страха не мог поднять глаза, а отец лишь сказал:
— Умный поп, знает, чему вас здесь учат.
Дмитрий вспомнил, и кивнул головой в знак согласия.
— Ну, теперь сын оставь мне чего-нибудь закусить, чтоб кровь забурлила. Обнимемся, и езжай быстрей, а то себя подведешь и товарищей.
Княжич вскочил на коня, последний раз оглянулся. Отец ловко рубил воздух двумя татарскими саблями, как будто и не было многодневного сидения и хождения в колодах. Посетила успокоительная мысль:  «Не одному татарину придется здесь голову сложить».
—  Эй, Данила, вперед!
Крикнул, и поскакал вместе с маленьким отрядом в сторону гор.

Глава 14.
Улыбающийся адвокат не поленился выйти из-за стола, чтобы встретить и пожать Кругу руку.
—  Ну  что ж,  уважаемый господин Воробьев, у нас все нормально. Ваши права защищены, и вы можете забирать деньги. Вы —  единственный владелец уникального проекта по имени Круг. Это доказано.
Но поэту не было покоя и дома.
Юрий громко постучал, и сразу зашел. Круг сидел у стола наигрывал на гитаре, и рассматривал архитектурный проект церкви. Обернуться не посчитал нужным.
—  Я же не позволял тебе войти.
— А я сам себе позволил.
—  Придется приказать охране не пускать тебя в дом.
— Что?! Ты мне?!
Круг резко развернулся на вращающемся стуле.
— А почему бы нет? Кто ты мне, собственно говоря, такой? Брат кровный. Ну да, в детстве побратались, так другой послал бы тебя с этой ерундой, а я принял тебя, пригрел, но оказалось змею.
— Ты забрал из банка все деньги, зачем братан?
—  Во-первых, храм построю в честь великого князя и великомученика Михаила Тверского. И не только в Твери: в Москве, Питере, Париже. Там помогут.
—  А во-вторых?
—  Буду оперу писать, нужны бабки на помощников.
—  Я понял, ты решил всех кинуть. Это все сучка московская придумала?!
После этой фразы, негодяй получил такой удар между глаз, что отлетел в стену. В дальнейшем соревновании на скорость победил более тощий проходимец.
Встав на безопасном расстоянии начал кричать:
—  А с диском как? Вместе делали.
— Вот тебе диск! — характерный жест,—  подпел в паре песен, и уже на долю пасть раззявил. Я все песни, где твой поганый голос слышен, перепишу. С тобой как в поговорке:  не делай добра — не дождешься зла.
—  А кто со всеми договаривался, процессом рулил?
Михаил подошел к шкафу, достал пачку денег и швырнул ее в сторону врага.
— На, иди, членом  порули.
И отвернулся, а зря. Увидел бы искаженное от ярости лицо, острый, хищный взгляд на шкаф.
— Ты еще здесь?
Юра, сменив выражение бешенства на кривую оскаленную улыбку, укладывал деньги в карман.
— Ну что ж, значит, расходимся, как в море корабли, ничего не поделаешь.
Спокойный тон умилил Круга. Он подошел к бывшему уже партнеру, пожал руку, приобнял, поцеловался с Иудой.
Прошел день. В дом певца проникли  два человека. Потом выяснилось, что это были профессиональные убийцы.  Они  знали о деньгах, о диске, получили ключи. Вошли. На встречу выскочила теща, затем жена:  обеих отрубили. Надо было убить:  жена узнала одного из нападавших. Из комнаты выбежал Круг.  Первый выстрел в живот, затем контрольный в голову. Забрали, зачем приходили, и быстро ушли.
Агония длилась еще сутки - не отпускала Земля поэта.

Глава 15.

Света топталась у входа в стадион. Она приехала раньше на полчаса, и внутрь еще не пускали. Было, по утреннему   прохладно. Стали подходить товарищи по несчастью. Двери открылись и все кроме Светы пошли переодеваться. Мимо проходил преподаватель физкультуры  —  сухопарый, пожилой, но весьма бодрый дядька. Обернулся.
— А ты чего Зайцева не идешь? Особое приглашение нужно? Смотри, опоздаешь на построение, лишний круг бежать заставлю.
Света опоздала и получила  два лишних круга плюс запрещение после ненавистного бега играть в волейбол.  Она обожала эту игру и была одной из лучших в команде. Преподаватель знал это и придумал драконовскую меру для  укрепления Светиной дисциплины и устрашения других. Как бы он удивился, узнав, что все эти наказания, еще вчера, которые заставили бы Свету тихо незаметно всплакнуть, сегодня не произвели не нее никакого впечатления. Она тихо бежала или неспешно шла и все думала:
«Почему же он не пришел? Ну, проспал, допустим, так ему же идти пять минут. Даже если бы опоздал, так бегали бы вместе». Вздохнула, повторила про себя: «Вместе». Мысли неудержимо кружились в голове, как будто готовя Свету к грядущему помешательству. Но милосердный разум подкинул утешительную мысль, за которую наша героиня схватилась как утопающий за соломинку.
«Он же в нашей сборной играет! Значит, ему на физру не надо ходить, и так старый пень поставит». К наступившему спокойствию примешивалась обида: «Мог бы придти, чтоб пораньше увидеться». Но и тут находила успокоение: «Вчера, наверно, до ночи пел в переходе, решил выспаться. И правильно сделал, молодец, нам же гулять целый день». Почти в хорошем настроении  пошла отметиться. Физрук посмотрел на нее насмешливо: «Видал, как ты бегала, черепахи ползают быстрей, чем ты ходишь».  Но занятие все-таки зачел. Пошла посмотреть, как там подруги играют. Ее увидели. Катя заговорила почти возмущенно:
;  Явилась посмотреть? Мы из-за тебя уже третью партию проигрываем. Ты же раньше всех пришла, почему  опоздала?
Вопрос остался без ответа, так как матч возобновился. Света огорчилась, конечно, но  испытала и чувство легкого удовлетворения. Вот, без нее проигрывают. Подумала: «Теперь оценят, поймут».  Но мысль была мелкая, некрасивая, и она выкинула ее из головы. Пришла другая, более интересная: «А не сделать ли нам университетскую волейбольную команду? Почему бы нет? Чем волейбол хуже футбола? Наоборот гораздо лучше, изящнее, не так травматичен. Так и скажу в понедельник декану».
На математику шли, как обычно, весело. Обсуждали, и одобряли идею сделать команду. Воистину, человек жив, пока жива надежда. Света больше всех смеялась и балагурила, она была абсолютно уверена, что встретит Мишу у входа в главный корпус. И только профессиональный психиатр разглядел бы в этом веселье, признаки подступающей истерики.
Подошли к главному корпусу, прошли через внешние ворота, и вышли во двор. Света сразу увидела, что среди курящих,  и просто болтающих около входа, Миши нет. Ее как будто оглушили чем то. Машинально подошла, остановилась. "Как же так? Этого не может быть. Пошел на лекцию, меня не дождавшись. Но почему? Это невозможно, ;  шептала она. Тут Света остановилась. Одна из подруг взяла ее за руку:
—  Идем Светик, лекция скоро начнется.
—  Вы идите, я немножко тут постою.
—  Странная  какая-то ты сегодня. Смотри не опаздывай.
—  Это она такая из-за футболиста с параллельного, —  как бы по секрету, но нарочито громко сообщила Катя. Света не услышала или претворилась глухой.
Через полчаса она вошла в аудиторию, не спросив разрешения. Подобное нарушение правил было  непонятным, так как  до перерыва оставалось всего  пятнадцать минут. Затем Света совершила еще более странный поступок. Вместо того  чтобы сесть, она стала оглядывать аудиторию.
Лектор была молодая, симпатичная женщина, добродушная. Но и в ней закипело справедливое негодование:
—  Ты что Зайцева, считаешь, что если ты лучшая студентка, то правила для тебя неписаны?
Света повернулась к ней, посмотрела прямо в глаза, развела руками.
—  Его нет здесь.
Что-то во взгляде ее было такое, что все возмущение испарилось из души преподавателя, и  закралась в сердце жалость.
—  Ну, мало ли кого нет. Придет. В любом случае это не повод. Иди, садись и слушай, и так я из-за тебя много времени потеряла. Света послушно села, достала тетрадь, ручку, карандаши, линейку. Лекторша успокоительно улыбнулась залу и продолжила натренированным поставленным голосом:
— Для того чтобы глубже понять тему надо вспомнить некоторые общие понятия. Производное число с физической точки зрения —  это мгновенная скорость, с математической —  угловой коэффициент касательной. Определенный интеграл —  площадь, величина пройденного пути. Для наглядности нарисуем график...
Света что-то писала в тетради. Но если бы кто-нибудь случайно заглянул в нее, он не увидел бы формул и осей координат. Страницы были покрыты буквами М разных размеров. В перерыве подошли одногрупницы. Света быстро перевернула тетрадь.
—  Обедать идешь?
—  Нет.
—  Да ты чего, бегали, занимались. День уже, обедать пора.
Света посмотрела на подруг растерянным, жалким взглядом. Попросила почти унижено.
—  Оставьте меня, пожалуйста.
—  Ну, как хочешь. Пойдем девчонки, время дорого.
Семинар вела та же преподавательница, которая читала лекцию. Она вошла в класс.
;  Садитесь, ;  оглядела студентов, взгляд ее остановился на Свете. Сказала спокойно, почти ласково:
; Светочка, если ты устала и плохо себя чувствуешь, то я тебя отпускаю. Тем более зачет я тебе уже поставила. Была бы моя воля и экзамен проставила бы —  "отлично", хоть сегодня.
Никто не удивился речи преподавателя. Все заулыбались кроме Светы.
;  Если вы не против, я посижу, мне все равно надо побыть здесь. Но если я мешаю вам, то уйду, посижу в коридоре.
;  Да, что ты. Совершенно правильно. Если уж приехала, лучше посидеть, послушать. Какое бы ни было самочувствие, чего-нибудь обязательно усвоится, на подкорку запишется. Слушать надо. Читайте и слушайте, понимание потом придет, как говорил Лагранж.
Преподавательница ободряюще улыбнулась и приступила к занятию. Она нарисовала на доске график, обернулась.
;  Ну вот, мы видим, что касательная, проведенная к графику функции, образует с осью икс угол, равный тангенсу этого угла. Он равняется производной в точке А, т.е. пределу приращения функции к приращению аргумента,  а определенный интеграл —  это площадь под кривой...
Вдруг она замолчала. В наступившей тишине стали ясно слышны всхлипывания. Света положила голову на руки и тихо плакала. Плечи ее сотрясались мелкой дрожью. Вдруг она быстро вскочила, схватила сумку и выскочила из класса.
Все давно уже разошлись, только одна девушка сидела на скамейке во дворе института. Подошел охранник. Начал просто, с места в карьер.
— Что не пришел?
—  Не пришел.
Охранник не спеша  закурил. Ему явно хотелось поговорить.
—  Вот вы бабы всегда думаете, что если не пришел, значит бросил.
—  Бросил, —  как эхо повторила Света.
— Других вариантов в голову не приходит? Заболеть мог. Знаешь, как бывает, лег спать нормальным, а проснулся - температура сорок. Куда пойдешь? Ходить нельзя, по сердцу ударит, да и заражать других нехорошо.
«Да он наверно так в одной рубашке в переход и пошел, а вечером холодно, да еще сквозняки там, все ходят, кашляют, чихают»  —  так думала Света, выходя из состояния оцепенения.
— А еще так бывает. Вечерком поел грибков домашних, которые бабушка прислала, а ночью так живот скрутит, что света белого не взвидишь, и из туалета не вылезаешь. Тут два выхода: если совсем невмочь —  в больницу, а если дома рискнул остаться, лежи —  отпаивайся. Главное пить больше, воды и чего покрепче. А водка? Ладно, просто паленую возьмешь —  поболит голова и пройдет. А если метиловый попадется? Достаточно одной рюмки, чтобы утром встать и еле видеть, не считая всего остального. Повезет —  отпустит, не повезет —  ослепнешь, а то и не проснешься.
Бравый защитник не на шутку разошелся. Много скопилось в нем невысказанного за время сидения у входа. Но Света уже особенно не слушала его. Она думала.
« Действительно, они там, в общаге всякой дрянью питаются. Одному пришлют —  всех угостит,  а продукты все непроверенные. Водка? Ну, наверное, как все, немножко выпивает по поводу, а у нас чуть ли не каждый день повод. Тем более, он говорит, что  если  отравленная, достаточно одной рюмки».
Чем больше охранник говорил, чем более страшные вещи рассказывал, тем спокойнее становилась Света. В сердце ее поселялась безумная надежда.
—  Да и какой дурак бросит такую красавицу как ты. Кстати, твой друг подраться любит?
—  Я не знаю, он...
Света хотела рассказать про переход, но ее прервали:
—  Так я и думал. Так может, окучили твоего дружка хорошенько, что случается даже с боксерами. Лежит, небось, теперь и размышляет на тему, что на любую силу всегда найдется противосила.
«Да конечно, он благородный, бесстрашный. Люди так любят оскорблять, обижать, а он совсем один, с гитарой. А мог и вступиться за кого-нибудь, слабого защитить...».
— Как будто издалека донесся вопрос собеседника?
— А где живет Ромео твой?
—  В общежитии.
—  В общаге около Усачевки? Так там каждый день истории. Менты плюются, когда эту богадельню вспоминают.
Тут Света резко встала.
—  Спасибо вам большое, но я пойду.
— Давай, удачи, Ромео привет.
Она, то  бежала, то переходила на быстрый шаг, двигаясь в сторону общежития. Неслась навстречу ужасу.  Мысли путались и прыгали, их невозможно было удержать.
«Попрошу, потребую, наконец, чтобы бросил переход... С   отцом встречусь, пусть устроит на нормальную работу, он может, иначе... Из этого ужасного общежития надо съехать... Говорят там крик с утра до вечера и всю ночь. Как заниматься? Снимем комнату, нет лучше квартиру. Деньги я ему одолжу, с книжки сниму. Он гордый, будет отказываться, еще и обидеться. А я ему напомню его же слова, что мы свои люди и ему нечего будет возразить. Сейчас приду, узнаю чего надо и быстро в магазин. Нет, лучше взять  такси, и домой ко мне, пускай в уюте отлежится. Поест хоть нормально, я ему пирожки сделаю, блины, борщ... Так будет лучше, мама поймет. Миша ей сразу понравиться, он не может не нравиться. Свои люди... Как хорошо он сказал..."
И она бежала или ускоряла шаг. Милая бедная моя, зачем ты так торопишь судьбу, от которой и так не уйти? У входа в общежитие царило необычное оживление. Стояли милицейские машины, толпились возбужденные люди. Мимо проходил знакомый студент. Когда узнала правду, упала в обморок. Затем семь месяцев в больнице. Не имея возможности покончить с собой, Света отказалась от еды. Ее насильно кормили через зонд. Потом она впала в молчание и почти полную неподвижность. Если и отвечала на вопросы то монотонным голосом, как автомат.
       Но время действительно лечит, и раны если не исчезают, то хотя бы затягиваются. Свету выписали. Она пошла  учиться, причем без потери года. Но никто, ни сокурсники, ни родители не видели больше ее солнечной улыбки. Летом поехала в Тверь, где познакомилась с мамой Миши. Та вначале приняла ее настороженно, но потом они так сблизились, как редко бывает даже между родными матерью и дочерью.  Ходили на кладбище, гуляли по городу, ходили в театры, на концерты. Особенно часто заглядывали в любимый Мишин храм, посвященный Михаилу Ярославичу Тверскому, признанному святым. Церковь была построена на деньги певца Михаила Круга. Когда Маша стояла перед алтарем и слушала великолепный хор, ей казалось, что в этой точке замыкается цикл времен. И она ставила свечку за упокой душ трех Михаилов.
    Прошло десять лет. Света уже работала в школе и на майские праздники приехала в Тверь. Как обычно, прежде всего, пошли на кладбище, убрались, посадили цветы. Присели отдохнуть. Погода была отличная. Солнце мягко грело, со всех сторон неслись ликующие песни птиц. На душу Светы снизошло то, что поэт называл светлой печалью. Мишина мама тихо, глядя, на солнце заговорила.
—  Пора мне умирать.
— Что вы такое говорите Елена Васильевна?!
—  Пришло время, —  спокойно ответила и посмотрела на Свету, —  и так, ты подарила мне десять лет. Ведь без тебя давно бы уж...
Задумалась. «Какая была бы сноха, какое счастье мимо нас пролетело. Жалко, что внука или внучку понянчить не пришлось».  Но говорить не стала —  к чему бередить, да и не для жалоб на жизнь завела она этот разговор.
—  Светочка тебе замуж надо, семью заводить, деточек.
—  Это невозможно, вы знаете. И хватит об этом, тем более, здесь.
Редко, может второй или третий раз за время общения Елена Васильевна слышала сердитый голос несостоявшейся снохи. Но она не обиделась, а пододвинулась поближе и взяла Светину руку.
—  Я разговаривала с Мишей. Он пришел ко мне, я видела его как тебя, и также держала его руку.
Елена Сергеевна была интелегентной, весьма культурной и очень начитанной женщиной. По профессии она была биолог. Кроме того, как многие люди умственного труда,  до глубокой старости сохранила ясность мышления. Поэтому Света даже внутри себя не могла принять это заявление как несерьезное. Она жадно слушала.
—  Он попросил, чтобы я тебе передала, что хочет видеть тебя счастливой. Он просит, чтобы ты завела семью и имела детей. Тогда жизнь победит смерть. Так было, есть и будет, пока Божья милость осеняет род человеческий.
— Почему же он ко мне не пришел? —  прошептала Света. В голосе ее прозвучала обида.
—  А я его спросила об этом. Он говорит, что ему, видите ли, в личной беседе сказать тебе это будет тяжело. Как видишь они там тоже  со слабостями.
—  Ну, что ж, если так... —  заплакала.
Елена Сергеевна не мешала ей. Она смотрела на солнце, траву, могилу, прощаясь со всем. Больше они эту тему не обсуждали.
     Утром следующего дня Света зашла в комнату Елены Сергеевны. Та лежала на спине, лицо было безмятежно, глаза спокойно смотрели в потолок. Но мертвенная бледность покрывала чело. Света все поняла, комок подступил к горлу. Но она заставила себя успокоиться: ее ждали заботы, связанные с таким банальным юридическим понятием как смерть.

Наша героиня вышла замуж за человека, которого уважала. Света сразу сказала, что не любит и никогда не полюбит, но обещает быть верной и хорошей женой. Ей было с ним хорошо и надежно, он был счастлив. Света родила троих здоровых детей. Решили  назвать первенца Мишей. Когда младенца принесли, он улыбнулся маме беззубой улыбкой. И тут произошло чудо: Света улыбнулась в ответ так, как много лет назад, в тот теплый весенний день.  Муж, стоявший рядом, схватился, за спинку кровати. Этот достойный человек боялся упасть, такой восторг посетил его. А она все повторяла:

- Миша, Мишенька, Мишутка, —  и слезы текли по щекам. Она прижала к себе комочек родной плоти, и Миша почувствовал мокрую щеку, но его это мало волновало.
Вся рабочая жизнь у Светы прошла на одном месте, где дослужилась до директора. А вот в министерство, к удивлению многих, идти отказалась. Пользовалась всеобщим уважением. Не раз председательствовала в суде присяжных, избиралась депутатом городской думы. Отбыв один срок, решила, что политическая карьера закончена, хотя имела все возможности ее успешно продолжать.
Но вот с некоторого времени Света стала временами чувствовать непреодолимую усталость. Она стала все больше времени проводить в постели, все чаще не выходить на работу. Потом совсем слегла. Никакой явной болезни не обнаруживалось, просто силы покидали ее. Однажды утром Света попросила привести священника. Она чувствовала, что час пришел, и хотела исповедаться. Просьба была необычная, но ее, конечно, исполнили, тем более что последние годы она часто ходила в церковь, входила даже в попечительский совет. После исповеди у кровати собрались все родственники: дети, внуки, зятья, сноха. В углу комнаты, не скрываясь, в голос рыдал муж.
—  Митя подойди, —  обратилась к нему: ты плачешь, это хорошо, слезы очищают. Не бойся показаться слабым, я то знаю, какой ты сильный. Погладила его щеку, поцеловала в лоб. —  Прощай, — Оглядела родных, —  Прощайте, любите друг друга, ;  закрыла глаза, —  милый, хороший мой, вот я, наконец, собралась к тебе, —  прошептала еле слышно, чтобы любимые ею люди не услышали, что к горечи расставания примешивается бесконечное счастье ожидания столь долго откладываемой встречи.
После смерти вскрыли завещание. Кроме всего прочего там была удивившая всех, кроме мужа, приписка. Света просила похоронить ее в Твери рядом с Мишей и его мамой.
                Глава 16.

Жизнь нашей героини была чистой как слеза, и каждый мог узнать ее подробности. Но был  эпизод, о котором она  не  рассказала  на исповеди. Дело не в чувстве вины, а в том, что были замешаны другие люди. Поведаем  об этом.
Ахмату дали три года общего режима. Посадили в дом отдыха. Почему так? За убийство?! Странно!  Рассмотрим причины.  Прокурор был вялый и косноязычный, в противоположность ему дорогостоящий адвокат был харизматичен и убедителен, даже когда нес  полную ахинею. Особо он напирал на антисоциальное поведение убитого:  попрошайничество  в переходах,  наличие повышенного содержания алкоголя в крови в момент убийства.

Но это все были семечки. Главным фактором, который в корне изменил позицию присяжных, был отказ потерпевшей от показаний, данных во время следствия. Девушка стала утверждать, что пришла в комнату добровольно. Ей  было заплачено за сексуальные услуги. На вопрос судьи, является ли она профессиональной проституткой, ответила, что нет, но иногда, да, случается.  Дело в том, что обучаясь на платном отделении, много задолжала институту, и, находясь на грани отчисления, не нашла  другого выхода.
— Вы поймите, и не осуждайте меня,  —  вся в слезах,  обращалась она  к судье, —  если бы меня выгнали, отец бы меня избил до полусмерти, а потом выкинул бы из дома.
—  Почему вы противоречите собственным показаниям?
— Меня запугивали, угрожая смертью.
—  Что же теперь изменилось?
—  Я поняла, что не смогу жить, если по моей вине произойдет несправедливость.
—  Совесть взыграла?
—  Да, наверное.
—  Кто же вам угрожал?
— Я ни за что не скажу этого.
—  Почему?
—  Боюсь мести.
—  А вам и так отомстят, если конечно вы не согласитесь посидеть в тюрьме, пока не забудут про ваше существование.
Как видите, судья была не лишена чувства юмора.
—  Так может, еще, и плюнут на меня, а если назову имена, точно убьют даже в тюрьме.
Через полтора года Ахмата выпустили по УДО. У входа в Таганскую тюрьму стояло несколько иномарок. Мужчины в строгих костюмах и шикарно одетые женщины курили и громко, весело переговаривались на непонятном для прохожих языке. Двери распахнулись, и на свет божий вышел убийца. Он улыбался, и вид имел такой, будто провел три года не в тюрьме, а в санатории. Его приветствовали, обнимали, целовали и хлопали по плечу. За всем этим, из невдалеке стоящей машины, наблюдали три пары внимательных глаз.
После бурных приветствий вся компания расселась по машинам и поехала отмечать радостное событие, за ними двинулась неприметная девятка. Поехали в кабак на Китай-городе. За большим столом пошла гулянка.  Недалеко сидела девушка в компании двух мужчин. Никто бы не узнал в этой ярко накрашенной, в шикарном золотистом платье нашу Свету. В волосах брильянтовая диадема, в ушах массивные золотые серьги. Все это вместе с платьем, колье и роскошными рыжими волосами блестело и не могло не привлекать внимания.  Что касается Ахмата, то он просто остолбенел и не мог оторвать глаз от этого видения. Слышались тосты, приветствия, он вяло отвечал на них. Наконец от него отстали, он встал, и пошел к оркестру. Через минуту заиграла сладостная, медленная музыка. Ахмат подошел к столику, где сидела красавица.
—  Можно вас пригласить не танец?
На него внимательно посмотрели. Блестящая дева удивленно, двое плечистых ребят подозрительно и нагло. Но взгляд абрека был обаятелен и  покорен;  девушка смягчилась. Она пальцами что-то показала  своим спутникам. Те отвечали ей так же, потом кивнули.
— Ну, что ж, пойдем, —  она  улыбнулась, и подала новому знакомому руку.
Во время танца спросил:
— А кто эти двое? Друзья?
— Это охрана моя, иначе отец не пускает.
—  Интересно ты с ними общаешься.
— Так они глухонемые, не слышат, не говорят. Но понимают, что им надо, хорошо.
— Удобно с такими, но  все равно напрягают. Слушай, отправляй ты их, теперь я тебя буду охранять, это надежнее, веришь?
Преображенная Света внимательно посмотрела на него. Томно, растягивая слова, ответила:
—  Пожалуй, верю.
Вернулись за стол. Света стала  активно объясняться со своими спутниками на языке глухонемых. Те отвечали, лица их удивленно вытянулись, они явно были недовольны. Наконец более крупный сделал всем понятный отрицательный жест, скрестив перед лицом руки. Тут на Светином лице появилась злобная гримаса. Жесты ее стали резкими, глаза страшными. Главный поднялся, быстро что-то показал, ткнул пальцем в Ахмата, затем сделал знак второму и они ушли. Света шумно выдохнула, и на лице ее снова появилось благостное выражение.
— Достанется мне завтра от папаши.
— Почему не сегодня?
— Так он только завтра прилетит. Вообще его можно понять. Одна я у него, вдвоем живем, так получилось.
— А чего этот шкаф на меня показывал?
—  А он сказал, что если чего случиться, тебе отрежут уши и заставят их съесть, а потом голову открутят. Любят пошутить.
Света сладко улыбнулась. Ахмата передернуло, он занервничал, но конечно вида не показал. Мимо проходил официант.
—  Давай тащи лучшее шампанское, коньяк и закуски, только быстро.
—  Щас сделаем.
Ахмат пил коньяк, запивая шампанским, быстро пьянея. Чувствовал, что надо остановиться, но глаза женщины напротив парализовывали его волю. Заметил полный Светин бокал, она даже не пригубила.
—  А почему ты не пьешь, — спросил подозрительно.
— Так мне теперь машину вести. А выпить хочется, даже напиться. Слушай, поехали ко мне, там уж оттянемся на славу. У меня и травка есть.
Ахмат задумался, как бы он не был пьян, чувство опасности его до конца не покинуло. Что-то  чувствовалось вроде холода в сердце, возможно боги предков предупреждали его. Но показать свой страх, а еще не дай Бог нарваться на насмешку, было выше его сил.
— Поехали, прохрипел он, только быстро уходим, пока мои не заметили.
Света быстро встала и пошла к выходу, за ней, прихватив бутылку коньяка, устремился Ахмат. У входа стояло спортивное «Шевроле», ярко алого цвета.
«Конечно ее», - подумал Ахмат и не ошибся. Ехали с ветерком, гаишники как будто не замечали почти двукратного превышения скорости. Через несколько минут от ресторана отчалила скромная девятка. Ахмат глотал коньяк, в его мутных глазах, сияние ночного города смешивалось с блеском Светиного платья, брильянтов. Он положил руку на теплое колено, хозяйка ноги была не против. Когда выскочили на Ленинский, Ахмат засуетился.
—  Останови, зайдем в магазин.
—  Не переживай, у меня все есть для тебя, —  ответила Света спокойно.
Если бы сын гор не был бы так пьян, он мог бы услышать нотку иронии в ее голосе.
И вот Света сидит в кресле и смотрит на тело, лежащее на диване. Ахмат обмотан скотчем так, что напоминает куколку бабочки. Рот тоже  замотан. В этом деле Света проявила свою обычную обстоятельность. Взгляд ее, холодный и жесткий, гипнотизировал, округлившиеся от ужаса, глаза врага. Миша сильно бы удивился, увидев сейчас свою трепетную, улыбчивую подругу.
    Она думала, что вот человек, не желавший ей зла, лишил ее счастья, любви, заставил страдать всю жизнь. Размышляла о случайностях жизни, о ее странных закономерностях. Света почти не испытывала ненависти, в душе не было места для сильных чувств. Но она убьет его, иначе во вселенной нарушится равновесие. Бог простит, а может, нет —  все равно.
—  Мне предлагали отдать тебя палачам, чтоб ты испытал перед смертью хотя бы часть мук, на которые обрек меня. Но нет, я отказалась. Я должна сделать это сама, хотя мне  страшно.
Со стороны дивана послышалось, что-то похожее на стон или рычание, тело судорожно задвигалось.
— Да пора, нужно быстрее, а то еще не смогу.
Она сняла с ковра кортик, который принадлежал ее деду —  контр-адмиралу Балтийского флота. Вытащила из ножен.
—  Хороший клинок. Пришло время еще послужить. Соскучился, наверное, без дела висеть?
Она подошла к дивану, закрыла лицо Ахмата платком. Затем примерилась, и, зажмурившись, всадила лезвие в первое или второе межреберье слева от грудины. Тело дернулось, выгнулось дугой и повалилось обратно на спину. Света оставила нож в ране, подошла к столу. Спокойно размышляла.
«Быстрая, легкая смерть, но на большее ты не способна».
Взяла телефон, набрала номер, после третьего звонка отключила. Через несколько минут в квартире появились два знакомых нам персонажа. Главный "глухонемой" тускло посмотрел  на труп. Бросил Свете, не оборачиваясь:
—  Выйди.
—  Хорошо, если вам не трудно, помойте и отдайте ,—  показала на торчавшую из тела рукоятку.
Рано утром из элитного дома на Ленинском проспекте вышли два элегантно одетых господина. Каждый нес шикарный кожаный чемодан. Они сели в заранее заказанное такси и уехали. Больше в Москве их никто не видел.
Днем приехала с дачи Светина мама. Света, смывшая макияж, снявшая бижутерию сидела за столом в домашнем платье. С кухни доносился запах свежей сдобы. Встала, пошла навстречу матери, поцеловались.
— Ну как ты здесь? Все занимаешься?
—  Так сессия на носу.
—  Так ты еще мой любимый пирог приготовила! Ах ты моя многостаночница.
Она еще раз с чувством поцеловала Свету.
—  Ты еще мамочка не представляешь,  какая я  многостаночница.
Двусмысленно заметила идеальная дочь.
— И дома убралась, как одна все успела?
—  И не только дома, мне помогли.
—  Что подружки заходили?
—  Да нечто похожее.
Но мама была в несколько взвинченном после перелета настроении, и не замечала несуразностей в ответах дочери.
—  Ну, ничего, сдашь экзамены, отдохнешь. Я вот чего решила, живем один раз, значит надо отдохнуть на полную катушку. Угадай, какие я билеты на Август взяла?
—  Откуда я могу знать?
—  Тогда слушай. Представь себе огромный лайнер. Там есть все, - рестораны, баня, бассейны, ну все, в общем. Он отплывает из Петербурга. Короткие остановки в Хельсинки, Риге, Талине, более долгая в Копенгагене. А затем Марсель, и в конце Испания, южное побережье, где мы проводим две недели на курорте, посещая местные достопримечательности. Ну а потом, насытившись впечатлениями на год вперед самолетом в Москву. А, представляешь?!
— Да это прекрасно, но извини меня мамочка, я не смогу поехать.
—  Но, почему?!
— Я на каникулы уезжаю в Тверь. И прошу, даже не пробуй меня отговаривать.
Мама смотрела на Свету, открыв рот, и широко раскрыв глаза. Но она знала характер своей дочери, и понимала, что та не изменит принятого решения. Смогла только жалобно спросить:
— А с кем же я поеду?
— А ты папу пригласи, поссорились из-за ерунды, вот и помиритесь.
—  Но как же, мы в разводе...
— А ты как друга пригласи, в качестве провожатого.
—  Ну, если как друга, тогда конечно... Помнишь у Высоцкого: если друг оказался вдруг, и, не друг и не враг, а так...  Кстати, даже стыдно признаться, всю жизнь живу в России, и ни разу не была в Твери. Что красивый город?
— Я уверена, что прекраснее его нет на свете, во всяком случае, для меня.
Ответила Света, и, пошла  вытаскивать пирог из духовки.

                Глава 17.

Выйдя из шатра, Дмитрий отпустил слуг, и остановился, глядя на полную луну и звезды.
 « Прощайте творения Господа моего, как вы прекрасны и удивительны».
Навстречу шел Юрий, он был не один, но слуги шли позади. Выхватить меч, и рассечь голову ненавистного предателя было делом трех секунд. После этого Дмитрий без сопротивления позволил связать себя. На заре, повели к Узбеку; интересно, какую тот выберет казнь?  Точно неспешную.
Втолкнули в шатер, бросили лицом вниз перед троном. Узбек долго молчал, глядя на осужденного. Кто знает, о чем думал владыка половины мира.  Может, вспомнил его отца, а может и своего.
— Было решено дать тебе ярлык, но ты предпочел месть нашей милости. Я уважаю тебя за это, и поэтому смерть твоя будет легкой. Тело твое отправится на родину.
Узбек сделал движение правой рукой напротив шеи. Абреки выволокли  Дмитрия из шатра, поставили на колени, и отсекли голову.
                Глава 18.
  Данила женился на Ксении. Господь подарил им семерых детей и троих внуков. Князь Александр не прижился в Пскове, и вынужден был бежать в Любек. Его преследовал князь Московский, и собственный брат – Константин. До Любека добежал с ним и Данила. Но дальше пути их разошлись. Князь Александр отправился в Ливонию, а оттуда в Польшу. Данила, получив богатое наследство от отца, открыл торговлю, и стал уважаемым членом Ганзейского Союза. Его корабли с товарами бороздили все известные тогда моря. Одно беспокоило нашего героя; он сам, сидя за бумагами, не мог путешествовать.
Размышляя об этом, он проверял очередную отчетность. В этот момент вошла жена. Ксения, несмотря на роды, сохранила прекрасную фигуру. Одета была по последней европейской моде.
«Прям фрау настоящая» — подумал Данила неприязненно.
Действительно, как все настоящие женщины, Ксения быстро приспособилась к новым условиям, и ее, в отличие от мужа совершенно не тянуло на родину.
— Здравствуй дорогой, у меня для тебя важная новость!
— Что, опять!?
— Что опять? Ах, ты про это. В принципе я не против, тем более что последние два раза я ничего не почувствовала.…   Но сейчас не об этом.
—  А о чем?
— Я поступила в хор.
—  Куда? Обратно в храм к Варсонофию? Тоже мне новость.
— Нет в Храм святой Бригитты.
— Как, к католикам приперлась, распутница? И как ты крестишься там в этом капище отступников?
—  Слева направо, чтоб никого не смущать.
—  Ты изменила ехидна.
—  Кому?
—  Истинной вере, дьяволица!
— А в чем разница, мы поклоняемся одному Богу, читаем одни книги, произносим одни молитвы.
— Пойдешь к отцу Варсонофию отступница, он тебе объяснит, и еще наложит на тебя епитимью, грешница.
- Да ходила я к нему, он сам не понимает. Слушай милый мой, дело не в этих дурацких спорах богословов, просто поют там красивее. Знаешь когда орган играет, то…  А по праздникам еще оркестр присоединяется. А какие партии для хора, как все гармонично разложено. Композиторы современные; Орландо Лассо, Палестрина – гении. Если бы я кого-нибудь из них встретила пораньше, то…
После этой неудачной шутки Данилу пришлось долго успокаивать.
; Ну что еще, работать надо. Ты ведь теперь не помогаешь, занятая стала.
; А еще можно петь в дуэте, или даже сольно, одной. Ну, надо, конечно, поработать, подучиться; тогда дадут партию.
; А как ваш там регент зовется?
; Не регент, а дирижер. Сигизмунд – старичок такой маленький, но бодрый.
—  И с этим опоздала? Ладно, так и быть, схожу, поговорю, и будешь голосить вволю, пока не родишь.
Данила попытался хлопнуть жену по крупу, но та отшатнулась.
; Оставь эти замашки, не ходи никуда. Всего надо добиваться своим трудом.
Да, наша Ксения изменилась. Она, как губка, впитала в себя германскую мораль, которая уже в то время была близка к протестантской.
Зашел слуга.
; Барин, тебя спрашивают.
; Кто?
; Хорошо одет, кафтан польский, но чувствуется, что из наших.
; Зови.
Вошел князь Александр, раскрыл объятья.
; Ну что, почеломкаемся друже?
Двое мужчин обнялись и долго стояли, соприкоснувшись бородами, и смешивая слезы.
Ксения смотрела на обоих с умилением,  и тоже плакала. Наконец опомнилась.
; Пойду, распоряжусь о трапезе.
Александр подошел, и галантно поцеловал даме ручку.
; Ну, хоть нормальному отношению к женщинам в Варшаве научился. Может муженька отправить туда,…  Хотя, кто его знает, еще не вернется, подвернется какая-нибудь…
; Да  там баб нормальных нет.
За едой говорили о хорошем, и светлом: о путешествиях, детях, разных странах. Но ни слова не было сказано о Руси и Орде. После сладкого Ксения вышла.
; Ну что князь за ярлыком едешь?
; Еду. Пойдешь на Русь со мною? Ближайшим боярином станешь.
; Нет. И не потому Леша, что жалко жену, детей и торговлю бросить. Просто дело твое правое, но бесполезное. Москва богатеет и набирает мощи с каждым годом; никакой ярлык перебороть ее не поможет. Поздно; отец твой мог, но тебе не под силу. Тверь не та, что была. Послушайся доброго совета – оставайся здесь, стань начальником моей дружины. Поедем вместе путешествовать, в пути избавимся от печалей.
; Не могу.
; Ну что заставляет тебя идти на верную смерть? Мечта о власти, о богатстве?
; Честь.
; Что ж, больше не о чем говорить.
Данила поднялся и подошел к сундуку. Достал тяжелый мешок.
; Этого, князь, хватит, чтобы нанять двести варягов. Этого сброда полно здесь шатается. Без дружины нельзя возвращаться великому князю на родину.
; Благодарю, отдам, как устроюсь.
; Отдашь, конечно, только можешь не спешить. Ну, прощай.
Расстались. Вошла Ксения.
; Ты правильно сделал.
; Мы его больше не увидим.
И вдруг глаза Данилы округлились и остекленели. Он увидел три фигуры,  сотканные из воздуха. Впереди шел Михаил Ярославович, за ним два сына – Дмитрий и Александр. Одеты были в ярко белые хламиды. На головах находились венцы мучеников, из -под которых стекала кровь на одежды. Пройдя, они растворились.
 —  Я знаю, что ты видел. Пойдем спать, и да оставят нас страхи ночные и призраки прошлого. Всему свое время.
; Пойдем.
                Эпилог.
Света сидела, и, жмурясь на солнце, размышляла. Мысли были спокойны. Она свое отплакала, когда сокурсник сообщил ей, как он выразился,  феньку, что кто-то пришил блатняка Круга. Тот, наверное, до сих пор не понимает, за что его обозвали козлом.
Она вспоминала. Умер, да, но память будет жить, пока жив русский язык и православная вера. Стихи будут всегда слушать, как Пушкина, Есенина, Высоцкого, и храм построил во имя самого славного и удивительного Русского святого. Вот это – вечная и славная память. Что оставил после себя Наполеон? Горы костей по всему миру, миллионы плачущих матерей, и истерическую память.
Света встала и пошла к церкви, которую собирались освещать. Она вспоминала своего внезапного друга, и его тезку. Великого, сильного, и в то же время наивного, как Дон-Кихот, человека. Настоящего рыцаря. Подходя к храму, перекрестилась, и помянула в душе Великого Князя Сия Руси, Святого, Благоверного Властителя, Михаила Александровича Тверского.
Аминь!