Как Моня Лившиц разговаривал с Лениным

                Моня Лившиц пришёл домой с работы и задремал у телевизора. Дело было в конце шестидесятых. По телевизору показывали фильм «Ленин в октябре». Ленин по ходу сюжета прибыл на конспиративную квартиру и взялся за очередные тезисы. Сопровождавший его большевик уснул. Ленин обратился к товарищу: - Ты спишь? – Нет, я не сплю, - ответил Моня сквозь дрёму, имея в виду жену Любу. Люба рассказала на работе и все очень смеялись. Работали они оба в Харьковском проэктном институте архитекторами. После этой анекдотической истории, которая вошла в анналы института с подзаголовком: «Как Моня Лившиц разговаривал с Лениным», Моня обнаружил, что всё чаще думает о Ленине. Со Сталиным Моне всё было понятно, особенно после борьбы с космополитами. Натерпелся Моня страху. Родился он в 1928 и компанию эту хорошо помнил. К тому же его родители были врачами и вполне попадали в категорию «убийц в белых халатах». Кое-кто из Мониных родственников сгинул в тридцатые, так что никаких иллюзий относительно усатого людоеда он не имел. А вот Ленин оставался до конца не разъяснённым. Как-то закомпостировали мозги его величием и неподкупностью и все шишки получил усатый. А тут почему-то застрял Ильич в Мониной голове, сделался можно сказать навязчивой идеей. Семья у Мони была небольшая. Он, жена и сын школьник. Его и её родители жили отдельно. Потихоньку от жены Моня доставал кое-какие самиздатские материалы. Из них и собственным умом он пришёл к неутешительным выводам. Сталин-то ладно, но красный террор не он затеял и военный коммунизм тоже не он. Не говоря уже о зверском убийстве царской семьи, деянии не только мерзком, но и символическом. Одного этого распоряжения на билет в Геенну достанет. А изгнание из страны её интеллектуальной элиты? Хорошо хоть, что только изгнание. Усатый остатки её уничтожал физически.
 
                Для какого-то согласования понадобилось поехать в Москву и Моня не удержался и посетил мавзолей. Никогда он туда раньше не только не забредал, но и мысли такой не возникало. А тут отстоял очередь и сподобился. Он смотрел со странным чувством на ветхое чучело за стеклом и не мог себе представить, что это жалкое мелкое существо, точнее его законсервированные останки, когда-то, имея в себе душу или её подобие, умудрилось загипнотизировать и свести с ума гигантскую страну, заразить её своей человеконенавистнической паранойей под видом справедливости и развратить, растлить настолько, что неизвестно вернётся ли когда-нибудь здравый рассудок в искалеченное народное сознание. А может быть, душа этого невменяемого полубеса-кликуши просто не могла пробиться к нему через пелену безумия. Моню буквально выпихнули к выходу, он переставлял ноги чисто автоматически, чтобы не упасть. Никак он не мог отделаться от неясного, неопределённного и жуткого впечатления от замусоленной тряпки, похожей и в то же время ничего общего не имеющей с убийцей Российской империи.

                Когда он приехал домой, Люба обратила внимание на его задумчивость. Но Моня ничего ей не объяснил и отговорился пустяками. Вечером того же дня, Люба и сын уже спали, а Моня застрял на кухне с книжкой, ему неожиданно померещилась тень в слабо освещённом углу коридора. Он привстал и всмотрелся. Ему показалось, что очертаниями тень напоминает чучело Ленина из мавзолея и тень эта как-будто силится что-то сказать. Моня отшатнулся и в этот момент у него в голове ясно прозвучало: «Мне очень плохо. Прости меня, я не того хотел». – А, ты не того хотел?, - прошипел Моня. – Ты чего приволокся? Что, скучно без «Чудесного грузина»?. Хорошая была парочка. Так уютно рядом лежали, два душегуба. Несправедливо с тобой поступили, забрали товарища, можно сказать в расход его пустили. Проваливай в ад, гнида, а ещё лучше, лежи в виде чучела до скончания веков. А ко мне дорогу забудь. Я тебя не прощаю, народный растлитель. Будь ты проклят навеки. -

                Через минуту Моня очнулся и даже испугался: «Эдак и правда можно с ума слететь. Что это со мной?. Надо прекращать. Чёрт с ними со всеми. Тут сына уже скоро в институт определять. Не дай бог в армию загремит. Вот где лихо. А с прошлым воевать толку мало.» Больше он о Ленине не вспоминал.