Прыжок в ночи

                «Прыжок в ночи»
 
 
Людмила Евсюкова
 
Аннотация:
 
Чтобы обрести семейную гармонию Катя Евсеева проходит через подставы и ревность, голод и травмы, доведение до самоубийства, работает на БАМе и в селе.
Чуть успокоится  душа - снова испытание – врачи обнаруживают у нее предположительно раковую опухоль. Растерянная, она прощается со всем, близким ее сердцу, и отправляется в больницу.
Кто знает,  как сложится дальнейшая судьба Кати? Сможет ли она сохранить отношения с ревнивым супругом, пройдя через призму преград и собственные амбиции?
Роман реалистичен. Подходит тем, кто собирается в дорогу или любит семейные истории советских времен. Бывшим бамовцам напомнит о трудовых подвигах и простых буднях, о мечтах, надеждах и комсомольских порывах.
,
 
 
 
© Людмила Евсюкова, 2018
 
ISBN 978-5-4490-5361-9
 
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
      
 
 
 
 
                Пролог.
 
 
        В очередной раз, повернувшись с боку на бок, Екатерина Андреевна окончательно поняла, что сегодня ей не суждено заснуть. Она села на край кровати, тяжело вздохнула. Затем, поднялась на ноги и подошла к окну, за которым беспрестанно по подоконнику стучал дождь. От порывов ветра он отлетал в сторону от окна, поливая  живительными струями дорожку под ним и цветы,  растущие возле дома. С улицы веяло прохладой летней ночи.
    Каждый раз при наступлении этих июньских дней вот уже десять лет у нее наступала бессонница. Она начинала вспоминать свою жизнь, чуть не закончившуюся бесславно в тысяча девятьсот девяносто седьмом  году.
 
 
               
 
 
 
 
 
                Глава 1. БАМ-1. Осень 1979 года.
 
 
  Счастье похоже на бабочку. Иной раз долго не можешь его найти, потому что  удаляется и исчезает. А стоит потерять надежду, оно тихо, пушинкой прилетает и садится на плечо. В такие моменты начинаешь думать об удачных временах, если есть, что вспоминать. А  уж Кате точно было, о чем поразмышлять.
  У большинства людей все упирается в одни слова, бессмысленное сотрясение воздуха, в призрачные надежды и вечный поиск. У нее с Максимом не всегда бывали разногласия. И детьми Бог одарил дважды. Максим мог быть нежным и ласковым, понимать с полуслова и приходить на помощь в трудную минуту. Но, случалось, он становился  настоящим деспотом. Особенно после употребления алкоголя.
     Жизнь Кати сначала была, как чистый лист. Потом он заполнялся ее  неумелыми каракулями-событиями. И получилась ее жизнь, где с большим количеством ошибок, где красивой и грамотной. Выйдя сразу после школы замуж, она попала в полное подчинение к мужу. Подчинялась и помалкивала. Все слова и действия в противовес супружеским получали строгое порицание А потом  и кулачное воспитание.
    Большую разрядку в семейные отношения супругов внесло появление малышей. Стоило молодой мамаше посмотреть в ясные глаза своих карапузов, в душе ее поднималась волна удовлетворения. В них теперь заключался смысл ее жизни. Где радость, там вдохновение. И к Максиму в такое время у нее было чувство благодарности за это счастье быть матерью.
     Катя училась заочно в техникуме механизации учета. На последнем курсе надо было работать по специальности. Ваня ходил тогда уже в детский садик, для дочери наняли няню.
  В бухгалтерии завода Кате выделили материальный стол. Она следила за движением материалов со склада в подотчет руководству цехов, выпиской материалов сторонним лицам, ведением учета спецодежды и спецмолока на заводе. И в нужные сроки занималась   отчетностью по закрепленным за нею участкам работы.
     Коллектив попался дружный. Почти весь он состоял из жителей того же поселка, где жила и она. Нелегко было целый день сидеть за столом за оборотными ведомостями, счетами и требованиями. Тело затекало, хотелось его размять, выпрямить корпус. Катя предложила коллегам перед обедом заниматься физической зарядкой, все сотрудники бухгалтерии  согласились.
    Ровно в 11 часов она закрывала входную дверь в кабинет. Женщины выходили из-за своих столов и примерно около получаса повторяли за нею упражнения на разные отделы тела. Не все выполняли их в полную силу. Кто-то филонил поначалу,  из-за возраста или плохой физической подготовки не мог сделать все, как следовало.
Часто Катя  говорила:
- Да вы ниже, ниже наклоняйтесь, Клавдия Ивановна. Смотрите, как надо.
И она снова показывала технологию выполнения наклонов.
При этом она полной ладонью касалась половиц пола. А ее коллега не могла даже кончиками пальцев дотронуться до них.
    Под конец зарядки Катя оставляла упражнение для пресса живота. Она ставила чуть поодаль стола стул. Садилась на него лицом к столу. Ногами упиралась под  нижней частью стола. И опускала все тело назад. Руки при этом касались пола. Любовь Михайловна каждый раз при этом усмехалась:
- Вам с Тоней хорошо. Вы вон, какие молодые и стройные. А у нас тело уже старое. Животы большие. И все время в голове вертится мысль:
- А вдруг упаду?! Что тогда будет с моей спиной?
Она огрызалась, кряхтела, но все же делала упражнение.
    Сначала посетители не могли понять, что за блажь появилась у счетных работников ежедневно дрыгать ногами и руками, вертеть шеей и туловищем?! Со временем, привыкнув к новому распорядку работы этого отдела,  даже с завистью смотрели на них.
  После зарядки каждая из бухгалтеров чувствовала легкость и прилив сил. В обед всем отделом они, веселые и ничуть не уставшие, отправлялись в заводскую столовую.
     Вечерами, придя домой, Катя погружалась в рутину домашних забот. Их за день скапливалось множество.  Надо было переделать немало дел, чтобы назавтра в нормальном виде отправиться одним на работу, другим в детский сад.
     В один из осенних вечеров Евсеевы  пришли с работы, а Ваня и Марина из детского сада. Уставшие от садовских дел и событий, дети поужинали, посмотрели  обязательную сказку перед сном в телевизионной программе» Спокойной ночи, малыши». И отправились в спальню.
        Катя в это время скользила глазами по страницам республиканской периодической газеты. Одновременно она думала об их с Максимом жизни, теряющей  самобытность и яркость. Она становилась какой-то постной. Каждый день было одно и то же: работа, дом, огород, дети, нехватка денежных средств, ссоры, разлады и примирения. Никаких ярких событий, мало мальской романтики.
  Тут ее глаза наткнулись на объявление о комсомольском наборе на эксплуатацию БАМа. Для работы монтерами пути приглашались небезразличные к судьбе страны комсомольцы. Кто такие монтеры пути, Катя не знала. Об этом можно узнать и позже. Привлекательным в объявлении показалось обещание бесплатного обучения и предоставления семейным парам  жилья. Катя поднялась с кресла, в котором сидела за чтением газеты. И пошла в гостиную к Максиму.
  В те времена было написано множество статей в прессе и  книгах о строительстве  магистрали. Если кому-нибудь пришло  бы в голову прочесть все это, ему потребовалось бы несколько жизней. На  экранах телевизоров ежедневно показывался хоть один эпизод из  бурной комсомольской жизни.
     В строительстве участвовали люди разных национальностей и возрастов. На  стройку ехала прогрессивная молодежь и модные в то время студенческие отряды. Одним словом, патриоты страны спешили на БАМ, и все яснее становилось, что он – «стройка века».
    Максим, полулежа на диване в гостиной комнате,  смотрел передачу о животном мире Сибири. Его всегда волновали непроходимые дебри лесов и их обитатели. И любимой книгой была «Зов Сихотэ-Алиня».  Кроме того, он от корки до корки прочитывал журналы об охоте и «Советское фото».
    За окнами была глубокая осень. В окна стучался и грохотал чем-то на крышах домов и завывал в трубах  холодный ветер. Искрились сосульки в отражениях света.
  Катя появилась возле мужа с горящими глазами и загадочной улыбкой. Протягивая ему газету с обведенным ручкой объявлением, посмотрела на него с хитрецой. Он ухмыльнулся:  в этом она вся, живет на эмоциях. Но и ему объявление показалось интересным.
     Евсеевы стали рыться в старых подшивках. В » Комсомольской правде» Катя прочитала:
- Эта стройка –  поле боя с суровым климатом, кузница кадров, нива становления людских характеров. Протяженность будущей железной дороги ожидалась около 3200 километров с горными хребтами.  Трасса проводится в сложных условиях Иркутской области, Бурятской АССР, Читинской и Амурской областей и Хабаровского края. Примерно шестьдесят пять процентов трассы – это районы с вечной мерзлотой, с возможными землетрясениями 7—9 баллов.
- Ого! Не хило! Прямо, как в Грозном - в любое время может тряхануть так, что мало не покажется.- Он вытащил из кипы газет еще одну газету.- Слушай, что о тамошней жизни и погоде пишут:
  -  На местности крутые склоны, каменные  осыпи, снежные лавины, оползни, вспучивания, наледи  и мари. Зима суровая и малоснежная, а лето короткое, теплое и дождливое. Небольшие таежные поселки мало населены и находятся в нескольких десятках километров один от другого. И почти везде бездорожье.
    Евсеевы в душе были  патриотами страны.   На следующий же день они узнали в Обкоме комсомола все о предстоящем отправлении комсомольского отряда, взяли направления на медосмотр. И стали готовиться к осуществлению мечты-  в числе пятнадцати добровольцев поехать на эксплуатацию Малого БАМа.
     Отряд бойцов сформировали за месяц. Позади медкомиссия и сборы. В обкоме комсомола Максима, как молодого кандидата в члены партии, назначили комиссаром отряда. Командиром отряда стал Еремеев Андрей. Как ни странно, Максим и Катя подружились с ним еще при первом же знакомстве в обкоме комсомола. И теперь нередко просто бродили по улицам города, его паркам и скверам, как бы прощаясь с родным гнездом на долгие годы.
  - У меня недавно сын родился. Ему всего месяц. А жилья нет. Я со своей матерью и семьей в однокомнатной квартире еле помещаюсь. Пока Темки не было, как-то еще ютились. А теперь соски, пеленки, бессонные ночи, - мать стала высказывать , что не высыпается перед работой. В общем, нужно срочно жилье. Поэтому мы и решили ехать.- Сидя на лавочке в парке, говорил Андрей.
- У нас дети чуть постарше. И жилье есть. Хотим романтики и всплеска эмоций, – улыбнулась Катя.
- Я слышал, там охота с рыбалкой отменные. Мечтаю посидеть у воды с удочкой или побродить по настоящей сибирской тайге с ружьишком.
- И разрешение на оружие у тебя есть?
- Конечно, все есть.
Родные, соседи и друзья отговаривали Евсеевых не делать скоропалительных шагов:
- Там тайга кругом. Люди говорят, продукты и то забрасываются раз в месяц вертолетом. А вдруг беда какая случится? Кто окажет медицинскую помощь?
- Ни телевизоров, ни телефонов в поселках нет. Как мы будем держать связь с вами?
- Мы хотим изменить жизнь к лучшему.  Надоело одно и то же. Еще ведь не старики. Надо мир повидать, в конце концов.
- Разве жизнь изменится к лучшему, если сорвешься из-за стола, не доев специально для тебя приготовленное блюдо?
-  Не ищи счастья на другом берегу, если тебе хорошо на этом!
- В том-то и дело, что не хорошо. Денег нет. Радости нет. Сплошное однообразие. А хочется много друзей и общения с природой.
            Катина мать после бесполезных разговоров поставила, как ей казалось, точку:
- Тогда договариваемся так: вы едете, обустраиваетесь там, и только  потом приезжаете за детьми. Я пока поживу с ними в вашей квартире. На том и остановились.
  Катя в число пятнадцати счастливчиков не попала. Она не была больной или хилой. Но, как смеялась тогда молодежь, их отбирали, как космонавтов в космос.
  День отправки на БАМ приближался со скоростью молнии. И вот, в конце октября, после небольшого митинга на вокзале города была объявлена посадка бойцов на поезд. Провожающие стали прощаться с ними. Привокзальная площадь наполнилась всхлипываниями. Слезы, клятвы, и смех, – все смешалось в общем гомоне.
  Расставаться с  близкими всегда печально. Вместе с ними уходит часть нашей души. И какую бы гадость  человек не причинил, как бы больно ни сделал, он навсегда оставит след в нашем сердце. От каждого человека мы берем что- то хорошее, чему – то учимся, пусть даже и через ошибки.
  Пассажиры заняли свои места в вагоне. Пожилая проводница закрыла двери. Поезд медленно, словно нехотя, начал двигаться по железнодорожному полотну. Он набирал скорость и ехал все быстрее. Удаляясь, становился все меньше и меньше. И, наконец, совсем исчез из вида. А Катя все спешила за ним. Ей казалось, что сейчас от нее оторвалась часть ее самой.
    Мысленно она перенеслась в былые времена. Всякое было в их с Максимом жизни. Но потерять его, расстаться надолго, она не была готова. Пусть ругается, ревнует, только будет рядом. Они даже, ругаясь, старались быть рядом. Пусть во время обид находились спиной друг к другу, но не расставались. 
       Затем она резко развернулась на месте, и пошла в сторону железнодорожных касс:  разузнать все о стоимости проезда и времени отправления поезда, чтобы в ближайшее время поехать вслед за мужем.
     Через некоторое время в зале возле касс с той же целью появилась Вера –  жена одного из членов отряда. Они  договорились ехать в дальний путь в начале ноября вместе. Через пять дней, оставив детей с родителями они, как жены-декабристки, отправились за своими мужьями в места, которых не знали. Единственное, что им тогда было известно, – добровольцев набирала Беркакитская дистанция пути.
     О расположении этого города они узнали, изрядно побродив по карте. И все равно поехали, решив, что язык до Киева доведет. Женщинам свойственно жертвовать собой ради тех, кого они любят. Иногда, даже тогда, когда те этого не заслуживают.
 
                Подглава 2. Жены добровольцев  едут за мужьями.
 
         Из Грозного их провожали родные и друзья. А в Москве им пришлось нанимать такси, так как обе не в силах были справиться с огромным количеством сумок и чемоданов.
      Несколько минут таксист возил их по Москве. Наконец, они остановились возле нужного вокзала. Расплатившись с водителем, они решили оглядеться. И расхохотались, как по команде. Прохожие удивленно смотрели на них. У Кати и Веры уже из глаз текли слезы, а они все смеялись. Против того места, где они стояли, располагался вокзал, откуда они длительное время добирались на такси.
- Нет, ну ты представляешь, какой мошенник этот таксист! Катал по городу, и, видимо, смеялся в душе над нами,- возмущалась Вера.
Катя ухмыльнулась:
- Да уж, влипли, так влипли! Сами виноваты, не успели его остановить, как заявили, что не знаем Москвы, но очень спешим на вокзал.
- Хорошо он на двух клушах заработал! Ничего не скажешь!
         Из поклажи Катя с Верой прихватили с собой посуду и постельное белье, вещи свои и мужские, всякие там занавеси и скатерти, покрывала и предметы первой и второй необходимости, – все, что могло бы скрасить их семьям жизнь в далеком  краю.
       Когда на вокзале объявили посадку на поезд, они от него до второго вагона  в голове поезда еле дотащили свой объемный багаж. Добравшись до мест в вагоне, они обнаружили, что для их вещей, занявших проходы в их и в соседнем купе, нет места.     Ящики в их купе были забиты чужими сумками.
- Товарищи пассажиры! Чьи это вещи  под нашими местами?
 Отозвалась пожилая и полногрудая женщина с нижней боковой полки:
– Ну, мои!- выдавила она из себя.- А куда прикажете мне девать  чувалы с рыбой?! 
- Извините, – сказала Вера, – если бы ящики под нашими местами были свободными, мы бы Вам разрешили разместить там и ваши сумки. Но у нас самих много вещей.
– Такие молодые, а сумок нахапали, будто торговать шмотками едете, – снова громко закричала, оглядываясь по сторонам и ища поддержки, соседка по купе. Но люди приняли сторону Кати и Веры.
Пассажирка из соседнего купе возразила ей:
– Женщина, ящики под местами предназначены для вещей тех пассажиров, которые имеют билеты на эти места. Не ругайтесь, а освободите их ящик. Рыбу  вообще-то возят в багажном вагоне.
– У вас я забыла спросить, где мне ее возить. Сказала, сумки будут стоять там, где я их поставила. И никому не позволю к ним даже прикоснуться. Лучше бы у этих девчонок поинтересовались, куда они столько поклажи везут!? – скривилось от злобы лицо скандалистки.
Катю в жар бросило от  ее наглости:
– Мы едем на БАМ, везем только необходимые для жизни вещи. Мужья отправились туда неделю назад. Вот и статья в газете о них есть. Она достала из бокового карманчика своего чемодана газету» Комсомольское племя» от 28 октября 1979 года, развернула ее и показала на фотографию с ее мужем, комсоргом комсомольской ячейки и  Таней Шевченко.  Им на ней  секретарь обкома комсомола вручает комсомольские путевки.
  Пассажиры столпились возле Кати, читающей пафосную статью о смелых посланниках добровольцев на БАМ: «Время подтвердило, что ударные комсомольские строительные отряды получили всенародное признание. Юношей и девушек из Грозного можно встретить в Коми АССР, в Карелии, на  объектах родной республики.
    Свои автографы бойцы республики оставили и на  БАМе.  Позавчера туда отправился еще один отряд бойцов, который в Москве вольется в первый отряд эксплуатационников магистрали».
     В вагоне поднялся гвалт. Кто слушал статью о добровольцах, стали совестить наглую пассажирку:
- Девчонки едут в неизвестность вслед за мужьями.
- При этом оставили теплые дома.
Другие же, кто не мог пробраться до своих мест из-за заставленных проходов, требовали, как можно скорее разобраться в ситуации.
    Катя перелезла через чемоданы и сумки. И отправилась к проводницам. Они стояли возле вагона в ожидании отправления поезда. Она объяснила им создавшуюся в вагоне ситуацию, показала газету. И только их вмешательство смогло сломить упрямство  соседки по купе.
    Та убрала свои вещи из их ящика, мужчины подняли их на третьи полки. Катя с Верой  освободили проход в вагоне. Пассажиры рассосались по своим местам. А через некоторое время злосчастные сумки с рыбой по разрешению бригадира поезда перекочевали в холодильники, которые есть в каждом вагоне под полами в коридоре.
       Вагон успокоился. И пассажиры смогли предаться отдыху и созерцанию пейзажей за окном. Впереди всем предстоял длительный путь.
  Катя расположилась на нижней полке.  А Вера , боясь кражи денег, выбрала себе верхнюю. У Кати этого добра было мало. Она ничего не боялась. И с удовольствием следила за мелькающими поселками и городами, лесами и реками из окна.
     Она мысленно благодарила судьбу, что нашла в почтовом ящике газету со статьей до отправления на БАМ. Ей даже страшно было представить, как бы они с Верой доказывали свои патриотические порывы, не будь этой газеты. Катя  уже спускалась по ступенькам родного подъезда, когда заметила газету в почтовом ящике. Она подумала: «Будет, что в дороге почитать». И сунула свернутый листок в карман чемодана.
    В поезде из Грозного в Москву она нашла эту статью.
  До этого они просто ехали вслед за своими мужьями, теперь до них стало доходить, что в действительности не каждая женщина бросит свое теплое, уютное гнездышко и отправится в неизвестные места. И от этого им становилось радостно на душе. Тем более, что с каждой минутой пути они становились ближе к магистрали и к своим любимым.
  В тот же день все соседи в купе перезнакомились, забыв недавние споры и обиды. Пожилая тетя Валя, что везла рыбу, ехала на Дальний Восток на свадьбу к сыну. Она оказалась хорошей женщиной и хозяйкой. И молодые женщины за время пути многому научились у нее.
    Кроме нее в купе ехал Владимир Владимирович, прокурор из Краснодарского края, направляющийся во Владивосток в командировку. Мужчина все время лежал на своей верхней полке и читал книжку, купленную на вокзале перед отправкой поезда:
- А я всегда читаю в дороге что-нибудь из литературы. Или газеты на полустанках, в крайнем случае, покупаю.
Тетя Валя улыбнулась:
- Все бока так отлежите.
- А ничего страшного. Потом некогда будет отдыхать.  Зато так  легче переносить дальние дороги. Да и привык я всегда быть в курсе происходящего в стране.
     Тетя Валя перебралась с бокового места в купе Кати и Веры, так как одно нижнее место по неизвестной причине оказалось незанятым. Как случается всегда, где вместе оказываются женщины, они делились своими познаниями в ведении хозяйства, в вязании, шитье или приготовлении закруток на зиму.
      Тетя Валя жизнь прожила не сладкую:
- Ох, и намаялась я со своим мужем в молодости! – смахивая слезу с глаза, говорила она Кате. – Ни одной юбки не пропускал. И дрались с ним, как кошка с собакой. И совестила его, и пугала, что уйду, если не оставит это непристойное дело. А когда уже совсем невмоготу стало,  собрала вещи, троих детей в охапку. И поехала из Саратова, куда денег хватит. Хватило их до Астрахани. И оказалась тут с тремя детьми в гостинице «Колхозный двор». Устроилась  на работу. Зарплата была нищенская.  Ее на семью не хватало. Выкручивалась, как только могла. И нищенствовала, и нанималась дополнительно в работницы к более зажиточным людям, лишь бы прокормить и воспитать своих детей.
-  Что за мужики!? Детей состряпают и в кусты.- Возмутилась Катя.
 – Да, хорошо сделала, что уехала тогда. Дети выросли, нашли свои пути-дороги, Младшенький нашел свою судьбу в Приморье, где служил до недавнего времени в армии. Семья у невесты зажиточная, занимается выращиванием корней женьшеня. А я вот рыбку красную везу, чтобы не показаться родственникам нищенкой. Больше и похвалиться-то нечем.
- Да, в наше время часто стали встречать по одежке.
– Хорошо,  добрые люди помогли. Не дали нам с голоду помереть. Раньше они добрее были, участливее. Теперь не знаю, помогут ли?
   Катя вздохнула:
– Зла сейчас, конечно, много. Но и участливые люди еще встречаются. Когда мы поженились с мужем, нам негде было жить. Моя мать сказала, чтобы искали жилье, к родителям Максима тоже ехать не было смысла. С легкой руки соседки тети Нади  нашли работу свинарями с жильем в ближайшем от  города селе. И все наши  жертвы были лишь для получения жилья, чтобы никого из родных не стеснять и не раздражать.
Сначала  выделили малюсенький изолированный коттедж из небольшой комнатки и веранды.  Зима была холодная,  в стенах и полу зияли щели. Спать мы ложились в теплых вещах, и все равно мерзли ночью, хотя и топили печку. Потом  дали другое, более подходящее жилье. Мы рубили дрова и натапливали печь до красноты. Дрова , разгоревшись, трещали, становилось тепло и уютно. Когда тушили свет, переполохи от огня в печке вырисовывались на стенах и потолке.
 Свинарки, проходя в четыре часа утра мимо нас, стучали в окошко:
-Молодежь, вставайте! На работу пора!
 Мы с Максимом быстренько поднимались с постели. И  неслись на свинарник. Коллектив оказался сплоченным и сердечным. Многие старались помочь  советом или делом.
- Такие молоденькие, а на свинарник работать пошли.
- Ну, не сидеть же на шее у родителей.  Хотели самостоятельности, мы ее получили. Надо было строить семейную жизнь. Мы и начали ее, отделившись от родителей,- говорили Евсеевы.
  Когда мы пришли к своей наставнице Вале Кулаченковой, у нас совсем не было денег на питание. Те, что заработал Максим в Приэьлбрусье, давно закончились. В кармане лежало всего несколько рублей. Их хватало только на покупку хлеба, чай и один-единственный лимон. Его прописали мне  из-за низкого давления. У меня тогда часто кружилась голова, и при
этом  тянуло в правую сторону.
После работы скажет, бывало, наставница:
- Все, идем на обед!
А мы с мужем переглядываемся и хихикаем. Наш обед  состоял из стакана чая с кусочком хлеба. Ужин и завтрак тоже ничем не отличались от обеда. Иногда, правда, мы раскошеливались на халву. Опять-таки по назначению врачей.
- Прямо, как в войну вы питались. Как ноги-то волочили потом?
- Да все нормально. Мы с осени закормленные были, - улыбнулась Катя.-  Еще как бегали.
Мы думали, что никто не знает о нашей вынужденной голодовке. Но Валя быстро раскусила наши  смешки и мою слабость.
- Сказано, молодежь! Другие бы выли от безденежья и голода.  А у этих, надо отдать им должное, еще есть силы шутить и смеяться! – говорила она свинарям. 
    В один из обеденных перерывов  мы разошлись по домам. Мы давно выпили  чай и съели хлеб, когда в  дверь  кто-то громко постучал. Я открыла дверь. И увидела Валентину с огромной сеткой продуктов. В голове промелькнуло: «Наверное, продуктов в магазине накупила!» А та лишь протянула мне сетку невероятных размеров:
- На!
И тут же пошла в сторону рабочего места. Я крикнула ей вслед:
- Валя, я не поняла: ты принесла сетку с продуктами на сохранение? После работы заберешь?
- Да чего ж тут непонятного? Это Вам! Вы ведь на воде и хлебе скоро ноги протяните! А мне нужны сильные помощники,- улыбнулась она.
 - Продуктов, принесенных ею,  нам хватило до первой получки. Мы жили ожиданием  первого семейного новогоднего праздника. Все работники СТФ готовились к нему, закупая продукты и подарки. Только мы с Максимом продолжали пользоваться скромной трапезой и малыми расходами на продукты.
  Перед самым праздником Валя предложила:
- Ребята, а приходите к нам. Не пожалеете. Вчетвером-то веселее будет. Ничего из продуктов  с собой не берите. Я, как сказал муж,  на целую роту наготовила.
Максим покраснел:
- Постараемся прийти,  если Катя будет нормально себя чувствовать.
-  Здоровьем меня Бог миловал. И мы отправились на свой первый совместный праздник.
    Валентина  была замужем второй раз. Первый муж обижал ее и сильно увлекался спиртными напитками. А с Виктором она впервые почувствовала себя женщиной в полном смысле этого слова. С ним она стала матерью  двух крепышей: сына и дочери, которые во время встречи Новогоднего праздника уже безмятежно спали.
       Мы с Максимом были счастливы. Хороший стол, веселая музыка и непринужденная беседа подняли  настроение. И мы  обрели друзей.
- Ты, такая молоденькая, сама, как ребенок. А говоришь у вас с Максимом уже двое детишек. Как получилось, что вы так рано решились их заиметь?
- Ну, как? Рано замуж вышла…
- И все было нормально?
 - Через две недели после праздников мы  шли с работы на обед. И о чем-то разговаривали.
Вдруг я остановилась  на полушаге с застывшей гримасой удивления на лице.
- Что с тобой? – встревожился Максим.
- Ребенок шевелится,- тихо прошептала я. Мне казалось, если буду говорить громко, испугается малыш.
    Максим стал гладить мой живот, приставлять ухо к нему. Он был удивлен и рад не меньше меня. Выходило, ребенок послал первую весточку, что он живой и здоровый. Мы надеялись, что это будет дочь. Даже имя ей придумали - Олеся. Оно казалось нам самым нежным и ласковым. И не понимали тогда, что мы предполагаем, а все решает Бог.
      После первой получки стало легче в материальном смысле, чаще и длиннее продолжались дни взаимопонимания и спокойствия в семье.
- Да, жизнь. В каждой семье своя история,- вздохнула тетя Валя.
    В беседах Кати и тети Вали Вера участвовала редко. Все больше лежала на верхней полке и делала вид, что спит. А тут вдруг она спустилась на нижнюю полку.
– Сколько мы в жизни всякого переносим. Я всем женам искренне сочувствую. И почему у нас доля такая? Сколько мужчины обижают, унижают и оскорбляют, а мы все терпим, – дрожащим голосом  произнесла она.
И, теребя в руках носовой платок и глядя в окно, добавила:
– Вот я сейчас еду и боюсь, что муж мой развлекается, вырвавшись на свободу. Девчат молодых вон, сколько набрали в отряды! А он всегда придерживается принципа: » Два метра от дома отошел, значит, – холостяк».
     Катя с теть Валей переглянулись:
– Вера, милая! Как же можно жить без доверия? Даже не думай так. Мысли, говорят, материальны. Как думаешь, так может и оказаться. Я даже представить такое боюсь.
  Катя в этом вопросе была в некотором роде старомодной. Она отвергала даже мысль о возможности легкомысленных отношений, когда люди некоторое время проводят приятно,  потом без тени сожаления расстаются. А теперь подумала, если бы такое случилось в ее семье, она бы с ума сошла. Ей было очень жаль Веру. До этой минуты она считала, что жизнь в семье Веры безоблачна. Оказалось, в любой семье есть свои» скелеты в шкафу».
    В Иркутске во время стоянки Владимир Владимирович сошел с поезда покурить. Прямо возле вагона продавались газеты и журналы. Он купил несколько изданий.  Те несколько дней, что пассажиры находились в поездке, казалось, выпадали из его поля зрения.
  Вернувшись в вагон, мужчина снова забрался на свою полку. И смолк.
Через некоторое время женщины услышали его возглас:
– Вы только послушайте, что пишут о  БАМе в газете. Оказывается, начинали его строить зеки. Вы только послушайте:
    «Строительство дороги началось еще в прошлом веке. Где-то в 1850 году в России появились первые высказывания о необходимости сооружения железной дороги, которая бы прошла через сибирские города Екатеринбург (Свердловск), Тобольск, Томск, Енисейск. В 1878 году завершилось сооружение железной дороги от Перми до Екатеринбурга, а уже через несколько лет экспедиции изыскателей отправились дальше, вглубь Сибири.
     Надо было найти самый удобный и дешевый выход к Тихому океану. Сначала предлагалось два варианта будущей трассы: по северному берегу озера Байкал и по южному. Северный вариант стал ныне нынешним БАМом, а южный – Транссибирской магистралью.
  Основной проблемой строительства стала нехватка рабочих рук. Набор вольнонаемных рабочих был сорван. Стройку  отдали в ведение ОГПУ. И потек на стройку поток безвинно – осужденных людей, которых помещали в лагеря. Одним из крупнейших был БАМлаг, где на каторжном труде работало и жило около двухсот тысяч заключенных.      Основными инструментами для работы у них были лом, кирка, тачка, лопата, носилки и кайло. Работали они по шестнадцать, а то и восемнадцать часов в сутки, – вспоминают очевидцы. – Не успевали обсыхать. Все больше оставалось больных в бараке: свирепствовала малярия, простуда, ревматизм, желудочные заболевания.
    В Амурском музее сохранился номер лагерной газеты «Строитель БАМа».
В ней писали: «жилые бараки представляли собой ледники, стены их покрыты толстым слоем инея, в углах – горы льда, вокруг бараков рассадники нечистот, так как не было туалетов. Не меньше холода и грязи в больницах, у больных не было постельного белья, спали на полу.
    Руководство лагерей придумало хитрый стимул для хорошей работы: работающий получал от 500г до 1 кг хлеба и суп из соленой или мороженой рыбы, иногда капусты, а неработающий 300г хлеба без супа. Ударнику, перевыполняющему норму, могли еще и уменьшить срок заключения, если, конечно, выживет. В результате движение поездов на железнодорожной линии Бамовская – Тында открылось в 1937 году, а в 1940 году пошли поезда по рельсам, проложенным от станции под названием Известковая до Ургала.
    С началом Великой Отечественной войны строительство магистрали было свернуто. В 1942 году, когда линия фронта приближалась к Волге, и появилась необходимость поставки большого количества грузов Сталинградскому фронту, по решению правительства было разобрано верхнее строение пути на линии БАМ – Тында.
    Поезда с рельсами и металлическими фермами шли с Востока со скоростью воинских эшелонов. Рокадная дорога была построена в небывало короткий срок. Так БАМ стал участником великой битвы, внеся свой посильный вклад в разгром врага.
Катя подумала вслух:
 – Как плохо мы знаем историю своей страны. Можем рассказать об истории Испании или Франции, Индии или Китая. А что творится в собственной стране, у нас под носом, узнаем только иногда вот в таких закулисных беседах или из периодики.
– Да, – вздохнула тетя Валя. – Ты посмотри, что мы знали до поездки об этой магистрали? Ну, БАМ. Ну, комсомольская стройка. Мало ли их у нас в стране?! Понятно, печатается много статей о нем и на книжных полках стоят десятки книг, – всплеснула руками она. – Но мы-то все прочитать не можем. Да и там все написано в таких возвышенных тонах, что не поймешь, где правда, а где ложь.
    Катя с Верой переглянулись:  Хвала Всевышнему: им посчастливится  воочию увидеть  масштабы стройки,  и даже самим принять в ней участие.
  На реплику тети Вали с боковой полки отозвался недавно вошедший в вагон мужчина:
– Да и сегодня многие читатели знают о магистрали именно по этим парадным публикациям. Это, конечно, тоже БАМ. Но в них не видно главного – ее будней и трудностей.
    Он подсел на полку к тете Вале:
– Я вот слышал от сына, а он там работает, что жизнь и работа там, на магистрали не сахарная: больше половины земель находятся в вечной мерзлоте, часто бывают землетрясения и наводнения по весне, так как реки там непредсказуемы, то плавные и спокойные, то своенравные и злые.
     Там бушуют страшенные ветра, и мороз случается под 60 градусов. Да и зима длится около 200 дней. Кроме того, жителей там мало, нет дорог, нет магазинов или даже уголков для обогрева первопроходцев. Представляете, каково приходится им, когда они прорубят, например, участок просеки для будущей дороги. Устанут, а погреться-то негде.
- Так  недолго и заболеть?! – слышались возгласы пассажиров поезда.
– Так ведь они живут и трудятся по принципу: раньше думай о Родине, а потом о себе, – вставил реплику отец героического сына.
– Любовь к Родине и патриотизм, конечно,  важны. Но нельзя же гробить так свое здоровье. Как же потом они, больные и слабые, будут создавать семьи, заводить детей? – снова зашумели пассажиры в вагоне.
– Какие могут быть принципы, если никто не думает о строителях трассы?!
– Почему это вы решили, что никто не думает о молодежи? – возразил с верхней полки Владимир Владимирович. – Работа на трассе ведется по разным направлениям. Одни строят дорогу, другие готовят для них поселки, изготавливают и завозят материалы, продукты.
– Именно так все и происходит, – вставил реплику отец бамовца. В 1977 году была сдана в  эксплуатацию линия БАМ – Тында, а в этом году линия Тында – Беркакит. Сюда ведь теперь направляются наши девчата  вслед за своими мужьями? Так ведь?
Катя и Вера кивнули головами.
А мужчина с верхней полки  рассуждал вслух:
– В работе стройки принимают участие множество предприятий из разных отраслей народного хозяйства. Они дают строителям БАМа машины и механизмы, рельсы и пролетные строения, цемент и металл, теплую одежду и сборные дома, горючее и продовольственные и промышленные товары, – то есть все необходимое для жизни и труда.
     Десятки институтов в стране решают важные вопросы, а иногда и проблемы строительства, готовят всякую техническую документацию. Все союзные и автономные республики, края и области страны оказывают стройке помощь. Предстоящие планы волнуют любого советского человека. Но особую гордость испытывают сами строители дороги.
     – Вот-вот! О чем я и говорю. – Подхватил слова прокурора сосед по купе с бокового места. – Теперь на многих участках работают воины-железнодорожники, как мой сын-сверхсрочник. Он служил в Амурской области. И в начале строительства остался там жить и работать.  Им доверили сооружение восточного участка магистрали. А это примерно половина всей трассы.
    Насколько мне известно, наступление железнодорожников на тайгу началось еще зимой 1974 года. Они пробивались сквозь мари и болота к местам, где намечалось создать базы строительства, построить жилье, школы, культурно-бытовые помещения, завезти технику, продукты, строительные материалы, проложить пути переправы.
  Солдатам, вооруженным мотопилами и топорами, в этом деле помогала техника. Кусторезы освобождали трассу от леса и кустарника, бульдозеры срезали кочки на болотах, выравнивали места съездов на крутых берегах рек, планировали проезды на косогорах, расчищали снег. А потом уже можно было приступать к переправе.
     И все это надо было сделать до наступления весенней распутицы, которая отрезала бы объекты от опорных пунктов и головных баз снабжения. Ведь путями для доставки вглубь тайги техники, материалов и людей были только дороги по скованным льдом рекам. И так на всех участках: по реке Гилюй, по рекам Бурея и Ниман.
  По этим дорогам завозилось на трассу все необходимое. С приходом весны природа лишает строителей и этих путей сообщения. Перевоз людей и техники по льду таежных рек на сотни километров в пятидесятиградусный мороз сам по себе – случай редкий и очень опасный. И, кроме прочего, в конечных пунктах воинов-железнодорожников не  натопленные дома, а неизведанная тайга.
       И все равно бамовцы упорно выполняют свою нелегкую работу. Всю зиму 1974—75 годов на дорогах не смолкал гул моторов. Воины-железнодорожники торопились до весенней распутицы завезти детали сборных домов, жилые вагончики, мебель, технику, горючее, строительные материалы, одежду, на все лето запастись продовольствием. Задача решалась успешно. Каждый день с перевалочных баз уходили колонны мощных машин, доставляя на глубинные точки трассы необходимые грузы. Все это нужно было для обустройства и для разворота строительных работ.
     Девушки слушали рассказ  мужчины с огромным интересом.
Катя призналась:
- Я и не представляла все это. И мало кто знает подробности  освоения таежных просторов. Скажут, обычно по телевизору или напишут в прессе: «строители-железнодорожники продвинулись на 5 там или 10 километров вглубь тайги». И что же? Мы просто принимаем это к сведению. И не понимаем, какие испытания стоят перед ними ежесекундно.- В ее глазах было восхищение.
– И как же происходили эти переправы по льду? Без происшествий? – спросила она мужчин:
– А вдруг лед проломится, не выдержит грузы? – подхватила слова подруги Вера.
    Невольный оратор улыбнулся:
– В жизни случается всякое, девочки. Часто  бывает, идешь по ровному месту. Все, вроде, нормально. И вдруг, поскользнувшись, падаешь на землю и ломаешь руку или ногу. Так и здесь, все, вроде, рассчитали, а случаются просчеты: то мост не выдерживает нагрузки, то металл рушится от мороза, или приключаются какие-то природные катаклизмы, – ответил сосед с бокового места.
  Он помолчал, копаясь в бумагах. Потом заговорил снова:
– Сын писал, что нередко воинам-бамовцам приходится вступать в борьбу со стихией.  Как-то летом на Бурее из-за таяния льдов в горах и проливных ливней образовался
паводок огромной силы. На борьбу с  ним поднялись все. Были затоплены поселки, лагеря изыскателей, автодороги. Под угрозой оказались многие строительные объекты. Река, размыв подходы и отрезав мост от обоих берегов, со страшной силой обрушилась на искусственное сооружение.
  Уже утром уровень воды в реке поднялся почти на девять метров. Такого не помнили даже старожилы. Бурея поглотила ледорезы. У самого моста образовался затор из деревьев и корневищ. Между пролетами моста и зеркалом воды оставалось пространство в сорок сантиметров, а вода все прибывала.
  Батальон Светлова был поднят по тревоге. Комбат объявил: мост в опасности. Стали спрашивать у воинов:
- Кто готов десантироваться с вертолетов на мост для его спасения?
 Вызвались многие. Но отобрали самых крепких и выносливых.
     Кипела и ревела река, вздрагивал под ее напором мост, а смельчаки во главе с майором Светловым высаживались на него. Солдаты с ходу бросались к опорам, чтобы протолкнуть   мимо них несущиеся деревья. Опора могла не устоять.
     Тогда сам комбат  спустился к ней, за ним последовали старший лейтенант Борисов и батальонный врач лейтенант медицинской службы Супрун. Офицеры втроем стали разбирать затор.
     Вдруг бревно, на котором стоял Супрун, колыхнулось и, резко наклонившись, пошло по течению. За ним двинулась вся громада. Все ахнули от неожиданности. А молодой военный врач, пролетев несколько метров на бревне, сумел схватиться за пролет и, подтянувшись, выскочить на мост.
     Наступила ночь. Схватка со стихией не прекращалась. Под лучами прожекторов солдаты и офицеры мужественно защищали мост. Было три часа ночи, когда расстояние между водой и мостом составило критические двадцать сантиметров. На мосту практически оставаться уже нельзя. Никто не покинул даже тогда мост, продолжая проталкивать заторы. Сутки длилось невиданное сражение. И солдаты победили.
– А я вот слышал по телевизору, что примерно в такой же ситуации оказались  железнодорожники на берегу реки Гилюй.
- И  еще был случай, когда строители трое суток боролись с вышедшей из берегов Селемджой, – сказал подсевший к участвующим в разговоре мужчинам пассажир из соседнего купе.
 - Кроме того, много раз солдаты и офицеры боролись с пожарами в тайге.
    Из разговоров стала вырисовываться картина нынешней жизни в тех местах, куда сейчас добирались Вера и Катя.
   Отец парня, оставшегося на стройке после службы, продолжил разговор после перекура в тамбуре:
– А знаете ли вы, что первопроходцы - железнодорожники, высадившиеся в тайге, первую свою ночь проводили у костра, затем в холодной палатке, через некоторое время уже в палатке с печью.
– Страсти – то, какие! – перекрестилась тетя Валя. – Как можно вынести такие испытания? В мороз и на улице… Ужас какой-то. Тут когда батареи плохо греют, мы  начинаем паниковать, жаловаться, требовать. Какой же все-таки ваш сын молодец. Не побоялся испытаний. И ведь на стройке в основном молодежь трудится, насколько мне известно. Вот уж истинные патриоты Родины!
– Вот, видите, что за народ эти бамовцы! Им поручили работу, они расшибутся, но выполнят его!
  Собеседники согласно закивали головами.
Мужчина продолжил:
–  Проходит неделя, месяц и на том месте, где был разожжен первый костер, появляется военный городок из палаток.
– И что же, в лютые морозы люди в этих палатках живут? – округлились глаза  Кати.
– Представьте себе, – да. Но вы не думайте, бамовская палатка – это не та, которую мы привыкли видеть в туристических лагерях. Поставить палатку там – это срубить вначале бревенчатый сруб, проконопатить его пазы паклей и мхом, настелить пол, натянуть многослойный тент, установить кирпичную печь и поставить специальные утепленные двери.
     Рота сына была высажена из вертолетов на дальнем километре трассы. Вокруг на десятки километров тайга. На календаре ноябрь, а столбик термометра опускался в те дни до минус сорока. – Мужчина снова достал из кармана стопку писем. Вынул из нее одно из них, потрепанное и зачитанное. Было видно, его не раз читали родители, вспоминая о своем бамовце. - У меня есть письмо сына. Ваня написал его нам с женой много лет назад, когда остался на сверхсрочную службу вместо того, чтобы вернуться домой:
– Не беспокойтесь за меня. У меня все нормально. Я же мужчина, а не кисейная барышня. Вы ведь сами бывшие целинники. Должны понять, я не мог остаться в стороне, когда стране нужна была помощь.
     Мужчина некоторые моменты в письме пропускал, говоря, что это собеседникам не надо, потихоньку зачитывал их лишь для себя.
      К разговору в купе, где развязался целый диспут на тему о патриотизме молодежи, уже давно прислушивался весь вагон. Многие перебрались ближе к участникам интересной беседы. Стояла тишина.
    Мужчина с боковой полки откашлялся. И потом снова стал читать письмо сына вслух:
– Лишь только мы высадились в тайге, тут же разожгли костер, обогрелись и, взявшись за пилы и топоры, приступили к расчистке места под будущий жилой городок. Ровно месяц рота в трескучие морозы выполняла поставленную задачу.
    А к 20 декабря уже не было того таежного пятачка, куда мы высаживались. На сотни метров раскинулась готовая к строительным работам площадка. За месяц мы построили десятки утепленных палаток, рубленый склад, столовую и жилой деревянный дом.
    По несколько суток ударно работают воины в тайге. Топорами прорубают частокол из лиственниц, разбирают буреломы, преодолевают перевалы. Во время работы случается всякое: бывает, лопаются гусеницы бульдозеров и тракторов, рвутся буксирные тросы, трескаются шины машин. И все же колонны метр за метром углубляется в тайгу.
  День сменяется ночью, сутки другими сутками. Без изменений. Главным для них считается  выполнение поставленной цели, после чего они уходят дальше. А за ними на опорные пункты прибывают основные силы строителей дороги.
     Перед ними тоже стоит задача - строительство жилых поселков и самой магистрали. Проходят месяцы, и таежные просеки становятся поселками с клубами и школами, магазинами и кафе, столовыми и детскими садами. Такими, как сейчас они выглядят.
  Теперь люди живут в общежитиях и добротных домах, где слышны звонки в построенных школах, проходят вечера в новых клубах,  открыты двери кафе, действуют магазины, столовые, бани, детские сады, прачечные и многие другие учреждения быта и культуры. Там работают радио и телевидение.
     Новосёлы  выращивают на таежных грядках овощи. В новых городках выпекают свой ароматный хлеб, в подсобных хозяйствах надаивают от коров свое, местное молоко.
Молодые строители и железнодорожники справляют комсомольские свадьбы. Вчерашние комсомольцы-добровольцы, а сегодняшние жители бамовских поселков и городов становятся отцами.
    Везде кипит жизнь. Такая же, как везде. И все же другая: с особым ритмом, – жизнь, где обычные будни почти подвиг, а люди – герои.
  Мужчина с бокового места закончил рассказывать о  службе своего сына. Женщины много нового почерпнула из этого стихийно возникшего разговора. Столь доступно и правдиво о стройке никто нигде не писал и не рассказывал.
       За  9 дней  в плацкартном купе было оговорено много тем. У многих пассажиров нашлись общие интересы, они запаслись жизненно важными знаниями. И расставались Катя и Вера с остающимися в вагоне пассажирами уже друзьями. Тетя Валя вместе с другими пассажирами, прощально махая руками из окна, отправилась в поезде «Россия» дальше, а они вышли на станции Бамовской.
    БАМ  встретил их  морозом под минус 50 градусов. Катя даже не заметила, как по дороге от поезда до вокзала отморозила щеки, уши и кончик носа. А ей-то погода показалась идеальной. В Грозном при температуре в два градуса с ветерком мороз даже под пальто пробирался. А здесь было очень даже комфортно при -50.
    Стоило ей показаться в дверях маленького вокзала, как какой-то молодой человек выскочил на перрон, набрал снега. И с ее немого разрешения стал растирать отмороженные места на ее лице. Транзитники, ожидающие поезда на Тынду, показывали новые места для растирания и помогали оттирать их у других пассажиров, рассказывали о своих случаях отморожения и необходимости обязательно следить за подобными случаями.
– Иначе, – говорили, – могут быть отмирание этих мест или даже летальный исход.
     Со станции Бамовской все пассажиры ночью отправились рабочим поездом «Чита-Тында». В вагоне стояла полутьма. Кто из пассажиров не спал, разговаривали тихо,  чтобы не разбудить отдыхающих.
     Уставшая, Вера спала, как всегда, на верхней полке. Катя полусидела на нижней. Она  размышляла о своей предстоящей жизни. И прислушивалась к беседе мужчины и женщины на боковой полке, которые увлеченно говорили о своей жизни  в этих краях.
       Мужчина рассказывал, что о стройке он узнал весной 1974 г., когда еще в армии служил:
 – В свободное время мы с друзьями сидели в Ленинском уголке. Каждый занимался своим делом: кто письма писал, кто к гимнастерке воротничок пришивал, а кто играл в шахматы. Мы с армейским товарищем просто разговаривали и одновременно смотрели телевидение.      Выступал президент страны Л. И. Брежнев.
«Целина, – говорил он, – не кончается казахстанскими степями. Это теперь и начинающаяся комсомольская стройка – строительство Байкало-Амурской магистрали, которая пересечет всю Восточную Сибирь и Дальний Восток. Она откроет путь к созданию нового крупного промышленного района: вдоль нее вырастут поселки и города, промышленные предприятия и рудники, разумеется, будут вспаханы и освоены новые земли…»
     Не надо быть  железнодорожником, чтобы понять грандиозность предстоящей стройки. Нас настолько заинтересовали грядущие работы на БАМе, что мы с товарищем сразу после демобилизации рванули туда. И не жалеем. Самим теперь не верится, что мы являемся частичкой в решении задач партии.
Женщина согласилась:
– Я сама сюда приехала издалека. На постоянке  медсестрой работала. Но тогда нужны были только строители. Вот и направили меня работать в строительную бригаду. Пробивались мы с бригадой через тайгу, жили в палатках. Все было: и бешеные ветра, и комарье, и, казалось, нестерпимые морозы. А ничего, все выдержали. И планы работы выполняли и даже перевыполняли. Здесь же нашла свою судьбу. Вышла замуж, двое детишек у нас с мужем. Они уже в детский садик ходят.
  Моя бывшая бригада стала бригадой социалистического труда. Мы работали  так, чтобы соответствовать этому  званию. Многие заочно окончили институты. И теперь уже инженеры на строительстве, в бытовом обслуживании, в торговле. А скоро некоторые будут на эксплуатации построенной дороги работать. Я выучилась на врача-терапевта. Теперь живу в Северобайкальске и работаю в больнице.
– А какими же путями теперь в Тынду забросило? – отозвался мужчина.
– Семинар у нас в Тынде. Уже сегодня начинается. – Женщина говорила спокойно с некоторыми нотками гордости за причастность к великому делу.
– Если не секрет, где ваш муж работает? – поинтересовался мужчина.
– Никаких секретов нет. Если говорить честно, то муж у меня известный на железке человек. Сначала он просто был бригадиром нашего коллектива. Потом выучился, стал руководителем. И теперь делится опытом с другими бамовцами.
     Приехал он на БАМ в числе первых строителей в начале 74-го года. Я чуть позже. В свою бригаду члены подбирались не только по профессиональным навыкам, но и по близости духа. В  Звездном был театр. И в нее брали желающих участвовать в постановках. То, что кто-то там чего-то не умел – не страшно. Научиться можно всему.
     – Так получилось, что на стройке сложилось новое человеческое общество: бамовцы. Это не те люди, что приезжали с материка. Тогда они были, каждый сам по себе. А, став бамовцами, привыкли больше работы брать на себя, чем требовать от других. И жить по принципу: кто, если не я.
     Помните, знаменитый строитель-бамовец Александр Бондаренко в интервью как-то сказал: » Бамовец – это не профессия, а призвание». И это  правильно. Кстати, я и сам бригадиром работаю. Может, слышали про Варшавского?
– Конечно, слышала. Как же,  – Герой Социалистического Труда, бригадир путеукладчиков Читинского участка. Так же?
Мужчина кивнул головой в знак согласия.
  У женщины загорелись глаза:
– Вот видите, как тесен мир. Мы, люди из разных республик и областей, едем вместе на рабочем поезде. И запросто разговариваем, легко знакомимся и здороваемся за руку с известными рабочими, артистами, космонавтами. На стройке мы все равны. Разве возможно было такое общение в местах, где мы жили и работали раньше?!
– Думаю, вряд ли. Во-первых, там многие больше думают о себе, чем о тех, кто рядом. И чем дальше, тем больше людей появляется с желанием жить шикарно, по-европейски.
     Женщина вдруг встрепенулась. Было видно, она что-то вспомнила:
– Кстати, о европейцах. Наш БАМ гремит не только в нашей стране. Я читала, один советский ученый ездил по туристической путевке в ФРГ. Оттуда он привез номер немецкой газеты, где западногерманский журналист пишет: «БАМ – символ беспримерного свершения… предвестник того времени, когда Советский Союз будет богатейшей страной на Земле».
    Так что о наших победах не в силах молчать не только наши, но и западные корреспонденты. Представляете, даже буржуазная газета вынуждена признать магистраль беспримерным свершением.
– Полностью с вами согласен. А вот героями, как нас называют в прессе, ни один человек на стройке себя не чувствует. Живем, как все: работаем на совесть, мечтаем, растим детей, в свободное время жарим шашлыки и слушаем музыку, заготавливаем на зиму грибы и ягоды, которых здесь немало. Многие у нас любят ходить на рыбалку или на охоту. Я, например, большой любитель природы. Многие путешествовать выезжают за границу, куда-нибудь на курорты.
    Бамовцев, как помните, всегда поощряли поездками за границу, но я там ни разу не был. И всегда, если предлагали путевку, отказывался: считаю, и в России есть места, достойные, чтобы их увидели советские люди. Россию всю не объездишь и всю не посмотришь за целую жизнь, как бы ни хотелось. На все уголки мира все равно не хватит ни жизни, ни времени. И, естественно, не хватит средств.
   – А мы тоже не ездим за границу, любим отпуска проводить всей семьей  у своих родителей. А если остаемся дома, тоже не скучаем. Байкал и тайга рядом, друзей достаточно. Обожаю эти места. Кроме того, нас не забывают артисты: приезжают очень часто.
Было видно, женщине приятно предаваться воспоминаниям.
От наплыва чувств и мужчина стал растирать ладони своих рук:
– Вот-вот! Помню ажиотаж, когда в этом году в Тынде на фестивале патриотической гитарной песни появился Дин Рид. Из всех городов и поселков работники стройки устремились на встречу с ним. А он совсем простым парнем оказался. Здоровался за руку и с удовольствием разговаривал со всеми, кто подходил к нему. И пел так задушевно!
– Да-да, он еще приезжал тогда с белорусским ансамблем » Верасы» и казахской певицей. Забыла, как ее фамилия.
– Как же ее? Лариса Кун- Кан- .. Да, Кандалова, кажется.  Уникальный  человек этот Дин Рид! Я бы  даже сказал, исторический. Он пел на крыше первого состава в Кунерму, в Бурятии на  незнакомой лошади брал препятствия на пути следования, так как в молодости был ковбоем.
– А еще, если помните, на съемках какого-то фильма он взбирался по железным переплетам на самый верх железнодорожного моста. Разве можно такое забыть!? – А в мою память врезались его слова перед любым из его концертов. Помните?
– Вот-вот!
- Я пытаюсь понять ваш русский характер, – говорил он. – Наверное, вы могли иметь больше роскоши и дорогих товаров, богаче жить. Но вы помогаете всем народам мира. Вы не знаете лично детишек в этих странах, но очень хотите, чтобы они учили в школах мирные науки, как и ваши дети. Я люблю и уважаю вас за вашу силу воли и целеустремленность. Из больших городов вы приехали в этот суровый край строить дорогу будущего.
– Мы, молодые, просто от гордости лопались от его слов. Значит, не зря мы боремся с трудностями, если даже за границей понимают наш порыв. И вообще, о здешней жизни в сердце моем хранятся только теплые воспоминания. Даже тяжелые работы и суровые природные условия не смогут их стереть из памяти. А сколько было встреч с интересными людьми. Кто-то приезжал к нам по обмену опытом, куда-то ездили мы посмотреть на жизнь других коллективов.
– Да, такое не забудется никогда. Мы видели и выдающихся артистов, и спортсменов, и космонавтов. Были в гостях также заслуженные фронтовики, орденоносцы. Где бы мы еще с ними пообщались, поговорили, как не здесь?
Катя почувствовала весь пафос здешней жизни. БАМ жил и теперь живет, спустя много лет с начала своего строительства, патриотическими порывами. Комсомол и партия рука об руку работают по-ударному для создания жизни, достойной советских людей.
 
 
               
                Глава 4. Осталось еще немного. Встреча с бойцами отряда.
 
 
    В пути из Грозного до места предстоящей жизни Катя узнала много нового и важного. В школе ровесники считали ее слишком идейной. И она все больше убеждалась: здесь ей самое место. Она будет жить и работать так, как и все тут: не жалея сил.
    Собеседники за разговором, видимо, не заметили, как к ним подкрался сон. Задремала и Катя. Проснулась она от нарастающего шума в вагоне.
    Тында появилась на горизонте вся в тумане от стоящего там мороза. Котельные со всех сторон дымили в небо. Было раннее утро. Вокруг вагонов сновали тепло одетые железнодорожники и другие бамовцы. Все спешили на работу.
    Вокзалом оказался маленький вагончик слева от первого пути. Новые знакомые по Бамовской, что помогали женщинам бороться с обморожениями, посоветовали:
- Вам надо сейчас пройти немного назад. Там увидите скопление народа. Это будет автобусная остановка. Сядете на городской автобус, и выйдете из него на второй остановке. Справа будет автостанция.
- Спасибо вам.
     Катя с Верой так и поступили. Автобус тронулся. Он проехал немного по дороге возле замерзшей реки, переехал по мосту с обледенелыми перилами, потом проехал мимо временного жилья. И вскоре остановился возле автостанции, – небольшого помещения, забитого пассажирами так, как железная банка селедкой.
     Внутри помещения было всего одно маленькое окошко кассы для продажи билетов во все направления. А вокруг него толпилось около сотни желающих уехать.
     Катя заняла очередь в кассу. А Вера пошла на почту, – новое, красивое здание из бетона и стекла через дорогу от автостанции.
     Пока Катя стояла в очереди, где все толкались и галдели, как утки перед кормежкой, Вера на почте получила письмо «до востребования» от мужа. Возле окошка в автостанции она появилась, когда уже подходила их очередь. И сказала, что билеты надо покупать не до Беркакита, а до Могота. Грозненский отряд обосновался там.
     Здешний народ оказался на редкость словоохотливым и доброжелательным:
- Вам повезло. Нужный вам поселок находится в 80 километрах отсюда.
- А как туда добраться? Можно автобусом?
- Конечно, покупайте сейчас билеты.  Скоро отправление вашего автобуса.
Только они приобрели билеты, как объявили посадку на их рейс. Они заняли места в автобусе. И он тронулся с места.
    Катя и Вера прильнули к окну. И стали любоваться северными пейзажами Тынды. Перед их глазами проносились дома, бараки и пэдэушки, одни предприятия сменялись другими. Везде копошились люди. Их объединяло одно слово - бамовцы. Они жили и работали здесь по-корчагински.
     На местах, позади Кати и Веры, сидели два парня. Они приехали на эксплуатацию дороги, как и их мужья, с отрядом железнодорожников. Но уже были немного знакомы с маршрутом автобуса и мелькающими мимо окон достопримечательностями. Особенно выделялся своими познаниями один из них.
     – А знаешь, почему Тынду так назвали? – спросил он своего попутчика. Тот пожал плечами:
– Слышал, какая-то легенда по этому поводу есть.
– Рассказать?
– Валяй. Неплохо, когда  знаешь место, где живешь.
И первый молодой человек сказал:
– Раньше в долине реки жило племя эвенков. В нем была очень некрасивая принцесса по имени Тэндэ с воспитавшим ее отцом. Ее мать умерла, когда она была еще малюткой. Отец долго пытался выдать ее замуж. Все женихи разбегались от ее вида. Однажды в их племя забрел охотник. И остался жить в племени. Принцесса влюбилась в него с первого взгляда и захотела выйти за него замуж. Тэндэ ему не нравилась, и охотник сбежал от нее прямо со свадьбы. Скитался по тайге. И  погиб от зубов волка. Девушка наметила себе для ожидания полгода. В полдень дня, когда исполнилось полгода, ей рассказали о смерти любимого мужчины. Она бросилась с обрыва в реку. Отец ее умер через месяц после нее. Реку назвали в честь той девушки, а уже в нынешнее время и городу дали название Тында.
- Так Тында совсем недавно стала городом?
    - Да, городом и столицей магистрали он стал в ноябре 1975года
    Строят  Тынду москвичи. Новый микрорайон они застроили сначала девятиэтажными домами, а через два года тут появились еще и четыре шестнадцатиэтажных жилых дома Они пока  самые высокие в области.
   В городе много московских названий: главная улица называется Красной Пресней, на ней есть кафе «Арбат». Один из временных посёлков города, на правом берегу реки за стадионом БАМ, застроенный бараками, прозван жителями «Сокольниками», есть улицы Московских строителей, Московский бульвар.
     Немало в городе домов, которые жители называют «Домами новых московских серий» и «Старых московских серий».
     Женщины  прислушивались к рассказу парня. Им здесь жить. Значит, надо все знать об этой местности и ее людях.
     За окном подул сильный ветер и закружил в вихре крупный снег. Началась метель. Вдоль дороги стояли деревья-великаны: в основном сосны да лиственницы. Иногда попадались ели, березы и много кустарников.
- Ой, Катя, смотри: белка вверх по дереву бежит,- прижалась лицом к окну Вера.
- Ух, ты! А вон еще две с ветки на ветку прыгают.
Катя с попутчицей долго еще вглядывались в кроны мелькающих деревьев. Все для них здесь было интересным.
    Остался позади город. И мимо окон мелькали одно за другим густые заросли деревьев. Тайга все больше покрывалась снежным покрывалом. И только что хорошо обозначенные дороги стали уже малозаметными. Вокруг образовались снежные наносы.  И к тайге можно было  добраться, если  только на снегоходе.
  Через несколько минут автобус заскользил по пустынной трассе. Парень, что был хорошо знаком с местностью, сказал попутчику:
– Сейчас Цыганка будет.
– А там что, цыгане живут? – удивился второй парень.
– Цыгане тут не причем. Это просто ручей, впадающий в реку Могот. Название ручья идет от утки  цыганки, которых здесь много,– ухмыльнулся знаток местности, по которой скользили колеса автобуса.
  А за окнами разыгралась такая метель, что ничего уже не было видно. Мужчины еще недолго поговорили об охоте и замолчали. Видимо, задремали.
       Катю радовала окружающая ее местность с реками, ручьями и тайгой. Они с мужем любили отдых на природе, рыбалку или охоту, сбор ягод и грибов.  Все это в Грозном были просто невозможно из-за отсутствия  снега. Если он появлялся, только и можно было – прокатить детишек на санках. И он таял. Какая же лафа детворе будет здесь с горками, санками, лыжами и снежками!
  Как-то, когда Катя была еще маленькой, в новогоднюю ночь выпал пушистый снежок. Горожане,  побросав свои места за столом, ринулись играть в снежки, а дети кувыркаться и валяться в сугробах. Потом такое случалось редко и ненадолго. А здесь за окном сыпался и сыпался белый снег на тайгу, автобус и дорогу.
     От  раздумий женщину оторвали те же молодые ребята, что дремали за спинкой ее сиденья. Всезнающий молодой человек растолкал своего попутчика и громко заявил:
– Смотри, смотри! Видишь слева телевышку? Представляешь, говорят, она принимает сигналы даже из космоса. И космонавты оттуда шлют свои сообщения на землю.
– Круто, – сказал второй парень.- И что же с этими сигналами бывает потом?
- Ну, не знаю. Наверное, они передаются в Москву?!
     Автобус, несмотря на ветер и снег, продолжал быстро продвигаться вперед. Вскоре он чуть притормозил и напротив щита » Могот. Горькийбамстрой» повернул вправо. Снег на улице прекратился. Но продолжал дуть сильный ветер. Дорога от ветра была почти без наносов.
  Автобус ехал по дороге, которая с двух сторон была окружена чудными местами. Больше всего здесь росло лиственниц и каких-то кустарников, склоненных к земле.
- А что это за кустарник, у которого ветви на земле лежат?
- Это стелющееся  растение - кедровый стланик - близкий родственник сибирского кедра.
Он образует над землей чашеобразную крону. Ветви прижаты к земле, а их концы приподнимаются над ней примерно на метр.
- И что, на них растут орехи?
- Говорят, да. Они такие же по вкусу, как у кедра. Только более мелкие. И называют их кедрачом.
    Таежные деревья гнулись под силой ветра, но не сдавались. А тут же выпрямлялись и снова гнулись. То тут, то там мелькали странным образом сохранившиеся на ветках гроздья рябины. Бабушка говорила, где растет рябина, жди благодати и удачи. А сквозь наносы снега на ягодных кустах виднелись даже под натиском сильных ветров не опавшие с кустов синие ягоды.
              На сердце Кати потеплело от увиденной картины. Она любила природу, радовалась любой возможности оказаться в ее плену.
Тем временем невольный «экскурсовод» продолжал потихоньку рассказывать своему напарнику:
 – Представь, каждый из поселков здесь построен посланцами какой-нибудь республики, области или края. Могот стал поселком, благодаря строителям из города Горького, Тынду строили москвичи, Хорогочи появился благодаря Свердловску, а Северобайкальск построен руками ленинградцев. И в каждом поселке знают и помнят об этом.
Опять наступила тишина.
        Проснулась Вера. Ее мало интересовали посторонние разговоры. Или она сильно устала от длительного пути, или настолько была поглощена своими переживаниями, что ничего вокруг не хотела видеть и слышать.   
       Кате думалось: ей сильно повезло, что везде  рядом с нею оказывались небезразличные и простые люди. Она очень любила людей простых и открытых, способных сказать в лицо все, что думают. С такими людьми она чувствовала себя легко. Они понимали ее, а она их. Не надо было выискивать слова и строить из себя другого человека.
  Она представляла, как обрадуется муж ее приезду. Он добрый и честный. Иной раз бывал грубым или невнимательным. Но в том, что любил ее, она была уверена. И чувствовала это каждой стрункой своей души. Ей нравились его немногословность, и рассудительность.
    В это время автобус продолжал свой путь по широкому мосту через реку.
Еще издалека Катя с Верой  увидели какой-то населенный пункт, показавшийся им очень даже обжитым. На пригорке стояли высотные дома. Вокруг них и ближе к реке виделись старые деревянные бараки и еще много улиц с яркими педеушками.
  Это такие небольшие деревянные домики, построенные из разноцветных деревянных блоков. Они издалека казались красочными пятнами на белом фоне. Минуты через две-три автобус остановился возле деревянного навеса.
 Водитель объявил:
– Могот. Конечная. Прошу на выход.
И освободил водительское место. На улице он стал обходить со всех сторон автобус, чтобы своевременно проверить его готовность для обратного рейса.
  Пассажиры поспешили к выходу.  Катя с Верой за ними.
– Вам надо идти в сторону высотных домов. Молодых железнодорожников, кажется, туда поселили, – показала рукой одна молодая женщина в сторону домов на пригорке. – Если я не ошибаюсь, в самом ближнем из них.
Вера и Катя пошли в сторону указанных домов. А  советчица отправилась в сторону одной из улиц с разноцветными педеушками.
  Возле бараков Катя и Вера заметили высокие деревянные настилы со ступеньками от одного дома к другому. Вокруг лежал глубокий снег, и люди передвигались по этим настилам.
– А что, удобные переходы, когда много снега выпадет. Вообще в этих коробах отопительные трубы к временному жилью проходят, – засмеялись ребята, ехавшие совсем недавно с женщинами на автобусе.
Они, не сговариваясь, подхватили бесчисленное количество их авосек,  когда увидели мытарства Веры и Кати при затаскивании сумок на эти короба:
- Вы к кому-то  из отряда приехали?– спросил « нештатный экскурсовод».
- Да,- кивнула головой Катя.
- К кому? Если не секрет.
- К мужьям: Евсееву и Дворницкому. Из Грозного.
- Мы тоже с отрядом сюда приехали из Казахстана. Я -  Юра Дробошевский, мой друг – Воронцов. Ваших мужей знаем. Они здесь. Привет им. А нам в соседний подъезд.
 Они поставили сумки возле входа в общежитие.
 
                Подглава 2. Встреча с отрядом.
 
                Перед входной дверью высотного дома, куда, как показалось Кате, ноги сами привели, женщины остановились, отдышались. Каждая из них подумала: «Следующие несколько минут могут стать началом новой, счастливой жизни. А могут обернуться чем-то другим. Это уж, как повезет».
    В холле первого этажа за стеклянной перегородкой сидела дежурная по общежитию. Не успели женщины объяснить ей причину своего приезда, как оказались в объятиях Риты и Тани. Они как раз в эти минуты переходили из одного крыла общежития в другое. С Катей девушки были знакомы еще со времени прохождения медкомиссии. А Веру узнали на вокзале во время проводов.
    Девчата были примерно Катиного возраста. Рита из тех женщин, о которых говорят» все при ней». Таня тоже была приятной внешности и комплекции. Кроме того, она была тихой и спокойной, чем отличалась от импульсивной подруги.
  Девушки подхватили по две сумки из багажа наших декабристок, и увлекли их за собой в правое крыло. Таня застенчиво улыбалась, а Рита на ходу тараторила:
– Как здорово, что вы приехали! Нас сюда еще 5 ноября привезли. Представляешь, Катя,  Максим был уверен, что ты первая из жен приедешь! Мы не верили ему. А он все равно ждал тебя.
 Катя слегка покраснела от ее слов. И улыбнулась. Как объяснить девчатам, что они с мужем, как нитка за иголкой, всегда тянутся друг за другом?!
- Он вел себя, как примерный муж. За все это время,  ни с кем не уединялся, заявив сразу же в поезде, что « свое хозяйство у себя дома на фортепиано забыл»
 Катя покраснела: Максим мог такое сказать.
     Поднявшись на второй этаж, Рита постучала ладонью в дверь слева.  И спряталась за Катю. Замок щелкнул, дверь открылась. Катя и Максим оказались лицом к лицу. Увидев перед собою жену, Максим засветился от счастья.
    Она была уставшей и казалась ранимой, хрупкой  и беспомощной. Ему захотелось лелеять и оберегать ее. И любить до потери пульса.
     Слух о приезде Веры и Кати быстро донесся до всех бойцов отряда. Двухкомнатная квартира, в которой в одной комнате жили Максим и Саша, а в другой обитала семья из Грозного, быстро наполнилась людьми. Все галдели одновременно, и, казалось, были счастливы не меньше друзей, к которым приехали супруги.
  Мебели или кухонных принадлежностей для соблюдения этикета ни у кого из добровольцев еще не было. Поэтому использовалось все, что попадалось под руку. Как по взмаху волшебной палочки, на полу полупустой комнаты, где стояли только кровати, появился импровизированный стол из расстеленных на полу газет.  На них женщины расставили баночки, тарелки и крышечки, принесенные комсомольцами для стихийного банкета.
    Кто-то из ребят прихватил с собой две бутылки рисовой водки. Все расселись вокруг этого стола, как в пионерском лагере вокруг костра. Кто как смог. Одни примостились на подушках или сумках, другие встали просто на колени. Каждый старался самый вкусный кусок пищи подсунуть гостьям.
      Слегка притупив чувство голода, молодежь начала  шумно и почти одновременно рассказывать о своей поездке сначала в Москву, а потом в составе Первого Всесоюзного отряда молодых железнодорожников уже на БАМ. В столице всех бойцов из разных регионов страны определили в гостиницу «Россия».
     Номер Максима был на седьмом этаже в правом крыле. В комнате стояло четыре кровати и столько же прикроватных тумбочек темной полировки, телевизор и телефон. Чистые и прозрачные окна закрывали плотные шторы. Хотя постояльцы приносили работникам гостиницы немало хлопот, отношение к молодежи было теплое и доброжелательное.
       Целые сутки гордые и счастливые комсомольцы важно посещали друг друга. Они переходили из номера в номер, знакомясь с добровольцами других отрядов. Потом они чинно спускались в ресторан, расположенный на первом этаже.
       На вторые сутки всех бойцов пригласили в Колонный зал Кремля на встречу с министром путей сообщения и знаменитостями страны, прославившими ее, каждый на своем месте.
     Министр путей сообщения, произнося свою длинную речь, в конце ее напутствовал молодых железнодорожников:
– В апреле 1974 года в Кремлевском дворце состоялся 17-й съезд Всесоюзного ленинского комсомольского союза молодежи. На этом съезде было принято решение отправить первый отряд комсомольцев на строительство БАМа. Предварительно были отобраны юноши и девушки с безукоризненной биографией, которые смогли бы достойно представить ВЛКСМ на стройке века.
  На заседание съезда будущие строители магистрали пришли уже в специально пошитой форме. БАМ начала строить вся страна. За этими словами – техника и продовольствие, одежда и стройматериалы, поступающие туда со всех уголков нашей Родины, отряды молодых строителей, съезжающиеся на трассу с комсомольскими путевками в руках, шефство над этим объектом республик, краев, областей, городов. И все же БАМ – это, прежде всего, железная дорога.
     Вас, добровольцев – эксплуатационников от всех республик и областей много: 228 бойцов отряда владеют железнодорожными специальностями, у 136 человек – высшее и среднетехническое образование. 50 – члены КПСС, 468 – комсомольцы. Вы пока еще молоды и полны сил и стремлений. Помните: стремясь к идеалу в своей жизни, не следует забывать, что всякий честный труд, каким бы он ни был, достоин уважения. Трудитесь по-ударному, любите свой труд и Родину. И вы получите удовлетворение от работы.
  Затем дали слово легендарному в то время одиннадцатикратному чемпиону мира и Олимпийских игр Владиславу Третьяку. Он, обвешанный медалями, признался молодежи:
  – Тяжело носить завоеванные медали, но еще труднее было их добывать! Зато есть поговорка: «Трудно в ученье, легко в бою». Помните это. Кто не стремится к победе, всегда будет ползти в хвосте. Главное трудиться на совесть и рваться к вершинам. А «медали за спорт и за труд из одного металла льют». Вас ждут впереди свои собственные медали. У вас все впереди!
     Под конец праздника состоялся концерт. Перед железнодорожниками пели знаменитые и малоизвестные певцы  о БАМе, о Родине, о патриотизме и любви. Каждый из артистов старался поддержать молодежь, вселить в них веру в правильность собственного порыва.
Все понимали: после таких напутствий и веры в собственные силы ни один из добровольцев не станет заниматься, чем попало и как попало. Их звала на помощь Родина. И они будут честно трудиться во благо ей и родной партии.
     В память о встрече в Колонном зале комсомольцам вручили книги Л. И. Брежнева «Возрождение», «Малая земля» и «Целина» и грампластинки с песнями в исполнении Юрия Антонова и ансамблей » Песняры», «Пламя» и «Самоцветы».
     Грозненцы вскладчину купили проигрыватель и теперь, собираясь вместе, веселились под музыку любимых исполнителей.
    Ближе к вечеру добровольцев отвезли на вокзал. И в полночь из Москвы в Тынду отправились 550 человек – первых эксплуатационников трассы. Будущих железнодорожников встречали и провожали митингами едва не на всех станциях Транссиба.
     Особенно теплыми были встречи в Тайге и Тайшете, откуда были командир отряда Борис Устюжанин и комиссар Алексей Сорокин. В депо там с обоими прощались с большим сожалением: парни были гордостью двух дорог – Красноярской и Восточно-Сибирской, лауреаты премии Ленинского комсомола, почетные железнодорожники.
  Вагоны для бойцов были все плацкартные. С этим же эшелоном добирались до места будущей работы специалисты-железнодорожники, которым предстояло занять высокие посты на железнодорожной ветке. А в товарных вагонах везли спецодежду для будущих работников.
    В одном купе с Максимом ехали Саша Клочков, Андрей Еремеев, Стас Дворницкий, Виктор Цепух и Миша Тарусин. Вся дорога прошла в беседах. Кроме того, там, где молодые, обязательно бывает выпивка. Вагоны до ночи гудели, как улей. Даже если захочешь, при таком шуме не уснешь. После полуночи становилось тише. Вагоны погружались в сон.
    В три часа одной из ночей спавший на верхней боковой полке Саша Клочков неудачно повернулся на другой бок. И с грохотом оказался на полу. Вагон стал раскачиваться. Пассажиры повскакивали с мест. Долго потом не смолкал хохот в вагоне, стоило кому-нибудь вспомнить об этом эпизоде.
    После этого случая Максим поменялся с Сашей местами. А поезд продолжил стремительно приближаться к заветной цели.
  После Красноярска заработал отдел кадров: всех добровольцев распределили по населенным пунктам дороги с учетом  потребности в работниках разных специальностей. Отряд из Грозного обосновали в поселке Могот Амурской области.
    Туда же распределили  ребят из  Казахстана, Бурятии, Эстонии, Узбекистана, Латвии и Белоруссии. Всего 150 человек, семейным добровольцам пообещали сразу по приезду в поселок предоставить квартиры, одиноким – комнаты в общежитии. Впоследствии было решено давать благоустроенное жилье, когда приедет семья.
      Добровольцы приехали в Тынду 5 ноября 1979 года. Суровая природа стройки встретила механизаторов и путейцев, мостовиков и связистов жгучими морозами за минус 40 градусов и ураганными ветрами с метелями. Теплолюбивые кавказцы дрожали на ветру, как осиновые листочки. Затем их отвезли в Могот. И всех поместили в теплое и благоустроенное семейное общежитие на улице Железнодорожной, именно там, где и нашли их Катя и Вера.
     Во время стихийно вспыхнувшего праздничного обеда потихоньку играла музыка. Когда все наелись,  и женщины убрали с пола «скатерть-самобранку», ребята включили музыку на всю громкость. В комнате начались танцы.
Катя подумала:
– Как же мы скучно раньше жили. Погрязли по уши в быту: дом, работа, дети, огород. И все снова- здорово. Только с точностью до наоборот. Свихнуться можно без разрядки.
     А Максим, глядя на раскрасневшуюся от танцев жену, млел и поедал ее глазами. От этого взгляда Катя чувствовала волнение во всем теле и учащенное сердцебиение. Она физически ощущала прикосновение его бессовестно блуждающих по ее телу глаз. Все внутри нее трепетало, возбужденные груди торчали из кофточки, как груши на прилавке. Казалось, еще чуть-чуть, и они сами выпрыгнут в руки к Максиму.
    Гости вдруг засобирались по своим комнатам. Но сначала мужчины принесли кровать. И поставили ее для Максима и его жены на кухне. Вера со Стасом тоже отправились в свою однокомнатную квартиру, которую предприимчиво вовремя занял Стас.
               
 
                Глава 5. Наконец-то Максим и Катя вместе.
 
    Наконец, Катя и Максим остались одни. Их глаза встретились. И веселье покинуло пронзительную синеву глаз мужчины. Из них  теперь мелькали искры страсти.
  Кате вдруг почудилось, будто перед нею разверзлась бездна, готовая поглотить ее всю без остатка. Она покачнулась. И тут же была обнята за талию и подхвачена на руки. Максим припал к ее губам. И вот уже исчез мир с бедами и проблемами. Не осталось больше ничего, кроме любимого мужчины. Только безумные чувства, сотрясающие их души и тела.
     На следующий день вся компания отправилась гурьбой осматривать с новичками поселок и его окрестности, прихватив с собою детские санки. Поселок был построен горьковчанами из СМП. А железнодорожное полотно возводили механизированные колонны.
    Постоянка – место в поселке, где стояло несколько высотных домов из белого кирпича для молодых эксплуатационников магистрали. Она представляла собой маленький городок с бетонными дорогами и бордюрами. В нем были предусмотрены большой железнодорожный вокзал, почта, администрация, торговый центр, столовая и школа с детским садом.
     А пока все это было во временном, барачном поселке. Лишь вокзал достраивался на своем месте. Он представлял собой красивое здание из красного камня и стекла. Перед ним была небольшая бетонная площадка, а дальше все насыпь из камней.
    Друзья первым делом повели новичков в продуктовый магазин. Причем, пошли они дальним путем, а не по протоптанной дорожке. Увязая по колено в снегу, они, смеясь, падали и застревали в сугробах то одной ногой, то другой. Катя была поражена увиденной картиной.
    Несмотря на сильные ветра и большой снежный покров, то тут, то там на поляне из-под снега рядом с жилыми домами выглядывали ветвистые кустарники высотой 30—50 см. У них были узкие и длинные примерно двух-трех сантиметровые листочки темно-зеленого цвета с оставшимися на кустиках синими, сочными ягодами. Катя воскликнула:
– Ой, смотрите! Это ж черника! Только почему она с сизоватым налетом? И бросилась к увиденным ягодам. Чернику видела она еще в детстве. Когда ей было десять лет,   родственники брали ее с собой в Белоруссию. Там в лесу и пробовала она эту  ягоду.
Катин муж засмеялся:
– А это вовсе не черника, а голубика. У них совсем разный вкус.
– Ты попробуй, попробуй! Ягода от мороза становится очень сладкой! – подтолкнула Катю к кустику Рита.
Катя набрала в горсть ягод. И высыпала их в рот. Блаженство на лице выдало ее оценку ягодам. Земляки радостно захлопали в ладоши.
– Тут, говорят, есть еще и другие ягоды. Много брусники, жимолости, морошки. – Максим улыбался, довольный, что сумел удивить  жену.
– Еще есть малина и смородина. Они прямо в тайге растут. – Сделал добавление к сказанному друзьями Саша Клочков.
Рита, потянувшись, мечтательно посмотрела в сторону вокзала.
– А я люблю клюкву. Здесь на болотах ее много.
Катя поняла, что болотистая местность в той стороне, куда смотрела Рита.
– Ягоды ягодами, а вот грибы – это да! Строители говорят, все сопки бывают усеяны ими. Собирай, не ленись. – Максим жестом руки показал всю окружающую природу вокруг поселка. Она была впечатляющей. Сопки и тайга окружали небольшой поселок. Тайга казалась темной и неприступной.
    От перспектив на будущую жизнь  у девушки изогнулись брови. Она выглядела сейчас комичной и до края удивленной. Это вызывало улыбку среди друзей. Период их удивления за те несколько дней, что они здесь находились, почти прошел.
И теперь на ее лице  виделись те же эмоции, что были поначалу на их физиономиях. Это их забавляло.
– А хочешь посмотреть на речку? Она здесь рядом. – Максим любил удивлять  супругу.
– Конечно, хочу!
Катя была рада всему, что ее окружало.
     Ребята шумною толпой прошли еще метров сто вправо. И стали углубляться вперед по натоптанной дороге. По обе стороны от нее были видны деревья и кустарники.
   В том числе попадался и кедровый стланик.
- Вера, посмотри, и тут стланик!
- Ага! Видно, он не прихотлив. И растет везде.
Максим добавил:
- Где он растет, там хорошие охотничьи угодья. Ребята говорят, что в урожайные годы, в зарослях стланика можно встретить медведя, выследить соболя, белку, глухаря и дикушу.
- Что еще за дикуша? Что-то я не встречалась с таким видом.
- Ну, это птица, созданная Богом для голодающего охотника. Когда  у него не идет охота, он может с помощью палки и петли на ней снять с дерева дикушу. Они совсем не боятся людей и сидят круглые комочки на деревьях, как яблоки на яблоне.  Они похожи на рябчиков, только более круглые.
    Впереди Катя увидела камни. И, наконец, показалась река. О том, что это река, она  поняла по оживлению среди ребят. Вместо воды на реке во все стороны был виден лед. Лишь берега выдавали, что здесь проходит река.
     Катя никогда не видела промерзших рек. И это открытие ее удивило.
– Это Могот. Он впадает в Гилюй, а потом уже в Зейское водохранилище. Название реке дано эвенками. В переводе с их языка – это завал на реке. А поселок потом уж стал называться, как и река, Моготом.
– А ты что, думала,  при здешних морозах  река не замерзнет?! Да тут реки на метр, а то и два промерзают полностью. А когда становится тепло, начинается ледоход, – сказал потихоньку Максим, заметив ее замешательство при виде полностью замерзшей реки. – Это, когда лед начинает подтаивать и в течение нескольких дней нести ледяные глыбы по течению реки.
    Максиму надо было быть учителем. Он всегда любил блеснуть своими знаниями. И, надо сказать, делал это мастерски, с чувством, с толком, с расстановкой.
«Век живи, век учись и все равно останешься неучем», – подумала Катя. Сколько в жизни происходит всего, о чем мы даже не подозреваем. На юге, где она прожила  двадцать три года, реки не замерзают зимой и не бывает никаких ледоходов по весне.
  Осмотрев реку и местность вокруг нее, ребята отправились в обратную сторону мимо многоэтажных домов, бараков, педеушек. Теперь уже шли по натоптанной тропинке, то перешагивая через строительные материалы, то поднимаясь на короба с отопительными трубами, а то и по ровной, но заснеженной  поверхности земли.
    Комсомольцы, глядя на неподдельный восторг и удивление Кати, улыбались и хитро перемигивались, словно давали понять: смотри, смотри, то ли еще будет.
    Сначала на пути молодежи попалась собственная поселковая пекарня. Аромат свежеиспеченного хлеба Катя учуяла еще задолго до появления небольшого деревянного здания. А уж когда комсомольцы поравнялись магазином, пройти мимо него у нее не хватило сил.
    Она в сопровождении целой ватаги комсомольцев вошла в его маленькое помещение при самой пекарне и обомлела. Хлеб был самый разнообразный. Больше приглянулся обыкновенный, но высокий и необычайно запашистый. А рядом красовался сладкий хлеб с изюмом. Ей ничего не оставалось, как взять на пробу хлеба разных видов.
      Полная продавщица маленького, как и Катя роста, приветливо улыбалась, подавая ей заказанные хлебопродукты:
- Приходите еще. У нас всегда огромный выбор.
- Обязательно приду,- улыбнулась Катя, довольная гостеприимством продавщицы.
      Затем справа от ребят показалось здание столовой, ярко раскрашенное в желто-синие краски. На окнах в столовой виднелись дорогие тюлевые занавеси. Из открытой форточки до ноздрей прохожих доносился вкусный запах приготовленной пищи.
  Издалека показались капитальные деревянные разноцветные бараки, в которых находились администрация, почта, школа, клуб и больница. Все эти дома тоже были окрашены в сине-желтые цвета.
        Продуктовым магазином оказался большущий барак с высокими ступеньками перед входом. Войдя в огромный торговый зал магазина, Катя даже растерялась: стойки с товарами высились в четыре ряда. Они были просто завалены разнообразными продуктами. Глаза разбегались в разные стороны.
  Чего тут только не было: целые туши различного мяса, разнообразные виды колбас, сыров и копченостей. Большой выбор всевозможных консервов мясных, рыбных и молочных, сливочное масло. В общем, все, что твоей душе угодно.
       В их родном городе- столице автономной республики – таких магазинов и то было всего один или два в центре города. А тут всего лишь таежный поселок и такой выбор. Знакомые в Грозном пугали Катю с мужем, что на БАМе ничего нет. Что продукты в поселки забрасывают вертолетами только самые необходимые и в малом количестве.
  Внезапно Катю разобрал смех. Она от души хохотала, вытирая рукавом слезы.  Она, захлебываясь от смеха,  рассказывала им:
 - Перед поездкой на БАМ мы  мужем по совету «знающих людей»  залечили зубы, в чемодан Максима накупили лекарств и шприцов, так как « всезнайки» сказали, что там, куда мы собираемся ехать, глухая тайга без больниц, аптек и магазинов.
    Друзья стали похохатывать.
    -  Еще я, как любящая жена, набила чемодан рыбными консервами и готовыми полуфабрикатами супчиков.
- А что они нам очень помогли поначалу. Деньги у многих быстро кончились, до зарплаты далеко,- сквозь смех  пробормотал Максим. – А еще я взял с собой все необходимое для рыбалки и охоты,- повысил он голос,-  А это еще один огромный чемодан. И таскал все это из одного поезда в другой. Хорошо, хоть вы иногда помогали.
- То-то я думал, когда нес этот чемодан: у тебя там кирпичи что ли?! – лицо Клочкова скривилось от смеха. 
Теперь уже хохотали всей гурьбой, стоя посреди  торгового зала.
    На комсомольцев стала косо поглядывать заведующая магазином. Они мало-помалу успокоились, рассеялись по магазину и принялись выбирать товар для покупки. Оказывается, в таежном поселке есть чудесная рабочая столовая, пять прекрасных магазинов и все необходимые учреждения, которые не уступали по оснащенности и кадрам самым лучшим городским учреждениям на западе страны.
     Назад возвращались по накатанной снежной дорожке. Парни по очереди катили санки, доверху наполненные продуктами. Все улыбались, подтрунивали друг над другом. Но никто не обижался. Чувствовалось единение душ и желание жить интересной и насыщенной жизнью.
     Никто из друзей не высказывался о желании быстро обогатиться и покинуть эти суровые края. Всем нравилось жить и работать на комсомольской стройке, любоваться природой. Катю это радовало. Она опасалась увидеть среди комсомольцев рвачей или карьеристов.
  Нашлись, конечно, через некоторое время и такие комсомольцы, кто дрогнул перед трудностями, перед суровой природой. Но их было мало. Лишь один из Грозненского отряда покинул Могот, посчитав, что не за такими заработками он ехал на Север. И еще Таня вернулась в Грозный из-за тяжелой болезни родителей. Ее провожали со стройки с сожалением. Хорошая была девушка. Остальной состав отряда долгие годы работал и сохранял дружеские отношения на зависть посланцам из других республик, краев и областей.
     Жизнь била ключом. Каждый день в поселок приезжал кто-нибудь из начальства, собирались собрания, много говорили и ко многому призывали. Комсомольцы жаловались, требовали и критиковали. Вера, бывшая попутчица Кати в дороге вслед за мужьями, на каждом собрании требовала перевести их с мужем в Беркакит, ссылаясь на свою и его высшую квалификации, которые они не могли применить в маленьком поселке. И ведь добилась своего.
             Однажды приехал начальник Беркакитской дистанции пути Гоман Евгений Станиславович.  Он прибыл на комсомольско-молодежную стройку одним поездом вместе с молодежью. В тот день он собрал актив всех отрядов в подвале общежития, где жили все отряды. Кроме актива в подвале были все, кто оказался в это время рядом. И Катя в том числе. Решались многие организационные вопросы.
    В конце собрания Гоман сказал:
– Теперь о главном. После собрания, товарищи комсомольцы, соберите всех своих ребят и объявите им, чтобы срочно написали заявления на квартиры семейным и на детсады всем, кто намерен привезти своих детей на БАМ. Я пробуду здесь еще часа два.
      Катя стояла возле маленького подвального окна и писала очередное письмо своим детям, которые остались на Кавказе с ее матерью. Она тут же бросила это занятие и стала строчить заявления за себя, Дворницких и Клочковых, с кем была особенно дружна.
     По своему, хоть и не очень богатому жизненному опыту, она знала: в данном вопросе надо действовать быстро. Чем ближе окажется очередь, тем скорее семья получит собственное жилье и места в детском учреждении. Значит, можно будет привезти  детей и выйти на работу.
  Сколько она себя помнила, ее всегда считали сообразительной и способной найти выход из затруднительных ситуаций. Вот и сейчас многие еще не поняли важности поставленной  задачи, а шесть заявлений грозненских комсомольцев от трех семей уже красовались первыми в списках очередников.
  Пока оформляли на работу прибывших добровольцев и проводили организационные вопросы, все отряды перемешались. Если раньше каждый отряд держался особняком, теперь уже трудно было разобрать, кто откуда.
               
                Подглава 2. Отряд пополняется женами.
 
    В начале декабря приехала жена комсорга отряда с детьми примерно одного возраста с Катиными сыном и дочерью. Катя стала проводить с ними много времени, а когда оставалась одна, совсем заскучала. Она никогда не расставалась с детьми надолго. А тут на днях  мать прислала телеграмму о болезни старшего сына. Сердце, казалось, разрывалось на части, от боли за него. Будь ее воля, она бы любую эту  боль перевела на себя. Но жизнь такая штука, что у каждого свой жизненный путь, который он должен пройти самостоятельно.
     У нее было такое безрадостное детство, что достаточно было лишь представить несчастного ребенка, как ее сердце тут же сжималось от сочувствия. Она обожала детей. Своих и чужих. Всех.
    Кате всегда было обидно вспоминать слова матери, что она несчастна с мужем по их с братом вине. Из-за них она пытается сохранить брак с человеком, отношениям с которым давно пришел конец. Кате казалось, что лучше воспитывать детей в бедности, но в любви. Мать всегда винила всех в своей неудачной жизни. Сама при этом становилась злой и необщительной со своими детьми.
    Мать всегда копила деньги на лучшую жизнь в будущем. А всю тогдашнюю жизнь они жили впроголодь, на лицованных вещах с заплатами. Стоило девочке сказать своей матери что-то по этому поводу, следовал один и тот же ответ:
– Не барыня! Мала еще выставлять матери свои требования! Что будет, когда тебе будет шестнадцать?! И так добавлялось по году из года в год. И, как говорится, все шло по-прежнему. Любимым выражением матери было: «Голь на выдумки щедра». И Катя с братом продолжала чувствовать свою неполноценность.
         Теперь, стоило им с Максимом влиться в среду уверенной молодежи и почувствовать себя равными в их рядах,  появилась уверенность в себе. Самое интересное, что и семейная жизнь становилась лучше, спокойнее и размереннее. Семья ведь - не только быт, но и некое родство душ, которое появилось, кажется, именно здесь.
      Кате не хотелось расставаться с мужем даже на время его рабочего дня. Правду говорят: если у женщины нет своего дела, ее занятием становится помощь мужу. Не работая нигде, она каждое утро ходила на работу вместе с Максимом и  новыми друзьями. Они первые месяцы занимались расчисткой территории и здания ОЭРП. Разгоряченные от работы, они много шутили, смеялись, вспоминали и мечтали.
Рита говорила часто:
- Ребят, мне тут бурятские комсомольцы анекдот вчера рассказали Я ухохоталась вся. Захотели как-то весной американские туристы на настоящую русскую охоту попасть. Привезли их в Сибирь. Идут они по тайге. Любуются разнообразием природы. И тут встречается им голодный медведь. Тот поднялся на задние лапы. И на них направился. Они рванули от него. Он за ними. По пути разнесли мангал и палатки в палаточном городке, где другие путешественники жарили шашлыки и выпивали. Путешественники за ними. Догнали, надавали по шеям. И вернулись в лагерь. Один говорит:
- А че, неплохая битва получилась.
Другой поддерживает его:
- А знаешь, один из туристов дрался очень даже неплохо для американца.
- Какой именно?
- Ну, тот, что в меховой шубе был.
Комсомольцы хохотали после каждого ее анекдота без остановки.
  Руководил бригадой грозненцев Маргарян Шаварш из армянского отряда добровольцев. Он имел немалый опыт путейской работы, был таким же верным идеям комсомола и, что не маловажно, молодым и горячим, как и его новые подопечные. В Армении, как и в Чечне, ребенку с рождения дается два имени, чтобы злые духи не могли навредить малышу. Вторым именем бригадира было Роберт. Это имя и прижилось в общении с ним.
  Вскоре в очищенном и благоустроенном здании на первом этаже обосновали околоточные кабинеты для сбора путейцев до выезда на рабочие километры. Там же поставили столы бригадиру, мастеру и технику околотка. Здесь с путейцами проводились беседы, давались инструктажи. А также решались вопросы, связанные с работой и жизнью бригады.
  Добровольцев стали вывозить на перегон. Начались путейские будни. В условиях БАМА, когда сроки выполнения поставленных задач были необычно сжатыми, а суровая природа не отдавала без борьбы ни одного метра таежного пространства, особое значение имела идейно-политическая работа с коллективом, штурмующим тайгу.
    Максим сначала привел в рабочее состояние сантехнику на двух этажах здания. Потом также стал выезжать на перегон в качестве монтера пути.
По трассе из Тынды в Москву пустили первый поезд.
     Не только словом, а и личным примером комсомольские вожаки вели за собой людей. Всеми этими качествами был наделен бригадир Катиных друзей. Он личным примером показывал, как надо работать, что предпринимать в трудные минуты. И вскоре путейцы разобрались в тонкостях работы. Стали повышаться их разряды и зарплаты.
     Некоторые из комсомольцев, к которым еще не приехала семья, стали встречаться с одинокими девчатами, чтобы скоротать время, снять стресс. Особенно выделялся среди них Роберт. Однажды он отправился в сорокаградусный мороз в легкой одежде и туфлях. Это, чтобы выглядеть перед девушкой- красавицей этаким франтом. Свидание проходило под мостом у реки.
   Домой он прибежал потом, не чувствуя ног. Они у него к башмакам примерзли. Когда пришел к нему Максим за декадниками для отчета, он застал бригадира в ванной прямо в башмаках и верхней одежде.
   Потом Роберт вообще перебрался в соседнее крыло дома, где жили Евсеевы, к одинокой женщине с двумя детьми. Она долго за ним ухаживала за его ласку и компанию, пока в поселке не появились мать Роберта, его жена и дети. Все с ужасом наблюдали, когда они всем семейством отправились к этой Валентине. Ну, думали: мордобоя не избежать. А ничего подобного. Они ходили к ней, чтобы выразить благодарность за уход за их Робертом, пока их не было рядом.
      В семье Евсеевых, появилось больше единства и общих интересов. Раньше Катя из-за собственных комплексов стыдилась проявления чувств, прятала их за опущенными ресницами, сдерживала силой воли порывы страсти. Теперь она научилась давать им волю, ощущать  близость супруга, прикосновение его ноги к ее ноге. И не отдергивала ее, как раньше, а млела от удовольствия. Ей нравилась эта нега, нравилось быть любимой и любить.
   Единственное, чего ей сейчас не хватало, так это детского смеха и топота их ног по комнате. Хотя и была она совсем молодой, но, видимо, ее предназначение в этой жизни на земле – воспитание детей. Без них она тосковала.
 
                Подглава 3. Катя привозит детей на БАМ.
 
       Когда Максиму выдали первую зарплату, он оставил себе самую малость, остальные деньги отдал Кате и проводил ее в поездку за детьми. Десять дней пути пролетели незаметно. Когда женщина вышла из вагона, ее продолжало покачивать, как в поезде. Хотя в этом раскачивании девушка видела и некоторую пользу. Во-первых, меньше хотелось спать, а во-вторых, легче переносилась разница в 6 часов времени.
    И все же курьезы от этой разницы случались. Когда рано утром все спали, Катя, уже привыкшая к бамовскому раскладу жизни, просыпалась, полная сил и оптимизма. Она стирала, готовила, шила, оформляла отправку вещей в контейнерной станции. Зато ближе к вечеру, когда соседи собирались в парке, на улице или просто выходили пообщаться на лавочке возле дома, она валилась с ног. И ничего не могла с собой поделать.
    Катя спешила вернуться с детьми к Новогоднему празднику. За три дня она собрала вещи, отправила контейнер, забрала из детского сада документы детей и купила билеты на ночной проходящий поезд. Провожал ее с детьми немногословный свекор.
    В Грозном было тепло и сухо. И Катя, чтобы не таскать большое количество вещей, надела на детей валенки, а сапоги отдала свекру, чтобы их потом прислали почтой. В Москве, когда состав прибыл через полтора суток, утром был морозец. А к отправлению поезда к обеду из Москвы до Тынды снег растаял. Дети с трудом переставляли ноги в незнакомой обуви. Их ноги в валенках промокли.
Хорошо, что Катя взяла для них сменные тапочки. Пока она с детьми находилась в теплом поезде, обувь высохла. И очень пригодилась на БАМе, где перед их приездом  бушевала метель,  и навалило снегу по колено.
    Дети, несмотря на ночь, безотрывно смотрели на заснеженные города и поселки, визжали при попадании снега от отряхиваемых шапок и шуб новых пассажиров, входящих в вагон с улицы и приносящих с собой свежесть и морозный воздух.
Ване было пять с половиной лет, его сестренке в поезде исполнилось три годика.
Пассажиры с умилением спрашивали у малышки:
- И как же зовут это милое создание с бантиками?
- Мавиночка.
- Это что за чудо-юдо такое Мавиночка?! Может, малинка? Ягодка такая лесная,- улыбались они.
- Никакая я  не ягодка. И вовсе не малинка. Я – Мавиночка.
- Ясно, ты не ягодка-малинка, - говорил кто-нибудь из пассажиров, хитро прищурив глаза,-  Давай тогда спросим по- другому. Как тебя мама зовет?
- Солнышко мое.
- А папа?
- Ласточка и птичка синичка, - склоняла головку вбок Марина.
- Ого, сколько у тебя имен! – в купе поднимался хохот.- Ну, ладно, маленькое наше солнышко, возьми яблочки тебе и брату.
Ваня тем временем злился, что Марина никак не могла научиться говорить свое имя, хотя мама посвящает занятиям с нею львиную долю времени.
- Ну, ты, Маринка, даешь! Мавиночка- Мавиночка,- кривил он лицо.- Стыдно  слушать твои глупости.
- Ваня! Не злись, прошу тебя. Я научусь, обязательно,- обнимала его малышка.
- Вот и учись! Не позорь нас,- отпихивал ее руки старший брат.
Катя даже в поездке занималась со своим солнышком, чтобы  дочка научилась выговаривать «р»:
- Мариночка, скажи: « Трон»
Та повторяла:
- Твон.
- Кран.
- Кван.
- Краб.
- Кваб,- у девочки к концу занятий появлялись слезы.
И так повторялось изо-дня в день. Казалось, она так и не сможет сказать злополучную букву. Катя уже стала подумывать, что не надо было называть дочку таким именем.
И вот в свой день рождения она впервые сказала то, что от нее требовали.
Она заглядывала потом в каждое купе, где ее привечали, и гордо сообщала:
- А я тепер-р-рь пр-р-равильно говорю свое имя – Маар-р-рина.
- Какая же ты умница,- улыбались и обнимали малышку взрослые друзья. Они так привыкли к Марине и Ване, что, когда  детям через неделю в четыре часа ночи следовало выходить из поезда, многие провожали их с сожалением:
- Будьте счастливы, дети! Пусть ничто не мешает вам быть такими же непосредственными, как сейчас.
    Платформа опустела. На ней остались лишь Катя с детьми. И кое-кто из пассажиров из  других вагонов. А поезд продолжил свой путь. Такова жизнь: все течет и изменяется. Вот и сейчас кто-то продолжил поездку на поезде, а кто-то шел навстречу неизвестности, зная лишь то, что мама рядом, значит, ничего плохого не случится.
    Никто Евсеевых не встречал, хотя Катя послала мужу телеграмму с сообщением о дне и времени прибытия. Перед нею стояло несколько неподъемных сумок. И двое маленьких детей. Страх и отчаяние охватили ее, кровь прилила к голове: как же так, я ведь писала Максиму, что везу огромные сумки?!
    Мороз крепчал. Под ногами прохожих скрипел снег, успокаивая отчаявшуюся мамашу и как – бы говоря: « Соберись. Возьми себя в руки. Это радостная и беззаботная жизнь делает людей счастливыми,  а беспрерывная борьба вырабатывает стойкость».
     Катя  повесила тогда две сумки на плечи. Две другие взяла в руки и приказала детям:
- Держитесь за эти сумки. Помогайте мне.
    Ясное дело, помощи не было никакой, но была уверенность, что дети не отстанут и не потеряются на пустом перроне.   Она сжала от усилия челюсти и шаг за шагом продвигалась к вокзалу.
    Она старалась думать, что непредвиденные обстоятельства помешали мужу встретить ее с детьми, но на самом деле чувствовала полное разочарование в нем из-за падения с пьедестала, на который в последнее время сама же усадила его. Лучше бы она продолжала, как раньше думать, что люди несовершенны с самого рождения. Тогда бы ей легче было  чувствовать его невнимание.
    Тут Марина заметила, что от вокзала спешит в их сторону заросший, заспанный  и запыхавшийся мужчина.
- Ура! Мой папа, наконец-то, приехал за нами.
Она уже неслась к нему навстречу, широко расставив руки:
- Папочка, а я тепер-рь пр-равильно говор-рю   Мар-рина.  Я умница!?
    Прохожие от умиления оглядывались, услышав тираду маленькой девочки.
- Умница и даже красавица,- целовал ее в щеку Максим, одновременно гладя по голове сына и поглядывая на расстроенную жену.
  У нее при его виде пропала вся крепость духа, по щекам потекли слезы. Она сейчас была похожа на дикую кошку. Тронь ее, и она зашипит, подняв вверх когтистую лапу.
Он поспешил к ней навстречу. Забрал сумки, поставил их на пол. И обнял ее:
- Не плачь, все нормально. Я никому не позволю  обижать мою любимую женщину.
    Хотя обида в ней не утихла, она не вырывалась из объятий мужа, от которого, ей казалось, исходил аромат трав и тепла постели.
- Не обижайся, Катя. Я после работы ночным поездом приехал сюда, попросил дежурную разбудить, когда объявят приход поезда из Москвы. А она забыла. Я вскочил, когда уже объявили его отправление.
- А я уже растерялась: как буду добираться одна с детьми?!
       Дети обвили их обоих руками. Так они в обнимку постояли  с минуту. Затем заспешили в здание вокзала, чтобы не заморозить малышей. Максим и Катя с сумками щли впереди, дети следом за ними. Все были счастливы и довольны. На Кавказе говорят: «Пламя вспыхнет снова, если помешать угли».
     К новогоднему празднику они приехали в Могот. Пока Катя ездила за детьми, Максим получил комнату в общежитии на четвертом этаже. Вместе с ними в большой комнате теперь помещались пятеро мужчин из Грозного, а в самой маленькой – Андрей Еремеев, ожидающий приезда жены и сына после праздника.
       Максим, войдя в комнату, где Катя разбирала вещи, спросил:
- Кать, мы тут все скинулись понемногу,  женщины готовят праздничный ужин у Цепухов в квартире.  Ты пойдешь помогать или отдохнешь с детьми  после дороги?
- Конечно, пойдем, - отозвалась Катя, надевая на себя платье вместо надоевших за поездку брюк.
        Дети уже стояли возле двери в ожидании команды:  по гостям. Это всегда было их любимым занятием. В общительности им не откажешь. Они  быстро находили со всеми общий язык. Так было и теперь. Не успели они появиться в квартире, как уже носились наперегонки с детьми Клочковых, или мирно беседовали со всеми, кто их затрагивал.
Прошли праздники. Наступили будни.
 
 
                Подглава 4. Работа и отдых в ПЧ,
       
       Через некоторое время детям дали места в детском саду. Катя вышла на работу. Сначала она работала в ОРСе. Потом стала монтером пути у своего мужа, ставшего к тому времени бригадиром. Ей нравилось работать в молодежном коллективе. Там не было простоев, никто не сачковал, каждый знал свои обязанности.
 
Комсомольские собрания проводились чаще всего по месту работы. Комсомольцы приостанавливали на пятнадцать минут работу, рассаживались на поваленные деревья. Доклада на собрании не было. Выносилось предложение, например, участвовать в «корчагинской» вахте, то есть трудиться не на жизнь, а на смерть. Его принимали или нет.
 
– Поддерживаем! – одновременно повторяли десятки голосов и поднимали лес рук вверх.
После собрания записывали решение: «Выполнить подъемку пути раньше срока. Считать долгом каждого комсомольца активно участвовать в ударном труде».
 
Так и было. Когда путеизмерительная машина после прохода по перегонам той или иной бригады показывала отличные баллы, путейцы радовались, как дети, что справились с поставленной задачей. И снова ставили перед собой задачи, с которыми старались выполнить, во что бы то ни стало.
 
После тяжелого труда можно и отдохнуть.
-Что-то мы в этом месяце совсем не отдыхали, - пора бы отвлечься от работы, предлагал Роберт.- А-то настроение совсем на ноль опустилось.
Тут же отзывался Толик Гилетий:
- Ты как всегда, прав, бригадир. Неплохо бы развлечься. Как думаете, друзья?
 
Начиналось веселое шевеление в АСКе. Каждый лез в карман за деньгами.
- Я такую буженину приготовила, пальчики оближете, - говорила Рита.
- А мне мама черемшу прислала, обалдеть, какую вкусную!- подавала голос Катя.
Мы ее отварили, смешали с маслом и томатом. Ой, какая прелесть!
- А у нас черемшу не варят! Когда у нее раскрывается лист, она идет на закуску, как лук или чеснок с солью. - удивлялся Саша Соколов, приехавший в поселок из Бурятии.- Ее, кстати, у нас называют диким чесноком.
 
-Ну, нет! На Кавказе ее копают, когда она еще только показывается из земли с закрученным листочком, - прикрыв глаза от предвкушения вкуса черемши, говорил, смакуя каждое слово, Максим.
   
    Катя улыбалась во весь рот, потому что знала, черемшу обожают все грозненцы. Она у них там, вроде наркотика. Только наступает весна, центральный рынок заваливается ею. На столах у продавцов горы черемши. И жители  города ее покупает с огромным удовольствием.  А потом везде разносится запах вареного продукта.

- Ну, вы, девчата, даете! Еще до дома не доехали, а уже слюнки текут! А что, уже сезон  черемши начался?
- Да, ребятки! Мы с этим холодным климатом совсем забыли, что дома уже весна, - Захохотали Алла и Рита одновременно:

- Максим, Надеюсь, вы с Катей не против, чтобы мы у вас развеялись?
 Максим с улыбкой пожал плечами:
- А когда мы были против? Во сколько встречаемся?

-  Как только умоемся, переоденемся, заберем детей  из детского садика, так и придем.
    Мужчины по пути с перегона заходили в магазин за рисовой водкой. Много не покупали: двух-трех бутылок хватало на весь вечер.
   
Первой всегда приходила Рита. Раздавался звонок в дверь, Катя спешила ее открыть.  Рита с макияжем на лице, в красивом платье и туфлях на каблучке выглядела неотразимо. До поездки на БАМ она вращалась в театральной среде, где работал ее муж. И многому научилась у  актрис. Катя косметикой не пользовалась. Просто забывала про нее. Да и чего прихорашиваться. Самый лучший макияж придумала для каждого человека природа. Но мастерство перевоплощения Риты всегда принимала с восторгом.
   
Потом подтягивались остальные члены бригады вместе с детьми и супругами. Комсомольцы не столько выпивали, сколько танцевали или беседовали. Детям накрывали стол в детской комнате, где они и ели, и играли. Каждая из женщин захватывала с собой из дому что-нибудь из своих блюд. Случалось, стол ломился от изобилия закусок. И всякий раз Катя разводила большое количество морса из брусники, клюквы или голубики.
 
- Девчата! Мне муж с зарплаты колье подарил. Смотрите, какая прелесть!
На шее у Риты красовалось колье необычайной красоты.
- Счастливая,- вздохнула Сидорова. Мне Горяченков никогда ничего не дарит. Лучше на водку деньги изведет. Лишь бы не мне достались.
Что и говорить, выпить любил не только Горяченков. Не отставала от него и сама Света.
 
- Молодец  Сашка!  Какое  это счастье, когда рядом с тобой такой галантный кавалер,- отозвалась Ежкова.
- Что вы понимаете  в счастье?-  Возмутилась Рита,-  Разве оно в том, чтобы чем-то обладать? По-моему, счастье, когда есть свой дом, куда хочется возвращаться. В доме этом бегают дети и все здоровы. Когда есть пища и темы для разговоров.
 
- Какие глупости вы говорите,- вступила снова в разговор Сидорова,- счастье, когда о тебе думают и заботятся. Когда тебе с тем, кто рядом тепло и безопасно. И он не на сторону смотрит, а с тобой в одну и ту же.
    
Катя вздохнула:
- Когда-то мне говорила бабушка, что счастье для всех бывает разное. Я не верила. И только теперь  начинаю ее понимать. Счастье, когда понимаешь, что твои дети растут достойными людьми, когда наступает мирное утро и тебе звонят друзья просто так, чтобы поинтересоваться твоим здоровьем. Да, в конце концов, отсутствие беды уже  счастье. Оно у нас на каждом шагу. А мы ждем его и не хотим верить, что оно у всех разное.
 
В комнату после перекура в подъезде вошел Толик Гилетий:
- Ну и тему вы выбрали, девчонки. По мне, так это, когда есть деньги. И ты никому не должен. Никто тебя за это не преследует.
Он все выходные проводил в Тындинском закрытом казино, играл в карты. Часто сорил деньгами налево и направо. А теперь у него, видимо, пошла полоса  невезения. И после выходных он возвращался из Тынды с синяками и ссадинами.
 
Музыка и танцы продолжались до глубокой ночи, потом все шли по домам. Назавтра рано утром  выходить на работу. Где-то около семи часов утра после инструктажа в ОЭРП их развозили по запланированным на этот день рабочим километрам.
   
 Актированных дней у них не было. Дождь ли, снег, а работа должна быть выполнена.
Первый околоток, куда были определены ребята из Грозного, находился с 26 по 8 километр трассы Беркатит – Бамовская. Из Могота до разъезда Гилюй, что находился в начале их перегона, они добирались примерно полчаса для погрузки рабочего инструмента. Там ждали, когда появится окно для дальнейшего передвижения.
 
Пока ждали, готовили инструмент, пилили шпалы на пласты примерно пятнадцати сантиметровой толщины, а из них потом делали палочки- пробки, которые надо было вставлять в ямку для крепкой пришивки костылей к шпале.
 Как-то Рита говорит:
- Вчера смотрела передачу « Что? Где? Когда? Так вот там показали железнодорожный костыль и задали вопрос умникам: что это?
 
Мы с Сашкой хохотали: они  сказали, что специальный большой гвоздь!
- А когда сама в первый день работы приехала домой и рассказывала, что гвоздики в рельсы забивала, не помнишь?- засмеялся ее муж.
- Теперь – то мы все умные: Костыли в шпалы забиваем,- поддакнул Маргарян.
 
- А я все время забывала первое время, как называются палочки, что мы в дырочки в шпалах бросаем для большего скрепления,- подала голос Катя.
- Это же пробки. Забываешь, подумай о бутылке шампанского, представь, как из нее вылетает пробка. И тут же вспомнишь.

- А чего мне вспоминать про шампанское? Я ведь не пью. Хотя, совершенно верно: так легче запомнить. Я в книжке о таком способе читала.
Тут диспетчер давал им зеленый свет, они отправлялись на участок дороги с больными километрами, которые мастер или бригадир наметили  выправить.
   
Во время работы родителей дети находились в детском саду. В свободное от детсада время были предоставлены сами себе. Они отправлялись гурьбой на рыбалку, собирали грибы, орехи или ягоды. Иногда они брали с собой котелки своих родителей. Их подарили женщины мужчинам околотка на день Советской Армии и Флота. Малышня сама ловила рыбу и варила уху из нее.
 
- Вань, а пойдем сегодня купаться?- канючила его младшая сестра.
- Пойдем, конечно. Мы с друзьями на обед договорились. Надо вот только порядок в комнате навести. Я маме  обещал.
- А что, потом нельзя это сделать? Я купаться хочу.
- Пойди лучше свои книжки собери, разбросала по всей комнате.
- А чего их собирать, я вечером их снова читать буду.
   
Получалось так: родители уходили на работу, следом за ними дети в детсады. Они еще были закрыты и за малышами присматривали сторожа. Пока придут на работу воспитатели, деточки, которые были одеты в чистое, наглаженное белье, выглядели уже совсем не опрятно. Но такова жизнь. Денег на Севере за красивые глазки не платили, приходилось чем-то жертвовать. И часто жертвами оказывались дети.
 
- Папа, нам задали на трудах, чтобы мы за выходные поделку сделали.
- Ну и делай, - пожимал плечами Максим.
- Почему я что-то должен с тобой делать в свой выходной?
 Лучше я на охоту или на рыбалку схожу.
 
- Вань, а вам все равно, какую поделку сделать?- интересовалась Катя.
- Ну да, лишь бы своими руками. У кого окажется лучше других, на выставку в школе поместят.
- А давай с тобой обезьянку на ветке сделаем?! У нас есть старая меховая шапка. В самый раз для поделки сойдет. И мама объяснила сыну, как сделать эту зверушку..
 
На следующий день Ваниному счастью не было предела: его обезьянка на выставке работ висела на самом виду:
- У меня все теперь спрашивают: неужели я эту поделку своими руками сделал?
Так она всем понравилась.
 
 
    В краю, с суровыми природными условиями жизнь не раз вносила коррективы в планы. Уйти от этого нельзя. Таковы особенности профессии железнодорожника. Тайга, веками привыкшая к покою, сурово обходилась с ними. Летом в разных местах пути появлялись то вспучивания из-за таяния льда, то перекосы, то провалы пути.
   
Бывало, только прошел путеизмеритель и показал отличные результаты, а трасса опять вспучивалась и провисала. Тогда путейцы снова боролись за испорченные природой километры.
   
 Раньше на месте железнодорожных путей была тайга, мари и болота. Теперь надо было содержать дорогу в идеальном порядке, приложив к этому немало сил и стараний. Безопасность на железной дороге превыше всего. Сначала Максим «стрелял» на глаз, где, что надо сделать и отмечал фронт работ мелом на шпалах.

Женщины недовольно разговаривали.
- Опять подъемка?! У меня от постоянной работы на подбойке руки даже ночью дрожат, - жаловалась Алла.
- И у нас тоже,- вздыхали Рита и Катя.
- А у меня от грохота жески плохо уши слышать стали,- возмущалась Сидорова.- Мне в больнице посоветовали при работе пользоваться берушами, чтобы не потерять слух совсем.
   
Тогда за подбойки брались  мужчины, а женщины лопатами подбрасывали щебень под подбойку. Потом, видя, что кто-то из мужчин устал, его подменяла одна из женщин. И так постоянно: одни работали на подбойке, другие подбрасывали щебень.
   Наконец, Максим выключал жеску. И наступала тишина. Казалось, нет ничего лучше момента этой звенящего безмолвия. Если работали недалеко от реки, всплеск воды слышался по-новому и шепот листвы щекотал тогда слух.

Летом каждый брал в карман готовую удочку без удилища. Когда начинался обед, если рядом была река, быстро перекусывали. И, найдя лещину, привязывали к ней леску с крючками и грузилами и начинали ловить на речных перекатах рыбу. Там хорошо клевали хариусы и ленки.
   
Роберт любил хвастать своими способностями. Как-то он говорит бригаде:
- Спорим, я  переплыву реку по прямой.  Река в этом месте была шириной примерно семь метров. Буду засранцем, если не сделаю этого!

    Ребята стали спорить:
- Течение сильное. Тебя снесет.
- Какое там течение?! В наших речках в Армении оно и то сильнее.
 
Он выбрал ориентир- ветку:
- Следите. Я выплыву возле этой ветки.
И прыгнул в воду. Плыл он изо всех сил. Но течением его все равно снесло от метки метров на десять. С тех пор друзья его иногда шутливо называли засранцем.
   
Молодость! Какие только испытания не приходилось испытывать ей на магистрали. И все равно она оставалась веселой, сильной и преданной комсомолу, партии и поставленным задачам. У молодежи тех лет была уверенность в завтрашнем дне. Это порождало в них жажду жизни и тягу к ее благам через труд. Комсомольцы не только работали, они также  занимались охотой и рыбалкой, сбором грибов и ягод. Не проходило и недели, чтобы они не устроили пикника в лесу или на берегу реки.
 
Бывало, устанут, работая на путях, просто ноги от напряжения подкашиваются. А чуть в обед отдохнут, затратив на это минут пятнадцать. И снова на ногах:
- Девчата, кто по грибы?
- Кто по ягоды?
 И разбредались, кто куда.
А мужчины  шли на перекатах рыбу ловить.
 
Потом вновь работа до потери пульса, до самого приезда транспорта. Рита за время, пока доберется до места работы, обед и обратную дорогу каждый раз могла связать кому-то из семьи носки, варежки, шарф или шапку.

 
               
                Подглава 5.  Максим и охота.
 
Максим часто уходил в пятницу вечером на охоту. Возвращался в воскресенье ночью, доставая из рюкзака несколько шкурок белки, тушки уток, дикуш или зайцев. Семья в это время уже спала. Катя всегда говорила:
- Ты хоть бы часа на два раньше возвращался, чтобы я до ночи успела ощипать птицу или что-нибудь сготовить из тушек.
 
    Потом ей это надоело. Весь поселок спит, как и ее муж-охотник, а она ночью щипает пух у дикуш. Она схватила штук 8 этих тушек. И спустилась на этаж ниже. Там жил мастер ее околотка с семьей и матерью. Как – то в разговоре мать мастера заикнулась, что в любое время согласна возиться с охотничьими трофеями, потому что  семья обожает  мясное.
- Тетя Настя, не хотите дичью заняться?- спросила она у сонной соседки.
- Что, Максим опять принес?
- Ну, да! Уже полночь. Я с половиной добычи управилась. А на эту половину просто сил нет. Да и для сна почти не остается времени.
- Вот спасибо! Назавтра приготовлю деликатес для семьи.
    Утром Максима в околотке встретили тушем.  Александр Николаевич  уже угостил бригаду приготовленным матерьюблюдом  из того, что дала ей ночью Катя.
- Ну, ты, брат, силен! Сколько же ты принес дичи, что жена целых восемь дикуш отдала Сашиной матери?
- Нормально принес. Нам хватит.
- А где же ты спишь в тайге ночью? Если не секрет, конечно!
- Какие могут быть секреты? Когда в зимовье, когда в палатке, а когда и на ветке.
    Соколов удивленно повернул голову в сторону Евсеева:
- Я с детских лет ходил с отцом в тайгу. Но чтобы две ночи на ветке в мороз спать, на это я не согласен.
        Мастер стал уговаривать соседа:
- Максим, ну хоть раз возьми с собой.
Максим всегда был поджарым и спортивным в отличие от мастера, тучного и медлительного.
- Саша, ну что я с тобой там делать буду. В тайге охотника, как волка, ноги кормят. Я много хожу, мало отдыхаю. Это мой стиль жизни. В ближайшие выходные пойду достраивать зимовье на четырнадцатом километре.
- И я буду с тобой ходить. И помогу. Может, один-два килограмма сброшу там.
-  Ладно, в следующий раз возьму тебя с собой. Только смотри, не ной. Сам напросился.
    Рита  с Аллой засмеялись:
- А нам потом расскажите об этой охоте?
- Обязательно,- ухмыльнулся Максим.
    В следующую пятницу Максим и Саша Завалов отправились в тайгу. Лил без остановки дождь.  Грязь чавкала под ногами. Максим привычный к ходьбе, шел быстро. Саша отставал. Первому приходилось останавливаться и ждать попутчика, хотя на плечах его уже были два рюкзака и два ружья.
   
  Из-за непогоды приступили к строительству зимовья. Спилили несколько бревен. Уложили на низ. Сделали полы и положили первый ряд сруба. На полы поставили палатку, чтобы скрыться от дождя и обсохнуть.
  Когда строили, оставили концы у половиц длинными. Решили: потом, по хорошей погоде все приведут в надлежащий вид. Сварили еду. Поели. И легли спать в палатке. Ружья рядом с собой положили.  Естественно, горит примус. Без него в такую погоду недолго и в ящик сыграть.
    Чувствуют, по концам полов кто-то ходит. Жерди прогибаются под весом ходока, приподнимая  в палатке тела охотников.
- Максим, кто там топает? – дрожащим голосом спрашивает Саша.
-  Разве не понятно? Медведь.
- У тебя ружье заряжено?
- Конечно. В тайге нельзя ходить с разряженным оружием.
- А у тебя?
- Угу!
- Если что-то тебе не понравится, стреляй прямо через палатку, – успокоил мастера Максим.
-  А он ее не завалит?
- Да не бойся ты! Он сейчас готовится к зимней спячке. Он сыт. И ищет место, где залечь на зиму.
      Шаги по жердям стихли. Медведь ушел. Заснули. А  утром проснулись, кругом лежал снег. Не было видно ни следов ночного гостя,  ни последствий дождя. Мороз сковал всю грязь. Ходить стало легче.
    Охоты в этот раз не получилось. Максиму пришлось проводить мастер-классы по обучению мастера  поведению в тайге и стрельбе по разным видам зверей и птицы. Назад вернулись с двумя-тремя белками и несколькими тушками дикуш.
Птицу Максим отдал Александру Николаевичу.
       Нелегкая работа у работников ПЧ. Особенно суровыми зимами. Даже при морозе под 60 градусов они выезжали на перегон и выполняли работу. Неуклюжие и неповоротливые в  зимних одежках путейцы, если не брали с собой модерон для перевозки рабочих инструментов, носили на своих плечах тяжеленные подбойки, домкраты, ломы, лопаты и другие инструменты. Надо сказать, одна лишь подбойка весила девятнадцать килограммов, а лом был около восьми килограммов.
   
    Иногда железная дорога была настолько загружена подвижными составами, что домой путейцы приезжали далеко за полночь. Хорошо, если погода случалась сносная. А иногда бывало, что снег валит с ветром или ливень льет, как из ведра. Тогда они были, как на ладони, на чистом месте, где не укрыться, не спрятаться.
      Однажды под зиму случилось, что  бригада промокла до нитки от непрекращающегося ливня. Ни фуфайки на теле, ни разожженный костер уже не помогали согреться. Тогда путейцы прижались спинами друг к другу. И дрожали, мысленно призывая в помощь Бога.  Только в час ночи матрисса проскочила на перегон за ними. Домой все возвращались, молча, не было сил даже о чем-то говорить.
    В эту ночь дети Евсеевых не спали, они стояли у окна и вглядывались в темноту в ожидании родителей. Как только мама и папа вошли в квартиру, Марина и Ваня прижались к ним. И дали волю слезам, которые сдерживали до их возвращения. Потом сын потащил их в ванную комнату, там уже  наливалась горячая вода:
    - Мамочка, вы такие мокрые! Как будто на вас ведро воды вылили. А мы  с Маринкой, как только увидели АСКу, стали в ванну воду набирать.
- Да, там такой ливень за окном. А вас все не было, - Марина высказывала свои переживания.
У малышки снова из глаз хлынули слезы.
- Да хватит тебе реветь! Я же сказал, они скоро приедут.
- Ага, ты сказал скоро, а их долго не было! Уже ночь за окном и  все спят. Мне было страшно.
- Чего это тебе страшно? Я же с тобой!
    Родители обнимали и целовали своих  заботливых детей. Прогревшись по очереди в ванной, Катя и Максим были до слез растроганы: на столе стояла жареная картошка. Детям было тогда семь и пять лет. Пусть она оказалась, где горелой, где  не совсем прожаренной. За душу взяло то, что малыши переживали за них, сами чистили картошку и сами ее жарили.
     - Да мои ж вы золотые! Вы даже ужин сами сготовили. Какая красивая, поджаристая картошечка! 
- Какая там она красивая!  Мы долго спорили, сколько надо положить на сковороду жира, чтобы картошка не подгорела. Маринка сказала, что маленькую  ложку. А я положил большую. И то мало получилось.
  - Чего вы так переживаете? Лучше садитесь за стол, будем пробовать уникальное блюдо под названием « Забота и вкуснятина»!- шутил Максим.
Катя к картошке достала из шкафа маринованные грибы. Она их заготавливала на зиму всегда много. Ночной ужин получился на славу:
- Ух, как вкусно! Давно не ел ничего подобного,- смаковал папа.
- У-у-у! Какая хорошая картошечка получилась! Как я ее обожаю!  А еще больше я люблю вас, - говорила мама.
И старалась обнять детей прямо за столом. Они, подбодренные похвалами, уже счастливо улыбались. И после ужина быстро заснули.
  Через день Катя принесла на работу путейский журнал, в котором говорилось, что все работники, которые находятся на перегоне больше рабочего времени, имеют право на получение денег за разъездной характер работы:
- Смотрите, что я в журнале нашла. Оказывается, мы имеем право на дополнительную оплату работу далеко от поселка. А-то по 10-12 часов находимся на перегоне. Не видим детей, не отдыхаем нормально перед работой! И никому до нас дела нет.
- Вот это номер! Я уже десять лет работаю на путях, и ничего не знал об этом, - удивился Роберт.
 - Ну-ка, дай посмотреть!- Потянулась к журналу Рита.
    Вскоре она откликнулась:
- Так ты и не мог об этом ничего знать. Это недавнее новшество.
- И что же нам теперь делать?- повис в воздухе общий вопрос путейцев.
- Надо к начальству в Беркакит ехать?-  предположила Ежкова.
     Катя подумала вслух:
- Думаю, для начала мы напишем письмо в редакцию. Опишем характер нашей работы. И узнаем, подходит ли к нам этот закон? И только потом, имея письменный ответ оттуда, обратимся к начальству дистанции.
       Загорелся зеленый свет на семафоре. АСКа двинулась в путь. Уже на перегоне Катя составила письмо в редакцию журнала. И почти все присутствующие его  подписали. В то время в околотке были уже не только грозненцы. Некоторые из новичков и отказались подписываться, боясь гнева старшего дорожного мастера.
    Примерно через месяц пришел ответ, в котором черным по белому было написано, что они имеют полное право получать добавку к зарплате. Письмо показали начальству, наслушались всякого рода выговоров, но с тех пор все околотки ежемесячно стали получать энную сумму к зарплате.
 
                Подглава 7. И снова ревность.
   
       Не скажешь, что жизнь на БАМе для Кати была совершенно безоблачной. Максим снова стал ревновать ее ко всем. Она старалась от мужчин быть на расстоянии вытянутой руки, как горянка опускала глаза при посторонних, соседях или членах бригады, не поддерживала никогда фривольных разговоров. И все равно мужу казалось, что она не так себя ведет. Почему это к ней ходят советоваться, почему она разговаривает со всеми. Она обязана оказывать знаки внимания только своему мужу!
    Как-то после застолья с мужиками из третьего околотка он позвонил в дверь и, когда Катя открыла ее, он с силой отшвырнул ее от двери и бросился бегать по квартире из комнаты в комнату, ожидая увидеть кого-то постороннего. Дети уже спали. Больше всего Катя боялась, что он разбудит их. Он заглядывал под матрас и в цветочные горшки.
    Потом схватил ее  за волосы и потащил в спальню. А на ходу шипел в ухо:
- Я тебя выведу на чистую воду!
И хрипел:
- Пока меня нет, ты спишь с любым мужиком, который переступает порог нашей квартиры. И сегодня, наверняка, уже кувыркалась с кем- то в его отсутствие?!
- Максим, тише, дети спят. Ты что, с ума сошел? Ни с кем я не кувыркалась.
- Замолчи, женщина. Что мне твои дети?! Не прикидывайся святой. Знаю я вас. Наслышан.
    Он, не стесняясь в выражениях и пытках, закрыл дверь и принялся колотить Катю, как боксерскую грушу, по голове, приговаривая:
- Это  для того, чтобы твои  мозги стали на место. А-то, я вижу, они на бок перевернулись, раз ты стала перечить мне. Не родилась на свет еще та, которая сможет спорить со мной.
А когда жена пыталась вывернуться из его тисков и дать хоть какой-то отпор, он поставил печать ей под глазом.
    Получалось,  с регулярностью одного раза в месяц Катя получала очередную порцию «горячей любви» по полной программе. Каждый раз она давала себе слово, что пошлет подальше этого хамелеона, но всегда опасалась выносить сор из избы. Да и считала, что он срывается от усталости.
  Он внушал ей:
- Что ты строишь из себя хорошую жену и мать?  Плохая ты любовница и мать, ни на что не способная. И пропадешь без меня, сколько ни мечтай о свободе!
  Он настолько часто повторял это, что она, кажется, даже поверила в это. Стала замкнутой и забитой. А он на людях лицемерно подчеркивал:
- У меня самая лучшая жена. Она и послушная, и самобытная. А мать – просто необыкновенная, Ни у кого из детей такой матери больше нет.
Говорил на улице одно,  а совсем другое.
   
    Ей было неприятно слушать эти лицемерные речи. Но еще хуже испытывать все, живя с этим изо дня в день. Она была на грани срыва. Приходилось следить за своей речью и поступками, взвешивать каждую свою эмоцию. И каждую минуту себя спрашивать, а не поймет ли он меня опять превратно?
      Она была доведена до такого состояния, что сама почти верила в обоснованность его видений и подозрений. Так низко он опустил ее в ее собственных глазах. Соперники существовали лишь в его воображении. Его ревность – это болезнь, которой  не нужны факты.
     К вечеру, когда долго не было мужа с работы или от друзей, все в душе Кати  начинало дрожать. Дети тоже приступали взволнованно задавать вопросы»:
– Мама, а папа снова пьяный придет? Он опять драться будет?
- Не знаю, солнышки. Главное, вы не попадайтесь ему на глаза.
  Что еще могла сказать она, кроме неопределенного слова «не знаю»? Откуда ей знать, какое у него настроение? И какие мысли напели ему демоны в этот раз?!
     Когда выдавался счастливый день, и отец приходил трезвый, радости детей не было предела. Они весь вечер играли, возились на ковре. Он учил Ваню и Марину приемам защиты от противника. Хохот то затихал, то возобновлялся снова. А иногда Максим с ними просто беседовал. На сердце у Кати  было тогда тепло и спокойно. Мама и ее разговоры на разные темы – это хорошо. Но иногда без мужского участия обойтись нелегко. Особенно сыну.
   Катя  была простой и открытой. И любила таких же людей, простых в общении и в поступках, которые говорили бы все в глаза, не хитрили и не юлили. Пусть они даже выскажут глупость или мысль, с которой не все согласятся. С такими людьми она раскрывалась и подсознательно понимала, что они ее понимают. С ними не надо подстраиваться ни под кого, изображать из себя, неизвестно, кого.
     Каждый раз после семейных стычек она стыдилась, что переносит побои, испытывала страх и унижение. Чтобы никто не знал об этих ее чувствах, она в очередной раз прощала мужа, старалась вести себя, как ни в чем не бывало. И в то же время понимала: терпение терпением, но нельзя терять уважения к себе самой. Она, хоть и женщина, но трудится плечом к плечу с мужчинами.
               
                Подглава 8. Размышления о месте женщин в бамовской жизни.
 
Кстати, раньше старались не принимать в отряды семейных людей. И все же жены отправлялись вслед за своими мужьями. И делили тяготы в освоении таежных просторов вместе с ними. Нежные женские руки создавали уют не только в своем жилье, но и в столовых, клубах, налаживали работу таежные школ  и детских садов. Словом, жены строителей и молодых железнодорожников помогали магистрали, чем могли.
 
Дружба и товарищеская поддержка при работе на путях, что была в те годы, осталась навсегда в памяти бывших комсомольцев. Разве забудешь совместные костры и беседы возле них,  помощь, которая приходила  в нужный момент, красоту духовного родства, что была в те времена в их рядах?!

Как-то к Кате пришли Максим с Робертом. У них в руках были яркие, цветные рубашки.
- Катя, ты могла бы нам сделать эти две вещи приталенными,- спросил Макс.
- Конечно, сделаю.
Потом они приобрели обувь на высокой подошве, и казались выше. И с тех пор ходили в обтягивающих торс рубашках и этих туфлях. За ними этой моде последовали и другие ребята.
   
Многие путейцы отлично познали премудрости своей профессии. Их перевели на руководящие посты, некоторые освоили работу дежурных по станциям и разъездам. И стали работать там.
   
Через три года работы Евсеевы подали заявление на отпуск. Недели на две раньше отдыхать в Прохладный уехала семья Аллы. Алла не хотела ехать. У нее  было какое-то предчувствие приближающейся беды.
- Валера, может, не поедем сейчас. Что-то меня удерживает здесь. Как бы чего не случилось.
- Глупая! Что может случиться, если мы едем к родителям?

Она была согласна ехать, куда угодно, только не в родные края.
  Не прошло двух недель, пришла телеграмма, что у них случилось несчастье. Валере поездом отрезало ноги. Он  в реанимации. Алла неотступно находилась возле него.
 
Ближайшая подруга Аллы - Рита - заказала переговоры с нею. Стала известна история Валеры.  Когда они с семьей ехали поездом, он стал увлекаться посещением ресторана перед сном. А почему бы и нет? Деньги есть. Рюмочку на ночь даже врачи советуют пропустить для спокойствия и хорошего отдыха.
   
Однажды к нему подсела за стол симпатичная брюнетка.
- А ты, смотрю, ничего.  В отпуск едешь?
- Да, с семьей еду.- Валера пытался отшить ее  грубостью и наличием семьи.
Но не на ту напал:
- Жена - не стена. При желании можно и отодвинуть,- широко улыбаясь, та показала ему белоснежные зубы.

- А я не хочу никого отодвигать. Я люблю жену. И у нас трое детей.- Злобно ответил  Валера. Он позвал работника ресторана:
- Сколько я должен? Мне уже достаточно.
 Достал портмоне, до отказа забитое купюрами. Расплатился с официантом. И стал подниматься из-за стола.
      
- Спасибо за сообщение. Думаю, мне это вряд ли понадобится.
- Я не говорю, что прямо сейчас приходи.  Но вдруг у вас с женой разладятся отношения. Ты просто знай, мои двери для тебя всегда открыты.
 
Ему, видимо, было приятно, что такая красотка выделила именно его среди мужчин. От самодовольства он живот в себя втянул, выпрямился и стал казаться выше.  Даже задышал по-другому. Было видно, брюнетка из тех женщин, с которыми мужчина все на свете забудет.
 
Алла уложила детей спать. Скоро выходить, пусть наберутся сил. И пошла в сторону ресторана, поглядеть, почему  задержался ее муж.
- Когда она показалась в вагоне- ресторане, брюнетка кокетливо строила глазки Валере:
- Имей в виду, красавчик! Я в соседнем вагоне в шестом купе еду.
-Ни к чему мне знать, где вы находитесь,- он не признавал похотливых отношений, с кем попало.
Да и зачем она ему, когда есть любимая женщина?
   
Алла хоть и была доброй от природы, почувствовала долю злорадства, что Валера не повелся на похотливый призыв этой брюнетки. Она ей сразу не понравилась: одета вызывающе, яркая и  вульгарная. Но рано она радовалась. Краем глаза она заметила, по знаку брюнетки в сторону ее мужа направились три кавказца:

- Ну, ты, мужик, стой тебе говорят!
Валера продолжал идти в сторону Аллы.
- Что, не слышишь?  Тебе надо уши прочистить? Да?
- Мужики! Что вам от меня надо?
- А вот сейчас мы тебе это и объясним  в тамбуре!

Они стали вытеснять его в тамбур, отделяя от приближающейся Аллы.
- Что вы делаете?- Кричала она.- Я милицию вызову!
  В тамбуре кавказцы стали избивать мужчину, отобрали у него портмоне. И, открыв дверь, вытолкнули его под откос.
- Хочешь туда же, глупая женщина?- схватили один из них ее за локоть.
   
У Аллы от страха пропал голос. Она только отрицательно мотнула головой: а как же дети? Кто-то из свидетелей дернул « Стоп- кран». Поезд резко дернулся, заскрежетал и аварийно остановился. Кавказцы выпрыгнули на щебень, перелезли под поездом. И бегом отправились в сторону автодороги.
   
Свидетели происшествия побежали к Валере. Он лежал в конце состава возле путей.   Кровь. Грязь. На нем рваная одежда. Алле, когда она подбежала к мужу, стало плохо. Ей сунули под нос нашатырь. И отвели в сторону. Стало ясно: Валера остался без обеих ног.
    
Его быстро погрузили на подоспевшую скорую помощь. Аллу с детьми и вещами посадили в другую машину, чтобы они не видели, какая беда постигла их мужа и отца. Примерно через месяц Алла вернулась в бригаду без мужа, но с детьми. Он остался навечно только в их памяти. Всегда такая светлая, солнечная, она выглядела ходячей куклой.
   
Бригада старалась ее приободрить, поднять настроение. Много месяцев спустя,  она снова стала душой компании.  Правда, оставшись без мужа, она стала объектом для охмурения мужчинами. Они почему-то считали, что без них ей плохо, а с ними ее обязательно настигнет счастье.
 
                Подглава 9. Евсеевы  и таежные звери.
   
Как-то осенью Евсеевы с друзьями пошли в тайгу за орехами кедрового стланика. Это такое стелющееся по земле растение - ближайший родственник сибирского кедра. Он вокруг Могота рос везде, где были сопки. У него сильные корни, благодаря которым  он накрепко скреплялся с землей. А густые ветви его приподнимались над землей до метра.

Сначала все шли гурьбой. Потом распределились по всему таежному массиву на расстоянии человеческого взгляда. У каждого был рюкзак или сумка для сбора орешков, которые были  мельче кедровых орехов, но по вкусу и пользе мало им уступали.
 
 У Кати уже была почти доверху наполнена сумка, когда она раздвинула ветви и нос к носу столкнулась с медведем. Они оба так испугались неожиданной встречи, что ветви мгновенно сомкнулись, как и были. Раздался треск сучьев и хруст веток - медведь ринулся бежать через кусты на открытую поляну. А побелевшая Катя, на трясущихся ногах  поплелась  навстречу  мужу:
 
- Т-т-там медведь.
- Где?  Покажи! - закричал муж и бросился к кустам, в направление которых махнула  рукой Катя. У него всегда был с собой нож в голенище сапога.
- Никого тут нет! Эх, ты! Трусиха!
   
В этот миг он увидел внизу сопки несущегося во всю прыть примерно годовалого медведя.
- Смотри, вон он! По поляне в кусты бежит!
Со всех сторон стали раздаваться предупреждающие крики друзей, чтобы все были осторожны: медведь рядом.

Друзья собрались вокруг Евсеевых:
- Откуда это медведь так несся!?- спросил Дима Алексеев.
- Испугался Катю. Как всегда, все животные почему-то выходят на нее, - ответил Максим, обняв за плечи свою бледную жену.
 
Юрка Дробошевский засмеялся:
- Не такая уж она страшная, чтобы испугать медведя! Хотя, правда, все звери почему-то оказываются возле нее. В прошлый раз она встретила в лесу лося. На 16 километре козы с нею на одну полянку вышли.
 
 Дима  Алексеев добавил:
- А помните, на 18 километре, когда ваш Дик и бригадная Стрелка загнали на отвесную  скалу оленя с огромными рогами, и вам с Катей пришлось на руках заносить их в АСКу, чтобы олень, стоящий задом к обрыву, мог уйти в лес?!
   
Мы с ребятами наблюдали тогда за обескураженным оленем. Он ожидал выстрела, гордо обороняясь до последней минуты рогами. А тут облом: люди ушли вместе с собаками, выстрела нет. Путь свободен.

 Максим вспомнил:
- Это еще что. Мы как-то с Катей были в обходе. Это после того, когда они с Клочковой предотвратили аварию на изгибе восемнадцатого километра. Шли в районе четырнадцатого  километра, когда увидели, как поодаль от нас движется стая волков.
   
Не один, не два, а целая стая передвигается за нами параллельно железке.  Вот где страху натерпелись. Хорошо, на горизонте показался грузовой состав Мы тут же перешли на другую сторону колеи.  Поезд долго грохотал, проносясь мимо нас. Когда он исчез за поворотом, хищников уже не было.

- Сказано, жена охотника. Тебе бы, Катя, дрессировщицей работать,- улыбнулся Юрка.- Помню, возле Гилюя на нас  вышли две ничейных собаки. Кто ни звал их, ни к кому они не подошли. А ты вскоре  смогла их подозвать к себе. Помнишь?- он повернул голову к Кате.- Вы тогда с Максимом их обоих привели  на разъезд. У одного пса, кстати, потом хозяин нашелся. А Стрелка так и осталась нашей бригадной собакой.
Орехов в тот раз набрали много. Поэтому вернулись домой.
   
В квартире Евсеевых одна комната целиком и полностью была во власти зеленых насаждений. На столе стояла огромная кадка с вишней кубинской, то усеянной белыми мелкими цветочками, то увешанной оранжевыми плодами с вишню. На подоконниках цвели фиалки в горшках, а по стенам вились вьющиеся цветы.
   
Когда Катя начинала скучать по Кавказу, она приходила в гостиную, любовалась пышной зеленью в цвету. Этот уголок, как рай на земле, манил к себе и давал ей  жизненный заряд
 
Один раз Катя проснулась в отличном настроении и с улыбкой на лице.
- О, я вижу, ты в прекрасном расположении духа,- улыбнулся Максим.
- Представляешь, я такой чудесный сон видела: будто мы с тобой пошли на выставку цветов на ВДНХ. И там росла сирень разных сортов и расцветок. Она так колыхалась от дуновения ветра, что казалось, будто она танцует.
 
- И что, она очень красивая была?
- Еще какая красивая. Их, как и женщин, не бывает некрасивых. Одни отличаются обильным цветением, у других необыкновенное строение цветка,  у третьих оригинальная окраска. И все это заставляет с обожанием смотреть на них. Я так скучаю по Грозному, по и его паркам и цветам. И особенно почему-то по сирени.
   
Более тридцати лет прошло с тех незабываемых пор. Засеребрились виски бывшей молодежи, стали взрослыми дети, размахивают школьными портфелями внуки. Были в их жизни радости и неполадки. Жизнь продолжается, идет вперед. Вот только память не раз возвращает их в прошлое.
   
Максим видится Кате в первых рядах везде, где трудно, на больных перегонах железной дороги, где провалился путь или наоборот вспучился под щебнем из-за вечной мерзлоты, на аварийных километрах трасс, везде, куда позовут. И она всегда рядом. Она и помощь окажет, и за детьми присмотрит, и вместе с ним построит теплушку на перегоне для спасения от холода в зимнее время года и укрытия от палящего солнца летом.
   
Нелегко было мужчинам. А жене и всем женщинам бамовкам разве легче было? Неустроенность быта, дети, работа, общественные поручения, заботы по дому всецело лежали на их хрупких плечах. Любой бамовец твердо знает, что в труде, который «вложен» любым из мужчин в километры железных дорог, есть огромное душевное и физическое участие женщин. Пусть даже они работали в школах и детсадах, в клубах, магазинах или на почте.
   
Они всегда поддерживали мужчин в любых начинаниях. Белых рубашек добровольцы с собой не брали, потому что приехали трудиться в полную силу. Сомнений тогда не было. И какие могут быть сомнения в 20 – 25 лет? Было лишь желание работать.
   
На Севере совсем другой климат, первое время были фурункулы, раны долго не заживали. Но никого эти трудности не остановили, стыдно было возвращаться обратно домой. Школу комсомола прошли более 100 тысяч молодых людей.
 
Сегодня собрать воедино столько молодежи и отправить ее в тайгу уже вряд ли удастся. Она уже не та, им бизнес да рыночные отношения подавай. А жаль, что с ликвидацией ВЛКСМ в России так и не появилась организация, которая смогла бы объединить молодежь и сподвигнуть их на грандиозные порывы и стройки.
   
Это было время энтузиазма и молодости Евсеевых и их ровесников. Тогда большинство людей ехало за туманом и запахом тайги,  чтобы доказать свою состоятельность и патриотизм. Сегодня часто ругают ВЛКСМ. Хотя именно  благодаря его мощной силе были построены железные дороги, города, электростанции. К сожалению, нынешняя взрослеющие подростки практически ничего не знает о комсомоле, о той удивительной атмосфере, которая витала вокруг комсомольских строек.
 
Примерно на второй год работы все комсомольские ячейки поселка Могот объединили в одну организацию, выбрали актив. Александра Клочкова избрали комсомольским вожаком. Катя стала руководить культурно-массовой работой поселка и организовала театральный кружок. Максиму было поручено вести в клубе фотокружок.
 
 Комсомольцы оказывали посильную помощь руководству  предприятий, организовывали досуг работников и их семей, устраивали субботники. И все это делали не за деньги или похвалу начальства. А просто создавали интересную жизнь, чтобы потом в старости было, о чем самим вспомнить и чтобы о них помнили.
               
               
Максим в поселковом клубе обучил много желающих заниматься фотографией. Он давал кружковцам теоретические знания и ходил с ними на природу закреплять их и  применять на практике.
  Потом проверял готовые работы ребят:
- Главное в фотографии - это вы сами. То, что вы собой представляете и что хотите и можете показать миру. Что для этого вам сейчас надо? Как вы думаете?

Поднималась гора рук:
- Наверное, идея? Надо все обдумать, проработать все ракурсы, точку съемки, задний план.
-Верно. Это важно. Еще что?
- Может, крутой фотоаппарат и объектив?
- Правильно мыслишь, Юра.
- Думаю, это композиция, соблюдение правил, фактуры и цвета.
 
- Тоже важные детали. Так почему же тогда, рассматривая ваши снимки, сделанные с соблюдением правил, у нас  не всегда вздрагивает душа?
- Может, еще опыта у нас маловато? Или нет таланта.
- Талант есть у каждого небезразличного человека. И все же вы правы. Думаю, в этих снимках просто отсутствует ваше собственное мнение,  влюбленности в этот кадр. Все вы сделали свои фотографии. У кого-то они получились лучше, у кого-то хуже.
- И у кого она получилась лучше всех?

- По моему мнению, самым достойным снимком оказался Юрын вид поселка, где на фоне тайги вырисовываются все его здания и даже видна труба котельной. На заднем плане фото ничто не отвлекает от основной идеи - показать поселок в своей красе. Передний план резкий и внушительный, а задний слегка размытый. И этот эффект получился потому, что Юра правильно выставил на своем фотоаппарате глубину резкости.
   
Вот мы и подошли к главному на данном этапе. И это ничто иное, как правильно выставленные на фотоаппарате  выдержка, диафрагма и метраж. Когда научитесь этим премудростям, любой и всякий  удивится  вашему мастерству.
 
Теперь Катя часто посещает группу « Могот» в интернете  и не перестает   восхищаться снимками жизни и природы, сделанными бывшими учениками ее мужа. Росток любви к фотографии, посеянный им,  пророс  на годы!

Были и такие ученики, которые, научившись делать снимки, решили, что знают все премудрости фотодела. Они и о преподавателе стали отзываться нелестно, ставя свои умения выше его навыков. Но жизнь всегда всех ставит на место. Максим имел много заказов на съемки семейных праздников или детских фото. А эти умельцы только фотографировали свои собственные семьи.
   
Евсеевы никогда не были безразличными к событиям тех мест, где жили. Вместе с ними их друзья – Толик Чернышов, Саша Клочков и Олег Ермаков –  с удовольствием участвовали в  мероприятиях  клуба. Без них не обошлось ни одного праздничного гуляния, вечера или утренника в клубе.
   
Жизнь кипела и бурлила. Молодежь не проводила ее бесцельно. Где бы ни требовалась их помощь, они спешили туда, не считая ее излишней или необязательной.
   
Как-то из-за проливных дождей поселок был отрезан от связи с объектами за его пределами.
У Евсеевых раздался телефонный звонок:
- Катя, у нас ЧП. Срочно собирай мужа, ждем всех мастеров и бригадиров в ОЭРП,- услышала Катя в телефонной трубке взволнованный голос начальника ПЧ. – на перегоне Чернышова водой размыло грунт у моста около Могота, он провалился вместе с локомотивом и почтовым вагоном в реку.
 
- Женщинам тоже собираться.
- Нет. Оставайтесь с детьми дома.
- Скорее поднимайся,- тормошила Катя мужа,- мост перед поселком с локомотивом и первым вагоном свалились в речку.
- Что же это за стихия такая? Только час назад вернулись с расчистки путей. И снова аврал,- возмущался Максим, натягивая на себя теплую одежду и прорезиненный плащ
 
Уже несколько дней лили дожди. Не было снабжения продуктами, вещами и прочими обязательными для нормальной жизни товарами и услугами. Не было связи. Кроме прочего, недалеко от поселка рухнул мост вместе с локомотивом и первым вагоном.
   
Железнодорожники всех околотков вместе с руководством дистанции пути без отдыха в течение пяти дней исправляли проделки стихии. У Максима были ключи от всех инструментов строгого учета:
- Максим у нас человек ответственный, - сказал Ветерцов,- доверяю ему все ключи, потому что знаю, ничего не пропадет, и все путейцы будут обеспечены работой.
   
 Молодежь просила разрешения сходить домой хотя бы обмыться и часок вздремнуть. Новый начальник дистанции Ветерцов говорил им:
– На том свете все вдоволь выспимся.
И никто не покидал места стихии до тех пор, пока не достали упавшие локомотив и вагон, и не пустили поезда по исправленным путям.
   
Всю нашу жизнь можно сравнить с банкой, наполненной под завязку теннисными мячиками. Если мы сначала заполним всю банку песком, – в ней не останется места для гальки и мячиков для игры в теннис. А если сыпать по очередности: сначала главное в виде шариков, потом второстепенное, то все поместится.
 
 На митинге после исправления проделок стихии Ветерцов сказал:
- Если мы потратим всё свое время и энергию на мелочи, у нас никогда не останется места для важных вещей. Надо жить здесь и сейчас, создавать семью, играть со своими детьми, заботиться о  здоровье, посещать с любимыми места отдыха и ходить в ресторан.
 
Надо чувствовать себя молодыми. Тогда всегда найдется время на все отдых, развлечении, друзей. Сначала все самое важное! Остальное – это песок. Неважно насколько полна наша жизнь, в ней всегда должно быть место, чтобы выпить пару чашек кофе с другом.
   
За свою бурную комсомольскую жизнь Катя пришла к интересному выводу. Много в нынешнее время изменилось. Что-то стало лучше. Что-то хуже. Сейчас родители пылинки сдувают со своих деток. Костьми ложатся, чтобы у их детей было не хуже, чем у других. Молодежь к этому привыкает. И требует все больше. Родители им почему-то должны и обязаны. Они – лишь трамплин для них на пути к богатой и достойной, по их мнению, жизни.
   
Во времена социализма было все наоборот. Молодые уважали старших и помогали им. При этом чувствовали себя сильными и смелыми. В то время считалось: если хочешь, чтобы чадо не забыло о своих престарелых родных, было счастливым и здоровым, у него должен быть дефицит базовых благ: питания, одежды, игрушек. Только в условиях дефицита молодежь к чему-то стремится, оживает духовно и начинает чего-то добиваться своим трудом.
 
Иначе они становятся паразитами на иждивении родителей и стариков. Если им не ставить сложных жизненных задач, типа освоения целины, возрождения страны из пепла, или хотя бы стремления к постройке собственного дома для семьи, они хиреют, слабеют, начинают тосковать и переключаются на бессмысленное «украшение себя бусинками».
 
               
                Глава 7. Работа в ОРСе и на железной дороге. Суд
               
                Подглава 1. Работа по специальности.
   
 
     В апреле 1980 года ее приняли бухгалтером в ОРС. Специфика работы  там отличалась от работы на промышленном предприятии, но Катя быстро ее освоила.
    Софья Арсеньевна- главный бухгалтер - восседала в подвальном помещении соседнего дома, где находился в те дни отдел рабочего снабжения, как королева на престоле. Ее, как показалось Кате, боялись даже больше, чем начальника предприятия. Она умела преподнести себя так, что они видели ее самой главной.
     В тот же день главбух отправила новенькую в составе ревизионной комиссии в продовольственный магазин, что поразил ее воображение  в день приезда на БАМ.
    Катя быстро вникла в азы ревизионного дела и также скоро закончила описывать порученный ей для ревизии участок. Она была довольна результатом. При этом не обратила внимания на замешательство среди продавцов и их просьбу снова пересчитать ящики с коньяком.
  Она считала, что продавцы заинтересованы в правдивом результате. По совету председателя комиссии Катя согласилась на пересчет этого товара. При этом  коньяка «Бренди» оказалось больше.
  Она пожала плечами:
– Больше, так больше. Не будут же работники магазина сами себя обманывать?! И внесла изменения в ведомость.
      В бухгалтерии были рады положительному результату ревизии. Катю похвалили. И ознакомили с должностными обязанностями и сроками представления отчетности.
    Работа ей показалась интересной и несложной в сравнении с промышленным учетом. Там она с утра до вечера занималась документами, требующими ежедневного контроля. И не успевала справиться с ними в рабочее время.
  Еще дома муж и дети помогали ей искать потерянные копейки. Бумажки, бумажки – даже ночами они не давали ей покоя. Здесь хватало времени и на работу, и на общение, и на бесконечные ревизии.
    Правильные слова: не забирайся в воду, если не знаешь безопасного перехода. Досконально торгового бухгалтерского учета Катя  не знала. Никто и не старался делиться его  особенностями в этой сфере. И вскоре она попала в неприятную ситуацию.
    У нее в появилась приятельница- завмаг Валя, приехавшая в поселок из Дагестана. С виду она казалась честной и умной. А та, зная, что бухгалтер она новый и в торговле не знает многих нюансов, воспользовалась этим.
  Получая муку по оптовой цене со склада в Тынде, она и приходовала ее по этой цене. А в магазине продавала  по розничной цене. Разницу от этого присваивала. О  мошенничестве кто-то донес в ОБХСС. Начались разборки и проверки.
     Кате было стыдно, что она не знала о существовании в торговле разных цен, позволяющих торговым работникам прятать в собственном кармане кругленькие суммы. Завмаг же никакого стыда или угрызений совести не испытывала, считая это мелкой промашкой в работе, недоразумением. Она продолжала общаться с Катюшей, будто ничего не произошло, хотя, по сути, подставила ее.
  Долго следователи вызывали Катю на допросы. Через несколько месяцев в этом же магазине проходила ревизия под руководством другого нового бухгалтера Зои. Сотрудники магазина с нею так же провели трюк с пересчетом ящиков с коньяком.
     И все равно в этот раз всплыла на свет Божий недостача. После крупного разговора с коллективом магазина у начальника ОРСа и криков продавщиц, доносившихся из его кабинета, работники магазина выскочили из кабинета раскрасневшиеся и злые. На момент Катиной прошлой ревизии недостача в этом магазине была около одной тысячи рублей. Теперь ее размеры увеличились примерно в десять раз.
     И пустые ящики, поставленные между наполненными коньяком ящиками с «Бренди», уже не смогли скрыть ее. Завмага после длительных разборок перевели в контору с окладом еще большим, чем, когда она работала в злополучном магазине. Но это были только цветочки. Впереди всех ждали ягодки. Как говорится, дальше пошло еще хуже.
    Одной из подотчетных Кате торговых точек в поселке был магазин завмага Галины Алексеевны. Это была черноволосая женщина плотного телосложения. Кроме основной работы, она активно занималась еще и профсоюзной.
В те времена весь дефицитный товар распределялся между профсоюзными организациями поселка, а потом выдавался очередникам.
     Завмагу постоянно не хватало времени на качественную подготовку и сдачу еженедельных отчетов. Учет движения тары она вообще не вела, считая этот участок работы маловажным. Кате заранее приходилось напоминать Галине о необходимости выполнить свою работу в срок.
     Документы она оформляла плохо и не вовремя визировала их у начальства. Наблюдались помарки, ошибки при подсчете и просто всякого рода описки. Если, конечно, это можно назвать недочетами и описками.
      Нелегко  работалось Кате с этим подотчетным лицом. Ей приходилось по многу раз возвращать завмагу отчеты на доработку. Иногда, устав бегать за ней, она составляла их сама.
  Однажды из-за несданного декадного отчета по этому магазину Катя оказалась в числе лиц, задерживающих составление сводной ведомости по ОРСу. Начальство требовало от бухгалтеров сдачи сводной ведомости заместителю главного бухгалтера. А его задерживала Галина:
- Ну, чего ты, Катя, ругаешься. Ты ведь не злая. Вот подпишу отчет у всех специалистов. И он будет лежать у тебя на столе.
- Галина Алексеевна, ну, ускорьте это дело. Меня ведь тоже ругают.
Наконец, она его принесла. В одном из документов недоставало визы начальника. Он был в отпуске:
- Галина Алексеевна, дорогая, тут ведь нет визы начальника. Или убирайте неподписанный акт из отчета, или ищите начальника или его заместителя.
 Завмаг схватила в охапку свои документы и пошла в сторону «царицы бухгалтерии» – главбуха Софьи Арсеньевны. Они долго шептались, потом Софья подняла свою царственную голову над столом:
– В общем, Катя! Прими отчет от Галины Алексеевны в таком состоянии, какое у него сейчас. Как только начальник возвратится из отпуска, она обещает подписать у него злополучный акт. Члены комиссии не зря, думаю, поставили подписи под ним. Они подтверждают правдивость документа. А я прослежу за этим.
    Кате пришлось подчиниться своему начальнику.
Тут в бухгалтерии начался квартальный отчетный период. Все бухгалтера корпели над документами, подсчитывали, сличали, оформляли, сдавали начальству.
  В эти же дни к их торговому кусту присоединили все торговые точки района. Работой были завалены все отделы. А бухгалтерии в таких случаях достается больше всех.
Галина Алексеевна о недоделках в отчете прошлого месяца забыла. В отделе тоже было не до ее ошибок
  Максим уже месяц был в Грозном, не успевал завершить подготовку к защите диплома. И попросил Катю приехать к нему на помощь.
Она подошла к главбуху:
– Софья Арсеньевна,  можно мне взять отпуск  за два года? Максим заканчивает обучение в техникуме в Грозном. Ему нужна помощь.
– Доделаешь все дела, Катя, и можешь отправляться к мужу, – согласно кивнула та, не поднимая глаз от кипы документов перед собой. Бухгалтерия была удивлена такой щедростью Софьи.
     Возле Катиного стола тут же возникли знакомые фигуры.
С Зоей с самого начала работы в ОРСе сложились наиболее дружеские отношения.
– Ты глянь, как Софья раздобрилась, - удивилась она,- даже отпуск тебе дала. Что-то здесь не так. Если что, я в курсе ее обещания проследить за  актом Красночубихи.
    Римма Николаевна хмыкнула:
– Да ладно вам. Разве это впервые, когда акты проводятся, а подписываются, когда появляется начальство. У начальника ведь какая работа? То в один поселок надо ехать, то в другой. Торговых точек много, а он один. Я работаю здесь чуть больше вас. И не такое видела. Думаю, все обойдется. Вы ведь знаете, Софья привяжется, не отстанет, пока не добьется результата. Я тоже была свидетелем,  что ты пропустила акт по ее указанию.
  Сказав это, Зоя и Римма Николаевна заспешили к выходу из ОРСа. Зоя обещала пожилой женщине показать в модном журнале новую вязку для шарфов. Она жила рядом с конторой. И могла в любое время незаметно сходить домой. Римма Николаевна хоть и была в предпенсионном возрасте, следила за своим здоровьем и внешностью. Нередко можно было увидетьее  бегающей на лыжах и в спортивном костюме по сопкам. 
 
                Подглава 2. Катя с детьми едет в отпуск. Снова БАМ и злополучная ревизия.
 
     Через три дня, оставив подругам бутылку шампанского и большую шоколадку для разглаживания  пути на Кавказ, Евсеева с поклажей и двумя детьми сидела в госбанке в ожидании денег на поездку. Она закрыла целевой вклад, где ежемесячно накапливалась сумма на покупку машины. Такая вот поблажка была на БАМе.
    Так как Катя с детьми уже опаздывала на регистрацию в аэропорт, она в спешке, засунула полученные деньги в задний карман брюк. И, держа сумки и детей за руки, бегом отправилась к трассе, где поймала такси.
  В самый последний момент регистрации они подбежали к нужной стойке, заслуженно выслушали немало нелестных слов:
-Девушка, вы что, не видите, регистрация уже закончена?! Досидятся до последнего момента. И нам покоя потом нет. Вот возьму сейчас и не пропущу вас на самолет. Впредь неповадно будет опаздывать.
- Ну, пожалуйста. Я с детьми в госбанке задержалась. С самого его открытия  счет закрывала. Там всегда долго все делается.
  Пассажиры возле стойки стали тоже упрашивать зарегистрировать Евсеевых:
- Я два месяца назад тоже была в такой же ситуации. В банке ведь пока все не проверят, деньги не выдадут. Вы же знаете, что мамаши с детьми всегда раньше других стараются прибыть. Значит, что-то им точно помешало.
- А мне вообще не выдали. Сами сделали ошибку в отчестве, и тянули резину два дня, пока не выяснилась причина ошибки. Войдите в положение девушки. Пожалейте  малых деток.
- Ладно, давайте, документы. Миша, проводи опоздавших к трапу.
    До самолета добирались бегом. И вот он уже в воздухе. Дети прильнули к иллюминатору. Они восторженно комментировали все, что видели через него.
Лайнер уже поднялся на требуемую высоту. Еще немного времени Евсеевы  любовались облаками через иллюминатор. Потом задремали. Путь предстоял нелегкий. До Москвы  оставалось несколько тысяч километров.
    Проснулись от постороннего шума в салоне. По пролету между сиденьями стюардессы развозили обед на каталках. Ваня и Марина впервые летели на большом лайнере с обедами и прочими интересными вещами. Они с удовольствием наблюдали за раздачей обеда пассажирам. И радовались увлекательному путешествию.
     Катя почувствовала необходимость посетить туалет. Он находился в хвосте самолета. Она поднялась с места и направилась в его сторону. Уже почти в конце лайнера ее поймал за руку один из пассажиров:
– Девушка, спрячьте деньги подальше, они у вас вот-вот выпадут из кармана.
    Ее не просто обдало жаром, а пронизало им через все тело. Она машинально сказала мужчине:
– Спасибо.
И вытащила кипу ассигнаций, напополам свисающую из заднего кармана. Тело покрылось холодным  потом, липким и противным.
  Она совсем забыла, что спрятала деньги в карман. И если бы мужчина не напомнил ей об этом, она бы оставила семью без них. Не на что было бы в Москве покупать билеты, не на что жить в гостях. И не было бы денег на обратную дорогу.
    Наплакавшись вдоволь и приведя лицо в порядок, Катя вернулась на место рядом с детьми, притихшая и успокоенная. Дети не должны знать, что их мама растяпа.
  В Новосибирске пассажиров высадили. Некоторое время они скучали в аэропорту. Самолет заправили горючим. Через несколько часов их снова позвали на посадку. За время заправки кто-то сходил в ресторан, кто-то прошелся по прилегающей к аэропорту территории. Катя из-за боязни отстать от рейса постоянно находилась в зале ожидания, снабдив детей альбомами и фломастерами, купленными прямо в  аэропорту.
    Те всегда с удовольствием рисовали. И теперь спокойно ожидали посадки, не доставляя никому проблем. Младшая дочь была в интересном возрасте и обладала таким магнетизмом, что знакомые пассажиры принесли из ресторана ей с братом  по шоколадке.
    В Москву прилетели рано утром. Соседи по самолету прощально помахали Маришке рукой. И уехали в город на такси. А Евсеевы оказались в тупике. В Грозный билеты были распроданы на два дня вперед. Несколько дней провести в аэропорту с маленькими детьми Кате показалось невыносимым. Она дошла до начальника аэропорта, но добилась вылета с детьми до Мин-Вод.
    Когда вылетали из Тынды, было -18 градусов. В Москве уже +6, а в Мин-Водах – все +30. И палящее солнце. Пришлось снять с себя теплые вещи.
    В Грозный семья прибыла автобусом уже к вечеру. О своем вылете Катя никому не сообщала. Она с детства не любила, когда родные встречают гостей в аэропорту или на вокзале. Ее  коробили общепринятые в таких случаях фразы: » Мы так ждали» или » Ты еще красивее стала. Ну, прямо модель». Во-первых, они кривили душой, просто желая сказать ей приятные слова. А во-вторых, она не считала себя моделью. Для модели лицо не главное. Там ценится рост и классная фигура. У Кати из всего названного было только лицо с правильными чертами. Фигура была не плохая, но и не модельная.
    А в том, что встречающие « ждали», и так понятно. И вообще, Катю смущали общие фразы и слова лжи даже при желании сделать приятное собеседнику.
    Пока Катя с детьми добиралась до Черноречья, где у родителей остановился Максим, она заметила изменения в облике родной столицы республики. Появились новые многоэтажные дома по проспектам Ленина и Орджоникидзе. В трамвае пассажиры говорили, что каждый шестой житель города получил новое жилье взамен ветхого. Город сильно похорошел и стал выглядеть более цивилизованным.
     За окном трамвая, который уже подъезжал к  конечной остановке, накрапывал дождь. От этого город казался особенно чистым, но с размытыми, слегка затуманенными контурами. Сумрак сгущался, отблески заката догорали на небе. В воздухе ощущалась свежесть  и витали весенние ароматы просыпающейся зелени.
  Катя волновалась. Всегда при возвращении домой за поворотом дороги ее глазам открывалась крыша ее  дома, выглядывающая из-за крон деревьев. Сердце тогда колотилось и преисполнялось счастьем и радостью.
    Евсеева провела около месяца с мужем и его талмудами. Когда уже наметился конец его приготовлениям к защите дипломной работы, она с детьми уехала  в родной поселок на БАМЕ. С ними вместе поехала и Катина мама. В Грозном весь месяц  была жара, цвели цветы.
    А когда сошли с поезда в Тынде, поразились контрасту: там валил крупными хлопьями снег. Он буквально засыпал город.   Несмотря на такую погоду многие пребывали в хорошем настроении. Было тепло и безветренно. И все знали,  что майский снег скоро растает и наступит солнечная погода.
- Вот тебе и на! Через несколько дней лето наступит, а тут снегу навалило по колено!-
 Маминому удивлению не было предела.
- Майский снег у нас –  не новость, мама. - Климат здесь резко континентальный. Поэтому иногда случаются разные сюрпризы: то резкое похолодание в мае, то знойная жара или мороз в июле-августе.
Хорошо хоть в Тынде появился новый и просторный деревянный вокзал. А рядом с ним небольшое здание автостанции. Так что путь в туфельках по снегу у приехавших оказался не очень длинным. И было, куда спрятаться от мокрого снега.
    Придя 11 мая  после отпуска в контору, Катя тут же узнала последние поселковые новости. Главной из них было то, что по непонятной причине сгорела ПДУшка главбуха и ее семьи. И Зоя временно пустила Софью Арсеньевну с мужем к себе на квартиру.
  В первый же день работы ее назначили председателем ревизионной комиссии в магазине Галины Алексеевны. Катя записала на бумажке остаток по магазину из отчетов, которыми в ее отсутствие занималась Зоя. И пошла в магазин в сопровождении членов комиссии.
– Здравствуйте! В вашем магазине предстоит опись товара. Председателем назначена я. Прошу предоставить кассу и все документы, что не прошли ранее, – деловито сказала она заведующей прямо с порога.
    Та неопределенно пожала плечами и с гримасой безразличия отдала Кате валяющиеся в подсобке на столе в беспорядке документы и вынутую из кассовых аппаратов и сейфа выручку.
  Этот магазин всегда считался привилегированным. Все самое лучшее почему-то отправлялось именно туда. Подсобка всегда была завалена товарами. Сюда частенько захаживали и отоваривались начальник  ОРСа и главбух.
  Катя занималась кассой, составлением текущего отчета, еще ей надо было описать содержимое подсобки. Помещение всегда было до потолка забито деликатесами. Она очень удивилась, когда увидела там пустые полки. Поэтому писать долго не пришлось. Другие члены комиссии, снимая остатки товара по отделам,  справились с работой также быстро.
    Катя приступила к выведению результата ревизии, используя остаток по предыдущему отчету, содержимое кассы, текущие документы и ведомости ревизии. И была шокирована:
в магазине недоставало товаров на сумму почти 18 тысяч. Она предложила проверить остатки повторно: вдруг что-то упустили.
– Да чего там снова  считать?-  Сказала заведующая овощным отделом Фая. – Мы делали предварительную проверку. И получилось то же самое.
     Наплевательское отношение работников  к должностным обязанностям привело коллектив, можно сказать, к катастрофе. В магазине повисла жуткая тишина. Казалось, в воздухе и в ушах что-то звенело. И  витало недоумение: как же так, ведь до этого все было прекрасно!?
       Теперь предстояло долго разбираться в причинах и выискивать, кто больше виноват в недостаче, кто меньше.
  - Это ты, Галка, виновата. Мы с Фаиной перед тобой отчитывались. Сдавали наличность. Ты нас проверяла, - кипела по дороге в контору  Некрасова.
- У меня никогда даже овощей на такую сумму не было. Куда подевался весь дефицит из подсобки? – вторила ей Фая.
- Заткнитесь! О каком дефиците идет речь? Растащили весь магазин. А теперь хотите вину на меня свалить.
- Да о таком, что всего два месяца назад в подсобку не помещался,- в один голос закричали недовольные продавщицы.
     В громкие разборки женщин вставила реплику Катя:
- Девочки, нельзя ли потише? Весь поселок навострил уши: в магазине что-то случилось. Потом найдете ошибку, а разговор останется. Может, вы кому-то отпустили товар, а накладной нет. Потерпите: сверка все покажет.
  В результате сверки накладных документов и крупного разговора у начальника было вынесено решение: всех работников магазина уволить по соответствующей статье с согласованием с профсоюзным комитетом.
  Тут же в ОРСе появилась ревизор из вышестоящей организации. Зоя  его пригласила на время проверки проживать к себе. Тем более, что им оказалась приятельница Софьи Арсеньевны.
     Ей предстояло проверить законность выполняемых бухгалтерских операций за последний год.  Все бухгалтера шерстили документацию на вверенных им участках, прежде, чем отдать ее на проверку ревизору.
  И вот в одном из отчетов уволенной по статье Галины Алексеевны Катя обнаружила злополучный, так и не завизированный начальником акт. Ее бросило в пот: как она забыла о нем? Что делать? Завмага нет. Есть подписи членов комиссии. Надо идти к начальнику.
   - Ладно, Катя, как только освобожусь от посетителей, подпишу.
 Когда Катя зашла к нему в пустой кабинет повторно, он вдруг отказался:
- Прости, Катя, я не стану подписывать этот акт. На меня и так много всяких нарушений навешала ревизорша.
-  Как же так?! Подписи комиссии есть. Завмага уволили. Софья Арсеньевна оправила меня к вам. Из отчета его уже не выбросишь, так как он по указанию главбуха проведен несколько месяцев назад. Что же теперь делать мне?  Без вашей визы он недействителен.
 Она обратилась к Софье Арсеньевне. Та снова от нее отмахнулась:
– Ты опытный экономический работник! Придумай что-нибудь! Неужели не знаешь, как поступают в таких случаях?!
А что она должна знать?  И как же поступают в таких случаях?
    Обреченность и переживания толкнули ее на незаконный шаг - она подделала подпись начальника в этом акте, наивно полагая, что подделку не заметят. Это был глупый поступок. Совершив его, Катя тут же расплакалась, и подошла добровольно к ревизору.
     Ей казалось, что ей простится этот вынужденный шаг. Но, оказалось, ревизору как раз нужен был козел отпущения, которого ей предстояло выявить в результате ревизии. В ходе проверок она в подотчетном Кате магазине обнаружила и другие недочеты. Все недоразумения были пущены Кате в обвинение, хотя переписывались отчеты не Катиной рукой.
  Как потом она выяснила путем сличения почерков, накладные были переписаны рукой завхоза детского сада с подачи Зои. И произошло это в период ее отъезда в Грозный. Ревизор сказала ей тогда:
- Способный переступить черту дозволенности раз, сделает это не однажды.
    Работники магазина отправились с подарками за помощью и поддержкой к главбуху и ревизору. Те подарки приняли, и, видимо, договорились, как им поступать дальше. Доносить на подругу и завхоза детского сада Катя не стала. Подлость не была среди ее характерных черт.
     Люди реагируют на разные события по-своему в зависимости от состояния нервной системы.  У одних ранимая, тонкая натура, и они все принимают близко к сердцу. Других Бог сделал толстокожими. Их не волнуют чужие беды. Они идут к успеху по головам. Даже, если все в мире будут них, им все равно.
  В результате ревизорских проверок на уволенных работников магазина повесили еще такую же сумму хищения, как и при Катиной проверке. И теперь в переданном в следственные органы акте числилось более тридцати тысяч рублей недостачи.
  Всем работникам магазина и бухгалтеру с разрешения профсоюзной организации предстояло увольнение по статье. С продавцами так и поступили. А Катиной вины не смогли доказать. Слишком было все запутано. И  она самостоятельно перевелась  в в ПЧ монтером пути.
     Поселок тогда воспринял события в ОРСе по-разному: кто-то говорил:
- Ничего, разберутся, кто прав, кто виноват.
Другие с пеной у рта кричали:
– Да у них там шайка-лейка, оказывается, была. Так им и надо! Сколько веревочке ни виться, все равно конец наступает. Раз трясут, значит, есть за что. Развелось тут всяких крохоборов, не пересчитать.
               
                Подглава 3. Следствие.
     Иногда мы даже не замечаем, что поступаем неправильно, проявляем малодушие или слабую волю. И при этом оправдываем свои действия мыслью, что сейчас для нас что-то немыслимо, недостижимо. Исправим потом.
     Катя долго считала невозможным для себя пойти работать путейцем. Ей казалось, она слабая и немощная для такого труда. Уже несколько подруг устроились на работу в ПЧ, а она все ждала места по специальности. Даже полтора месяца отработала уборщицей, драя полы за монтерами пути, техниками, мастерами и бригадирами. И теперь стала монтером пути. И не жаловалась.
     Работа в ПЧ оказалась действительно не из легких, требовалась немалая сила и еще много других факторов. С каждым днем она все лучше осваивала новую специальность. И вскоре стала получать премии за добросовестный труд.
       Единственное, что удручало ее в этот период времени, так это участившиеся вызовы в отделение милиции. Каждый раз следователи допрашивали об одном и том же, требуя правдивых ответов, но ни одно из объяснений Кати не убеждало их в ее правдивости.
       Катя думала, что в милиции работают достойные люди, способные в короткий срок отличить преступника от нормального гражданина. Каждый раз ехала с надеждой, что следователь разберется, кто говорит правду, а кто лжет во спасение собственной шкуры.
       Но вскоре убедилась, что именно не виновные оказываются в самой гуще проблем оттого, что не могут доказать свою невиновность или от слабости ума, или по стечению обстоятельств. Каждый это понимает, но не каждый способен разорвать круг лжи, оговоров и договоренностей. Факты в деле подтасовывались, чтобы обелить одного и очернить другого человека.
       После очередного посещения кабинета следователя Катя, ошарашенная, бродила по улицам города, пока не добрела до автовокзала, откуда ей надо было автобусом добраться до родного поселка. Облокотившись на подоконник вокзального окна, она бесконечно прокручивала в голове тяжелый разговор со следователем.
     Он обвинял ее в покрытии недостачи в овощехранилище. В отчете Тамары Реус, когда Катя была в Грозном, и не знала, что происходит в семи тысячах километрах от нее, был разделен документ и его сумма проведена в двух отчетах вместо одного. Отчетностью занималась в это время Зоя.
  Она ли из-за перегруженности работой не заметила трюка с разделением накладной на отпуск овощей из овощехранилища в детский сад. Или он был проведен не без ее участия. Одна накладная была вложена в отчет до ревизии, другая после нее. Накладные были написаны, как потом выяснила Катя, рукой завхоза детсада.
    Кому это надо было: зав. овощехранилищем или завхозу детсада, никто даже не пытался разобраться. Кате не пришло даже в голову, сообщить об этом открытии в органы. Хотя было понятно: обвиняя Катю в этом преступлении, то ли главбух, то ли ревизор в благодарность Зое за предоставленное жилье отводили от нее подозрения.
     Второе обвинение вообще не касалось Катиной компетенции. По договоренности с начальником, товароведом и главбухом этот Красночуб ездила продавать виноград в Якутию. Она сбывала товар по завышенной якутской цене, а  в отчете он проходил по цене розничной. Катя не могла понять, в чем же здесь ее вина, если никто в бухгалтерии никогда не слышал об этой торговле?!
        Даже, если бы знали, за цены отвечает экономист по ценам. Рядового бухгалтера этот участок работы не касается. Об этом могли знать только завмаг и те три специалиста, с которыми согласовывалась выездная торговля. Все доводы в свое оправдание Катя привела следователю. Но он ей не поверил. И держался грубо и дерзко. Можно даже сказать, напористо:
– Я вам еще раз предлагаю: признайтесь чистосердечно в своих преступлениях, и суд учтет это при вынесении приговора. Я вам это обещаю, –  говорил он.
– Ни в чем из сказанного вами не виновата, – твердила она снова и снова. – Поверьте, мне даже в голову не пришло бы совершить что-то противозаконное.
    Следователь злился и кричал про ее изощренный ум, который сквозит через все  отговорки. Что бы в свое оправдание не твердила она, Лисицын с сарказмом передергивал и требовал признаться, какую долю она имела от подотчетных лиц.
          У Кати даже закралось подозрение, что он сам, видимо, имел рыльце в пушку. Каждый ведь думает в меру своей испорченности. Чистый, неиспорченный человек никогда не заподозрит людей в корыстных целях. По славянскому календарю Катя родилась в год росомахи. И действительно обладала умом живым, но не изворотливым.
    Росомаха ревностно охраняет свои территории и семью. Все животные боятся с нею связываться. Она не любит находиться на виду, к себе относится критически. Она может похвастаться своей шерсткой или крепкими когтями. И все же ее уважают не только многочисленные друзья, но и противники. Они знают, что она не допускает предательства. Поэтому без боязни могут поворачиваться к ней спиной. Такова была и Катя.
    Лисицын, по ее мнению, обладал, может даже из-за специфики работы, умом коварным. Но он плохо разбирался в людях. Его привычным оружием в работе были презрительная холодность и сарказм. Иногда от него исходили излишняя слащавость и заметная Кате хитрость.
  Во всех сидящих перед ним людях он видел изворотливых преступников. Доказать ему что-то или смутить было невозможно. Он считал, что яростно доказывает свою правоту только лжец, храбростью хвалится трус, учтивостью кичится дурно воспитанный человек, а показывает незапятнанную честь – подонок. Поэтому даже не слушал доводов посетительницы.
     В последующие допросы к первым двум обвинениям добавилось еще обвинение в должностном подлоге. По этому пункту обвинения девушка пояснила, что и как
происходило, после чего она вынуждена была пойти на подлог. И добавила, что, поняв глубину произошедшей ошибки, она сама лично сообщила о своем проступке ревизору УРС.
– Что вы голову мне морочите, изворачиваетесь тут, как змея. Все отмечают ваш неординарный ум, способный такие махинации придумать, о каких у других даже мысли не возникнет. Вы ведь не станете возражать, что вы - не дура, имеете достойное образование и очень сообразительны от природы? – Следователь держал Евсееву перед собой уже часа три, твердя одну и ту же информацию. И очень хотел получить от нее чистосердечного признания.
– Возможно, – вяло пожав плечами, ответила измученная Катя. – Но мои умственные способности не дают никому права подозревать меня Бог весть в чем. Они не означают, что я способна на преступление лишь потому, что обладаю таким складом характера и ума, данного  природой.
    Жуткая усталость вдруг навалилась на Катю, сделав бесполезными все попытки добиться правды и справедливости в стенах милиции. Она просто недоумевала, как можно голословно объявить человека преступником, не разобравшись в тонкостях дела и в особенностях учета в торговле в частности?
    Ее слова без отклика сотрясали воздух. Она в глазах следователя была хитрой, ловкой и опытной мошенницей.
    После очередного допроса Катя вышла из милиции. И пошла, сама не ведая, куда. Не заметила, как оказалась на проезжей части дороги. Где-то отдаленно она слышала визг тормозов, крики людей.
  Чьи-то руки сильно ее встряхнули, подняв с дороги, на которой она очутилась. Она от тряски очнулась. Лицо ее было в слезах, которые лились сплошным потоком. А сама она была в нервном оцепенении.
– Мужчина с перекошенным лицом пытался докричаться до нее:
– Тебе что, жить надоело? Вылупила глаза и прешь по проезжей части, как по проспекту! Катя испуганно моргала глазами, смотря на взбешенного водителя легкового автомобиля. Он с трудом сумел остановить свою машину, не причинив этой взбалмошной девчонке тяжелых увечий. Она только и всего упала на колено, которое теперь кровоточило.
  Но, казалось, она даже не почувствовала боли. И была в шоке. Ничего не слышала и не понимала. Вокруг собрались люди. Все кричали. Но никто не мог докричался до ее ушей. Она испуганно и отрешенно озиралась на них.
    Было видно, она не понимает, чего от нее хотят.
 Тогда свидетели начали звонить в милицию и в скорую помощь. Но водитель перевел Катю через дорогу и  махнул рукой, говоря:
– Да иди ты, дура сумасшедшая! Милиция здесь не поможет. Лечиться тебе надо!
    И уехал, не стал ждать работников правопорядка и очень скорой помощи. Катя побрела пешком в сторону автовокзала. Дорогой она немного успокоилась.
     Уже в автобусе снова стала размышлять по поводу обвинений:
– Насколько мне известно, из предъявленного я могу признать лишь то, что подделала подпись начальника. И не без содействия Софьи, которая приказала принять отчет и пообещала проследить за его подписанием в дальнейшем.
  Могла, конечно, я этого не делать. Но ведь сделала. И справить ничего нельзя. И одно, и другое действия подсудны. Первое считается должностным подлогом, второе халатностью.
       А вот все остальное – не дать, не взять, самая обыкновенная подстава. И почему она должна признаваться в том, чего не делала?! Как ей доказать свою правоту и невиновность в остальных пунктах обвинения?
     Голова ее, казалось, скоро лопнет от дум. И лишь к моменту приближения автобуса к мосту через реку, она решила, что одному хорошо лишь вареники за столом есть, а возникающие вопросы надо решать с друзьями, которые познаются в беде.
       И все же у каждого свои взгляды на жизнь и планы на будущее. По дороге от остановки до дома уже возле бараков встретилась Римма Николаевна. С этой приятной женщиной Катя, работая в конторе, не один пуд соли съела. Их столы в помещении стояли рядом. И женщины делились всеми своими секретами, знали, как обстоят дела друг у друга.
        Но, оказывается, не все можно принять за золото, что блестит. Несмотря на дружбу и хорошие отношения друзья способны предать ради собственного благополучия. Коллега постоянно все досконально выспрашивала о поездке к следователю, кто и что сказал, как ответила Катя.
       Она возмущалась и давала Кате советы, как ей следует вести себя, как говорить с представителем власти, что можно ему выкладывать, о чем лучше умолчать.
       Катя обрадовалась встрече с нею: на сможет пролить свет на предъявленные ей эпизоды обвинения.
- Как хорошо, что мы встретились,  Римма Николаевна,-  сказала она после приветствия.- Помните случай, когда главбух приказала провести  акт с обещанием лично проследить за его подписанием
Та молчала. Катя стала задавать наводящие вопросы:
- Это было перед моим отпуском. Вы еще с Зоей ко мне подходили и обещали в случае надобности подтвердить этот факт.
Римма Николаевна прикинулась, что не помнила.
- Ладно, а то, что разделена была в то же самое время накладная в отчете у  Тамары Реус? Почему ее разделили? Кому это надо было?
 Мы ведь с вами вместе сличали почерки. Забыли?
    Римма Николаевна стояла, опустив глаза в землю, и молчала.
Лишь  промямлила:
– Прости, Катя! Я все помню, но не могу ничего подтвердить. Следователь мне пригрозил, если я буду давать показания в твое оправдание, он повесит на меня сокрытие недостачи в овощехранилище, которая выплыла после ревизии документов. Я была там на последней ревизии.
  Он заявил, что я, как опытный бухгалтер, не могла не заметить, что там что-то не так. Извини, я чувствую себя загнанной в клетку. Сочувствую тебе. Но помочь не могу. Ты-то ушла из конторы, а мне еще хотя бы годик хочется поработать. Ты – неглупая женщина. Бог даст и выкрутишься. Все твое обвинение шито красными нитками. Это все у нас видят. А помочь не сможет, скорее всего, никто.
       Простившись, они  разошлись в разные стороны.  Придя домой, Катя долго не могла успокоиться. У нее обручем сжимало голову, перехватывало дыхание в горле, а сердце вдруг опоясало нестерпимой болью. Лекарства плохо помогали. Она была раздавлена, веки опухли, глаза ввалились. Вокруг глаз образовались синие разводы. Губы стали белыми, а руки холодными и влажными.
  Она доплелась до кровати, и с мыслью о несуразности создавшейся ситуации заснула.
Проснулась уже поздно вечером, когда вернулись с работы Максим, из школы Ваня и дочь из детского сада. Открыла глаза от прикосновения руки дочери к ее голове. Она гладила ее по голове и всхлипывала, что ей жалко маму, которая совсем похудела и посинела от поездок в Тынду.
       Максим стал объяснять дочери, что мама должна ездить в Тынду всякий раз, как ее туда вызовут. На что пятилетняя дочка сказала:
– Если бы там, в милиции знали, какая у меня хорошая мама, они не стали бы ее обижать. Я вот поеду и скажу им об этом. Правда, папа? – она с надеждой смотрела на отца.
- Да, доченька! Только бы твои слова кто-то слушал.
     От этих слов Катя вздохнула и, поднявшись с постели, прижала  голову Маришки к  груди и поцеловала ее в щеку:
– Моя ты любимая защитница. Без тебя никто не сможет узнать, какая у тебя мама.
Она нежно потрепала малышку за волосы, стараясь казаться спокойной.
И повернулась к родным:
– А  пойдемте ужинать. Хотите кушать?
Все трое хором согласились с предложением. И направились в сторону кухни.
  Неопределенность, нависшая над Евсеевой, казалось, парализовала все ее мыслительные центры. В голове звенела пустота. Она машинально выполняла роль жены и матери в семье: готовила и стирала, кормила и купала. А боль и не думала отпускать ее голову и сердце ни на минуту. Всю ночь Катя проворочалась,  до самого утра не сомкнув глаз.
    А утром, благо был выходной день, она пошла в соседний подъезд к Зое. Разговор с подругой мог и не состояться, так как дверь открыл ее муж. Злобно оглядев Катю с головы до ног, он хотел захлопнуть дверь перед ее носом.
Тут подошла Зоя с вопросом:
– Кто там? Чего ты молчишь, Виктор?
– Это Катя. Думаю, тебе не стоит с нею общаться. Ты ведь обещала, – последние слова он произнес нараспев, потому что Зоя оттеснила его от двери. И открыла дверь шире:
– Проходи, Катя! Я давно тебя жду, – она виновато посмотрела Кате в глаза. И Катя в этих глазах увидела столько горечи и отрешенности, что даже пожалела подругу.
– Здравствуй, Зоя! Как дела в конторе? Что нового?
– Да что там может быть нового? Все по-старому! Трясут всех, запугивают. Единственная хорошая новость – появился новый начальник. Он, кстати, из Грозного. – Она назвала фамилию и инициалы нового начальника. – Надоело все, просто сил нет. Как закончится весь этот ад, поедем домой.
– Что, совсем замучили проверяющие?
– Не то слово. Опасаемся, что скоро в наши супружеские постели начнут заглядывать, так ли мы здесь все делаем.
  Сказав это, она как-то вымученно улыбнулась.
– А как твои дела? Римма Николаевна вкратце вчера изложила абсурдность твоего положения. Не могу понять, неужели у них такое задание: посадить, как можно больше людей?
– Не знаю. Вполне возможно.
    Ответ Кати был расплывчатым. Она уже уяснила: и эта подруга будет молчать, она ведь обещала. Трудно чего-то ждать от человека, имеющего свое рыльце в пушку. Да и ей, наверное, не стоит открывать свою кровоточащую душу.
    Катя не стала ничего спрашивать об акте и накладной, она встала, давая понять, что не хочет злоупотреблять гостеприимством Вагиных. Виктор, кстати, так и не покинул комнату, следя за каждым словом своей жены.
– Кать, ты прости меня! Я думала, ты будешь упрекать меня, просить о помощи. А ты даже не заикнулась об этом. Тогда я сама скажу, чтобы не было недосказанности или недоразумений. Я действительно покрыла недостачу в Галкином магазине на два месяца раньше твоей ревизии. Мне приказала сделать это Софья. Ты же знаешь, она жила в то время у нас. И  накладную разделила я. Иначе нельзя было спрятать ту  недостачу. И про акт помню.
    Я ездила в милицию с чистосердечным признанием, чтобы внести ясность в этих вопросах. Вместо этого меня следователь припугнул сроком, порвал мои показания.  И, посоветовавшись с мужем, я стала спасать свою шкуру и жизнь. Я понимаю, что поступила нечестно. Но что мне оставалось делать? Пойми, у меня ведь дети.
  При этих словах Катя захлопнула дверь бывшей подруги. И долго еще в ее ушах на все лады слышались последние Зоины слова:
– У меня ведь лети! Дети, и-и-и.
У нее дети, а у Кати, получалось, не дети, а щенки. По крайней мере, хоть честно.
     Своя рубашка ближе к телу. Все пользуются Катиным положением, чтобы очернить ее имя в оправдание своего! Она была близка к истерике, плача и дрожа всем телом. Какая получается ерунда! Защищая Зоину честь, она сама оказалась козлом отпущения.
       В месяцы ведения следствия трудности были не только у фигурантов дела, члены их семей страдали не меньше.
               
                Подглава 4. Семейные переживания.
 
 
     Максим соскучился по своей мягкой, податливой и доброй жене, голова которой раньше ночами покоилась на его груди. Он тогда был счастлив и преисполнен гордости. Теперь каждый раз, возвращаясь от следователя, она представляла собой комок нервов. Только тронь, произойдет взрыв эмоций, слезы и обиды. Давно остались позади мирные объятия и желание доверчиво положить на его грудь свою голову. Каждое прикосновение к ней отзывалось испугом и резким непроизвольным вздрагиванием ее тела. Казалось, она заодно со всеми предавшими ее друзьями не доверяла теперь и супругу.
       Как-то Катя  долго не возвращалась из города. Максим пошел ее встречать со стороны речки, а не от домов. Он был еще далеко, когда пришел последний автобус.
    И увидел, в каком состоянии она выходит из автобуса: измученная и опустошенная, с потухшими глазами. Самая, что ни есть женщина в годах. А ведь ей всего немногим за двадцать. Катя тогда, находясь в состоянии прострации, даже не заметила мужа. Он шел за нею следом неподалеку.
     Когда она стала подходить к жилым домам, сразу преобразилась: распрямила свои сильно похудевшие плечи, высоко подняла голову. В этом она вся: никто не должен видеть ее слабой. И это усилие над собой сказало ему о жене много больше, чем любые слова.
    Меньше всего ей сейчас хотелось внимания к собственной персоне или жалости. У нее не было причины для испытания стыда. Но она была опустошена и глубоко обижена чужим недоверием.
        Сын Ваня часто приходил домой потрепанный, с поцарапанным лицом и  ссадинами на руках или ногах. Понятно, все мальчишки  дерутся. Без этого не вырос ни один мужчина. Даже Катя в детстве дралась. Часто с мальчиками.
Евсеевы ругали его:
– Веди себя прилично, не расстраивай нас, сейчас итак трудные времена у семьи.
      Как-то летом Катя пошла за детьми в детский сад. Воспитательница сказала ей:
– Сегодня в группе было ЧП: ваш Ваня подрался с Игорем. Дрались беспощадно. Все бы ничего, но Ваня не стал мириться с этим мальчиком. Сказал:
– Будет еще болтать лишнее, пусть пеняет на себя!
Я стала его ругать, говорить, что люди должны терпимее относиться друг к другу. Он  ответил:
– А пусть не трогает мою маму!
     Тогда я  спросила у ребят группы:
- Ребята, что здесь произошло?  Кто первый начал драку и из-за чего она началась?
Встал с лавочки Вова Клочков:
– Елена Васильевна, Ваня за дело отлупил Игоря. Тот назвал его маму мошенницей. И сказал, что будет она сидеть в тюрьме вместе с другими. И что его мама все равно выйдет чистой из воды, потому что следователь на ее стороне, а не на стороне Ваниной мамы. Ваня тогда схватил Игоря за рубашку, тряханул его так, что тот свалился на пол, и потом Ваня дубасил болтуна со словами:
– Моя мама не мошенница. Вот увидишь, пройдет суд, и все увидят, кто там мошенник и вор! Если бы на мою маму сказали такие слова, я бы тоже защитил ее! Тетя Катя не может быть мошенницей. Она добрая.
     С мест подскакивали другие дети:
– И я!
– И я тоже!
- Они чуть ли не хором поддерживали поступок Вани. Он, как мог, постоял за ваше честное имя. Мне пришлось провести с детьми беседу, что нельзя решать вопросы с помощью кулаков. Рукоприкладство в дальнейшей жизни может привести к ответу перед законом. Вы тоже поговорите с сыном об этом. Только не наказывайте. Если ребенок способен пойти на защиту чести матери, его, надеюсь, понимаете, не наказывать надо. Он достоин похвалы. Не каждый взрослый способен на такой поступок.
    У Кати по щекам текли ручейки слез. Оказывается, сыну тоже больно и обидно, когда склоняют ее имя. А она закрылась от всех в собственной скорлупе, жалея себя и совсем забыв о переживаниях своих ближних.
 
                Подглава 5. Вызовы в милицию.
  Все вызовы на допросы, как близнецы-братья, выглядели одинаково.
Сначала задавались вопросы, поверхностно слушались ответы. Выражалось недоверие. Иногда спокойно, а все больше с запугиваниями и требованием написать чистосердечное признание.
– Это признание вам нужно! Не мне, – постоянно повторяя, выходил из себя следователь.-
Ну, ничего, времени у меня достаточно. И не таких, твердолобых, мы здесь ломали. Признаетесь, как миленькая! Только тогда уже ни о каком снисхождении не будет идти и речи.
     Со стороны было видно, следователю хотелось накричать на нее, переломать ей ребра, сломить ее волю, подбить глаз, чтобы не смотрели на него с укором эти зеленые обжигающие огни. Стоило ей лишь посмотреть своими зелеными от гнева глазами, он начинал теряться и злиться.
   Казалось, эта мерзавка, и без того раздавленная жизнью, обладала удивительной силой характера и способностью к выживанию. Он думал, у нее сильный характер. Но Катя считала себя слабой и немощной под натиском следователя. Она боялась его, как огня. И все время плакала от обиды, несправедливости и отчаяния.
  Она смотрела в окно и удивлялась царящему там  умиротворению. Деревья и кусты стояли недвижимо, ни одна веточка не шевелилась, ни один листок не дрожал. Природа настойчиво приглашала всех людей, уставших от суеты и нервотрепки, предаться состоянию покоя.
  В те же самые минуты в Катином организме, казалось, бушевал вулкан.
Выходя из опостылевшего за месяцы разбирательства здания, она каждый раз думала:
– Стоило ли тратить нервы и время на то, чтобы тебе лишний раз напомнили о своем нелестном отношении к тебе и о твоем неординарном уме, причем, в язвительном тоне.
Она раз за разом ругала себя:
– Вот чокнутая , размечталась о справедливости. Лучше бы и не ездила никуда,  не говорила с людьми, от кого слова, как горох от стены отлетает. Если уж они решили кого-то обвинить, разобьются, а сделают по – своему.
Катя  зарабатывала от этих бесед  лишь головную боль.
     В коридоре милиции люди говорили, что Лисицын своей дерзостью и ерничаньем доводил свидетелей и обвиняемых до вызова скорой помощи, а иногда и до инфаркта. Только вот почему-то с Катей у него ничего не получалось. Как он ни старался подловить ее, как ни упражнялся в острословии, она лишь пожимала плечами и, глядя перед собой, монотонно отвечала: «Не помню, не знаю, не делала». И это до жути злило его.
Как-то в столовой их столы оказались рядом,  и Катя слышала, что он о ней говорил ревизору из УРса:
- Она просто бесит меня, эта темноволосая девчонка. У нее глаза загораются зеленым цветом в минуты злости. Я даже  ощущаю жжение в теле в тех местах, которые она просверливает тогда своим  взглядом. Она все врет, и не хочет признаваться в этом.
- Что-то ты темнишь, дружок,- с улыбкой отозвалась собеседница,- признайся, запал на нее?
- Ну, нет! Просто мало, кому удалось провести меня. А у этой на все вопросы находится ответ. Я уже и грозил всем, кто хотел и мог бы ей помочь, расправой.  Все молчат, а она все выходит чистой из воды. Так и дело все развалит.
- А  привлеки-ка ты в помощь других следователей. Смотришь, на чем-то и подловите ее.
Только не лови на подделке. Она ведь права:  я от нее о нем услышала.
  Плутая от одного кабинета к другому, от одного следователя к другому и, каждый день, слыша чушь из уст служителей правопорядка, Катя начинала ужасаться от своего неверия в наш советский Кодекс Законов. Она все больше приходила к выводу, что он составлен так, будто любой из смертных хоть в чем-то виноват. Прежде она слепо верила в него, и считала, если человека арестовали, значит, он совершил преступление. Теперь она начала сомневаться в безгрешности правосудия.
    Если, следуя статьям Кодекса, в любое время можно обвинить невиновного и оправдать преступника, то это не Кодекс Законов, а лазейка для обманщиков, желающих нажиться на чужой беде. Для нее самым страшным теперь казалась не смерть, как она думала раньше, а ее обвинение в сознательном нарушении законов.
  Она для следователя была лишь головоломкой, задачей в математике, в случае решения которой он получит повышение по службе. А то, что он при этом ломает ей и ее детям жизнь, что действует вопреки закону, в сухое решение его задачи не входило.
  В Кате сейчас, казалось, боролись два человека. Один с самого начала следствия твердил, что правда восторжествует, надо лишь положиться на знания и чутье следователя. Другой, появившись в эти безрадостные месяцы, заставлял ее думать и действовать, требовал отбросить меланхолию и безграничную веру в правосудие.
    Он требовал от нее  понимания, что спасать утопающий должен сам себя. Потому что нет гарантии, что в момент, когда он будет тонуть, найдется человек, способный пожертвовать собой ради него. Именно в этом она теперь убедилась воочию.
    Поселок, в котором жила семья Евсеевых, был маленький. И все, что в нем происходило, мгновенно становилось всеобщим достоянием. Покатились слухи, будто на узловой станции Сковородино обнаружен отправленный подследственным завмагом контейнер, наполненный до самого верха дефицитными товарами.
  Кроме того, эта же завмаг во время следствия притворялась беременной. А перед самым судом, когда в роддоме ей попался неподкупный врач, вдруг обнаружилось ее притворство.
    Следователь все эти попытки обвести следственные органы и суд в дело не внес. Видимо, он не был так непогрешим, как акушер-гинеколог в роддоме.
     В тяжелые для себя дни Катя встречала рассветы и провожала закаты с щемящей грустью: возможно, скоро ей не придется их видеть. Если в милиции работают такие жестокие люди, как Лисицын, от предстоящего в скором времени суда можно было ожидать всего, что угодно. И все равно продолжала мизерно надеяться на справедливый исход разбирательства.
    Сроки отправления дела в суд, видимо, поджимали. В милицию на допросы стали вызывать чуть ли не ежедневно. Следователь злился: строптивая бухгалтерша портила ему всю картину сфабрикованного на полуправде дела.
    Нервы сдавали у всех. Подозреваемые вели себя по – разному. Одни, скрепя зубы, держались, другие готовы были ботинки лизать следователю и выполняли все его предложения, лишь бы им уменьшили срок.
    Лисицын спешил закончить следствие. Он ведь тоже человек с нервами, карьерными амбициями. И понимал, что, раскрыв это громкое дело, он получит звездочки и повышение по службе.
     На последний допрос всех проходящих по делу о хищении пригласили на 8 часов утра. Каждый из них стоял обособленно в ожидании автобуса. Был конец октября. Шел крупный снег. Мороз щипал за щеки и открытые части рук. На Кате было легкое по северным меркам пальто, продуваемое ветром насквозь. Ноги, хоть на них и были надеты войлочные утепленные сапоги, не давали ей ни на минуту забыть о себе.
     Подошел автобус. Все расселись по местам. Завмаг оказалась напротив Кати, спрятавшей свои замерзшие ноги под сиденье. Галина Алексеевна, сидела, как барыня, с гордо поднятой головой в собольей коричневой шапке, норковой шубе и теплых меховых унтах, украшенных орнаментом и бисером.
    Всю дорогу Евсеева думала о детях, которых не успела отправить в школу и в садик. И перед глазами пробегали ужасные картины предстоящего будущего, если ее признают в суде виновной. Как будут дети без нее? Максиму одному с ними не справиться. Ее не покидало ощущения, будто она -  птица без крыльев, которая не знает, как ей теперь жить, если нет возможности летать?!
     К следователю вызвали ее после главбуха и завмага. Лисицын сидел, облокотившись на спинку стула, и с вызовом осматривал присевшую на край стула перед ним несговорчивую Евсееву. Сквозь ее полуопущенные ресницы виделось немое ожидание: что еще ей ожидать от него?!
    Он вслух размышлял:
– Какое несоответствие бывает в природе: у вас испорченное нутро, а наружность, можно сказать, очень даже приятная. Если бы Галина Алексеевна не предупредила, какая вы артистка, никогда бы не поверил, что это совершенное создание способно на преступление.
     Знал бы он, как близок к истине в этот момент. Катя действительно не была способна сознательно обойти закон. Ее еще в школьные годы ровесники считали слишком идейной. А она и не обижалась на них. Считала: лучше быть идейной, чем с испорченным сознанием и преступным нутром. Она мечтала в будущей жизни стать юристом, летом работала в детской комнате милиции, была старостой в кружке» Юный друг милиции». А после восьмилетки поступила в юридический техникум, но учиться там не стала, решив продолжить учебу в школе.
– Ну, что? Будем признаваться? Или  продолжим играть в молчанку?
Катя вздохнула.
    Обозленный ее молчанием следователь в очередной раз вскипел от негодования:
– И вы еще смеете молчать, когда надо по земле ползать и умолять о помощи!? Видел я таких гордячек. И не раз! И где они все? А, молчите? А там, где небо в клеточку. И вам, будьте уверены, светит такая же перспектива! Не я буду, если вам удастся разжалобить кого-то и убедить в невиновности! Загремите в зону, как миленькая!
     Он поднял трубку:
– Жду вас. Нужна помощь.
При этом он со злостью потирал то одну, то другую щеку.
    Потом сквозь зубы процедил:
– Я вам устрою сегодня молчанку! До утра буду держать. Времени у меня предостаточно. Я дежурный по городу. Идите в коридор и ждите вызова.
Катя тяжело вздохнула и, встав со стула, вышла в опустевший коридор.
  Как только ни допрашивали ее Лисицын и его помощники. Он явно желал оправдать свою фамилию, и в последнее время самодовольно и нагло улыбался при допросах. Она не могла понять, чем он больше всего раздражал ее?! То ли своей лощеной внешностью, то ли самодовольной улыбкой.
    Кто бы знал, как сейчас хотелось ей наговорить этому хлыщу в форме таких же дерзостей и глупых подковырок, какими была наполнена его речь. Дать ему, наконец, понять, что, надев форму, он не стал умнее или тактичнее. Пусть дойдет до него, наконец, что зря старается запугивать ее и унижать. Не на ту напал.
    Трое сотрудников по очереди приходили в кабинет следователя и перекрестно терзали ее память, задавали вопросы. Они поочередно вызывали ее в кабинет и выставляли в коридор. Пили чай, и затем снова вызывали, чтобы пытать ее в надежде подловить  на сбивчивых или противоречивых показаниях. Честно говоря, умом она понимала, не то сейчас время, чтобы откровенничать с людьми, которые желали, даже горели желанием, отправить ее в зону.
   Допрос этот напоминал испорченный телефон. Она говорит одно, следователь пишет другое. Катя потом пока прочитала протокол и внесла в него собственноручные исправления, вся издергалась
    Лисицын использовал много приемов, чтобы Катя попалась на его удочку, он и льстил ей, и угрожал задержать на несколько дней, и обещал покровительство в суде, если чистосердечно признается в преступлениях. Только ей не в чем было признаваться. А он не хотел в это верить. Он снова и снова задавал свои  вопросы. А она, как бык, уперлась. И стоит на своем. Да и как ей было еще отвечать, если она сразу же говорила правдиво?!
  Он привык работать с преступниками, и Катю считал таковой. Ему казалось, если она покрывается краской негодования при  обвинениях, значит, он на верном пути. Если молчит, устав в миллионный раз отвечать, значит, не имеет оправданий.
     Сидя в коридоре, Катя слышала, как женщина – следователь сказала Лисицыну:
– Нам остается только одно, смело закрывай дело. Мы все – равно зацепим ее. Я подсказала завмагу для правдоподобности указать любые даты, когда Евсеева, якобы, бесплатно отоваривалась в магазине. Это же прямое попадание.
    – И почему я сам не догадался, что даты, взятые от фонаря, собьют с толку эту гордячку?! А уж если она будет замешана в получение подарков и взяток, никто в суде не будет с ней чикаться! С меня причитается, коллега. – Он был рад простому решению проблемы, не дающей ему покоя уже много месяцев.
    Умом Катя понимала, что следователь занимается в эти минуты самым настоящим должностным подлогом, за который предстоит отвечать перед судом ей. Но кто ей поверит? Он кто? Законник! А она? Подозреваемая. Этим все сказано. Прав тот, у кого больше прав. И это, явно, не она.
     Так что в голове у нее вертелось одно, а сердце подсказывало другое: надо терпеть.
Это испытания, посланные  небесами. Сможет все вынести, дождется лучших времен и ясного неба на горизонте. А нет, - видеть ей небо в клеточку.
    В этот раз Катю из милиции отпустили только ночью после подписания протокола с ее собственноручными исправлениями. За окнами  милиции  уже горели огни, и давным-давно ушел последний автобус.
    Даже, отдавая пропуск Евсеевой, следователь не удержался, чтобы не уколоть ее:
– Были бы сговорчивей, давно бы дома телевизор смотрели. Это вам наука на будущее.
    В коридоре было темно и страшно. Дежурный на проходной удивленно посмотрел на позднюю посетительницу и выпустил из  здания. Катя поплелась по ночному городу в сторону вокзала. По расписанию в полночь в сторону ее поселка должен отправиться проходящий поезд до Беркакита.
               
                Подглава 6. В ожидании поезда.
 
       Она стояла в зале ожидания возле окна и смотрела на таких же поздних пассажиров, как сама. Кто-то дремал, сидя в кресле. Кто-то тихо разговаривал с соседом. Кто-то укачивал детей. До отправления поезда оставалось примерно один час.
    Гробовая тишина в помещении вокзала вдруг была прервана доносившимся издалека лаем собак, лязгом железа и грубыми людскими окриками. В груди Кати защемило сердце, и ноги понесли ее и еще несколько зевак в кромешную тьму ночи.
     Метрах в двадцати от перрона, в тупике, стоял состав. Возле него находились несколько милицейских воронков, из которых выбегали люди и стремительно так же бегом отправлялись в стоящие на путях товарные вагоны. Вокруг толпилось огромное количество военных с плетками и ружьями. От представшей перед глазами картины у Кати закружилась голова. Ее тело стало ватным, ноги как вросли в землю. Из глаз самопроизвольно хлынули потоки слез.
    Тут она услышала, как недалеко от этих машин вскрикнул мужской голос при появлении из воронка женщины. Она устремилась навстречу стоящему напротив товарному вагону. Старик был высокий и совершенно седой. Катя узнала в нем совсем обезумевшего от горя мужа своего бывшего главбуха Софьи Арсеньевны.
  Он побежал наперерез жене. Он падал и снова вставал. Его везде толкали и отгоняли, конвойные рыкали на него и наставляли оружие. А он все равно бежал навстречу к той, с которой прожил бок о бок целую жизнь. И чего эта жизнь теперь стоила? Он  видел в беде свою любимую женщину. И больше ничего и никого вокруг.
     Некогда пышущая здоровьем и сытостью, в эту минуту Софья выглядела серой мышкой в мышеловке. И сколько теперь не бегай, из этой мышеловки не выберешься. Безвыходное положение и унижение никогда еще никого не украшали. За мимолетное виденье издалека главбуха Катя отметила ее затравленный взгляд, ввалившиеся щеки, синяки под глазами и болтающееся на теле мятое платье, некогда приталенное, стильное и элегантное. Теперь оно выглядело, как грязная и мятая плащ-палатка на колу.
    Слезы градом текли по щекам Кати. Она представила, как самой придется вот так же бежать навстречу неизвестности, если она не сможет убедить суд, что не опасна для общества. Ужас охватил ее.
     Состав с осужденными и просто переводимыми в другие СИЗО пассажирами давно уже отошел от перрона, рассосалась и толпа зевак. На улице остались только мужчина, стоящий на коленях с поднятыми вверх руками и устремленным вслед ушедшему товарняку взором, и Катя с неприкрытым страхом в глазах.
  Объявили посадку на поезд, Катя пошла в сторону своего вагона. Туда же поплелся и мужчина с безвольно болтающимися руками и подгибающимися от горя ногами. Кате вдруг вспомнилось, как совсем недавно Софья с мужем вернулись из Сочи и показывали  коллегам свадебные фотографии сына и его спутницы.
  Со снимков  смотрели на белоснежные катера и морские просторы элегантный сын Софьи и его счастливая невеста необыкновенной красоты в широкополой шляпе. А рядом с молодыми улыбались во весь рот их родители, родственники и очень даже респектабельные друзья и гости.
  События последних месяцев, потрепали немало нервов Кате. Но от происходящего она почерпнула и хорошее – разобралась, кто ей друг, а кто просто пользуется ее доверчивостью, научилась выживать и находить решение в трудных ситуациях. Проснувшееся в ней мужество и инстинкт самосохранения дали ей силы для приспособления к реальным в те дни обстоятельствам, согласно пословице: чему быть, того не миновать.
    Происходящее  представлялось ей страшным и нереальным сном. Ей не верилось, что все это происходит с ней наяву
.В минуты отчаяния она научилась верить в то, что все пройдет. Всему когда-то бывает конец. Что и говорить, учителя на ее пути попались не слабые.
     Слушание дела было назначено на 6 ноября в помещении суда, что находился в районном центре на пригорке, как раз за  почтовым отделением. Здание, выложенное из красного кирпича, было заметно всякий раз, как автобусы из Якутии и северной части Амурской области прибывали в Тынду.
        Для того, чтобы придать маленьким и неуютным залам суда более торжественный и значимый вид, в них соорудили небольшие возвышения для судейских столов. И  это выглядело не торжественно и величественно, а даже совсем наоборот.
    Столы и места для присяжных заседателей, и другая атрибутика выглядели слишком громоздко в комнате с обшарпанными, давно не белеными стенами. Они были настолько давно побелены, что теперь казалось даже невозможным определить их первоначальный цвет. В залах и коридорах не было ни кафеля, ни других украшений. Просто блеклые стены. Лишь кое-где встречались светильники да дешевые люстры. Даже стульев не хватало для работы.
        Раскормленные фигуры чиновников, озабоченные не столько судьбами попавших в беду людей, сколько страхом потери своих доходных должностей, не скрашивали этих унылых, казенных помещений. Эти люди только и делали, что поддакивали начальству, наперегонки  бежали к столику судьи со стаканом воды, если он за ним тянулся или прикрикивали на сидящих в зале, то и дело оглядываясь при этом на судью: доволен ли он их действиями?
     Сбоку слева от стола судьи и присяжных заседателей стоял стол с печатной машинкой. За ним сидела секретарь суда, которой следовало как можно полно и правдиво записать происходящее в суде. Это была плоскогрудая женщина неопределенного возраста с бескровным лицом, бесцветными, как разбавленное водой молоко, глазами и жидкими волосенками, распущенными по плечам.
    За судейским столом никого еще не было. Поэтому многие рассматривали все вокруг.
Справа от судейского стояли еще два стола: один длинный – для адвокатов, другой поодаль – для прокурора. Он с долей торжества поглядывал на подсудимых, раскладывая на рабочем месте в нужном порядке документы, бумаги, часы и авторучку – все, что могло понадобиться в любой момент заседания.
    Это был холеный, тщательно выбритый мужчина в форменной одежде. Правда, лицо его не выглядело  свежим. То ли он предварительно кутил допоздна, то ли настолько устал от подготовки к заседанию, что не успел отдохнуть. И теперь под глазами у него виделись мешки, и лицо казалось измятым и матовым.
  По одному в зал стали заходить адвокаты, разложились каждый на своем клочке стола. И дали последние рекомендации своим подзащитным.
  Тут бесцветная секретарша вдруг резво подскочила, и громким голосом, которого никто от нее не ожидал из-за ее малокровной внешности, закричала:
– Встать! Суд идет!
Все поднялись. В зале наступила тишина.
    Из невзрачной двери, на которую никто до этого не обращал внимания, вышли три женщины. Судья высшей категории из областного центра, крупная и величавая, плотного телосложения и приятной внешности, шла уверенно и степенно, гордо неся под мышкой папку, от которой зависела сейчас судьба шести человек в  зале.
    За нею застенчиво протиснулись две другие женщины, менее значительной и броской внешности, на которых возлагались обязанности исполнять роли присяжных заседателей. Судья уселась в кресле удобнее, попробовала, в каком положении ей лучше держать на столе руки. Затем дала указание внести 5 томов дела по предстоящему разбирательству.
    Катю столько раз обманывали и подставляли, что она пришла на заседание лишь с малюсенькой надеждой на торжество справедливости. Но надежда, как говорится, должна умирать последней. Евсеева определяла порядочность и наклонности человека по глазам. Ей не надо было рассматривать ладони человека, стоило лишь заглянуть в глаза. И многое о нем становилось ясным.
     Судья, на ее взгляд, была умна, несколько величава и самолюбива, но добропорядочна и справедлива. Правда, у Кати в отношении многих юристов было сложено мнение, что они в процессе подъема по карьерной лестнице, где-то теряют это важное качество. Так же, как и многие медики теряют сочувствие и сострадание к больным.
     Подготовка к заседанию подошла к концу. А разбора дела так и не началось. Наконец, судья громко объявила:
– В связи с моей загруженностью другими делами и недоделками по предстоящему разбору вашего дела, слушание переносится на 17 ноября на 10 часов утра. И состоится оно в здании… И судья назвала место предстоящего разбирательства.
     Все удивленно вздохнули, кто с радостью: еще несколько дней побудет на свободе, кто с досадой: когда все это кончится. Свобода или неволя.  Скорее бы хоть какой – то конец. Следствие длилось полтора года. Измотанная вечными поездками и допросами, Катя была уже согласна на любой исход дела. Лишь бы быстрее все закончилось.
    Она не могла понять, где сон, где явь.  Ей не верилось, что люди способны пойти на подлость ради собственной персоны. Больше всего она страдала от мысли, что ей не верят, а считают хитрой мошенницей, способной на преступление. Ее самолюбие было оскорблено. Из-за их неверия у окружающих появилась возможность показывать на нее пальцем.
    Как ни старайся в жизни вести себя достойно, все равно находятся те, кто считает, что живешь не так. Как ни взращивай сад, все равно в нем появляются колючки и сорняки.
Кате хотелось проснуться однажды, и увидеть, что все неприятности позади. Впереди – только спокойствие, лад, понимание и доброта.
     Но по-прежнему, за каждым углом и чуть ли не каждый день таились всякого рода испытания. Перед самым судом она узнала, что ее адвокат, ознакомившись с делом, уехал в Москву на повышение по службе.
В расстройстве женщина спросила у заведующего адвокатской конторы:
– Что же мне теперь делать? Кто займется моей защитой в суде?
– Не знаю, Катерина Андреевна! Думайте! На вас навешали столько статей, что не каждый осмелится вас защищать. А по мне, они могут легко распасться, как карточный домик, при правильной защите.
  В случае вызова прежнего адвоката из Москвы, вы влетите в копеечку. Да плюс еще дорога и командировочные. Он назвал сумму, которую Максим и Катя даже за все годы работы никогда не заработают, – адвокат усмехнулся, – Так что вам лучше поискать защитника по месту.
    Катя была близка к шоку: все защитники коллегии адвокатов были разобраны. Как же быть?
– Господи, что же мне делать? – всю дорогу домой твердила про себя Катя, умоляя Господа Бога указать ей правильный путь, заступиться за свою заблудшую дочь.
     Решение проблемы пришло незаметно, как бы само собой. По дороге до дома  ей встретился бывший начальник:
– Здравствуй, Катя! Как жизнь? Не трудно работать в ПЧ?
– Да ничего! Привыкла. – Она все еще испытывала обиду на него за данную ей надежду, а потом отказ в подписании акта по  магазину.
– Ты прости меня, пожалуйста, за мою слабость. Теперь у тебя из-за меня неприятности. Слышал, как в милиции тебя в оборот взяли. – Он вздохнул. – Была бы, как говорится, шея, а ярмо найдется.
    Чего я испугался тогда? – Он пожал плечами. – Подумаешь, одним пунктом в обвинении о халатности было бы больше. На срок это особо не влияет. Зато тебя бы не таскали. Хотя в ОРСе  итак никто из коллег в твою вину не верит.
    Юхтанов продолжил свои размышления вслух:
– Интересно получается: кто – то расхищал имущество и пользовался им, а отвечать вместе с ним должны непричастные люди. Хорошенькое дело, неплохо Галина Алексеевна заранее все рассчитала
    Кстати, вчера был в коллегии. Оказывается, твой защитник уезжает на повышение. Слышала об этом?
– Сейчас только сказали. Я в ужасе. Не знаю, где искать нового? – пожала плечами она.
– Мы переговорили с моим адвокатом. Он обещал взяться за твою защиту.
  Говорит: обвинение гнилыми нитками шито. Оно при его помощи развалится только так. От тебя требуется только выполнять все его требования без задержек, чтобы к началу процесса он был во всеоружии. Ты не против такого предложения?
– Конечно, нет! Вот спасибо вам!
     Катя понимала, будь ее дело проигрышным, этот адвокат вряд ли взялся  за него. И все же ей было приятно, что еще один человек понимает надуманность ее обвинения. Это предложение давало ей хоть маленькую, но надежду.
  Разве могла она быть против?  Такой исход поисков адвоката перед самым рассмотрением дела будет самым хорошим решением проблемы. На следующий день договор на осуществление юридических услуг между Евсеевой и защитником был заключен. Адвокат приступил к подготовке к процессу.
  Он посоветовал обратить особое внимание на предъявляемые обоим обвинения в том, что они, якобы, в указанные завмагом дни, бесплатно брали продукты в магазине.
На все даты Юхтанов и Евсеева подготовили справки из учреждений, где им доводилось находиться: то в больнице, то в командировке, то в отпуске. Оставалось несколько дат, в которые они находились в ОРСе.
    – Думайте, если не хотите оказаться в четырех стенах вместе с преступниками, – сказал адвокат. В суде лица, обвиняемые в таких эпизодах, считаются наиболее опасными. Они идут вместе с взяточниками и лицами, получающими подарки. Как, например, в нашем деле получилось с главбухом. Работники донесли, что главбух и ревизор приняли от них подарки.
  Ревизор, дорожа своей репутацией, раскаялась в преступлении, подтвердила слова продавцов. За нее вступилось начальство. И она отделалась выговором. А Софье уже ничто не поможет избежать зоны. Ну, да ладно об этом. Что-нибудь надумаете, звоните.
 
                Подглава 7. Поиск путей защиты в суде.
 
    Юхтанов и Евсеева всю дорогу до дома размышляли. Уже возле подъезда начальника Катю осенило. Она остановилась.
– Мне кажется, я нашла решение. Если бы у нас были бухгалтерские документы за нужный нам период, мы бы сделали выборку по наличию чешского пива и других заявленных продуктов в магазине на указанные даты. Скажите, Герман Михайлович, а можно добиться разрешения воспользоваться отчетами по магазину за два последних месяца? – у нее горели глаза зеленым светом.
– Ты уверена, что это поможет?
Катя одобрительно кивнула головой.
– Жаль, я в бухгалтерии ни бум-бум! А вот разрешения для тебя у нового начальника добьюсь легко. У нас с ним вполне доверительные отношения. Он, кстати, твой земляк. Ты ведь из Грозного, кажется?
– Да.
     Катя не знала, как благодарить Всевышнего за посланного ей в помощь Германа Михайловича. Она провела выборку движения товаров от предпоследней ревизии до ревизии, выявившей хищение в крупных размерах. И учла все поступления и отгрузки. Выведенный результат шокировал бы любого: названных товаров в магазине на заявленные даты не было.
     А некоторых товаров, указанных на следствии заведующей, в этот период не было ни на дату в частности, ни на этот период вообще. Их попросту туда не завозили.
Когда начался процесс, эта выборка помогла исключить из обвинений Евсеевой, Юхтанова и даже главбуха многие статьи и эпизоды.
  17 ноября в 10 часов утра начался суд. Максим взял отпуск, и все это нелегкое время был рядом с женой. Правда, в первый же день работы судья выгнала его в коридор из-за бурной его реакции на события в суде. И весь процесс супруг просидел под дверью в коридоре. В зал судья допустила его только на оглашение приговора.
  В процессе суда не было ничего интересного. Как и во время следствия, по миллиону раз задавались одни и те же вопросы всем обвиняемым. Только тогда допрашивали только тебя, теперь же в твоем присутствии допрашивали всех по очереди.
     Не обошлось без курьезов и неожиданностей. В зал был вызван мясник магазина, который косвенно подтверждал на следствии и сейчас в суде, что несколько раз за последние два месяца видел, как Евсеева выходила из подсобки заведующей с большими свертками в подмышках. В зале наступила тишина.
  Катин защитник поднял руку:
– Разрешите задать вопрос свидетелю.
Получив разрешение, адвокат рукой показал в сторону обвиняемых:
– Если вас не затруднит, уважаемый свидетель, посмотрите сюда и скажите, есть ли среди обвиняемых Евсеева?
Тот долго всматривался в лица.
– Нет, ее здесь нет. Евсеева совсем другая.
Тогда судья, удивленная  поворотом дела, громко сказала:
– Евсеева, встаньте и ответьте нам на вопрос:
– Правду ли говорит свидетель?
– Нет, бесплатно я ничего не брала. Более того, в названный период была с детьми в отпуске. Вот приказ об отпуске, билеты на самолет в ту сторону и на железную дорогу назад.
Катя отдала документы своему защитнику, тот отнес их судье.
Ознакомившись с приказом и билетами, судья подняла глаза на свидетеля:
– Что же вы нас тут в заблуждение вводите, молодой человек?
– Никого я не ввожу в заблуждение. Было такое и не раз. Только не эта женщина приходила за свертками.
– Откуда же вы знаете эту фамилию?
– Мне следователь ее назвал. А та женщина была еще худей и немного старше этой.
– Спасибо, свидетель, Вы свободны.
    Следующим в зал был вызван следователь, проводивший досудебное расследование дела. Он приводил свои умозаключения о ходе его правдивого, как он сказал, расследования. И в один момент судья остановила его рассказ:
– Ну, в правдивости предоставленного в суд дела мы уже не раз усомнились.
    Взять хотя бы только что происшедший курьез со свидетелем, который признавался на следствии и сейчас подтвердил, что видел, как Евсеева уходила со свертками из подсобки заведующей магазином. Но почему-то саму Евсееву в зале не угадал. Сказал, это вы ему назвали ее фамилию. Ответьте, почему вы решили, что была именно она, а не кто-то другой?
     Следователь неопределенно пожал плечами:
– А кто же еще мог быть?! Она ведь вела учет товаров в этом магазине. Кроме того, меня еще заведующая магазином предупреждала, что Евсеевой не стоит доверять. Она изворотлива и хитра.
    Судья перебила его:
– Что-то я не поняла, с каких это пор мы стали вести следствие по указке главных подозреваемых?! Мне все понятно, вы свободны. Задумайтесь на досуге о методах своей работы.
  Все два месяца во время судебных разбирательств дети Евсеевых были в родном поселке под присмотром их друзей -  Димы и Зили. Этой паре негде было жить,  и у них не было средств на пропитание, так как совсем недавно приехали на заработки. Присматривая за детьми Максима и Кати, друзья получили и место для жительства, и не голодали. Так что обе стороны не были в обиде.
    Вырываясь из суда на время отдыха, Катя стирала, гладила детское белье. Они с мужем заполняли холодильники продуктами. И снова отправлялись в Тынду.
    После вынесения приговора адвокат предложил:
- Ну, что, отметим это дело?
 Юхтанов и Евсеевы отозвались:
- А как же?!
И они отправились в вагончик к знакомому Юхтанова, где наскоро накрыли стол. Они ели, обсуждали памятные моменты:
- Все бы ничего, но сидеть в тюрьме ни за что рядом с преступниками совсем не хотелось. Магазинщики ведь  неглупые,- нашли кучу лазеек, оправданий, склонили на свою сторону Лисицына. А мы должны были отбиваться от них, как от волейбольного мяча,- вздыхал бывший начальник.
- Да уж вы с Евсеевой оказались без вины виноватыми уже за то, что работали с ними,- поддакнул адвокат Белошапко.- Но плохой я защитник, если бы не увидел в их словах и действиях лукавства и мошенничества.
- Ты прав был, что успокоил меня, когда завмаг стала обвинять нас с Евсеевой, будто мы брали товар в ее магазине бесплатно,  и выставила даты этих заимствований. У меня  от недоумения и страха голова закипела,- поднял голову от тарелки Юхтанов.- Это надо было доказать, что не брал его. Да еще избавиться от поборов именно в заявленные дни.
Белошапко улыбнулся:
- Правильно тогда Катя сориентировалась, предложив сделать выборку по остаткам в магазине за несколько месяцев. Работу она выполнила колоссальную. Но она пригодилась не только вам, но и главбуху. Я рад, что согласился защищать Евсееву. Вы с нею немало потрудились. Поэтому остались в выигрыше. Давайте за это выпьем.
 Некоторое время, пока закусывали после стаканчика спиртного,  за столом стояла тишина.
Потом голос подал хозяин жилья:
- А что там за слухи ходили, что на узловой станции Сковородино нашли контейнер завмага с дефицитами? Выплыло это на суде?
- Слышал такое,- отозвался адвокат,- но, как видите, замяли этот факт. В деле об этом не упоминается. Кстати, до меня дошли слухи, что такое происходило не раз. Способы обогащения у всех разные.
- Как, кстати, замяли и вопрос с мнимой беременностью Галины Алексеевны,- зыркнул глазами почему-то на дверь Максим. – Ох, и хитрая баба оказалась.
- Да, целых девять месяцев Галка водила за нос всех,- и милицию, и нас, будто ждет ребенка,- хохотнул в кулак бывший начальник,-  Ей уступали место в транспорте, старались не кричать на нее, чтобы не пострадал ребенок. А тут раз и пшик. Оказывается, обман и мошенничество.
- Да ладно вам всю эту грязь вспоминать,- вставила реплику Катя.- Спасибо Вам большое за поддержку и помощь. - Она смотрела на Белошапко.
- Вот и я об этом же. Твои подсказки помогли нам с Катей откреститься от многих надуманных статей. – Тут он встрепенулся.- И все же, как ты здорово отпел рабочего магазина, когда тот заявил, будто видел Катю со свертками в подмышках, когда она выходила из подсобки Галки.
- А я поверил вам с Катей. И в данном случае пошел ва-банк. Была, не была, хуже не станет. А он и раскололся. Оказывается, вовсе  не ее он имел в виду, а Зою.
- Вот спасибо Вам за это,- прошептала Катя. – Я тогда просто ошарашена была его словами.
- Да чего уж там, это моя работа.
    В конце ужина адвокат сказал:
– Поздравляю вас со знаменательным событием. Вы почти полностью оправданы. И все благодаря тому, что не бездействовали сами, плюс выполняли все мои пожелания. События этих полутора лет станут вам хорошим уроком на дальнейшую жизнь. Не зря говорили старики: » Не делай добра, не будет и зла»! Понимайте эти слова, как хотите. Но в них заложен стержень для вас на последующие годы.
    Ночевали Максим и Катя  в ту ночь в Тынде у знакомой пожилой пары. Старики Глотовы были рады Катиному освобождению от допросов и обвинений, и появлению на ее лице, хоть и вымученной, но улыбки.
     Рано утром первым же автобусом Евсеевы отправились домой, к детям. Был выходной день, когда родители с хорошей вестью вернулись в поселок. Когда они выходили из-за угла шестого дома, услышали душераздирающий детский крик:
– Ма-ма!
  Машинально оглянулись на знакомый голос. Дочь кувырком летела с горки, чтобы скорее оказаться рядом с родителями. Вся любовь, боль, горечь и все детские переживания были вложены в этот крик. Стали высовываться из окон домов головы родителей  находящихся на прогулке детей, чтобы узнать, что случилось.
  А Катя уже почувствовала, как нежные руки дочери обнимают ее за талию:
– Как хорошо, что вы приехали! Как я по тебе скучала, мамочка! Я так люблю тебя!
Из Катиных глаз лились потоки слез, когда она целовала своих любимых детей.
    Максим в последнее время видел Катину  опустошенность. Потухшие глаза, сомкнутые челюсти и сквозившее сквозь все ее существо отчаяние. Куда делись искры из глаз, порхание легкого тела, ощущение радости жизни? В ее жизненном механизме, казалось, из-за последних событий произошел спад. Она потеряла стержень, отсутствие которого мешали ей жить в полную силу.
    Он надеялся, что пройдет время и многое забудется. Катя поймет истину: жизнь не зебра, в ней, кроме черного и белого, есть и другие цвета. Как же помочь ей в этом? Как изгнать потухший взгляд жены от неверия и отчаяния? Где найти средство для того, чтобы вернуть  радостное настроение и прежнюю улыбку?
  Временами казалось, она выплакала все слезы. Теперь плакала ее душа, тихо так, незаметно. А глаза в такие моменты казались стеклянными.
     Жизнь… Она ведь, как книга: один лист мятый, зачитанный до дыр. Следом идет чистый. А ее жизнь застряла на одном из листов, грязном и потрепанном. И она никак не поймет, чтобы жить и дышать свободно и легко, надо лишь перевернуть этот кошмарный лист жизни, а с ним и тяжесть, обиды и душевную боль. Тогда  станет легче и появится уверенность в  завтрашнем дне. Когда-то все проходит.
  Раньше ее ум работал молниеносно, теперь он будто завяз в трясине. В ее мозге не было ничего определенного: ни мыслей, ни вопросов, ни ответов. Не скажешь, что она стала безразличной к чужим проблемам. Она оказывала помощь или давала совет. А свои проблемы, как пробки на дорогах земли, не давали хода ее жизненному потоку.
    Прошло немало времени, когда муж понял: любое воспоминание приносило ей страдания. Что-то срочно надо было менять. Иначе она так и завязнет в депрессии. И семья Евсеевых вернулась на Кавказ.
 
             
 
 
                Глава 6. Возвращение в Грозный,
                подготовка к переезду в село. БАМ-2.
         
         
          До чего же приятно вернуться в родные края. Грозный встретил разноцветьем деревьев на улицах, в парках и садах.  В нем всегда росло много кленов. Особенно осенью они были прекрасны и ласкали взгляд прохожих. Крупные листья порхали то тут, то там. А на земле шуршала  листва, будто разговаривала с тобой, рассказывая  о событиях прошлых и нынешних времен, о своих проблемах. И думалось тогда: жаль, что не научились мы у природы общению с нею.
     Древние славяне верили, что клен когда- то был человеком. Уж очень он напоминает своей статью людей. Предки никогда не использовали дрова из этого дерева в виде топлива. Его листья  напоминают раскрытые ладони, а ветви похожи на воздетые к небу руки. Кажется, они взывают людей к миру и счастью.
  Вот, за что Катя любила грозненскую осень?! Она здесь не серая, как в других местах. А жёлто – красная,  с ярким, голубым небом в хорошую, солнечную погоду. И только в непогоду, дождь и слякоть меняется ее цвет и навевается грусть. Но стоит выглянуть в окно, как  разноцветные зонтики начинают веселить глаз. Куда девается  вся тоска.
  Какой-нибудь яркий, переливающийся разными оттенками радуги,  зонтик сквозь крупные капли дождя  напоминает о детстве и поднимает настроение. Хочется так же,  как в те незабываемые годы, пошлепать вдруг по лужам, поднимая шквал брызг. И  не обращать при этом  внимания на прохожих и непогоду.
    Иногда мечтается вернуться в своё детство...  И чем дальше убегает  возраст от момента рождения, тем чаще просыпается желания вспомнить годы беззаботного счастья.
    Не просто окунуться в воспоминания, а ощутить себя маленькой, ранимой и доверчивой, как это было много лет назад. Тогда по утрам они с братом наперегонки неслись в спальню родителей, запрыгивали к ним под одеяло, чувствуя их тепло. И, лежа рядом, как огурцы в банке, беседовали, мечтали. Незабываемое время!
    Неплохо бы надеть красивое платьице с рюшами, вплести в косы огромные банты. И бродить, задрав нос, в маминых туфлях, взад-вперед по комнате, красуясь перед зеркалом.
    Тогда все казалось простым и понятным. В один момент  можно было стать принцессой, через пять минут возомнить себя Жанной - д - Арк, а еще через пять снова стать девочкой с косичками. Не надо  наносить макияж, красить ресницы и губы. В любом виде она вызывала умиление.
  Повторить бы совместные семейные ужины за столом, игры в лото, карты, в детские занятия  с кубиком и продвижением фишек вперед. Они мало просиживали за телевизором. До 1967 года его у них вообще не было. Потом в семье пошел разлад. Родителям стало не до детей. А о детстве осталось неизгладимое впечатление.
             Во взрослой  жизни не часто случались праздники. В основном бывало так: возвращаешься, уставшая и голодная, с работы. Поднималась  по лестнице на 3 этаж...  На весь подъезд пахло запеченной курочкой. Думала: «Вот бы это из моей квартиры». Но нет. Открывала дверь - Мужа дома нет. А ее солнышки сидят, ее ждут.
    В раковине ворох грязной посуды. В кастрюлях пусто. Не заправлены кровати. Не вынесен мусор. И начинается вторая рабочая смена. Тут помыть. Там помещать.  Вынести. Поставить. Застелить. Иногда, бывало, срывалась от бессилия и обиды: кричала на всех, кто под руку попадется. Дети тут же кидались помогать, искупать свою вину. В глаза так виновато заглядывали.
    А потом вдруг приходило понимание: чего это я срываю зло на детях? Разве виноваты они, что маленькие еще? Разве их вина, что в школе почти целый день пропадают? А потом, ясное дело, им хочется отдохнуть, побегать с друзьями на улице. Или  отдохнуть за просмотром  передачи « В гостях у сказки». Что же я сама не была ребенком?!
  Тогда  стихала. Усаживала своих кровиночек возле себя. И начинала с ними беседовать, как прошел день, что случилось. Дети быстро забывали мамин срыв, один перед другим старались больше рассказать о своих важных событиях:
- Мамочка, ты знаешь, сегодня Юлька пригласила меня на свой день рождения. Я подарю ей куклу, что ты мне купила. Можно? Но у меня их много. Зачем еще новая? А вот одеть мне нечего. Ты сощьешь мне платье?
- Конечно, можно! И когда же этот день?
- Завтра в три часа.
- Понятно. К утру успею.
- Мамуль, а можно мне  в политехникум на « День открытых дверей съездить? Я слышал, там отделение по эксплуатации машин есть.
- Все-таки решил туда поступать? А как же летное дело?
- Не по мне шапка. А здесь и специальность хорошая, и не так далеко от дома.
- Конечно, можно. Кто еще едет? Андрей и Олег.
- Вот и хорошо.
  В тот год в Грозном произошло землетрясение 8 баллов. Эпицентр оказался рядом с родным поселком Евсеевых. Были жертвы. Из многоэтажек жителей переселили в палаточный городок. Кому не хватило там места, поселились временно в коттеджах у знакомых.
       У Евсеевых тоже поселилась семья. В день стихии Ваня сдавал последний вступительный экзамен. И вскоре оказался в списках поступивших. Правда, из-за большого наплыва на интересующее отделение, пришлось остановить свой выбор на строительной специальности.
    Радость от возвращения на Родину начала сменяться тревогой. Что- то в родных краях изменилось. Пошло не так. Появилась агрессия и непонимание в общении людей. Раньше они были терпимее и добрее. В горах  стали слышаться  выстрелы. Пока родители находились на работе, детям приходилось испытывать выпады со стороны молодежи коренной национальности.
    Сын тогда учился  в техникуме. Из Грозного в поселок возвращался на попутках. Часто с синяками и без стипендии. Дочке не давали прохода юнцы, падкие до красоты и удовольствий. Пока Бог миловал, кто-нибудь помогал ей убежать от них. Надо было что-то предпринимать. Где найти место для жизни, чтобы оно смогло заменить родные просторы?
               
                Подглава 2. Переезд Евсеевых в ставропольское село.
 
  На сотни километров с юга на север и с запада на восток, на реках и морских берегах, в таежных поселках, среди степей, вблизи болот, пустынь и льдов, лежат тысячи населенных пунктов. Все они разные. И  жизнь людей там разная. Иногда она насыщенная и интересная. Чаще скучная и безрадостная.
      После долгих колебаний  Евсеевы переехали в ставропольское село. Раньше оно имело красивое название – Умное. И соответствовало ему. Его население жило зажиточно, крепко стояло на своих ногах. Потом его назвали иначе. И со временем стало оно, как все остальные на этой земле, слабым и запущенным.
  В селе царили хаос и разруха. Все, чего не хватало крестьянам, они экспроприировали из колхозного имущества, так как все время были заняты работой именно в колхозе.
Крестьян запретами и непонятными законами довели до состояния, при котором они думали: если нет возможности заработать деньги или хотя бы вырастить что-то для себя на своем подворье, пусть колхоз и восполняет этот пробел или недостаток.
     Горожанам, привыкшим приобретать необходимое за деньги, полученные за труд на производстве, нелегко давалось понимание  подобного расклада жизни на селе.
Катя в первое время не могла привыкнуть к тому, что, добираясь с окраины села в центр, а это не менее четырех километров пути, она не встречала ни одного человека на улице. Село казалось пустынным.
     Самым неприятным из недостатков на Ставрополье, было не совсем дружелюбное отношение жителей села к вынужденным переселенцам из Грозного. Понятно, времена были тяжелые, государство придерживало средства для поддержания страны в платежеспособном состоянии. Народ обнищал, обращался за своими сбережениями в сберкассы, но так и уходил без них.
     Денег простому населению на руки выдавалось совсем мало. Хотя Евсеевы сразу же внесли в сбербанк крупную сумму, полученную за проданный в пригороде Грозного коттедж, обозленные крестьяне шипели им вслед: «Понаехали тут». То же самое слышалось в магазинах и транспорте. Свои же русские ненавидели бежавших от войны русских.
     Катя иной раз думала: даже чеченцы и ингуши, видя ее с малышами, относились к ней более дружелюбно: кто конфетку детям предложит, кто место уступит. В Чечне из-за назревающей войны русские и люди коренной национальности, жившие многие годы в дружбе и согласии, оказались вдруг по разные стороны баррикад.  А тут люди одной национальности не имели милосердия к переселенцам.
       Они  оказались безразличными к людям, кому пришлось продать или оставить все, что много лет составляло их семейное счастье, родное гнездо,  и покинуть насиженные места. Было больно и обидно, что так складывалась жизнь, но впереди в то время не виделось просвета. Они расстались с насиженными местами, с родными и друзьями, которых судьба разбросала по всей России.
     Когда Кате становилось совсем плохо от сыплющихся со всех сторон неприятностей, она включала старый магнитофон своего сына. И слушала любимую песню  «Верните память». Слезы текли по ее щекам сплошным потоком. Боль и обида за поруганную молодость, исковерканную жизнь ее детей возвращались в такие минуты к ней. У нее в Чечне во время войны погибли отец и тетка. Грозненцы остались без Родины. И слоняются теперь по России, где никому не нужны.
    Евсеевы, правда, смогли приобрести столетнюю саманную хату, обитую толем. Какое-никакое, а жилье. А многие беженцы до сих пор живут на съемных квартирах и пытаются пробить броню непонимания у бюрократов, ищут справедливости, которой нет. Никого не волнует чужое горе.
     Они переехали в село весной. Тепло солнечных лучей согревало землю, растапливало на полях последние остатки снега. На улицах из-под подтаявшего снега открывались зеленые побеги травы, которые всю зиму прятались под ним, как под теплым покрывалом. Зеленели вокруг всходы, шелестели листья на деревьях. Река, протекающая извилисто вдоль поселения, вольно журчала, переливаясь всплесками воды на солнце.
      Тянулись в родные края птичьи стаи. Просыпалась обновленная земля, природа оживала и просто звенела в людских ушах  новизной и свежестью. Чистый воздух пьянил головы горожан. Они приступили к поиску работы и освоению своих двадцати пяти соток земли. Земля много лет стояла неухоженная, поэтому трудно поддавалась их изнеженным рукам. Природа вокруг оказалась скудной, безлесной, даже бесцветной, какой виделась и жизнь крестьян в этом краю. Лишь по берегу реки рос раскидистый кустообразный гребенщик ветвистый, хотя жители села называли этот кустарник карагачем. Это был невысокий кустарник около полутора метров в высоту с тонкими длинными зелеными листьями больше похожими на иголки хвойных лап, и те к зиме опадали вместе с веточками. Его ажурная листва пропускала сквозь себя большое количество солнечных лучей.
     В селе деревьев было немного, и то в основном росли не плодовые. Лишь некоторые подворья зеленели и радовали глаз. Раньше здесь облагали налогом каждое растущее во дворе плодовое дерево, поэтому сельчане избавились от них. Даже в подворьях до сих пор росли акации, приносящие своими корнями большой вред колодцам и строениям.
  После городской жизни Евсеевы с трудом осваивали азы тамошней жизни. Жили сельчане бедно и скудно в хатах, в саманных или старых кирпичных домах. Редко   встречались добротные дома.
     Максима приняли  в колхоз чабаном. И началась его нелегкая работа.
В то время в кошарах начинался окот. Он никогда не страшился работы. Но многое здесь было для него в диковинку. Кроме основных обязанностей у животноводов в это время добавлялись заботы по приему ягнят. Каждого ягненка надо принять. Обсушить, обогреть и подсунуть овце под вымя. Бывает, овца бессильная после родов и поэтому не в силах даже облизать своего малыша, который дрожит мелкой дрожью рядом.
  Тогда чабаны обтирают его скрученной в жгут соломой, обсушивая этим его и заставляя работать его кровообращение. Если овца и после этого бессильна или не желает подпускать к себе ягненка, чабаны несколько раз в день доят ее своими руками. И длительное время впредь кормят новорожденного ежедневно через каждые два часа по 20—40г.
    Бывает, целые дни носятся чабаны  из одного конца помещения в другой, пока в кошаре не появится специальный человек для приема ягнят. А чуть подрастут малыши, их выпускают на пастбище вместе с взрослыми овцами.
       Бегают тогда они по полю, пытаются самостоятельно пастись. А чабаны во все глаза  следят, чтобы они не отстали, не запутались в бурьяне или в колючках, которых в степях Ставрополья изобилие. Иногда ягнята на водопое или при  играх с другими малышами падают в воды канала, где полно коряг, омутов и даже трупов погибших животных.
     Тогда чабаны, рискуя собственным здоровьем, прыгают за ними, спасая от неминуемой смерти. Максиму не раз приходилось в разное время года нырять в воду, чтобы спасти овцу или молодняк.
    Но тяжелее всего приходилось чабанам с наступлением холодов. В лютые зимние морозы и сильные ветра им приходилось надергивать из стога сена в повозку  и начерпать из глубоких колодцев воды такое количество, которого будет достаточно для кормления и поения целой отары овец. Порой казалось, ни рук, ни ног не чувствовали они к концу смены.
    Несколько кошар были собраны вместе. Посередине стоял домик для чабанов,  по бокам помещения для овец и стога сена и соломы. А вокруг стеной укладывались отходы после уборки в кошарах. Колхозники часто употребляли горячительные напитки. Уставшие и обессиленные, они после работы расслаблялись, употребляя гранеными стаканами самогон, за которым по очереди ездили на конных упряжках в село.
     Максим стал в селе таким же выпивохой, как и многие мужики здесь. После трудной работы он вместе с ними расслаблялся, запивая неприятности, обиду и усталость самогоном. А потом срывал злость, накопленную в себе, на родных. С отъездом из Грозного закончилась их спокойная семейная жизнь.
       С работы муж почти никогда не возвращался трезвым. Всякий раз, как семья ждала его с работы, все волновались, как перед экзаменами. У Кати все внутри начинало дрожать. Любой стук или шум за окном вызывали страх и предположения, в каком состоянии и настроении явится Максим. И так было во многих сельских семьях.
         Все лето в этих краях жара стоит неимоверная, дуют обжигающие ветра. Солнце, садясь за горизонт, горит красным пламенем, а встает зловеще-багровым. В воздухе витает духота, спирающая дыхание. Редко встретится здесь зеленое деревце, лишь иногда попадается колючая дереза. А в степи все желтое, безжизненное. Повсюду лишь бесконечная желтая степь с пятнами от ковыля да бессмертника.
       Солнце палит беспрерывно. Мухи и мошки донимают людей и скотину, нещадно впиваясь в их тела. Кажется, у людей даже сил нет работать на своем подворье  в дневное  время. Все живое прячется в дома, хаты, навесы, сараи и будки, где хоть немного прохладнее. Жители  в это время года стараются работать рано утром или поздно вечером, когда хоть и жарко, но солнце не обжигает тело и голову.
  Засуха старательно выжигает все на полях и в подворьях. Животные бродят по степи в поисках пригодной для пищи травы. Всем хочется хоть маленького, моросящего дождя. А его все нет и нет.
    Ставрополье считают благодатным краем. А Катина семья на собственном опыте убедилась, какова здесь земля. Поливают они огород до самой ночи, а к обеду земля снова, как высушенная вобла, сухая и в трещинах. А иногда и при самом поливе, сколько ни лей, почва прямо на глазах трескается. И вода уходит в трещины. Почти по всему краю проблемы с обеспечением водой.
    Посадишь в ставропольский суглинок растение, и без должного полива оно сохнет, прямо на корню. Или выглядит безжизненным, слабым и, как былинка, тонким. Редко где вырастает жизнеспособное и сильное растение. Иной раз выйдут сельчане в конец своего двора. И глазам своим не хотят верить: вместо колосистого пырея или люцерны там стоят одинокие, полусухие веточки. Душа болит и ноет: чем же теперь им кормить домашнюю скотину?
     Осенью в степи тихо и пустынно. Куда ни глянешь, – желтая, поникшая трава да колючки, лишь дереза зеленеет и все сильнее разрастается по степи, образуя колонии, где животные хоть и обдирают бока, но могут скрыться от жары и  гнуса.
     Нигде не увидишь ни души, только взад-вперед бродят пастухи с коровами или овцами в поисках травы. Иногда можно заметить перебегающего с одного места на другое спугнутого кем-нибудь из-под коряги или  укрытия под травой трусливого зайца. В эту пору даже степь грустит по лучшим временам в своей жизни, навевая тоску на все, что их окружает.
    В селе  воду сельчанам привозили на машине из скважины, сливали в бассейны, которые были в каждом дворе. А уже хозяева из своих бассейнов доставали ее ведрами, привязанными к цепям или толстым веревкам. Первое время Катя не одно ведро утопила в бассейне. Потом доставали их с помощью специального приспособления под названием « кошка».
    Если есть домашнее хозяйство или у вас большая семья, нужно достать не одно и не два ведра в день, а не менее 20. И это в том случае, если не надо поливать огород или стирать белье. Совсем не так, как в городе, где водой из крана можно пользоваться в любое время и брать ее оттуда, сколько душе угодно. Здесь каждая капля воды на счету.
     Иногда по несколько суток жители не могли дождаться привоза воды, хотя ежедневно пешком ходили за четыре километра в центр села, чтобы заказать и оплатить ее. В правлении всегда находилась причина для отказа: или машина поломалась, или она возит воду на фермы или кошары.
    О пьянстве в селах Катя слышала и раньше. Но что эта привычка приняла такие ужасающие размеры, не догадывалась, пока не столкнулась с  явлением сама. Самогон изготавливали здесь почти во всех дворах. Об этом знали  участковые и  администрация села. И никто не  боролся с этим. Пить начинали прямо с  утра. Многие и просыпались, как ей казалось, «уже тепленькими».
  Больше всего ее коробило, когда она видела в компании пьяных мужиков своего мужа или сельских  детей, поднимающих стаканы со спиртным вместе с ними. Никто ребенку при этом слова не говорил, что выпивка вредит здоровью. Для сельчан это явление привычное. Он – будущий мужчина, пусть привыкает.
    Самогон на селе являлся самой конвертируемой валютой. Если надо огород вспахать, дрова привезти, напилить их, наколоть или сложить  в штабеля, – все это можно получить при помощи этой валюты. Мужики деньги за работу не брали, а вот от выпивки не отказывались. За бутылку самогона многие согласны были горы свернуть.
     Дети здесь взрослели очень рано. В отсутствие родителей вся работа по дому и уход за скотиной ложились на их плечи. Угля и дров на отопление не напасешься. Особенно на окраине села, где купили хату Евсеевы. Многим из их соседей цена за дрова и уголь казалась неподъемной. А найти их на растопку печи  вблизи своего жилья было нелегко.
       Иной раз бродили они по своим дворам в поисках лучин, пригодных к горению. Если положишь в печь сырую деревяшку, огонь в печи не разгорится или потухнет, если до этого горел. И как назло, на улице в те дни стояли холода и свирепствовали метели.
       Дочь училась в школе в центре села. Несколько раз в сутки, согнувшись от ветра и холода, ходила она в центр. Сначала  была дорога в школу и обратно. Потом - в музыкальную школу и назад. А то и в пекарню за хлебом, которого в первый год после приезда из Грозного семья вообще не могла здесь купить. Он выдавался по талонам. А их получали только те, кто отработал в колхозе весь год.
 
                Подглава 3.Работа Кати в колхозе.
 
        Осенью Катю пригласили на работу в первую бригаду. Поваром она никогда не работала, но готовить умела. Поэтому сразу же оформилась, как только дал согласие муж. Очень уж тяжелая была жизнь семьи в первое время в этом селе. Все могли они вынести, но не отсутствие хлеба. А ездить в районный центр за ним было накладно.
     Катю немного смущало, что ее рабочее место находится в двадцати километрах от дома. Но факт, что до него не надо добираться самостоятельно, а за нею рано утром будет приезжать трактор и доставлять ее до нужного места, убедил ее согласиться.
    Кто ездил по сельским дорогам, где по гравийке, где прямо по пахоте, знает, что значит проехать двадцать  километров пути. В хорошую погоду ехать сносно. А если она была  дождливая, поездка получалась с множеством приключений.
    Трактор то сам везет пассажиров, то они его толкают, а когда он начинает движение,  все по очереди в него запрыгивают на ходу. Если его вдруг с пригорка юзом сносит вниз, все спрыгивают с него на ходу, бросая  вещи и сумки.
  Будки для перевозки людей  иногда были с маленьким окошком сверху, часто без двери, и не отапливались. Хорошо, если тракторист по пути в бригаду забрасывал в них несколько охапок соломы, тогда рабочие прятали в сухую траву свои ноги, чтобы не отморозить. В метели и ливни будки с колхозниками заносило снегом и заливало дождем.
    У Кати в ту пору были тонкие, не утепленные сапожки. Да и пальто не лучше. Пока доберется она до места, застынет. Ни рук, ни ног не чувствует.  А в бригаде уже время к обеду подходит.  Катя носится тогда по кухне: оттаивает начищенную с вечера картошку, готовит борщ, тушит мясо, делает гарнир, варит компот или чай. А бригада уже сидит под дверью, – ждет обеда.
     После обеда она мыла посуду, убирала со столов, подметала и  мыла полы, готовила продукты на завтра. И отправлялась на трактор, где бригада ждала только ее.  Она уставала от работы без выходных. Но еще больше от поездок по бездорожью.
  В бригаде к ней относились хорошо. Катя держалась за это место потому, что у трех семей: Катиной, их сына и родителей Максима, теперь был хлеб на столе. И еще долго бы  работала там, если бы не ревность мужа. Она боролась с нею, как могла. Но не все в жизни получается так, как нам хочется.
  В один мартовский день поломался бригадный трактор. Мужчины в полном составе его ремонтировали. А женщины сидели в ожидании, когда его починят. Наконец, женщины отправились домой. Катя то и дело глядела на часы и от волнения вздыхала, переживая, как отнесется муж к ее задержке.
    Другие работницы были спокойны. Они шутили и  два раза просили остановить трактор: сначала возле кукурузного поля, где каждая из них насобирала по несколько мешков початков, затем по пути набрали сахарной свеклы для хряков из собственных подворий. У Кати было ощущение, что они сделаны из другого теста, чем она.
    Трактор остановился возле двора поварихи. Она спрыгнула на землю, женщины помогли ей снять мешок с кукурузой. Она махнула рукой трактористу, чтобы продолжал путь дальше. И чуть не попала под колеса полухода, который несся через поле наперерез трактору. Им управлял пьяный до невменяемости муж Кати. Глаза его злобно сверкали, шапка слетела с головы, волосы в беспорядке торчали в разные стороны.
  Лошадь с тележкой неслась прямо на Катю. Она от страха и неожиданности зажмурила глаза: будь, что будет.  Раздался скрежет колес. И лошадь остановилась в нескольких сантиметрах от испуганной Кати, недоуменно и даже сочувственно заглядывая в ее глаза.
    С  нее соскочил Максим. Злобно и безжалостно схватил жену за рукав:
– Где была? Я узнавал: все бригады отдыхают! А тебе бригадир каждое воскресенье персонально трактор присылает! Интересно, за какие заслуги?
– Я - кухарка. За ними всегда трактор присылают. – Стараясь быть спокойной, но дрожа всем телом, прошептала Катя.
    – Молчи, ведьма! Я же ясно сказал, ни одна другая бригада по воскресеньям не работает. А раз не работают бригады, значит, ты таскаешься с бригадиром! Это даже дураку понятно! И когда ты успокоишься?! Любой козел тебе лучше мужа! Что, он лучше меня? – презрительно скривив губы и сузив глаза, на всю улицу орал муж.
– Да перестань ты ерунду говорить! Знаешь ведь, что не прав. Я езжу работать, а не искать тебе замену. Мне никто не нужен! Бригадир даже не обедает в столовой. У любого спроси!
  – Вот сейчас я и спрошу! Я у вас обоих спрошу, чем вы там занимаетесь в выходной день! А ну, марш в подводу! – Максим замахнулся на жену кнутом.
И так как она замешкалась, опустил его со всей силы на ее спину. От боли женщина вскрикнула.
 - За что? В чем моя вина? Я ведь с работы еду!
     Ее слова утонули в пучине бесконечного мата. Муж даже не слушал ее. Было больно. Сильно горело место, куда опустился кнут, ныло сердце, руки и ноги перестали слушать хозяйку.
– Какого черта  стоишь? Я кому сказал, марш в подводу!? – Заорал Максим и спрыгнул на землю. Его качнуло, но он все же ухватил Катю за воротник пальто и, подняв прямо так, за шиворот, бросил в телегу, как куль с мукой. Она ударилась локтем и головой, но молчала, только слезы текли по щекам.
    Максим также забрался в телегу, сел на сиденье. И рванул поводья так, что лошадь с тележкой подпрыгнула на месте и понеслась, чуть ли не по воздуху, отмечая каждую ухабину на теле Кати синяками и кровоподтеками. Та ухватилась за края подводы и, ни жива, ни мертва, с ужасом смотрела на обезумевшего мужа.
    Повозка подкатила к дому бригадира. Муж спрыгнул с телеги и, спотыкаясь, поспешил к калитке. Он стал стучать по ней кулаком:
- Эй, Иваныч! Выходи! А не то худо будет!
- Что происходит? Чего вы тарабаните по воротам? - Первой показалась в проеме калитки жена бригадира.
- А-а-а! Вот и еще одна рогоноска  показалась! – скривился в гримасе незваный гость.
  - Что случилось, Максим? – раздался голос бригадира. Он вышел вслед за женой.
- А вот я и хочу узнать, что случилось у вас с моей женой?! Я узнавал, никто, ни  одна бригада не работает. А вы все за Катей трактор присылаете, невзирая на выходные.
- Почему вы решили, что никто не работает? У нас посевная идет. Тут уж не до выходных.
Надо ловить момент. Есть погода, нельзя мешкать. Как посеешь, так и пожнешь.
    Тут реплику вставила жена бригадира:
- С чего вы взяли, что трактор только за вашей женой приезжает. Всего минут пять назад он с бригадными женщинами проехал. Сегодня даже с опозданием из-за поломки трактора. Я с женщинами разговаривала.
- Да ты вообще, женщина, помалкивай! Сидишь тут, ничего не понимаешь.  Твой муж с моей женой таскается, а ты его выгораживаешь. Что, совсем глупая? Сегодня воскресенье. Все бригады отдыхают. Только первая почему-то в поле. Тебе не кажется, что муж врет тебе. Говорит, что едет на работу, а сам  с Катькой шуры-муры крутит?
  Иваныч вскипел:
- О чем ты говоришь, Максим. У тебя серьезная жена. Мне тоже не до гулек: я все время в поле. Да и в столовую хожу редко. Хоть кого спроси!
  Но Максим продолжал поливать грязью свою жену и бригадира, ни за что, ни про что. При этом использовал самые скверные, нелитературные слова, которыми его речь всегда изобиловала. А теперь, казалось, наступил пик его невоспитанности.
  Кате хотелось провалиться сквозь землю от стыда и позора.
    Муж кричал, матерился и грозил убить обоих:
- Я вас выведу на чистую воду. Не в моем характере носить рога! Я найду на вас управу. Убью обоих: сначала одного, а потом и другого.
    Он кинулся на бригадира. Ухватил его за горло. Жена Иваныча и Катя пытались разнять дерущихся мужиков. Силы оказались неравными. Тогда жена бригадира забежала в свой двор. И вернулась назад с огромным волкодавом.
- Отпустите сейчас же моего мужа! Иначе собаку спущу!
Стали показываться из калиток головы соседей.
    Максим отпустил бригадира. И сел на лавку,  дыша, как загнанная лошадь. Бригадир и его жена еле сдерживали пса, рвущегося через открытую калитку к непрошеным гостям. Отдохнув, ревнивец схватил Катю за руку, заломил ее назад. И опять швырнул в подводу на глазах у изумленных свидетелей, решивших, что муж и жена оба безумны. Он – потому что безнаказанно издевается над нею, она - потому что терпит и молчит.
    Как объяснить всем, что, когда муж в ярости, ему нельзя перечить. Она знала, что сопротивление окончилось бы мордобитием, еще более страшным и безумным, чем они видели в эти минуты. Катя всегда опасалась шума, драк и толпы.
– Господи! И за что мне все эти испытания? Чем я провинилась перед тобой? Прошу, забери меня к себе! Чем так жить, лучше умереть! – молила Бога про себя Катя.
    Назад мчались, как на парусах. У женщины от синяков и ушибов ныло все тело. Она боялась даже пошевелиться. Только, напрягшись, лелеяла надежду - не выпасть из телеги и не покалечиться, чтобы не стать кому-то обузой.
    Резко остановив телегу возле хаты, Максим заорал:
– Ты перед сном молилась, Дездемона? Ну, ничего, сдохнешь и так!
И замахнулся кнутом.
  Ожидая, что в любое время на нее может обрушиться сдирающий кожу удар хлыста, Катя скрипнула зубами, и, вцепившись в края подводы, отвернулась от взбешенного мужа с кнутом, желая спасти от ударов хотя бы лицо. Она устало глядела на догорающий ярким пламенем горизонт, линия которого из-за пелены наплыва слез как бы шла волнами и дрожала.
    Находящиеся друг против друга, супруги молчали. Она, глядя в сторону с безразличием, с мучительной болью в сердце, и в полном оцепенении тела. Он, с хлыстом в руках, со стеклянными, злобными, налитыми кровью глазами, с ненавистью и отчаянием в груди. Взгляд его говорил, кричал о ненависти к жене, о его желании поработить ее, прижать к себе так, чтобы даже кости затрещали. Чтобы они стали одним целым и ему было подвластно контролировать любой ее шаг, жест, взгляд.
  Потом он уставился на разрез на ее кофточке, где из-за его грубых швыряний оторвалась пуговичка, как и все пуговицы от пальто, которое теперь было распахнуто. В образовавшемся разрезе виднелось нежное тело, уязвимое и открытое его взору, соблазнительно розовеющее в свете вечерней зари.
    Его вдруг осенило:
– А я накажу тебя по-другому! Не стану бить кнутом! Тебе всегда не нравился секс! Так вот я заставлю тебя любить все, что со мной связано.
Он решил совместить наказание жены с собственным наслаждением, которого требовало от него не вовремя захватившее его наваждение. Он резко замахнулся кнутом вверх, потом со свистом ударил им о землю, вроде поставил печать на своем решении.
    Катя невольно вздрогнула и закрыла лицо руками. Она плакала,  дрожа от нервного потрясения и задыхаясь от нехватки воздуха. Максим был доволен: он отомщен. Пусть помучается и пострадает, как это делал он до ее возвращения из бригады.
  Резко повернувшись на месте, он сделал от нее всего один-два шага, как краем глаза заметил: Катя, покачнулась и стала оседать на землю, задыхаясь и хватаясь за воздух от его нехватки. Забыв про ненависть, ревность и  обиду, он подбежал к ней, подхватил ее на руки, и понес в дом.
    Руки Кати безжизненно висели вдоль тела. Губы посинели. Глаза были закрыты. Она судорожно хватала ртом воздух. Хмель тут же улетучился из его головы. Он суетился возле нее, то берясь за лекарства, то растирая виски, руки, тело, а то вдруг бежал за водой в прихожую. Со стороны посмотреть: сама заботливость. Она стала приходить в себя. Увидев лицо мужа над собой, испугалась и снова заплакала.
       Когда же он поймет, что ревновать любящую женщину нелогично. Она, если любит, не видит вокруг себя никого. Ревность мужчины столь же необъяснима, как и страх женщины. Скорее, в этот миг они не столько сомневаются в женщине, сколько в себе. И это приводит их в бешенство. - Думала Катя, глотая слезы жалости к себе и мужу.
     А Максим тем временем, прижавшись к ней, гладил ее по голове и шептал:
- Ты такая нежная и доверчивая? Как ты могла изменить? Тебя заставили. Но кто?
- Никто не заставлял. Никогда я не изменяла тебе. - Катя еще сильнее заплакала.
    Она при этом, устало уткнувшись в подушку, чувствовала, что ей чужды его ласки. Любая близость должна иметь  границы. Ни одна из женщин не захочет ее, если при этом будет чувствовать себя  несчастной.   
     На этом событии и закончилась Катина трудовая деятельность в бригаде. Ее уволили по собственному желанию без ее заявления об этом. Как ненужную деталь из механизма выбросили. А механизм при этом продолжал работать без нее.
 
 
             ГЛАВА 7.   Испытания на пути дочери в 1993г.  Подлость жениха.
               
                Подглава 1. Злополучное письмо. Его последствия для Евсеевых.
 
       Младшая дочь Евсеевых проснулась рано утром, потянулась в кровати, думая о предстоящем дне: что он приготовил ей на этот раз.
В сердце трепетно клокотала кровь и присутствовала  непонятно откуда взявшаяся тревога.
– С чего бы это? – подумала она, – Может, письмо от Женика  придет?
  В здешних местах Женя именовался Жеником. И много других местных причуд можно было заметить за жителями села. Деревья в их лексиконе были садками, а убирать или сгребать, значит, сгартывать. ящика
    Марина еще раз потянулась, быстро оделась и побежала к почтовому ящику,  и чуть не упустила выпавшее письмо с армейским штемпелем.
  Она с тревогой открыла его дрожащей рукой. Быстро пробежала глазами по листу. Ни звука не вырвалось из ее груди. Ни слезинки не скатилось по бледным, бескровным щекам. Глаза ее остекленели, заволоклись туманом, застыли в странной улыбке. Ноги стали ватными. Еле передвигая их, она с трудом дошла до дома.
   На пути попался стул  возле пианино. Она машинально села на него, несколько долгих минут оставаясь в тишине. Пока, наконец, сама же не нарушила ее судорожными рыданиями. Плакала от боли,  обиды,  страха и стыда.
  Пролитые слезы  уменьшили ее боль. Она вытирала их рукавом. О платке  даже не  вспомнила. Со стороны показалось бы, она обрела спокойствие. Но было оно какое-то ледяное, кладбищенское. Она вдруг заметила в своих руках злополучное письмо, которое жгло ей пальцы, и с яростью смяла его и бросила на стол.
     Она не могла найти себе места: то лежала недвижимо на постели, то ходила из одного угла в другой, забыв, зачем она ходит и что ищет. Просто испытывала чувство тревоги, помноженное на обиду. В мыслях она была загнана в тупик, выходило; пришел конец ее молодой жизни. Кто-то сказал, судьба – это характер. Странное выражение.
       У кого-то все происходило в судьбе по каким-то импульсам собственного характера. А у Марины получалось, что судьба испытывала ее. Никого она не обижала, не предавала. За что же Женик предал ее?
     Катя вошла в хату, когда во дворе закончила управляться со своим хозяйством. Дочь, одетая, лежала на  кровати навзничь. И казалось, не дышала
- Что могло произойти с нею во время моего отсутствия? – взволнованно подумала она. Взгляд ее упал на стол со смятым  листком. А под ним валялся армейский конверт. Она поняла: Марина расстроена из-за этого письма.
    Любая мать обладает даром ясновидения. Между нею и детьми протянуты некие потайные нити, благодаря которым каждая неприятность ребенка болью отдается в ее сердце. И каждая удача ощущается, как собственное счастливое событие.
  Катя наклонилась к ней и прошептала:
– Что случилось, доченька?
Та молча подняла на нее свои заплаканные глаза.
– Да на тебе лица нет!
     На мать смотрела не дочь, а оставшаяся от нее маска. Ни один мускул не дрогнул на ее  лице.  Катя нежно погладила ее по голове, как маленькую.
     Ее прикосновение задело душу Марины и  слезы градом покатились из ее почти сиреневых глаз:
– Мама, а  Женик предал меня. Мне прислали письмо его друзья, сообщили, что после дембеля они всей ротой стали беспробудно пить за наше с ним благополучие, чтобы мы были счастливы.
  С ними вместе всегда была повариха Надька, что подкатывала к нему еще перед его отпуском. И в один такой день она затащила его в подсобку, между ними по пьяни произошел сексуальный контакт. Потом она заявила, что беременна. И он теперь у нее дома. Что же мне теперь делать? Как жить? А ведь я его ждала и верила его обещанию!
    Кому, как не ей знать, с каким обожанием  Женя и Марина относились друг к другу?! Как оберегал он самобытность и чистоту Марины?! Как ждала дочь встречи с ним долгие два года. Ни кино, ни дискотеки ее не привлекали. Только помощь по дому, учеба в школе и занятия в музыкальной школе, занимали все ее время.
– Может, это недоразумение? Давай подождем его возвращения. И все станет на свои места.
Катя  надеялась, что с появлением парня в селе все выяснится. Но время шло. Больше месяца он задерживался после демобилизации. Даже его мать недоуменно пожимала плечами, не представляя, что могло с ним случиться.
     И вот поселение загудело, зашуршало, просто закричало:
– Женик вернулся со службы не один, а с  женщиной, которая старше него на 12 лет и ждет от него ребенка.
    Соседи, знающие Евсеевых, сочувствовали Марине. Они уважали ее за  верность и не испорченность. И, как по сговору, игнорировали Женю с Надей. Перед ним закрывали калитки, ему с этой женщиной плевали вслед и говорили нелицеприятные слова. В результате, те стали ходить в сторону центра села по соседней улице.
  Не знающие правды о причинах расставания Марины и Евгения, плели всякие интриги и сплетни, после которых лицо обманутой девушки не просыхало от слез.
В семейной броне Евсеевых снова образовалась трещина. Она разделила членов на два фронта: по одну сторону оказались мать и дочь, по другую - отец семейства. Он был нашпигован болтовней, услышанной на улице.
    Как-то он вернулся с работы очень пьяным. Лицо его было злым и красным. Прищурив злющие глаза и играя желваками, он заорал на Марину:
– Что-то, милая дочурочка, я не вижу твоего женишка! А ведь он, я слышал, вернулся из армии. Говори быстро: вернулся или нет?!
    Марина дрожала, как осиновый лист:
– При-и-и-шел!
– Ну и где же он? – безудержно кричал отец, даже не выбирая слов и припечатывая маты везде, где считал нужным.
     Повисла тишина.   Отец толкнул дочь:
– Ну, я слушаю! Смотри мне в глаза, я сказал!
– Н-не-е з-з-наю!
Дочь лепетала, как младенец.
– Просто так женихи невест не бросают! Признавайся, потаскуха, что натворила? Я тебя и твою потакательницу выведу на чистую воду! Обоих  порешу, если что узнаю!
  Когда в семье происходили такие перепалки, разгорающиеся по самому пустячному поводу, Максим умел обыкновение орать, угрожать и размахивать кулаками перед самым носом у жены и детей. Вот и сейчас он угрожающе двинулся в сторону своей жены, ухватил ее за руку и со зверской силой дернул так, что Катя упала перед ним на колени. Он все больнее выворачивал ее руку, а она пригибалась к полу все сильнее и сильнее.
    От нестерпимой боли она вскрикнула, и с помощью невесть, откуда взявшейся силы, вырвалась из его лап. На коленях отползла вглубь комнаты, и, хватаясь за спинку стула, при помощи дочери распрямилась. Она дрожала всем телом и силилась крепче сжать зубы, чтобы они не стучали.
      Где-то внутри ее души сложилась мольба, обращенная к Богу. Но он был так далек от нее и недосягаем, что помощи она, как всегда в последнее время, не дождалась. Ей понадобилось все самообладание, чтобы побороть в себе нахлынувшее отчаяние.
    Когда же он начнет свою семью защищать, а не казнить за надуманные грехи?!
Собрав всю свою волю в кулак, она сдержанно произнесла:
– Хватит орать! Ты сначала разберись! 
– А, так для тебя мое слово – еще не закон? Я научу тебя любить советскую власть! – Орал он, таская Катю за волосы.
    Во всех бедах он винил ее. Она мало его любила, не всегда подчинялась ему, потакала детям. И они прислушивались только к ее мнению. Казалось, он для них не существовал. Глаза его налились кровью. Он, кажется, уже забыл причину возникновения конфликта. И вымещал все накопившееся в нем зло на жене.
    От дочери, старающейся прийти на помощь матери, он отмахивался, как от назойливой мухи. Когда она ему очень  надоела, он размахнулся и  нанес ей удар в челюсть. Что-то там хрустнуло. Катя, как тигрица, кинулась на разбушевавшегося мужа. Уж детей калечить она ему не позволит!
– Убийца! – прошипела она, сквозь зубы. – Самый настоящий убийца!
    Над семьей повисло ощущение непоправимой беды. Катя корила себя, что не смогла предотвратить  предательства со стороны жениха и незаслуженных оскорблений отца. Нестерпимая боль с остервенением сдавила ее грудь.  Она с трудом выдыхала из себя воздух. Отец рухнул на кровать. Пока Марина отпаивала  Катю корвалолом, он отдыхал,  и  храп его был слышен во всех комнатах.
    Через несколько минут он вдруг опять подскочил, как ужаленный, и направился в сторону Кати, которую увидел рядом с собой. Она оказала ему сопротивление. И это не должно остаться без наказания.
    Тут его осенило. Он резко повернулся на месте, вытащил из тайника двустволку, обвешался вокруг себя патронташами, и наставил дуло ружья на жену:
- А ну, марш вперед!- скомандовал он.
- А вы чтобы двадцать минут сидели в хате, тише воды, ниже травы. Если кто ослушается, убью, даже глазом не моргну. А затем и ее конец придет,- ткнул он дулом ружья Кате в спину.
  Испуганные Марина и мать Кати с ужасом смотрели на нее, сопровождаемую Максимом. Дулом ружья в руках он подталкивал ее к выходу.
    Она еле передвигала ноги, боясь сделать что-нибудь не так: тогда пострадают близкие ей люди. Ей не страшно было за себя. Больше волновала судьба родных. Она была опустошена и шла, как на расстрел с мыслью: » Будь, что будет!».
    Развязка при такой жизни когда-то должна была случиться. Видно, это время наступило. Обезумевший муж подвел Катю к стогу сена в глубине двора. Летом они его вместе с нею укладывали, утаптывали и бережно укрывали, чтобы его хватило скотине на всю зиму.
    Не выпуская оружия из рук, он приставил четырехметровую лестницу к стогу. И приказал Кате взбираться по ней на самый его верх.  А сам взвел курок и опять приставил дуло ружья к ее телу. От страха у нее похолодели и стали ватными ноги. Она, от природы легкая и прыгучая, с трудом добралась доверху, каждый миг ожидая окончания своей малоприятной жизни.
    Следом забрался он. Стоя внизу, он смотрел ей вслед,  под платье, и, видимо,  воспылал желанием овладеть ею. Зачем ее стрелять сейчас? Еще успеется. Ему захотелось доказать ей, что он лучший мужчина на свете. Лишь он способен сделать ее счастливой. Пусть она всегда и везде страдает, чувствует нехватку его любви.
     Он силой овладел ею, подмяв под себя и положив рядом с нею ружье с взведенным курком. Он с остервенением использовал ее тело, как используют туалетную бумажку по назначению. Потом, отдышавшись, стал объясняться ей в любви и вечной преданности.        Она не верила ни одному его слову, прекрасно зная лабиринты его непростого к себе отношения. Стоило не угодить ему, пылающему страстью, в чем-то, как эта его пресловутая любовь мгновенно исчезала. И он превращался в озлобленного зверя.
     Чем больше он оправдывался и плел сети из пустых слов и обещаний, тем меньше она ему  верила. Любящий мужчина не станет унижать женщину ни перед кем. Перед тем, как он познает прелесть ее любви, он сначала добьется ответного чувства, а не станет  пользоваться ею, как рабыней с невольничьего рынка.
  Максим просто удовлетворял свою плотскую похоть. Катя, дрожа от ноябрьского холода и  страха одновременно, вглядывалась в знакомое лицо, узнавая и не узнавая его. Конечно, это Максим с холодными, суженными глазами, язвительной складкой у губ, морщинами над бровями. Но сейчас он больше похож на зверя, готового в любую минуту ринуться в борьбу с нею:
- Что, не нравлюсь я тебе? А вот ты еще ничего. Возбуждаешь меня вполоборота.
    Это была ночь, полная кошмара и сексуальных домогательств. Более мерзкого отношения к супругу Катя не испытывала никогда прежде. Он снова и снова делал попытки сблизиться с нею. А в ней все бунтовало от одной лишь мысли снова подчиниться тирану. Даже оружие уже не пугало ее, хотя супруг то направлял его в ее сторону, то опускал дулом вниз.
     Смелости Кате добавило обстоятельство, что еще ночью с высоты стога она видела, как ее мать увела из дома Марину. Значит,  Катины мать и дочь  не пострадают от Максима.
  Если это обстоятельство прибавило ей смелости, то Максима оно повергло в бешенство. Он опасался, что теща и дочка заявят на него в милицию, боялся ее появления во дворе. И готовился к ее возможному появлению, разложив вокруг себя патроны.
  Все это время в хате была распахнута настежь дверь. В комнатах и на уличном столбе горел свет. Муж храпел, привязав Катю ремнем к собственной ноге. А она до утра лежала недвижимо, боясь пошевелиться, чтобы он снова не стал насиловать ее, запугивать и издеваться над нею. Под утро, натерпевшись страхов, холода и унижений, она забылась в лихорадочном сне. Усталость взяла свое.
                Проснувшись на рассвете, Максим не мог понять, где находится. Тер виски, пытаясь вспомнить, что произошло и почему они с Катей на стогу? Когда прозрел, отвязал ремень от своей ноги, и спустился вниз.
               
                Подглава 2. Перемирие в семье. Евсеевы отправляют дочь к родственникам.               
 
          Два дня супруги не разговаривали. Благо, один из них он был на работе. На третий день Максим, вернувшись с работы, распряг лошадь, поставил ее в стойло. И принялся заниматься домашней работой. Жена не могла его узнать.
       Он похудел, зарос, был трезв и впервые ни до кого не приставал. Такое в последнее время случалось крайне редко. Он отремонтировал сарай, где находились коровы, утеплил стойло бычка. И начал давать воду скотине.
Катя стояла с ведрами возле стойла быка.
Муж ей крикнул:
– Ты быка поила?
Катя не хотела с ним разговаривать. Поэтому молчала..
Он повторил вопрос.
Она удивленно оглянулась: неужели он не видит, что уже два ведра с водой стоят у животины за деревянной загородкой. Потом ответила, пожав плечами:
– Вот сейчас и пою.
     Она имела в виду, что в этот момент занимается этим.
Муж, не поняв ее ответа:
– Последний раз спрашиваю: ты быка поила?
В нем уже закипел гнев.
– А я тебе и отвечаю, что сейчас пою. Муж  как заорет:
– Ты петь-то пой, но и быку не забывай воду давать!
И пришел к стойлу с намерением  начать воспитание своей жены. Увидев, что тот допивает второе ведро воды, вдруг расхохотался. Катя тоже.
        Отсмеявшись, Катя поняла: пришло время высказать мужу все, что у нее накипело:
- Максим, не пора ли взяться за ум: не пить и не устраивать дома разборок?
- Может, и пора.
- Пойми: семья страдает от твоих пьяных выходок Мы устали, от обвинений, оскорблений и унижения. Ты сломал дочери челюсть, угрожал оружием всем нам?!  Издевался надо мной. Это уже даже не почитаемый тобой Домострой! Это конец всему!
Лучше тогда расстаться, раз ты стал угрожать нам расправой от оружия.
        Кате после высказывания стало легче. Она выложила все накипевшее тому, кто это заслужил.
          Максим побелел от ее слов Он, как огня, боялся остаться без семьи:
– Катя! Не бросай меня! Честное слово, я исправлюсь. Я без тебя и детей не смогу жить!
          Катя задумалась: ей ведь в случае развода некуда деться с детьми. И неоткуда ждать помощи. В родном Грозном шла война, туда путь закрыт, все родные разъехались по стране, кто куда. А средств на покупку нового жилья нет.
У Кати от безысходности ныло сердце.
- Скажи, у меня есть еще шанс?
Не поднимая головы, она кивнула ею в знак согласия.
– Кать, ко мне на кошару приезжал Женькин брат Лешка, просил поговорить с Мариной, чтобы она простила его брата за измену. Женька признался, что никогда не любил Надьку. Они с матерью проверили его вещи: У него вся шапка в каких-то узелках. Вся их  родня против его женитьбы на ней. Я только теперь понял: мои оскорбления против собственной дочери были беспочвенны.
– Долго же до тебя доходило. А что, только Марину ты оскорбил незаслуженно? А про меня не помнишь?
– Ну, прости, я ведь сказал, что больше такого не будет!
– Ты у Марины теперь прощения проси. Она и так постоянно плачет от обиды. А тут еще твои упреки!
– Ладно, я поговорю с нею! Обещаю! Я тут, после разговора с Лешкой, думал все время, пока был на работе: предавший раз, предаст и в другой раз. И лучше им расстаться сейчас, чем, когда поженятся и будут дети. По-моему, Марине незачем заливаться слезами при каждой встрече с ним.
– Наконец-то, в тебе отец  проснулся! Но легко сказать: хватит слезы лить, труднее сделать. Может, ее на время к твоей сестре  отправить? Как считаешь?
- Прекрасная идея! Пусть развеется, отдохнет. Там, смотришь, и про Женьку забудет.
    После примирительного разговора с дочерью Максим сообщил ей об их с матерью решении. Марина не сопротивлялась.
Вечером двоюродный брат Славик и сестра Дина пригласили Марину на дискотеку.
– А чего не пойти, – решила она,-  я теперь свободна, как птица в полете.
     Ни у одного человека нет четко прописанной судьбы. Иначе в нашей жизни
 не было бы смысла. Правда, есть направления, вероятные линии, которые можно с помощью правильно принятых решений отодвинуть от себя или наоборот приблизить.
       Так случилось, что на дискотеку пришел и Женька, причем без своей пассии.
Когда он увидел Марину, одинокую и задумчивую, сердце его екнуло: сейчас или никогда. Он даже не догадывался, каким теплом отзовется в его сердце ее облик. Целых два года ждал  этой встречи. И сам же потерял свое счастье, позарившись на то, что само лезло в руки.
          Он направился к  Марине. Та осталась безучастной к нему. Он стал извиняться перед ней, признаваться в чувствах. Марина слушала его. И не верила ни одному слову. Они были сказаны им не тогда, когда она ждала его после демобилизации. И нуждалась в них, как в целительном бальзаме. Сейчас они казались лестными, но чужими и холодными. Она забыла им цену.
В последнее время она часто слышала эти или чуть другие слова во сне. Они напоминали ей о том, что она еще жива. Ей раньше хотелось счастья с этим человеком. Теперь  желание сменилось безразличием к нему.
       Женя попытался обнять ее. Она его так отпихнула от себя, что он полетел в колючие кусты роз. На этом поход Марины на дискотеку завершился. Она резко повернулась в противоположную от клуба сторону и заспешила домой.
       На следующий день родители проводили ее к родственникам в Нефтекумск.
Несколько месяцев, проведенные там, помогли ей ощутить притупление  боли. Вернувшись домой, она с новой силой занялась музыкой. И летом, выдержав вступительные экзамены и конкурс, стала студенткой училища искусств.
 
                Подглава 3. Переворот в стране. Размышления.
 
        В 1993году в стране произошел переворот власти. Только потом стало известно, руководили событиями в Москве западные спецслужбы в союзе с кучкой стоящих у власти  продажных правителей. Не съезд принял решение, а эта кучка людей, не обладающие полномочиями решения судьбы всего народа. Ельцин для осуществления переворота предпринял некоторые предшествующие шаги.
        Во главе государства тогда был Верховный Совет, состоящий из народных депутатов. Он мешал президенту и его окружению творить  бесчинства, проводить полную приватизацию государственных ресурсов. Первый руководитель издал приказ под номером одна тысяча четыреста, по которому распускал этот орган власти.
          Тогда же должен был уйти в отставку и сам правитель. Но вместо этого он продолжил стоять у власти. Именно он допустил расстрел возле Белого дома, развал великого государства СССР. А позже встал во главе нового государства.
    Этот переворот болезненно резанул по сердцам простого люда. Жители огромной страны незаметно потеряли Родину, социалистический строй, который многих устраивал и вызывал гордость. Народ потерял самобытность, науку, культуру. Страна, могучая и сильная, распалась на части. И испытывала всякого рода потрясения из-за навязанной Гайдаром  перестройки.
    Русские – люди доверчивые. Многие жители страны настолько доверяли правительству, что даже представить не могли, что оно их предало. У власти встали другие высшие чиновники. А у страны появилось новое название – Российская Федеративная Республика. Короче, – Россия.
     Раньше в школах на уроках истории изучали устройство стран и события, происходящие в мире, в сравнении с социалистическим укладом жизни. Любой старшеклассник тех лет, подними его даже среди ночи, мог сказать, что капитализм – загнивающий и умирающий строй.
     Теперь новое государство пошло по чуждому нам капиталистическому пути, вдалбливая в мозг людям, что только таким путем народ России станет богатым и счастливым. Однако богатыми стали не простые люди из народа, а единицы тех же богачей и правителей, остальные все больше нищали.
       Наступила эпоха дефицита, талонов и погони за товарами. Люди ночи напролет простаивали в очередях за вещами, пусть даже и ненужными им в эти дни, но которые можно было обменять впоследствии на то, что было для них важнее. Или подарить кому-то, сохранить на будущее. Кому-то надо было очернить социалистическое бытие. И с помощью дефицита, очередей и талонов у них это получилось.
           Навязанная людям рыночная экономика внесла в сознание многих россиян надежду на возможное улучшение жизни. Но не каждому дано идти к поставленной цели по головам своих друзей, родных и близких. Кто-то из них в это время действительно, невзирая на окружающих, достиг поставленной цели. А кто-то, такие, например, как Евсеевы, обнищали совсем. Они были верны принципам морали, и не могли даже допустить собственного обогащения за счет других людей.
             Жизнь в их селе становилась все более тяжелой, просто несносной. Колхоз раздробили на мелкие хозяйства, и поделили между собой новые хозяева. Животноводческие фермы в колхозах были пущены под нож, а деньги за сданное мясо вдруг куда-то исчезали. Колхозники лишились работы или зарабатывали такую оплату, которой хватало лишь на коммунальные услуги. Деньги возвращались в казну государства, не задержавшись в руках населения даже на несколько дней.
             Домашняя скотина, которая раньше помогала хозяевам держаться некоторое время на плаву, теперь выращивалась впроголодь на подворьях, и сдавалась скупщикам за бесценок в лучшем случае. Иногда скупщики забирали товар, давая расписку с обещанием оплатить продавцу его стоимость позже.
          В то время шла усиленная девальвация денег. И затем мошенники пропадали совсем или платили на момент отдачи цену коробка спичек  за свинью, выращенную крестьянином в поте лица за год.
        Правительство в СССР искало пути для повышения работоспособности населения, способы для улучшения их жизни в обществе. В государстве хватало всего. И работы, и продуктов, и заботы. Ведь работало огромное количество предприятий и организаций. Ни молодой специалист, ни пожилой не опасался остаться без работы или жилья. Их защищали закон и профсоюзные организации.
    Работники, прибывшие на новое место жительства, по договору с руководством получали жилье, детские сады и ясли бесплатно. Рабочий день длился 8 часов, а у кормящих матерей на час меньше.
    Субботу и воскресенье взрослые посвящали  домашним делам и детям. Парки и базы отдыха, театры и киносеансы посещали они всей семьей. Поэтому и не было неуважения к взрослым и желания захватить скорее накопления родителей.
  Образование и медицина были бесплатны и доступны всем и каждому. Санатории, пионерские лагеря и базы отдыха были бесплатными или составляли мизер от не такой уж и большой заработной платы.
    Каждая семья могла позволить себе отдых отпрысков там, где им нравится. Тогда не было разделения на элитных и простых людей. Уважался любой труд. Учебные заведения бесплатно открывали свои двери для желающих получить образование.
    Для молодежи существовало множество кружков и секций, клубов и обществ. Дворцы спорта, пионеров и Дома пионеров, – все для ребят. И бесплатно. Только занимайтесь, развивайтесь и улучшайте здоровье для себя и всего общества.
    Организации за свой счет покупали своим сотрудникам билеты в цирк, театры, во всякие походы и экскурсии. Каждую неделю желающие могли поехать в любой город в поездку выходного дня за покупками или просто отдохнуть.
    Летом все отдыхали на базах отдыха на Каспии или Черном море. Молодежь не бродила в поисках приключений по улицам, не отиралась в ночных клубах.
     Руководство России простило огромные суммы другим государствам, а свое все больше вгоняло в долги и нищету. Люди на предприятиях перестали получать заработную плату.
       Чтобы выпросить у начальства хоть мизер из заработанных денег, рабочим приходилось обивать пороги бюрократов, доказывая особую нуждаемость или необходимость за что-то заплатить. Все просьбы должны были подтверждаться ворохом бумаг.
       Теперь много магазинов и товаров в них, много программ по телевизору. Но не каждому все это доступно из-за нехватки денег. И не все золото, что блестит. Некоторые программы стали носить сомнительный характер.
 
                Подглава 4. Обман колхозников. Семейные проблемы продолжаются.
 
        Когда Евсеевым пришло время играть свадьбу младшей дочери, в их карманах не оказалось ни гроша. Им нечего было одеть и обуть. А насчет питания вообще не думали: что перепадет, тем и питались. По сути, голодали.
     Максим и Иван работали тогда трактористами в третьей бригаде, обе их семьи еле сводили концы с концами. Новый бригадир – Колесников – убедил членов бригады не гоняться за большими заработками, от этого только налоги с них увеличатся:
– Лучше я вам в конце года из собственного урожая выдам по несколько тонн бесплатного зерна. Вы хоть скотину на подворье сможете прокормить, так и продержитесь до лучших времен.
       Катя, имеющая экономическое образование, пыталась вразумить мужа и сына, что это очередное мошенничество. И их в конце года снова оберут, и фураж будет выдаваться на заработанный рубль:
– Вы нищенствуете сейчас, и впредь останетесь ни с чем.
Доверчивый Максим был уверен, что все будет хорошо:
- Чего ты так волнуешься? Мы с ребятами договорились, если бригадир обманет нас, мы его накажем.
- Только этого нам не хватало,- вздохнула Катя.
 Одежда и обувь, что были у сельчан, ветшали, приходили в негодность. Пришел день, когда Максим стал ездить на работу в дырявых резиновых калошах.
     Супруга как-то ходила по полям вокруг села в поисках грибов, забрела на мусорную свалку, Там чаще всего встречались шампиньоны, которые в питании могли заменить мясо. Им, обессиленным от недоедания в последнее время, было бы неплохо поддержать свой организм.
  Здесь же она обнаружила рядом с шампиньонами целую калошу цвета хаки. Пусть она не черная, как у мужа, но зато не дырявая и в дождь ноги Максима будут сухими.
    Абсурд, происходящий в стране, довел людей до полного отчаяния. Земли и предприятия продавались иностранцам. Многие в те годы бежали в поисках счастья за границу или добровольно лишались жизни.
     Евсеевы продолжали верить, что наступят лучшие времена. И даже не думали о расставании с жизнью, как о спасении от невзгод, хотя испытания и неприятности ожидали их за каждым углом. В том числе и в семье Евсеевых.
       Как известно, мужчина получает силы от секса с  женщиной. В их доме было всего две комнаты и полно людей. И с этим пополнением сил была проблема. Стоило только хозяевам хаты закопошиться в постели, Катина мать тут же спешила через их комнату из соседней в сени воды попить или по нужде. А то и вообще останавливалась посередине их комнаты и вглядывалась в их лица. Максим просто закипал от такого оборота дел. Катя  успокаивала его:
- Ну, перестать. Старая, больная женщина. Сейчас она уйдет.
       Для встреч в собственном жилье Максиму и Кате приходилось пользоваться  сенником, прятаться под ветками деревьев или в сараях. В один из летних дней муж воспылал желанием уединиться с собственной женой. Что и говорить, ничто великое в мире еще не совершалось без страсти.
     Супруги зашли в хату. В одной комнате, уединившись за ширмой, шептались о чем-то сын с невестой. В другой – дочь исполняла душещипательную мелодию на фортепиано, уткнувшись взглядом в фотографию любимого парня-солдата. А на кухне теща рылась в своих вещах, как делала всегда, когда не знала, чем заняться.
  Весь их двор проглядывался со всех сторон. Куда ни глянь, все, как на ладони. Пошли они  по двору в поисках места для уединения. Там коровы, тут лошадь с жеребенком, за загородкой овцы. Дальше – куры, гуси, утки. Муж уже на любой сарай согласен.
  Зашли в один из сараев. Сена на пол постелили. Дверь закрыли на засов. Расположились рядышком, ласкаются, интимно так поглядывая друг на друга. Сердца бьются все учащеннее. Но не зря говорят, трагедия старости не в том, что человек стареет, а в том, что при усыхании мозга душа остается молодой.
  Катина семидесятипятилетняя мать, долго не видя дочку и зятя, бросила на столе свои лоскуты, пуговицы, кружева и другие ценности. И отправилась во двор на их поиски. Те   через щели в сарае видят, как она мечется по двору, заглядывая во все закутки. И при этом громко зовет свою дочь.
  Вот она подходит к загону с овцами. А те наперебой блеют, глядя ей в лицо. Она стала с ними говорить:
– Жарко вам, маленькие? Сейчас я вам калитку открою. И какой дурак закрыл ее?!
Катя сжалась вся в комок, как вор, пойманный с поличным. А Максим палку схватил:
– Пусть только попробует сюда войти!
  Тут одному из баранов захотелось почесать рога. Он разбежался и как даст рогами по калитке, где копошилась старая женщина. Скотина знала только хозяев, которые ее кормили и ухаживали за ними. Старушка испугалась и поплелась к дому, забыв, зачем пыталась открыть калитку у баранов.
               
                Глава 8. Землетрясение на Сахалине в 1995году.
                Подглава 1. Несчастье в Нефтегорске. Письмо от невестки.
            В конце мая Россию потрясло сообщение о страшном землетрясении на Сахалине. Поселок Нефтегорск  разрушился полностью. Там жил брат Кати Вовка после обмена своей грозненской коммуналки на однокомнатную изолированную квартиру.
          Брату в то время шел сорок второй год, его дочери осенью исполнилось бы пятнадцать лет. Последний раз Катя с братом виделись более пятнадцати лет назад. А его жена Лиля со Светочкой приезжала к ним в поселок лет семь-восемь назад. Тогда бабушка Тася и  Евсеевы впервые увидели дочь Вовы.
      В роду у Лилии были грузинские корни. Светлана взяла самое лучшее от Вовки и грузинских предков. Это была очень красивая девочка с темными, блестящими волосами, глазами, сверкающими, как драгоценные камни. Она обладала сильно развитым музыкальным слухом и училась в музыкальной школе, как и Катины дети.
         Света постоянно тогда давала концерты своим родственникам. Она важно подходила к фортепиано, становилась впереди стула, и, делала выразительное объявление: » Сейчас для вас играет Светлана Писарева. «Фуга».
  Потом она  приземлялась на стул. Поднимала руки перед собой, и плавно опускала их на клавиши. Из-под ее пальцев лилась божественная, виртуозно исполненная мелодия. Затем она поднимала руки с клавиш. И вставала.  А через короткий промежуток времени объявляла новое произведение. И с чувством исполняла его.
  Девочка была очень артистичная. Из недостатков можно было назвать только избалованность. Родители много лет не имели детей. Несколько раз лечились в клиниках. И, когда она появилась на свет, баловали ее, как только могли. Она так привыкла получать все, что ей заблагорассудится, что за время нахождения у бабушки Таси, помогла той расстаться со всеми ее накоплениями на сберкнижке.
    Сообщение о катастрофе в Нефтегорске Катя услышала из экстренных новостей по телевизору. И в ужасе поспешила навстречу матери, которая, открыв дверь в прихожую, в это время поднималась в дом по ступенькам.
– Мама! По телевидению только что передали о разрушительном землетрясении в Нефтегорске. По сути, поселок стерт с лица земли.
    У Кати по голове, опоясанной невидимым обручем, казалось, бежали мурашки. А мать сообщение дочери повергло в некое состояние нервного шока.
– Что поделаешь! Нефтекумск, как и Грозный, всегда находился в сейсмоопасной зоне. Чего-то подобного следовало ожидать в любой момент.
– Какой Нефтекумск, мама! Нефтегорск, где наш Вова живет!
– Какой Вова? В Нефтекумске Николай живет. Верын муж.
– Мама, очнись! На Сахалине землетрясение было, где твой сын живет. – Катя уже рыдала, когда говорила последнюю фразу.
    Мать резко от нее отвернулась, словно именно она виновата в страшной беде, нависшей над Сахалином. Не зря, оказывается, в старые времена вестнику, принесшему плохую весть, отрубали голову. Мать долго не могла вникнуть в суть сказанного, ходила по комнатам взад-вперед, и не находила себе места. Ни словом, ни жестом не выдала своего горя. Только почему-то с ненавистью смотрела на дочь.
    С этого дня семья не пропустила ни одной передачи, где передавались сообщения о Нефтегорских новостях. Почти каждый день Катя посылала письма и телеграммы сначала своим родным, потом в центр ликвидации последствий от землетрясения. Ответов долго не было ни на один запрос. Катя весь месяц встречала и провожала почтальона в надежде получить добрую весточку.  И только в двадцатых числах июня пришло письмо от невестки Лилии.
В тот вечер почтальон Валя пришла почему-то позже, чем приходила обычно:
– Катя, наконец-то ты дождалась известий с Сахалина. На, читай скорей. А-то и меня уже от нетерпения дрожь прошибает.
    Она подала Кате тонкий конверт, с почерком невестки на нем.
Дрожащими руками Катерина открыла конверт, стала читать письмо почему-то с конца, и тут же пелена закрыла от нее буквы, из груди вырвался крик, и она отключилась.
Валя привела женщину в чувства:
– Давай, я отведу тебя домой! Вставай!
    Но у Кати ноги не имели в себе силы. Как только Валя приподнимет ее со скамейки возле двора, те подгибались. И она снова падала на скамейку. Валя сбегала к соседке тете Тае за сердечными лекарствами.
    И потом они  вместе с  тетей Таей  взяли побелевшую, как полотно, Катюшу под руки и отвели к родственникам. Домой Катя побоялась идти. Она не могла сейчас матери сказать страшную весть. А врать попросту не умела.
     Когда Валя и тетя Тая привели ее во двор старшего брата Максима, его жена Надежда уже спешила навстречу. Она поняла: случилось что-то страшное, если Катю, бледную и бессильную, ведут под руки.
     У бедолаги не было сил даже сказать, что случилось. Она лишь чуть приподняла в сторону Надежды злополучное письмо. И рухнула на нее всем своим телом, сотрясаясь в судорожных рыданиях. Надежда прочитала первые строчки письма. И присоединилась к рыданиям  родственницы:
- Как же так?! Бежал после того, как убили его друзей за драку нс надсменами, от угроз в свой адрес. Искал счастья на севере, а нашел смерть. Вот и не верь теперь в судьбу.
Она знала красавца Вову, некогда стройного и подтянутого.
Вот тебе и жизнь. Мы строим планы на будущее, надеясь, что впредь станет лучше. А судьба распоряжается по-своему. И часто совершенно противоположно нашим мечтам.
  Выплакав боль, накопившуюся внутри за последний месяц, Катя с опухшими глазами поплелась домой. В голове только и вертелась мысль: Вовы нет. Он погиб. Мой брат погиб. И Светочка тоже.
  Муж уже был дома. Он поспешил ей навстречу спросить, почему это она до сих пор не начала управляться по хозяйству. Скотина кричит, а ее нет дома.
Но все его вопросы так и остались в его голове.
Максим просто не узнал жену. Он видел и знал ее всякой, и со страхами, и с обидами. Он видел ее в победах и знал, что она сильная, хотя и хрупкая. В общем, знал ее, какою она была на самом деле. А теперь она перед ним стояла разбитая горем с ошалелыми глазами и ужасом в них.
– Что с тобой? Ты получила известие от брата?
  Катя, сдерживая подкравшиеся рыдания, кивнула в знак согласия головой и протянула мужу письмо. Марина взяла маму под руку и усадила в кресло. Сама села на его край, обняв ее. Максим опустился с письмом во второе кресло в зале и стал читать его вслух:
  – В этот вечер мы долго смотрели концерт по телевизору после ужина. Дети остались ночевать в нашей с Вовой квартире. Света легла у окна на кресле, а Ира на кровати. Совсем недавно Евсеевы узнали о разводе Вовы с женой и о том, что Лилия сошлась с мужчиной, имеющим одногодку Светы. Гену я отправила к нему домой приготовить ванну и поставить чай.
  Но он не успел уйти, как снова начал звонить, умоляя меня скорее прийти. Я оделась, и, разбудив Светика, чтобы она замкнула за мной дверь, поспешила на улицу. И даже не взглянула на свою дочь. Теперь я в жизни себе этого не прощу.
  Выйдя на улицу, я отметила: какая теплая и тихая ночь. Со мною вместе была собачка Жуля. Подходя к Гениному дому, я увидела его сидящим у окна в ожидании меня. Потом он встал и пошел в сторону телефона. Я напоследок подняла голову к  небу. И удивилась, каким звездным и ярким оно было.
    Вдруг все дома подпрыгнули. И все. Бывают минуты. А бывают всего лишь мгновения. И за один миг я лишилась всего, что имела. Оборвались все мои мечты. Никому не нужной стала вся моя жизнь. Я даже не смогла сделать ни одного шага. Меня от дома отбросило волной.
     И не было теперь видно ни земли, ни неба. Только слышался крик детей, возвращающихся в это позднее время с дискотеки. Не имея возможности идти, они ползли, каждый в сторону своего дома, где навсегда остались погребенными их мамы и папы, которых они громко звали, но не получали ответа.
  Я тоже ползла, крича во все горло, к своим детям. Ползла, на ощупь, по инерции, туда, куда меня звало мое материнское сердце. Даже не заметила, как очутилась возле своего дома. Бывшего своего жилища. Это теперь была груда камней. И совсем с краю я увидела, скорей почувствовала, под какой плитой лежат мои девочки. Целых два дня не было никакой помощи. Всего три крана на весь поселок. Но я самостоятельно смогла днем их вытащить, таких юных и чистеньких.
  Спрятала их в садике возле дома, укрыв четырьмя одеялами. Сходила за тремя ведрами воды, чтобы обмыть их. Тут всех позвали в центр оформлять дела. Пока я их оформляла, моих малышек увезли. Я думала, – сойду с ума, пока не нашла их снова.
    Потом я разыскала и Гену. Он был тоже под плитой с трубкой в руке. Его достали  на четвертый день. Всех троих я обмыла в Охе возле холодильника. Было страшно холодно. Не знаю, откуда во мне нашлось столько сил, но я все-таки смогла все сделать, как положено. Потом достала цинковые гробы. И увезла всех троих в Хабаровск.
  Вову вытащить не удалось. Он был в шестнадцатом доме у Лебедихиной Любы. Они там справляли день рождения. И заживо сгорели. Было жутко и страшно. Все время по ночам был страшный мороз. А днем невыносимая жара. Все, кого не опознали, лежат теперь в братской могиле. А у тех, кого спасли или кто сам смог выбраться, отказываются работать почки».
     Катя, Марина и в соседней комнате Катина и Вовина мать рыдали без устали. Каждое слово резало их слух.
Максим дочитал письмо. Сглотнул подкатившую к горлу слюну. И направился к выходу. Пора бы и хозяйством заняться. Пусть женщины успокоятся. Не так легко терять близких людей и оплакивать выпавшую им долю.
Ему и самому было не по себе. Супруг пошел управляться со скотиной. Он видел, что Кате далеко не до этого. Произошедшее казалось просто нереальным.
  По телевизору так же показывали веселые концерты и передачи, за окном продолжали кукарекать петухи и мычать проходящие мимо окон коровы. Все жило по-прежнему. Все продолжали радоваться жизни. А Катя теперь почему-то жила по инерции.
 
          Подглава2. Совмещенные поминки брата и племянницы с днем рождения внучки.
                Последствия.
 
  В жизни случается всякое. Отдав дань памяти мертвым, следует вспомнить и о живых. Через два дня ее маленькой внучке должно исполниться годик. И так как давно уже были приглашены гости и куплены подарки, Евсеевы не стали отменять это событие. Решили, что за одним столом сначала помянут погибших родственников на Сахалине, а потом поздравят малышку.
     Все уже давно собрались за столом в Ванином дворе, только не было Кати и Максима. Он напоминался у себя в бригаде. И теперь был против похода в гости к сыну. Он кричал Кате оскорбительные слова вслед и размахивал перед ее лицом кулаками:
– Ты что, совсем очумела, что ли? Какие праздники, когда у нас траур?!
– А что же ты пьяный приехал? Мы ведь с тобой договаривались, что ты постараешься прийти пораньше. И мы пойдем вместе в дом к сыну: помянем  брата и племянницу. А заодно и внучку поздравим.
– На кой хрен вы мне все сдались. Я и без вас помянул их с трактористами на работе. А ты можешь катиться на все четыре стороны. Я тебя не держу.
И он резко толкнул жену в сторону выхода. Катя ушла.
 - А где же Максим? - Спросила Надежда.
- Да вот, что-то с работы до сих пор нет.
    Оставив мужа одного дома, она теперь переживала, как он там. Поэтому все время с Сашенькой на руках выходила за калитку посмотреть, не идет ли муж. Когда выглядывала из калитки в последний раз, ей показалось, что недалеко от дома наискосок сидел какой-то мужчина. И возле него пасся конь.
  Ей бы поразмыслить, кто мог наблюдать за происходящим во дворе ее сына. Но у нее и в мыслях не закралось подозрение, что муж способен на подобную низость.
Незаметно из-за стола исчезла племянница Максима Дина. Стали собираться и другие гости. Катя пошла домой вместе с ними.
     Они уже подходили к ее дому, когда, как из - под земли, перед ними возник Максим. Он тут же накинулся с кулаками на Катю: сначала со всего маха ударил ее по лицу. Она удержалась на ногах. Тогда он схватил ее за горло, пытаясь задушить:
– А-а! Явилась?! Накаталась на машине? Нашлялась?
Старший брат Вова возразил Максиму:
– Ты что, Максим?! Она все время с нами рядом была. Это Динка уехала со своим хахалем!
Мать Кати, кум и Надежда пытались высвободить ее из крепких рук мужа.
Женщины стали  успокаиватьКатю. Они при этом ругали Максима, которого держал старший брат:
- Как же тебе не стыдно?! Что ни день, то скандал!
- А он уже и стыд, и ум пропил, - поддакнула теща.
 Но тот вырвался из его рук. Тут же ударом кулака свалил ее на землю, и стал бить:
– А, ведьма старая! Развлечения тебе понадобились на старости лет! Надо тебе веселье, веселись. А жену мою не тронь! Я для себя воспитал из нее такую супругу, какая мне нужна! А ты явилась, и она стала с мужиками на машинах раскатывать.
  Хотите сказать, нашли козла рогатого?! Я вас всех поубиваю, но рогов не потерплю! Козлы вонючие!
Вся компания оттягивала взбешенного Евсеева от тещи. С огромным трудом им это удалось.
– Отпустите! – Максим вырывался изо всех сил. – Родня называется. Вы должны за нравственность заступаться. А вы действуете по принципу: «муж узнает последним».
Думаете, я ничего не видел? Да е… я вашу гулянку. Я видел все. И видел, когда эта… садилась в машину.
    От неожиданности все рты открыли;
– Да ты что, Максим, – повторился брат, – я же говорил тебе: она все время сидела рядом со мной и все тебя выглядывала. В конце вечера Динка уехала со своим хахалем. А мы все вместе идем по домам.
– Это она-то ждала? – гневно заорал правдоискатель, сверкнув бешеными глазами и прыгнув в сторону жены. Он сейчас был похож на леопарда в прыжке на  жертву. Но споткнулся об лавочку. Не устоял на ногах. И все равно продолжал кричать:
– Я ее сейчас замочу! Плевал я на всех вас! Рога мне ни к чему. Лучше я в тюрьме отсижу, но рогов терпеть не стану!
    Пока он поднимался с земли, под руку ему попала палка. Он схватил ее и замахнулся на Катю. Она в ужасе бросилась бежать. Навстречу ехала машина, осветила дорогу, как днем. Максим погнался за Катей.
    Все люди от природы трусливы. Воспитание и опыт учат нас отличать истинную опасность от кажущейся. А гордость научает скрывать свой страх. Всю жизнь Катя скрывала свой страх от всех. Теперь она почувствовала именно истинную опасность по холодку на спине. Страх не сковал ее тело, как всегда, а придал ей силы, необходимые для спасения.
     Чувствуя дыхание мужа прямо за спиной, она резко повернула перед самой машиной, и, отпрыгнув от нее в сторону, побежала, сломя голову, в обратную сторону, через бурьян, вглубь степи.
    Видимо, родные смогли удержать Максима или он упал, когда она побежала в обратную сторону. Но вскоре она почувствовала, что пропало его дыхание за спиной, он отстал от нее.
    Обессиленная, она прямо на месте рухнула, как куль, в высоких колючках. И так долго лежала, чуть дыша. Слышала, как искали и звали ее родные. Видела, как мимо колючек несколько раз с палкой и матами проносился муж. Теперь страх сковал все ее тело.
     Когда Максим в очередной раз проследовал мимо, теперь уже в сторону дома Ивана, она с трудом поднялась и поплелась, прячась за каждое дерево и каждый куст, во двор своей кумы.
    Ей было и стыдно и обидно. Но делать нечего: хочешь жить, трудись, беги, ищи помощи. Что за жизнь? С самого детства ей приходится прятаться от пьяных мужиков: раньше от отца, теперь от мужа.
Фая спрятала куму в сарае. Она догадывалась: ревнивец обязательно будет искать Катю в ее хате. А тот и действительно скоро пришел. Он не поверил, что жены у них нет. Тут же проверил все закоулки в доме.
    Катя стояла, ни жива, ни мертва,  в полуразрушенном сарае и все это видела. Она хорошо знала, насколько развито чутье у ее мужа. И когда он, выкрикивая проклятья в ее честь, направился в сторону сараев, она вылезла оттуда через проем, образованный оторванными досками.
    Прячась за деревьями и выбирая темные места, перебежала через пустырь и спряталась в бурьяне под высоким деревом на краю села. Напротив этого дерева жили знакомые старики. А она все лежала и лежала на траве, боясь пошевелиться. Муж у нее охотник. И любое шевеление слышит и видит.
    У страха глаза велики. Много часов она так пролежала под деревом. Ей то чудились шаги, то мерещился шорох. Только ночью, когда все спали, она постучалась в дверь к знакомым старикам. Долго никто к двери не подходил. Потом раздались шаркающие шаги. Послышался тихий шепот старенького дяди Коли:
– Кто там? Кому не спится среди ночи?
– Дядя Коля! Это я, Катя!
– Какая еще Катя? Кто тебя учил ходить в гости по ночам?
    Она тихо объяснила старику, кто она и что ее привело к ним так поздно. Старик нехотя попросил подождать. Видимо, посоветовался с женой. И, наконец, открыл дверь. Старушка спала в сенях, где было прохладнее, чем в комнатах. И положила ее на кровать рядом с собой.
  Они долго беседовали. Наконец, старушка заснула. А Катя так и лежала с открытыми глазами до утра. Сейчас единственным утешением для нее было, что ее тело немного отдохнуло и согрелось под теплым одеялом на мягком матрасе. Она понимала, здесь, по крайней мере, ее не станут бить и оскорблять.
    Катя всегда стеснялась быть кому-то обузой, расстроить чьи-то планы или помешать спокойствию. А сегодня сотни раз приходилось извиняться перед людьми за доставленные им неудобства.
    Лишь только рассвело, Катя покинула приветливых знакомых. Она в сотый раз извинилась перед ними. И задворками поплелась к родственникам, хотя в душе чувствовала явное нежелание этого. Не хотелось снова обсуждать создавшееся положение, в котором она оказалась. Меньше всего ей сейчас хотелось внимания к собственной персоне.
    Поэтому, приведя себя в порядок, она тут же отправилась первым автобусом в город к дочери. Только у нее можно было скрыться на несколько дней, так нужных сейчас ей  для успокоения и решения дальнейшей своей судьбы. Она плакала, глядя в окно, думая, что никто не видит ее беспомощного состояния.
    Это было не так. После Дмитровки к ней подсела незнакомая женщина:
- Вам плохо? Может, корвалол на сахар накапать? Я всегда беру с собой.
 Катя повернула в ее сторону голову и еле подняла отечные глаза на нее:
- Нет, спасибо.
    Женщина уже накапала спасительное средство и протягивала сахар Кате:
- Вы не отказывайтесь. Это облегчит ваше состояние. По себе знаю.  Мой так иной раз нервы мне вытреплет, хоть с белым светом прощайся. А после лекарства мозги на место становятся.
  Попутчица знала, когда на душе кошки скребут, и не хочется жить, надо обязательно отвлечь человека. Поэтому не уходила на другое место в автобусе, хотя видела, что расстроенная Катя не особо рада ее соседству.
- Мы с мужем поженились сразу после школы. Сначала, вроде, жизнь нормальной была. Потом он стал обвинять меня в моей  несексуальности, усталости. А откуда она будет, если весь дом на мне, хозяйство тоже. И еще работа. У вас, видно, те же проблемы?
Катя вздохнула:
- Именно.  Еще плюс ревность и желание мужа, чтобы все подчинялись ему. И вся жизнь шла только по его сценарию. Как он сказал, так все и должно быть.
Она вкратце рассказала о последних событиях в семье.
- Господи! Как же вы терпите все это? И смерть родных, и нападки мужа, и отчаяние?! Так ведь и свихнуться можно. Ну, ясное дело: у вас полоса испытаний и невезения началась. Случается такое.
 - Что же мне делать? Как жить? Сил уже нет терпеть все это.
 - Главное, не принимайте судьбоносных  решений на горячую голову. Отдохните, осмыслите. Может, с дочерью  поговорите. А там видно будет. Сходите в церковь. Бог никого без помощи не оставляет, когда его о чем-то просят.  Смотришь, и решение придет  в нужное время.
     У дочери были занятия в училище, когда приехала ее мама. Ее подружки, Ира и Карина, незаметно провели ее мимо окошка вахтера. И Катя несколько суток безвылазно провела в их комнате. Она днями и ночами обдумывала, как ей лучше поступить.
  Бог посылает человеку столько испытаний, сколько ему под силу выдержать. И при этом не озлобиться. Катя злобы не чувствовала, хотя боль и обиду испытывала очень сильно. Ее мозг постоянно терзали вечные загадки: когда же этому придет конец, и за что ей давались эти испытания?
     Марина, как могла, скрашивала тяжелые времена в жизни мамы. Один раз в воскресенье она вытащила ее побродить по городу. На обратном пути они зашли в фотоателье и сделали совместный снимок на память. Затем  пошли в сторону Храма.
- Мама, не расстраивайся! Этот скандал ведь не первый в твоей жизни. Отец мастер находить причины, к чему придраться или унизить. Может, ему надо опустить тебя до своего уровня, чтобы не ты его в чем-то упрекала, а он тебя. Все пройдет, как только сходим в церковь,- рассуждала вслух дорогой Марина.
 -  Ты и права. Но у меня от этих событий и скандалов ноги уже подкашиваются. И все из рук валится. Мое терпение на исходе. Я больше не выдержу, честное слово.
 - Мамуля, милая моя. Ты  и не такое переносила. Господь  не посылает непосильных испытаний. Значит, выдержишь и это.
  В тот день, когда Катя спозаранку уезжала на автобусе к дочери, ее муж прибрел в очередной раз к сыну. Дверь в хату была открыта. Наташа рано утром ушла с детьми в поликлинику на прививки. А Иван чистил поддувало у печи.
  Максим потихоньку вошел в хату. Он считал, жена должна была скрываться от него именно здесь. Когда он ее не обнаружил, то сел посреди комнаты на стул возле стола, обхватив голову двумя руками, и тяжело дышал.
  Он, казалось, совсем обезумел от горя. Его руки дрожали, а суставы пальцев побагровели от напряжения. Он сначала завел разговор с сыном на отвлеченную тему:
– Ну, как работа? Как семья?
 
– Все нормально, – ответил настороженный сын.
       Он ясно понимал, что отец пришел неспроста. Что-то, видимо, случилось. Не зря же он уже во второй раз приходит к ним. В первый просто прошелся по комнате. И ушел. Что ему надо теперь? И, скорее всего, всему виной был он сам. Поэтому боится начинать разговор с главного. А кружится вокруг да около. Наконец, отец с болью в голосе заговорил:
               
                Подглава 3. Максим в отчаянье идет к сыну. Смерть матери Максима.
 
– Мы вчера с матерью сильно поругались… – Он молчал.
Сыну  стало ясно, почему отец был  взволнован. Он вдруг представил, каковы были масштабы этой ссоры, если мама покинула дом.
     Потом отец с трудом выдавил:
– Я ее полночи искал. А она ушла от меня. Сначала я не придал этому значения. У нас, как и во всех других семьях, иногда случались размолвки раньше. Но обычно мы мирились очень быстро. А теперь она меня бросила. Она к вам не приходила?
– Мне очень жаль, папа. Но мамы у меня в доме, как видишь, нет, – ответил сын. – Я ее не видел со вчерашнего вечера. Она  не раз тебя предупреждала, что оставит тебя, если ты не перестанешь пить и устраивать потом в семье » Варфоломеевские ночи».
     – Никаких ночей я не устраивал. Я просто высказал ей, что в то время, когда у нас горе, незачем устраивать празднование дня рождения твоей дочери.
– Мы никаких празднований и не устраивали. Мы помянули погибших и потом поздравили Настеньку. Причем здесь мама? Мы пригласили всех родных, чтобы отвлечь маму и бабушку от беды, дать ей понять, что мы рядом с ними.
– Она не должна была ходить к вам в гости. У нас горе. А она пошла веселиться.
Сын все больше терял терпение и самообладание:
– Да как тебе, отец, не стыдно. Если кому и больно сейчас от потери близких родственников, так это именно маме и бабушке. Их наоборот, надо было отвлечь от дум и успокоить, а не устраивать дебошь.
    Что касается веселья, то мне кажется, живя с тобой немало лет, мама давно забыла, что это такое. У нее одни заботы да тревоги. Она давно разучилась радоваться и смеяться. Значит, сейчас ты ее допек до самого края, раз она выполнила свое обещание.
    – Так ты знал о том, что она собиралась меня бросить? Почему же, сын, ты не сказал мне об этом?
  Отец спрашивал об этом с болью в голосе, будто ничего не слышал из ранее сказанного сыном. У него такое часто случалось. Вроде и слушает, о чем говорят, а мало, что слышит.
– Я считал, что это не мое дело. – ответил сын, – думал, вы взрослые люди, и сами решите свои проблемы. Яйца курицу не учат.
– Не твое дело? – взорвался отец – Мы твои родители. А тебе до нас дела нет?! Если это не твое дело, то чье?
  Он опять начал тереть виски:
– А ты подумал, что я буду делать без нее? Ты можешь мне сказать, что будет стоить моя жизнь без нее? Зачем, как ты думаешь, я всю жизнь вкалывал, не покладая рук? Да чтобы у нее и у вас все было, о чем вы мечтаете! Пусть не все у меня получилось. Но я старался!
– Ты действительно много работаешь, но еще больше пьешь и… – начал сын, но отец не дал ему продолжить:
– Может, и пью, но на свои, честно заработанные! А ей все мало. Все ей больше и больше надо. Вот если бы я нашел клад, она бы от меня ни за что не ушла. Все женщины одинаковые, они обожают деньги.
Слова Ивана так обидели отца, что он даже в лице изменился.
Сын не хотел спорить с отцом и на его слова уклончиво ответил:
– Боюсь, мне нечего сказать по этому поводу. Я в ваши личные отношения не вникал. Хотя, если честно, не замечал в маме тяги к богатству.
– Знаешь, сынок, я никак не могу понять, почему она так поступила со мной. Я ее любил и относился к ней, как к королеве, – на полном серьезе сказал отец.– Вот в этом-то и вся проблема. Я был слишком добр к ней, – Рассуждал он вслух. – Она получала все, что хотела. Я позволял ей витать в облаках и притворяться, кем на самом деле никогда не была. Я потакал ей во всем, а надо было держать в ежовых рукавицах.
    Он закрыл лицо своими огромными мозолистыми руками и разрыдался так, что слезы просачивались меж пальцами и текли ручьями по ладоням и запястьям.
       Это высказывание отца привело Ивана просто в бешенство. Он онемел от наглости, противоречащей действительности:
– Это она-то у тебя жила, как королева?! И ты без зазрения совести говоришь это мне, своему сыну, и жалеешь себя? Да ты всю жизнь крыл ее матом за дело и без дела, избивал и унижал ее. Она боялась возразить тебе, лишь бы ты не взорвался и не начал в очередной раз учить всех нас уму-разуму. Она дрожала, как осиновый лист, прислушиваясь к твоим шагам, чтобы по ним определить, трезв ты или пьян, какое у тебя настроение. Не жизнь у нее с тобой была, а сущий ад. И ты еще смеешь говорить мне, что любил ее и был добр, – взорвался от негодования всегда лояльно настроенный сын.
  Конечно, отец считал, что имеет право воспитывать свою жену под себя, в том духе, который был ему удобен. Но все знали, он за всю совместную с матерью жизнь ни разу не признал своих ошибок и не раскаялся ни в чем. Для него существовало только два мнения: его собственное и неправильное.
    От неожиданности Максим хотел что-то возразить Ивану, но так и не смог выговорить пришедшего ему на ум возражения. Его била нервная дрожь, сотрясая даже плечи. На короткое мгновение сын пожалел, что высказал свою точку зрения. Но, вспомнив, как тот всю жизнь мучил семью, издевался над ним, его матерью и сестрой, ему вдруг так и захотелось сказать:
– Ты себя ведешь так от безнаказанности. И ничего страшного: поплачь хоть раз в жизни, побудь в нашей шкуре, почувствуй, что чувствовали мы каждый раз после твоих издевательств.
    Всех его слез не хватит, чтобы вымолить прощение за все необдуманные поступки, что он совершил, создавая рай для себя в своей семье. Все его боялись, исполняли его прихоти. А он жил, считая при этом себя идеальным мужем и отцом.
    Когда отец, наконец, смог вымолвить слова, сын был просто ошеломлен:
– Я никогда ее даже пальцем не тронул, как и  детей.
– Что? – от удивления у Ивана сузились глаза, – Ты кому это говоришь? Посторонним людям или своему собственному сыну? Ты нас не бил? Да мы помним силу твоей доброты и любви. Что, думаешь, мы ничего не помним?
         А отец снова разрыдался. Когда он успокоился, сын подошел к нему ближе. И, низко наклонившись, сказал:
– Вот, что сводит меня с ума в нашей семье, отец. Мне теперь уже плевать на то, бил ты нас или нет. В самом деле. Но я не могу выносить того, что, сталкиваясь лицом к лицу с очевидным фактом, от тебя можно получить ответ, совершенно противоположный очевидному.
  Но ты должен, наконец, уяснить, что всю жизнь  ты зверски обращался с мамой и с нами, твоими детьми. Не все время, не каждый день. И даже, может, не каждый месяц. Но мы никогда не могли заранее знать, что и когда выведет тебя из себя и чем закончится твой очередной приступ гнева.
  Ты гонял нас по дому, как футбольные мячи, молотил по нашим головам, как по боксерской груше. Мы  научились быть тихими, безропотными, папа. Ходить на цыпочках и шепотом разговаривать, когда ты бывал дома или спал, особенно, если был пьяным. Научились бояться и плакать, не произнося не звука.
  А мама всегда была примерной женой для тебя. Она запрещала нам с сестрой рассказывать посторонним о наших скандалах и побоях в доме. Она не хотела сплетен, сочувствия и жалости. Она очень гордая. А ты ее постоянно унижаешь и оскорбляешь.
– Ты все врешь, – вдруг заявил отец. – Это она тебя настроила против меня. Она-а натравила сына на родного отца. Ну, что ж! Травля вам удалась на славу. Я был добр к вам. И в этом моя единственная ошибка.
– Ты никогда не изменишься, отец, если не признаешь свои ошибки. Не мне тебя учить жить. И все же я напомню тебе один эпизод из нашей, как ты говоришь, счастливой жизни. Ты помнишь, когда Марине исполнилось 10 лет?
       Мы тогда решили отпраздновать эту дату. Мама испекла торт, накрыла на стол. И позвала тебя к столу. Мы с нетерпением ждали праздника. Но ты даже не пошевелился, сделал вид, вид, что ничего не слышал, продолжая смотреть футбол по телевизору, хотя всегда считал, что смотреть его, значит, терять зря время.
    Мама еще два раза позвала тебя к столу.  Не знаю, может вы ссорились накануне или еще что. Да это и не важно. Ей надоело тебя упрашивать. Она повысила голос:
– Максим, ты меня слышишь? – И направилась к тебе ближе. – Давно пора поздравить дочку с днем рождения. Да и продукты на столе остывают.
     Ты снова не обращал внимания на маму.
– Оставь его, мама, – сказал я, – наклонившись над маленькими, дрожащими огоньками зажженных именинных свеч.
– В конце концов! Мы тебя ждем! Не порть праздника дочери,-  потеряв терпение, громкого сказала мама. И выключила телевизор.
    Я не видел в тот момент твоих глаз, но видел, как распрямились твои плечи. Ты дотянулся до стола, взял граненый стакан, поставленный для морса, налил в него до краев водки, залпом выпил и заорал:
– Не смей подходить к телевизору! На хрен мне ваш день рождения! Я смотрю телевизор! Я не баба! Нет у меня детей!
– Максим, ты же всегда говоришь, что любишь своих детей. Прошу тебя, не обижай  дочь, – не обращая внимания на прежние твои слова, попросила тебя мама.
– Где это видно, что это мои дети? Ты пожалеешь, что родилась на свет, если сейчас же не включишь телевизор, – сквозь зубы процедил ты.
– Ничего, мама, мы уже привыкли к такому обращению. Все в порядке. Включи ты ему телевизор, как он хочет, – сказал я.
Но мама уже была обижена до глубины души.
– Не включу, – сказала она. – Когда мы разрежем торт, и поздравим Марину, ваш отец сможет смотреть все, что его душе будет угодно.
    У меня тогда внутри все оборвалось. И я беспомощно наблюдал, как ты медленно поднялся с кресла, сверкая глазами, как загнанный тигр, и толкнул маму на пол, схватив ее за волосы и ставя на колени перед телевизором. Сестра в ужасе сжалась в комок и громко закричала.
– Включи телевизор сейчас же, – приказал ты маме, – и не смей мне указывать, что и когда мне делать в собственном доме. Это мой дом! Скажи спасибо, что я позволяю тебе и твоим выродкам жить в нем!
    При этих словах ты ударил маму лицом об экран. Я удивился, как от такого удара не разбился телевизор. Мы с сестрой кричали так, что задрожало пламя свечей. А у мамы все лицо было в крови, и она уже струилась по ее единственному красивому платью.
– Включи его, мама, – в ужасе снова закричал я.
    Марина соскочила со стула и бочком, стараясь не подходить к тебе, протиснулась к телевизору и включила его. Послышался шум трибун и голос комментатора. Ты дотянулся до выключателя, потянув при этом и маму за волосы. И снова выключил телевизор.   В комнате наступила гнетущая тишина.
– Я тебе, – делая ударение на слове «тебе», прошипел ты в глаза истекающей кровью маме, – сказал включить телевизор. Ты что, оглохла? Какой пример ты подаешь детям? Они с детства должны испытывать уважение к отцу, к мужчине, а ты подрываешь мой авторитет.
     При этом ты сильно накрутил на руку мамины волосы, которые растрепались от твоего «внимания». Марина плакала и тряслась от страха. Она просила тебя не бить маму. И снова включила тебе телевизор. Ты от злости бросил маму, и пнул ногой Марину. Она упала и ударилась головой о пианино. Мама подбежала к ней, они обнялись и зарыдали.
    Но тебе было мало. Ты медленно снова приблизился к ним. Схватил обеих за волосы и оттянул в разные стороны. Кипя злобой, ты ударил маму по голове, она упала. Но быстро поднялась, крикнув нам, чтобы мы убегали,  и попыталась убежать  сама. Но ты в два шага догнал ее и, свалив на диван, стал душить.
    Мы с Мариной вцепились в твои руки с обеих сторон. Марина умудрилась укусить твою сжатую на горле мамы руку. От боли ты отшвырнул нас, как щенков, в стороны и на время отпустил маму. А мы в это время выскочили из дома. Ты схватил ружье и побежал следом.
    Но мы ведь люди цивилизованные. И хотя нам было мало лет, не хотели выносить сор из избы. Избегая людей и дрожа от страха, мы с сестрой спрятались в бурьяне, неподалеку от дома. И переживали: где же мама? Ты долго ходил с ружьем по двору, разыскивая нас. А, скорее, свою, как ты говоришь, королеву. Но хвала Богу, ты не заметил ее за деревом возле забора.
     Когда ты отправился на поиски в поселок, мама пробралась в дом за теплыми вещами, деньгами и документами. И задами огородов добралась до нас. Мы дрожали от холода и страха. Прячась за кочками, мы добрались до трассы, чтобы уехать подальше от твоего дома и тебя самого. И после этого ты еще  говоришь, что относился к нам излишне доброжелательно?
– Все, хватит! Вы все меня ненавидите. А во всем этом виновата мать, которая детям с детства должна внушать уважение к отцу. А она этого не сделала. Ну, ничего. Вы еще пожалеете обо всем этом, пригрозил он в пустоту. И ударил по лежащей на столе книге, в которой по случайному совпадению было написано: величайшая добродетель мира – это честь семьи. И только самые лучшие люди достойно хранят ее.
– И все-таки ты, отец, подумай, может, надо изменить свое отношение к близким. Я не враг тебе. И люблю вас с мамой обоих. Но если ты не раскаешься, мама к тебе вряд ли вернется.
    Отец слов сына уже не слушал. По пути домой он зашел в магазин,  купил водки. И поспешил домой. Несколько дней он не выходил из хаты. Все алкаши окраины села и старшие дети школы – интерната, что находился на соседней улице, составляли ему компанию за столом в эти дни.
    Когда кончалась выпивка, кто-то из гостей брал деньги у хозяина и пополнял ее запасы. А заодно они опустошали семейные  ценности во дворе под навесом, еще не все занесенные в дом после прихода контейнера.
    В одну из таких попоек родные сестры сообщили Максиму, что умерла  мать, страдающая длительное время от рака. Он сразу протрезвел. Как он мог несколько дней упиваться своим горем и совсем забыть о матери!? Пьянки в его хате прекратились.
     В большинстве своем люди покидают этот мир так, как и жили; кто-то с шумом и упреками, а кто-то тихо и незаметно, как его мать. И от людей на земле остаются только таблички на могильных надгробьях с двумя датами через черточку, чтобы родные и близкие могли прийти к могиле, помянуть когда-то близкого им человека.
    Многим людям это расставание приносит беды и горе. Для Кати и Максима смерть матери оказалась тем связующим звеном, которого не хватало им для примирения. О том, что не стало бабушки, Марина узнала из телеграммы. И сказала об этом маме. Куда делись у той сразу сердечные обиды,  боль и  переживания. Она тут же собралась ехать в село, чтобы проститься со свекровью и помочь золовкам в устройстве похорон.
  Автобус, как назло, несколько раз ломался и поэтому опаздывал. Катя с дочерью и будущим зятем прибыли в село, когда похоронная процессия уже двинулась в путь.
    Катя в начале замужества все больше молчала, накрепко сжав зубы и проливая слезы, потом стала отвечать на его обвинения и оскорбления, опять же проливая слезы. Ни то, ни другое не действовали на мужчину успокаивающе.
  Сразу же из толпы провожающих Катя выделила своего мужа. Он изменился. Стал худым, бледным и с щетиной на лице, будто неделю не брился. В глазах его была такая тоска, что Кате стало жаль его.
    Она тут же взяла его под руку и пошла рядом. А он признательно прижался к ней. Слезы катились из глаз обоих. В похоронной процессии это было вполне естественным явлением.
    Глядя на  жену, Максим подумал: всего несколько лет назад она была очень даже хорошенькой. Сейчас ее портило выражение покорности и смирения. Он заметил легкие морщинки у глаз. И вздохнул: его поведение стало виной их появлению. Плечи  Кати были опущены от  прискорбия. Когда у нее все было в норме, она была всегда прямой и высоко держала  голову.
    Жизнь и неприятности слегка лишили ее свежести, которой была отмечена ее юность, но сделали ее еще более утонченной. В ней виделась чистота небесного создания в сочетании с плотской привлекательностью.
    Находясь рядом с Катей, которую он мысленно уже потерял, как и тягу к жизни, Максим вдруг подумал о возможности вернуть ее. Стоит только попросить прощения с обещанием взяться за ум. Она не раз прощала его, потому что любила. Когда женщина любит, она прощает обидчика.
     Кто знает, может, повезет и в этот раз. Как ни странно, она снова простила своего дебошира. Но, если ей слишком часто придется это делать, то может наступить конец ее терпению и чувству тоже. Ведь у него тоже есть предел.
  Они вновь были рядом. Мысль о воссоединении навсегда, на всю жизнь была для них обоих спасательным кругом. Она спасала их от одиночества. Лучше в жизни быть нужным кому-то, чем свободным и никому ненужным. Жена, словно солнечный луч, снова проникла в его душу. И осветила все ее уголки, которые устали жить в последние дни без этого света.
  Каждый мужчина, как ребенок, нуждается в тепле и ласке. Они могут любить по-разному, но в собственной потребности они всегда одинаковы. Максим хоть и был иногда сентиментален, иной раз загорался, как спичка, от одного неосторожно брошенного слова.
    Тогда сценарий скандала трудно было предусмотреть: то ли он приступит в конце него к кулачному бою, когда в роли груши неизменно оказывалась его жена, то ли громко хлопнет дверью и уйдет. Второе, конечно, было предпочтительнее. Но случалось очень редко.
    Приступы агрессии у Максима случались часто, но в остальное время он находился в хорошем настроении и добрым сердцем очаровывал сердца окружающих. Особенно женщин. Как в нем уживались вместе добропорядочность и просто садистские наклонности, Катя на протяжении долгих лет совместной жизни, не могла понять.
 
                ГЛАВА 9.  Нищета толкает Евсеевых снова в поездку  на БАМ.
                Подглава 1. Евсеевы едут на БАМ. Их приключения в дороге.      Встреча с мошенниками. Решение.
 
    Шло время. Максим с Катей решили, что слишком задержались в одном месте. Надо менять место жительства, и ехать туда, где будет и душе хорошо, и карманы не будут пустыми, чтобы они могли жить сами и иметь возможность высылать дочери сденьги для продолжения учебы.
    Катя написала письмо на БАМ, где в молодости с семьей была на заработках. Через месяц Евсеевы получили вызов от ЛС НГЧ с обещанием дать работу и жилье. При расчете из колхоза муж и сын убедились в правоте Кати, что их в конце года обманут. Вместо обещанных многих тонн зерна им выдали по 200- 250 килограммов фуража, которого вряд ли хватило бы даже на прокорм курей.
         Через несколько дней семьи Максима и Ивана, распродав всю скотину, что была у них, готовились отправиться на поиски лучшей жизни.
Катина мать отказалась ехать на север с дочерью, оставила ее жилье без присмотра, и поселилась в хате внука Ивана. Марина продолжала учиться в Ставрополе. Родители пообещали присылать ей деньги, чтобы она не чувствовала себя брошенной.
    Все в нашей жизни взаимозаменяемо. И всегда возвращается назад: добро – добром, зло – злом. Мы всегда получаем столько, сколько отдаем. Хочешь больше, больше и отдавай, Больше времени, сил, любви. И все вернется в самый неожиданный момент.
     Природа сыграла шутку с бывшим женихом Марины. В день рождения Марины, когда та была в Нефтекумске, в его доме играла музыка, слышались громкие разговоры и какие-то споры. Там был свадебный вечер по случаю создания новой семьи.
   Калитка была открыта настежь – для любого желающего поздравить молодых. Но соседи игнорировали это мероприятие. За столом так и оставались только родственники.
          Предав малолетнюю невесту, он  получил супругу  старше себя. Года через два у них появилась дочь. У  Евсеевых тогда к свадьбе дочери с этим парнем было готово уже все. Подготовилась к этой свадьбе и его мать. Судьба развела молодых. И хорошо сделала.
       Жизнь у новоиспеченных молодоженов не сложилась. Мать Женика часто жаловалась родным и знакомым, что Надежда ненавидит ее сына, унижает и постоянно гонит из квартиры в Подмосковье, что досталась ей после смерти матери. А дочка, хоть и любит отца, держит сторону матери. Опять-таки из соображений, чтобы та не обиделась и не лишила ее московской прописки.
          У дочери  перед  отъездом родителей произошел разговор с матерью. Катя тревожилась, что девочка остается на Ставрополье совершенно одна:
– Может, хоть на месяц поедешь с нами? Вдруг тебе там понравится?!
Она говорила это, укладывая последние вещи в чемодан.
– Не переживай, мамочка! Я обязательно к вам приеду. Чуть позже. Ты только не волнуйся. Знаешь, у меня такое предчувствие, словно здесь меня что-то удерживает. И если я покину эти места, то лишусь чего-то важного для меня. Того, ради чего я живу. Видно, сама судьба меня удерживает здесь.
– Дочь, ты пугаешь меня. Уж не Женик  до сих пор не дает тебе покоя?
– Ни в коем случае! Предателей я не люблю.
У матери, словно с души сняли немалый груз.  Она улыбнулась своей не по годам смышлёной дочери:
- Ну, если только судьба удерживает. С нею, конечно, тягаться никто не в силах.
 Больше к уговорам не приступала до самого отъезда, несмотря на сосущую внутри боль. Она видела непреклонность дочери в своем решении. И уважала его. Ее стойкость даже подняла дочь в глазах матери. Марина выросла. Она имеет свое мнение и судьбу и стремится к ней. Какая мать не желает добра дочери? Разве можно теперь встать поперек ее жизненного пути?!
    И вот рано утром 25 августа 1995 года  Евсеевы пошли в сторону трассы с надеждой уехать до Ростова автобусом. Он не остановился. Водителя испугало избыток багажа возле голосующей толпы. Тогда семья отправилась на перекладных до районного центра. И лишь через несколько часов их забрал следующий ростовский автобус.
  К вечеру Евсеевы прибыли к нужному пункту. Они с поклажей поспешили к выходу. Теперь люди из прибывшего из Ставрополя автобуса разделились на два потока. Одни спешили к городским трамваям, другие торопились на вокзал. Евсеевы направились к кассам за билетами на ближайший поезд в Тынду. При этом надо было пройти сквозь шеренгу киосков, где хозяйничали» новые русские».  Катя осталась  с оставшимся багажом.
       То тут на привокзальной площади, то там слышалось:
– Молодой человек, позолоти ручку, всю правду расскажу…
– Помогите, люди добрые, чем можете, потеряла документы…
– Девушка, выньте, пожалуйста, ну что вам стоит, счастливый билетик для меня,
     Многие из потока будущих пассажиров уверенно проталкивались вперед, не обращая внимания на площадных бесцеремонных мошенников и попрошаек. Они не раз сталкивались с таким видом мошенничества, когда хитрецы безнаказанно обдирали до нитки доверчивых людей, стоило только тем  обратить на них внимание или проявить интерес. Иван прошел мимо и был уже далеко впереди  отца.
       Максим нес две тяжелые черные новомодные сумки чуть ли не до пола с кучей карманчиков и отделений. Он, как самый серьезный и аккуратный,  являлся главным хранителем денежных средств, выделенных для поездки. Семья ведь отправлялась не отдыхать, а на новое место жительства.
       Максим всегда был самым твердым и неприступным для всякого рода мошенников. Хотя и считается, что своя ноша не тяжела, у него занемели плечи именно на площади. Он остановился, чтобы размять онемевшие места. Поставил поклажу на асфальт.
       Тут же возле него возникла девочка-малолетка и попросила его, подняв на него взгляд серых глаз, окаймленных густыми и длинными ресницами:
– Молодой человек! Помогите мне вытащить счастливый билетик! Я же вижу, что вы добрый и удачливый человек! Никак не могу отыграться, все почему-то не те номера достаются!
       Максим был падок до женской лести и красоты. И всегда втайне от всех считал себя Робин Гудом, спешащим на помощь каждой из  женщин. Девушка очаровала его сразу же. В ней виделась какая-то затаенная грусть. Она была очень красива, но это не помешало Максиму заметить, что она чем-то расстроена. Взгляд темных глаз девушки разбередил душу Максима:
– Как скажете, – сделал он галантный жест.– Ведите, обязательно помогу!  Она тряхнула головой, отчего волосы улеглись волнами по ее красивой головке. И вальяжно завиляла бедрами впереди Максима, который теперь ничего не видел вокруг, кроме нее впереди себя.
       По дороге он наставлял ее, что впредь не стоит никогда связываться с вокзальными мошенниками. И что, прежде, чем что-то сделать, надо сто раз, а то и тысячу раз подумать.
       Девушка подвела выделенного из толпы Максима к столику с лототроном. И, хлопая густыми ресницами, спросила у мошенника:
– А можно за меня вот этот молодой человек вытащит билетик?
– Да ради Бога! – ответил тот.
    Максим достал билет из барабана и отдал его в руки очаровательной просительницы.
    Та подпрыгнула от счастья, осветившего ее недавно расстроенное лицо!
– Ура! Вы помогли мне отыграть половину моего проигрыша! Я Вас умоляю, достаньте для меня еще один счастливый билетик, – стала умолять Максима она, видя, что он уже повесил на плечи сумки. И собирался покинуть неприятное ему место.
– Ну что Вам стоит прийти на помощь попавшей в беду девушке? У Вас ведь легкая рука, – уже не просила, а вопила во все горло собравшаяся вокруг игроков толпа.
На лице Максима заиграли желваки. Его ждала семья с малышами в здании вокзала, а он, вопреки своим принципам, крутится возле жуликов.
     Он быстро достал второй билет. В результате выигрышем покрыл якобы долг девушки. А оставшиеся после оплаты проигрыша 200 тысяч рублей просительница отдала ему за труды:
– Это ваша доля. Спасибо Вам за помощь!
    Тут в голове Максима прямо помутилось. Подумать только. Двести тысяч рублей всего за 2 минуты. А он годами растит скотину, чтобы заработать эти желанные ассигнации. И решил тогда он взять несколько билетиков на доставшиеся сотни. Вдруг повезет! Вот обрадуется Катя! И снова удача. Стол продавщицы билетов обступили какие-то зеваки. Подбадривают Максима, дают советы.
  Мужик, что продавал билеты лотереи, сказал, что Максим имеет право теперь выигрыш не забирать, а сыграть с ним в супер – игру. Если в ней попадет выигрышный билет, он заработает в несколько раз больше.
    А для этого стоит только доплатить небольшую сумму.
Максим полез во внутренний карман за необходимой для доплаты суммой.
– А, была – не была, – согласно махнул он рукой.– Вот обрадуются все, когда он выложит перед ними целые пачки выигранных за несколько минут новеньких ассигнаций!
    Тут произошел неожиданный перелом в игре. Он не только не выиграл, а еще и остался должен. С двух сторон его под руки подхватили какие-то два мордоворота, а третий, отвесив Максиму удар коленом ниже пупка, из внутреннего кармана его куртки достал все деньги от продажи коров, лошадей и баранов, выращенных огромным трудом.
    Максим, оказывающий активное сопротивление, получил касательный удар ножом в область живота. И почувствовал, как горячая струйка крови сочится по телу. Он побелел от нахлынувшей беды.
       Катя, подоспевшая к нему на помощь,  увидела страшную картину:
- Что вы делаете? Отдайте деньги! Как я буду добираться с семьей до БАМа? У меня ведь двое малышей! Вы у меня всю наличность забрали,- кричал белый, как полотно, муж.
- Заткнись, придурок,- отозвался один из мордоворотов, когда пырял его в живот.
- Тебе, что,  мало досталось,- врезал кулаком в лицо другой мужик.
 Максим выплюнул слюну с кровью  и уже тише крикнул:
- Отдайте деньги. Прошу вас.
- Ну-ка быстро деньги отдайте! А-то милицию позову!- заорала во все горло Катя. И бросилась к мужу.
       Но зря она  пугала их милицией. Та, как назло, куда-то пропала, хотя обычно их бывало здесь больше, чем самих пассажиров. На всей площади не виделось ни одного милиционера в форме. Все тщетно. Бандиты врассыпную разбежались в разные стороны.
     Тогда девушка, пригласившая Максима помочь ей отыграться, протянула ему тщательно завернутые в полиэтиленовый пакет пятьсот тысяч рублей.
– На, мужик! Может, тебе с семьей хоть на обратную дорогу хватит! – сказала она, делано хлопая своими мохнатыми ресницами, обрамляющими ее красивые серые глаза, которые в этот миг выглядели уже не обиженными, а чуть-чуть раскосыми и виноватыми.
    На этом происшествии неприятном злоключения семьи в Ростове не закончились.
Нужный им поезд «Кисловодск-Тында» ходил всего 2 раза в неделю. И на него, хоть и будет он в полночь на следующие сутки, уже были проданы все билеты.
  Евсеевы были расстроены не на шутку. Они лишились трех миллионов рублей, назад дороги  нет, и  им следует как можно скорее находить выход из создавшейся ситуации.
     Они купили оставшиеся в малом количестве купейные билеты до Пензы. Им надо было любыми путями попасть в Челябинск, через который каждый день проходил поезд « Россия». На Пензенском вокзале семья находилась целые сутки, расположившись табором  прямо посреди зала ожидания.
Плакали годовалая Настя и трехлетний Саша:
- Хочу кушать! Хочу спать.
 Родители то доставали еду из сумок, то гремели горшками. Укачивали по очереди  малышей на руках  или укладывали спать прямо на сумки. Все были измотаны.
    Одна  из встречающих дала Кате номер телефона здешнего предпринимателя:
- Думаю,  в сложившейся ситуации он будет вроде палочки-выручалочки. Заработаете денег на дорогу. Успокоитесь. А там уж решите: ехать дальше, или остаться жить и работать здесь. У этого человека сеть кафе и ресторанов, собственное производство и строительство увеселительных и туристических заведений.
- Но нам ведь, кроме работы, нужно еще и жилье,- с сомнением отозвалась Катя.
- Он в городе считается самым перспективным бизнесменом. С ним считаются в мэрии.
  Катя позвонила по этому телефону, договорилась о встрече  с предпринимателем. И старшие из семьи с сыном отправились к нему в контору. Наташа с детьми осталась возле вещей.
    Самого предпринимателя на месте не оказалось, а начальник отдела кадров, презрительно оглядывая с ног до головы Евсеевых, слушала их рассказ с недоверием:
- Вы думаете, стоит  только захотеть, и все бросятся к вам на помощь? Нет, милые мои, откуда нам знать, насколько правдиво вы рассказываете о своих приключениях в пути? Может, вы все выдумали!
  Этим начальник отдела кадров вызвала в Кате ответную неприязнь:
- Прошу прощения, мы договорились о встрече с вашим начальником. Раз его нет, весь день ожидать возле кабинета мы не станем. Вот наши реквизиты, если он действительно испытывает нехватку в рабочей силе, то сможет до вечера найти нас на вокзале.
Мужчина хмыкнул в ответ, но бумажку с именами, фамилиями и специальностями взял.
  Примерно через час к залу ожидания подъехала крутая машина. Вышедший из нее вышел мужчина, стал глазами искать кого-то. Потом направился  к Евсеевым, на ходу говоря:
- Здравствуйте! Это вы сегодня созванивались со мной насчет работы?
- Да. Мы и в конторе вашей уже были.
- Знаю, мне передали вашу записку. Хорошо, что вы еще не уехали.
- В офисе нам не особо обрадовались, приняв за бомжей, и дали понять, что не очень-то в нас нуждаются.
- Не обращайте внимания! Нам на стройке жизненно необходимы трактористы. У вас сейчас есть время? Когда ваш поезд?
Максим переглянулся с женой:
- Времени у нас еще много. Поезд будет ночью.
- Вот и хорошо. Если  не возражаете, мы прямо сейчас поедем на объект.
- Вот это разговор. Поеду с удовольствием.- Максим был рад, что начальник не разговоры разговаривает, а действует, принимая решения на ходу.
Уже в машине руководитель рассказывал:
 -  Я сейчас занимаюсь строительством базы отдыха в березовом лесу на берегу Сурского водохранилища. Строим там домики, баню, летнюю кухню, коттеджи для обслуживающего персонала. Вот увидите, какая там красота. Природа просто необыкновенная. Воздух такой, что не надышишься!
- А какая у вас погода здесь?
- Летом в городе бывает достаточно жарко. Думаю, наши тихие места и уютные беседки помогут горожанам укрыться от палящего зноя.
    Примерно через час Евсеев увидел действительно неописуемой красоты места. Строительная площадка была со всех сторон окружена березами и хвойными деревьями. Воздух был свежим и наполненным хвойным ароматом.
Максим, вдыхая его, произнес:
- Вы правы, первобытность и гармония с природой  сделают отдых незабываемым.
Тут он увидел коня, привязанного за ногу. Тот запутался так, что предприниматель, пытаясь распутать его, ворчал:
- Орлик, дорогой! И чего ты вечно путаешься в этой веревке? Ну что мне теперь делать с тобой?
- Одну минуточку,- улыбнулся Максим.
Он поднял ногу коня, раскрутил веревку. И через минуту конь уже спокойно смог щипать травку на поляне.
- Надо ему вертлюг сделать, тогда он не будет так путаться,- сказал он удивленному руководителю стройки.
- Как вы быстро с ним.- Восхитился тот.- Откуда такие познания?
- Мы вообще-то городские. Но в последнее время жили  в селе. Пришлось всякое увидеть.
- А можно посмотреть ваши Трудовые книжки?
- Пожалуйста,- протянул Максим документы.
- Скажу честно, документы сына особо не впечатлили. А вот ваши, Максим Филиппович, вызвали немалый интерес. У вас, оказывается, есть медаль за строительство БАМа.  Такие награды  просто так не даются. Их немалым трудом и потом зарабатывают. В общем, так скажу: вы мне подходите. Беру вас  трактористами на этот объект. А потом, возможно,  поставлю вас управляющим на базе отдыха. А что? Опыт работы на руководящих постах у вас есть. Человек вы обязательный и исполнительный.
- А кто по специальности ваша жена? Мне она показалась вполне интеллигентной.
- Катя? Так она счетный работник. Работала рядовым, старшим и даже главным бухгалтером.
- Думаю, она вполне справится с работой администратора. Жильем мы вас обеспечим. Сначала временным, потом постоянным. Питание у нас на стройке бесплатное.
    Назад ехали, обсуждая дела стройки, разговаривали о жизни вообще. Расставались почти друзьями:
- Итак, Максим Филиппович! Жду вашего окончательного решения до вечера. Телефон мой знаете. Да я, скорее всего сам ближе к вечеру  подъеду.
     Пока Максим осматривал строительный объект на месте, мать с сыном снова съездили в офис, поговорили с его посетителями. И узнали, что на строительстве перебои с денежными средствами. Рабочие получают зарплату с задержкой. Максим загорелся желанием остаться на стройке. Катя с сыном предложили любыми путями добираться до БАМа.   Решили ехать дальше.
       
                Подглава 2. Встреча с БАМом и друзьями.          
 
       Разногласия между членами семьи не сделали путь на север легче. На поездах старались ехать в общих вагонах, спать приходилось по очереди, приоритетом были лишь желания детей. На день покупали булку хлеба и картошку с огурцами на остановках. Сначала кормили детей. Потом, что останется после них, равными частями делили между собой.
    Максим всю дорогу был в упадочном настроении, у него болело сердце и место раны от ножа. От болей в сердце жена пичкала его лекарствами, взятыми с собой, от раны на животе использовали антисептик, чтобы туда не попала инфекция. А на душе у него кошки скребли.
    Он чувствовал себя виноватым, и в то же время злился на жену и сына. Сейчас бы они уже работали и зарабатывали деньги, а теперь только и делают, что тратят последние. На что собираются жить?
    Он, как и Катя,  не любил, когда ему кто-то советовал, и считал себя достаточно дальновидным, чтобы кто-то мог его чему - новому научить.  Для него сейчас главным было видеть, что его по-прежнему любят, уважают, считают сильным и умным.
    Тем временем поезд неторопливо, но упорно продвигался на север по бескрайним просторам России. Трое из пассажиров уже были в этих краях. Они улыбались своим воспоминаниям и от радостного возбуждения. Их не пугали ни жара, ни пыль. И пейзажи природы, что проплывали мимо окон поезда, не казалась  однообразными. Любая березка или излучина реки напоминали им о каком-нибудь памятном событии, произошедшем в этих местах:
- Мама, смотри, вон стайкой у реки стоят  березки! Мы с тобой там обедали, когда в обход ходили. Ты еще тогда грибов целую сумку набрала, а я ленка на папкину удочку поймал.
- Помню, сынок! Мы его потом распотрошили, обмазали глиной, на прутину повесили и зажарили над костром.
- Вот вкуснятина была!
- А мы с тобой здесь стаю волков видели! Помнишь? – загорелись глаза у Максима.
- Еще как помню! Только напомнил, внутри все от страха затряслось, как тогда.
    Целых десять лет они не видели этой земли вечной мерзлоты, цветущего багульника, зарослей жимолости, голубики, клюквы, брусники и стелющегося по земле болотного багульника. Не видели мест, где прошла их комсомольская молодость, где выросли дети и пошли учиться в школу:
- Как же я соскучилась по этим местам. Здесь неумолимый дневной зной сменялся ночными морозами, где звезды находились так низко, что казалось, протяни руки, и дотянешься до них.
- Да, ты права. Только здесь летняя ночь  длилась  три часа, а все остальное время  было светло, как днем. И мы не могли долго заснуть.
- А мы вечерами с друзьями поздно вечером всегда сидели на лавочке возле нашего дома и рассказывали страшилки. Потом кто-то из ребят вскакивал и, расставив руки, как крылья, кричал: « Я - черная рука. Поймаю вас сейчас!» Девчонки поднимали визг, мы боялись « в тряпочку». В окна выглядывали родители, и всех нас загоняли домой.               
     Четвертого сентября 1995 года поезд медленно подкатил вагоны к новому, красиво устроенному перрону станции, где жили их бывшие друзья-комсомольцы. Вагон с Евсеевыми оказался чуть впереди перрона. И они  по очереди спрыгивала на насыпь из крупных камней, передавая из рук в руки детей и багаж.
Вскоре они очутились в объятиях их бывшего мастера Роберта. Они ему позвонили  из телефонной будки в Тынде:
- О, привет моим дорогим  друзьям! Не усидел дома, как узнал, что едете. А вы совсем не изменились. Ну, только слегка, - поднял он над землей Максима и улыбнулся Кате.- А это, значит, Ваня с семьей? Молодцы, дети – главное в жизни, без них жизнь бестолковая получается,- обнял он Ивана и, улыбнувшись Наталье, потрепал малышей за щеки.
- Да и ты бравый, как солдат. Не верится, что прошло много лет. Вроде, и не было их. Ну, рассказывай, как работа, Оля, дети?
- А чего рассказывать, живем, как можем. Путейцев теперь мало. Сократили. Я продолжаю работать дорожным мастером. Старшим у нас   Урсул стал.  Оля моя тоже устроилась к нам, на пути.  Маму похоронили. Дети уже взрослые. Сами все увидите. Пойдемте скорей, Оля заждалась, наверное.
    Поселок за десять лет сильно изменился, стал обжитым и зеленым. Вокруг него кольцом находились дачи, которые как бы обнимали его. Со стороны железной дороги виделись постройки для ведения домашнего хозяйства. На перроне и возле домов росло множество цветов и деревьев.
- Как изменилось здесь все. Приятно посмотреть. То были голые камни да бетонные дорожки. Теперь зелено и красиво.
- В поселке многие часто вспоминают, как ты с детворой на тряпках из тайги отростки деревьев и корни цветов вместе с землей для озеленения  носила.
- Спасибо хоть помнят, а то ведь Сизифов труд был: мы сажали росточки, а в наше отсутствие кто-то вырывал их с корнем или затаптывал. Дети трудились, а толку мало.
Они всегда расстраивались, когда чья-то безжалостная рука ломала или выдергивала саженцы. А теперь поселок стал таким, каким хотели видеть его мы в те годы.
- Моя ты озеленительница! Представляешь, везде, где живет, развивает деятельность по этому ремеслу. В селе и то понасажала всякой всячины.
- Еще как понимаю. Кать, а помнишь, ты перед отъездом подарила нам ветку кубинской вишни?! Так вот она так разрослась у нас, что пришлось ее отдать в детский сад. Украшает там  холл теперь.
- Жива до сих пор, значит?! – У Кати сверкнули глаза.- Как это приятно, кто бы знал.
 - Смотрите! И в детсаду теперь много цветов!– Ваня показывал ладонью в его сторону.
 В окно выглянула жена Роберта:
- Хватит вам дома разглядывать. Еще успеете  рассмотреть! У меня все остывает.
Максим на ступеньках оглянулся на Роберта:
- А Маилян здесь или уехал?
- Здесь, куда ему деваться?! В Армении делать нечего. Да и армянская  родня  не больно его жену жалует.
- И как он?
 - Вот сейчас и увидишь. Спорим, ни за что не узнаешь?!
    Встреча с бамовцами оказалась горячей и радостной. На пороге квартиры встретился солидный Саша Маилян:
- Как хорошо, что вы приехали! Вчера только мы о прошлых годах  вспоминали. И о вас тоже. В Чечне ведь война. Живы ли?
Он проводил гостей за накрытый  стол.
Вид пышущего здоровьем мужчины не шел ни в какое сравнение с тем тощим, шустрым парнишкой, какого помнили Евсеевы.
. - Мы оттуда, Саша, еще до войны на Ставрополье перебрались.
- И как?
- Ну, как? Нищета. Все хозяйство вот продали, едем на заработки. Правда, в Ростове нас обокрали. Добирались впроголодь.
- И много забрали?
- Да все три миллиона, что были у Максима во внутреннем кармане. Мы их на дорогу откладывали. Хорошо, хоть я немного денег  глубоко в сумку спрятала – на первое время. А-то  не то что сюда,  и домой не могли вернуться. Да  как домой возвращаться, если мы вещи уже сюда отправили контейнером?!
Все столпились возле Евсеевых.
Саша процедил:
- Вот ворье! Работать не хотят, ищут, где плохо лежит! И как же теперь? С детьми и без денег?
- Попробуем выкрутиться. Может, займем  у кого.
- У кого вы сейчас займете? Все умными стали, дают под проценты,- вздохнула Оля.
Саша с Валей переглянулись:
- У меня возьмете! Без всяких там процентов. Когда сможете, вернете. Нам тоже с Валей было трудно в первое время, когда мы в Могот приехали. Кто нам помог тогда? Роберт да вы. Долг платежом красен. Так что знайте: полмиллиона можете взять в любое время
 У Кати навернулись слезы на глаза:
- Вот спасибо тебе, Саша! Век твоими должниками будем.
- Вот этого не надо! Мы не последний кусок хлеба доедаем с Валюхой. У нас большой свинарник на сто свиней, оснащенный по последнему слову. Открыли кафе с наемными сотрудниками. Жена моя уже не работает поваром в поселковой столовой, занимается ведением дел в  кафе. Мы с нею помогли  найти заработки здесь многим родственникам из Армении и Украины.
     Не зря Евсеевы решили навестить сначала друзей, а уж потом впрягаться в работу.
Роберт предоставил им кров и питание. Саша занял  пятьсот тысяч рублей на бессрочный период времени, хотя деньги им нужны были и самим. Как - никак в семье подрастало трое сыновей.
- А кто скажет, Чернышовы  уехали или здесь остались?
- Здесь пока, да они скоро должны подойти. Полинка бизнесом занялась: возит мебель из Приморского края.
- Почему оттуда?
- Так они по переселению туда скоро переберутся,- в голосе Вали появились нотки гордости. При вас же москвичи приезжали с опросом, кто, куда бы переселился отсюда?
- Да, я тогда тоже Приморский край указала, но только в случае, если это будет коттедж с землей.
- Вот многие и переселяются теперь при поддержке государства.
- Какая прелесть!
- Она все такая же стройняшка, как была?
Ответа не последовало, так как в дверь зазвонили.
- Вот и опоздавшие! Теперь все в сборе, - громко сказал Роберт.
В комнату вошел сначала Толик:
- Рад приветствовать всех!  Ого, сколько вас много!
Потом показалась дородная дама. Катя с трудом узнала в ней Полину.
- А почему нам не сказали о приезде Максима с  Катей? - Только голос ее остался таким же заливистым, как раньше.
- Сюрпрайз,- она присела в полу-реверансе.- Лучше скажите, почему задержались?
 Отозвалась Полина:
- Толика долго с работы не было. Чтобы не терять время зря, я занялась переборкой домашней аптечки. И представляете, что выяснилось? Судя по ее содержимому у нас две проблемы в жизни – успокоиться и не обгадиться,- поддержала она смех друзей.
 
 
                Подглава 3. Евсеевы приступают к работе. Звонок матери.
 
    Когда мужчины-Евсеевы вышли на работу, Катя с Наташей и  двумя малышами продолжала обустраивать временное жилье, предоставленное организацией в леспромхозе.
    У Кати болела душа за мать, оставшуюся в селе без чьей-то опеки. Она заказала переговоры в переговорном пункте:
– Мама, дорогая, здравствуй! Это я, твоя дочка Катя! Давай поговорим с тобой.
У меня болит душа за тебя. Как ты там? Справляешься? Или приехать за тобой?
    В трубке долго стояла тишина. Показалось, она длилась целую вечность. Наконец, холодный и какой-то отчуждённый и хриплый голос престарелой матери ответил:
– Я тебя слушаю. Хотя, думаю, ты вполне могла и не приезжать на переговорный пункт.
– Давай поговорим с тобой по-человечески. Я волнуюсь, как ты там одна. Справляешься ли? Я говорю, может, приехать за тобой? Ты только скажи! Я мигом примчусь. – У Кати капали слезы из глаз. – Хоть ты и не захотела ехать с нами, я чувствую себя виноватой, что не настояла. Почему ты молчишь? Сердишься на меня? Ну, пойми, я не могла поступить иначе.
    Нам очень надо было уехать на Север, чтобы встать на ноги. Мы совсем обнищали. Мужчинам не платили достойной зарплаты. И не было возможности где-то заработать, чтобы можно было за что питаться, одеваться и обуваться.
  А у Вани еще и малыши подрастают. Им, сама понимаешь, во время роста нужно усиленное питание, витамины, микроэлементы. А у нас и основных продуктов нет, – оправдывала свои действия Катя.
    Снова молчание. Она не знала, чем заполнить эту гнетущую тишину, как бездна, разделявшую их с матерью по разные стороны. Она пыталась мысленно представить свою  мать с телефонной трубкой в руке. И не могла.
     Потом в трубке раздалось шипение, затем послышался упрек в Катину сторону:
– Я тебе говорила, от твоего Макса не будет прока. Не может мужчина обеспечить семью, брось его. Найди достойного. Ты ведь никогда меня не слушала, тебе любовь подавай.              У Кати от неожиданности потекли градом слезы: вроде, это так легко, прожив жизнь с человеком, родив двух детей, в трудный момент избавиться от него, как от надоевшей дохода детали или вещи.
    В трубке снова послышался какой-то шум и треск. И материны язвительные слова:
– Надеюсь, вы уже надежно встали на ноги, как хотели при отъезде?
И это через месяц после расставания.
  На Севере  многие семьи хотят поправить материальное положение. Но это не значит, что здесь деньги раздаются за красивые глазки. Надо немало потрудиться, чтобы сделать хоть какой-то  денежный запас.
– Да, мама, стало немного легче. – Разговор явно не клеился. – Знаешь, у нас ведь в Ростове украли три миллиона. И до БАМа мы добирались впроголодь.
     Мать грубо перебила сбивчивый рассказ дочери:
– Меня совершенно не интересуют ваши денежные дела. Лучше скажи: чего тебе от меня надо?!- Тон, которым говорила мать, не предвещал ничего хорошего.
    Если что-то становилось  не по нраву матери, ее лицо принимало отстраненное выражение, а голос становился ледяным и безучастным, как сейчас. Катя беспокоилась о матери и хотела узнать, не приехать ли за нею. А та ее слова  не восприняла всерьез. Просто бросила телефонную трубку.
    Дочка не поверила собственным ушам, услышав длинные гудки. Она еще с минуту продолжала удивленно слушать эти страшные гудки, пока оператор не потребовала освободить телефонную кабину для разговора другого абонента.
       Первые месяцы работы были самыми тяжелыми. Огромная нагрузка пала на плечи мужчин. Кроме основной работы они каждый день разгружали по два-три вагона угля. Домой они приходили полуживые. Хватало сил только привести себя в порядок и поесть. Это в лучшем случае. Иногда, случалось, на еду не хватало сил. И кто-то из них засыпал прямо за столом.
    Катя с Наташей находились дома с детьми и, как могли, создавали там уют.  У них общими в коттедже были кухня, коридор и санузел. Каждая из семей заняла по комнате.  Ване с семьей досталась большая комната. Родители ютились в маленькой. Мебели никакой еще не было. Начальник котельной выдал им четыре мата из спортзала. На одном спали родители, на другом Ваня с Наташей. И два мата занимали  дети: трехгодовалый Саша и годовалая Настя.
    Для кухни Евсеевы нашли несколько пеньков. Что повыше, исполнял роль стола. Вокруг него расположили более низкие. На них они сидели во время еды. Времена тогда были не лучшие. Деньги за работу платили с задержкой. Иногда выданную зарплату приходилось растягивать на два-три месяца.
    Мир не без добрых людей. Когда Евсеевы появились в поселке, один из коллег продал им в долг на неопределенный срок мешок муки для выпечки хлеба. Он в магазинах был очень дорогой и не отличался качеством. Поэтому многие жители пекли его сами. У кого-то были хлебопечки, а остальные замешивали тесто вручную и пекли буханки в купленных формах.
    Потом организация заключила с торговой точкой договор, по которому разрешили отовариваться в магазинах на энную сумму в период невыплаты зарплаты. Евсеевы смогли  покупать рис, гречку, сливочное масло, чай и другие продукты.
    Где-то в ноябре пришел контейнер с вещами, четырьмя мешками картошки и несколькими баллонами самодельной тушенки. Евсеевы перебрали картошку на ту, которая еще немного может полежать, и ту, которую следовало употребить в пищу как можно скорее. Питание семьи улучшилось.
    Мебель после прихода контейнера перекочевала в комнаты, появился уют. Вскоре Максим и Катя получили трехкомнатную квартиру. Семья Ивана еще некоторое время оставались в коттедже.
    Когда Евсеевы немного освоились на новом месте и расплатились с Сашей Маилян, со Ставрополья пришла срочная телеграмма от кумы на Катино имя: «Твоя мама коме. Лежит больнице. Срочно приезжай». И все. Что случилось, не было понятно.
   
                Подглава 4.  Мать Кати в коме. Она едет к ней на Ставрополье.
 
       Перед отъездом Катя испекла много пирожков с картошкой. Немного отложила себе на дорогу. Остальные оставила на питание мужу и семье сына. Больше в дорогу взять было нечего.
    На поезд ее проводил муж:
- Очень прошу, Катя. Не замыкайся в своем горе. Пиши чаще и обо всем. Если соберешься домой с матерью или одна, пришли телеграмму.
- Постараюсь, Максим, держать вас в курсе происходящего.
Она всю дорогу боялась не успеть увидеться с матерью. Вдруг не сможет в последний раз попросить у нее прощения и простить ее. Нет ничего хуже неопределенности. Она даже не знала, жива мать или она уже едет зря.
        Из Ростова она мчалась на встречу с матерью последним автобусом. На улице валил снег. Дул сильный ветер. Было темно. Катя ничего не видела и не могла точно определить, где ей надо попросить водителя остановить автобус. В село автобус не заезжал. А до дома ей идти от дороги еще примерно два километра:
Она подошла к водительскому креслу и долго вглядывалась в ночную тьму на улице. Вот, кажется, нужный поворот на село:
- Остановите, пожалуйста, на повороте.
- А раньше вы не могли предупредить? -  Гневно сверкнул на нее глазами водитель.
Но стал нажимать прерывисто на тормоз.
     По всей вероятности, это был не тот поворот, потому что вокруг был пустырь с наносами снега на проезжей части. Тьма непроглядная, ничего не видно и не слышно. Она передвигалась с сумками по трассе. И нельзя было сойти в сторону. В кромешной мгле можно провалиться с сумками в снежные сугробы.
    Вдруг она каким-то шестым чувством поняла, что мимо нее проскочила легковая машина, так как послышался какой-то странный шорох, резко повеяло холодом и что-то коснулось полы ее пальто. Мурашки побежали по телу. Хорошо, на мгновение раньше она переложила сумку из той руки, мимо которой промчалась легковушка. Сумку та потащила бы за собой. А за нею и ее саму.
    У Кати взволнованно билось сердце. Боясь, что следующая встреча с транспортом на ночной дороге может окончиться плачевно,  Катя, высоко поднимая ноги, стала спускаться вниз от дороги. Ей показалось, если она спустится туда, пройдет вперед метров десять. И обязательно наткнется на забор фермы.
    Предчувствие не обмануло ее. Держась за железный забор, Катя медленно продвигалась по глубокому снегу. Когда закончилось заграждение, она продолжила свой путь до проселочной дороги. И, свернув на нее, поплелась к селу. Вскоре впереди она увидела фонарь на углу улицы свекрови.
  Раньше старушка  жила там с мужем. Он умер несколько дней назад. Теперь за свекровью присматривали две сестры Максима. Кате ничего не оставалось, как переночевать у них. До дома матери без освещения и по заснеженным улицам нереально было добираться ночью.
    Во дворе свекрови хозяйку узнал Ральф и  радостно завилял хвостом. Он остался у свекрови после их отъезда на БАМ.
     Катя постучала в окно. Дверь открыла средняя дочь Майя. Она приехала на похороны отца в прошлом месяце, и задержалась в селе, так как заболела мать. Ее накормили, расспросили о жизни на Севере, рассказали последние сельские новости. Золовки поведали, что мать ее вывели из комы. И она уже второй день находится дома.  Мать и  дочки долго еще продолжали говорить в полный голос. А Катя отключилась мгновенно, стоило только ее голове коснуться  подушки.
       Рано утром она отправилась к матери на соседнюю улицу. И постучала в окно. Дверь долго никто не открывал, потом послышалось шарканье ног по полу, и раздался  слабый голос матери:
– Кто там? Ну, чего молчите? Я не открываю дверь чужим людям.
– Мама, открой, это я, Катя. Приехала к тебе. Посмотри в окно.
. Чуть приоткрылась занавеска на окне. И тут же задернулась. Послышался голос:
– Какая еще Катя? Моя дочь далеко, за большим рублем на север уехала.
       Мать скинула крючок с защелки на двери.  Не глядя, прошлепала в сторону кровати.
И легла на нее.
– Что-то я не пойму. Ты Наташа что ли? Хлеб что ли принесла? – Еле слышно донеслось  из—под кипы пуховых подушек и нескольких теплых одеял, под которыми скрылась мать вместе с головой.
    Не слыша ответа на вопрос, она выбралась из-под них, с трудом поднялась на локте и долго вглядывалась в лицо Кати. Глаза ее, некогда красивые и выразительные, потеряли блеск и казались теперь безразличными и даже злыми. Она не узнала свою дочку. Или не захотела этого показывать. Так или иначе, никакой реакции после длительного осмотра ее лица  не последовало.
    Катя проехала через всю страну с тяжелыми мыслями: жива еще мать или она уже никогда не увидит и не услышит ее. Катя  вытерла слезы рукавом, и улыбнулась ей. Но та на нее не смотрела. Она  опустила уставшую от напряжения голову на подушки. И уже спала.
    Даже если ненавидят, выражают какие-то чувства. А тут не было ни чувств, ни упреков, ни радости. Ничего. Все оставалось по-прежнему. Словно ничего и не произошло. Подумаешь, дочка отмахала на поезде восемь тысяч километров. На то она и дочь, чтобы чтить и уважать свою мать. Хотя, если взять во внимание материно недомогание, плохое зрение и слабость после комы, можно понять ее реакцию на внезапное появление дочери.
     Катя осмотрелась вокруг. Стекла в одном из окон были разбиты. На их месте кто-то кнопками прикрепил пленку от пакета. Поэтому в комнате мерзли даже руки. Она стала думать, что бы вставить в разбитые створки, чтобы теплый воздух не уходил из дома. В беспорядке, представшем перед ее взором, нельзя было выделить хоть что-то, способное помочь ей в этом.
    Казалось, вся комната была перевернута вверх дном. Везде царили грязь и неразбериха. Это было так не похоже на  мать. У нее всегда все лежало по полочкам, было тщательно выглаженным и чистым. Видимо, ее тяжелое состояние не позволяло заниматься наведением порядка в жилье.
– Господи! Что же здесь могло произойти? – Подумала она  и принялась за уборку.
    Приведя комнату в жилой вид, она вышла на улицу за дровами. Потом натопила печь и приготовила из найденных продуктов еду для матери. Подоткнув под  ее спину подушки, она из ложки накормила ее. Та ела взахлеб.
     Видимо, она постоянно находилась в постели, ничего не готовила. И жила впроголодь. Может, изредка ела  то, что приносили  соседи. Сердце Кати зашлось от жалости и стыда, что мать оказалась в таком беспомощном состоянии, а она была  далеко и не могла ей помочь.
     Конечно, мать отказалась ехать с нею на Север. Но где была ее дочерняя совесть, когда  бросила ее в таких условиях? Ясно, она говорила, что за пенсию наймет кого-нибудь нарубить ей дров, помочь скосить траву. Но не это главное. Она ведь  совсем не могла обращаться с дровяной печью. И когда еще жила у них с мужем, весь день сидела в холоде в ожидании кого-то из семьи, чтобы затопили печь.
    После кормления матери Катя перестирала  в тазике все грязное белье, что попадалось ей под руки, прибила гвозди в стену и развесила его для просушки на веревках, прикрепленных к гвоздям. Затем забила оконные рамы найденными во дворе кусочками фанеры вместо полиэтилена. В комнате стало тепло. Мать показалась из-под одеял, даже положила свои руки на них.
     Из продуктовых запасов у нее оказалось только несколько кочанов свежей капусты, укутанных в пристройке в  старое пальто. Катя, взяла один из них. Решила нажарить пирожков для матери на газу  у своей кумы. Да и сама она, несмотря на послеобеденное время, еще была голодна.
    Фая обрадовалась ее приезду. И заворковала. Катя от ее доброты вдруг расслабилась и, прильнув к ее груди, заплакала. Та некоторое время смотрела на осунувшуюся Катю в поношенном платье. На лице ее выделялись только зеленые глаза, полные отчаяния.
    Она  погладила ее по голове:
– Ладно, успокаивайся и присаживайся к столу. В ногах правды нет.  Давай поедим. И я расскажу, что произошло с твоей матерью.
 Она громко позвала из комнаты среднюю дочь:
– Оксана, иди сюда, и разогрей скорей еду. Мы с крестной обедать будем.
    Крестница  быстро исполнила материну просьбу, с сочувствием поглядывая на Катю. На столе появился довольно сытный обед. Фая  вкусно готовила. Этому ее приучила ее с Виктором большая семья, в которой, кроме них самих, было четверо детей.
  За обедом кума рассказала, что Катина мать  из-за слабого зрения, растапливая печку, рассыпала уголь по самой печке и возле поддувала. Еще забыла открыть заслонку. И весь угарный газ пошел в комнату. В результате мать угорела.
    Медсестра Наташа из отдела соцобеспечения обнаружила ее на полу посреди комнаты. Пять дней мать лежала в районной больнице в коме. Медики немного поддержали ее с помощью капельниц с витаминами. И вот уже три дня, как они с Надеждой привезли ее после выхода из комы домой.
    Вечером Фая с Катей нажарили пирожков с капустой. Попили с ними чай. И Катя отправилась к  матери. На улице было темно. Она дважды не заметила выкопанных ям и провалилась в них.
  Сразу же при включении света в комнате матери она поглядела в сторону кровати. Мать лежала на ней и спокойно спала. Ее седые волосы выбились из-под шапочки, которая была на ее голове теперь постоянно. Даже  при сне. На ее бледно-желтом лице были сплошь и рядом морщины. Изможденное тело утонуло в подушках и одеялах.
       Но Катя зря радовалась в коридоре тишине в доме. Оглядевшись, она ахнула. Все в комнате снова было вверх дном. Видно, кто-то принес ей варенье в тарелке. Оно валялось на полу вперемежку со скатертью со стола и с бельем, что сохло на веревках.
     Дочка вздохнула. И принялась снова за стирку, уборку. Хорошо, что перед уходом она поставила в духовку кастрюлю с водой. Катя налила воду в  большой таз, придвинутый к постели матери. Поставила в него один из стульев, перетащила раздетую донага мать на него. И, держа ее левой рукой, поливала черпаком на тело правой и одновременно терла ее тело сложенным в несколько слоев вафельным полотенцем. 
    После купания промокнула тело матери сухим полотенцем, одела ее в чистое белье. И уложила в постель на чистое постельное белье. Грязные вещи она тут же постирала и развесила по комнате. Потом стала кормить ее.
    В хате у матери была всего одна кровать. Тогда Катя сходила в свою хату, нашла там раскладушку и матрас с одеялом. И вернулась с ними назад. Проснулась она утром от звуков любимого романса из репродуктора. Оттуда лилась мелодия романса «Белой акации гроздья душистые».
    От этих слов и мелодии она почувствовала мурашки по всему телу. Романсы  приводили ее в блаженное, умиротворенное состояние, когда вдруг хочется плакать, а на душе такая светлая, щемящая грусть…
     Катя сняла с веревок высохшее белье, накормила мать кашей с пирожками, что остались со вчерашнего дня. Сама выпила чай с пирожком. И отправилась в центр села. Там сначала побеседовала с главврачом  Натальей Михайловной в больнице:
– Врачи сделали все возможное. Теперь следует только поддерживать ее организм, давая ей в обязательном порядке прописанный нами «Аминалон».
– Но ведь он, как указано в аннотации, противопоказан ей из-за глаукомы.
– У вашей матери, милочка, пошли необратимые процессы. Остановить их не в наших силах. Можно только поддерживать организм. Не нравится «Аминалон», купите «Стугерон», Их действия почти одинаковы. Извините, у меня прием.
       Врач открыла перед Катей дверь, давая понять, что лимит разговора исчерпан. И закрыв кабинет на ключ, прошла мимо нее в сторону кабинета терапевта. Там действительно ожидало ее немало больных пациентов.
       Вернулась Катя из центра ближе к обеду. Из купленных продуктов приготовила обед. Снова накормила мать. И в очередной раз задумалась; как ей быть. Подходит время начала курсов операторов котельных установок, на которые надо было попасть и Кате.                Каждый день, проведенный ею в Преградном, был, как близнец  прошлого с будущим. События повторялись с точностью до минут. Разными были только поступки матери.          От препаратов она вдруг начинала раздеваться догола, говоря, что ей кто-то приказал это сделать. При этом не имело значения, есть кто-то рядом или она одна.
    Все остальное время она спала или лежала, отвернувшись к стене. Стоило Кате, выйти из комнаты, она начинала чудить. То, пытаясь встать, сваливала набок свою кровать, то переворачивала при этом стол. А однажды у нее хватило сил, держась за спинку кровати и стол, стоящий посередине комнаты, пройти несколько шагов к окну, где находился ее комод. Желая выдвинуть из него ящик, старушка упала на пол вместе с ним, ухватившись за висящее белье и смахнув все, что стояло на столе.
     Так было в дни приезда дочери. Так же случилось и через месяц, в день Катиного рождения. После водружения матери на любимую кровать и очередного приведения комнаты в порядок, стирки и чистки испачканных вещей Кате вдруг стало обидно, что она в знаменательный день одна.
  Сидит в диком безмолвии и в одиночку пьет голый чай со слезами вприкуску. Кому это надо? Мать даже не разговаривает с ней. Только изредка скашивает свои злые глаза в ее сторону. И тут же с отвращением отворачивается.
  Пришла медсестра от соцобеспечения:
- И чего мы такие расстроенные сидим? Неужели Таиса Ефимовна опять чудила?
- Просто настроения нет,- вздохнула Катя. - У меня сегодня день рождения. А я сижу одна. Без семьи. И даже без гарантии когда – то воссоединиться с нею. Не брошу же я больную мать без присмотра?!
     - О, так я попала на праздник!? Как знала, купила вот шоколадку и конфеты к чаю. А мы сейчас твое настроение поднимать будем. Кипяток есть?
- Уже остыл, наверное. Сейчас нагрею снова.
    Катя подбросила дровишек в печку. Они разгорелись от тлеющих углей. И чайник вскоре запел.
 - Прекрасно! Вот две кружки нашла, наливай в них кипяточка. Я и чай в пакетиках принесла.
  Катя с Наташей пили чай, разговаривали. У именинницы на лице появилась улыбка. Она стала адекватно реагировать на шутки Наташи:
- Я тебе сейчас одну вещь расскажу. Мне ее вчера сынок прочитал: « Едет старушка в троллейбусе и  вполголоса читает огромный отрывок из « Евгения Онегина». Пассажиры ей хлопают. А она говорит им, улыбаясь: « Отрывок-то я помню, а вот зачем села в этот троллейбус, хоть убейте, не помню».
Женщины рассмеялись. Подняв настроение Кате, Наташа пошла домой.
    Ближе к вечеру Катя написала письмо мужу, изложив в нем  сложившуюся ситуацию: мать лежачая, безмолвная и безразличная ко всему. Ей ни за что не удастся привезти ее самостоятельно на Север. Бросить ее тоже выше ее сил. Поэтому она приписала роковые строчки: « пусть ее простят муж, дети и внуки, она останется возле матери».
 
                Подглава 5. Евсеевы с матерью возвращаются на БАМ.               
 
     Восьмого Марта Катя услышала стук в окно. Она выглянула. Перед дверью с букетом цветов и сумкой в руках стоял ее муж:
- Открывай скорей, Катенька! Лечу к тебе на крыльях любви!
- Как же ты смог отпроситься в отопительный сезон?
 - А я взял  несколько дней без содержания, чтобы за тобой и тещей съездить! Ну, никак нам без тебя не обойтись!
 Он стал целовать ее. Их обоюдной радости от встречи не было предела.
    За два дня они завершили все дела в селе. И, написав заявление о переводе пенсии матери на новое место ее жительства, отправились домой. Для этого они наняли машину, которая довезла их до районного центра. А уже оттуда автобусом в Ростов.
    Пока добирались до Ростова, мать дважды пыталась убежать. Она поднималась с места и потихоньку, пригнувшись, начинала продвигаться на выход из автобуса:
- Мама, вы куда? Стоянка автобуса 5 минут. Сейчас водитель придет, и мы поедем дальше, - останавливал ее за руку Максим.
- Вот и езжайте, дальше. А мне в Тартарары не надо.  Едем и едем. Сколько дней мы уже едем? Я устала сидеть. Что, пожадничали лежачие места взять?
- Мама, от Преградного до Ростова всего около пяти часов езды. А мы чуть больше половины пути проехали, - отвечала Катя.- В автобусах не бывает лежачих мест. Хочешь, я встану, ты ляжешь на все сиденье. Или прикладывай голову ко мне и спи.
- Ничего мне не надо! О каких часах ты говоришь? Уже несколько дней мы кружимся на одном месте. То деревья, то село. И опять снова – здорово: село да деревья.
     Максим всюду носил тещу на руках. А Катя перетаскивала вслед за ним по очереди  несколько сумок. В Ростове его остановил патруль:
- Молодой человек! Предъявите документы. Куда это вы старушку тащите?
- Это моя теща и несу я ее на вокзал, чтобы купить там билеты до БАМа.
    Он кружился с тещей на руках на месте и не знал, куда бы ее посадить, чтобы достать документы из нагрудного кармана. Тут подоспела Катя с сумками:
- Здравствуйте! Что вы хотите от моего мужа?
- Хотим установить его личность и узнать причину, по какой он носит старушку на руках?
    Катя поставила на асфальт большую сумку:
- Максим, сажай маму на мягкую поклажу. Я поддержу ее, пока ты покажешь документы.
- Пожалуйста! Вот паспорт, вот военный билет. Что-то еще надо?
- А почему бабушка не идет сама? Может, вы ее похитили?
- Она больна. Вот ее медкарта.  Вот телеграмма. Меня по ней вызвали в Преградное с БАМа, так как мама лежала в коме в больнице. Мы за нею приехали и теперь везем к себе домой.- Катя достала из сумочки, что висела у нее через плечо,  недостающие бумаги.
- И что же вы будете делать с нею на Севере?
- Как что? Лечить, ухаживать за нею.
- Разве можно вылечить старушку с таким букетом болезней?
- А вы предлагаете бросить ее без присмотра здесь?
- Да, нет! Мы ничего. Везите, пожалуйста.
  Сидя в зале ожидания в Ростове, мать засунула Катины перчатки в чью-то сумку, так как постоянно вертела их в руках.
Часто раздавался голос диктора из репродуктора:
- Внимание, просьба к пассажирам, не оставляйте свои вещи без присмотра. Работают камеры хранения.  И всякие другие объявления.  Слыша этот голос, она начинала раздеваться, говоря, что ей только что приказали это сделать.
    Лишь объявили посадку на поезд до Тынды, Максим снова взял мать на руки. При ее виде молоденькая проводница испугалась:
– А доедет ваша старушка до места назначения? Я не могу взять ее в дорогу.
- Девушка, ну вы поймите. Мы живем и работаем на Севере, мама угорела от газа, и здесь возле нее никого из родных нет.
- Что, у нее, кроме вас, нет детей? Или мужа?
-  Был еще сын, весной погиб  при землетрясении на Сахалине. А муж погиб в Грозном во время бомбежки.
- Бедная старушка! Ну и судьба!
И она сдалась:
- Ладно, проходите! Но, если что, я вас не пускала.
- Конечно, конечно!
  Поездка сама по себе не из легких, когда более недели трясешься в поезде, а с больным человеком и того труднее. Зять даже в туалет носил тещу на руках. Однажды ночью ей приспичило. Она поднялась с постели. И, держась за стол и матрасы, стала искать на нижней полке Катю, ощупывая противоположную постель, где спал подселенный в купе четвертый пассажир, следующий до Братска. Максим и Катя занимали две верхние полки.
    Сосед по купе испугался. Укутавшись в одеяло и крича, он забился в угол:
– Максим, скорее, помоги. Забери свою бабушку, она меня трогает! Я боюсь ее!
  Долго потом они смеялись над комизмом  ситуации. В угол забился взрослый мужчина, а до него дотягивается слепая старушка – божий одуванчик.
     На вокзале в Северобайкальске Катина мать вдруг оторвала глаза от окна вагона и, показывая рукой на перрон, закричала, давясь хохотом:
– Что вы за родители! Поезд тронулся, а ваши дети остались на перроне. Вон, смотрите, стоят Ваня и  Марина.
     Катя от неожиданности почувствовала холод в руках и ногах. На перроне стояли мальчик лет десяти и девочка, года на два-три моложе брата.
– Мама, наши дети уже взрослые. У Вани уже свои малыши растут. Да и Марина – давно не подросток. Это  чужие дети, не наши.
       – Что вы мне голову морочите?! Что все дурой-то  выставляете? Я что, своих внуков не знаю? Вон они остались одни на чужом вокзале в чужом городе. А вам хоть бы что!
– Мама, сколько же тебе сейчас лет, если это твои внуки? – Вмешался в разговор Максим.
– Дожились, не знают, сколько матери лет. Вот, детки пошли. Мне шестьдесят два года.
– Прости меня, мама! Но тебе не 62 года, а на десять лет больше.
– Да ну вас! Совсем за психичку меня принимаете! Всю дорогу голову мне морочите!
       Она выбралась из поддерживающих ее подушек и отвернулась к стене. А Максим с
Катей были поставлены перед фактом: лет десять из материной памяти канули в лета. Она помнила более ранние годы, а этих, вроде, и не было вообще.
    Мать в дороге сидела, поддерживаемая подоткнутыми дочкой подушками вокруг тела или спала. Когда она просыпалась, ей казалось, что поезд кружил на одном месте то вокруг берез, которые она давно уже видела, то вокруг сосновых посадок. Она возмущалась по каждому поводу:
- Куда вы меня везете? Одна и та же березка стоит, а поезд вокруг нее кружит. То и дело мост через реку проезжаем. И снова к этой березе едем. Будет когда-нибудь конец этому кружению?
 - Мама мы едем по Сибири. Тут такие красивые места. Посмотри, вон сосновый бор, вот деревушка какая-то.
- Мы уже сто раз мимо них проезжали. Никакой красоты я не вижу.
Максим привстал с места:
- Байкал! Посмотрите, какая прелесть!
Все пассажиры прильнули к окнам.
- Уже надоел ваш Байкал. Устала от вас всех.
       За окнами проносились города и полустанки, местности с необычайно привлекательной природой. Матери не хотелось ничего. Ее настроение передалось и зятю с дочкой. Они облегченно вздохнули, когда через неделю  показались сосенки прямо на камнях, изгиб железной дороги и, наконец, их  долгожданная станция.
    Мать и на Севере продолжала болеть. Принимая прописанный врачом « Стугерон», она снова чудила: то начинала раздеваться при всех, то  пенсию рвала на части, чтобы сохранить нужное количество своего добра. Она хранила вещи, документы и фотографии вместе с картинками и деньгами в сундуке. Все это стало для нее равноценным.
    С некоторых пор она взяла моду выбрасывать из окна отрезы материи, которых у нее было немало. И  делала она это ради того, чтобы узнать что-либо у прохожих или из желания просто подарить подарок хорошему человеку.
  Врач поселкового фельдшерско-акушерского пункта сказала как-то Кате:
- Ты знаешь, я  сегодня утром видела такой ужас, до обеда не могла успокоиться.  Твоя мать пыталась перелезть с вашего балкона на соседний. В один момент мне показалось, что она вот-вот упадет. Я закричала:
- Вы что делаете: А ну-ка, быстро в квартиру зайдите.
И, представляешь, она испугалась. И скрылась за балконной дверью. А вдруг упадет?!
  Медсестра поддакнула:
- Я уже несколько раз видела, как она перегибается через перила, чтобы заговорить с прохожими. Вы замыкайте ее, что ли, в комнате, когда уходите на работу. А-то ведь так и до беды недалеко!
     Катя старалась создать матери сносную атмосферу для проживания. Всегда была пища на столе. Излишеств не было, но никто и не голодал.  Вовремя давала ей прописанные лекарства. В квартире было тепло. В любое время можно было пользоваться теплым туалетом и ванной.
    Мать смотрела на дочь и зятя исподлобья, считая их виновниками своего недомогания. Что ж, насилу мил не станешь. Благо, ей стало лучше. Она уже ходила сама, могла в случае их нахождения на работе самостоятельно поесть, посмотреть телевизор, провести нужные процедуры. Это радовало Катю
    Ее теперь больше расстраивало поведение мужа. Присутствие тещи и ее каждодневные чудачества сильно его раздражали. Он не чувствовал себя хозяином в своей квартире. И предпочитал наблюдать мирскую суету как бы со стороны. Причем, даже в любви он вел себя с расчетливостью и крайней обдуманностью. Он нелицеприятно отзывался о женщинах вообще, и об их слабостях в частности. В свободное время его мозг обдумывал, как он поведет себя в постели в этот раз.
    Часто делился своими «задумками» с Катей. Именно это отталкивало ее от слишком продуманного супруга и мешало  раскрепоститься в постели. Она выглядела свежей и моложавой, без морщин и возрастных изменений. Ему не нравилось, что, обладая привлекательной внешностью, она притягивала к себе взгляды  мужчин. Он не мог понять: то ли она хорошо скрывает от него удовлетворение от этих взглядов, то ли  действительно не обращает на  мужчин никакого внимания.
    Внешняя сторона всего этого его очень занимала. Он всегда вдумывался в смысл происходящего, так как любил толпу, оживление. Но любой взгляд, брошенный в сторону его жены,  раздражал и злил его. Он от этого становился просто тираном. Причем, сценарий его тирании был почти предсказуем.
    Сначала он требовал объяснений. Потом предполагал самое страшное, стараясь внушить, что это страшное уже произошло по ее желанию. А последующие действия могли зависеть от степени его агрессивности на момент скандала. То ли начнется мордобой, то ли он хлопнет дверью и уйдет. Первое, правда, происходило чаще второго.
    И это не зависело от поведения супруги, пререкалась она с ним или нет. Он всегда считал, что женщины обязаны быть покорными своему господину. Они должны быть активными в постели, извиваться там, как уж на сковородке, только бы  мужчина  был доволен. Если она этого не делает с ним, значит, у нее есть другой.
     Его всегда интересовал один единственный вопрос, ответ на который могла дать только его жена: хорош ли он в постели, испытывает ли она с ним удовлетворение? Ему требовался положительный ответ. А она не любила эту тему, и отмалчивалась:
- Все нормально. Я не люблю эту тему.
- А я люблю. Должен я знать: я или другие лучше?!
Катю коробили эти « другие». Ей не с кем было его сравнивать. И она замыкалась в себе от очередной обиды.
    Женщины мыслят по-другому. Больше всего в отношениях их оскорбляет недоверие. Им не нужно всякий раз испытывать оргазм. Держа любимого в объятиях и зная, что это делает его счастливым, они уже тогда чувствуют себя более удовлетворенными, чем от близости.
    Печальная ирония в ее жизни заключалась в том, что родные Максима считали ее вполне способной на измену мужу. И не верили в его агрессию. Они мало доверяли  молчаливой снохе. Говорили:
- Дыма без огня не бывает.
- В тихом болоте черти водятся.
Максим с такой обидой и уверенностью  рассказывал о преступной наклонности своей жены, что невозможно было не внять словам ревнивца.
    Своей уверенностью он заставлял даже ее постоянно ощущать в себе чувство вины. И шарахаться от мужчин, пряча глаза, вызывать этим в нем еще большую ревность.
Его резкие слова и откровенно-издевательский тон ножом проходились по ее трудно заживающим ранам. Сколько раз он вот так же обвинял ее, зло отчитывал за намерения, которых у нее и в мыслях не было.
     Максим  становился просто невыносимым, когда они оказывались у кого-нибудь в гостях. Он следил за каждым ее шагом. Взвешивал каждое сказанное ею слово, считал, сколько раз улыбнулись ей, и сколько сделала это она.
     Он доводил все эти походы в гости и разборки ее поведения потом до абсурда. Стоило вернуться домой, с его лица  слетала маска приветливости и добродушия. Он сужал свои гневные глаза. Ревность перекашивала его лицо до противоположного выражения от воспитанности и сдержанности, которыми всегда и везде приводил в восторг окружающих:
- Ах ты, …! Ты никогда не успокоишься! Все зыркаешь своими глазами по сторонам!
Почему ты танцевала со всеми, кто бы тебя ни пригласил? Такая доступная для всех, кроме мужа?!  Женщина не должна быть такой. Ее место за спиной мужчины.
- Я ведь только танцевала. И все.
- Ах, тебе еще что-то надо?!
    И он приступал забрасывать ее матерными словами. Поток его безвинных обвинений в адрес жены уничтожал на своем пути все ее попытки объяснить что-то или оправдаться. Он всегда считал, что оправдываются виновные. И, вконец, она перестала делать эти бесполезные попытки. Лишь молчала, глотая слезы обиды.
    Тогда он вообще приходил в неистовство. И нередко его словесное бичевание заканчивалось кулачным боем с «безответной грушей», в роли которой всегда оказывалась Катя. Она старалась говорить тихим голосом, чтобы не выдать своей сердечной тоски. Внутри нее, казалось, все каменело от его оскорбительных слов.
    В комнате было холодно. Катя зябко повела плечами, очнувшись от нахлынувших воспоминаний. Она раздраженно потрясла головой, стараясь отбросить их от себя. К чему ворошить прошлое, если из-за него даже сердце теперь кажется ледяным. Давно пора забыть прошлые обиды и неприятности.
    Когда муж выходил из квартиры, она быстренько подбегала к двери и закрывала ее. Она твердила про себя, что все позади, что она в разговоре с этим извергом смогла вести себя достойно. Но минуты общения с ним подкашивали ее нервы.
    Она закрывала глаза, пытаясь избавиться от навалившихся на нее ощущений, будто он продолжал своим взглядом буровить ее до боли. Но это приводило к обратному эффекту: перед нею опять возникало суровое лицо с презрительной усмешкой в уголках сомкнутых губ, его прищуренные в узкую полоску злые глаза, смотрящие на нее с отвращением и ненавистью.
    Он презирал ее за несуществующие преступления и любой протест. Ее беда была в том, что, как ни оправдывайся перед ним, он гнул свою линию, понимал и слышал только себя. Получалось, что с регулярностью раз в месяц она получала «уроки» горячей любви» по полной программе. Каждый раз она давала себе слово, что пошлет подальше от себя этого хамелеона. Но в милицию не обращалась, боясь вынести сор из избы.
 
   
                Глава 10. Котельная и курсы.
                1. Учеба в Тынде. Болезнь Кати. Поездка домой.
    Вернувшись с Кавказа в поселок, Катя тут же вместе с сыном  отправилась в Тынду учиться на «машинистов котлов». Курсы были рассчитаны на два с лишним месяца.
     Жили студенты в семейном общежитии. Там же находились и учебные классы. Только занятия у них проходили в одном крыле здания, а жилье находилось в другом. Катю поселили в одной комнате с девушкой Ирой. Они быстро нашли общий язык. И даже на занятиях сидели за одним столом. Все вместе,- и готовились к урокам, и питались, и отдыхали.
     Учеба давалась не так легко, как хотелось бы. Группа подобралась далекая от изучаемого предмета. Всего несколько человек были знакомы с принципами работы отопительных котельных, остальные курсанты оказались кто юристами, кто медиками, кто педагогами, а кто счетными работниками.
    Катя знала, что память-штука коварная. Особенно в ее не совсем молодом возрасте. Сейчас можно материал прекрасно помнить, а через несколько дней забыть напрочь. Поэтому все, сказанное преподавателями, конспектировала и зарисовывала в тетрадь. Да и вообще обладала памятью, при которой, что записала, то уже отложилось в голове на всю жизнь.
    У нее была самая толстая из всей группы тетрадь с конспектами. Если кто-то что-то забывал, знали, где искать ответ на мучающий вопрос.
     Уже ближе к окончанию учебы Катя простыла. С утра у нее был заложен нос, перед глазами все плыло. А руки и ноги казались ватными. Она отчаянно боролась с хворью, заглушая ее проявления таблетками и горячим питьем. Даже чувство долга она призывала на помощь. Но температура стремительно поднималась. И уже не хватало носовых платочков и сил у нее. Учеба не клеилась. Голова казалась пустой и тяжелой.
     Сокурсники вежливо изображали на своих лицах сочувствие, но старались держаться подальше. С гриппом шутки плохи. До окончания курсов оставалось совсем мало времени. И разболеться сейчас означало пустить «коту под хвост» месяцы кропотливого труда, бессонных ночей и несбывшихся надежд.  Ведь каждый  уже представлял себя хорошим специалистом, получающим немалые деньги за свой труд.
      На Севере не иметь работу-это крах, безденежье и отчаяние. Только у будущих специалистов начала появляться на горизонте удача, так надо же было Кате подхватить вирус гриппа. Надо сказать, странное явление перед самым началом лета.
   Она поняла, что ее попытки победить болезнь на ногах и вдали от дома тщетны. И существовал риск заразить вирусом всю группу. Она собрала свои тетрадки в сумку, взяла грязные вещи для стирки, и отправилась на железнодорожный вокзал, чтобы продолжить лечение дома. Благо, это была пятница. Значит, в ее распоряжении 3 дня.
  В поезде пассажиры сочувствовали попутчице, держась на безопасном расстоянии. Лицо Кати опухло, глаза покраснели, потускневшие волосы безжизненно свисали на плечи и сливались по цвету с ее серо-зеленым плащом. Болезнь никого не красит.
– Нет худа без добра, – думала Катя, откинувшись на спинку сиденья и теребя в руках последний носовой платочек. Отлежусь, отдохну, приведу себя в порядок. И, наконец, подольше побуду возле мужа. За месяцы Катиного обучения они так редко проводили время вместе. И их совместная жизнь становилась, скорее, похожей на факт в биографии, чем на теплый семейный очаг.
     Работа и раньше требовала от Максима полной отдачи времени и сил. А при учебе жены он вообще почти перебрался в котельную, ссылаясь на свою загруженность работой. Катя размечталась, как обрадуется он, когда она приедет. Что они, как в молодости, сядут, обнявшись, на балконе, и будут без устали смотреть на звезды.
  В эти минуты их души наполнялись счастьем и сердца бились в унисон. Не нужно было слов. И так было понятно, что они любят и любимы. Много ли человеку надо? Знать бы, что любим и что кто-то в нем нуждается.
  Была сырая, просто промозглая погода, холод пронизывал все вещи на Кате, когда она сошла с поезда. Подходя к дому, она вдруг увидела через окно в подъезде, как кто-то вышел из их квартиры. Почудился женский силуэт. Сердце забилось от волнения.
    В родных окнах стояла темень. Кате вдруг подумалось желаемое:  наверное, Максим увидел ее из темного окна и поспешил к ней навстречу. Он ее ждет. Он чувствует, как ей сейчас плохо. А женский силуэт-это обман зрения или воспаленного болезнью мозга.
  Поднявшись на второй этаж, она не встретила по пути ни единого человека, и дверь в их квартиру была закрыта на ключ. Наверное, ее болезнь обострила воображение и играет с нею в прятки.
  Она достала из сумки ключ, отомкнула замок. И вошла в коридор квартиры. Нащупала на стене выключатель. Свет озарил прихожую. Обувь мужа стояла на месте. Значит, он дома. Но кто тогда выходил в подъезд?
  Она медленно закрыла входную дверь, поставила в сторону снятые с уставших ног туфли. И долго не решалась пошевелиться или двинуться вглубь семейного уголка. Ее охватил ужас страшного предчувствия и боязнь увидеть подтверждение ее непонятного предчувствия.
  Неужели муж был с женщиной? Нет, этого не могло быть! Он любит только ее! Он не имеет права! Она ведь бережет себя для него! Разве может он предать ее?!
Сердце неистово колотилось, ноги подкашивались. А виски сдавило, словно обручем.
    Судорожно хватая ртом воздух, Катя чувствовала боль в груди. Она лихорадочно искала безобидное объяснение своим страхам и не могла найти его. На всякий случай она достала из сумочки аспирин и корвалол в таблетках и проглотила их прямо без воды.
  Она тихо застонала и, крепко зажмурив глаза,  постаралась сделать над собой усилие и пересилить страхи и слабость. Похоже, подскочила от переполнявшего ее волнения температура.
    Склонив голову набок, она стала напряженно вслушиваться, пытаясь услышать что-то, подтверждающее ее подозрения в порочности мужа. Но ничего, кроме тишины и  храпа, она не обнаружила. Да еще за окнами послышался вдруг шум ветра и перестук капель начинающегося дождя.
    – Ну и весна, снова начинается дождь. Смотришь, так и снег повалит, – подумала она. И почувствовала, как при слове «снег» ей стало легче. Видимо, понизилась температура.
Что в себе таила эта гнетущая тишина?
    Катя с трудом расстегнула пуговицы плаща. Тело пробила дрожь.. И непонятно было: болезнь бросала ее в холодный пот или ужас прикасался к ней своими ледяными щупальцами, пронизывая ее холодом до самых костей.  Так или иначе, зубы ее стучали. Ей казалось, все в доме должны были услышать этот звук и от него проснуться.
      Наконец, она добрела до спальни. Открыла в нее дверь. Муж спал сном праведника.
И даже не слышал, как она вошла. Не слышал, как она раздевалась. Лишь, когда легла рядом с ним под одеяло, он проснулся. Даже, как показалось ей, обрадовался ее появлению. Он начал греть ее, жалеть и ласкать.
    От сердца слегка отлегло: видимо, все страхи и предположения были издержками болезни. Не похоже было, чтобы он был удовлетворен кем-то чуть ранее. После обыкновенной семейной возни перед сном, муж и жена заснули. Он, удовлетворенный и счастливый. Она, успокоенная и согретая.
  Утром они встали рано: мастеру приходится работать и по выходным. Тем более, что в эти дни шел ремонт котельной.
– Кать, я там деньги вчера получил. В пиджаке в кармане лежат.  Если тебе станет лучше, сходи в магазин за продуктами? А- то у меня в холодильнике, хоть шаром покати, – крикнул Максим ей, когда она загремела кастрюлями на кухне.
  Катя после его ухода занялась уборкой в доме. Когда запахло чистотой и свежестью, ахнула, взглянув на часы:
– Через час муж на обед придет, а я ничего даже не купила. А еще ведь готовить!
    Она полезла рукой в верхний правый карман пиджака. Достала оттуда пачку денег. Что-то упало на пол: маленькое и невесомое. Подняв упавшую вещь, Катя была обескуражена. Зачем мужу понадобились презервативы с мушками, если в их семье ими не пользовались никогда. Зачем они у него, откуда, для кого?
    Побледнев от ужаса нечаянного подтверждения ее недавних страхов, она стояла неподвижно, держа в одной руке пачку ассигнаций, в другой странную находку. Она чувствовала все большую тяжесть в ногах. Дрожащей рукой она отбросила с лица пряди волос и устало опустилась на пол, с ненавистью отшвырнув от себя выпавшую упаковку.
    Мозг ее с остервенением хватался то за одно мысленное объяснение, то за другое.
– Так, надо успокоиться. И хорошо поразмыслить. Допустим, Максим ждал меня, желая сделать сюрприз. Поэтому и положил пачку рядом с деньгами, чтобы я ее обнаружила, когда буду брать зарплату. Тут ее опять бросило в жар: какой сюрприз?! Она ведь приехала неожиданно. Значит, он забыл, куда спрятал резинки, и она обнаружила их случайно.
    Головная боль усилилась настолько, что ей пришлось долго массировать виски, прежде, чем отправиться в магазин за покупками. Стоило ли совершать изнурительную поездку домой, чтобы вместо отдыха и успокоения обнаружить мужа если не в постели с любовницей, то в приготовлениях к этому.
    Уж лучше бы она отлежалась в общежитии. И ничего не знала. Ее собственное «Я» не хотело мириться с подобным положением дел. Она думала:
– Вдруг Максим вообще купил эти резинки для кого-то?! И не успел просто отдать.
    В другое время она бы не одобрила такой заботы мужа о ком-то. Но в данный момент была бы рада такому обороту. Она снова отрешенно уставилась в пространство. А что, если это не так? И это все-таки подготовка к случайной связи с кем-то?
    Да, с семейной жизнью у них сейчас не ладилось. Возможно, виной всему ее учеба вдали от мужа? Она  сейчас жила в натяг: учеба до потери пульса, питание, лишь бы ноги не протянуть. И все ради светлого будущего! А наступит ли оно, если в семье все идет кувырком?!
    Она так устает  на курсах в городе, что, приезжая на выходные домой, ее хватает только на то, чтобы вкратце рассказать об успехах в учебе, о жизни в городе. Еще  на то, чтобы слегка приласкать истосковавшегося по женской ласке мужа, то есть исполнить супружеский долг. Без особой страсти, без взлета и эмоций.
    Все в отношениях просто и обыденно. Тем более, что Максим появлялся дома обычно вечером и был настолько изможден, что порой не был способен на нежности, так необходимые ей. Он для нее не переставал быть привлекательным,   полным сексуальной энергии мужчиной. Поэтому и старалась приезжать из города каждый выходной день, потому что мужчина не в силах долгое время воздерживаться от сексуальных отношений.
    У них сейчас как раз та ситуация, когда мужчины заводят любовниц, желая хоть как-то развеяться, сменить «постный семейный суп» на аппетитную «секундную запеканку».
     Усилилась боль в груди. Катя не могла понять, что явилось причиной – то, о чем она даже думать боялась или болезнь, терзавшая ее тело. Лоб покрылся капельками пота. Ноги дрожали и не позволяли ей подняться с пола, чтобы идти в магазин.
       В двери защелкал замок. Муж пришел на обед. А она все сидела на полу, бессильная и слабая.
– Катя! Что случилось? Почему ты сидишь на холодном полу?
  Горячая волна окатила Катю с головы до ног. Она на мгновение застыла в одном положении, ожидая, пока этот прилив жара пройдет. А потом, собравшись с духом, неожиданно резко поднялась и прошла мимо мужа в кухню. Кровь яростно стучала в висках. Она содрогалась всем телом от беззвучных рыданий. Она его любит. И всегда ему верит. А он…
– Женуля! У тебя температура что ли? Что с тобой? – муж протянул к ней руку и тут же отдернул ее. – О, да у тебя жар! Сейчас я принесу таблетку.
Катя с отвращением подалась назад, наткнулась на стул, он загремел.
  А потом оттолкнула руку мужа с таблеткой и стаканом с водой:
– Не нужны мне твои таблетки! Не прикасайся ко мне! Я уже по горло сыта всем в этом доме!
     Она не узнавала себя, в ней все кипело и бурлило. Казалось, еще чуть, и кипяток начнет разбрызгиваться в разные стороны.
– Катя! Что с тобой? – тихо спросил муж, вопросительно глядя в ее воспаленные болезнью глаза.
– Бессовестный ты, – выдавила из себя она,  – не успела жена из дому уехать, как ты бросился в разгул. Побежал резинки в аптеку покупать. Вдруг, где-то с кем-то что-то и выгорит?!
    Максим побледнел, губы побелели, кожа на скулах натянулась. В глазах были смешаны ужас, страх и чувство вины.
– А-а-а! – махнув рукой, обреченно сказал он, – ты нашла их.
  Казалось, он искал нужные слова, а они куда-то улетучились.
– Ты не понимаешь, – наконец, выговорил он, – Это совсем не то, что ты думаешь.
– Лучше замолчи и не пытайся врать! – выпалила она срывающимся от волнения голосом.
  Он еще смеет выкручиваться! Избитая поговорка всех мужчин: » Это совсем не то, что ты думаешь!» Тогда почему в жизни это именно тем и оказывается, о чем думают женщины?!
– Я не вру, – серьезно произнес Макс, скрестив руки на груди. – Ты всегда спешишь с выводами…
– Конечно, – она окинула его презрительным взглядом, – Я ведь всегда неправа. В этом заключается обыкновенная мужская логика.
– Катя, поверь, это всего лишь заглушка на охотничье ружье. Я в  журнале прочитал, что так делают промысловики.
– Да, конечно! Поэтому ты носишь их с собой. Как я могла подумать? Ты еще скажи, купил, чтобы использовать презервативы на праздник вместо надувных шаров! Скажи, скажи! Чего молчишь? – Взорвалась Катя. – Как ты мог?
         Рыдания оборвали  слова на середине предложения. Муж с ужасом наблюдал сцену ревности и не знал, как себя вести. Чего оправдываться? Что доказывать? Она ведь все равно не верит.
Катя всегда всецело доверяла супругу. И теперь, когда надежды на благополучное избавление от подозрений уже не оставалось, она все же молила Бога, чтобы он подсказал ее мужу те убедительные слова, после которых она снова станет доверять ему. Или пусть случится так, что вся эта ситуация- это просто страшный сон. Стоит проснуться, все неприятности и недоверие останутся во сне.
  Громкий стук захлопнутой входной двери вывел Катю из состояния мечтательности и грез, опустил на грешную землю с дикой действительностью.
– Вот и все! – Мрачно подумала Катя, оцепенев от жестокой реальности ухода мужа.
 
               
             Подглава2. Психологический конфликт желаемого с действительным.             Несбыточные мечты Максима, его прозрение.
 
    Семейное счастье во многом зависит от того, вовремя ли супруги  перешли от одного этапа семейной жизни к другому. А их в жизни случается немало: когда молодые супруги находятся еще в роли пылких влюбленных, когда  рождаются дети, идут в школу, становятся подростками, женятся, – все это этапы.
      Для кого-то это средство самоутверждения, для кого-то  легализация сексуальных отношений, а кто-то нуждается в детях, в общении или решении материальных проблем. Если сбылись ожидания, то в семье наступает гармония.
    Когда человек ожидает от вступления в брак одного, а получает другое, он старается любой ценой получить желаемое. Пусть даже придется прикинуться не тем, кто есть на самом деле. Искренние и доверительные отношения заменяются такими, при которых один человек использует другого, чтобы достичь своей цели.
     Максим в последнее время был недоволен своей женой. Она  не ублажала его, как прежде, мало улыбалась, все время была печальна и погружена в заботы. Ему хотелось взлета, всплеска эмоций и сексуального подъема, но его уставшая от проблем Катюша, остыла к нему.
     Иногда он чувствовал себя виноватым в этом, понимая, что пламя любви нельзя раздуть по желанию, как угли в камине. Для этого надо немало потрудиться, пока еще тлеют огни в душе. Если огонь погаснет совсем, его уже не разжечь!
  То, что могло произойти, но не произошло, все время волновало мужчину. Он с жадностью запивал горячительными напитками любую неудачу или неприятность. И пил все чаще и больше. Стакан за стаканом вливал он в свой организм, при этом даже не понимал, зачем он это делал и не ощущал вкуса напитка.
  Впрочем, все выпивохи ищут в вине не вкуса, а забвения. Ему хотелось быть любимым и любить. А Катя почему-то всегда занималась домом и детьми, а его не замечала.
    Любой человек действует по своему темпераменту, которым он не сам себя наделил и поэтому не всегда правильно может им управлять. Ему хочется любви, он не добивается ее путем доброго отношения к той, что идет с ним по жизни рядом. Тогда он начинает высматривать женщин по сторонам от себя.
    Еще работая в одной смене со Светой, Максим влюбился в нее. Она была на 15 лет моложе его, обладала похожим темпераментом. И легко смотрела на жизнь. Когда Катя окончила курсы операторов котельных установок, ей присвоили третий разряд. И поставили старшей в смене в той же котельной. Тут она увидела все уловки мужа, только  бы оказаться рядом с этой женщиной. Муж лелеял надежду: а вдруг повезет. Поэтому держал резинки всегда в кармане.
    Он считал, что хорошо маскирует свое отношение к ней, но от Кати не ускользнуло ни одно его телодвижение. Видя все это, она страдала. Жизнь ее была растрачена на выяснения отношений, скандалы и упреки. Ей приходилось все прощать и терпеть.
    У мужа начинался возраст именуемый «синдромом захлопывающейся двери». Кате бы стать сексуальным барьером на пути Максима к этому синдрому. Но у нее уже не оставалось ни сил, ни желания на это. Она устала от слишком бурной семейной жизни. От упреков и скандалов у нее пропало желание быть женщиной: не хотелось кому-то нравиться, порхать и гореть.
     Ее безразличие злило Максима. Он тогда направлял все свои силы на нескончаемую злость, ревность и оскорбления. Ему казалось, что причина охлаждения их отношений с женой – ее увлечение кем-то другим. Он сам придумывал причину, сам потом и бесился.
     То, что сам он воспылал чувствами к другой женщине, оправдывало его  в собственных глазах мужской полигамией. Это не он виноват, а природа. Его всегда бесило, когда жена пыталась подтянуть уздечку, и урезать его свободу.
     Светлана по натуре была смешливой, умной и непосредственной. Пышнотелая, как сдобная булочка, она выглядела аппетитной и казалась доступной. Она всегда светилась от  веселого нрава и без умолку болтала, смеясь по любому поводу. И всем мужчинам давала понять, что свободна и вольна, хотя имеет супруга.
  Муж работал машинистом поездов и часто отлучался в командировки, а двое малолетних сыновей постоянно находились на Украине у бабушки. Редкий мужчина не захочется оказаться рядом с такой женщиной?!
  Максим с ума сходил от постоянных насмешек с ее стороны, всю смену флиртовавшей с ним, но дальше этого к себе не подпускающей. Каждую смену он брал в карман комплект резинок, что приготовил «для заглушки на охотничье ружье», как он говорил Кате. Но они так и оставались неиспользованными. После смены он приходил домой взвинченный и оскорбленный. И весь негатив спускал на нее.
     Его распирало от любопытства, жадной страсти и похоти. От избытка чувств он просто запутался в своих мечтах, желаниях и возможностях. От природы он был верным, честным и добрым. И теперь, как мог, он боролся со своими добродетелями, чтобы внести в свою жизнь хоть какое-то разнообразие и новизну.
     При этом он  находил в себе  оправдания, объяснения, которыми он старается спрятать столь низменную похоть, не подчиняющуюся ни доводам, ни человеческому рассудку. Он тогда считал ее единственной женщиной, с которой он бы с удовольствием слился воедино, как сливаются воедино ноты в мелодиях.
     Ему хотелось безраздельной власти над нею. В его мечтах она подчинялась ему во всем, чувствуя только страсть и зов природы, забыв про правила, законы и страхи.
     Эти мысли долго бы еще бередили душу Максима, пылающего страстью к молодой женщине, если бы однажды, собирая с Катей грибы на сопке возле котельной, он не увидел с высоты, как его «богиня, вознесенная им мысленно до небес», занимается в машине любовью с водителем.
  Это был человек, которого Максим не уважал, считал пошлым и недалеким. Пелена упала с его глаз, надолго лишив  покоя. Он понял, что потерпел фиаско не от богини, а от падшей женщины.
  Тогда он, уязвленный и обиженный посторонней женщиной, немало крови испортил Кате. Он не хотел верить, что женщины мыслят по-другому. И что больше всего в отношениях их оскорбляет недоверие. Он считал всех их одинаковыми и делил на тех, кто способен на измену и, кто на это не способен.
    Максим становился просто невыносимым, когда они оказывались у кого-нибудь в гостях. Он следил за каждым шагом Кати, взвешивал сказанные ею слова. Он подсчитывал количество улыбок в ее сторону, и сколько раз сделала это она. И потом доводил все эти походы в разборки до абсурда. Стоило вернуться домой, с лица его слетала маска приветливости и добродушия.
    Он сужал свои гневные глаза. Ревность перекашивала его лицо до противоположного выражения от воспитанности и сдержанности, которыми всегда и везде приводил в восторг окружающих. И затем приступал к бичеванию словами. Поток его обвинений в ее адрес уничтожал на своем пути все ее попытки объяснить что-то или оправдаться.
    Максим всегда считал, что оправдываются виновные. И, вконец, она перестала делать эти бесполезные попытки. Лишь молчала, глотая слезы обиды. Тогда он вообще приходил в неистовство. И нередко его словесное бичевание заканчивалось кулачным боем с «безответной грушей», в роли которой всегда оказывалась Катя. Внутри нее, казалось, все каменело от его неверия и оскорбительных слов.
    Как-то после очередного скандала муж, уходя, со всей силы хлопнул дверью. Посыпалась штукатурка. Катя быстренько подбежала к двери и замкнула ее на замок. Минуты общения с ним подкосили ее нервы. Казалось, обозленный Максим своими придирками разрушил окружающий ее мир, смешал его с грязью. Она закрыла глаза, пытаясь избавиться от навалившегося на нее ощущения, словно он еще рядом, и продолжает буровить ее своим взглядом.
    Но, закрыв их, она добилась обратного эффекта: перед нею опять возникло суровое лицо с презрительной усмешкой в уголках сомкнутых губ, прищуренные в узкую полоску злые глаза, смотрящие на нее с отвращением и ненавистью.
  Он презирал ее за несуществующие преступления и всякий протест. Беда была в том, что, как ни оправдывайся перед ним, он гнул свою линию, понимал и слышал только себя.
Он был зол на Светлану за свои несбывшиеся мечты и разочарование в ней. А  срывался на Кате. В чем была ее вина?
    В том, что она устала от скандалов, придирок и даже своих противоречивых чувств к мужу?! Она сама не понимала, почему теперь ей постоянно хотелось противоречить ему. Он привлекал ее и одновременно раздражал. Это ведь не она остыла к нему. Она не печка, разгорающаяся при помощи спичек. Он сам затушил пламя ее чувств, желая чего-то непонятного.
     Вся ее сущность протестовала против отношений с человеком, ненавидящим ее за все грехи, совершенные когда-то женщинами; с человеком, сравнивающим свою супругу с грязными и порочными существами противоположного пола, которых он ненавидел всеми фибрами своей души.
     Если бы он любил, то не видел бы никого вокруг себя, безоговорочно верил бы ей и ограждал от неприятностей. А если он чуть ли не каждый месяц преподносит ей не цветы, а синяки под глазом, но при этом твердит о своей любви, она перестает ему верить. И  не ждет от него чего-то светлого в будущем.
     Но  слегка зарубцевались раны на его сердце. Он огляделся вокруг. И подумал,  Бог не зря предназначил ему в жены именно Катю. А он косил глаза не в ту сторону. Как же мог он усомниться в этом божьем предназначении? Почему желал близости с другой женщиной, к тому же еще и порочной?
    И  снова воспылал к ней страстью. И супруге с трудом приходилось держать его на расстоянии, ссылаясь на свою  слабость. Да и не верила она в эту самую любовь, зная о ее странных лабиринтах и то, как легко в них можно затеряться, стоит хоть в чем-то не угодить мужу или дать ему по-быстрому насытиться желаемым.
      После длительного времени, потраченного на пустые мечтания о новизне и всплеске эмоций в отношениях, он вдруг осознал, что семейные отношения надо обновлять, а не искать утех на стороне. И отдал жене весь свой пыл, всю ласку, что копил для кого-то на стороне. И взамен получил все, о чем мечтал ночами.
  Катя всегда вела себя сдержанно, и в интимной жизни также склонялась к сдержанному проявлению чувств. Теперь она была совершенно сбита с толку ураганом эмоций, захлестнувшим ее. Он подхватил ее, закружил и понес непонятно, куда.
    Она не властвовало над собой, когда руки путались в его волосах, а губы слились в поцелуе с его губами. Ею овладело сладостное томление и волнующая боль. Его тело и душа принадлежало целиком и полностью ей. Она это чувствовала. И ее тело стало  его собственностью.
     Когда они проснулись и приоткрыли глаза, в окна сквозь тюль пробивался теплый солнечный свет. В глубине комнаты тихо бормотал вентилятор, навевая приятную прохладу. Муж, приподнявшись на локтях,  смотрел на Катю. И за голубизной его глаз она увидела   нерешительного ребенка.
  Он смотрел на нее с мольбой и обожанием, не осмеливаясь сказать вслух то, что испытывал сейчас. Но чувства чувствами, но одними ими сыт не будешь. Если бы счастье ощущалось только в сексе, тогда счастливым можно было бы считать любое животное.
 
           Глава 11. Нелегкая работа в котельной.
               
                Подглава 1. Разлад с мужем.
   
              Помещение котельной - это пятиэтажное здание. На каждом этаже находились разные агрегаты, которые обеспечивали бесперебойную работу котлов. Режим вахт был расписан поминутно. Вот и получалось, что всю смену приходилось носиться с одного на другой этаж. Там открыть, тут закрыть, то грюкнуть, то стукнуть. При этом следить за приборами. И вести вахтовый журнал.
  В конце смены делалась влажная уборка всей котельной. Чистились лопатой боковые золоуловители, потом из шланга мылись котлы и проходы. И, сделав все записи в журналах, сдавалась смена другому машинисту. Все устройства и приборы при сдаче смены должны работать.
     И тут только понимаешь,  что ничего больше не чувствуешь. Руки и ноги перестали тебе подчиняться. На автопилоте доходишь до своего дома. Еле передвигая ноги, поднимаешься на второй этаж. И думаешь, хотя бы хватило сил добраться до ванной, а потом до кровати.
    Один раз, придя после рабочей вахты домой, Катя не застала там своего мужа. Зазвонил телефон.Она сняла трубку. Коллега по работе - Любовь Васильевна Капелина - пригласила в гости, добавив, что Максим и начальник котельной уже у нее.
    Катя с трудом помылась, оделась и спустилась на этаж ниже. Она звала эту женщину всегда по имени и отчеству, так как та была старше нее. Только на «вы» и с именем отчеством. И никогда иначе.
    Дверь открыла хозяйка квартиры. Она провела Катю на кухню, где в полном разгаре было застолье. Все гости Любови Васильевны, как и она сама, изрядно выпили и теперь галдели без передыха.
    Возле двери сидел Толик-слесарь котельной. Начальник сидел рядом с Васильевной. Рядом с Катиным мужем вольготно расположилась соседка с верхнего этажа Элла. О ней отзывались, как о женщине без всяких комплексов.
    Все так живо беседовали, что не обратили на Катин приход никакого внимания. Когда пришло время освободить для нее место за столом, Элла придвинулась к Максиму так близко, как не позволит себе сидеть в гостях с мужем даже  жена. Женщина не соблюдала никаких знаков приличия. Максиму ее раскрепощенность, видимо, нравилась.  Он  положил руку на спинку ее стула и при разговоре  пригибался прямо к ее лицу.
    Катя не знала, как себя вести в этой ситуации. От природы строгая к себе и к другим, она старательно делала вид, будто ничего не замечает, что ей все это безразлично. И все же исподлобья наблюдала за ними, хотя понимала, что этого делать не следовало.
  И  вскоре была вознаграждена вниманием со стороны мужа, до этого увлеченного лишь беседой с  Эллой. Он почувствовал  ее пристальный взгляд, стушевался, но не подал виду, хотя на всякий случай быстренько убрал руку со стула собеседницы. Чувствуя себя уличенным в недостаточно порядочном поведении, он не хотел признаваться в этом. Зная, что в данной ситуации лучшая оборона-это нападение, он выпалил:
– Что-то долго ты собиралась.
И вдруг громко расхохотался, тыча  вытянутой рукой в сторону ее лица:
– Ха-ха-ха! Вы только посмотрите, на что она похожа! Даже рожу помыть забыла! И все стали тоже смеяться, показывая на нее пальцами.
    От унижения, стыда и позора Катя готова была сквозь землю провалиться. Она подскочила, как подстреленная, наткнувшись на одну из дам  этого сборища. Она до этого стояла, облокотившись о стену, издалека с усмешкой наблюдая за происходящим в комнате.
  Катя только и выпалила чуть слышно:
– Бессовестный ты!
И пулей выскочила из ненавистной квартиры.
    В ее душе бушевал ураган. Она знала, если человек любит женщину, он никогда не унизит ее перед посторонними людьми.
    И зачем я только пошла туда? Лучше бы легла спать и ничего не знала! Сколько раз я зарекалась иметь что-то общее с этим лицемером?! И почему-то нарушала эти зароки. Когда же, наконец, я покончу с этим браком? И сама себе отвечала отрицательно.
  Глядя на себя в зеркало, она не могла понять, чем  другие женщины лучше нее. Несмотря на свои сорок лет, она выглядела значительно моложе. Кожа по-прежнему была гладкой и бархатистой. Не было ни одной морщинки или складки.  Ну, может, от холода загрубели руки и лицо. Она еще и еще разглядывала себя и не могла найти оправдания мужу.
     Единственное, что в ней могло не нравиться ему, так это ее скованность и не развращенность. Она всегда считала эти качества добродетелью, а не пороком. Оказывается, мужу всегда нравились именно такие женщины. Она не могла стать такою, пусть даже небеса заставляют ее добиться этого. Она лучше умрет, но не будет вести себя так, как его протеже.
  Она подумала: пора перестать ждать от брака чего-то стоящего. Если человек не хочет становиться лучше, то лишь могила может его исправить. Надо завтра заказать разговор с дочерью. И бежать от мужа, сломя голову. Путь развлекается, как хочет, но без нее.
С такими мыслями она долго еще ворочалась в постели. Потом, наконец, задремала. Ночь была бесконечной. Стрелки часов, казалось, не хотели двигаться.
    Но жизнь продолжалась. По крайней мере, у веселящихся этажом ниже, где до трех часов ночи не смолкала музыка. Когда пришел муж, он громко хлопнул дверью, давая понять, что ему плевать на всех, кто дома и кому не нравится его поведение. Он здесь хозяин. Лишь его голова коснулась подушки, он захрапел так, что проснулись остальные жильцы квартиры.
     Жизнь ее была полна разочарований, унижения и оскорблений. Бог дал ей много терпения.  Но всякому терпению когда-то наступает конец. А она все молчит и ждет справедливости. Когда же наступит для нее предел ее собственного терпения?  Сон отвернулся от нее окончательно. Так же и удача. Теперь каждый день в ее семье что-нибудь происходило не так, как бывает в нормальных семьях.
  Как-то вечером, сидя у окна,  Катя читала книгу. Зазвонил телефон. Муж предупредил ее, что его вызывает начальство на неизвестный промежуток времени в Тынду. Возможно, на сутки или двое. Был вечер четверга. А пятница - праздничный день. Катя расстроилась. Максим понял это по голосу.
        Они в этот день собирались идти в гости к сыну на день рождения внучки  Настеньки. Катя сказала мужу что-то резкое насчет непонятных вызовов по праздникам. И бросила трубку. Через пару часов снова раздался звонок. Муж передумал ехать в Тынду. И обещал в скором времени прийти домой. Кате стало ясно, что он собирался развлечься где-то на стороне, но что-то ему помешало. Он ничего лучшего не придумал, как явиться домой, чтобы осчастливить жену своим присутствием.
     Двусмысленность и обман просто взбесили Катю. Последние события в семье сильно расшатали ее нервную систему. Домой он явился, чуть ли не одновременно со звонком. Понятно.  Он звонил из одной из соседних квартир в доме. Скорее всего, от Васильевны, где в последние дни бывал чаще, чем дома.
     Он быстро вошел в комнату, обнял, поцеловал свою супругу, потрепал, как собачку, по плечу. Катя вздрогнула, как от удара, и нахмурилась.
– Что, ты не в духе? Не ждала меня? – Сверкнул глазами, словно молниями, Максим.
– Ничего особенного, – со вздохом сказала она. – То же, что и всегда. Давай не будем бередить друг другу душу. Есть будешь?
– Нет, я поел. Нашлись добрые люди, покормили.
  Чувствуя ядовитые уколы с его стороны, Катя решила не отвечать на них, а сделать вид, что не заметила. Она отошла к окну и взяла в руки книгу.
– Опять надулась, – решил Максим: - Что опять не так? Ты не рада моему приходу? Ну, ладно, когда не шел, – ты обижалась. Теперь я вот он. Пора забыть прошлые обиды. И  жить настоящим или лучше будущим.
    – А что сулит мне будущее? Ты будешь снова близким и родным? Или я по-прежнему останусь одинокой при живом муже? Ты вроде и рядом, но тебя нет. Какая радость от такого брака? Деньги? Да на черта они мне нужны! Ты ведь знаешь, я к ним безразлична.
     Максим видел, что все в Кате кипит, но полагаясь на ее привязанность к нему и собственное умение убеждать, надеялся на скорое ее успокоение.
– Зря  злишься, ты ведь знаешь, я никогда не переставал тебя любить. Но я мужчина. Мне нужна свобода. Не могу же я бросить Кимыча одного. И, кроме того, у меня сейчас много работы - идет ремонт в котельной. Поэтому мы редко видимся. Но  чувство мое к тебе неизменно. Да ты и сама об этом знаешь!
    Катя вспыхнула, как спичка. Самым  отвратительным было, когда человек говорил красивые и правильные слова, а в жизни поступал низко и подло. Куда подевалось ее терпение! И ее понесло:
     – Чувство? О каком это таком чувстве ты говоришь?! Не надо быть мисс Марпл, чтобы понять, что ты проводишь время с другими женщинами, даришь им подарки на 8 марта, волочишься за каждой юбкой! А мне при этом втираешь, что у тебя на работе аврал и нет свободного времени. Это для семьи у тебя его нет. Для всех остальных ты свободен!
     Это же надо придумать: начальство вызывает в контору! Даже на календарь не удосужился посмотреть! Ты и домой-то явился лишь потому, что по какой-то причине не получилось развеяться на стороне. Да пошел ты подальше со своими чувствами! Думаешь, если я молчу, то ничего не вижу? Все я вижу! Я давно прозрела, и перестала верить твоим сказкам!
     Катя в сердцах отбросила в сторону книгу, потом снова дотянулась до нее и сделала вид, что углубилась в чтение.
Максим с наигранной обидой в голосе сказал:
– Не понял! О каких это подарках ты ведешь речь? И что за юбки имеешь в виду, за которыми я волочусь? Никто мне не нужен, кроме тебя!
    Он прекрасно помнил свои похождения и понимал, жена не с неба почерпнула свои упреки в его адрес. Он надеялся на ее забывчивость и доверчивость. Оказывается, она ничего не забыла, хотя и держала все в себе.
- Что касается, Капелиной, ты, наверное, заметила, что я перестал к ней ходить?!
-  Чего так?
Она предполагала, что между ними в отношениях как бы пробежала черная кошка. Он стал реже упоминать ее в разговорах и бегать на этаж ниже.
- Да надоела со своими капризами. Думает, ей все дозволено! Чужая семья для нее ничто.
    Катина  душа была полна сомнений и вопросов, на которые не находилось ответов. Жизнь такая короткая штука, что требует от нас быстрых действий и работы мозга.  Ну, почему мы надеемся на лучшее, когда надо раз и навсегда решать?! И действовать. А мы все надеемся, что потом все наладится, станет лучше? 
  В семье, как всегда,  после радости наступали неприятности, после хороших дней приходило время разборок.
 
               
                Подглава 2. Котельная празднует восьмое марта.
 
 
    Восьмого марта, когда Максим с женой обнимались и целовались в постели, зазвонил телефон. И раз, и два раздавались  гудки. На третий раз муж не выдержал. Он разнял  объятия, и в чем мама родила, на цыпочках подбежал к телефону:
– Евсеев у телефона!
Он всегда так отвечал на звонок. И улыбнулся:
– Кимыч, ты? Сейчас буду!
И тут же начал одеваться.
– Ты полежи, я минут через пятнадцать вернусь, – с виноватой улыбкой сказал он Кате.
И заспешил в сторону входной двери.
    Катя не дождалась его на обед, потом заснула. Ей  предстояла ночная смена.
Проснувшись, увидела, что в доме она одна. И в назначенное время отправилась на работу.
  Как принято, начала осмотр оборудования с нижнего этажа. Потом поднялась на этажи выше. Все работало в нормальном режиме. На всякий случай прогнала крокодила по каналу ШЗУ. И, спустившись на второй этаж, открыла дверь дежурной комнаты. Пока принимала смену, она не могла понять причину своего волнения.
   Теперь все встало на свои места. В комнате при закрытой двери находились начальник котельной  и Катин муж с женщинами смены. Первое, что бросилось в глаза, это ее муж, стоящий на коленях со стаканом водки возле кровати с полулежащей Галиной. Он держал ее за руку, уговаривая выпить  напиток. Катю обдало жаром.
     Она, поздоровавшись, машинально прошла мимо него вглубь комнаты к окну. Открыла его, так как все были пьяны и в комнате стоял страшный перегар. Возле окна сидел очень пьяный  Кимыч с толстой женщиной на коленях. Машинально в голове промелькнула мысль: «Как только она его не раздавила»!?
    И лишь сейчас поняла масштабы этой грандиозной пьянки длиною во весь день. Как мог  Максим оторваться от такой попойки, чтобы прийти на обед домой. Здесь было все, что он любил: выпивка, женщины, флирт и ожидание того, что может произойти после попойки. Он просто потерял счет времени!
      Катя твердым шагом спешно покинула этот пьяный Содом и Гоморру, как окрестила это сборище в уме. У нее только и хватило сил выполнить свои текущие обязанности. И затем она выскочила на улицу со слезами обиды. Муж, уходя утром по звонку, делал вид, что недоволен им. И идет лишь потому, что надо.
    Катя считала, если человек не желает что-то делать, никакая сила его не заставит против его воли. Весь день, поднимая бокалы, он поздравлял женщин с 8 марта. Они ведь – главное в жизни мужчин. Своя жена не в счет. Она всего лишь собственность.
     Через некоторое время через окно в подсобке она услышала:
– Скотина! Весь кайф обломала! Кто ей дал право  следить за мной?! Я  сейчас покажу, где ее место! Будет знать, кто в доме хозяин!
Катя осталась еще и виноватой, просто выйдя в свою вахту на работу.
  Послышался грохот на ступеньках, ведущих к выходу из помещения. Из двери вывалился, спотыкаясь, Максим. И тут же схватил ее за грудки:
– Какого хрена ты явилась сюда? Кто тебя звал? Кому ты здесь нужна. Следить за мной захотела? Порядки свои пришла тут устанавливать? Так это не по адресу!
     Катя, сохраняя молчание и сопя, старалась вырваться из рук пьяного супруга! Он со всего маха ударил Катину голову об стенку. А, высвободив одну из рук, кулаком всадил ей в честь женского праздника  под глаз.
    В наше жестокое время женщине почему-то все время приходится бороться: против войн и обидчиков детей, против болезней  с безденежьем, против разорения и мошенников. Самое обидное, что приходится бороться с родными мужьями.
     Они не ставят женщину ни во что, не ценят ее и не уважают. Как же трудно быть смиренной, и не бросаться наперед бури, которая может переломать кости. Вот и сейчас в ней проснулась бунтарская натура.
– Господи, как же ты меня замучил! Как же я тебя ненавижу! Врешь на каждом шагу, волочишься за каждой юбкой! А виновата почему-то я! Да на черта ты мне нужен со своим бедламом?! На работу я пришла. И мне совершенно все равно, с кем и где ты проводишь время!
  Она при этих словах, вырвалась из его цепких лап и сделала попытку вернуться к работающему котлу. Но муж снова поймал ее за голову и два раза из всех сил ударил ею по приоткрытому углу двери.
– Если еще раз увижу, что ты следишь за мной или говоришь что-то против меня, я задушу тебя, размозжу твою голову об стену.
  Странное дело, но Катя перестала бояться мужа, хотя он в эти минуты был ужасен. Каждый его мускул дрожал от ярости. Она ни на секунду не сомневалась в его решимости убить ее. Но она устала дрожать:
– Господи! Скорее бы этот момент наступил! Я так устала от тебя!
  Ее голова кружилась и перестала поворачиваться. На затылке образовалась шишка с  яйцо.
  Тут на шум выбежали собутыльники Максима, оттащили его от Кати. Мало-помалу лицо его стало принимать обычное выражение. Он открыл рот, что-то хотел сказать, но не стал. Руки его бессильно опустились перед покорно-отрешенным взглядом Кати. Собутыльники тянули его в сторону от котельной.
     Он сбросил с себя их удерживающие руки, встряхнул головой, как бы избавляясь от наваждения. Затем резко повернулся и отправился прочь от котельной. Вся пьяная компания, качаясь, поплелась следом.
  Катя не знала, происходило ли между ними что-нибудь потом. Она с трудом отработала ночную смену. Утром, когда вернулась с вахты, его не застала дома. Он рано ушел на работу, где старался не попадаться ей на глаза. А вечером отправился с отчетом в контору в Тынду.
  Снова Катино спокойствие были нарушено. Она совсем пала духом, тоска грызла душу. Два дня Максима не было. Пока он был в конторе, она зашла в кабинет начальника и стала свидетелем  странного телефонного разговора. И поняла, что начальнику приказали принять дела и склад у мастера до дальнейших распоряжений, так как Евсеев уволен с занимаемой должности.
  Разговор шел какими-то урывками и сопровождался намеками, видимо, из - за ее присутствия в кабинете. Сердце ее заныло. Каким бы не был этот мастер, но с ним она прожила немало лет. И имеет от него сына и дочь.
  Увольнение мужа с работы было реальностью. Она  тешила себя надеждами, что Максим  поддаться ее уговорам вернуться на юг. Но догадывалась, здесь кроется что-то другое.
    По окончании смены она поспешила на вокзал, чтобы встретить его с поезда и  узнать, что же произошло на самом деле. За день она устала от перешептывания и намеков. И хотела знать правду. Она лишь поняла, что увольнение произошло по инициативе руководства объединения.
  Пришел поезд. Из вагонов вышли приехавшие пассажиры. Перрон опустел. Осталась на нем только Катя. Весь следующий день она провела, как во сне. Ныло сердце от  предчувствий и неопределенности. Что могло случиться?
     Муж, виноватый и пристыженный, появился в поселке только на следующий день. И снова старательно избегал встречи с женой. До конца рабочего дня он не попадался Кате на глаза, передавая весь день свои дела зятю кладовщицы. Домой он пришел ночью, пьяный и неприступный. В его глазах она уловила боль и ложь.
     Разговор с мужем у нее состоялся только через три дня. И пошел он снова не по продуманному до мелочей сценарию Кати.
Несмотря на желание как-то поддержать мужа, она  не смогла сдержать  обиду, и  поддела его:
– Зря ты скрываешь от меня правду! Я все знаю!
Этим довела озлобленность мужа до предела.
– Дура ты набитая! И ты туда же?! Я тебя ненавижу! – Заорал он. И выбежал из дома, хлопнув дверью.
  Она сидела в спальне,  вне себя от ярости. Мысли были отрывочными и путались, как вязальные нитки в игре котенка с клубком. Что же ей делать? Как поступить?  Как узнать, подставили мужа  или он получил заслуженное наказание?! В конце концов, кто-то должен был ему указать на неправильность его отношения к жизни и семье. Хотя причем тут семья? Наказать за неправильный выбор приятелей.
        Что-то он увлекся проведением времени вне семьи. Стали в очередной раз закрадываться мысли о разводе с Максимом. Если она не так важна для него, как развлечения, надо оставить его с любимыми занятиями. Наверное, стоит бросить все и бежать, сломя голову от этого хамелеона, который по сто раз на день меняется в цвете и собственных поступках?!
     То он любит  бескорыстно и страстно. То ненавидит безудержно и готов снять с нее кожу лишь за маленькое непослушание. То он верен своей супруге и следит за ответным чувством. А то вообще не глядит в ее сторону и неделями избегает встретиться с нею даже взглядом. И всякая другая женщина ему становится ближе и дороже ее.
  Катя снова пришла к выводу: надо положить конец этим отношениям.  Пусть живет, как знает. А она поедет к дочери. Деньги на дорогу есть! Там пойдет на работу. Все будет нормально, – думала она, заказывая телефонные переговоры с дочерью. И стала помаленьку собирать вещи. Она жила теперь ожиданием предстоящих переговоров, хваталась за них, как утопающий хватается за  тростинку на воде.
  В конце концов, давно пора было им признать, что, каким бы роскошным и внушительным не выглядел снаружи их семейный карточный домик, внутри он давно прогнил. Она убеждалась в правоте слов, что чужая душа – потемки. Сколько она не старалась достучаться до Максима, они все больше отдалялись друг от друга, оставаясь каждый со своим видением жизни и человеческих отношений.
  Катя считала дни, минуты и секунды, оставшиеся до переговоров. Она хотела перемен, чувствуя себя одинокой и никому не нужной. 
 
 
Глава 12.   События в Тынде. Отчет. Перевод Максима. Мать Кати.              Месть Васильевны.
 
                Подглава 1. Переезд Евсеевых в другой поселок.
 
    Жизнь так и сыпала на голову Кати одни испытания за другими, как из рога изобилия. Спустя некоторое время после описанных событий, начальник объединения сдался на милость главных специалистов,  вступившихся за Евсеева. И Максиму предложили вместо увольнения перевод в соседний поселок в качестве рядового оператора котлов.
    Катя старалась уговорить его не соглашаться на перевод, а отправиться в село. Все в ней бунтовало против очередного переезда. Неплохо, конечно бы и заработать, чтобы пребывание на Севере не было бесполезным.  Но что-то ее гнало с БАМа. Максим посчитал, то это просто ее упрямство.
     Он обещал Кате улучшения отношений:
– Ты пойми, наш отъезд будет на руку подставившим меня. Чего хотели, того и добились.  Я понял, ты была права: что произошло в Тынде, скорее всего, заслуга Капелиной.
. Она хотела возвращения зятя на руководящую должность. И добилась этого.
  Мне надо очистить свое вымазанное в грязь имя перед людьми. Иначе я не смогу смотреть им в глаза. Все у нас с тобой наладится. Поверь мне и поддержи. Только не оставляй одного.
    Конечно, муж чувствует себя обиженным и оскорбленным. Он даже согласился на понижение ради восстановления  честного имени. Если бы она оказалась в таком положении, она бы вряд ли от него получила прощения. Скорее всего, он бы ее просто уничтожил. Но она ведь не он. Уничтожать его она не будет. А даст ему последний шанс.
    Евсеевы быстро собрали вещи. И ранним утром погрузила их на грузовую машину. Катя с матерью сели в кабину. Максим разместился в кузове среди вещей и мебели. И поехали на новое место жительства.
       Для их вселения приготовили большую полуторную квартиру на четвертом этаже и сравнительно небольшую двухкомнатную с изолированными комнатами на третьем этаже. Выбрали второй вариант. Матери нужна была отдельная комната, да и они не были еще старыми, чтобы посвящать всех в свои отношения.
         Мать поместили в комнату поменьше, сами расположились в гостиной, имеющей полукруглую форму. Квартира требовала скорейшей санобработки и ремонта. Обои во многих местах были оторваны и просто ходуном ходили от бегающих под ними тараканов.
     Муж сходил в магазин за дихлофосом. После сдирания со стен обоев, отслуживших свой век, и обработки стен, Евсеевы вымели погибших насекомых и занесли вещи и мебель. Муж после обеда вышел на работу. Кате разрешили приступить к обязанностям на следующий день.
     Любой переезд с одного места на другое сродни пожару. Работы хоть отбавляй. Стараясь хоть немного обжиться, супруги купили дачный участок с теплицей, гаражом и курятником. Пока занимались обивкой теплицы пленкой и посадкой овощей в ней,
муж был спокоен, не пил и никуда не рвался. Или Катя, занятая работой, просто не замечала ничего за ним?! Она успокоилась и даже была рада переезду на новое место.
– Раз нравится здесь ему, привыкну и я, – думала она.
               
                Подглава 2. Мама Кати чудит под воздействием лекарств.
 
 
  Немало хлопот  в это время доставляла мама. Она свешивалась с балкона до пояса. И пыталась вовлечь в разговор проходящих мимо прохожих.
- Женщины, а женщины! Какое сегодня число? А пенсию еще не приносили?
    Прохожие торопились уйти подальше от странной старушки на балконе.
Иногда мать выбрасывала из окна отрезы материалов.
- Берите! Мне не жалко! У меня все равно глаза не видят, чтобы шить.
Она раньше занималась шитьем на заказ. И скупала понравившиеся отрезы материи в уцененном магазине.
  Потом вдруг стала бросать деньги, которые копила, получая пенсию. Максим и Катя оставляли ей ее полностью, не беря у нее ни копейки. После угара в Преградном, они с мужем забрали ее под свое полное обеспечение. Когда старушка после нахлынувшего на нее желания все рвать, резать или выбрасывать в окно, начинала считать перемешанные по ее прихоти фотографии и деньги, оказывалась их недостача, тогда она снова брала ножницы и доводила до нужного количества, разрезая сначала фотографии, а потом в ход пошли и деньги.
  Катя принесла в ее комнату ведро, чтобы старушка не захламляла улицу перед окнами. И все материны куски материи, фотографии и деньги, подвергшиеся  уже каждодневной экзекуции, оседали теперь в нем. Благодаря этому, у Кати появилась возможность взять из ведра и показать матери, забывшей о своих действиях, куда подевались ее деньги.
    С некоторых пор старушка стала обвинять в их пропаже никого иного, как ее. Той мало было разборок с мужем, появились еще и с  матерью.
 Мать тогда кричала:
- Почему мне перестали носить пенсию? А, это, наверное, ты  получаешь  и присваиваешь ее?! Что, забыла, когда я тебя содержала? Захотелось нагреть ручки на моих денежках?! Поэтому говоришь, что ее не приносили? – Ее злобе, казалось, не было конца и края.
    – Мама, ну что ты говоришь? Я, забирая тебя, перевела пенсию в наше пенсионное отделение. Но она пока еще не пришла. Не знаю,  почему так долго ее нет! Как придут деньги, я все их тебе до копеечки отдам, – старалась призвать мать к пониманию ситуации Катя.
– Попробуй только не отдать.
– И она их так же порежет, как и те, что были у нее, – вздохнул Максим.
– Пенсия моя! Что хочу, то и делаю! Или у вас глаза разгорелись на мое богатство?
  Катя с жалостью смотрела на свою бедную, больную мать. Ее зарплата была раз в пять больше, чем материна пенсия.
    Казалось, мать временами все понимала. И уничтожала свое имущество, лишь бы оно не досталось дочери. А потом вдруг снова начинала искать что-нибудь в своей комнате, заглядывая под подушки, матрас, одеяло. Искала под кроватью, в сундуке и в каждом углу комнаты. Катя стала думать, подобные действия матери происходят из-за действия прописанных врачами препаратов. Но продолжала их покупать и давать матери из боязни, что та вообще съедет с катушек, как ее предупреждали врачи в последний раз посещения больницы.
    Как-то, возвратившись из похода по магазинам и аптекам, Катя была совершенно уставшая. На улице стояла жара, которую она с трудом переносила.
Из комнаты матери послышался крик:
– Ты купила мне капли для глаз? Мать хоть совсем ослепни, а ей все равно.
     Катя от обиды еле сдержала в себе желание ответить криком на крик. Какой-то сумасшедший дом. Все чего – то от нее хотят и в чем-то обвиняют.
– Все я купила, – сказала она тихо. – Взяла «Тауфон», продавщица в аптеке посоветовала. Сказала, кто брал, все хвалят эти капли.
– Ты всегда делаешь мне наперекор. Даже капли взяла не те, что прописал врач.
– Тех капель не оказалось в аптеке. Пока привезут, попользуемся этими.
– Зачем я здесь? Если бы не ваш проклятый БАМ, я бы и теперь хорошо видела.
 Когда я уходила на пенсию, врач мне говорил, что я еще долго буду пользоваться очками +4,5.
  И что же? Я уже почти ничего не вижу. И тебе на меня наплевать. Я ради вас с Вовкой в сорок два года без мужа осталась, никого другого в дом не привела, чтобы вам хорошо было. Теперь у меня сына нет. А ты не хочешь обо мне заботиться. Я тебя для жизни родила, а ты мне смерти желаешь!?
– Мама, ну что ты такое говоришь? На пенсию ты вышла чуть ли не 25 лет назад. Я сама уже ношу очки +4,5. А ты хочешь в 77 лет видеть хорошо.
     От злости мать даже ногами начала топать. Все, оказывается, вокруг нее плохие: и дочка, и зять, и внуки.
  Катя, чтобы не нагрубить ей, прикрыла наглухо  дверь. И стала, размазывая слезы по щекам, распаковывать на кухне сумки с покупками. Стала снимать с себя жакет, так как  тело изнывало от жары. Руки от расстройства тряслись, когда она расстегивала пуговицы. Пальцы натыкались на ткань. Она ничего не видела из-за застилающих глаза слез. Сколько еще ей терпеть нападки родных?
    В комнату вошел сын:
-  Мамуль! Опять ты расстроена?  Что бабушке от тебя надо? Ты ведь все ее капризы выполняешь! После общения с нею тебя узнать невозможно: замыкаешься в себе, злишься и плачешь.
  Катя вытерла слезы:
- Знаешь, Ваня, я хочу понять, что во мне не так, что каждый норовит вытереть об меня ноги. За что мне досталась такая жизнь?! Может, я провинилась перед Богом в чем-то?
- Не обращай ни на кого внимания. Все в тебе так.  Они  требуют внимания только к собственной персоне. И каждый ревнует тебя к остальным членам семьи.
- Почему тогда каждое  слово матери вызывает во мне протест? Я ведь дочь, и должна терпеть ее выходки, как терпела она раньше наши с Вовой. А у меня не получается.
Я не могу молчать, когда у меня внутри все кипит.
- Все ты можешь! Дай Бог всем твоего ангельского терпения. А-то с двух сторон тебя пилят. И ты умудряешься еще помнить обо всем и обо всех.
Всем почему-то хотелось переделать ее. Хотелось видеть такой, как им нравится.
  Когда-то симпатичная и улыбчивая, она с годами превращалась в издерганное существо, которому пришлось досматривать свою престарелую, озлобленную мать.  Старушке теперь в дочери не нравилась многое: особенно ее бесхарактерность и отсутствие былой живости.
Что делать, если именно она и еще ее дорогой зять сделали ее именно такой.
     С годами мать становилась все более обозлённой. Поначалу Катя пыталась войти в ее положение. Действительно, очень трагично для старой женщины с таким болезненным себялюбием и несносным характером оказаться физически почти беспомощной. Неудивительно, что она с каждым днем становилась раздражительней и вспыльчивей. И прежде она не отличалась ласковостью, а теперь вообще возненавидела всех вокруг.
  Катя задыхалась от всеобщей агрессии. Не могла понять, что ей следовало еще, кроме молчания и терпения, предпринять, чтобы все успокоились. И перестали каждым своим жестом и словом вызывать в ней протест, обиду и желание дать отпор в такой же форме, в какой это зло приходило к ней.
       После каждого общения с родной матерью она чувствовала себя разбитой и бессильной. Когда же закончится этот ад? Неужели люди разучились говорить друг другу приятное?  И видно же, что мать любит ее. Чего тогда гнобит? Почему после каждого общения с нею Кате так плохо?
- Я чего пришел, мамуля?! Саша заболел что-то. Кашляет, температура вверх ползет. Зайди, посмотри, что можно сделать.
- Вчера была неважная погода. А он раздетый бегал. Вот и результат. Ладно, пойдем, - сказала Катя,- прихватив с собой сумку с лекарствами.
  Она провела нужные процедуры заболевшему внуку, сказав невестке на прощание:
- Наташа, начнет подниматься температура снова, звоните. Или пусть Ваня заскочит. Пойду домой, пора ужин готовить.
     Через семь месяцев пришла  материна пенсия за все месяцы задержки. Катя отдала ее полностью, не взяв ни гроша. Если та способна обвинить свою дочь в воровстве, что от нее можно  ожидать, если взять у нее хоть копейку?
    Старушка теперь стала складывать свои деньги вместе с оставшимися фотографиями в красивую детскую сумочку. Несмотря на постоянные закапывания в глаза, она из-за прогрессирующей глаукомы почти ничего не видела.
     Когда ей становилось скучно, она доставала из сундука эту сумочку. Рассыпала по кровати фотографии и деньги.  Пересчитывала свое состояние. Если ошибочно ей казалось, что их больше, она что-нибудь рвала и выбрасывала в окно или в ведро. А если меньше, она сначала закатывала скандал своим родным, потом опять-таки разрывала или разрезала что-нибудь пополам, доведя свое «богатство» до желаемого количества. Часто, занимаясь уборкой в материной комнате, Катя находила ее пропажи то в пододеяльнике, то в наволочке, то под кроватью. Больная тогда счастливо хохотала. И начинала новый пересчет и выбрасывание лишнего.
    Как-то Катя и Максим  занимались теплицей на даче, и им оставалось всего примерно на час работы, возле них остановился явно запыхавшийся сосед из нижней квартиры:
– Что у вас в квартире случилось. Вода льется с потолка, как из ведра. Мы вам уже и стучали, и кричали! Она залила нижние этажи. Уже добирается до электрического щита на первом этаже.
     Не дослушав  соседа, Катя со всех ног побежала к дому. То же самое предпринял и ее муж, когда спрыгнул, закончив накрывать пленкой крышу теплицы.
Три этажа были залиты водой. Она действительно не просто стекала со стен. Она лилась сплошным потоком, как при ливне, даже по электрическому щиту на первом этаже.
  Спешно открыв ключом дверь, Катя попала в воду по щиколотку. Она побежала в комнату матери. Та сидела с прижатыми к телу ногами на кровати. Ее тапочки и носки плавали по комнате от перевернутого ведра до кровати и до окна. А в ванной комнате полностью был открыт вентиль холодной воды.
     Кран был повернут так, что частично вода попадала  в ванну, а частично брызгами разлеталась прямо на пол по всей ванной комнате. И дальше по остальной квартире.
  Катя быстро закрыла кран, подняла брошенное посреди материной комнаты ведро, и тряпкой стала собирать воду. Но ее было столько много, что она быстро поняла: совком вода соберется быстрее. Подоспел Максим. Стал вычерпывать воду прямо ведром.
– Мама, что здесь произошло? Почему весь дом залит водой? Соседи ругаются, за нами на дачу прибежали, – кричала матери из ванной Катя, продолжая черпать воду.
На что та отозвалась:
– Что твои соседи?! Не слушай их! Сами лентяи и хотят, чтобы все такими были.
Я тебе помогала, грядки поливала! Слышишь, какая теперь свежесть вокруг?!
– Господи, и где же ты в квартире на третьем этаже грядки нашла?
– Какой там третий этаж! Я в огороде грядки поливала. Как же хорошо, когда вокруг дома есть огород.
  Она немного помолчала, потом сказала:
– Это тебе твой разлюбезный муженек на меня напраслину наплел? Слышала я его. Он весь день на кухне пьет с мужиками. И ругается, кричит, стучит.
– Ну, что ты опять, выдумываешь, мама? Нас с Максимом не было дома. Мы  на даче теплицу пленкой накрывали.
– Нет, – закричала мать, – и вскочила на кровати на колени, – Вот так ты всегда:  не матери, а своему алкашу веришь! А меня, родную мать, готова в гроб заколотить заживо. Я же тебе говорю: он пил весь день, с кем-то дрался. Я даже слышала, как комната от ударов сотрясалась.
  Мать обиделась и  легла, отвернувшись к стенке и задрав свой подбородок. Устав от горделивой позы, захрапела. А обессиленная дочка, опустившись на сундук, уставилась в сторону окна без всякого желания смотреть в него. В такой позе и застал ее Максим, когда закончил черпать остатки воды в коридоре.
  Теперь она выслушала выговоры от него. Наплакалась в очередной раз, закрывшись в ванной, где совсем недавно только сама вычерпала примерно пятнадцать ведер жидкости.
 
                Подглава 3. Максим едет за стройматериалами и зарплатой в поселок, где
                жил раньше. Его приключения там.
 
       Жизнь течет, от нее не укроешься в ванной комнате. День за днем продолжалась она у Евсеевых на новом месте. В котельной был ремонт. Муж показал себя на новом месте с хорошей стороны. В один из июньских дней начальство отправило его  по производственным делам в поселок, где он раньше проживал с семьей. Работу он выполнил хорошо и в срок.
  Вернувшись назад,  тут же засобирался  снова:
- Кать, ты знаешь, мне для строительства второй теплицы нужен брус, что остался у нас на даче. Да и зарплату обещали сегодня привезти. Я утром поездом вернусь.
  Что  ж, дело благое, намерения хорошие:
- Все правильно, езжай. И одно, и другое нам сейчас  очень нужны. Тем более выходные впереди.
  Катя погладила мужу  одежду, и проводила его.  На следующий день, как договорились, она вышла на перрон встречать его  с брусом. Подошел поезд, вышли все пассажиры. Его не было. На багажной платформе тоже было пусто. Три дня ходила Катя на перрон без толку.
     Позвонила сыну. Трубку сняла невестка.
– Так он за все дни ни разу к нам не заходил. Мы слышали, что он проводит все время у Унтуры.
     Катя усмехнулась от собственного предположения:
– Пьют, наверное, с Виктором целыми днями, когда уж ему о доме вспоминать?!
– Не знаю, что он там делает, но Виктора дома нет уже почти неделю. Его отправили в командировку. Дома только Галя.
     Катю осенило: та самая Галя, перед которой Максим 8 марта стоял на коленях, упрашивая выпить очередной стакан спиртного. Ее как кипятком с ног до головы облили. Вот и верь после этого! Он же обещал, что с пьянкой-гулянкой покончил.
  Лишь на четвертый день муж вернулся на попутке без денег и бруса. Он был весь какой-то прилизанный и виноватый, с плутовато-блуждающим взглядом. И снова старался не попадаться ей на глаза. Катя столкнулась с ним случайно, выходя из помещения после  рабочего дня. Он протянул в ее сторону руки, она отмахнулась от них, как от паутины. И прошла мимо, словно не заметила.
     Она благодарила судьбу, что у телефона оказалась именно Наташа.  Если бы трубку снял сын,  не невестка, многих вещей о своем муже Катя бы не узнала по двум причинам. Он  пощадил бы ее самолюбие или из мужской солидарности не выдал отца. А ведь она уже думала, удача повернулась к ней лицом.
    Потом Катя узнала, как прошли три разгульных дня ее мужа.
      В день приезда Максим получил заработную плату. Как обычно, сложились на выпивку. Показалось: мало. Купили еще. Стемнело. Перешли на квартиру к Толику, который жил над бывшей квартирой Евсеевых.
        Сказать, что он пьяница и дебошир с бешеным нравом, вроде как ничего не сказать. Своим буйным характером он не давал покоя  ни соседям, ни родным. Из-за этого потерял семью. Теперь не платил алименты на ребенка, считал, будто они пойдут не на сына, а на развлечения жены.
        Сначала все котельщики пили вместе. Потом некоторые мужчины разошлись по домам. Остались семеро заядлых выпивох: хозяин, Максим, Кимыч, Николай-бульдозерист, два электрика: Женя и Дима и Васильевна.
        Хозяин квартиры был образованным и далеко не  глупым человеком. Раньше он занимал инженерную должность. Но за пьянку его разжаловали до простого слесаря, и теперь он злился на весь белый свет. Максима понизили в должности, тоже был обижен.
       Кимыч начальствовал чуть больше полугода. И держался на этом посту лишь благодаря Максиму, выполняющему его и свою работу из чувства мужской солидарности. Он покрывал все похождения шефа   его  уходах в запой. Когда звонили “сверху”, Максим говорил, что Дербун занят работой в котельной. Иногда просил Катю сказать, что его вызвали в мэрию или куда-то по неотложным делам.
      Однажды пьяные поселковые мужики попытались проучить начальника с помощью кулаков. Евсеев, закрыл его грудью, приняв все тумаки на себя.
Николай - бульдозерист, бывший уголовник, уволенный когда-то из котельной за пьянку. Электрики Женя и Дима любили обильные застолья и пресмыкались перед Васильевной, потому, что вечно были должны ей деньги. Она в поселке была вроде ростовщицы: одалживала желающим некую сумму, сразу оговаривая свой  процент при возврате.
      Когда Евсеевы приехали на БАМ,  она говорила, что в поселке ей должны одиннадцать миллионов рублей. Катя ужаснулась: таких денег она никогда не держала в руках. Должники за ее поблажки должны были выполнить какие-то ее поручения.
      Многие в котельной уже зависели от нее: кому-то она взаймы давала деньги, кому-то самогону наливала. На каждого у нее был компромат: один гулял, другой плохо отозвался о начальстве, третий слыл героем-любовником. Все огрехи, до поры, брались ею на заметку, чтобы в нужный момент  поставить должника на место.
       Васильевна приложила немало усилий к неприятностям Максима.  Она всегда желала, чтобы все ей подчинялись. Находясь сейчас в компании мужчин, она умело стравливала их между собой. Уж очень ей хотелось отомстить Евсееву, не принявшему ее сексуальных притязаний.
          В самый разгар пьянки Васильевна произнесла тост:
– Давайте выпьем за Максима, трудоголика и покрывателя чужих грехов!
Выпили. Налили снова.
– Теперь выпьем за освободившуюся вакансию!
       Мужики переглянулись:
– А чего это, Васильевна, она тебя волнует? – Спросил Николай. – Уж не метишь ли ты на это место?
 Она усмехнулась:
– А почему бы и нет. Там  зарплата выше и власти больше. Не люблю подчиняться, сами знаете. Но пока исполняет обязанности мой зять, на место претендовать  не буду.
      Тут до Максима дошел смысл его подставы в конторе. Хотя Катя твердила о подлом характере Капелиной, он не верил, думал, просто ревнует. Теперь понял: не без участия Васильевны вспыхнула во время отчета пьянка, и утром появился с проверкой начальник. А он считал ее своим другом.
 - Так это ты меня подставила, подруга?! - повернул он голову в ее сторону.
- А ты считал себя особенным? Запомни: кто меня обидит, не раз об этом пожалеет.
      Остальные в знак согласия закивали головами.
Никогда в жизни Максим не испытывал такого жгучего унижения. Он налил себе стакан водки и залпом выпил. Надеялся, полегчает, но стало еще хуже.
       Масла в огонь подлил Дима:
– Васильевна не любит, если не оправдывают ее надежд?  Она с ними не церемонится.
– Особенно с теми, кто много знает, – подпел ему Женя.
- Мужики, я ведь старался для всех. Чтобы котлы работали, и зарплата у вас хорошая была. Зачем мы на Север приехали, если не заработать?
       Спиртное взбунтовалось в головах мужиков:
– Ты всех достал своим горением. Теперь ты « бывший» для нас, обыкновенный работяга. Вот иди и работай. А будешь и дальше копать,  кто и как помог тебе убраться и поселка, схлопочешь по морде. У нас не заржавеет.
         Николай выпил еще стакан спиртного и обратился сквозь зубы к Жене с Димой:
-А чего ждать, братцы? Давайте проучим его сейчас?
Они встали с мест и  пошли на Максима.
Васильевна, стравившая мужиков, поднялась с места и направилась к двери:
- Ну, ладно! Я домой.  Вы тут сами справитесь, думаю. Недосуг мне на ваши разборки глаза пялить.
 – Э-э-э! Мужики, вы чего? – Богатырев стал между наступающими заговорщиками и бывшим мастером.
- А ничего! Сейчас мы  увидим, на что он способен!
- Перестаньте устраивать  мордобой! – пытались растащить воинствующие стороны Толик и Кимыч. Но сорвавшуюся с гор снежную лавину уже не остановить.
    Давно не испытывал Максим такой ярости, какую чувствовал сейчас при виде унизивших его мужчин. Он так жаждал теперь возмездия, что стал впервые в жизни молить Бога о возможности заплатить обидчикам по счетам.
      Он не испытывал страха, хотя  знал о злобности и коварстве наступающих на него драчунов. Конечно, в этом могло сыграть немалую роль и количество выпитого спиртного, и желание получить с мужиков возмездие за унижение.
     Он с детства не признавал ничьего лидерства. Он  рос обыкновенным уличным мальчишкой, какие бились с пацанами других районов города, доказывая свое превосходство и силу. Но он был один, а их трое.
     В мужиках он не видел достойных соперников. Первым на себе почувствовал его силу Николай.  Он словно спущенная с цепи кавказская овчарка, бросился на гостя и попытался ударить его по голове. Потом снова рванул в его сторону. Но Максим уйдя в сторону от нападающего, нанес ему резкий удар костяшками полу сжатых пальцев.
    Сила и скорость, с какой он был нанесен, подействовали так, что Николай, как под действием электрического тока, на какую-то долю секунды замер и затем мешком рухнул на пол.
      Его подельники застыли от неожиданности. Ростом Максим был невысок, но силен и изворотлив. Сузив глаза, он буквально пронзил своим взглядом второго соперника. Того обуял страх,  и он тут же получил молниеносный удар в ухо. У парня лопнула барабанная перепонка. И хлынула кровь из него. Димка  с громким воем свалился на пол рядом со своим незадачливым подельником,  орошая полы кровью.
      Оставался самый молодой из противников, Женька.
С этим Максим возился тоже недолго. Хотя внешне он и выглядел круче других, на самом деле оказался самым  обыкновенным слизняком. У него не было сил и смелости даже на то, чтобы убежать. И уже  скоро  он корчился от боли рядом с напарниками.
       Богатырев и Кимыч с удивлением смотрели на Максима:
– Как ты быстро справился с мужиками! Они же в спортзал ходят каждый день!
– Да разве это мужики? Так, шпана накачанная.
Прежде, чем начинать драться, надо хотя бы не быть трусом. Правда на моей стороне, поэтому и проиграли. Пусть теперь  полежат тут,  подумают. А я, наверное, пошел спать, – еле ворочая языком, сказал он, уходя.
      Через некоторое время, пришли в себя зачинщики драки. Урока из  потасовки они не извлекли, а вот  злобу на Максима затаили. И поняли, что силой Максиму не отомстить. Нужна  хитрость, способная сбить его с толку.
         Они спустились по лестнице на два этажа, и, хотя была ночь, позвонили в дверь
Капелиной. Она тут же ее открыла, так как давно жаждала узнать, что Максим наказан. А пришлось слушать об их позорном проигрыше.
 Кровь бурлила в висках Васильевны:
– Неужели втроем не могли справиться с одним пьяненьким мужичонкой?
– Не смотрите, что он маленький и на вид слабоват! В нем есть что-то, не поддающееся пониманию. Тут  надо не силой, а смекалкой брать, – выложил перед нею свои соображения Дима.
Николай высказался:
– Надо сделать  так, чтобы ему было плохо, а причину никто не мог определить.
- Ладно, проходите на кухню.
         Она  достала из холодильника початую бутылку водки.  И дала три стакана. Сама пить не стала.
– Может, отравить его?- подал идею Николай.
– И это ты поедешь в соседний поселок с ядом? Глупость какая-то!
– Можно побрызгать дихлофосом от мух и комаров в комнате, где он находится. И закрыть дверь. Пусть надышится. И ноги протянет.
– Ну, да! А он совсем безрукий и безголовый, не сможет открыть окно?
Тут Женька подскочил на стуле. И, прищурив глаза, – стал нараспев говорить:
– Кс-та-ти, о ко-ма-рах. У нас в магазине есть такой приборчик для уничтожения насекомых. Если  эту частоту увеличить, можно и человеку доставить немало неприятностей. Если не убьет, то на психику все равно повлияет.
      Заговорщики  немного посовещались. Васильевна, потирая руки от предвкушения последствий мести, сказала:
– Если все получится так, как ты говоришь, я все прошлые долги тебе прощу. В том случае, конечно, если  никто ничего не узнает.
Димка понтересовался:
– Васильевна, а мне простишь? Я тогда утром же куплю этот приборчик. И мы в рабочее время вместе с Женей настроим его на нужную частоту.
– Вы сначала сделайте все, как обещаете, за мной дело не станет.
  Кладовщица потирала одну ладонь об другую, понимая, какую хорошую кару она на днях совершит против того, кто отверг ее в постели, предпочел ей свою жену. Ни эротические фильмы, которые она показывала гостям, ни большое количество спиртного, ни сексуальные разговоры не помогли ей совладать с ним.
– И как же вы из своего поселка будете воздействовать на мозг человека в другом поселке, – усомнился Николай.
– А за это вы не беспокойтесь. Я к знакомой в гости наведаюсь. Она по стечению обстоятельств на одном этаже и в одном блоке с Евсеевыми живет.
    К вечеру прибор был в ее руках. А утром она отправилась в соседний поселок, созвонившись заранее с приятельницей, с которой много лет проработала в ОРСе.
    Дома в поселке, где теперь жили Евсеевы, строили по туркменскому проекту. На каждом этаже была одна дверь в блок, из которого каждая семья попадала в собственную квартиру. Проходя по нему, Васильевна незаметно вставила возле Евсеевского жилья настроенный приборчик в розетку. И проследовала за знакомой вглубь блока, где находилась ее квартира.
    Много часов бывшие подруги просидели за столом, делились воспоминаниями и рассказами о прошедших годах. При этом Васильевна умудрялась одновременно поддерживать разговор с хозяйкой и прислушиваться к происходящему в соседней квартире.
    Слышала она и звуки то и дело отрывающейся и закрывающейся двери. И громкие стуки. И поняла, что приехала не зря. Прибор прекрасно работал. Капелина тогда простилась с приятельницей. И отправилась на вокзал, на поезд.
А наутро узнала долгожданную весть: Евсеевы в больнице. Но все по порядку.
 
    
    Глава 13. Странное поведение Максима. Злосчастная вахта. Месть         Васильевны удалась. Прыжок в ночи.
               
                Подглава 1. Странное поведение Максима. Злосчастная вахта Кати.
 
    Вечером 21 июня  1997 года Катя приняла ночную вахту в неработающей котельной. Осмотрела ее внутри, закрыла все двери на этажах, обошла вокруг самого здания котельной. Оставались открытыми только ворота в гараж и входная дверь для сотрудников. Катя расположилась около входной двери на лавочке  в ожидании Максима. Его почему-то долго не было, хотя обещал помочь ей отдежурить.
     Темнело. Вокруг было тихо и удивительно спокойно. На землю спускалась тьма, окутывая мраком все, что попадалось на ее пути. Уже не было видно жилого поселка, проглядывались лишь его очертания. Слышались звуки с железнодорожной станции.
      Тут она увидела Максима в стороне от котельной. Он сидел на бетонных плитах. Она подошла к нему, и увидела странный блеск его глаз, накрепко сомкнутые губы и бледность лица. Теряясь в догадках, что могло дома так расстроить или испугать мужа, она поставила перед ним сумку с ужином и хотела вернуться к зданию. Но Максим схватил ее за руку:
– Не ходи туда! Там…
   Он замолчал, видимо решая, стоит ли ей говорить о чем-то секретном, только ему известном. Потом, наконец, решился:
– Там какой-то мужик издевается над женщиной. Она кричит: «Не бей меня!» А он ее затянул на пятый этаж и, по-моему, насилует. И снова бьет. Слышишь, как она кричит? Катя удивилась, как это ее муж слышал, как кто-то издевается над женщиной, и не пришел ей на помощь. Раньше подобной трусости она за ним не наблюдала.
    Она ничего не слышала. Да и как можно было услышать, если здание с полностью закрытыми дверями и окнами находилось метрах в десяти. Тогда Максим, строго-настрого приказав жене, не отходить от него ни на шаг, взял ее за руку.
    Еле слышно ступая, они прошли в котельную, где царила устрашающая тишина. И только капающая вода изредка нарушала ее. Было ощущение, что Евсеевы продвигались вглубь безлюдной пещеры, где изредка раздавался всплеск воды где-то снизу или сбоку.
     Вокруг было загадочно и немного страшно. Страшно, скорее, от того, что Катя не узнавала своего мужа. Он раньше никогда не боялся. А тут казался слабым, возбужденным и взволнованным. Катя злилась на себя, что ничего не слышит и не может облегчить состояние своего мужа. Она почему-то всегда злилась при волнении.
    Максиму в эти минуты казалось,  она давно вынесла приговор его состоянию: крыша поехала. Катя этого и предположить не могла. Не то, что произнести вслух. Она просто молчала. Для него ее неверие было сейчас смерти подобно. Он всегда ощущал себя этаким гигантом с фантастически развитым слухом и недюжинной силой. И в эти минуты думал: она ему не верит и сомневается в его способностях, раз ничего не говорит.
    Он вел жену по лестнице, часто останавливаясь, прислушиваясь к шумам и сообщая о новых криках или звуках. Но Катя в один момент лишь услышала шаги на металлической лестнице. Кто-то поднимался по ней вверх или спускался вниз. Дети поселка  любили карабкаться по ступенькам, как по горам, взад-вперед. И вполне возможно,  именно они сейчас ходили по лестнице, пытаясь найти лазейку в котельную. Нельзя отрицать и появление там взрослых, жаждущих уединиться от посторонних глаз, чтобы опустошить одну-две бутылки спиртного. И при этом остаться незамеченными.
       В ту ночь Катя не могла дождаться окончания дежурства. Все двери и окна были закрыты, но мужу чудились голоса, дергание двери, слежка за каждым углом. Он вскакивал с раскладушки, хватал, что попадет под руку, готовясь к обороне. И ожидал нападения то со стороны окна, то со стороны закрытой на крючок двери. Весь он был в холодном поту, руки тряслись, в глазах был жар. Его лихорадило.
       Его неприкрытый страх передавался Кате. Сначала она сомневалась, что может  стать чьей-то игрушкой. Она отвернулась от неподдающегося утешению мужа и задремала. Ни для кого не секрет, что сторожа ночью хоть немного отдыхают. Но, часто просыпаясь от шумных передвижений и разговоров  мужа с невидимыми врагами, она вконец, была объята ужасом, сковавшим  тело.
      У Кати не было сил на шевеление, страх или борьбу. Любое движение онемевших от ужаса рук, ног или головы казались ей неестественными. Дежурство казалось бесконечным. От ужаса она не могла  поверить, что с проснувшимся солнцем  начнется обычный день. Но чуть забрезжил рассвет,  ей снова захотелось жить, забыв ночные страхи.
        Перед сдачей смены ей надо было привести в порядок кабинет лаборатории, в котором они находились с мужем. Но тот преградил ей дорогу:
– Нет! Сначала я все проверю! – Он вцепился в рукав ее рабочей спецовки так, будто кто-то тянул ее в пропасть. А он спасал, стараясь вытянуть из бездны за эту вещь.
   Взяв с жены обещание, что она никому не откроет двери, несмотря ни на что, он вышел из кабинета со словами:
– Никому, даже если меня убьют! Поняла?
      Катя согласно кивнула головой. Она старалась любыми путями сохранить в семье спокойные и ровные отношения. Иногда, даже не соглашаясь с его мнением, принимала его сторону, лишь бы избежать громкого выяснения отношений.  Муж долго бродил по помещению, тщательно проверяя, там ли еще те, кто ему всю ночь стучал, кричал и угрожал.
    Абсурд полнейший. Катя следила за ним через замочную скважину. Он проводил разведку, разворачиваясь то в одну, то в другую стороны, выставляя вперед взятую в кабинете палку для самообороны. Потом он стукнул три раза в дверь, как условились. И стал выводить Катю из котельной, снова вертясь, как волчок и делая выпады вперед или назад.
    Он заглядывал за все столбы и загородки на пути следования, отодвигал жену от ям или куч. Складывалось впечатление, что он исполнял роль частного охранника у важного лица. Надо отдать должное, все это время он рисковал собой, прикрывая Катино хрупкое тело своим, ненамного менее хрупким. Хотя он не был  Арнольдом, все-таки от его заботы Кате стало спокойнее.
    В обед на поезде из соседнего поселка приехала невестка с детьми пяти и трех лет. Внучке через два дня должно было исполниться три года. Бабушка все поселковые магазины обошла, выбирая для нее самый необыкновенный подарок.  В светло-голубом прозрачном капроновом платье и голубеньких туфельках девочка казалась принцессой из сказки.  Она вертелась перед зеркалом. Старший ее братик зачарованно смотрел на нее.
    Днем Катя и Максим сходили с гостями на природу, ознакомились с окрестностями поселка. Дети порезвились возле речки.
Настенька говорила тогда:
 - А я, бабушка, уже 5 раз на скакалке прыгаю. Анька в нашем поселке прыгает больше меня. Но она и старше. - При этом она подпрыгивала над прутиком, подобранным возле реки. - А ты можешь так?
  Катя, подпрыгивая, сделала вид, что прыжки через прутик ей не по силам.
Трехлетняя малышка хохотала от души, хлопая в ладошки. Саша тоже улыбался. Он все время с любовью смотрел на свою бабушку. А еще его манили просторы бегущей мимо речной глади.
- А пойдем со мной, камушки в реку побросаем,- умоляюще заглядывал он в глаза Кати.
  Они втроем бросали камушки из-под ног в реку, соревнуясь и смеясь. Как ни старалась Катя поддаваться внучатам, победителем они признали ее, прижимаясь головами с двух сторон. Потом дети с бабушкой поскакали на одной ножке, поиграли в мячик, собрали хворост и разожгли костер.
  Катя нанизала колбасные кружочки на деревянные прутики, и, поджарив над  костром, к всеобщему восторгу, дала каждому отдыхающему по шампуру.
- Загоняли совсем вы бабушку. Она ведь не девочка,- выговаривала детям их мать.
- Да ладно, Наташа! Все нормально. Я так рада внучатам, что согласна скакать с ними хоть сутки. Чумазые внуки  при ее словах радостно засмеялись, откусывая кусочки закопченной от костра колбасы.
  Пикник на природе  удался. Только дедушка, всегда обожающий внучат с их сердечным лепетом и не притворным чувством любви, мало в этот раз с ними общался. Он в другое время бегал бы и резвился на природе с малышами, получая при этом не меньшее удовольствие, чем они. А теперь сидел безучастно у костра. И помалкивал.
     После возвращения с речки он много курил на кухне, читал книгу и пил кофе. Складывалось впечатление, что он только делал вид, что читает. Взгляд его был опустошенным, и вся его  поза за столом выражала полное отчаяние и взвинченность. Он нередко вставал, с волнением выглядывал в окно или подходил к газовой печке и долго вслушивался в «полную тишину».
    Это для окружающих была тишина. А он слышал звуки, приказы. Его мозг работал без перерыва. Движения его были вялы, лицо бледно, а руки такие ледяные, как будто он их недавно вынул из проруби. Катя как могла, скрывала состояние деда и свекра, старалась развлекать гостей так, чтобы у них не появилось потребности в Максиме. Развлекать развлекала, а на душе лежала боль за состояние мужа.
  Спать легли все, кроме Максима. Наташа с детишками быстро заснула. Невестка всегда относилась к свекру с  предубеждением, не воспринимала его всерьез. Все трое сопели носами на разные лады. Кто знает, кому из них что снилось. Настя улыбалась и шевелила бровями. Сашенька спал спокойно.
     Его доверху переполняло чувство радости, что рядом любимые бабушка и дедушка. Он их крепко любил и тосковал с тех пор, как они переехали жить в соседний поселок. Он обожал ходить с ними на их огород, совершать походы в лес за грибами или ягодами, рыбачить на речке. Ему хотелось всегда видеть и ощущать их рядом.
  Ночью невестка с детьми уехали поездом домой. И дверь в комнату Кати осталась открытой. Кате всю ночь не спалось. Она терялась в догадках: что с мужем? Или у него  проблемы с головой или  у нее со слухом? Изредка она начинала дремать, потом вдруг резко просыпалась. Через некоторое время снова дремала. И снова просыпалась. Так продолжалось до самого утра.
 
                Подглава 2. Максим пугает Катю своим поведением. Она перестает
                отличать действительность и иллюзии.
    Весь день прошел в страхе и ожидании чего-то непонятного. Муж то носился по дому, исполняя чьи-то только ему слышимые команды, то замолкал на некоторое время. Спать он ложиться не стал, остался с книгой на кухне.
    Среди ночи, в очередной раз, очнувшись от дремоты, Катя вдруг поняла, что из кухни слышит разговор, отрывистый и взволнованный. За окном была темень и тишина. Изредка  доносились звуки от проезжающих мимо редких машин, гудки тепловоза или надрывный лай сторожевых собак.
    В кухне горел яркий свет, освещая коридор и часть комнаты, где была Катя. Прислушавшись, она услышала голос мужа, взволнованный и безвольный. Он то обращался к кому-то, то вяло  отвечал. Она поднялась с кровати, на цыпочках подошла к двери кухни и заглянула в нее. Муж стоял лицом к стене возле газовой плиты «на вытяжку» и говорил:
– Нет! Я не стану делать этого. Мне чужого не надо.
После безмолвия снова послышался его голос:
– Никакой я не боевик! Мы из Грозного уехали за полтора года до начала военных действий. Я там после этого  не был.
Он немного помолчал. Потом добавил:
– Спасибо за разрешение сесть.
  И устроился за столом. Навел себе очередную кружку кофе, залпом выпил ее содержимое. И уставился в книгу с названием «Мертвяк». Читал он ее или нет, понять было трудно. По крайней мере, он от нее не отрывал глаз минут пять. Потом опять послышался его голос:
– Какая вам разница, сколько я курю?! Я сам зарабатываю деньги, и сам покупаю за свои собственные деньги сигареты.
– Книгу дать в подарок не могу. Она не моя. Мне ее дал почитать сын.
В комнате опять наступила тишина. Через несколько минут странный монолог  возобновился:
– Да, и пепельницу я тоже купил за собственные деньги… – Молчание. – Да, вы правы, когда еще жил в Грозном.
– Ну, зачем вы говорите такое? Вы ведь не знаете. Я никого не убивал. И вообще считаю, что нельзя применять силу по отношению к другому человеку. В самом крайнем случае можно только дать ответ на чужое насилие.
     Тишина.
– Никогда в жизни я не зарился на чужое. Все приобреталось на заработанные мной и моей женой деньги.
    Молчание.
Катя решила прилечь. На этот раз безмолвие сохранялось дольше. Она успела даже задремать. Спустя несколько минут шум опять возобновился. Снова затих. Так повторялось не раз.
    Ближе к утру, измученная бессонной ночью, Катя вошла в кухню, плотно закрыла за собой дверь. И в упор спросила супруга:
– Максим, с кем это ты разговариваешь? Вокруг ни единой души.
Он молчал. Тогда она завелась не на шутку:
– Это все твои книги виноваты! Сколько тебе говорить: не читай на ночь всякие страшилки?! Они не для нашей психики!
Максим от неожиданности вздрогнул:
– Ты что, слепая? Посмотри, вся квартира нашпигована радиопередатчиками и видеоаппаратурой в виде дюбелей в стене.
Он потянул ее за рукав:
– Выгляни в окно: на гаражах тоже аппаратура. И все эти приборы за нами следят. Даже в туалете за тобой следят. Меньше рисуйся там, а – то они итак загорелись желанием ублажить тебя.
    У Кати округлились глаза и почему-то стали подкашиваться ноги. Но она не показала вида своему супругу, что не на шутку испугалась. Лишь махнула рукой:
– Ерунда все это! Никаких глазков я не вижу. Откуда может взяться здесь всякая там аппаратура, если мы сегодня почти весь день безвылазно сидим дома!?
– Вот именно « почти». Она и раньше была. Просто они  нас пока не трогали.
– Кто они? Скажи мне, кто они? – Не на шутку заводилась она.
– Тебе что, непонятно? Это – вор в законе и его братва!
Женщина вспылила:
– Ну и причем здесь мы? Ты – вор?
– Нет.
– И я тоже. Ну и где здесь логика? Почему мы должны подчиняться каким-то преступникам?
– Какая там логика? Кто-то, по-моему, Аделина,  донес вору в законе, что я боевик. Вот теперь он привез их всех из поселка сюда  на воровской суд. Здесь и она, и Богатырев, и Ярмухаметов.
Он вдруг снова сжался в комок, стал вслушиваться в тишину:
- Вот! Вот! Слышишь? Она опять меня грязью обливает. Теперь вот кричит. Ее пытают. Или бьют. Максим побледнел и покрылся холодным потом.
– Теперь вот Богатырев… Он говорит, что она все врет, что я – не золото, но не боевик. Я убить не смогу. Но не по силе слабак, а просто характером незлобный. То же самое говорят Ярмухаметов и еще какой-то мужик. Не могу угадать его голос. Ты не узнала, кто это?
     Катя в недоумении уставилась на  мужа. Сколько она ни вслушивалась, так ничего и не услышала.
– Вот! Опять ее пытают. Господи! Во, падла, врет напропалую! Мало я ей добра сделал! Скулит, чтобы ее не убивали, не оставляли двух детей сиротами.
Катя глубоко вздохнула:
– Максим, ради всего святого, иди спать! Давай я тебе накапаю валокордина.
– Опять ты мне не веришь! Опекаешь, как ребенка. Но, главное, не веришь. Ты же знаешь, я здоров, как бык, как машина.
– Может, ты и чувствуешь в себе силу, но ты не машина. Всего лишь человек. Даже у них случаются поломки и сбои. Прошу тебя, выпей лекарство. – Она протянула ему мерный  стаканчик. Но муж окинул ее с ног до головы таким взглядом, что лекарство пришлось принять ей самой.
– Что ты мне голову морочишь? Ты не веришь ни одному моему слову, считаешь меня дураком? Но это не так! Это ты витаешь в облаках и не хочешь ничего замечать вокруг себя!
    На столе перед ним лежало уже четыре пачки от выкуренных за ночь сигарет. Он снова закурил. Руки его дрожали, лицо было бледным и ледяной пот покрывал лоб. Докурив сигарету, он снова уставился в книгу, давая Кате понять, что разговор окончен, и он на нее обижен за недоверие.
    Катя сходила в туалет, прячась и оглядываясь (чем черт не шутит?) и прилегла на край кровати. Но не спалось. Ею овладели странное волнение и страх. Что за наваждение? Кому они, простые смертные, перешли дорогу?
    От волнения вдруг показалось, что внутренний голос требует от нее, чтобы она поднялась с постели и выглянула в окно. И, прячась за занавеской, она стала вглядываться в очертания гаражей напротив окон  квартиры. От долгого напряжения перед глазами стали мелькать какие-то тени и странные огоньки. Ужас опоясал ее от кончиков пальцев до самых волос.
     Она подумала:
-  Господи, будет ли конец этой страшной ночи?!
  Но темень простиралась везде, куда  ни брось взгляд. На душе становилось все тяжелее и безрадостней. Катя больше всего в жизни боялась темноты, скопления пьяных мужиков и шумных разборок. Она пошла на кухню.
Муж снова напряг все свое внимание и уставился в сторону газовой плиты:
– Они требуют, чтобы я выставил за дверь…
  И он стал выставлять одну за другой ценные вещи, баулы и сумки. Причем, первой была выставлена Катина сумка, в которой лежали все сбережения семьи, их документы и профсоюзные деньги. Все, что требовали от него бандиты, Максим послушно выносил в подъезд и ставил вдоль стены. Потом быстро замыкал дверь на ключ.
     Скоро в подъезде стояли ковры и дорожки, фотоаппараты и все новые вещи, что хозяева приготовили, собираясь вскоре покинуть  БАМ.
     Через некоторое время Катя увидела, как он покрылся испариной и сполз по стене на пол. По его словам, ему сообщили, что Наталья с детишками в их руках. Они их бьют и насилуют невестку у детей на виду. Катя не могла понять, где грань между действительным положением дел и выдумкой.
     Затем вор в законе сообщил ему, будто группа бандитов отправлена им в соседний поселок для расправы с их сыном Иваном.
    Тут супруг опять побелел. Он услышал из мнимого радиопередатчика неизвестный голос, оповещающий  о приговоре, вынесенном паханом для них с Катей.
     Он бандиты приказал выбить зубы пепельницей, что стоит на столе, полная окурков. Это, чтобы они не кусались, когда их начнут всей группой насиловать. Затем им отрежут языки, выколют глаза и все в этом роде.
     Катя ничего не слышала. Но видела реакцию мужа на все сообщения  и его безвольное подчинение неизвестной силе. Ей становилось все страшнее. То ли за себя,  то ли за мужа. Она долго сидела в углу с неподвижными глазами, мертвой хваткой обхватив свои колени и слушая удары беспокойного сердца. Она боролась с охватившим ее отчаянием и леденящим душу ужасом.
– Боже милостивый, – шептала она про себя, – если моя жизнь в твоей воле, и я могу умереть этой ночью, избавь меня от мучений, помоги набраться смелости и самой прекратить бессмысленную жизнь. Не дай грязным рукам измываться над телом и душой! Образумь моего мужа, помоги ему, ибо он сам не ведает, что с ним происходит. Помоги моим детям, особенно дочери, неустроенной в жизни. Господи, не оставь мою молитву без внимания. Слава тебе, Господи, слава!
  Голос вдруг сказал Максиму, чтобы приготовился к единоборству с братками. Муж снял рубашку, оставшись в одних спортивных брюках. И начал тренировку: высоко задирал ноги, как бы ударяя невидимого противника, махал руками, скакал и падал, периодически отвечая на только им слышимые вопросы и реплики. Потом пахан почему-то отменил обещанный бой.
       Вдруг, слегка успокоенный отменой боя, супруг заявил, что ясно слышал, как властный голос отдал приказ своим молодчикам врываться в квартиру:
– Бабку не трогать, она и сама окочурится. А с ними хорошенько позабавьтесь.
     Катя быстро выглянула за дверь, схватила свою сумку, вынула оттуда деньги и документы матери, написала две записки: для работников вокзала и для ее подруги.  Подумала: мир не без добрых людей. Разбудила свою мать, стараясь при этом объяснить абсурдность создавшейся ситуации:
- Мама! Бери пакет с деньгами и запиской, и иди на вокзал. Тебе надо ехать на Ставрополье к тете Вале Булкиной. Если сможем спастись, найдем тебя. А если нет, не держи на нас зла.
    Но очень трудно объяснить другому человеку то, во что сам до конца не веришь. Мать ничего не поняла  из ее слов. Времени было мало. Катя вручила матери в руки пакет с деньгами и документами. И выставила за дверь.
  Максим побледнел. Он подошел к Кате, обнял ее ледяными руками, и сказал, умоляя не таить зла на него:
- Прости, что я обижал тебя и ревновал. Это потому, что любил всегда только тебя и боялся потерять.
  Все это казалось Кате каким-то розыгрышем, злым спектаклем или сном, который должен вот-вот закончиться. Она чувствовала себя марионеткой со скованной волей, ничего не слыша и не видя, что было подвластно слуху и глазам мужа, веря и не веря ему. Она поняла, что их спасение  зависит от них самих:
- Ну, чего ты раскис. Надо спасаться.
- От них спасения нет. Эти найдут везде.
    Она теперь уже боялась не только за мужа, но и его самого. Содрогаясь от страха, она вдруг заплакала, решив, что само небо отвернулось от нее. Минута слабости была недолгой.
       В эту тяжкую ночь и день после нее сознание ее достигло предела. В ней разбушевался безумный гнев. Он и стал целительным бальзамом:  разогрел кровь, наполнил душу силой. Ничто в ней не должно выдавать затравленную жертву.  Любое проявление слабости сейчас могло выглядеть как признание поражения.
      Катя  решила бежать. Была полночь. Звенела в ушах тишина. Открывая окно, она обернулась на мужа.  Он стоял посреди комнаты с безвольно опущенными руками.  Она крикнула ему:
– Прыгай со мной! Третий этаж всего лишь! Разобьемся, значит, судьба такая. А вдруг останемся живыми?!  Лучше попытаться спастись или погибнуть  в свободном полете.
  В ответ услышала неестественные слова Максима:
– Нет,  я останусь здесь. И встречу смерть, стоя.
Катя подумала, что его поведение  похоже на упрямство козла перед смертью.
    Муж обнял Катю, вздохнул, и снова его руки повисли вдоль тела. Катя не узнавала гордого и волевого мужа. Он казался  уничтоженным. Ее всегда раздражала мужская слабость.
  Она спешно подставила стул к окну. Забралась на подоконник. Выглянула в окно:
– Как высоко и страшно! Господи! Спаси и сохрани!
  Она  выбрала место под окнами дома для приземления между бетонными плитами и трубами. Сначала бросила сумку с документами и деньгами. Послышался шлепок от ее падения.
     Потом оглянулась на мужа. И сорвалась с места. Приземляясь,  поняла, что упала  не на носки ног, а на пятки. Пронзила резкая боль в подошве. Она вскрикнула. И тишина.
    При ее вскрикивании Максимом овладел  ужас: возможно, в этот миг он потерял и жену, и детей, и смысл  жизни.
     В мозгу сработало:
– Она не должна умереть! Столько еще мною недосказано, столько еще дел впереди! Она – моя жизнь, мое настоящее и будущее. Бог не может отнять ее у меня.
И с такими мыслями в голове, кинулся, сломя голову, вслед за смолкшей Катей.
 
                Подглава3.События после прыжка.
 
  Очнулась Катя на бетонной плите  на правом боку. Пошевелилась. Левая рука не подчинилась ей, позвоночник и правая нога с трудом позволили ей приподняться, чтобы присесть на краешек того места, что было совсем бесчувственным.
    Катя силилась понять, где она. Стояла кромешная ночь. Над нею возвышались какие-то здания. И зловещая тишина. Лишь в одном окне горел свет, и были настежь растворены его створки.
  Что-то стало воскресать в ее памяти. При этом все возрастало волнение в душе. Она огляделась вокруг внимательнее. Чуть вдали от себя заметила силуэт лежащего человека. Затем услышала его стон. Подползла к нему. Узнала в нем своего мужа. И ужаснулась:
– Почему он здесь? Что с ним?
Возле его головы нащупала липкую жидкость:
– Кровь! Но раз стонет, значит, жив!
  Она с трудом поднялась на ноги. Сняла с себя пиджак. Наклониться над мужем не смогла, не позволил травмированный позвоночник.
А в воспаленном мозгу одна мысль:
– Скорей надо бежать отсюда! Если обнаружат бандиты, убьют.
  Она опустилась на колени, пытаясь уложить на свой пиджачок бесчувственного мужа, чтобы оттащить  подальше от светящегося окна.
  Но где взять силу ей, чтобы сладить с недвижимым мужчиной?! Бессильная Катя стала ползать вокруг стонущего мужа. Она шептала ему на ухо:
– Максим, родной, вставай! Нам нельзя тут оставаться! Надо бежать!
А он только стонал в ответ.
     Тогда Катя снова еле поднялась на ноги. Попросила прощения у мужа, что вынуждена временно бросить его. И побрела  на цыпочках в сторону котельной, волоча свою дамскую сумку почему-то по земле, спотыкаясь на каждом шагу и странно извиваясь всем телом.       Одна рука, опухшая и бесчувственная, висела вдоль тела, ноги подгибались, пятки от нестерпимой боли не позволяли стать на всю подошву, а позвоночник ныл и извивался, как ивовая ветка на ветру. Казалось, она передвигалась только благодаря своей воле и толкающему вперед чувству страха.
     Пройдя с полсотни метров, она зашла с торца к бараку, где жили знакомые. Уронив сумку на землю, прислонилась спиной к стене. Потом тихо постучала в темное окно:
– Володя! Выгляни, пожалуйста! – У нее от боли ныла спина и дрожали ноги.
Таня и Володя показались в окне одновременно.
– Катя?! Что случилось? Заходи!- Таня тут же открыла дверь.
     Но Катя, напуганная до потери пульса, побоялась даже выйти из тени дома. Она, стуча зубами, попыталась изложить ей с мужем абсурдную суть происшествия, но хозяева поняли лишь то, что Евсеевых пытались убить и что Максим остался лежать на земле возле дома. Катю они поместили в бане. Володя быстро оделся и отправился за помощью к начальнику цеха и в больницу. Странное дело, о существовании больницы Катя даже забыла от страха.
     Было где-то четыре часа ночи, когда ее, отлежавшуюся на деревянных полатях, знакомые  привели под руки в больницу. На левую руку ей наложили холодную глину вместо гипса. И уложили на стульях в одном из кабинетов. А в соседней комнате стонал на носилках Максим. Было слышно: вокруг него суетились врачи со шприцами и капельницами.
     Утром к перрону вокзала железнодорожники подогнали матриссу. Ей дали зеленый свет на три часа поездки до самой Тынды. Катя лежала на сиденье. Рядом примостилась одна из врачей. Носилки с супругом стояли в проходе на полу. Врачи поддерживали его тело и капельницу, которая капала лекарство в его вену.
  Перед отправкой в матриссу привели и растерянную Катину мать. У нее не было с собой пакета с деньгами и документами, что дала ей с собой Катя.
 - Мама, а где же пакет с твоими документами, запиской и деньгами? -  прошептала Катя.
- А, не знаю, потеряла где-то.      
- Девочки, милые, очень прошу поискать пакет с документами и деньгами. Я ведь ей все, что было, отдала, – попросила Катя.
  Через несколько минут пропажу обнаружили  возле чужой двери. Мать, не поняв, что сказала дочь, всю ночь бегала по поселку возле домов и звала на помощь. В момент Катиного прыжка из окна в дверь Евсеевых громко постучали. Она тогда решила, что муж сказал правду.  И это пришли бандиты. И спрыгнула вниз. Об этом же подумал позже Максим, прыгая вслед за нею. Вроде, бандиты стали бы в случае штурма квартиры сначала стучать в нее.
       –Мы с женщиной, отозвавшейся на призыв о помощи,  стучали потом в вашу  дверь. Но никто нам так ее и не открыл. Я не поняла, почему меня старую, больную женщину выставили за дверь. Хоть сейчас мне кто-нибудь объяснит, что здесь происходит?
Катя молчала, пряча от стыда глаза. \
     Ответила врач:
- Не волнуйтесь, мамаша! Ваша дочь и зять выпали из окна на третьем этаже. И теперь мы их транспортируем в больницу.
- Вот не слушала ты меня никогда! Я говорила, твое замужество доведет тебя  до психушки или того хуже, лишит жизни. Все  теперь по-моему  выходит, - зло высказалась мать.
       Старушку встретил  на соседней станции сын Евсеевых. А  Катю и Максима увезли в больницу. Окно и двери квартиры остались открытыми. В подъезде продолжали стоять все самые ценные вещи, выставленные Максимом. Больше семья в поселке не жила. Лишь раз они появились там, когда после выздоровления грузили контейнер. Вещи в квартиру занесли потом знакомые. Они же закрыли окно и дверь.
     Много сплетен и предположений было слышно в поселке, где раньше жили Евсеевы. Там осталась жить семья их сына. И с ними теперь еще мать Кати.
     Васильевна узнала о несчастном случае утром. Она торжествовала. И устроила небывало щедрый банкет в честь своей победы. Здесь были все недруги Евсеевых. Тучная Васильевна, казалось, от важности раздулась еще больше. Душа ее ликовала; пусть знают, как с нею тягаться!
       Ее сын, 13-летний увалень, на банкете признался матери:
– Если честно, из-за спокойствия Евсеевых, когда я подбросил им ужастики в почтовый ящик, я начал сомневаться в их досягаемости. Думал, их ничем не пронять!
– Как видишь, мы придумали такое, что проймет любого до самого нутра. Всего-навсего маленький, дешевенький приборчик, а вреда натворил, дай Бог каждому!
– Васильевна, надеюсь, мы с Женькой теперь в полном расчете с тобой? – шепотом спросил Димка женщину, стоя сзади ее стула.
– Да-да, ребята! Вы поработали на славу. Если честно, я немного сомневалась в действии этого прибора. Но он превзошел все мои ожидания. Думаю, теперь не раз пригодится мне в жизни.
  За столом все знающие, о чем идет речь, оцепенели. Холодок прошелся по их телам. Не приведи Господь иметь дело с обиженной Васильевной.
      Кто не был в курсе происходящих дел, недоуменно переглядывались.
Недавняя соседка Лена спросила:
– О каком приборе идет речь, Васильевна?
    Капелина зло посмотрела на несдержанного Димку. И перевела разговор на тему о котельной:
-  Да это мы заказали новый прибор для слежения за работой котла. И он превзошел все ожидания.
– А при чем здесь Женя с Димой? – спросил Богатырев.
Он хоть и не был ярым противником Евсеевых, присутствовал на всех гулянках с Васильевной. Он вообще старался держать золотую серединку. Все видел и понимал, но не принимал участия ни в каких затеянных ею распрях.
 – Да это они в обыкновенном периодическом журнале нашли. Не бери в голову! Главное, что все вышло по-нашему!
  Веселье тем временем шло своим чередом. Произносились тосты: «За нас!», «За смекалку!», «За дружбу!», «За верность!». И все в этом роде.
Евсеевы в это время мучились от ран и переломов, и долго не могли понять: как могло так случиться, что оба одновременно при своем здравомыслии лишились здоровья?
               
                Глава 14. Лечение в хирургии.
 
                Подглава 1. Приемное отделение.
 
В Тынде их определили в хирургию районной больницы. В приемном отделении царила атмосфера безудержной активности: туда-сюда сновали толпы людей в белых халатах.
           Катю положили на кушетку позади  врачебного стола. Она хоть и с трудом, но передвигалась сама. А бессознательного Максима, всего замотанного в бинты, перевозили из кабинета в кабинет: сначала на рентген, показавший вывих обеих ног, ушиб позвоночника, черепные гематомы. Потом к врачу. Затем в процедурный кабинет.
        Медики тормошили его и осматривали.
– Травма головы, говорите? – спросила у врача медсестра, ставя капельницу.
– Да, – отвечал врач, не поднимая головы от записей. – И очень серьезная. Кроме того, выбиты руки и ноги.
     Он удивленно поднял брови:
– Странно! В сопроводиловке написано: белая горячка, а никакого запаха нет. Кто у нас спрашивает? Никто. Значит, надо верить документу, –  видимо, решил он, измеряя давление, проверяя пульс и прислушиваясь к дыханию больного.
     Катя упрашивала его  не оставлять ее в стационаре:
- Поймите,  там квартира осталась без присмотра, собака и кот голодные.
Он усмехнулся:
– Вы даже ровно стоять не можете, изгибаетесь, как ветка на ветру. А все думаете о других. Ничего не случится с вашими животными. Кто-нибудь покормит. И за квартирой присмотрят. Вы бы лучше о себе подумали, – он немного помолчал и добавил, – полежите пока на кушетке. Вот с вашим мужем управлюсь и займусь вами.
       Через несколько минут он  повернул голову в сторону санитаров:
- В двести первую палату его, на второй этаж!
        И  принялся оформлять Катю. Она с трудом поднялась с кушетки. Боль пронзала  позвоночник всякий раз, стоило ей пошевелиться.
– Что-то я не понял, Екатерина Андреевна! Вы в секте Аум Синрике не состоите? Что заставило вас обоих выпрыгнуть с третьего этажа? Не желание же покончить свою жизнь самоубийством?
– Нет, конечно! Нигде мы не состоим. Просто выпали из окна. Я, когда его мыла. Муж при попытке  поймать меня за ноги, – Катя, пряча глаза,  сказала врачу первое, что хоть как-то могло пройти за правду.  Что скажешь нормальному человеку, если сама не понимаешь сути происходящего абсурда?!
        Недели за две до  июньских событий  она нашла в почтовом ящике подброшенную кем-то видеокассету. У них с Максимом после ее просмотра появился внутренний холодок от предчувствия чего-то страшного.
          Потом нервное потрясение мужа после поездки в соседний поселок. И кульминация двадцать второго июня, когда они с ним, доведенные до ужаса, прыгают по очереди из окна на третьем этаже. Что это? Ну, не сумасшествие же?!   
        Когда он сказал, что главный бандит отдал приказ  врываться в их квартиру, и в подъезде раздались шаги и стук в дверь, она сорвалась вниз. А следом за нею и Максим. У Кати голова кипела от дум, но объяснения собственным  поступкам  так и не приходило.
         На сломанную руку  Кате наложили гипс, на ступню левой ноги поставили шину.
И на каталке отвезли на второй этаж в  палату  с хирургической плоской кроватью.
            Стоны мужа были слышны Кате. Они бередили ей душу. Была бы  воля и силы, она побежала бы  к нему на помощь. Но у нее не осталось их передвигать даже себя.
     Ею овладевали странные мысли. Иногда сквозь боль и страх проскальзывало чувство жалости к себе. Она, как могла, боролась с ним, считая  проявлением слабости.
    Потом стоны почему-то прекратились. Наступила безмолвная тишина. Она пугала Катю.
- Как же так? Что с мужем? Пожалуйста, узнайте! Ну, скажите, умоляю Вас!
        Врачи избегали разговоров на эту тему. Стоило ей  спросить о состоянии Максима, они наклоняли вниз голову и быстро удалялись из палаты. Тем временем супруг перестал дышать. И находился  в морге.
    Катя узнала об этом кошмаре от него после  выписки из больницы.
Он говорил, что когда очнулся и приоткрыл один глаз, скосил его влево: вокруг стояло множество кушеток, какие  он видел в рабочем поселке в процедурном кабинете. На них лежали совершенно голые и недвижимые люди. И он в таком же виде. Тело мужа, как он сказал,  покрылось испариной от мысли, что он умер.
    Он стал вглядываться в лица людей на кушетках. Слева Кати  не увидел. Чуть скосил глаза вправо. И там  отсутствовала. Вздохнул облегченно: значит, жива. Когда он поднял глаза вверх, тело, с его слов, омертвело от ужаса: над головой склонилась какая-то страшная старуха. Казалось, она своим взглядом просверливала  насквозь. И он почувствовал при этом холод и полную недвижимость.
        Хотел закричать, – не было голоса, силился скрыться от старухи, – не шевельнулся ни один мускул. От напряжения  тела  лопнула крайняя гнилая доска у кушетки. Раздался громкий стук от ее  падения. А следом послышался звук глухой от падающего на цементный пол  тела. Он застонал, и потерял сознание.
        Потом врач, рассказывая во время обхода бледной от страха Кате о повторном рождении Максима:
  -  Надеюсь, вы не в обиде на нас за наше молчание о муже? Скажи вам об этом, вы начали бы плакать и страдать. При вашем больном сердце это ничего хорошего не сулило.
- Да, ладно! Чего уж там. Главное, что он остался в живых. И как это произошло?
-  Микробиолога в морге в это время не оказалось. В соседней комнате ожидал его горем убитый посетитель, приехавший за телом умершего отца. При странных звуках он испуганно заглянул в соседнее помещение, обычно безмолвное и холодное. Увидел на полу стонущего  Максима,  выбежал на улицу с криками, что мертвец ожил!
И упал на лавку около морга. Его колотило от нервного потрясения.
        Забегали вокруг медики. Одна из медсестер поднесла к  носу спасителя нашатырь. Он пришел в себя. То же самое проделали с вашим  мужем,  вернувшимся с того света. И его принесли обратно в палату.
     Снова  второй этаж отделения услышал стоны из палаты двести один. У Кати тогда отлегло от сердца. Хотя травмы мешали  передвигаться, она не могла не слышать своего сердца: они видели смерть и все равно живы. Травмы пройдут. Жизнь наладится.
                Через несколько дней после госпитализации  Катя стала подниматься с постели. Она, держась за спинки кроватей и стены, качаясь от головокружения и нежелания позвоночника находиться в вертикальном положении, двинулась в сторону палаты Максима. Ей не было точно известно, где именно она. Шла по направлению, откуда слышала стоны.
    Был тихий час. Медсестры ушли  в столовую. Коридор был пуст. Это позволило ей незаметно, вслушиваясь в только ей слышимые звуки, добраться  до нее.
Бывают моменты, когда начинаешь понимать, что есть люди, которым труднее, чем тебе.  Катя убедилась в этом, когда вошла к Максиму.
   Он лежал на кровати,  весь от ног до головы забинтованный в бинты. Из них выглядывало только лицо и кисти рук. Одеяло прикрывало тело до подбородка.
     Катя доковыляла до кровати. Не в силах склониться над ним, встала на колени перед нею. От волнения слова застряли у нее в горле. Она взяла его слабую руку и прижала  к своей мокрой от слез щеке.
– Это  ты!? – тихо, еле внятно прошептал он.– Ты жива. Я так испугался, услышав внизу твой храп после падения, что больше не увижу тебя, не прижму к своей груди!..
     Он был взволнован, речь казалась невнятной, но Катя поняла все по губам.
По его измученному, исхудалому лицу катились крупные слезы. Он даже не пытался стереть их ручейки со своих  щек. Для Кати они были даже больше, чем признание в любви. Они означали  переживание о ней.
       Замирая от нежности, она прильнула к мужу, обхватив его худые, костлявые плечи и прижалась дрожащими губами к его щеке:
– Да, Максим! Как видишь, мы оба живы! Бог сжалился над нами.
Она смахнула слезы с глаз. Комок в горле снова мешал говорить.
        Супруг, обхватив кистями рук ее лицо, осыпал его поцелуями, шепча бессмысленные слова нежности. Дрожащими руками он гладил ее бархатистые щеки, упругие, округлые плечи.
        В этот же день ближе к вечеру в очередной раз пришел молодой следователь:
- Что-то мне, Катерина Андреевна,   не верится, чтобы нормальные люди по собственному желанию могли выпрыгнуть в окно, зная, что это может кончиться плачевно.
- Откуда вы взяли, что мы нормальные? Может, мы вовсе психи?
 - Моя работа в том и заключается, чтобы все узнавать, сличать, делать выводы.
Ваши соседи и  друзья много, чего о вас рассказали. Даже о том, что не доверяете милиции, так как  незаслуженно пострадали от нее. Отсюда и мое мнение.
        Катя вскинула удивленный взгляд на следователя:
- Ну, если даже это вы знаете… - Она пожала плечами.- И все равно, я не верю, что вы докопаетесь до истины, а не спрячете дело под сукно или не состряпаете какую-нибудь ересь типа той, что была в Моготе.
- Я вам  обещаю, не брошу разбираться, пока все не встанет на свои места.
Кое-что я уже имею. И оно говорит о вашей травле. Пока не уверен, кто к этому причастен, но догадываюсь. Кстати, что вы скажете о Капелиной?
        Катя отвернулась к окну и молчала.
- Ну? Только все по порядку. Вот вы приехали, стали работать. С нею, наверное, познакомились? Как она к вам отнеслась? Что было дальше?
          Катя повернулась к дознавателю и посмотрела ему в глаза:
- Что вам сказать? В селе мы дошли до ручки: нечего стало есть, не во что одеваться. Тогда я списалась с Дирекцией железной дороги, попросила дать работу с  жильем. Пришел ответ. И мы отправились на БАМ.
       Встречала на вокзале нас Капелина. Сказала, что жилье для нас еще не готово. И мы можем пока пожить в ее бараке, пока она на несколько дней съездит в Тынду по своим делам. Тогда она показалась отзывчивой и порядочной женщиной. Правда, какой-то злой что ли. А может, обиженной.
        Потом нам дали жилье в леспромхозе, затем квартиру в поселке в том же подъезде, где поселилась и Капелина. Да кому это интересно?
Она отвернулась в сторону, давая понять, что ей неприятно ковыряться в прошлой жизни.
- Мне важно все до мелочей, что происходило с вами со дня приезда в этот поселок.
        Катя тогда вздохнула и продолжила рассказ:
- Мужа через некоторое время поставили мастером. Появился новый начальник.
- Дербун что ли?
- Ну да, он. Мастер, начальник и Капелина как-то незаметно подружились, стали проводить время у нее. Я тогда на курсах в Тынде училась.
- Они вас приглашали в свою компанию?
- Да, и не раз. Мне с ними было как-то не по себе. Выпивка на кухне, производственные вопросы. И еще порнуха в другой комнате. У Капелиной на полочке под телевизором было много дисков и кассет на эту тему?
- Она что, одна жила?
- Нет, с тринадцатилетним сыном.
- Как-то она отправила гостей смотреть эту гадость, сама осталась на кухне для разговора с Максимом. Мне не понравилось, что мной распорядились, как рабыней. А еще больше возмутил фильм. Такой пошлости я никогда не видела. Мужики гоготали, хихикали женщины. А меня при первых же кадрах затошнило. И, пряча глаза от других гостей, я вылетела вон из комнаты.
- И что же вы увидели на кухне?
- Я не стала туда заходить. Во мне все кипело. Только услышала: « Смотри, Максим, не пожалей о своем решении». И побежала домой.
        Несколько минут в палате стояла тишина. Потом следователь почесал затылок:
- А что за кассету вы обнаружили в почтовом ящике. И когда?
- А откуда вам о ней известно?
- Ваш муж сказал. Я сначала к нему в палату заходил.
- Ее я обнаружила  незадолго до переезда из поселка. Там демонстрировались пытки людей. До того страшные, что мы с Максимом стали плохо спать ночами. Он стал много курить. А я места себе не находила, не могла понять, кому понадобилось нас пугать? И для чего?
- И где эта кассета? Вы не выбросили ее?
- Нет. Она лежит в моей сумке  в приемной больницы.
- Не могли бы вы отдать ее мне на время следствия? -  загорелись глаза собеседника.
- Да ради Бога, хоть насовсем.
        После курса лечения врачи стали готовить Евсеевых к выписке. Но они оставались слабыми и немощными, как старики: хромали от болей в травмированных конечностях и позвоночнике, с трудом передвигали ноги из-за слабости. При ходьбе они покачивались от постоянного кружения в головах.
    Максим, кроме того, из-за травмы головы путал слова, говорил их, коверкая, медленно и невнятно. Только Катя могла разобрать его речь в те дни.
-  Катерина Андреевна, вы уж переведите, о чем говорит ваш муж. Ну, ничего ведь не понятно, - говорили врачи.
 Страшно и больно было видеть совсем недавно полного сил мужчину слабым и безвольным.
     Как за малышом, ухаживала за мужем Катя: при ходьбе держала его своей здоровой рукой, что была без гипса, купала ею же и кормила его из ложечки. Она ходила в аптеку за лекарствами, исполняла просьбы и капризы, не жалуясь на судьбу, не плача и не ссылаясь на собственную боль, хромоту или слабость. И считала: мужу тяжелее, чем ей.
   Даже врачи не были уверены, что Максим снова станет нормальным мужчиной:
- Вряд ли он сможет, как раньше,  говорить и ходить. Скорее всего, останется инвалидом.
- А глотать он сможет нормально? Или будет так же, как утка, вытягивать шею? Я так пугаюсь, когда при этом вижу в его глазах страх.
- Это что-то типа нервного паралича. Даже не знаю, что вам сказать. У одних это восстанавливается. У других нет. Все зависит от его организма. Главное сейчас,- уход и ваше внимание.
    Катя сама себя не узнавала. Иной раз ей казалось, что земля уходит из-под ног, и Всевышний отвернулся от ее семьи, не знала, как жить дальше. Но, видя мучения Максима, она понимала, что его жизнь, здоровье и будущее в ее руках. И тогда находила возможность не только двигаться, но и оказывать ему  помощь. Ни один человек не знает, на что он способен, пока не попадет в ситуацию, в которой  испытает себя.
     
                Подглава 2. Разговоры в больнице с соседками по палате.
 
     В далеком тысяча девятьсот девяносто седьмом  году нею вместе в шестиместной палате  находились еще пять женщин. У двух  женщин из Беленькой врачи лечили ожоги, полученные на праздновании выпускного вечера детей. Какой-то загулявшийся родитель опрокинул на них котелок с кипящей водой. Их тела были в волдырях. Женщины  страдали от боли и подсознательного ощущения вины, что их дети вместо подготовки к поступлению в институты вынуждены проведывать их.
        На кровати напротив Кати лежала молчаливая женщина с травмами, полученными в семейной ссоре.  Муж не учел силы собственных кулаков, а она не вовремя ему об этом напомнила.
    Одна кровать некоторое время пустовала. Ночью, когда многие из обитательниц палаты, спали, чего не скажешь о Кате, каждое движение которой отзывалось болью, в палату вошла молодая женщина. Она прикрывала голову большим платком. Решив, что больные спят, она убрала его.
        Из окна в медсестринской в их палату падал свет. Через прищуренные глаза Катя увидела вместо лица у женщины сплошной синяк. Оно было перекошено, челюсть отвисала, рот слегка приоткрыт. Слезы катились по ее щекам, омывая кровяные ссадины.
         Катя понимала, что ей сейчас меньше всего хотелось интереса к ее персоне. Поэтому  зажмурила глаза сильнее, стараясь заставить себя заснуть. Утро вечера мудренее. Захочет рассказать свою историю, расскажет сама.
    Сон, как назло, не шел. Зато глаза стали мокрыми. И еще долго слышалось шмыганье носом то с одной стороны  палаты, то с другой.
     Наутро, когда проснулись все женщины, новенькая снова прикрыла лицо носовым платком. Она молчала. Только безмолвно подчинялась медсестрам и врачам во время осмотров и манипуляций. Лишь к вечеру, когда милиционеры и медики оставили ее в покое, она шепотом рассказала Кате, что с нею произошло этой ночью. Она увидела во время уколов, что Катин зад представлял собой не менее животрепещущий вид, чем ее собственное лицо.
  Этой ночью столица БАМа справляла день города. Везде на улицах и в парках слышалась музыка. Народные гуляния не кончались до утра.
- Петька, мой сожитель, напился до потери пульса, приревновал к собственному брату и избил у всех на виду, крича, что я  не на того напала, и он не допустит, чтобы его женщина разговаривала и кокетничала с другими мужчинами в его присутствии. Просто средневековый домострой какой-то, - вытирая слезы, говорила Нина.
        Обиднее всего, что жизни  Кати и  Нины оказались похожими, как близнецы. Примерно через час Катя увидела ревнивого мачо, который на глазах всех женщин  валялся у Нины в ногах:
- Умоляю, забери заявление из милиции. Обещаю оплатить  твое лечение. Я совсем дураком становлюсь, когда пьяный! Признаю,  был неправ. Прости меня! Прошу тебя! Я не представляю своей жизни без тебя.
     Странные эти мужчины. Они сначала волком набрасываются на слабых женщин, а потом блеют, как овцы, когда видят, что им грозит расправа. Переделывая подруг  под себя, потом сами ужасаются: не ожидал, что из нее получится такая стерва.
  Катя миллион раз слышала подобное. Грош  цена обещаниям в такие моменты. Стоило Нине выполнить его просьбу, мужчина пропал на долгое время. Потом он вообще заявил, что у него нет денег. Она ведь знает это. А значит, и лекарства для нее покупать он не сможет.
  Сколько неприятностей и бед подстерегает людей за каждым углом. О многих мы даже не подозреваем. Десять лет назад, после злополучного прыжка из окна ей казалось, что она вечность находилась на лечении.
 Нина тогда спрашивала:
- Страшно, наверное, было прыгать из окна вниз?
- Не совсем. Мне хотелось спастись и бежать в Ставрополь к дочери. И еще
я  боялась остаться калекой, и быть обузой семье.
Она продолжала допытываться:
- А что ты еще чувствовала, когда прыгнула в окно?
- Если честно, доля страха была. После встречи со смертью я поняла, что жизнь такая тонкая, просто ажурная материя. Стоит что-то в ней сделать не так, и она прервется. А  еще не все в жизни сделано так, как хотелось.
  - Что-то я не могу понять причину ваших с мужем прыжков из окна. Все было нормально. Люди вы, вроде, серьезные. И вдруг какой-то психоз происходит.
- Сама ничего понять не могу.
В разговор вступила женщина с ожогами:
- Извините, что вмешиваюсь. Нас с Тамарой тот же вопрос волнует. И вот, что мы подумали. Я как-то читала в газете статью о том, что в восьмидесятые годы в КГБ была создана секретная группа из людей с даром внушения. Они с его помощью  вытягивали признания из подозреваемых во время допросов.
     Потом появился детектор лжи, высвечивающий на дисплее правдивость каждого слова. Затем разработали интересные  приборы: если кто-то из экспериментаторов со «значком» на костюме проходил мимо человека у телефона-автомата, аппаратура цеплялась за этот разговор. И тогда его можно было прослушивать в любом конце города.
- Да ты ближе к теме говори,- вмешалась Тамара.
- Ближе, так ближе. В газете как-то была статья о громком деле в Ростове, когда ведущий ученый заявил в прессе, что под видом медицинских аппаратов, производились попытки внедрить в больницы  малогабаритные средства. Они плохо действовали на человека в диапазоне от 10 до 150 герц. А при частотах от 10 до 20 герц убивали все живое, если прибор включали по схеме генератор-усилитель - излучатель.
  - При этом разрушались мозг, сердце, органы пищеварения,- снова послышался голос Тамары.-  А при большей мощности возникали психоз,  сильные боли, слепота, даже смерть.
     Такое же действие у  приборов по борьбе с насекомыми. Ты же, Катя как-то говорила, что видела в магазине такой приборчик для борьбы с комарами…
- Видела. Ну и что?
 Нина:
- Вот и стало все на свои места. При изменении частот вред будет человеку.  Если есть инструкция и знания по физике,  настроить прибор  ничего не стоит. Надо лишь вставить его в розетку и ждать результата.
- А с чего вы взяли, что все было именно так?- пожала плечами Катя.
- Так тебе следователь говорил, что при повторном посещении вашей соседки по этажу он обнаружил такой прибор возле вашей квартиры в розетке. Ты что, не слышала?
- Нет. Я так боялась, что врачи сообщат милиции о несчастном случае, что ничего не слышала. И ничего не соображала.
-  Но кассету-то какую-то отдала ему? Вы с ним ходили к главврачу за разрешением взять ее из твоих вещей.
- Правда? Ничего не помню. Как отрезало.
Нина поинтересовалась:
- Что за кассета?
- Катя следователю сказала, что она была подброшена в их почтовый ящик примерно за две недели до происшествия. Думаю, там было что-то важное.
- И что же там было, Катя?
Катя глубоко вздохнула:
  -  Там показывались издевательские пытки над людьми. Сначала несколько иностранцев с узкими глазами и пожилой мужчина в халате пытали прикрученного к столу голого мужчину с кляпом во рту: ему ножницами по металлу откусывали пальцы на ногах, прикладывая тряпку с каким-то раствором. Мужчина бился в судорогах, мычал. А пожилой садист только указания давал, требуя, чтобы мужчина все время был в сознании.
     Потом второй деспот подошел с напильником, начал пальцы на руках обтачивать, будто карандаши, – сначала ногти сточил, потом за оголенные кости принялся. Мужик сознание теряет, – ему для возвращения в сознание вкалывают какой- то препарат. И снова продолжались пытки. А в конце мужчина в халате, расковырял у испытуемого шилом один из зубов, и сунул провод электрический с током в него.
  У них на столике что-то типа реостата стояло. Мучители начали ток с перерывами подавать. Бедняга с каждой подачей изгибался, затылок в кровь размозжил об стол. А когда садистам надоело с ним возиться, они дали напряжение по максимуму. Мужчина за несколько секунд расколотил себе голову, и обломки костей  полетели в разные стороны.
  Другой фильм был не лучше. Там  голый мужчина был прибит по рукам и ногам гвоздями. На левой стороне вместо руки культя торчала, перевязанная какой-то тряпкой после откусывания пальцев обыкновенными плоскогубцами.
  В конце был фильм с  красивой женщиной.  Мы подумали это-  проститутка. Ее втолкнули в комнату с тремя уже ожидающими мужиками. Сердце обмерло, сейчас, наверное, втроем насиловать будут?! А у нее вид испуганного ребенка. Но насиловать ее не стали. Сразу поволокли к больничной кушетке, пристегнули ремнями, пододвинули откуда-то сбоку столик с инструментами. И началось! Уж лучше бы изнасиловали, но оставили жить.
   А- то взяли электрический чайник, он у них рядом кипел, и стали на  бедра лить. Кожа прямо на глазах пузырями вздувалась. Один мужик стал щипцами полосками сдирать кожу с женщины, как опостылевшие обои со стен. Другой ей скальпелем губы срезал. И она стала похожа на монстра. А третий садист зубы ей плоскогубцами выломал…
     Страх Божий! Потом ей кожу на голове подрезали, и скальп стянули. Она сначала орала, хрипела, но садистов это только подзадоривало. А  она уже и не кричала,  лишь сипела на одной ноте.
     Весь этот ужас в течение не менее часа показывался со всех сторон, чтобы ничего не осталось незамеченным. Мы с мужем потом долго не могли прийти в себя, успокоиться и заснуть, лишь горстями глотали таблетки, не приносящие им никакого успокоения.
- Какой кошмар!
- Свихнуться можно!- Как вы с все этим только справились?
Женщины сидели рядом с Катей и шмыгали носом, вытирая мокрые от слез глаза.
- Какое же у вас терпение железное.
- Никакое оно не железное. В какой-то миг оно разлетелось, как пух с тополей. И мы оказались в больнице.
- И все равно, молодцы.
 
 
   
                Подглава 3. Последние дни на БАМЕ
 
 
    После выписки из больницы Евсеевы решили возвращаться  в село. Они понимали, что их нынешнее состояние не позволит выполнять работу на должном уровне, а трудиться абы как они не привыкли. Север не любит людей, слабых духовно и немощных, какими они были в те дни.
    Они стали неразлучными. Что не в силах был сделать один, то другой доделывал или помогал сделать. Уволиться с работы не представило им труда. Труднее было получить заработанные деньги. Пришлось несколько раз обивать пороги начальства прежде, чем те решили вопрос с выплатой расчетных денег положительно.
    В эти же дни они пыталась взять в госстрахе выплаты на лечение. Они работали на производстве, где эти выплаты должны выплачивать в любом  случае: будь то производственная травма или бытовая. Специалисты подготовили пакет необходимых документов, но секретарша водила за нос:
- Вы знаете, начальства сейчас нет. Они все на симпозиуме.
    Когда наступала пора встретиться с лицами, обязанными выдать деньги, те вдруг куда-то исчезали:
- Главный бухгалтер уехал в Приморский край. У него несчастье: умерла мать.
- Ну и что же нам делать? Кто-то же, наверное, его замещает?
- Какая вы, женщина, бесчеловечная. У вас, наверное, никогда ничего не случается?!
- Как видите, случилось. А участия с вашей стороны не вижу.
- Ну, что вы сравниваете?! У него невосполнимая потеря. Вы ведь не умерли.
- Если бы  умерли, никто бы к вам не пришел
- Естественно.
    Когда на работе появился бухгалтер,  исчезли в неизвестном направлении заключенные с организацией договора:
- Что-то я не вижу,- говорил он, в ваших документах Страховых Договоров?!
- Как же так? Они все время находились в этом  пакете документов! Я перед вашей дверью все проверяла. Все было на месте.
- А вот так и нет. Что, хотите сказать, я их вытащил?
- Да ничего я уже не хочу сказать! Целый месяц гоняете нас из кабинета в кабинет, а толку нет никакого.
Главбух сделал вид, что ищет что-то в папках. И заключил:
- Имейте в виду,  нет договоров, нет и права на оплату лечения. А  на поиски утерянных документов потребуется немалое время.
    Евсеевым это  надоело. Они не стали больше унижаться:
- Господи, Как же вы все надоели! Развели тут бюрократию!
Катя громко хлопнула дверью.
- Можно было бы и потише хлопать,- выскочила из кабинета секретарша в коротенькой юбчонке с журналом мод в руках.- Тут все-таки люди работают.
- Да вижу я, как вы работаете!
  Им с Максимом  сейчас хотелось скорее убраться из этих мест. Чем дальше, тем лучше. Лишь бы рядом было родное плечо, пусть  травмированное, но испытанное и надежное.
Они отослали контейнер, купили билеты на поезд, следующий по маршруту» Тында – Кисловодск». И отправились в поселок к сыну, желая провести последний день в окружении детей и внуков.
     Евсеевы старшие исходили с  внучатами в этот день, насколько им позволили ноющие травмы, близлежащий лес и речку вдоль и поперек, собирая грибы и ягоды. А-то и просто бросали с ними камешки в воды бегущей мимо реки.
     Домой они вернулись к ужину, уставшие, но счастливые и переполненные впечатлениями. У внучат только и хватило сил на то, чтобы поесть. Потом они заснули крепким, безмятежным сном, изредка улыбаясь во сне.
    Общество маленьких  внучат для старших Евсеевых было сейчас бальзамом для души. С ними они чувствовали, хоть кто-то в них нуждается, любит их любыми, невзирая на  возраст и здоровье. Именно этого Кате и ее мужу в эти минуты не хватало.
        От приближения разлуки бабушка с дедушкой относились к малышам с удвоенной нежностью. Дети еще не знали, что такое разлука и одиночество. И смотрели на них с тоской и долей любопытства. Иногда даже с завистью: бабушка с дедушкой будут  ехать в красивом вагоне. В таких же вагонах проезжают пассажиры то в одну сторону, то в другую мимо их станции. А они, ребятишки, с завистью смотрят им вслед.
     Правда, за это их ругают родители. А они все равно провожают глазами спешащие по своим делам составы. Как можно не встретить поезд, из которого выходят люди с большими сумками?!
     Вот и их бабушка с дедушкой поедут домой на поезде, отдыхая на полках и любуясь через  окошки на мелькающие мимо дома, поля, заводы, деревья, вокзалы. Так же они все вместе ехали два года назад на БАМ. Жалко, что их не берут с собой. Утешало обещание  родителей: как выдастся возможность, летом поехать на поезде к родным. Не все в расплывчатом обещании мамы с папой было им понятно. И они днем еще и еще раз у них переспрашивали:
– Это правда? Мы летом поедем? Правда?
На что получали утвердительный ответ или кивок головой.
     Перед сном, прощаясь с бабушкой, Сашенька сказал:
– Я буду куцять по тебе. А приедем, и будем вроде как все вместе: ты, я, дедушка, Настя и мама с папой!?
     Говорил он несколько косноязычно. Другие могли не понять его лепет, но только не она. Ей надо было собрать все силы, чтобы не выдать своего волнения от расставания с малышами. Она старалась казаться беззаботной и веселой. И плакала потихоньку от всех.
     Пришло время прощаться. Катя вошла в комнату, где детишки спокойно и безмятежно сопели маленькими носиками, уткнувшись ими в одеяла. Падающий свет из окон противоположного дома освещал светлую головку маленького, совершенно утонувшего в белых простынях и  пуховом одеяле пятилетнего Сашеньки.
     Его тонкие волосики разбросались по подушке, а темные ресницы бросали тень на круглые щечки. С сердцем, полным нежности, Катя погладила мальчика по мягким волосам, поцеловала его.
      Потом повернулась к девочке, спящей на раскладушке. Ее крошечное личико было копией Катного лица в детстве. И ручки, разложенные поверх одеяла, были похожи на ее руки.
    Она расцеловала эти маленькие ручки, спрятала их под одеяло, погладила малышку по головке. Снова поцеловала. И сердце заныло от боли, что долго не сможет увидеть своих маленьких крошек. Ей стало страшно даже думать об этом. Она не представляла своей жизни вдали от них.
      Если внучка, это сразу было видно, в любой жизненной ситуации сможет за себя постоять, то, глядя в мечтательные и доверчивые глаза Сашеньки, невольно приходилось испытывать беспокойство за его благодушный нрав и неприспособленность к жизни.
  Катя подошла к окну, и выглянула в него. Что ей хотелось увидеть там сквозь сырую темноту ночи, освещаемую лишь уличным фонарем да время от времени зигзагами молний, вспыхивавших в черном небе? Дождь продолжался. От пронизывающего холода, дождя и какой-то окутывающей серости захотелось спрятаться в тепло. Тогда она закрыла совсем створки окна. И сразу почувствовала уют и слабость в ногах. Она подвинула кресло ближе к лампе. И задумалась. Усталость и тяжелые воспоминания лишили ее ночного сна. Но и бодрствование не было спокойным.
  Хотелось вот так молча сидеть в кресле, укутавшись в одеяло, вглядываться, молча, в холодную, безмолвную ночь за окном, слушать стрекот кузнечиков, ощущая при этом умиротворение и возврат в детство или молодость.
  Она подумала: как же они далеко! Большая часть жизни уже позади. Даже страшно задумываться над тем, что с каждым днем все ближе становится момент, когда придется распрощаться со всем, что так дорого сердцу. Человеческая жизнь так устроена, что приходится что-то вычеркивать из памяти, а что-то беречь и хранить, чтобы продолжать жить.
  Не все в ее жизни было прекрасно и безмятежно, если не наоборот. Поэтому волновало ее и продолжало держать в своих объятиях, как в тисках. Она часто стала думать и вспоминать былые эпизоды, давая им оценку, чего раньше не делала. Может, на это занятие не хватало времени. Или пришло время провести анализ жизни, ее переоценку.
  Скорее всего, она просто старела. Ведь раньше она никогда не задумывалась о скоротечности жизни и  что когда-нибудь все закончится. Без нее так же будут расти сады, благоухать цветы, и день будет сменяться ночью. Все будет по – прежнему. Но для нее все краски мира погаснут, превратившись в безоглядную, тяжелую тьму.
     От этой мысли Катя вздрогнула. Внутри появился неприятный холодок. Ну, вот, только немного успокоилась от неприятных воспоминаний десятилетней давности, и снова заставила себя ощутить леденящий душу страх! «Надо думать только о хорошем. Неотвратимое придет само, без приглашения» – заставляла она себя так размышлять в очередной раз. И  придумала отвлечение от страшных дум и воспоминаний.
     Она потянулась рукой к нижнему ящику шкафа, стоящего рядом с нею. Затем открыла его, достала из него несколько фотоальбомов. Снимки всегда приносили ей положительные эмоции. Она в последнее время часто рассматривала их.
Тоска по ушедшей молодости, о пролетевших годах жизни не давала покоя.
         Рассматривая маленькое фото, она улыбнулась. С одной из них на нее смотрела  малышка с куклой в руках. Мама часто говорила, что этот снимок провисел много лет на витрине фотоателье, призывая прохожих не проходить мимо:  сделать для себя памятный снимок, как в свое время поступили  родители этой милой  девочки.  Долго всматриваясь в свои детские черты свой непосредственный облик, она только сейчас заметила на своих чулочках малюсенькую дырочку. И улыбнулась этому открытию.
     Просматривая фотографии, она вспоминала один за другим эпизоды из своей жизни.  Тут наткнулась на снимки с детьми. Когда-то они были маленькими и беспомощными.
  Теперь стали взрослыми и разъехалась, кто куда. Дочка вышла замуж. Живет и работает с семьей в большом городе. Сын тоже далеко, мыкается по свету в поисках счастья. А где оно, это счастье, никто не знает. Даже она, хотя прожила немало лет, и избороздила вместе с мужем много километров, местностей и полустанков. И только теперь поняла, что счастье там, где живы родители, где есть здоровье, мир и лад в семье, где у всех есть, что поесть и на кого опереться в трудную минуту. Счастье там, где в тебе нуждаются, и ты можешь помочь.
 
 
 
                Глава 15. Возвращение домой. Голод. 1997-1998гг.
                Подглава 1. Евсеевы едут домой. Сын провожает родителей.
 
       Евсеевы вышли из дому. Сын проводил их на вокзал, помог занести вещи в вагон. Стоянка поезда длилась не долго. Простившись, родные расстались.
  Ваня махал рукой вслед отправившемуся поезду. У  матери слезы градом катились из глаз. Отец делал вид, что совершенно спокоен. Но  уже несколько минут теребил в руках незажженную сигарету. Они в последнее время никогда с сыном и его семьей не расставались. Что ждет их теперь?!
    Понятно, что молодым хочется самостоятельности. Она у них была с самой свадьбы. Но родители жили недалеко. И всегда могли прийти в нужный момент на помощь.
    Приведя себя в порядок после чувствительного расставания, Евсеевы из тамбура прошли в  купейный вагон, в котором им предстояло провести ближайшую неделю. Там уже распаковала свои вещи семейная пара из Тынды. Соседи по купе ехали в Уфу в свой первый совместный отпуск к родителям. Они почти всю дорогу находились на верхней полке, где целовались, играли в карты, весело щебетали друг с другом, прямо, как птички в брачный период. Парень спрыгивал лишь на остановках, покупая все, что продавали вкусненького.
       За окном лили проливные дожди. Хотелось укутаться сильнее в одеяло, и не показывать из-под него ни рук, ни ног. Проводники в их вагоне не топили печку, не грели кипяток. В вагоне становилось все холоднее. Катя от переохлаждения простыла, у нее поднялась температура.
       Мягко покачиваясь, иногда вздрагивая и подпрыгивая на соединениях рельсов железнодорожного пути, поезд увозил Катю и Максима все дальше от бамовских поселков, но не мог увезти от тяжелых мыслей и безысходности.
       В вагоне горел тусклый свет. Здесь ощущалась надежность и защищенность. А за окном  мир казался враждебным и настороженным. Говорят, у страха глаза велики. Не веря до конца в реальность недавних угроз, Катя все равно испытывала волнение и страх. Не говоря уже о воспаленном мозге мужа.
        Отбыв в южные края, Евсеевы понимали, что от смерти никуда не денешься, разве только в могилу. Если понадобится, старуха с клюкой их везде отыщет. Ни стены, ни броня, ни чья-то помощь – ничто от нее не защитит. Веря и не веря в угрозу, они опасались всего. И чувство тревоги не покидало их.
    В селе, конечно, они не найдут спокойного и безмятежного прибежища для себя. Там не отдохнешь. Можно лишь забыться в заботах. Этого им сейчас и не хватало. Они за многие годы жизни  привыкли бороться с трудностями и неурядицами. И хотели верить: все  переживут и теперь.
       Поезд подъезжал к  маленьким или большим узловым станциям. К вагону почти бегом приближались продавцы мороженого, рыбы, вареного картофеля с солеными огурцами. По перрону важно разгуливали торговцы пивом. Весь товар стремительно раскупался.         Раньше по вагонам разносили комплексные обеды из ресторана с первым и вторым блюдами. Теперь даже чай  был не всегда.  По ступенькам  поднимались новые пассажиры. А транзитники выходили на перрон: кто подышать свежим воздухом, кто покурить или  за покупками.
    Сумерки быстро опутывали вагоны поезда. Локомотив давал гудок  отправления. Мерцали обнадеживающе огни вокзала. Вместе с прохладой уличного воздуха к спешащим теперь в вагоны транзитным пассажирам приходило чувство удовлетворения от поездки. Снова хотелось ехать и ехать, вперед, к новой счастливой жизни.
    Евсеевы с каждой минутой приближались к родным местам. Скоро Ростов-батюшка. А там автобусом и до села недалеко. Всего пять часов езды. Или даже меньше.
    Сразу у Кати и Максима в планы входило, когда возвратятся домой, сразу же отправиться в Ставрополь к дочери. Теперь их планы резко поменялись. Из Ростова они автобусом доехали до родного села. Больная Катя несколько дней провалялась в постели. И лишь после ее выздоровления их поездка осуществилась.
               
                Подглава 2. Немного о родном селе.
 
        В любой стране есть два  образования – город и село. О благоустроенной городской жизни знают все, большие и маленькие.  А вот  жизнь вдали от столицы отличается от городской в корне. Сытый ведь голодного не разумеет. Есть люди, которые считают жизнь на селе райской: там и воздух чистый, и природа, и возможность держать подсобное хозяйство.
    А ведь за привычной фразой «иметь подсобное хозяйство» стоит каторжный крестьянский труд. Вернувшиеся с работы сельчане, будь то доярки, учителя или трактористы, до седьмого пота трудятся еще и дома в огороде, на скотном дворе, ищут любую подработку, не говоря уже о ремонте разваливающегося дома и всяких там сарайчиков во дворе.
     Кроме прочего, надо успеть пообщаться с детьми, поинтересоваться их самочувствием и успехами в школе или детском саду, решить семейные проблемы. Часто  родительский воспитательный процесс на селе сводится лишь к тому, чтобы совместно с детьми избавлять огород от травы, наносить воды из соседнего колодца или колонки, прополоть картошку.
Случается, надо день, а то и несколько отпасти около ста голов совместного стада, накосить травы на кормление скотины. Не говоря уже о кормлении и пастьбе телят, козлят, птицы.
    Порой больно смотреть, как совсем юные ребята и девчата тягают огромные ведра с водой или пойлом для скотины. Или  вместо детских игр под палящими лучами солнца занимаются работой в огороде. Зарплаты и пенсии у крестьян часто уходят на ремонт и поддержание в рабочем состоянии строений и техники. На себя любимого и на развлечения средств у них почти не бывает.
  Многие деревенские улицы производят гнетущее впечатление. Там нет  твердого покрытия. Они чаще всего бывают разбитыми так, что по ним трудно даже на тракторе или грузовике проехать.  В дождь они покрываются грязью и толстым слоем  пыли в жару. Вся в колеях, она становится похожей на железнодорожные пути.
     Любой транспорт  сопровождается пыльным шлейфом, от которого тяжело дышать. Пыль проникает в двери и окна близлежащих домов и саманных хат, забивается в  щели, скрипит на зубах. Избавить от нее может только сильный дождь, которого все ждут с нетерпением. Но с надеждами на урожай и прохладу с ним приходят в село и много проблем.
    Если горожанин откроет дверь балкона во время дождя, и переждет стихию в кресле возле телевизора, то сельчанину в такие часы надо заботиться о  домашней скотине, молодняке, которой застревает в грязи, простывает и гибнет. После затяжных дождей в селах сразу за порогом дома начинается непролазное грязное месиво, по которому можно пройти только в резиновых сапогах или калошах.
     Иногда молодняк птицы приходится спасать от облепившей их грязи, занося в дом, обмывая их в тазике и просушивая под лампой. Попавший под струи дождя индюшонок погибнет сразу же, если о нем не побеспокоятся хозяева вовремя. Такие они слабые и квелые до самого взрослого возраста.
       В любое время года и в любую погоду нужно сделать многое: накосить травы скотине, накормить и загнать в теплое, сухое место птицу..
    Беспорядочно разбросанные убогие хаты и дома, построенные чуть ли не в царское время, покосившиеся столбы, отсутствие уличного освещения – вот все богатство окраин села, которые увидели Евсеевы, когда в 1991 году переехали сюда из прекрасного города Грозного.
    Редко где встречался новый, добротный дом из кирпича. Всякие сараюшки во дворах строились  из гнилья, отходов от развалившихся хат и домов. При строительстве использовались также полусгнившие жерди, скрепленные смесью глины с водой и соломой с добавлением навоза.
    Это в городах ярко освещенные кирпичные коттеджи тянутся ввысь за высоченными заборами, отгораживающими элиту от бедноты, чтобы им даже не видеть нищеты вокруг. А в селе встречались самые обычные низкие заборчики из того материала, что попадется под руку.
    Зарплаты здесь нищенские. Ассортимент товаров в магазинах скудный, зато цены копейка в копейку, как городские. Сельчане страдают от безденежья и невнимания бюрократов. Их подвалы, вырытые и с любовью самостоятельно построенные, от избытка грунтовых вод, часто затоплены. Их нельзя использовать по назначению, на глинистой земле мало, что можно вырастить из-за нехватки влаги и дороговизны воды для полива.
    Кроме дороговизны воды в селах запрещен полив с помощью шланга. И это при том, что в селе остаются жить в основном пожилые, слабые люди. А земельные участки большие. Вот и работают старые и молодые сельчане с раннего утра до поздней ночи на своих подворьях, лишь бы прокормить семью.
        Нередко в сорок лет они выглядят на все 60. И дело не только в почти рабском труде, но и в отсутствии какой – либо отдушины и отдыха.
    В городе на каждом шагу фитнес – и всякие другие – клубы, кинотеатры, цирки и театры. Выбирай любое заведение для интересного досуга. В селе, растянутом на несколько километров, был один единственный клуб, в котором иногда случались концерты самодеятельности или дискотека. Раньше хоть фильмы показывали. Теперь и этого нет.
    А остальное время населением тратится на встречи за бутылкой пива или самогона. Уж чего-чего, а магазинов теперь в селе, как грибов в лесу. Да и сердобольные старушки, стараясь выжить, несмотря на мизерную пенсию, круглосуточно торгуют горячительной смесью. Они прекрасно понимают вред этой торговли. Но не могут бросить доходное дело. На одну пенсию им не выжить в нынешнее трудное время.
        Напившись горячительной смеси, мужчины часто устраивают дебоши в семье. Всякие неурядицы и неприятности вне дома обостряют их чувства настолько, что в состоянии подпития они  начинают считать виновными во всех  бедах  жен и детей, которые не могут дать отпора пьяному мужику.
       Здесь оказалось много вездесущих старушек, которые в любое время за всеми наблюдали, все знали, сплетничали о соседях и дальних жителях на скамейках, грызя семечки на скамейках. Они, что-то где-то замечали, и, не разобравшись, лезли в любую семью с советами и различного рода поклепами.
       Евсеева надолго запомнила случай, когда одна из таких соседок сказала ее мужу, что Катя, «разнаряженная», поехала на мотоцикле в центр. В ее семье случился скандал. А Катя просто опаздывала на собрание в школу. И прямо в старом халате после дойки спешила в центр. По дороге ее подобрал на мотоцикле родной брат ее мужа. Такова была жизнь в селе, куда приехали около десятка лет назад Евсеевы. И где продолжали жить теперь.
     Катя сидела у окна, за которым слышался перестук дождя по подоконнику, и думала: о чем бы они с мужем ни мечтали, куда бы ни рвались, судьба почему-то снова  возвращала их на уготованное им место. Это, видно, закон природы: жить там, где тебе укажет судьба.
 
               
             Поглава 3. Размышления Кати о причинах возвращения в село.
 
        Отправились ведь они жить и работать на БАМ. И работу нашли, и жизнь их там, вроде бы, наладилась. Чего не работать?! Так нет же. Сдружились  с Капелиной. Катя сомневалась в точности определения отношений с кладовщицей их котельной. У этой женщины из семьи были сын-подросток и отдельно проживали две дочери.
    Муж много лет назад бросил ее с сыном. И построил отношения с другой женщиной. Васильевна теперь им мстила и строила козни, хотя и безрезультатно. В котельной она, кроме основной работы занималась профсоюзными делами. По всей видимости, работники котельной были недовольны ее работой, потому что на очередных перевыборах они выбрали Катю.
        Муж  Кати в это время работал мастером. А зять Васильевны до приезда Евсеевых был разжалован с поста начальника за какую-то провинность в старшего машиниста котлов. Нынешний начальник – Дербун - изрядно выпивал, случались запои на несколько дней. Максим тянул всю административную работу на своих плечах. И каждый раз, когда приезжал представитель головной организации в отопительное учреждение для инспекции, он сталкивался с дилеммой поисков Дербуна.
    Максима уговаривали занять пост начальника официально. Тот отнекивался, как только мог. Не мог он согласиться на подлость и стать шлагбаумом на чьем-то пути.
     О возможных изменениях в штатном расписании Капелина узнала из телефонного разговора с работниками головного склада. И завертелось все, закружилось, обретая в ее сплетнях все новые и новые огранки просьб и заявлений со стороны, якобы, Максима на утверждение его кандидатуры в должности начальника котельной. Он и думать не думал об этом, а вокруг поползли слухи и сплетни.
    Женщина рассказала в коллективе  извращенные сведения, вроде не главный технолог не раз уговаривал Максима согласиться на повышение, а сам мастер  просил того  посодействовать его продвижению по работе, забыв про стыд и совесть.
     Максим спокойно отправился в Тынду на очередную сдачу месячного отчета. Вовремя там его обработал с учетом всех поправок начальства. Мастеров поместили на ночлег в вагончик недалеко от складов.
     Завскладом по просьбе Капелиной вечером пригласила работниц склада и, соответственно, жильцов вагончика, на свой день рождения. Выпивка лилась рекой, веселье все более распалялось. Катин муж не был ярым трезвенником. Любил внимание к себе. А когда выпьет, веселился на всю катушку. Такая у него натура. На вечеринке были и песни, и пляски.
В разгар банкета две женщины не стали танцевать, остались у стола.
Одна из них удивилась, закрывая спиной обзор стола от  пар, танцующих в центре комнаты:
- И чего наша Васильевна взъелась на Евсеева? Чем мог насолить этот компанейский мужик?  Он еще ох, как ничего.
- В том-то и дело. Я слышала, она глаз на него положила. А он отверг ее.
- А-а-а. В таком случае месть женщины страшна, - ухмыльнулась первая.
- Какое нам дело до похождений подруги?! У самих рыльца не меньше в пушку,- отозвалась вторая заговорщица, подсыпая снотворное в стакан Евсеева.
- Друзья,- громко сказала она,- что- то в комнате стало скучновато. А не выпить ли нам еще по одной рюмашке.
Из-под стола выполз совсем пьяный Ярмухаметов. Все в комнате зашевелились:
- А что, можно.
     В результате Максим утром проспал сдачу отчета. Заговорщицы донесли, куда надо, о  веселеньком праздновании  Евсеева в вагончике, забыв при этом упомянуть, что они веселились вместе с ним. И напоили до потери памяти тоже они. В общежитие с проверкой приходит начальник. Ставится вопрос об увольнении Максима.
    Заговорщицы сделали все, чтобы помешать ему стать во главе котельной. Именно после сдачи отчетов должно было прозвучать решение начальника об этом. Вместо этого встал вопрос не о повышении Максима в должности, а о его увольнении. А место и.о начальника котельной, досталось зятю предприимчивой кладовщицы..
  После этих событий Евсеевы собирались покинуть БАМ. Но главные специалисты заступились за исполнительного Максима. Начальник не стал его увольнять, предложил работу рядового машиниста котлов в соседнем поселке. Сколько Катя его не  отговаривала, он все же согласился на перевод, чтобы очистить свое запятнанное имя.
    Раньше Максима из Тынды вернулся оператор из Катиной смены и вкратце рассказал ей о проблемах мужа. Чего только не передумала она тогда. И мужа винила в несерьезности и  доверчивости. И кладовщицу котельной крыла про себя последними словами. Она простым женским чутьем осознавала, вся эта возня против Максима происходит не без ее участия.
    Жаль, что  супруг всецело доверял этой коварной женщине, проводя в ее компании все свободное время, и делился с нею своими секретами. У людей такого склада не бывает настоящих друзей. Они дружат только с людьми, которые могут им когда-то пригодиться. Не зря она отработала не один десяток лет в торговле, где существует подобный круг друзей.
     Катя встречалась с такими людьми не раз и обжигалась на отношениях с ними тоже. Они и глазом не моргнут, подставляя своего так называемого друга под статью. Лишь бы им было хорошо и спокойно.
    Капелина порхала из кабинета начальника в свой склад, как чайка, то взмывая ввысь, то вдруг стремглав бросаясь вниз за добычей. С Катей она старалась не встречаться, зная ее прозорливость и отношение к себе. Но от опытного глаза Кати не скрылось ни одно ее телодвижение.
    Надо сказать, человеческие отношения во второй приезд Евсеевых на БАМ в поселках  заметно отличались от тех, что были в начале эксплуатации БАМа. Тогда такой погони за деньгами не отмечалось. Был зов сердца,  желание улучшить жизнь на трассе, хотелось и заработать. Но без обмана и интриг. Теперь никто не стремился к патриотизму, каждый думал о собственной наживе. Вспоминается случай, произошедший незадолго до злополучного происшествия с Максимом.
     В котельной шел ремонт. Помещение к ночи заваливалось отходами от производимых днем работ по ремонту установок. Начальник дал указание старшим в сменах обеспечить уборку помещения в рабочее время, обещая в конце работ всем оплатить за дополнительную  работу. Катина смена трудилась, не покладая рук. Ведь за тяжелый труд была обещана достойная оплата. Они лопатами грузили на носилки щебень, кирпичи и пыль на трех этажах. И уносили их на улицу, ссыпая в кучу
       Целые строительные материалы и металлоконструкции операторы штабелями укладывали в сторону от проходов. Потом все освобожденные помещения подметали и мыли из шланга. К концу смены котельная сверкала, как новенькая
       Когда остались самые опасные работы, никто не хотел лезть в топку котла для очищения ее от накипи и шлака. Кто-то ссылался на высокий рост, кто-то на большие габариты у фигуры, а кто-то из-за боязни получить дозу облучения, которая могла быть превышена в топливном угле.
     Тогда в топку забрался Максим. Весь ремонт котельной проходил при его  руководстве и участии. Он был в те дни на больничном листке из-за сломанной ноги, упав с лесов и зацепившись одной ногой за расщелину в досках. 
       В конце  ремонта в котельной Капелина и ее зять, ставший у руководства после отстранения Евсеева, убедили комиссию по распределению средств по оплате за ремонт, что не следует оплачивать труд Евсеевых и тех, кто в основное время работы расчищали завалы и выносили из здания. Они заявили, что все это делалось по собственной инициативе старших операторов смен.
         Слабовольный и корыстный начальник Дербун при оглашении приказа стоял, потупив взгляд. Основную сумму забрали они втроем. А виноватыми оказались старшие операторы смен, которые поверили обманувшему их руководителю. В том числе и Катя.
       И вот теперь, возвратившись с БАМа, супруги обнаружили, что во время их отсутствия в их подворье хозяйничали и свои, и чужие. Растащили все, что под руку попалось, вплоть до ложек и вилок. Трубы и мясорубки, зерно и отруби, кастрюли и ведра, баллоны и банки, – все ушло к новым хозяевам. Даже спрятанные Максимом в коровнике новые доски, приготовленные для настила полов в хате, утащили по наводке Катиной свекрови свои же.
    События, происходящие с нами, часто наталкивают  на мысль, будто не  мы творцы своей судьбы. А кто-то с самого нашего появления на свет руководит нами. Все уже давно запланировано, нам остается только выбрать отправные точки. Иногда мы это делаем правильно, иногда не совсем. Никто не знает, что нас ждет впереди: хорошее или плохое. Как за нас решили на небесах, так и будет.
 
               
 
 
                Подглава 4. Жизнь в селе после возвращения. Голод.
 
    Возвращаясь в село на юге, Катя с мужем хотели поправить свое здоровье и успокоиться, набраться сил до осени, когда закончится их северный отпуск» с последующим увольнением». А там видно будет. Но спокойной и безмятежной жизни у семейной пары не получилось.
       В эти самые дни по их улице в селе протягивали газовые трубы. И настал момент, когда газ стал поступать в дома жителей села. Отдав за инструктаж по использованию  приборов газовикам последние деньги, заработанные за два года  труда на севере, Евсеевы вместо радости стали вдруг ощущать опустошение и горечь.
     У них не осталось ни копейки. Они не знали, как жить дальше. Хромых и тех, кто плохо ладит с головой, на работу никто не возьмет. Денег нет. Продуктов нет. Побираться и клянчить средства у родных и знакомых для выживания в создавшихся условиях они не были приучены. Гордость не позволяла им идти к кому-то на поклон, чтобы просто- напросто выжить:
- Умру, но не стану просить помощи,- говорил Максим.
- Я того же мнения. Подумаешь, стройнее станем,- улыбалась Катя.
  И началась тогда их бродячая жизнь. В поисках пищи они бродили по окраинам села и колхозным полям. Взгляд у них был всегда настороженный, как у всех людей, которые долго недоедают или чувствуют опасность. Нервы казались натянутой тетивой. Только тронь, полетят в разные стороны стрелы. Ни о каком отдыхе и расслаблении не было и речи. Голодное брюхо к искусству и праздности глухо.
    У Максима слышало одно ухо, а у Кати были проблемы с передвижением и зрением. Она стала постоянно носить очки. И все же, когда им повезет, и она краем уха слышала вдруг шорох в кустах или видела силуэт бегущего зайца, она толкала мужа в бок и показывала направление:
- Смотри, заяц!
- Вижу!
 С одного выстрела добыча падала на землю. Тогда у Евсеевых на столе несколько дней появлялись вполне съедобные мясные супчики. Один раз они отошли от дома всего метров тридцать, и уже вернулись с добычей.
    Бродя по колхозным полям, они находили брошенные кочаны капусты, салат или овощи, слегка подпорченные или просто мелкие. Часто они набирали по оборышам целые мешки кукурузы, пшеницы и ячменя. Они были постоянно полуголодные. Спины, казалось, приросли к животам:
- Ты хотела постройнеть? Вот и  выдалась такая возможность.
- Да уж!
- А что, от легкости в теле, кажется, что вот-вот ветер вверх поднимет.
- Угу,- вздыхала Катя.
У нее от вида пищи начинались судорожные сокращения желудка. Тогда ей становилось понятно, почему волки воют при голоде. Самой хотелось взвыть от боли и отчаяния.
       Как-то раз им попалась на пути брошенная корейцами-арендаторами грядка редиски. Многие из плодов были сухие и дряблые. Найдя сочный плод, но весь в грязи, Катя, лишь смахнув с нее сухую землю, забросила его в рот. Грязная, обветренная, со слезами на глазах, она давилась горькой редиской. А желудок болел и сокращался еще сильнее.
       Иногда супруги отправлялись на рыбалку с бреднем, приготовленным  из старых овощных сеток и согнутой толстой проволоки:
- Знаешь, когда я был маленьким, отец часто брал меня с собой на рыбалку. Для души он имел с собой всегда удочку. А для того, чтобы прокормить семью из семи человек, прихватывал с собой такой бредень. Мать тогда варила уху. Все были сыты.
Евсеевы забрасывали тогда в реку этот бредень и тянули его за собой.
 В него попадало много мелкой рыбы размером с кильку:
- А что, на супчик тут с лихвой хватит.
Остальную  рыбу Катя солила.
- Какой вкусный суп у вас сегодня, - облизывала ложку средняя сестра Максима Майя.–Это уха или нет?
- Да кто его знает, что это?! Можно назвать это легкой похлебкой. Тут и конский щавель, и зеленый лук. Для талии в самый раз,- улыбалась Катя.
- А для души у нас в холодильнике сервелат припрятан,- шутил тогда Максим, -  Катя, ты порежь его тоненькими кусочками.
Все смеялись, зная, что в их холодильнике было пусто.
За солью Максим ездил за восемнадцать километров от села на детском велосипеде. Набирал ее на соляном озере пригоршнями в приготовленную тару. И потом на руле этого велосипеда доставлял домой.
     Назад он возвращался весь пропитанный солевым раствором, одежда была грязной и казалась накрахмаленной. Соль была крупной и похожей на звездочки:
- Какие красивые звездочки,- восторгалась Катя, они еще и розоватого цвета. Никогда не думала, что соль бывает такой.
- Я в другой раз привезу такую соль, что на белые снежинки похожа,- отзывался муж.
 Супруги ее смалывали в кофемолке. И использовали в пищу.
       Так они жили полтора года. Запаривали пшеницу или ячмень:
- Ну, запаренная пшеница, еще, куда ни шло. Ее хоть есть можно. А вот ячмень…
- ты права, он в горле застревает. Без воды его трудно употреблять.
 Вместо хлеба ели вареную кукурузу с колхозных полей.
Как-то начальник котельной застал Евсеевых за обедом: несколько помидоров, соль и кукуруза были на их столе.
- А я без хлеба ничего есть не могу. Поем с ним,- сыт. А без него вечно голодный хожу.
- Так от хлеба ведь толстеют,- отозвалась Катя. 
- Каким Бог меня сотворил, таким я и останусь. Никогда не заморачивался  насчет веса. И вам того же советую.
Евсеевы переглянулись, но промолчали.
Вместо сахара они ночами варили сироп из сахарной свеклы, находя в поле брошенные клубни сахарной свеклы.  Они мыли их, сушили, очищали от кожицы, топором рубили на мелкие части, распаривали на пару в течение 6 часов на слабом огне, следя, чтобы вода не выкипела.
     В посуде оставалась темная сладкая жидкость с горьковатым привкусом. Затем пропаренную свеклу с темным сиропом прокручивали через мясорубку и помещали в холщовый мешок, под пресс.
 Профильтрованный светлый, слащавый сироп они добавляли в травяной чай  или в кашу на воде. Привкус чувствовался и теперь:
- Немного терпко и горьковато, - вздыхала Катя.
-Но все же, лучше пить и есть с таким сиропом, чем не есть и не пить ничего.
    Через год после возвращения они вырастили неплохой урожай овощей. Помидоров, огурцов уродилось столько, что сделали кое-какие заготовки на зиму. Жить стало немного легче. Кроме того, землячка из Грозного Лена Щеткина стала приносить Кате по одной буханке хлеба в неделю из бригадной столовой, где устроилась работать. Супруги делили эту буханку на несколько маленьких частей - на каждый день по кусочку.
  Катя в эти дни вспоминала не раз пищу, что была у них  до поездки на БАМ. Имея большое хозяйство, они с мужем тогда сильно уставали, не могли красиво одеть и обуть семью, но никогда не голодали. Даже у собак в чашках было все, что им требовалось для нормального существования. Кишки, нутряной жир и куски сала, заготовленные в те времена для собак, теперь для них самих  были бы спасением.
       Пока человек не попадет в подобные условия, он не узнает о себе всего. Страдания и беды даются людям небесами для понимания, на что он способен. Некоторые при перемене  уклада жизни, когда все в жизни переворачивается с ног на голову, теряются, не борются с трудностями. Им легче расстаться с такой жизнью, чем побороть свой страх и слабость. Катя с мужем оказались сильнее сложившихся в  жизни неудач.
     И все же не все шло гладко.  Максим  вдруг стал по-черному увлекаться выпивкой. Кате  хотелось тогда бросить все и бежать от обезумевшего от пьянки мужа. Но она думала, что ему еще хуже, чем ей. И терпела. А он вдруг снова стал цепляться к любым ее поступкам. Его стало раздражать в ней все: как она ест, как ходит, как говорит. Что бы она ни сделала, ему казалось, сделано не так.
    Родившись однажды, зло росло, увеличивалось в размерах, периодически угрожающе нависая над семьей. Травма головы и голод вернули назад его страхи и присоединили к прочему ревность. Он ночами плохо спал, вскакивал при любом шорохе.
     Однажды ночью ему показалось, что тот, кто пугал его семью на БАМе, появился вдруг у соседей через дорогу в сарае. Ночью он дрожал всем телом, обливался ледяным потом, прощался с жизнью и собственной женой. Потом вдруг заявлял, будто Катя понравилась главарю. Начинал давать ей советы, как вести себя с ним, стонал и плакал, что теряет ее навсегда.
    В соседней комнате в это время слышались стуки и шорохи. Кате тоже стало не по себе. А утром выяснилось, – это крысы прогрызли пол на кухне и ночью, сбросив крышку со сковороды, расправлялись с оставленной ими на утро пищей.
        Наутро к мужу пришел Васька, с которым тот до отъезда на БАМ работал трактористом в бригаде. Он пригласил Максима составить ему компанию по сбору металлолома. Что плохого, если муж заработает денег? Но Катя волновалась.
 Весь день Максим не возвращался. Ночью пришел пьяный вдрызг.  Все деньги мужчины пропили и проели.
     Ночь тогда была тихой и темной. Глубокая тьма, какая бывает поздней осенью, стекала с холмов, окутывая мраком все, что попадалось на ее пути. В лапы тьмы попала, казалось, и Катина душа. Она ныла и болела от от отчаяния, придирок и воплей мужа. Они смогли побороть голод. А вот пьянка снова одолела Максима.
    Насытившись и изрядно подкрепившись спиртным, мужу вдруг резко захотелось секса. Люди бывают разные, отношение у них к жизни тоже разное. Одни стремятся к половому родству, другие к духовному. Голодная  Катя видела в зеркале: от нее прежней остались только огромные глаза с синими разводами под ними. Ей мечталось только выжить для будущего счастья. Сил на другое не было.
        Разгневанный муж стал ее снова обвинять в мнимых изменах и прочих грехах. Он требовал особого к себе внимания и обвинял в холодности и недостаточной любви к нему, кричал, что она вообще не способна на чувства. Унижая ее как женщину,  хозяйку и мать своих детей, заявляя, что она гроша ломаного не стоит. Сокрушался, что женился на ней и терпит много лет, хотя она состоит полностью из комплексов неполноценности. И ей надо быть благодарной ему за все, сотворенное им для нее. А она  слушала ненормального супруга, почти не возражая. И даже начинала сомневаться в собственной правоте.
     Все происходящее казалось ей страшным сном. Ее муж не может так думать. Просто он расстроен. И не ведает, что творит. Вот протрезвеет и поймет, как он был не прав. А если не поймет, скатертью дорожка. Без него будет даже спокойней.
    Итак, она уже сама себе удивлялась: откуда бралось терпение выслушивать подобные высказывания? Где была ее гордость и уважение к себе, когда она, молча, слушала этот бред?! Каждый раз муж накалял страсти примерно подобным образом, а потом переходил к рукопашной.
    Но так как в этот раз был сильно пьян, размахнувшись кулаком в ее сторону, он свалился на диван. И смог лишь  ногой при падении на диван поставить ей синяк на бедре. Потом он с проклятиями и угрозами полез под матрац за ружьем. Она выбежала на улицу. И по-над дворами заспешила на соседнюю улицу к сестрам обезумевшего мужа. Ей больше некуда было бежать. Она рассказала им, что вытворяет их брат. И утром, заняв у них денег на дорогу, бедняга отправилась к дочери в Ставрополь.
     По дороге, глядя в окно автобуса, она размышляла:
– Как же так случилось, что мы стали  чужими друг другу? Было время, мы не могли прожить и минуты отдельно. Теперь в каждом слове и жесте ненависть и отчуждение.
- Как жить теперь? Душа устала от несправедливости, пошлости и зла. Понятно, любой человек может заблуждаться. Иногда очень долго: дни, недели, месяцы. А если это заблуждение длится многие  годы?
      Надоело оправдываться. Ведь ничего предосудительного не совершала. Даже  не помышляла об этом. Поэтому слушать бред о мнимых изменах больно и унизительно. Она не помойная яма собирать отбросы случайных сексуальных  контактов. Обидно слушать  обвинения о  нравственном падении. Каждый раз перед сном она думала, что вся ее жизнь- это сон. Вот завтра проснется и увидит, что явь на самом деле чиста и безоблачна. Но утром убеждалась, что все происходящее с ней и есть настоящее время.
Она всегда понимала, что они с мужем разные по темпераменту люди. Он сильный и увлекающийся,  она спокойная и тихая, с некоторыми всплесками эмоций. Ну, такая уж уродилась. Для нее духовное единство выше физического.
Почему же это отличие постоянно оборачивается против меня? Имя проклятого мнимого любовника постоянно витает в доме. Ни одного часа не происходит без его упоминания. Это несправедливо и выводит из себя. Фантазии мужа об изменах дорисовываются с каждой минутой все полнее и разнообразнее. В них она - извращенка и дешёвка. Может, Максиму нужно втоптать ее имя в грязь ради каких-то его планов?! Но понимание этого выше ее сил.
    Катя вытерла струящиеся по лицу слезы.
 - Мы приходим в этот мир, чтобы любить. Отдавая свою любовь, взамен получать ее от других людей.  А Максим разбрасывается злом и ненавистью. Так можно  самому же захлебнуться в этом дерьме, превратив свою  жизнь в кошмар.
    Она смотрела на мир за окном полными слез глазами. Ей хотелось жить в тишине и спокойствии, видеть счастливыми своих детей и внуков, а приходится сталкиваться только с невзгодами и испытаниями.  Почему так несправедлива к ней жизнь?
Странные все-таки женщины: годами терпят унижения и обиды. Все время живут с надеждой, что все пройдет и наступит в семье мир и спокойствие.
  Прислонившись головой к окну, Катя отдала себя слезам и монотонному гудению мотора автобуса. Покачиваясь в такт его движения, остаток дороги она провела в полудреме. И открывала глаза лишь для того, чтобы вытереть слезы и убедиться, что автобус еще в пути.
    Через два часа автобус прибыл в Ставрополь. Когда он затормозил, она вдруг почувствовала, что не хочет покидать его пределов. Так и ехала бы до самого своего жизненного конца, чтобы не чувствовать боли, бед и зла вокруг себя. Очутившись за пределами автобуса, она безвольно побрела по его улицам. И думала лишь о том, что муж променял ее на стройный стан бутылки. И совсем не нуждается в ее жертвенности и помощи.
  Она будто осталась одна среди снежных скал. В душе ее был холод и на улице тоже. Ее смущало, что своим неожиданным приездом может расстроить Марину. Так не хотелось с кем-то делиться своим отвратительным настроением. Но у нее не было другого пристанища.
    Дочь училась в училище искусств и жила в общежитии. Катя выглядела такой измученной и уставшей, в ее глазах было столько боли и тоски, что дежурные воспитатели   на проходной общежития даже не остановили ее, лишь сочувственно кивнули  в ответ на  приветствие. Она поднялась на третий этаж и постучала в дверь.
     Марина открыла ее и  поняла все без лишних объяснений. При виде морщин возле глаз матери она почувствовала режущую боль в сердце и даже  чувство вины. Она знала, ее мама терпеливая и понимала, будь дома все хоть на йоту лучше, чем сложилось, она не приехала бы к ней в таком виде. Значит, наступил предел ее терпению.
      Голод, тяжкий труд, страх и постоянное напряжение сил отняли у матери юность и нежность, забрали большую долю теплоты душевной. Душа ее затвердела и словно покрылась слоем коры, утолщавшимся с каждым месяцем, с каждым испытанием. И все - равно она оставалась доброй и чувствительной.
  Раньше ее лицо выделялось из общей среды некой кокетливостью, жизнелюбием и задором.  А это лицо мало напоминало прежнее. В нем было мало обаяния, которое отличало его от других лиц. На дочь бледное с синими разводами под глазами, напряженное лицо с темными  бровями над потухшими зелеными глазами.  Внешним видом она сейчас напоминала затравленного зверя.
      Очень важно быть кому - то нужной, желанной и единственной. В противном случае мир меркнет, звезды тухнут. Было видно, она потеряла веру и желание жить даже для себя самой.
    Марина напоила маму чаем с лимоном и отправила в ванную. Она по себе знала: вода успокаивает. А теплая вода, к тому же, даст организму после бани сон, который лечит любую израненную душу. Мать, погрузившись в воду, закрыла глаза и положила голову на край ванны, заботливо прикрытый дочерью полотенцем, сложенным в несколько слоев.      Вода слегка расслабила ее. Ее тепло проникало в каждую клеточку тела, передавая успокоительную благодать. Казалось, что на дно спасительной ванны оседали понемногу не только пыль и грязь, но и все страхи и неприятности, боль и переживания, так мешающие ей продолжать существование. Мысли перестали кружиться на одном месте, застывшая от обиды и боли кровь понесла энергию по сосудам.
  Катя даже почувствовала прилив сил и некоторое воодушевление. Она подумала, что не все так плохо. Просто надо в очередной раз найти выход из создавшейся ситуации. Проснувшись на следующий день, она  поняла, что доброжелательная обстановка, хороший сон и еда сотворили чудо. Она ощутила себя полной сил и готовой к новым сражениям. Ей было приятно это осознавать.
     Катя  клялась себе никогда больше не появляться в доме своего мучителя. И всегда возвращалась из-за своего характера, отличающегося  добротой, совестливостью и мягкостью. Ее сердце почему-то хранило любовь крепче, чем злость или ненависть. И какая бы справедливая ни была обида, она не могла полностью перебороть свое чувство к  бессердечному мужу.
 
                Подглава 5. Максим заливает горе. К нему снова возвращается болезнь.

           Максим после ее отъезда, проснувшись утром и припомнив события прошедшего дня, снова напился до чертиков с недавно объявившимся дружком. Вечером, с трудом добравшись до кровати, он заснул. Но вскоре резко проснулся.
 - Черт побери,-  пробурчал он. - Сколько же времени я спал?
          Получалось,  сон его длился три часа. Если  можно назвать сном то  состояние, в каком он эти три часа пребывал. Да и проснулся он не от ощущения, что выспался, а от преследовавшего страха и охватившего ледяным панцирем все  тело холодного, липкого пота и дрожи в нем.
         Он прошептал молитву:
 - Господи! Спаси и сохрани.
Перекрестился. И стал искать на тумбочке рядом с креслом свои таблетки. Наконец он их нашел и проглотил, запивая водой, стоящей в стакане на стуле возле кровати. Скривился от их отвратительного вкуса. И еле сдержал желание выплюнуть их прямо на пол. Действие лекарства ему показалось каким-то замедленным. Время шло. Можно даже сказать: бежало. Но страх не собирался покидать его.
    Ему чудилось, будто он один в огромном зале. И рядом нет ни одной доброй души. Слышался звон битого стекла. Казалось, это у соседей кто-то бьет окна. Потом вдруг начало мерещиться, вроде там уже ломают входные двери. И шум, казалось, приближался все ближе. Он поймал себя на мысли, что с ужасом ожидает, что именно сейчас невидимый враг начнет ломать двери в его комнате. А у него она закрыта всего лишь на простой крючок. А что для нападающих какой-то там крючок?! Стоит хорошо дернуть дверь, и он отскочит, как миленький.
    Вот-вот он услышит сначала единичные шаги, потом топот. А что будет потом, он боялся даже представить. Он снова спрятался под одеяло. Его колотило от страха и леденящего пота. Он сжался в комочек, как маленький котенок. И продолжал дрожать всем телом.
    Наконец, подействовали таблетки,  и страх стал отступать. И совсем  улетучился с появлением рассвета за окном. Утренний свет стал пробиваться через плотно задернутые шторы. Максим с облегчением вздохнул. Такое состояние бывало с ним каждый раз в ночное время. Днем он чувствовал себя успокоенным. И всегда боялся наступления ночи.
Так продолжалось все пять дней отсутствия в доме жены.
  По утрам, просыпаясь, он быстро поправлял плотно задернутые шторы. И делал это особенно тщательно, так как считал, будто за ним следят те, кто хотят его извести.  Они, считал он, даже за зашторенными окнами наблюдают за ним. И дрожал от страха. Хотя посторонних всегда старался убедить в своем самообладании и бесстрашии.



 
               
 
                Глава16. Приезд сына с семьей. Сашенька.1999-2001г.г
 
     Интересная все-таки жизнь. Она чем-то напоминает реку, несущую свои воды мимо сел, городов и, значит, мимо нас. Русло у нее одно, а вода в любой момент обновленная. Жизнь проносится так же мимо нас, то одаряя нас счастьем и радостью, то заставляя болеть или страдать.
  Катя с мужем давно ждали приезда детей и внуков с БАМа. И скучали по ним. Особенно их расстраивала долгая разлука с больным с самого рождения Сашенькой. Катя даже винила себя в рождении у детей такого малыша.
  Их сын Иван и невестка Наташа поженились рано. Сыну не было тогда 17 лет. А Наташа уже ждала ребенка. Кате пришлось ездить по разным инстанциям для разрешения этого раннего брака.
    До регистрации брака она договорилась в церкви обвенчать молодых, даже для себя неожиданно соврав батюшке, что их брак уже зарегистрирован. Он спросил:
– Их брак, конечно, уже зарегистрирован в ЗАГСе?
Катя сначала не поняла или не расслышала  вопроса. Переспрашивать не стала,  лишь согласно кивнула головой.
  Незнание, что брак венчается теперь только после регистрации, не оправдывает  обмана перед Богом. Кто знает, может, именно из-за этого мальчик родился слабым и нездоровым. Дети ведь страдают от грехов родных и близких. Катю мучила совесть. Саша долго не мог сидеть, до года не ползал. Ходить ребенок научился только в два года. И теперь в семь лет он совсем плохо разговаривал.
     Евсеевы-старшие  попросили сына и невестку привезти ребенка к ним по двум причинам. Во-первых, у них было много свободного времени. Во-вторых,  подошел возраст учиться в школе. Им хотелось помочь сыну с невесткой в воспитании ребенка, чтобы он умел говорить, и в дальнейшем мог себя обеспечивать, самостоятельно жить среди людей и не быть никому обузой.
  По природе своей Саша был спокойным, добрым и очень медлительным. Здоровые дети считали его «тормозом» и не хотели с ним играть. Они обижали его и прогоняли. А мальчик, молчал, хотя горечь обиды и разочарования пробегала по его чистому и ясному ангельскому личику.
     Живя в разлуке с малышом, Евсеевы ясно представляли его одиночество, любили и страдали от разлуки с ним, вспоминая каждый его жест, каждое его движение с трепетом и нежностью. Наконец, Евсеевы получили весть о точной дате приезда сына с семьей.
     И вот в ясный майский вечер на горизонте трассы из Ростова показался Икарус с долгожданными гостями. Сердце Кати затрепетало внутри, словно пойманная в ладони бабочка, стоило ей только подумать, что приближается момент встречи с внучатами, которых она любила безгранично.
    Настенька вобрала в себя все лучшее, что было во всех родных. Она росла здоровой, сообразительной и смышленой. Но она не нуждалась так в ней, как Саша. И Катя  чувствовала его потребность каждым миллиметром своей души.
      Автобус остановился возле кучки встречающих людей. Из всех выходящих из автобуса Катя быстрее всех увидела Сашеньку. Остальным лишь кивок в знак приветствия и поцелуй в щечку, а мальчик тут же уютно поселился на ее руках. Он на любую ее ласку отвечал преданно-счастливым взглядом, сдобренным застенчивой улыбкой. И, прижимаясь к ее щеке,  шептал на ухо:
– Баба моя, я так куцял! Я так тебя любу!
А по Катиным щекам текли ручейки счастья.
     До самого дома, а это примерно два километра от трассы, Катя не спускала семилетнего ребенка с рук. И если бы не надо было  накрывать на стол, она бы не доверила его никому и потом. Она не выпускала внука из  поля зрения, даже занимаясь другими делами.
  За столом Катя заметила, что родители Саши не смотрят друг на друга, общаются как-то отчужденно, без былой нежности. Катя по себе знала, путь истинных чувств никогда не бывает гладким. Сомнение, ревность, разочарование и недоверие – постоянные их спутники. Это чувство то возносит человека до небес, то больно ударяет о землю.
     Иван, пока младшие Евсеевы были в гостях у родителей, пропадал на рыбалке. Приходил поздно. Наташу это совершенно не волновало. Она тоже ходила по гостям, возвращала навеселе. А иногда, взяв подмышку одеяло, уходила в конец огорода загорать.
     Как-то Катя недалеко от нее доила корову. И услышала, что она плачет.
Сердце не выдержало. Она подошла к невестке:
– Наташа, что с тобой? Что-то случилось? Может, болит что?
Та вся сжалась в комок. Последовал короткий ответ:
– Ничего не случилось.- Видимо, в этот момент ей меньше всего хотелось внимания к собственной персоне.
    Она размазала слезы по лицу, отвернувшись от Кати. Потом свернула одеяло, взяла его в руку и пошла в сторону хаты. Там в это время было тихо и прохладно. В комнате она легла на разобранный диван и сделала вид, что спит.
Катя понимала, если нет желания говорить, значит, еще не пришло время.
      Вечером старшие Евсеевы управились с хозяйственными делами. И, озабоченные отношениями в семье сына, сели возле двора на лавочку с внучатами на коленях
    Первым заговорил Максим:
– Всеми фибрами души чувствую разлад в их семье. Так и витают токи между ними. Кажется, зажги спичку, фейерверк получится.
– И ты заметил? – отозвалась Катя.– Что ни день, они все больше отдаляются. Кислые лица. Гнев в глазах. А сегодня я слышала, как Наталья под деревьями плакала. Но разговаривать со мной не захотела. Тут же ушла в хату.
– Да… Может, они поругались? – Предположил отец, отбрасывая окурок в сторону. – Мы когда ругались, про детей не забывали. Ну, ладно я бывал пьяный или некогда было. А ты-то возле детей всегда крутилась, как квочка. Этого у тебя не отнимешь, – обнял он жену. – А они с утра бросят детей, и глубокой ночью, втихаря, являются. Каждый сам по себе. Даже не интересуются, как прошел день у детей, здоровы ли.
    Катя вздохнула:
– Я тоже заметила их безразличие к малышам. Хорошо, Сашенька не замечает их отсутствие. Ему с нами нравится. А Настенька много раз за день спрашивает, где родители и когда вернутся.
    Отец сказал чуть слышно:
– Я вот думаю, если им и Настя в тягость, пусть и ее оставляют. Нашей любви на всех хватит.
Настя вопросительно посмотрела на деда, подняв брови, а Саша улыбнулся. Дед погладил обоих детей по головам и обратился к Саше:
– Так я говорю, внучек?
Тот удовлетворенно заерзал на бабушкиных коленях:
– Так!
И захлопал в ладоши.
– А что?! – Продолжил дед высказываться. – Зато, мать, будем спокойны: дети накормлены, напоены, все у них чистое. Что и говорить, деликатесами не балуемся. Но, если что-то есть, первые это съедят дети. А уж что останется, – нам. Не то, что некоторые. Сама ведь знаешь.
    Да, она знала. Когда Саше или его сестре давали мясо, они не знали, что с ним делать. А вот косточки обгладывать умели. Многие родители так делали из боязни, чтобы те не подавились мясом, откусив большой  кусочек. Такое встречалось вокруг и около.
       Иван с Натальей не задержались тогда у родителей надолго. Всего несколько дней вытерпели  они в селе. И стали собираться в дорогу.
     Ко двору подъехала «шестерка». Наскоро распрощавшись и прихватив с собой своего кума, с которым договорились заранее, Ваня и Наташа с Настей на руках, даже не взглянув на оставляемого с бабушкой и дедушкой Сашу, юркнули внутрь нее. А ребенок крепко прижался к Кате и дрожал всем телом. Наверное, ему было обидно чувствовать себя ненужным маме и папе.
    Не знаю, черствость это или звериная выдержка, но оставить без внимания собственного сына, которого долго не увидишь, - это нонсенс. Не каждый родитель сможет   вынести такое спокойно. Катя представила себя в такой ситуации: она бы в день разлуки с ребенком изревелась вся. И оттаскивать ее от него пришлось с силой.
    Перед самым отправлением машины не выдержал Саша. Он подбежал к двери, где сидела его мать, с трудом открыл дверь и сказал:
– Ну, вот! Я остаюсь с бабушкой. А вы подумайте!
Он тут же сильно хлопнул дверцей. Все онемели от его поступка.
       Казалось, его действиями руководил сам Пророк. Что хотел ребенок сказать этим? Кому именно предназначались сказанные им слова, никто до конца так и не понял. Но сказано-сделано.
     Машина уехала. Ребенок остался. Причем, остался в той одежде, в которой родители привезли его в мае. В пакете лежали только двое-трое шортиков, столько же рубашек с коротким рукавом, носочков и колготок. И еще легкая тряпочная штормовка. Больше ничего. В чем будет ходить ребенок зимой в школу, как жить?
     Эти вопросы, видимо, не волновали родителей. Их беспокоила только собственная жизнь. А у семилетнего ребенка, посчитали они, теперь она своя. Просили бабушка с дедушкой привезти его, они получили его. Пусть теперь сами и заботятся о нем. А в их жизнь доступ для всех был закрыт.
  За несколько месяцев Саша получил от родителей всего два или три письма. Потом два года от них не было ни слуха, ни духа. Ребенок перестал для них существовать. Родители  жили по принципу: с глаз долой, – из сердца вон.
     Они знали: Катя с Максимом после проведения газа в хату остались без копейки в кошельке, голодали и перебивались. Значит, и их ребенок голодает вместе с ними. И за годы разлуки, ни разу не поздравили своего сына ни с одним праздником, не прислали ему ни одной конфетки или пачки печенья.
  Катя вместо них готовила для него гостинцы, говоря, что это мама с папой  прислали. Саша прижимал к себе открытку или обертку от конфет, засыпая. И представлял, как мама и папа думают о нем, готовя посылку или подписывая открытку.
      Ребенку вместе с Евсеевыми пришлось испытать все тяготы жизни. Он вместе с ними ел запаренный ячмень или пшеницу и пил чай с сиропом из сахарной свеклы. И очень  радовался, когда бабушка, устроившись на работу на все лето в пионерлагерь,  получила первую зарплату  и на все деньги  купила для него сахар, сладости, сливочное масло. Теперь его каша была с маслом, а чай с сахаром. Сами Евсеевы продолжали питаться впроголодь, лишь бы не голодал внук.
 
 
Подглава 2. Опека над внуком. Развод его родителей.
 
    Катя оформила опеку над внуком без денежного пособия. Ведь Ивана с Натальей никто не лишал родительских прав. Они были живы – здоровы, только занимались лишь своими проблемами и забыли о сыне. В их семье был полный разлад. Дело шло к разводу. Даже не шло, а бежало вприпрыжку.
    Иваном в это время завладели горькие воспоминания о последних нескольких месяцах совместной жизни с некогда любимой Натальей. Взаимные обвинения, дни молчания, потом нескончаемые скандалы. Хуже всего, что они просто возненавидели друг друга, потеряли в суете  общие интересы.
     У Натальи появились секреты и тайные встречи с мужчинами. То же самое происходило и с Иваном. Он стал напиваться для смелости, чтобы выяснить причины ухудшения отношений. В результате все снова заканчивалось скандалом.
     Перед глазами Ивана часто всплывала одна такая ночь: он пытался  овладеть ею, она же вся сжалась, как от удара. А по щекам ее текли крупные слезы. Он был ей совершенно, безразличен.
- Я ненавижу тебя,- кричала она.- Ты все время на работе. Или пьяный.
- А у тебя «не пьяные» мужики под дверью ошиваются, пока я деньги зарабатываю? Мне соседи все рассказывают.
- А ты собственными глазами видел кого-нибудь?  Редкие случаи близости в семье превратилась в сущий ад. Жена всегда была страстной женщиной. А пронизывающий ветер. Его, полураздетого и обмороженного, подобрал на дороге знакомый водитель теперь она просто избегала его. Стоило ему притронуться к ней, она съеживалась вся, и как бы пряталась в свою скорлупу.
- Да мне и видеть не надо, стоит только открыть дверь.
      Он подскочил к входной двери, открыл замок, толкнул ее.
На табуретке возле двери полулежал кум.
- А я тут в гости пришел.
  Немая сцена. Натальины щеки стали пунцовыми, гость ввалился в коридор. Иван, оттолкнув его, ушел из дому. Скорее, даже убежал. Бежал далеко и долго. За много километров от дома. От холода, обиды и ненавистного взгляда  жены.
    Стояли тогда трескучие морозы. Дул сильный ветер. Ивана на дороге подобрал знакомый водитель:
- Иван, ты что ль? Хороший хозяин собаку в такую погоду на улицу не выгонит. А ты сам по дороге носишься. Что случилось-то?
- Я это, Саш, я. Устал я от такой жизни! Сил просто нет. Наташка без зазрения совести таскается с мужиками, пока я на работе. А виноват я. То пьяный, видишь ли, то голова у нее болит. Хоть бы с кем-то чужим еще, а – то с кумом.  Я сам привез его на БАМ, чтобы он от нищеты сельской избавился, а он на жену мою виды заимел. Что интересно, и она не против.
- Ну, дела! Не зря ведь говорят; « Плоха та кума, что под кумом не была».  Да ты не расстраивайся так! Не она первая, не она и последняя. Дай ей пендаля под зад. И пусть идет зарабатывать деньги. Тогда ей не до гулек, думаю, будет. А чего ты такой красный и дышишь, как трактор? Простыл что ли?
  Иван уже ничего не слышал. Он потерял сознание.
- Вот и освободился я с работы пораньше, - бурчал недовольный Сашка. Но вез Ивана в больницу.-  Не брошу же больного в тайге с температурой и в обморочном состоянии.
Долго потом Иван  валялся на больничной койке.
     За время болезни он многое обдумал. И понял, что поступает неправильно, если в  жизни все идет не так, как следует. Зачем рано женился? Зачем обзавелся детьми? Было бы лучше, если бы все это совершилось в свое время. Если появилась ненависть, не стоит держаться за такой брак. Хорошего из этого ничего не получится.
После выписки из больницы был развод. Супруга еще раньше умудрилась подать заявление на алименты на обоих детей. И даже получить их за несколько месяцев. А в это время сын голодал у бабушки с дедушкой.
     У Ивана и правда, все давно шло не так. Гордыня и упрямство -  плохие черты характера. Из-за них у него всегда появлялись враги и недоброжелатели.
Взять хотя бы его призыв в армию. Стоило ему прибыть в учебку, тут же появилась вражда со старослужащим Ашотом из Кабарды. Чем уж ему не приглянулась физиономия Ивана, никто не знал. Но он постоянно унижал парня, заставлял выполнять грязную работу за себя. Тот противился. Не в его это характере, - унижаться перед кем-то.
    Особенно армейский дед распоясался, когда учебная программа закончилась. Новобранцев должны были распределить по частям. Ашот несколько ночей подряд подкарауливал будущего служаку после отбоя возле туалета.
    Сначала он просто запугивал его, что убьет, прибьет, зарежет. А потом вдруг заявил:
– Да осточертел ты мне своим упрямством!
И стал избивать. Иван давал отпор, чем еще больше распалил обидчика.
    Старослужащий был старше и сильнее. Кроме того, в драку ввязались его приятели. Они  все вместе стали заставлять Ивана голыми руками без щеток и тряпок чистить унитаз. И непослушание новобранца привело к тому, что «деды» в один момент переглянулись:
– Ну что? Головомойку?
– Головомойку!
Двое «дедов» держали молодого служаку, один окунал его голову в унитаз, а кто-то четвертый нажимал на слив. Волосы Ивана становились в воде похожими на веер. Они плавали в разные стороны, подчиняясь потокам воды. При этом четверка гоготала и топала ногами, как табун лошадей.
    Через некоторое время «деды» вынимали его голову из воды. Снова требовали от недавнего мальчишки подчинения. Он уже ничего не слышал. Но и подчиняться не собирался. Тогда те снова проделывали с его головой свой излюбленный трюк. Видимо, не он первый приучался к подчинению таким способом.
     Если бы во время третьего окунания в туалете не появился старшина, скорее всего родители не дождались бы своего первенца домой. Иван уже ничего не видел и не слышал. Только давился грязной водой, наполнившей легкие.
  Такого позора парень терпеть больше не мог. Он весь следующий день следил за проходной. Ближе к вечеру, пристроившись сбоку к машине, направляющейся за хлебом, он сбежал из части, в чем был. А была на нем только шинель. Даже шапку  отобрал Ашот, когда в очередной раз запугивал его.
     Иван прятался в подъездах, под трубами отопления. Потом тайком пробрался в автобус на заднее сиденье. И в депрессии добрался до города, в котором жили родственники. У него все лицо и руки были в болячках и нарывах. Родственники подлечили его. И купили  билет до дома.
     К отцу с матерью он не пошел. Три дня прятался в своей пустой и холодной  хате.  Наталья сразу после его призыва в армию забрала двухмесячного Сашу и уехала к матери в Грозный. Всю жизнь скрываться ни за что не получится. Есть-то хочется. Как только он вышел за пределы  хаты, его обнаружила Катя:
- Ваня! Ты как здесь оказался? Ты же в учебке был?
- Я не хотел, чтобы вы с отцом знали,- опустил глаза вниз сын, пряча в карманы шинели руки.
Катя все равно успела заметить, что лицо его в синяках, а руки сплошь в гнойниках:
- А с лицом и руками что? Кто это тебя так разукрасил?
- Никто. Я ударился.
- Ладно. Вижу тебе сейчас не до разговоров. Идем домой: поешь, искупаешься, отдохнешь. Потом поговорим.
               
                Подглава 7. Комиссация сына из армии.
 
 
    После отдыха Иван рассказал, что с ним произошло. И родители поехали в военкомат.
Там  договорились о переводе сына в ближайший город:
- Там прекрасный офицерский состав. Да и ребята, как на подбор,- напутствовал военком родителей.
           И надо же было такому случиться, того самого Ашота, из-за которого Ивану пришлось дезертировать, дослуживать после известного инцидента отправили в эту же часть. Опять угрозы и перевстревания.
        Что делать? Иван снова бежит. Катя привозит его в часть. Но заходит к замполиту одна. Описывает ему письменно всю создавшуюся ситуацию.
- Вижу, у вас совсем домашний, не уличный сын. Он не способен на подлог или подлость, как  его обидчик.  Мы можем наказать Ашота. Но это будет пятном на нашей части и жалко парня. Ему осталось отслужить всего два месяца.
- У меня лично нет желания кого-то наказывать. И совсем не хочется позорить вашу часть. Подскажите, что нам предпринять, чтобы сына не отдали под трибунал за побеги. Не хочется выносить сор из избы.
- Если вы входите в наше положение, думаю, я тоже смогу помочь вашей беде. Предлагаю определить Ивана в психиатрическую больницу. Он там немного побудет. И его комиссуют из армии по состоянию здоровья. Как это сделать, посоветуйтесь с заведующей отделением. Она хорошая, понятливая женщина.
- И как же я заведу с нею разговор об этом?
- Все очень просто. Вы поедете в больницу вместе с нашим медиком и сыном. И во время беседы расскажите ей все, что произошло с вашим сыном.
Пока медсестра готовила документы на стационарное лечение Ивана, Катя поговорила с ним:
- Ваня, единственный выход сейчас избежать проблем с правосудием – согласиться на лечение в психбольнице. Поверь мне, все будет хорошо.
- Мамуля, если ты считаешь, что так надо, я согласен.
      Он был во время встречи Кати с замполитом недалеко от воинской части. Тут же вместе с медработником мать и сын отправились в лечебное учреждение.
Сын пробыл там несколько месяцев, вскоре  совершенно официально мог жить спокойно в собственной хате с семьей. Его комиссовали из армии по двум статьям.
  Максим  осудил ее потворство сыну. Он считал, любой проступок должен быть наказан. Иначе такое потакание может привести к вседозволенности. Катя же не могла оставить в беде своего ребенка, попавшего в  жизненный переплет. Какая же она мать была бы после этого?
 
 
                Подглава 8. Евсеевы устраиваются на работу. Саша идет в первый класс.     Приезд его матери после длительного молчания.
   
           Жизнь понемногу налаживалась. Как-то летом к Евсеевым приехал односельчанин Юрка:
- Максим, говорят, ты в Грозном работал старшим оператором на заводе?
- Было такое дело.
- У нас в котельной некому топить. Начальство требует, чтобы мы сами искали рабочих.  Вот и вспомнили про тебя. Зарплата 130 рублей. Вахты сутки через двое. Не хочешь поработать?
- С превеликим удовольствием, - на лице Максима появилась довольная улыбка.-
Трудно, знаешь ли,  жить, когда в карманах пусто. До окончания северного отпуска еще два месяца. А на проведение газа в хату ушли все заработанные нами деньги.
Юрка вздохнул:
- Где же еще одного спеца искать?
- А чего его искать?  Моя жена на севере тоже выучилась на оператора. Ты же знаешь, она счетный работник. А там нужны были работяги. Она и перепрофилировалась.
- Вот  удача! Отопительный сезон на носу, а нас всего двое осталось. Ну, тогда ждем вас завтра с трудовыми книжками?
- Не вопрос! В восемь придем.
  Теперь  Евсеевы по очереди отправлялись в котельную. Один работал, другой оставался с внуком. Правда, колхоз тогда уже обанкротился, и за труд сельчанам ничего не платил. Он распродавал  свое имущество и вырученными деньгами расплачивался с государством по долгам. Зарплата  накапливалась на личных счетах рабочих в бухгалтерии. Другую работу найти в селе было нереально. Для поездок в районный центр не было средств.
  Старший брат подарил Максиму трех кроликов: двух самок и самца. Евсеевы стали ходить по колхозным полям и подбирать оставшуюся после уборки кукурузу для их прокорма. Вскоре понадобились новые клетки для приплода. Крольчата подрастали. Сами приносили крольчат.
    Саша любил ухаживать с родными за  кроликами. Катя  иногда выпускала их побегать по загороженному со всех сторон сараю с небольшим двориком. Мальчик громко смеялся, бегая с ними взад-вперед.
  С осени он уже ходил в первый класс коррекционной школы, где учился и обедал.
А после обеда Катя приходила за ним к столовой школы – интерната. Тогда кто-нибудь из старших кричал:
– Маленький! За тобой мама пришла.
Не все знали, что она  бабушка. Малыш несся к ней, счастливо заглядывал в ее глаза, обвивая ее руками и прижимаясь к груди.
     Шло время. Саша стал забывать своих родителей. Тем более, что учился в школе, где было много брошенных и обделенных любовью детей разных возрастов. Они ему четко и ясно сказали, что не те родители, что родили, а те, кто любит и заботится о нем, не спит ночами, когда он болен. Кто желает ему счастья.
    Саша стал иногда называть Катю мамой. Она поправляла его, но он  снова обращался к ней так, как считал нужным. Как – то он назвал ее так при племяннице. Та написала письмо Наталье, которая тут же впервые за последние годы откликнулась. В письме она отчитывала свою свекровь, что та заставляет Сашу забыть родную мать.
    Катя расстроилась. Она сама выросла без ласки при живых родителях. Поэтому  понимала боль маленького внука. Родители, уехав на заработки, оставили его без одежды и родительской заботы на многие годы. В его глазах она видела тоску, когда читала
 редкие письма от мамы. Он крепко прижимался головой к ее груди и вытирал ей слезы.
     В интернате хорошо относились к родным Саши. Саша под их опекой становился  более развитым и радостным. Раньше он еле ходил, а теперь научился бегать, только пятки сверкали. У него появилось много друзей, с которыми он охотно общался, а не сидел в сторонке, как при оформлении в школу.
     Катя после уроков брала у учительницы дополнительные задания на дом. Саша научился читать и писать. С математикой у него складывалось  намного хуже. Он мог, выучив с нею таблицу умножения, на уроке получить пятерку. А через день смотреть  ясными глазками так, будто слышит о ней впервые.
  Катя возила внука по врачам, консультировалась, выполняла назначенные ему процедуры. Доктора признали его «ребенком-инвалидом».
    Получив злополучное письмо от невестки, Катя пришла в интернат за внуком расстроенная. К ней подошла Татьяна Викторовна, директор интерната:
– Катерина Андреевна, в чем дело?  Вы всегда такая жизнерадостная! А сегодня, как в воду опущенная.
– Да вот, весточку от Сашиной мамы получила. – Женщина вытащила из кармана сложенный вдвое конверт. – И думаю: она на несколько лет выбросила сына из головы, не писала сама  и не отвечала мне. А лишь узнала от племянницы, что Саша назвал меня мамой, стала обвинять, что я заставляю его забыть ее.
     Я не требовала от внука к себе особых чувств. Наоборот, чтобы он не думал, что его бросили и помнил кровных родителей, я за них пишу для него открытки и готовлю посылки. Он так скучает по ним, что с этими подарками и засыпает в обнимку.
    – Вот это вы зря делаете! Пусть это жестоко, но он должен четко видеть, кто его любит, а кому он в тягость. – Татьяна Викторовна вздохнула. – Мы тут ума не приложим, как сделать этих детей счастливыми: бьемся за их спокойствие и здоровье, кормим, поим, одеваем, обуваем, даем им знания. А они все равно тянутся к своим непутевым мамам и папам. Нашей заботы они просто не замечают. А вы еще и подливаете масла в огонь, обманывая внука, что родителей волнует его судьба.
     – Но Саша должен думать, что они любят его?! – Возразила бабушка.
– Он постоянно видит вашу заботу. И не нуждается ни в чьей больше. Поймите, если он стал звать вас мамой, значит, повзрослел. И понял, кто настоящая мама, а кто кукушка. Простите за такое сравнение. Но это так. Кстати, могу ли я прочитать это письмо? В нем нет ничего секретного?
     Катя протянула собеседнице конверт:
– Да ради Бога. Какие уж там секреты?!
– Забудьте об этом письме, как о страшном сне. – Сказала Татьяна Викторовна, возвращая назад конверт. – Эта женщина просто бессовестная. Вместо благодарности, что вы не один год ухаживаете за ее сыном, она выговаривает вам за его решение.
  Каждому ребенку хочется чувствовать себя любимым просто за то, что он есть.  Саша чувствует любовь от вас. Мы с ним беседовали на эту тему. Поэтому успокойтесь. И не посылайте больше от них никаких подарков. Пусть  живут своей жизнью.
     В комнате было холодно. Катя зябко повела плечами. Холод пронизывал ее насквозь. Она раздраженно потрясла головой, стараясь отбросить от себя неприятные мысли. Давно пора забыть прошлые обиды и неприятности. Она укуталась в плед, который стянула со спинки кровати. И снова погрузилась в пучину воспоминаний, не дающих сегодня ей отдыхать.
     Как-то Сашина учительница остановила Катю во дворе интерната:
– Мы с педагогами школы рады, что у Саши есть вы. Ты постоянно находишься рядом с ним, помогаешь осваивать школьную программу, читаешь ему множество сказок, учишь навыкам самообслуживания. Кстати, он стал более спортивным и подтянутым. Не зря дедушка старался.
     – А нам с Максимом нравится, что Саша учится теперь в вашем классе. В прошлом году я сидела возле двери его класса, ожидая окончания  урока русского языка. Прежняя учительница рассказывала детям новую тему по русскому языку, тараторя, словно спешила на пожар. При этом часто повторяла слово « аксиома». Скажу честно, я ничего не поняла из ее урока, хотя имею пятерку в аттестате.
  После злополучного письма от невестки больше года не было вестей снова.
Тут из школы позвонила Татьяна Викторовна:
– Катя, срочно ждем вас! За Сашей приехала мать. И пытается тайком от вас забрать его с собой на север. А он плачет,  не хочет от вас уезжать.
Катя тогда была у мужа на работе.
Максим  остановил котел. И они на велосипедах поехали в интернат.
     Мама Саши была в это время в его классе. Ее туда привела Татьяна Викторовна,
 чтобы показать, чего добился в учебе ее сын, имеющий диагноз « раннее органическое поражение мозга» и  убедить  в необходимости  оставить ребенка продолжать учиться.
    Катя с Максимом  вошли в класс с завучем школы - Валентиной Ивановной, - и стояли, молча, позади Натальи и директора. Саша при их появлении подскочил с места и подбежал к ним, обвив руками бабушку и приклонив голову к дедушке. Любовь Михайловна и Татьяна Викторовна только переглянулись.
    Наталья была  удивлена, что ее сын-инвалид научился читать,  логически рассуждать и писать. А она – то думала, он ничего не понимает. Хотела просто забрать его из школы: чего зря время тратить.
 Татьяна Викторовна сказала:
– Поймите, нельзя мальчика сейчас забирать из школы. Он только стал поддаваться обучению. Большая заслуга в этом учительницы и бабушки. Вот вы скажите, сможете вы отдавать все свое время его обучению? – посмотрела в глаза матери директор.
– Нет, конечно. Я работаю. Кроме того, у меня еще дочка растет.
    Директор подумала: у родителей мальчика было достаточно  времени для привития ему навыков обслуживания. Но он при поступлении в школу имел словарный запас на уровне 3 лет, не мог держать ложку и вилку, не имел навыков гигиены, не мог сам одеться и обуться. Неужели такое же воспитание получает и другой ее ребенок?
Вслух она произнесла:
– Так оставьте его здесь, у опекунов. Раньше, глядя на него, сердце разрывалось от жалости. А теперь вы только поглядите, у него ведь живые, счастливые глазки. С ним  можно уже поговорить.
Наталья скривилась:
– Но они ведь родители мужа, с которым мы в разводе. Я хотела забрать ребенка и забыть об этих людях, как о страшном сне. – Отвернулась от детей в классе и собственного сына Наталья.
– Разве Саша от вашего развода перестал быть их любимым внуком? – Встрепенулась Татьяна Викторовна! Скажите, ваша мать сможет заняться воспитанием больного ребенка своей дочери?
– Нет, конечно. Она еще работает. И вообще считает, что дети должны воспитываться родителями.
– А они могут. Работают на производстве и воспитывают внука. Все наши педагоги толпились возле двери класса, когда узнали, что Саша научился читать. Катя кроме школьных предметов учит с ним  природоведение и молитвы.  И мы видим плоды ее  труда.
Отозвалась Любовь Михайловна:
– Наташа, тебе о свекрах не забывать надо, а благодарить судьбу, что они есть. Раньше он был погружен в себя. Теперь стал  жизнерадостным. При поступлении в школу он еле ноги передвигал. Кто-то из учителей или воспитателей при ходьбе обязательно держал его за руку. Сейчас он не просто  ходит, а бегает. А недавно на интернатских соревнованиях по борьбе победил Витьку Комарова, самого задиристого драчуна!
   – Скажите, а как раньше было с его общением со сверстниками? – Спросила директор.
– Да не было никакого общения. Дети видели, какой он заторможенный и прогоняли его. – Вздохнула Наталья. – Настя оставалась тогда играть с детьми. А Саша со слезами возвращался домой. Или  сидел в стороне.
– И что тогда вы предпринимали?
– А что можно сделать? Не станет ведь он умнее, если мы станем за него заступаться. Мы просто говорили ему, чтобы не ходил туда, где его обижают. И больше играл дома.
- В общем-то, все понятно. – Переглянулись  педагоги.
- Дети росли у вас, как полевые цветы. Надо было приучать сестричку  уважать  старшего брата.
- И терпеливо объяснять ей и другим детям, что заболеть может каждый из них. И надо все равно любить брата или друга, не бросать одного, когда от него отмахиваются другие.
А учительница добавила:
- Родители должны любить своего ребенка всякого, пусть даже больного.
- Ну, ладно, Любовь Михайловна, продолжайте урок. А мы с Евсеевыми пойдем в мой кабинет. Поговорим там.
- Так что ты решила, Наташа? Дашь ребенку шанс как-то закрепиться в нынешней нелегкой жизни? Или заберешь с собой на север, где у тебя нет ни  жилья, ни свободного времени на занятия с сыном? Где, как ты сказала, сама « на птичьих правах».
- Если вы считаете, что Саше есть смысл продолжить учебу, я его оставлю,- вздохнула мама мальчика.
Катя с Максимом облегченно вздохнули.
Когда делегация ушла из класса в кабинет директора школы, Любовь Михайловна спросила у детей:
– Ребята, вы любите Сашу?
Дети хором ответили:
– Да.
– Как вы думаете, с кем ему будет лучше? С мамой или с бабушкой? – поинтересовалась учительница.
Из-за парты поднялась Лиля:
– Мне кажется, с бабушкой и дедушкой. Он ведь к ним подбежал, а не к маме, которая даже не обняла его, когда пришла к нам в класс.
     Тем временем, завуч школы Валентина Ивановна при расставании с Наташей и Евсеевыми сказала:
– Я рада, Наташа, что ты поняла наше беспокойство за Сашу. Мы все его любим, как и Евсеевы. Я читала в одной книге, что ребенок отставал в развитии, но родители возили его по врачам и массажам, записывали в разнообразные секции. И добились, что он стал выдающимся спортсменом. Здесь, в селе, вряд ли получится великий спортсмен, но о здоровье и развитии ребенка Евсеевы борются, как и те родители.
По дороге из интерната Максим спросил: 
- К нам зайдешь, Наташа? Или как?
- Можно, если вы не против.
- А чего это мы будем против? Ты нам не чужая,-  отозвалась  Катя.
    Через пять минут Евсеевы беседовали, сидя  на диване:
- Если честно, вы мне всегда были ближе родной матери. Я вам за это благодарна. Но после развода с вашим сыном мы оказались по разные стороны. Мама сказала, чтобы я забрала Сашу, только так можно навсегда порвать с вами отношения.
- Наташа, ты извини, но ваши отношения с Иваном – это ваши дела. Для нас ты, как была невесткой, так ею и осталась. Как была Сашиной мамой, так ею и будешь всю жизнь. Ты можешь в любое время приезжать к сыну, интересоваться его здоровьем и успехами. Мы этому не собираемся препятствовать. Мы тебе не враги.
- А вдруг моя мама захочет повидаться с внуком?
- Какая разница, кто из вас захочет это сделать?!  Мы ведь приехали из одного поселка, вместе с твоей матерью работали на заводе.  Наши двери для всех открыты в любое время.
     Наташа уехала, и снова долго не писала. Евсеевы не знали ничего о судьбах внучки, невестки и своего сына. Катя написала письмо в поселок на адрес бывших  соседей по дому.
    Вскоре те ей ответили, что Иван и Наталья развелись почти сразу после возвращения  из  Преградного.  Иван с тех пор запил по-черному, его уволили из котельной и потребовали освободить квартиру. И он скитается от одного знакомого к другому без работы и денег. Наталья с дочкой сначала сняла жилье у знакомых, а потом загуляла с одним женатым мужчиной и уехала с ним в Тынду. 
 
                Подглава 10. Евсеевы ждут сына домой. Звонок племянника.
 
        Катя заняла деньги у золовки и выслала сыну на дорогу домой. Приехал он не так скоро, как хотелось им с мужем. Сначала он отправился в маленький городишко Зейск с надеждой создать семью с женщиной,  с которой познакомился  через интернет. Она работала учительницей и была одинокой.
  И все, вроде, у них пошло на лад. Когда появилась мама  этой учительницы, она потребовала от дочери расставания с Иваном, который  показался ей подозрительно идеальным, чтобы быть разведенным с женой, с которой остались двое детей.  Значит, что-то с ним не так.  И в его шкафу немало скелетов, с которыми он не желает делиться с ней и с дочерью.
    Главным козырем при своем материнском требовании мама считала: мужчина не должен для знакомства приезжать прямо в дом девушки. Он обязан оберегать ее репутацию. Для начала можно было пожить и в гостинице, попросить у матери  руки дочери. А уж потом ходить по квартире избранницы в домашних тапочках.
    В Преградном стали проводить проводные телефоны. По акции первые несколько семей имели возможность провести его всего за две тысячи рублей. Евсеевы попали в число счастливчиков.
    Первым позвонил им племянник Дима из Москвы:
- Тетечка Катечка! С днем рождения тебя! Мы тебя любим и желаем тебе здоровья, удачи, терпения и много счастья. Ты его заслужила. Мы всегда помним вас с дядь Максимом.
- Спасибо, Дима, очень рада.
- Ладно, теть Кать! Всем привет. Особенно Ваньке с Натальей. Как, кстати, они там?
- Так они развелись, Дима! Ты не знал?
- Не-е-ет! Как же так? Ведь такая любовь была!
- Да вот так. Живут теперь отдельно. Ваня после расставания запил. У него забрали квартиру.  Наташа с Настей ушли на съемное жилье. Он тоже мыкается.
- И что же теперь?
- Мы у твоей матери заняли деньги. И выслали ему на дорогу к нам. Нечего ему там делать без семьи.
- Кошмар!
-- Еще какой!
- А как же Саша?
- Так он с нами. Учится в первом классе коррекционной школы.
- Ух, ты! И как успехи?
- Да какие там успехи? Уже год учим его вилку с ложкой держать. Ну, стал немного буквы угадывать, писать печатные. Очень медленно идет обучение, черепашьими шажками. Минут через пятнадцать устает и перестает  вообще соображать. Одним словом, пока почти без результата.
- А как насчет ночного недержания мочи?  Мамка писала, у вас по утрам веревок не хватает для  белья, пеленок, простыней и вещей Санька.
- Все по-старому пока. Я по врачам его водила. Теперь таблетки по психике
даю, и успокоительные, и натираю, и прогреваю. Нет изменений. И все.
- У Томки, теть Кать, есть знакомая в аптеке. Сходим, может, что посоветует. Ладно, теть Кать, пока. Узнаем что, позвоним.
Через две недели от родственников пришла посылка.   Но проблема внука сохранялась до четырнадцати лет. Через месяц после дня рождения Саша впервые проснулся в сухой постели.
       Иван в отцовский дом вернулся с мешком и сумкой. В мешке был музыкальный центр, а в сумке кое-какое белье, документы и письма от несостоявшейся супруги.
Вся жизнь сына состояла из постоянных поисков, проб и ошибок. Он правильно мыслил и рассуждал, а настоящую семью создать никак не мог. Кто в их с Натальей семье был прав, кто виноват, им самим решать. Жаль, что жизнь бывает иногда так сурова.
     После того, как Саша стал жить у Евсеевых, Катя стала его учительницей, воспитательницей, няней и даже мамой в одном лице. Он был слабым и очень быстро уставал. От усталости и  жары у него поднималось черепное давление. Часто были носовые кровотечения. Евсеевы постоянно держали в уличном душе воду, чтобы он в любой момент мог остудить голову и тело.
   
                Подглава 10. Саша заболел.
 
     Много долгих дней и ночей провели они у кровати  любимого внука, когда он болел.
Как-то зимой, управившись утром с делами по хозяйству, Катя вошла в комнату, где спал внучок:  наверняка, он уже проснулся, пора ему умываться, одеваться и готовиться к завтраку.
     Он лежал на кровати, раскинув руки и ноги в разные стороны. Катя наклонилась над ним, поправила хохолок пушистых светлых волос. И отпрянула: щечки малыша были красными, глазки слезились, дышал он тяжело и прерывисто. Он постанывал и бредил. А от тела исходил жар.
– О, Боже! – Взмолилась она.
     И взяла его на руки. И когда его стошнило, а тело пробила мелкая дрожь, ее охватил ужас. Она положила его на кровать, и, приоткрыв дверь, позвала мужа. Ее трясло от страха за малыша. И дрожали руки, когда она вытирала лицо и тело  ребенка водой, смешанной с уксусом. Затем она стянула его мокрое белье, заменила сухим.
- Максим, ну где же ты?  – шептала она при этом.
     Паника, как паутина, стянула ее организм. Она не могла заставить себя собраться с мыслями, сосредоточиться, чтобы понять, как облегчить состояние малыша. Она лишь снова взяла его на руки. И, молясь, чтобы Бог дал ей терпения и сил для помощи больному ребенку, прижала к своей груди.
     Максим, улыбаясь, вошел в комнату.
– Чего ты меня звала? Только не говори, что внучок стал правильно говорить «р».
     Голос его оборвался, лишь он увидел беспокойство на лице Кати. Он потрогал лоб Саши. И озабоченно посмотрел на нее:
– Он весь горит! Ты мерила температуру?
– Нет, я только протерла его тело водой с уксусом. И поменяла мокрую одежду на сухую.
    Достав термометр из шкафа, Максим поспешно вставил его в подмышку внука:
– Только этого не хватало! Тридцать девять и пять! Готовь шприцы, а я побежал в интернат вызывать скорую помощь.
    Катя взяла разовый шприц и наполнила его новокаином, пенициллином и димедролом. Она всегда спасала семью с помощью этой смеси. После инъекции внуку стало легче, он заснул. Теперь можно было спокойно ждать приезда врачей.
     Врач скорой помощи осмотрел  ребенка и дал направление к отоларингологу, обратив внимание на его затрудненное дыхание.  После обследования носоглотки Саши и получения результатов анализов ЛОР посоветовала срочно сделать операцию по удалению гланд и начать лечение гайморита.
Катя испугалась:
– А нельзя ограничиться лечением без операции? Он еще такой маленький, – прижав к груди голову мальчика, она гладила его по волосам.
– Нет,  оно поможет вам только на короткий срок. А что дальше? Через некоторое время все повторится. – Врач была категорична в своем решении. – Не понимаю вашего страха перед операцией! Вы ведь не на смерть повезете ребенка, а только облегчите его страдания: вечные головные боли с частыми приступами черепного давления, высоченная температура при любой простуде, постоянный  насморк и затрудненное дыхание.
– Ладно, рискнем. Даже не знала, что он так мучается.
    Катя с внуком готовились к поездке, когда за несколько дней до нее повалил снегопад. Снег сыпался с неба, как из рога изобилия. Его  на улице было чуть ли не по пояс.  Ветер выл за окнами, кружа верхние слои белоснежной перины.
     По тропинкам по-над дворами уже никто не ходил, только по колеям, оставленным проезжающими по дороге большегрузными машинами. Или, выходя намного раньше, чем надо, пешеходам приходилось самостоятельно протаптывать совершенно заваленную снегом дорогу. В такую стихию страшно было даже выходить из дома, не то, что выводить на улицу ребенка.
  День операции приближался. И чем ближе он становился, тем тяжелее было на душе Кати. В назначенный день она с девятилетним внуком и двумя сумками отправились по проезжей части проселочной дороги. При этом левой рукой тянула вперед за руку внука и в ней же держала сумку, что поменьше.
     А в правой руке у нее была большая сумка с маленькими колесиками внизу, которую она двигала впереди себя, делая ею что- то типа туннеля, по которому они с Сашей один за другим передвигались вперед. Так они шли  в сторону трассы. Снег и ветер заставляли их отворачиваться в сторону, брови и ресницы были в снегу. Хорошо, хоть Катя лицо и нос внука завязала поверх теплой куртки шарфом.
     Автобус пришлось ждать на трассе очень долго. Из-за стихии были отменены все рейсы, только частные машины иногда потихоньку проскальзывали мимо, и те продвигались только в близлежащие населенные пункты. Саша замерз и начал плакать. Катя и прыгать его просила, и отворачивала от ветра и снега, укутав в свое пальто.
    Когда они так отвернулись в очередной раз, уже не имея надежды на то,  что кто-то пробьется сквозь снежные заносы, Катя стала молить Бога прийти на помощь безгрешному больному ребенку. Тут за спиной она услышала шипящий звук остановки автобуса.      Двухэтажная махина из Москвы со ставропольскими торговыми сумочниками  остановился возле них.
     Саша в автобусе тут же подружился с его пассажирами, они его кормили и поили, желали ему удачной операции и быстрого выздоровления. Когда пришло время покидать теплый салон автобуса, Катя протянула деньги водителю. Тот отстранил  руку:
– Не надо. Мне просто стало жалко ребенка, поэтому я остановил перед вами автобус. Дай Бог ему здоровья.
    Скоро они с внуком поступили в  больницу. Проходя по коридору, рука об руку с Катей, внук увидел, как из операционной по коридору на каталке везли маленького мальчика. Его лицо и салфетки вокруг головы были в крови.
Он испугался и сжался в комок:
-Мальчик что,  умер?
. Катя прижала его к груди и прошептала.
- Нет, у него просто заболело ушко.
    А тут еще в палате, куда его положили, отходил от наркоза другой мальчик, который был чуть постарше Саши. Он громко кричал и вырывался. Две родительницы с трудом удерживали его на месте.
    У Саши  глаза от испуга рвались наружу. При этом учащенно билось сердце. Он еще крепче зажал бабушкину руку и с тех пор не расставался с нею ни на минуту.
   В палату вошла женщина в белом халате:
– Меня зовут Наталья Анатольевна. Я ваш лечащий врач. Сашу будем оперировать завтра. Поэтому с утра постарайтесь ничего не есть и не пить.
Катя освободила свою руку от Сашиной ладошки:
– Сашенька, я сейчас вернусь. Подождешь меня?
Он утвердительно кивнул:
– Только быстрей. Ладно?
    Катя догнала врача:
– Наталья Анатольевна! Можно вас на минутку? Простите за странную просьбу, но не могли бы вы при Саше не говорить слово » операция»? Он так сильно испугался вида крови, что, боюсь, это может стать препятствием при его оперировании. Он – инвалид детства и находится на учете у психиатра.
– Ничего страшного. Так на предстоящее вмешательство реагирует любой ребенок. Даже, если не состоит на учете у психиатра, – подчеркнула она с некоторым раздражением.
    Она и без того устала, а тут еще ей указывают, что говорить, а что нет.
– Да вы не обижайтесь. Я просто беспокоюсь за то, чтобы не расстроилась психика Сашеньки, только-только начавшая восстанавливаться.  Катя вкратце изложила историю своего внука.
     Врач слушала сначала с легким раздражением, потом с пониманием, а потом с сочувствием. Ей стало жаль ребенка, перенесшего до 9 лет столько людского непонимания и черствости.
    Катя говорила сумбурно и взволнованно, глаза ее сверкали:
– Надеюсь, вы понимаете, что ребенок не простой. Он особенный.
– В том, что ребенок не простой, я с вами согласна, - сказала она, поворачиваясь, чтобы отправиться в ординаторскую. – А вот в том, что особенный, сомневаюсь. Любой из детей особенный. И это нормально. Но не надо для них создавать идеальных условий и потакать их капризам.
     У других родителей тоже есть обстоятельства, которые могут принести боль малышам: то ревность родителей, то разводы, то переезды. Всякое может случиться в семье. Вы – то, мамаша, живете рядом со своим ребенком, у вас все есть, вы его любите и заботитесь о нем.
Катя вздрогнула:
– Извините, вы не совсем поняли меня. Мы с мужем действительно любим мальчика, но рядом с ним нет родителей. Они уже давно живут вдали от ребенка, а теперь вообще развелись. Мы с мужем  бабушка и дедушка Саши.
     Наталья Анатольевна посмотрела в упор на Катю и  пошла дальше по коридору. А Катя вернулась в палату к внуку, возле которого сидела девочка-соседка по палате. Они беседовали:
– Я знаю, тебе кажется, что это больно или страшно. Но это не совсем так. Мы ведь любую боль можем стерпеть. Особенно эту. Так же?
Саша кивнул головой.
– Пересилив свой страх, становимся сильнее. После удаления гланд все больные перестают болеть, – говорила она ему на ушко. Ты же видишь, я теперь живая и здоровая. А раньше много болела. И мне это мешало заниматься волейболом. Думаешь, я не боялась операции? Но я победила свой страх! А ты хочешь победить свой страх?
– Да, – пролепетал Саша тоненьким голосочком.
– Тогда не плачь, а завтра возьми бабушку за руку. И смело иди с нею на шестой этаж. Только не забудь себе самому сказать, что ты уже большой и ничего не боишься. Тогда бабушка за тебя не будет сильно волноваться и пить таблетки. Мы с нею просто будем ждать тебя оттуда живого и здорового. И пусть это будет нашим с тобой секретом. У Саши засверкали глазки.
  Девочка Алина лет пятнадцати от роду за несколько минут смогла поднять дух у ее внука. А Катя очень долго пыталась убедить его в необходимости данной процедуры. Вроде, и говорила все так же, а до ребенка ее слова не доходили. И все  потому, что сама сомневалась, и при приближении этого часа все сильнее. Она не была уверена в правильности данного согласия на  вмешательство. Ведь живут же люди без этого. И не умирают. И что еще будет потом?
    Утром во время обхода к кровати Саши подошла Наталья Анатольевна, улыбнулась и сказала малышу, что специально для него придумала бессонной ночью:
– Здравствуй, Саша! Как дела?
– Хорошо, – еле слышным, дребезжащим голоском прошептал он, прижимаясь к Кате.
– Чего ты испугался? Думаешь, я тебя сегодня буду резать? И тебе будет больно? Не бойся, ты этого не увидишь. Мы просто дадим тебе пахучую масочку, ты подышишь ею, а мы в это время посмотрим, как можно тебе помочь.
    Глаза ребенка заискрились. Он уткнулся лбом в белый халат врача, обеими руками обнял ее за талию. И в знак  согласия  слабо кивнул головой. Катя была благодарна врачу за своевременную поддержку, так как она уже не в силах была бороться со страхом внука и собственными сомнениями. Ей казалось, еще немного и она сбежит с внуком и вещами, как слабовольная ученица, не выучившая урок.
  Саша спокойно шел рядом с Катей к самому лучшему врачу на свете, как он выразился. С удовольствием поднялся на лифте на шестой этаж. И лишь, заходя в операционную, испугался, когда ей не разрешили войти вместе с ним.
    Наталья Анатольевна сняла маску, обняла его и тихо сказала:
– Заходи, Сашенька! Бабушке сюда нельзя. Пока мы посмотрим твои горлышко и носик, она подождет тебя в палате? Согласен?
– Ладно, – сказал мальчик и уже смелее шагнул вглубь комнаты.
    Спустя сорок минут малыша уже везли по коридору на каталке. Кате эти минуты показались вечностью. Волнение ее не снималось ни одним из успокоительных средств.  Она ожидала каталку возле лифта. И теперь семенила рядом, осунувшаяся и похудевшая.
     Все это время она в беспокойстве мерила шагами коридор, чувствуя себя опустошенной и виноватой в причиненной ребенку боли. Душа рвалась к малышу, и, кажется, все это время была с ним рядом. Ее любовь к внуку была настолько сильной, что без него немыслимой казалась сама жизнь.
     Медики опустили Сашу на кровать и положили голову набок, подложив под щеку салфетку. Отходил от наркоза он тяжело. Рядом с ним оставались Катя и медсестра. Дышал он неравномерно, с какими-то остановками. Медсестре не понравилось его дыхание.
    Она стала пощипывать его тело, подняв вверх его рубашку и громко говоря:
– Мне не нравится, как ты дышишь! Не смей так делать! Приходи в себя!
    Но он продолжал дышать с перерывами. И при этом синели его губы и все вокруг них. Он ее не слышал. Медсестра стала щипать его сильнее, требуя от него пробуждения. Она стала щупать его пульс. И ничего не могла нащупать. Соседка по палате побежала за Натальей Анатольевной. А Катя стала на колени, и, сдерживая слезы, меняла одну за другой его салфетки, гладила по голове внучка и говорила:
– Господи, спаси и сохрани моего Сашеньку. Внучок, миленький, бабушка с тобой рядом. Она тебя очень любит. Ты только живи.
  Все мамы палаты столпились возле кровати. Мама девочки,  прооперированной вслед за Сашей, плакала. Видимо, сказалось волнение и за свою дочь, и за Сашу тоже.
По лицу и спине Кати катился ледяной пот. Страшные предчувствия закрадывались в ее измученный мозг. Она их гнала, а они снова проникали в душу.
  И вот настал момент, когда все с облегчением вздохнули. Сашины пальчики, лежащие на ладони медсестры, слегка вздрогнули, дыхание стало легче,  синева вокруг рта стала проходить. А через некоторое время он скривил рот и громко заплакал.
      При этом он резко вскакивал с кровати с широко открытыми глазами, всех отталкивал, бился головой о спинку кровати. Катя пыталась удержать его голову и туловище, а мать Толи, крупная женщина, старалась удержать ноги. Они обе обливались потом и слезами, но сладить с малышом им не удавалось.
  Пришли на помощь другие мамаши. Зашел в палату анестезиолог и, видя такую реакцию, посоветовал, оставить после успокоения мальчика в том положении, какое он выберет сам. Долго еще они удерживали ребенка. Когда он успокоился, оставили его лежать на спине, хотя прекрасно понимали, в его ситуации лучше было бы положение на боку. Так лучше отходит кровь, и ребенок не захлебнется.
       Мамаши собрали все салфетки, разбросанные по полу. Катя постирала их. И развесила по батареям.  Хотела  отдохнуть, но Саша запросил еду. Просил все, что ни увидит у кого-то в руках: лимон ли это, апельсин или хлеб. Он  плакал,  толкался,  ругался и кричал, что бабушка его не любит, раз не  дает ему еду.
     На полдник было молоко. Катя поставила его на тумбочку. На завтра врачи разрешили внуку только жидкую пищу. Саша потребовал судно. Потом она понесла его в туалет, попросив маму Али присмотреть за внуком. Он находился метрах в шести от палаты. Она тут же вернулась назад, где уже командовал внук. От беспокойства у нее, казалось, волосы встали дыбом: Саша стоял возле тумбочки и допивал из стакана молоко, надкусывая не первый раз кусок хлеба.
    Она вскрикнула:
– Ты что делаешь, Саша? Тебе же нельзя!
     Саша спокойно поставил пустой стакан на тумбочку. Лег на кровать, сложив руки на груди. И  мгновенно заснул.
Алина мама стала извиняться:
- Ой, простите, все произошло так быстро, что я даже не успела отреагировать.
– Не переживайте! Он все равно бы не заснул на голодный желудок,- успокоила ее Катя.
    Когда дети после операции пришли в себя и стали ходить, читать, играть, как их здоровые ровесники, у  матерей  появилось время для бесед:
Мама Толи спросила Катю:
– А что с вашим мальчиком? Почему он такой заторможенный?
– У него  раннее старение центральной нервной системы.
– Почему же рядом с ним не мама, а вы. Никто не справится в трудный момент лучше, чем она.
– Его родители на БАМе. Они  развелись.  Саша живет с нами.
– Чьи же вы родители? Мамины или папины?
– Папины.
– А, понятно. Мама- кукушка. Что-то часто стали появляться кукушки. Нарожают детей,  и устраняются от их воспитания.
– Да она, собственно, не устранялась. У нас в селе есть школа- интернат для таких детей. Мы и предложили сыну с невесткой оформить для учебы Сашу в нее.
Кате совсем не хотелось рассказывать чужим людям об их семейных проблемах.
– Умные люди говорят, не та мать, что родила, а та, что вырастила, – поддакнула Толина мама.
Скоро малыш пошел на поправку и его выписали из больницы.
          Через несколько дней он уже посещал занятия в школе. Катя поделилась в интернате  советами по его адаптации. А учительница сказала:
– Мы очень переживали за Сашу. Дети все время интересовались: когда он вернется в класс.
- Да, эта операция немало нервов потрепала. За собственных детей переживаний, по-моему, меньше было. Или я уже забыла.
- Ничего  не забыла. Ты, как курица вокруг него кружишься. Не зря говорят, что
бывают матери родные, а бывают настоящие. Вот ты у него настоящая.
- Ну, какая я мать? Просто любящая бабушка.- Катя застенчиво опустила глаза.
        К ним  подошел Саша.
– Знаешь, многие меньше заботятся о своих детях, чем вы с мужем о внуке.
– Да с ним у нас смысл какой-то в жизни появился.
– Растить чужого ребенка нелегко. Пусть даже и внука. Другим мешают домашние дела, работа, безденежье. А у вас, смотрю, всего хватает.
- Ну, причем тут-  чужой он или свой? Он с нами. Нам это нравится. Правда, я все же
чувствую вину перед сыном и невесткой, что Саша у нас, и они  не видят его роста и взросления. Они ведь не отказывались от него. И, скорее всего, скучают по сыну.
      Через два года интернат,  в котором учился Саша, поменяли местами с районным детским домом. Катя по понедельникам  отвозила теперь внука на учебу в село Красногвардейское, в конце недели его забирала.
  К Евсеевым подкрадывалась старость. Пришел момент, когда они стали остро ощущать, что уже не нужны своим взрослым детям. А в головах то и дело вертелась мысль: куда девать нерастраченную любовь?!
    Говорят, со страхами надо бороться, смотря им в лицо. Катя всегда боялась, чтобы ее дети не осиротели вдруг и не попали в детдом. Теперь они давно взрослые, воспитывают собственных детей. А волнение за остальных малышей   так и осталось.
    Рядом с Евсеевыми вместо интерната 8 вида, где учился Саша, теперь был  детский дом. В нем стояла непривычная тишина. Если ребенок падал – никто не обращал внимания. Папа не подхватывал  на руки, мама не прижимала к сердцу теплыми ладонями и не хваталась за сердце бабушка, причитая: «Где болит? Дай поцелую!»
     Поэтому детям там  не для кого плакать. Они, молча, встают, насупив свои маленькие бровки, опираясь на крошечные кулачки. Но встают. Без слез. Без успокоения.
    В последнее время Катя часто подходила к забору  детдома, и смотрела, как малыши гуляли с воспитательницей во дворе или просто выглядывали на проходящих мимо людей. Все они  были одеты в одинаковые одежды. Когда время прогулки заканчивалось, воспитательница хватала за шкирку по несколько малышей в каждую руку. Так мы берем пакеты в магазине, когда надо их перенести в собственный автомобиль.
    Она не хотела сделать им больно, просто  надо было быстрее завести их в здание. И малыши  семенили тогда своими ножками, кто смотрел вперед, кто шел боком, а кто вообще, разговаривая с другом, передвигался задом. Схвати так домашнего ребёнка - поднимет визг, обидится. А детдомовские малыши переносили такое обращение,  только сопя и хмурясь.
    Чтобы они не привыкли к ласке, их нельзя там  брать на руки. Не дай Бог  они привыкнут к мизеру нежности и любви. Не следует читать им  сказку на ночь и подкидывать вверх. Для них, все происходящее в нормальных семьях, – непозволительная роскошь.
 Катя  думала:
-  Что за твари эти матери-кукушки, которые бросают своих детей? Люди они или звери? Хотя причем тут звери?? Кошка долго мечется по дому, пытаясь разыскать спрятанных котят, собака воет и плачет человеческими слезами, оставшись без щенков. Думаю, родители, способные бросить своих детей, даже не люди и не звери, а твари неземные.
  - Смотрю, вы часто смотрите на малышей через забор,- сказала как-то директор детдома.
- Бывает. И сердце кровью обливается, какой же мразью отпетой надо быть, чтобы бросить свою кровиночку. Или они совсем сироты тут?
- Бывают, конечно, среди малышей полные сироты. А у многих, мамаши и папаши, пропьянствовав и нагулявшись вдоволь, раз в полгода – год вспомнят, что у них есть ребенок, тогда, обрюзгшие и грязные, являются к малышу, притащив замызганную, раскрошенную в кармане шоколадку.
    Придут, потреплют по щечке, сделают «козу рогатую» или пощекочут под мышками «у-тю-тю-тю-тю». И отправятся обратно в свой пьяный угар, пообещав скоро объявиться снова. Но это « скоро» может длиться месяцы и даже годы. При этом они прихватывают с собой детскую надежду на нормальную семью.
- Почему так?
- Детей, у которых, вроде, и есть родители, и их нет на самом деле, запрещено усыновлять.        И они страдают в одиночестве много лет, без возможности хоть когда-то обрести счастливую жизнь. Через некоторое время нерадивая мамаша, вполне возможно, принесёт в детдом ещё одного ребёнка, братика или сестренку нашему страдальцу.
- И такое бывает?
- О! Тут бывает всякое!
- И как им тут живется?
- Как? Да не очень! Детский дом – не семья. Малыши здесь сникают, теряют уверенность в завтрашнем дне, мечтают мельче, чем могли бы. Они не знают жизни за забором.   
    Как-то к Кате подошла малышка и, заглядывая ей в глаза, просто сразила в упор словами:
- Ты пришла за мной?
 А мальчик того же возраста оттолкнул ее от забора:
- Уходи! Это за мной мама пришла!
     Катя быстрым шагом покинула « наблюдательный пункт».. Как бы ей хотелось осчастливить своей неизрасходованной любовью хоть одного малыша, но не все в  жизни происходит так, как хочется. Будь в ее семье лад и больше денег, она бы обязательно уговорила взять на воспитание сиротку. Тем более, что супруг, как ей казалось, сам был не против такого шага.
     Как-то зимой ближе к обеду они с ним  отправились на машине в магазин. Ехали и молчали, думая каждый о своем.
Вдруг Катя, загадочно посмотрев на мужа:
– Представляешь, мне сегодня такой интересный сон приснился…
– Плохой? – Повернул он голову в ее сторону.
– Почему сразу плохой? Очень даже хороший! Приснилось, что ты удочерил маленькую девочку. И принес ее домой. Я была счастлива до потери пульса. Переодевала и тискала ее, радуясь, что снова стала матерью.
     – Тебе точно такое привиделось?
– Маленькая такая малышка! Прелесть! Давно мечтала, чтобы дом наполнился снова детскими голосами. Сам ведь знаешь,– она улыбалась собственным воспоминаниям.
     Супруг расхохотался в голос. И, захлебываясь собственным смехом, изрек удивленной Кате:
– Ну, надо же! Такое совпадение!
– Ты о чем? – удивленно подняла она вверх брови.
       – Я тоже подобное видел. Будто веду я машину. Вдруг женщина с обочины бросает мне под колеса сверток. Я резко затормозил. Выскочил из машины. И поднял из-под колес кроху в одеяле.
– Ты что? С ума сошла? Дитя под колеса бросаешь? И себя и водителя под статью толкаешь! Это же дар Божий, который не каждому в нашей жизни доступен.
Женщина размазывала по красному лицу слезы, глядя на меня пристально и злобно:
– А что мне с этого дара? Как мне прикажете растить его? Он постоянно есть просит, а мне нечем его кормить!
       – Выходит, он совсем тебе не нужен?
– А зачем он мне!? Я не смогу одна его поднять! Работы нет. И найти ее нет возможности, пока он не вырастет.
– Так ты откажись от него в мою пользу. Зачем же жизни лишать, бросать, как щенка, под колеса?! Я найду для него пропитание и обеспечу всем необходимым.
Нерадивая мать встрепенулась:
– Да с удовольствием. А что, такое возможно?
- Интересные вы, женщины! Как с мужиками кувыркаться, так вы грамотные! А как с дитем обращаться, не знаете.
- Да и не кувыркалась я вовсе. Изнасиловали меня три выродка, когда из института домой шла. Я даже не знаю, кто из них оказался плодовитым. Когда стало видно живот, пришлось из семьи уйти и из института.
- Так ты ДНК сделай.
- А деньги? И где я потом этого папашу искать буду?
- Ситуация…
Как раз по встречной полосе мимо проезжала милицейская машина. Я поднял руку. Автомобиль остановился. Из окна выглянул работник правоохранительных органов:
– В чем дело? Что-то случилось?
Я склонился над открытым окном:
– Товарищ милиционер! Подойдите к нам, пожалуйста.
Тот, выйдя из транспортного средства, перешел на противоположную сторону дороги:
– Вам помощь нужна?
Я сказал:
– Тут такое дело. Женщине не на что содержать ребенка. И она хочет отказаться от него. А я мог бы заняться его воспитанием. Мы с супругой уже не имеем возможности родить собственного крепыша. А любви и тепла еще хватает. Вы не могли бы стать свидетелем при составлении документа об отказе?
     Милиционер пристально посмотрел на мамашу, потом на меня:
– Вам повезло, меня часто приглашали на составление таких документов. И именную печать я взял с собой, так как еду в опеку и попечительство. И документ лучше мне самому туда завезти. Думаю, лучше уж доверить воспитание людям адекватным и добрым. Это будет честнее, чем вытаскивать малюток из мусорных ящиков и колючих зарослей в лесу.
       Необходимый акт был составлен и удостоверен самим милиционером. И я с копией отказа и с ребенком отправился домой.
 
 
                Глава17. Жизнь Евсеевых после возвращения с БАМа
 
 
  После больницы травмированные Евсеевы, как известно, вернулись в село. В то время происходило беспричинное повышение цен на все, необходимое в жизни. Из-за этого  перестали быть возможными нормальное питание, посещения театров, музеев, кинотеатров. Все стало платным и недоступным.
    Рыночные отношения, рыночная экономика. Вся жизнь стала напоминать рынок. У молодежи появился принцип жизни: хочешь жить, умей вертеться. Раньше он в корне осуждался, теперь стал краеугольным  всех человеческих отношений. Старики как-то сразу перестали быть уважаемыми людьми, а дети – цветами жизни, превратившись в объект больших трат. Главным стало – обогащение именно сейчас и сразу много.
  Катя с мужем и Сашей перебивались, но жили дружно. Катя решила оформить опеку над внуком. Она понимала, что тогда все заботы о нем лягут именно на ее плечи, так как муж работал за себя и за нее. Да все и так было на ней.  Родители мальчика хоть и не лишались  прав на  ребенка, не хотели помогать в его воспитании и содержании.
      Несмотря на уговоры родных и близких, она оформила опеку без выплаты пособия, лишь  бы не было барьеров в учреждениях, где без оформленных документов ее не признавали. Ребенок нуждался в лечении и адаптации. Теперь у нее был документ, узаконивающий его пребывание у них с мужем и позволяющий обращение в разные инстанции. А совместное проживание у них было и до получения разрешения на опеку.
  Она любила этого голубоглазого мальчугана больше собственной жизни. Его присутствие  давало ей  состояние покоя и нежности, которое она не поменяла бы ни на что другое. Она чувствовала, что Саша нуждается в них с дедом так же, как они сами в нем.
  По мере возможности в каждый  день рождения они с Максимом устраивали внуку праздники. Как только он просыпался, они спешили к нему наперегонки. И обязательно первыми словами были слова любви:
– Доброе утро, наше солнышко! – говорил кто-то из них, обвивая его тощее тельце своими руками.
Довольный ребенок радостно улыбался и прижимался головой к их плечу. Чаще всего это была  бабушка.
– Пойдем-ка, зайчик, к крану, приведем себя в порядок. Скоро приедут гости, чтобы поздравить нашего именинника с днем рождения. Ты не знаешь, кто у нас сегодня именинник?
– Это я именинник! – смотрел на Катю бездонными глазами, полными голубизны и радости, Саша.
     После умывания он просился во двор. И не понятно было, кому эта прогулка приносила  больше радости: ребенку или его опекунам. Они резвились и скакали с ним, как дети, играли в мяч и догонялки. Глядя на них, никто бы не подумал, что это  не родители, носятся взад-вперед с малышом по двору.
  Ровно в назначенное время к дому подкатывала машина Сашиной тети Марины и дяди Антона. У них еще не было своих детей. И  любовь и доброту они дарили племяннику, привозя ему  обучающие игры,  книжки,  игрушки. На этот раз они подарили ему большую машину. Он давно о такой мечтал.
    Вручив ему подарок, родные получили взамен счастливую улыбку. И увидели, как он, схватив машину в охапку,  помчался с нею к бабушке, накрывающей стол, чтобы похвастаться.
    Пообедав наскоро, ребенок побежал снова во двор с уже любимой машиной. И теперь все наблюдали, как удовлетворенно он водил ее по двору, держа за веревочку, привязанную бабушкой. Он вытягивал губы трубочкой, производя гудки, и был счастлив, как и все, кто его окружал.
    Когда гости разошлись и разъехались, а Саша заснул, Катя и Максим присели на лавочку. Катя склонила голову на плечо Максима. Они сидели на ней возле двора, дыша свежим воздухом и слушая трели птиц, и были довольны нынешней жизнью.
  Хотя в прессе и пишут иногда, что в селе живут бедные люди, Максим с женой со временем купили подержанный автомобиль. Трудно проживать в сельской местности без техники. У них в пользовании было двадцать пять соток земли. И сходить в центр села за продуктами, значит, отмахать примерно около десяти километров и потерять полдня.
    В 2005 году супруги закончили курсы вождения автомобилей. Сначала у них в собственности был автомобиль «Москвич», потом они приобрели более удобную «копеечку». С тех пор Макс и Катя по очереди носились на ней по семейным делам. Это так удобно: жить в сельской местности, но при этом пользоваться достижениями цивилизации.
  Катя любила водить машину, особенно  увлекала езда с ветерком. Она заводила двигатель. Некоторое время давала ему прогреться, потом срывалась с места. И с удовольствием мчалась по трассе, слыша шуршание шин и шорох мелькающих машин мимо открытых настежь окон. Тогда ей представлялось, будто чужие автомобили недовольны быстротой ее копеечки или тем, что ее маленький, потрепанный автомобиль мешается под «ногами» у них, новеньких, скороходных и блестящих.
  А ей нравился именно этот автомобиль. Он казался таким родным и близким, что она бы не променяла его ни на какой другой. Она изредка смотрела на спидометр. Какое-то скрытое чутье давало ей возможность чувствовать скорость по свисту воздуха, по ощущению внутри себя. Она старалась ездить со скоростью около сотни километров.
  Волосы ее развевались на ветру, ветерок обдувал лицо и тело. И от этого она становилась счастливой. Ей хотелось, вот так ехать и ехать. Единственное, чего ей не хватало, когда она держала руль в руках, так это возможности больше внимания обращать на природу и красивые дома, что мелькали за окнами. А она обожала видеть природу и дома вокруг себя.
  В жизни не все происходит так, как нам хотелось бы. Не мы выбираем дорогу, она сама выбирает нас. Кто-то всю жизнь колесит по трассам без происшествий. А кому-то случается испытать ужас аварии даже при отличном знании и соблюдении правил безопасности на дорогах.
    Сегодня немногие помнят выражение» Куда ночь, туда и сон». А в давние времена эти слова про себя или вслух говорили всегда, пробуждаясь от сна, стараясь тем самым стереть из памяти страшные или даже ничего хорошего не предвещающие кошмарные сновидения.
    Церковь считает вещие сны происками Сатаны. И не рекомендует верить им, советуя при пробуждении прочитать молитву. Но иногда поневоле начинаешь это делать. Даже, несмотря на молитвы, когда три дня подряд снятся предрекающие неприятность страшные сны. И ты вскакиваешь среди ночи, весь в поту и объятый ужасом.
    Первый сон приснился Кате с 23-го на 24 сентября. Снилось, будто она с мужем сидит на кухне поздно ночью, чаевничает. Но кухня почему-то не такая, которая у них в квартире, а другая. И дом, где они находятся, не двухэтажный. В нем много этажей.
    Ей вдруг, ни с того, ни с сего срочно понадобилось подняться со своего второго на более верхний этаж. Она поспешила к входной двери, неоднократно слыша слова мужа:
– Куда ты пошла? Не ходи туда!
Но она упрямо продвигалась к двери.
    Когда она взялась за дверную ручку, до ее слуха дошел щелчок чьей-то закрывающейся двери на третьем этаже. Потом шаги по лестнице. Кто-то спускался вниз. Наконец, шаги стихли. Катя почувствовала облегчение от мысли, что не встретится ни с кем в темном подъезде.
    Она открыла дверь. Шаги снова застучали по ступенькам в подъезде. Только теперь они приближались от входа в подъезд к ее открытой двери. Катя, похолодев от страха, пыталась закрыть дверь, но тщетно. Она не поддавалась ее усилиям то ли от сильного ледяного ветра, то ли от сквозняка. Между дверью и стеной оставалась щель.
    А тот, кто бегом поднимался на ее второй этаж, и чьи шаги привели ее в ужас, с силой толкнул дверь в ее квартиру. Она распахнулась настежь. Пред нею предстало нечто. Ужас охватил каждую клеточку ее тела. Это нечто было похоже на саму смерть в плаще с капюшоном до пят цвета военной формы. В руках у нее была коса. А вместо глаз откуда-то изнутри светились злые холодные огни. Кате показалось, что оно сделало шаг в ее сторону.
    Катя хотела закричать, просто завопить от страха во все горло. Но как обычно бывает в кошмарных снах, голосовые связки отказались ей повиноваться.
Наружу вырвалось лишь сдавленное: «Уходи!» И Катя в ужасе и в холодном поту проснулась. Она лежала потом до утра, боясь пошевелиться. Тело ее занемело. И она не могла понять – жива она или видит все уже сверху.
  Она твердила беспрерывно спасительные в таких случаях слова «Куда ночь, туда и сон», молилась. Но страх не покидал ее, как и сам сон. Она продолжала помнить его во всех деталях. Наутро она поднялась с постели с ощущением предстоящей скоро беды.
    Следующей ночью Катя увидела себя на похоронах среди  близких где-то под Мин-Водами. Она ясно видела всех родных возле себя, разговаривала с ними. А наутро собралась в обратный путь  домой. Один из родственников предложил ехать вместе, сказав, что ему в ту же сторону. Возвращались сначала поездом.
    Попутчик предложил дальнейший путь продолжить на самолете. Вышли где-то в неизвестном населенном пункте. Купили билеты, и долго сидели на лавочке в сквере в ожидании объявления регистрации на рейс. После регистрации перед самой посадкой в самолет, Катя вдруг вспомнила, что забыла сумку с вещами под лавкой в сквере. Она поспешила за сумкой. Долго не могла ее найти.
    А когда нашла, то не встретила в зале аэропорта своего родственника. Он улетел на самолете без нее. Проснувшись, Катя вспомнила, что брата, вызвавшегося составить компанию в дороге домой, давно нет в живых. Третий сон был не лучше двух предыдущих. Но он скоро забылся.
    Страх и напряжение теперь стали постоянными ее спутниками. Ни на минуту ее не покидало ощущение приближающейся беды. И та не заставила себя долго ждать.
    На девятые сутки после первого сна Катин муж  попросил  отвезти его в районный центр за  деталью для  газовой колонки. У него была проблема с водительскими правами. Внутренний голос требовал от Кати отказаться от поездки, во что бы то ни стало. И она упрашивала мужа отложить  поездку хотя бы до утра. Он был непреклонен.
  Катя считала себя еще не опытным водителем. А он  решил, что она просто боится лишний раз садиться за руль автомобиля, и  повторял: » Практика в вождении – самое важное».
  Максим  души не чаял в своей «копеечке» и постоянно просто вылизывал верную «подругу», приобретенную всего два года назад. Кате  нравилось быть «дипломированным пассажиром», который время поездки мог следить за правильным вождением и одновременно    любоваться красотами мелькающих мимо окон пейзажей и домов.
  На обратном пути Евсеевы решили повернуть в село на Беловодчине, где до сих пор находилась их старая пустующая хата. Вечерело. Дорога была свободна в обоих направлениях. Перед поворотом Катя взглянула в зеркало дальнего вида. Следующая за ней машина была метрах в трехстах. Если не дальше.
    Катя включила левый поворотник и прижалась к левой стороне разделительной полосы, снижая скорость. Затем, притормозив, свернула влево в сторону проселочной дороги. Пересекла встречную полосу и углубилась по ней метров на пять.
    Затем услышала сначала приближающийся гул слева, а потом и удар в левое крыло «копейки» тяжелой иномаркой, пытающейся обогнать старушку именно слева, хотя она  не мешала продвижению этой иномарки по трассе.
       Катин ВАЗ-21011 подбросило и резко развернуло на 180 градусов. Она вцепилась в руль намертво, боясь, как бы не перевернуло машину. А муж с пассажирского места кричал:
– Тормози!
Что Катя и делала, прерывно нажимая на тормоз. Она еще с курсов помнила, от резкого торможения может перевернуться автомобиль.
  Машина остановилась прямо перед ограничительной линией встречной полосы, с которой некоторое время назад уже съехала. И тут же перед нею на большой скорости пронеслась другая иномарка. Страшно представить, что было бы с Катей и ее любимым пассажиром, не успей она затормозить вовремя!
  Эти две иномарки неслись по трассе с бешеной скоростью, нарушая все правила, как будто исполняя волю злого рока.
    Катя, как ошпаренная, выскочила из автомобиля. Он был весь искорежен, всюду валялись осколки стекла. Вокруг машины молниеносно увеличивалось мокрое пятно. Это изуродованный радиатор терял свою последнюю влагу. Казалось, машина громко рыдала, оплакивая свою судьбу, при которой она погибла, сохранив жизни своих пассажиров.
– Ты чего, мужик?! – закричала она молодому парню, показавшемуся из иномарки. Его машина до удара по «копейке» повалила столбики слева, а после происшествия еще и справа.
Тот озадаченно оглядывал результаты своего труда. И причитал:
– Ой, простите, я вас и не заметил.
    По всей видимости, несясь с огромной скоростью из Московской области до Ставрополя, он просто-напросто, задремал. И это примерно в ста километрах от своего пункта назначения. Другого объяснения не придумать. Ведь он пересек перед столкновением встречную полосу, настигнув второго участника ДТП уже на проселочной дороге.
  Муж Кати вызвал ГАИ. Инспекторов долго не было. Они мгновенно появились лишь тогда, когда им позвонил их непосредственный начальник, проезжающий мимо места аварии. Через несколько минут они уже проводили разбирательство ДТП вместе с подоспевшими друзьями Евсеевых, вызванными Максимом.
  Инспекторы допрашивали всех участников ДТП, измеряли и осматривали досконально все, чтобы составить достоверную информацию о происшествии. Виновник аварии, чья машина получила не столь явные повреждения, после разговора с гаишниками  как быстро появился на месте происшествия, так молниеносно и исчез в обратном направлении.
     Видимо, отправился за крупной суммой денег для взятки, чтобы сохранить на руках водительские права, и после фиктивного акта лишь отделаться штрафом. Ему повезло более, чем Кате: помятое крыло он отремонтирует за счет страхования машины по КАСКО.
     А Евсеевы вместе с подоспевшими на помощь друзьями до самого темна буксировали свою любимицу до дома, где проживали с внуком-инвалидом. Потом долго успокаивали расстроенного внука. А самим было впору хоть в петлю лезть.
    Через несколько дней оценщик вынес «копеечке», на покупку которой семья много лет собирала средства, неутешительный приговор – «на металлолом».
    Вышло все, как в старом анекдоте, когда столкнулись на дороге машины бедняка и богача. Богач погрустил с минуту и говорит:
– Подумаешь, авария! Я завтра новый автомобиль куплю. Еще лучше этого.
А бедняк принялся причитать над старой машиной:
– Как же я без тебя жить – то буду? Всю жизнь горбатился на тебя, холил и лелеял.
    Тогда новый русский почесал затылок и говорит бедняку:
– Слушай! А зачем ты такую дорогую машину покупал?
    Ну, да Бог с ними. Хорошо все, что хорошо кончается. Главное, что живыми остались. Будут силы и здоровье, поставят они свою ласточку на ноги. Ни за что не отправят ее на металл. Пусть автомобиль и не живое существо, а агрегат, собранный руками человека. Он долгое время был другом и помощником семье. Он и остался им, подставив себя под удар для защиты своих хозяев.
  Катя понимала, что ее вины в произошедшем ЧП нет, но сердце кровью обливалось, когда она видела горе своего мужа. Он без конца торчал возле своей верной железной подруги. Она искала те бальзамические слова утешения, которые могли бы успокоить мужа и исцелить их семью от страшных снов и последующих событий.
    Наверное, в той ситуации, ей следовало не расслабляться на проселочной дороге, а увидеть источник гула слева. И последовать давней заповеди автомобилистов» Дай дорогу дураку». Кто знает, возможно, тогда бы их любимица не была так искорежена, не страдал бы муж, и не болела бы душа у нее самой.
    Бывают ночи, ужасающие своим безмолвием и мраком. Туман окутывает все дома до самых крыш. А моросящий, непрекращающийся дождь заливает не только улицы, создавая вокруг промозглую сырость и непроходимую грязь, но, кажется, проникает и в душу. Скользкие дороги мешают безопасно ходить и передвигаться на любом из видов транспорта. Тогда хочется покрепче укутаться в одеяло или плед. И, прижавшись к теплому плечу любимого человека, дремать под звуки работающего телевизора или репродуктора.
 
 
                Глава 18. Воровство лошади.
 
 
     В ту промозглую ночь стояла звенящая тишина, нарушаемая лишь шорохом дождя за окном. Иногда слышался встревоженный лай собак.
Честные, работящие люди уже предавались заслуженному отдыху. Кто-то смотрел кино, кто-то читал книгу или занимался любимым занятием перед сном. А кто-то уже давно видел сны.
    Катя с супругом, нагрев на газовой плите несколько больших кастрюль для банного дня, по очереди купались. Причем, перед купанием женщина сняла шторы с окон, чтобы перестирать их. А что? Дом от дорожки за забором находился далеко. Даже, если бы кто-то захотел увидеть без занавесок, что происходит в хате, он бы не смог этого сделать. Трудовой народ отдыхал.
     А мир воров и мошенников в это темное время как раз оживал, продумывал ходы для удачных сделок, афер и воровства.
    Катя в эту ночь получила урок, убеждение, что жизнь на самом деле жестокая штука. Она на протяжении всего существования человечества каждого из людей учит. Причем всех по-разному. Одного по голове норовит стукнуть, другому только обещает кару. Так получилось, что Евсеевы получали от нее не раз. Все люди живут спокойно, а они все разбираются то в одной беде, то в другой.
     Говорят, Бог посылает человеку столько испытаний, сколько тот сможет выдержать. Но главное ведь, не только выдержать их. А выдержав, сохранить самообладание и не озлобиться. Хотя и здесь можно поспорить. Иногда случается,  злоба делает человека мудрее.
  Именно в момент счастливого единения душ и тел Евсеевых снова случилась беда. В окно кто-то постучал. Кто бы это мог быть?
Муж резко вскочил с кровати, будто его вытолкнуло пружиной, и прижался лбом к окну. Затем прямо в трусах метнулся во двор. Катя набросила на плечи халат и ринулась за ним. Его тревога передалась  ей.
  На улице было холодно и сыро. Под ногами чавкала грязь. Она не слышала, что сказали мужу в окно. Поэтому недоумевала, чего это ее раздетый муж в отчаянии носится по мокрому и скользкому двору.  После нескольких минут метания, супруг на подгибающихся ногах подошел к жене и упавшим голосом сказал:
– Кобылы нет на месте. Украли нашу Ладушку.
Катя встрепенулась:
– Так у тебя ее взял Славик, чтобы отвезти сварщика на улицу Гагарина. Он ведь обещал вернуть ее на место. Не вернул что ли?
     Славик жил через два дома от Евсеевых и после работы заводил в свой дом паровое отопление. Уже несколько дней из-за грязи и слякоти брал кобылу у своего дядьки для  того, чтобы отвезти нанятого работника домой.
– В том-то и дело, что он пришел за кобылой. А ее нет в стойле. Он и постучал мне в окно.
Мороз пробежал по телу Кати. Она предположила:
– Может, она смогла отстегнуться, и убежала?
     При этом прекрасно понимала абсурдность этого предположения. Лада стояла в стойле на привязи. Ошейник плотно облегал ее шею, а карабин крепко-накрепко прикреплял ее веревку к столбу.
  Одевшись, Евсеевы вместе с племянником обшарили все входы-выходы. Ворота позади двора были открыты, и отсутствовал хомут. Значит, воры особо не спешили. Они видели в окно без занавесок, что Евсеевы устроили купание перед сном. Поэтому запрягли ее и спокойно увели со двора в повозке.
     Все складывалось для них лучшим образом. Двор освещался фонарем, оставленным хозяевами для удобства племяннику, запрягающему и  распрягающему лошадь. А что? Лучше некуда. Катя сняла занавески с окон для стирки. Двор освещался. Хомут был положен возле дерева, а не занесен в дом, как всегда.
    Один из похитителей следил за домом. Другой занимался лошадью. Удобно и без проблем. Собаки молчали по причине, что у воров был клык волка в кармане. Что и говорить, грамотные пошли воры.
     После осмотра двора Евсеевы вернулись в дом обсушиться и отдохнуть.
Катю начало трясти, когда до нее стал доходить весь ужас случившегося.
– Я услышал скрип проезжающей мимо телеги позади огородов, когда высыпал карбид из газового баллона после работы. Но не обратил на это особого внимания. Мало ли ездит мимо телег?
     Когда вернулся в дом, было где-то 23.30. Я предложил сварщику заканчивать работу, так как было уже поздно. Минут через пятнадцать можно было бы везти его домой. Но, когда я пришел запрячь лошадь, той не оказалось на месте, – говорил племянник, у которого горящая сигарета дрожала в руке.
     Сказанное с трудом воспринималось мозгом Кати. Ей происходящее казалось сном и, причем, совершенно странным. Разве может такой ужас быть реальностью? Муж быстро оделся и поспешил с племянником на улицу.
– Я с вами, – подскочила с места Катя. – Или, может, в милицию позвонить?
– Оставайся дома! Зови на помощь казаков! – Бросил он уже на ходу. – Сами, думаю, разберемся.
     На улице, приложив указательный палец к губам, он замер. Прислушался. Было темно и безмолвно. Слышались даже самые слабые шорохи.
До их слуха донесся звук, которого они боялись больше всего. Где-то вдали показалось, что завелся двигатель автомобиля. Его жужжание медленно удалялось вдаль от них. Громко выругавшись, не сговариваясь, родственники побежали по-над домами в сторону, откуда доносился этот звук.
  На ходу Максим отверг просьбу Кати взять ее с собой, хотя и понимал, какие адские муки терзают сейчас ее душу:
- Оставайся дома! Вдруг, кто позвонит.
    Его терзали угрызения совести. Как он мог так довериться кому-то? Как посмел забыть о своей обязанности оставаться в любой ситуации, в первую очередь, заботливым хозяином? А уж потом всякого рода расслабления. Теперь вот  проворонил свою  кобылу. И, скорее всего, расстался с нею навсегда.
          Из жизненного опыта он знал, ворованных лошадей не убивают. Их продают, перегоняют из одной области в другую, меняют одних лошадей на других.
- Господи, вся жизнь теперь кувырком. Как управляться с домашним поголовьем без лошади?
- Не горюй, дядь Максим. Вдруг повезет, и найдем ее?! Правда, если самим не искать, вряд ли отыщется. Наша ж корова так и пропала.
 - Вот и занимайся выращиванием коров, коз, свиней или баранов. Трудимся месяцы, годы, не покладая рук, а какая-то тварь за час прибирает все к своим рукам.
- А мы смиряемся со временем и принимаемся опять трудиться, чтобы воры могли своровать снова.
- Бандюгам вырученных денег  хватит на один вечер в ресторане повеселиться. А мы бы много месяцев на них жили.
     Пока мужчины бегали по селу в поисках хоть какой-то зацепки, кто увел и где прячет скотину, Катя тем временем обзванивала казаков и милиционеров села. Но помощи ни от кого из них не последовало: один заболел, другой уехал, третий вообще отключил телефон. Только двое казаков пообещали обследовать местность рядом со своими домами.       Глотая слезы, она старалась держать себя в руках:
- Как же так? Когда у кого-нибудь случалась беда, мы с Максимом всегда шли на помощь. А тут сплошное безразличие. Муж говорил: если случится воровство, мы с казаками через пятнадцать минут найдем животное  и того, кто его украл.
     Катя  в свою очередь винила во всем себя: если бы она по-прежнему держала себя в руках, не позволила себе расслабиться с мужем, он бы не забыл про все на свете. Значит, ничего могло не произойти. Если бы они с супругом не были настолько  заняты друг другом в постели, что не услышали лай собаки  шум во дворе и посторонние звуки, все было бы нормально.
  Для нее было очевидно, что похититель или похитители наблюдали за ними. А так как на окне отсутствовали ночные шторы, то они видели, как сначала купался муж, потом его супруга. А он, голый, разгуливал по комнате: то тер ей спину, то подливал ковшом в ванну горячей воды. А, может, они похотливо наблюдали, как ласкал Максим ее тело, как млела она перед ним.
  До утра отчаявшиеся мужчины носились по селу и его окрестностям. За всю ночь встретили только всегда подозреваемого в воровстве, но ни разу не попавшегося с поличным, односельчанина. От отчаяния и обиды набили ему лицо. Они всеми фибрами души чувствовали, что воровство его рук дело.
  Он вышел из  проулка с тремя мужчинами, которые тут же испарились в темноте, как и появились, лишь заметили Максима и Славика. Куда делись, одному Богу известно до сих пор. А ведь именно к этому Лешке прибыли трое мужиков на подводе накануне кражи кобылы. В телеге была запряжена одна лошадь, но ярмо предназначалось для двух коней, как стало известно уже утром.
    Назад ночные гости уехали уже с двумя лошадями, сказав милиции, что приобрели лошадь в соседнем селе. Блюстителей закона это убедило и не вызвало подозрений.
Алексей схлопотал по лицу за  нежелание отвечать, куда подевались его попутчики. В его поведении виделись злорадство и издевка.
  Шли эти четверо мужиков именно оттуда, где легче всего можно было переправить ворованную кобылу в соседнее село обходными путями, чтобы не было свидетелей. А из того села скотина переправлялась в обмен в другой населенный пункт или область. У конокрадов хорошо отлажен маршрут безопасной реализации дорогостоящего скота.
    Уставшие, дядька с племянником, вернулись с поисков под утро. Каждый чувствовал себя беспомощным и почему-то виноватым.
  На пороге их встретила Катя с белым, как мел, лицом. Максим прошептал ей на ухо:
– Катя, прошу тебя, не нервничай. Постарайся расслабиться, ты мне нужна живая и здоровая.
  Катя же дрожащей рукой пыталась набрать номер милиции. У нее не получалось. Обернулась за помощью к расстроенному мужу.
– Думаешь, я в состоянии это сделать? Сколько лет мы выращивали жеребеночка взрослую лошадь?! Только дождались исполнения мечты, ее тут же разбили! Что мы теперь внуку скажем? Он так к ней был привязан!
– Хорошо, если она жива и здорова! А вдруг именно сейчас издеваются над нею?! Я с ума схожу от переживаний за Ладушку, отозвалась она. Ее иссиня – белые губы задрожали.
– Тетя Катя! Не переживайте. Лошадей обычно не убивают. Их переправляют в дальнюю местность, где не станут искать. Скорее всего, она уже в чьем-нибудь табуне, – пытался успокоить племянник.
     Максим, молча, опустился рядом с Катей на диван, положив при этом свою ладонь на ее ледяную руку. От сознания собственной беспомощности и волнения у него самого ныла душа. Он ума не мог приложить, кто мог позариться на их Ладушку. И все же старался казаться невозмутимым. Лишь белое, как полотно, лицо выдавало его истинные чувства.
  Катя закрыла глаза и тяжко вздохнула. В этом году на их долю выпало итак достаточно неприятностей: сын развелся с женой, дочь тяжело переносит беременность, мать чудит. Иной раз казалось, она совсем из ума выжила. Вот и сейчас, слыша переполох в хате, она перевернула свою постель вверх тормашками.
  Подушки, тщательно ею взбитые, оказались на сетке кровати, поверх них легло одеяло с покрывалом и простыней, а перина красовалась на самом верху. И она, с трудом взобравшись на кровать, пыталась укрыться ею.
    Катя не знала, куда деваться от неприятностей, которые сыпались на голову одна за другой. Максим тоже не рад был этим напастям. И сейчас просто не знал, что следует предпринять.
– Главное, по-моему, не впадать  в панику, – проговорил он, старательно маскируя собственную тревогу.
– Ты считаешь, это самое главное? – сверкая глазами, огрызнулась Катя. – А мне кажется, главное, не сидеть, сложа руки, а что-то делать! Искать, стучать, звонить!
Лицо Максима потемнело. На скулах заходили желваки.
  Заметив это, Катя устыдилась своей несдержанности. Как могла она обвинить его в бездействии? Он всю ночь искал пропажу, отзываясь на любой звук или шорох, не обращая внимания на ливень и чавканье под ногами. И только что вернулся.
– Прости, – сказала она, – я не в силах держать себя в руках. Так переживаю, что перестала трезво мыслить. – Она опустила голову. – Ты прав, паникой мы ничего не добьемся.
     Надо обдумывать каждый шаг, каждое слово. Мы ведь точно не знаем, кто это сделал. Этими подонками могут ведь оказаться и знакомые, и даже близкие люди… Такое тоже возможно. Только они могли пройти мимо собак и не вызвать их лая! Лишь они знают, где, что находится, как незаметно пройти и открыть засовы. Господи, как тяжело думать так.
  Максим повернул в ее сторону и посмотрел долгим взглядом в ее серо-зеленые встревоженные глаза. Его всегда поражал ход ее мыслей. Она не рыдала и не выла, как сделали бы другие бабы, а пыталась даже при сильнейшем волнении найти выход, отличаясь от них при этом чисто мужским мышлением.
  Он поймал себя на мысли, что такие же предположения возникали и в его голове. Он просто не хотел высказывать их вслух, отгоняя от себя, как назойливых мух. Какой нормальный родственник способен на такое предательство?! Ни он, ни Катя на такое преступление никогда бы не пошли.
Он только произнес вслух:
– Не переживай. Все будет хорошо.
  В душе он сам не чувствовал уверенности в этих словах. Но хотел успокоить жену, чтобы она не страдала в его отсутствие. Утром ему придется уйти  на работу. И любая, даже малейшая надежда в данной ситуации, могла поддержать ее.
  Милиция из района приехала только после обеда. Двое сотрудников сели на лавочку возле двора, один зашел в хату и пять часов «висел на телефоне». Один из милиционеров лазил возле яслей, где до кражи стояла лошадь, видимо пытаясь обнаружить хоть какие-то следы. А несколько сотрудников милиции много раз ходили с места на место по двору в двадцать пять соток и его окрестностям.
  Под конец осмотра дознаватель объявил:
– Сожалею, но осмотр вашего двора, сада и сарая, где находилась лошадь, не дали никаких результатов.
  Интересно, какие следы можно было обнаружить после нескольких часов ковыряния в земле птицы и постоянно льющего дождя. Да и хозяева ведь не сидели, сложа руки. С утра подоили коров, выпустили их в стадо, вывели на пастбище быков и коз. Заложили траву в кормушки. А, значит, месили вместе с животными грязь вокруг и около. Даже примятая колесами полухода трава к обеду где-то выпрямилась совсем, где-то оставалась в полу лежачем положении.
    Когда следователю надоело ходить взад-вперед по двору, он принялся составлять бумаги и проводить дознание.
– Так вы говорите, что первая обнаружили пропажу лошади? Верно? – Спросил он, морща лоб и делая вид, что усиленно о чем-то думает.
– Нет, не я. А наш племянник, живущий от нас через два дома. У него по вечерам работает сварщик, сваривает трубы для проведения отопления. И так как ни на каком транспорте, кроме лошади, в дождливую погоду у нас не проехать, он просит ее у нас. Ну, чтобы привезти и отвезти этого сварщика. Между прочим, вы задаете этот вопрос уже второй раз.
– А вы видели, что лошадь ставили на место после привоза сварщика?
     Следователь приподнял бровь и заставил себя посмотреть прямо в глаза женщине.
– Да, это было часов в 18. Славик привел лошадь, распряг. Хомут оставил возле полухода. А муж и свет потом оставил во дворе включенным, чтобы ночью не вставать, когда племянник будет отвозить сварщика назад.
Следователь вскинул глаза и спросил, сверля глазами женщину:
– Интересно, а почему же вы не хотели вставать ночью? Неужели это так трудно сделать? Он сказал эти слова с  едва скрываемой подозрительностью.
– Дело вовсе не в трудности. Мы просто поставили греть воду, чтобы устроить банный день, – призналась в планах на прошедшую ночь покрасневшая женщина.
– Гм, у меня складывается такое впечатление, что в исчезновении лошади принял участие кто-то из близких. Может, даже ваш племянник. Вам не кажется это возможным?
– Нет, не кажется. Мы ни на секунду не сомневаемся в его порядочности, – несмотря на предположения такого же типа, отрицательно замотала головой женщина. —
У него самого несколько лет назад украли корову. Думаю, после такой утраты он бы не смог причинить испытанную страшную боль близким. Хотя, если это так необходимо, можете поинтересоваться у него.
  Катя понимала, что ручаться в данной ситуации за кого-то просто наивно, но из чувства такта не могла произнести своих сомнений вслух. Вдруг, это ошибочное предположение? Кроме всего прочего, дознаватель спросил женщину, чем они с мужем занимались в момент кражи. И Кате пришлось, испытав невероятное смущение, соврать, что спали. Хотя, как известно, это было не совсем верно. Не будет же она рассказывать об их истинном занятии.
    Блюститель порядка отнесся к ответу совершенно спокойно. Ему было совершенно безразлично, чем кто-либо занимался или занимается. Его обязанность – правильно  заполнить документы. До остального нет никакого дела.
- Скажите, могу я завести скотину в сараи?- Спросила Катя у правоохранителя. -  Уже ночь, а они еще стоят на привези.
- Нет, нельзя. Пока мы не уедем отсюда, никто не покинет этого двора.
  Позвонили сотрудники, ищущие пропажу вокруг села. Минутой позже дознаватель повернулся к Кате:
- Вы знаете, вам, похоже, повезло, мы обнаружили похожую лошадь!
  От радости у нее брызнули слезы из глаз. Оказывается, не все менты продажные.
Через несколько минут пришел отбой. Хозяева доказали каким-то образом, что кобыла их собственность.
    Дознаватель всем задавал одни и те же вопросы, по нескольку раз повторялся, делая вид, будто ошибся. На самом деле он пытался хоть кого-то подловить на слове или даче разноречивых показаний. Уже ночью он составил подробный план двора с описанием, содержащегося в том или ином сарае. Складывалось впечатление, что именно такими планами пользуются воры, когда входят в чужой двор и орудуют там с ловкостью хозяев.
     И, наконец, машина с работниками милиции покинула Катино подворье. Ей уже в полной темноте пришлось заводить в сараи живность, которая до этого паслась в конце огорода и уже вся изоралась, недоумевая, почему о них забыли хозяева.
  Через некоторое время  дело было закрыто из-за невозможности отыскать лошадь. Чего и следовало ожидать! Катя в очередной раз убедилась в беспомощности доблестных работников правопорядка. Запойного алкаша, стянувшего у соседского отпрыска велосипед на виду у десятка свидетелей, они способны найти запросто, а бороться с настоящими уголовниками у них, оказывается, кишка тонка. И зачем она только к ним обращалась? Только пять часов драгоценного времени потратила на общение с ними!
  Катя устала от козней врагов и безразличия тех, кто должен был гореть душой, выполняя свой долг перед людьми. Иногда ей хотелось сбежать от всех, спрятаться и отдохнуть. Просто по-человечески побыть одной в тишине.
 
 
             Глава 19. Болезнь Кати. Операция. Прозрение Максима.
 
    Через несколько лет после возвращения с БАМа, когда Евсеевы работали в котельной в Преградном,   у Кати стали проявляться последствия после падения на бетонные плиты. Не зря  врач в Тындинской больнице сказал, что ее проблемы аукнутся еще не раз.
    В 2006 году, когда Катя проходила ежегодный осмотр у гинеколога, муж вышел на улицу подышать свежим воздухом. Стояла золотая осень. Погода в тот день была действительно прекрасной. Воздух чистый и свежий хотелось вдыхать снова и снова. Вокруг поликлиники ветви деревьев, окрашенных в желто-красные тона, выглядели посланниками из сказки. По утрам было морозно, а ближе к обеду становилось тепло и необычайно красиво.
  Когда подошла очередь Кати, она смело вошла в кабинет. Дело привычное. Пять – десять минут, – и медосмотр будет пройден. Никаких проблем у нее по части гинекологии много лет уже не наблюдалось. Хронический аднексит был еще после первой поездки на БАМ, когда она работала на железной дороге. Тогда ей, как и всем монтерам пути, приходилось целый день находиться на воздухе. Работали, ели и даже ходили в туалет. Женщины тогда застудились не на шутку. Отсюда и этот диагноз на всю жизнь.
      В этот раз она попала на прием к врачу Кислицыной. Все было, как всегда. И вдруг Катя услышала крик врача:
– Вы что, милочка, не следите за своим здоровьем? У вас опухоль с индюшиное яйцо, скорее всего, ракового происхождения. А вы ничего не предпринимаете! Когда вы были у гинеколога в последний раз?
У Кати задрожал голос:
– В пр-рошш-лом гго-ду. Я работаю в «Теплосети», и каждый год прохожу у вас осмотр, – трясясь от страха, пролепетала она с гинекологического кресла.
– Не могла опухоль за год вырасти до таких огромных размеров! – кричала врачиха, вселяя ужас в свою пациентку. – Она у вас уже снаружи живота прощупывается. Неужели вы этого не заметили?
-  Прошу прощения, но откуда мне знать, что и где надо прощупывать? Я ведь не врач. И доверяю осмотрам, как себе самой.
Врачиха слюной брызгала, когда орала на Катю:
-  При наличии такой опухоли должны быть боли в области живота. Есть у вас боли? Или нет? Никогда не поверю, что вы не чувствуете сильных болей! Взрослая женщина, а ведете себя, как маленькая девочка!
– Боль есть, но я думала, что она от аднексита. Вы ведь знаете, он у меня хронический.
  Она в последнее время действительно ощущала сильную боль. Она мешала ей спать в разных позах, как раньше. Только на правом боку она этой боли не ощущала в полной мере. В огороде проводить прополку стало возможно только в сидячем положении на маленьком стульчике. Но откуда же она могла знать о появлении опухоли и ее симптомах?
– Все бы вам аднекситами прикрываться! А когда уже точно выяснится, что у вас рак, виноваты будут гинекологи, что вовремя не обнаружили. Так это или не так? Вы хотите умереть?
Женщина уже ничего не слышала. Ее тело обуял ужас. Она вдруг почувствовала всем своим существом, как в любой момент может обрушиться вся ее жизнь, все планы и мечты, как это произошло у жены брата Максима Надежды.
     Та до последнего момента носилась по селу, как будто в тело ее был вживлен реактивный двигатель. Она успевала за день по нескольку раз появиться в доме родственников. За это их общий свекор прозвал ее Найдой, намекая на ее способности в области сыска.
– Евсеева, я жду ответа! Чего молчите? Я спрашиваю: вы хотите умереть от рака? С такой резко растущей опухолью это вполне возможно.– Когда же вы поймете: никто не может почувствовать вашу боль! Только вы сами! Чего вы молчите? Какая-то ненормальная пациентка попалась! – обернулась к медсестре врачиха. – Я ей про рак, а она вылупила глаза на меня. И молчит.
    Из-за стола отозвалась медсестра, оторвав свой взгляд от заполняемых бумаг.
– Мне кажется, она просто дар речи от ужаса потеряла, – отозвалась она, дописывая направления на анализы. Врачиха между криками на пациентку успевала еще и ей рекомендации давать.
– Все, вы свободны! Сдадите все анализы, придете ко мне с ними, на операцию вас запишу.
Она отвернулась от Кати:
– У нее опухоль размером с плод 12—14 недель, а она  не чешется, – пожала она плечами. – Какие безалаберные пошли пациентки, просто ума не приложу, что с ними делать, – неслось вслед Кате, когда она оделась и поплелась к выходу из кабинета.
  Стоило ей выйти из кабинета, очередная за ней женщина, глядя на ее безжизненное лицо, схватила в охапку свои вещи и бросилась бежать от двери врача. За нею последовали и две другие испуганные очередницы. Тогда вошла беременная пациентка на большом сроке. Она хвалилась, что ей пришло время получать декретный отпуск.
  Муж не узнал Катю, когда она приплелась к нему и упала, не села, а именно упала рядом с ним на лавочку. Она была бледная, как полотно. У нее валилось все из рук. Она, кажется, ничего не видела вокруг, хотя глаза ее были широко раскрыты. При этом она дрожала всем телом. Максим даже предположить не мог, что могло с нею случиться за минуты его отсутствия.
    Долгое время Катя сидела в ступоре. Не отвечала на вопросы. Лишь тряслась, как при лихорадке. Максим с трудом забрал  у нее прижатую к груди сумочку, вынул из нее три таблетки валерианы и одну корвалола. И в таком количестве всыпал ей в рот, приложив к ее губам горлышко бутылки с минеральной водой для запивания. Она поперхнулась, закашлялась, но таблетки проглотила.
  Чуть позже, глотая слезы, она  рассказала о событиях  в его отсутствие. Катя всегда была очень обидчива. И теперь чувствовала себя оскорбленной, обиженной и охваченной волной отчаяния. Она с ужасом произнесла свои последние слова:
– Кислицына дала мне кучу направлений на анализы, где под вопросом ставит: рак.
И  зарыдала, оплакивая одновременно свою обиду и страх перед возможным концом от этого заболевания..
А муж негодовал:
– Что же это за врач, если она напрямую высказывает свои предположения, доводя пациентку до такого состояния. Насколько мне известно, о таком диагнозе пациентам не говорят?! Может, она просто пугала тебя?
Но его слова потонули в бурных потоках Катиных слез.
  Вечером позвонила дочка. Она обладала даром угадывания настроения своих родителей. Так произошло и теперь:
– Мама, что у тебя случилось? Я весь день места себе не нахожу. Сердце ноет, чувствую вашу боль. Причем, твою сильнее. Звоню сразу же, как провела в школе последний урок.
– Марина, милая! Зря переживаешь. Все у нас нормально. – Стараясь вложить в голос как можно больше радости, ответила Катя.
Зачем расстраивать дочь раньше времени?
  Но Бог наградил мать заботливыми детьми, участливыми, порядочными и добрыми. Ночью Марина, Антон и маленький внучок уже были в селе у матери. Когда та не стала рассказывать дочери о ее беде, она не поверила ее жизнерадостному голосу с щемящей нотой грусти.
     После  рассказа отца о злоключениях Кати на медосмотре дочь подошла к матери сзади, когда та на кухне накрывала ужин на стол. И обняла ее за плечи:
– Мамочка! Что же ты мне ничего не сказала?! Неужели ты думаешь, мы бросим тебя в беде? Если тебя здесь обижают, собирайся, мы отвезем тебя в диагностический центр, сделаем освидетельствование, чтобы видеть всю картину болезни.
– Не все так просто, Марина! Я узнавала у людей! Все это стоит немалых денег. А у нас с отцом ни копейки за душой.
– Можешь за это даже не переживать, мы с Антоном решили оплатить твои  расходы. Как мы можем допустить, чтобы внуки остались без любимой бабушки?!
  Она засмеялась. Улыбнулась и Катя, благодарная Всевышнему и судьбе за заботливых детей. Она уже потихоньку прощалась с белым светом, а, оказывается, можно еще побороться за него.
    После проведенного обследования знакомый гинеколог сказал Евсеевой:
– Думаю, данных за раковую опухоль нет. Но УЗИ показало, что кроме безопасных узелков есть два узла, находящиеся на грани между доброкачественной и злокачественной. Если случится какой стресс или еще что, тогда уже сценарий болезни будет трудно исправить. Считаю, лучше сделать операцию сейчас, чем ждать осложнения в будущем.
– Ну, вот, я же говорила, зря ты так сильно переживаешь! Все будет хорошо! – Прижала к себе голову мамы Марина. Глаза ее блестела от нахлынувших слез. Она переживала за мать, хотя старалась не подавать вида.
– И что же вы обе стоите с глазами на мокром месте? Радоваться надо, а вы плачете. Хоть самой к вам присоединяйся. Опухоль-то, скорее всего, доброкачественная. – Подняла глаза от бумаг врач.
– Так мы и радуемся, – отозвалась Марина. – Скажите, Надежда Константиновна, где лучше оперироваться маме?
    Гинеколог поднялась с места и подошла вплотную к двум женщинам:
– Я тут приготовила документы и направление в перинатальный центр. По – моему мнению, там ей будет лучше.
Марина протянула врачу коробку конфет и бутылку армянского пятизвездочного коньяка:
– Это вам! Спасибо большое за помощь и за то, что хоть немного успокоили маму. А то она совсем раскисла. И мы, глядя на нее, тоже.
– Да что ты, Мариночка, ничего не надо. Всякое в жизни бывает. Я ведь понимаю все.
– Нет, нет! Берите! Это от души.
– Ладно! Спасибо. Всего вам доброго, Екатерина Андреевна! А ты, Марина, не забудь: я жду тебя в понедельник на прижигание эрозии. На этот день у меня подобрано несколько женщин для этого! До скорого свидания. Не забудь прийти.
- Не сомневайтесь, буду обязательно. У меня как раз в этот день свободное от уроков утро.
    Марина проводила маму на автобус. И  отправилась на работу.
А Катя, покачиваясь в такт автобусу, размышляла, глядя в обледенелое в виде фоторамки окно на мелькающие просторы края. Вот ведь жизнь какая: то светлой стороной к человеку повернется, то темной. А когда рядом есть люди, такие, как ее дети или зять, или та же самая Надежда Константиновна, то и темная сторона кажется не такой страшной.
  Она вдруг вспомнила, как однажды зять, узнав, что им с мужем придется пасти стадо коров три дня подряд, отменил занятия в музыкальной школе. Приехал к ним в село, и все три дня пас стадо вместе со своим тестем, освободив Катю для занятия домашними делами, каких в селе огромное множество.
     Или, как они с Мариной, узнав, что сломалась стиральная машинка, купили новую в городе, привезли ее на рейсовом автобусе. И Антон еще два километра нес ее на плече до дома родителей жены.
  Потом она переключилась на думы о предстоящей операции, чувствуя, что уже не испытывает паники. Только страх и ожидание.
    У Максима по поводу частых перемен настроения Кати даже в таком положении складывалось совсем не лестное мнение. Натворила множество недостойных поступков, и теперь не знает, как в них признаться. Или не знает, как лучше поступить, чтобы не дошло до него. Но пора бы вспомнить, что Всевышний наказывает всех, кто неправильно себя ведет. Думая так, супруг не ленился высказывать свои умозаключения жене, оказавшейся в отчаянном состоянии.
    Трагедия любой женщины в том, что ей всю жизнь приходится отмахиваться от множества врагов и сплетников. И хуже всего, когда приходится делать это от  любимого человека, доказывая непреложную истину, что белое – оно и есть такое, а черное – самое что ни на есть черное. И останется таким, даже при тщательном отмывании.
  Она всю их совместную жизнь оборонялась от его нападок и обвинений. Хотя любой нормальный человек давно бы посчитал аксиомой то, что если женщина любит, то не видит вокруг себя никого. Познав недоверчивость на собственной шкуре, Катя замкнулась в себе, казалось, оградилась от мужа ледяной глыбой, хотя в душе и тешила себя надеждой на перемены к лучшему. Ведь женщины любят совсем не так, как мужчины. Они любят и ждут даже, когда уже не стоит этого делать. И все время терпят.
    Она думала, если бы в школах преподавали психологию отношений, многие мужчины не стали бы портить отношения в семье из-за недоразумений, ревности или просто из-за незнания, на что способна любящая женщина. Каждое словесное столкновение обижало и оскорбляло ее. Она становилась задумчивой и плаксивой. Женщина бывает красивой и счастливой лишь тогда, когда ее боготворит мужчина.
     В последнее время она все чаще уклонялась от проявления страсти со стороны Максима. Она по ночам поворачивалась к нему спиной, ощетинивалась, как только он входил в спальню или дотрагивался до нее. Все оттого, что он никогда не просил прощения за нанесенные обиды. А она страдала от этого. И ждала каждую минуту, что он осознает свою ошибку, поймет ее истинные намерения и поступки.
  Мужчина даже не пытался доказывать ей свою привязанность и чувства. И считал, что незачем повторяться и лишний раз напоминать о своей любви. Она и так знает об этом: ведь женился он на ней, а не на другой девушке. 
  Перед поездкой Кати в Ставрополь у Евсеевых произошел очередной скандал.
– Я твой муж, и ты обязана меня любить, – произнес он тогда с вызовом, чем снова разозлил ее.
Она никому, ничего не должна. Лишь широко открыла тогда глаза и с нескрываемым льдом в голосе произнесла:
– Ты считаешь, что ты такой весь из себя умный, догадливый, всемогущий? – в момент, когда она не знала, вернется ли из больницы живой, жесткость и твердость, видимо, были ее единственной формой защиты.– А ты никогда не задумывался, Максим, почему я стала такой слабой и безвольной. Кто меня такой сделал? Не ты ли? Вспомни, когда я к тебе тянулась  душой и телом, ты бил меня и, обвиняя, орал:
– Кто тебя возбудил? Кто здесь был?
Когда-то, в конце концов, она должна была ему все высказать. Надоело терпеть и прогибать спину при всяком его обвинении.
– Нет дыма без огня. Значит, ты подавала повод.
– Никакого повода я не подавала. Просто любила тебя. – Она снова почувствовала недоверие в голосе супруга.
– Ты хочешь сказать, что именно от твоей любви образовалась и опухоль? Может, перестанешь уже врать мне в лицо и признаешься в измене?!
    Если бы у всех неверных супругов появлялись новообразования, на земле осталось бы совсем немного людей. Он не удосужился даже почитать литературу о возможных причинах такого явления.
– Как ты надоел со своими придирками. Оставайся при своем мнении. А я только и скажу: никаких измен не было. На этом мы и расстанемся.
– Да катись, никто не держит! Я и в больницу-то не приеду. Чтобы каждый указывал на мои рога. Не бывать этому!
  Полночи она проплакала и проворочалась. А наутро проснулась с отекшими глазами и тяжелой душой. Не в силах заснуть, она всю ночь занималась воспоминаниями.
  Нежные поцелуи и открытость с годами перешли в еле терпимое одолжение, разрешение ему самому заниматься с нею любовью. Для нее не это было в семейной жизни главным. Прежде всего – доверие, доброта и уважение. Она смирилась с обязанностью быть его игрушкой, подарком к дню рождения и к свадьбе.
     Много раз Максим видел, как вдруг вспыхивали щеки супруги, туманились глаза от страсти. И тут же чувствовал  после его прикосновения, что наплыв страсти исчезал так же внезапно, как появлялся. Ему всегда казалось, что происходит такая метаморфоза из-за другого мужчины. Причем, каждый раз в роли счастливца представлял разных людей.
    Он вместо проявления нежности, кричал на нее, обзывал, унижал и требовал объяснений. И хотя рядом с нею никого другого не замечал, но и ее теперь счастливой и улыбчивой тоже не видел. Когда он обнимал ее, она напрягалась и упиралась ему в грудь, стараясь освободиться от его крепких рук.
    Муж злился. Выходит, он для нее ничего не значит. Его ласки ее не возбуждают, а скорее, раздражают. А она-то всего и желала – не зверского нападения на нее, а простой человеческой любви и нежных слов, слов раскаяния. Ее раздражало это его безмятежное спокойствие, несокрушимая уверенность в себе и своих поступках.
    Она замкнулась в себе, все больше времени проводя наедине с собой и собственными размышлениями. Чего только не передумала она за время подготовки к операции: даже то, что врач ошиблась, и обыкновенную беременность приняла за опухоль. Она тешила себя мыслью: все нормально, рожают и в пятьдесят лет. Но чаще появлялись мысли, что пришел конец ее жизни.
    Как же так? Она еще не готова была умирать. Она старалась не думать и не говорить об этом. Но пропал сон, она ночами много думала и плакала. Несмотря на возможное приближение смерти, она все же не хотела верить, что все это происходит с нею, а не с кем-то другим, чужим и далеким.
    Она отказывалась верить в абсурдность происходящего. Все казалось таким нереальным, что думалось: если еще немного подождать, все закончится. Но ничего не проходило, а жгло душу изо дня на день. За эти дни Катя похудела до неузнаваемости.
  .Никто не знал, как облегчить боль Кати, хотя все понимали опасность сложившейся ситуации. Случается в жизни, что уже никто не может помочь. Надо только молиться Богу и ждать.
     Тогда Фая, которая устала видеть куму в состоянии постоянной «казни и ковыряния в собственных ошибках» и в  предчувствии чего – то из рук вон плохого, с разрешения Катиного мужа решила отвести ту к целительнице Верочке, чтобы вернуть куме желание бороться за жизнь и веру в себя.
  У Верочки, как всегда была огромная очередь. Каждый надеялся получить от нее помощь. Она лечила водой и молитвой от имени Господа нашего. Когда подошла очередь Кати, она выслушала ее рассказ. И сказала:
– Ни для кого не секрет, что все живое на земле создано, живет, растет и развивается, благодаря жизненной энергии. Где все хорошо там и энергия хорошая: все вокруг благоухает, цветет и радует глаз. Где больше отрицательных эмоций, обиды, боль и скандалы, там будут недомогание, упадок сил и ухудшение здоровья.
    Катя слушала и не могла понять, какой стороной эти слова должны коснуться ее жизни.
А Верочка меж тем продолжала:
– Вспомните, как вы чувствовали себя, когда влюбились? У вас ведь буквально крылья выросли, и вы порхали на них, упоенные счастьем?!
– А откуда вы знаете, что у меня было именно так, – удивилась Катя.
– Тут никакого секрета нет, все в мире повторяется. Так бывает со всеми влюбленными, – сказала Верочка.
Она помолчала с полминуты и продолжила свой рассказ:
– Исходящая от нас просветленная энергия все очищает вокруг. К счастливым людям тянутся окружающие, все у них получается. Такая энергия улучшает настроение, исцеляет болезни и продлевает жизнь. В дома, где есть счастье, с удовольствием приходят в гости. А есть дома, где обиды, злость, агрессия и ненависть вытеснили добрую энергию прочь из дома, наполнив ее энергией, буквально поедающей тела его обитателей, вселяя в них болезнь под названием рак.
  Она поглядела на Катю и оглянулась на стоящую поодаль Фаю. Потом спросила:
– Надеюсь, вы знакомы с подобными явлениями?
– Еще как знакомы! У меня была подруга, которую рак сожрал буквально за короткое время. Все было у нее: и хороший муж, и  взрослые дети, и золотые руки. Но чего греха таить: ей хотелось чего-то большего. Не дай Бог, кто-то стал лучше или зажиточней жить, – тут же зависть давила ей на душу. Ее престарелая мать пожалела свою не очень путевую дочь, родную, кстати, сестру моей завистливой подруги. И пригласила жить совместно с нею в хате, обещая той, что после смерти этот угол останется за нею. У подруги - злоба и обида: почему не о ней болит душа матери? Почему наследство досталось сестре, а не ей. У Надежды голова просто изболелась от изобретения способов отвоевывания этого самого наследства - полуразвалившейся саманной хатки, состоявшей всего из одной комнаты.
– Да ладно! Бог ей судья! Ее уже нет. Чего вспоминать о старом?! – Вздохнула Катя.
Фая закончила размышление словами:
– Я ведь о чем? Все ее пакости потом бумерангом к ней и вернулись. Не зря говорят: не рой яму другому, – сам в нее угодишь. Сначала к ней пришло недомогание, на которое она же, шутя, ляпнула врачу скорой помощи:
– Да все нормально. У меня уже давно есть предчувствие, что у меня не ОРЗ вовсе, а рак горла.
Верочка встрепенулась:
– Разве можно так шутить с Высшими силами?! Подобные шутки выходят боком. Может сбыться все, даже высказанное в шутливой форме.
– Так оно и получилось. Только и всего, что рак оказался чуть ниже горла.
– Да, Фаина, вы привели очень яркий пример заказа против себя же. Если мы видим себя в роли жертвы, думаем, что жизнь наша безнадежно обречена, так оно и будет. Вселенная поддержит нас в этом убеждении. Мы в мыслях сами составляем сценарий своей жизни.      Поэтому надо уметь руководить своими мыслями и жить с любовью в сердце, состраданием и верой в светлое будущее. Тем более, если вам предстоит операция. Надо все время думать:
– Все у меня будет хорошо! Врачи знают свою работу. Я буду живой и здоровой. А перед самой операцией прочтите молитву» Отче наш». Тогда Бог будет с вами.
И ничего плохого не допустит.
  Верочка после разговора прочитала молитву над водой. Катя в этот день впервые заснула и спокойно проспала до следующего утра. И все оставшиеся до поездки дни пила ее так, как велела целительница.
    Перед поездкой в больницу на взятие соскоба Кате почудился мужской голос:
– Катя, девочка моя, чтобы у тебя все было хорошо, сделай так, как я тебе говорю. Возьми корм, и отдай его трем своим собакам. Увидишь потом, что будет.
  Катя бродила возле собак, много лет служащих семье верой и правдой, и плакала горькими слезами. Как она могла сделать зло тому, от кого исходило лишь добро?
    Она решилась на ослушание. Несколько дней назад у них в очередной раз окотилась кошка. Катя не стала глядеть на ее приплод, а налила молока в миску.  Прочитала молитву над ним.
    И, как была, в рабочей одежде уехала в больницу Она была в таком смятении, что даже не заметила, в чем отправилась в город. Увидела свой промах лишь при возвращении, когда поймала  на себе осуждающие взгляды окружающих людей. На ней была куртка, в которой она управлялась на скотном дворе.  Когда вернулась домой,  узнала, что умер котенок. После поездки за результатами соскоба, отрицающего наличие рака,  заметила: возле кошки копошился только один комочек.
    Подошло время отправляться на операцию. Полной уверенности в положительном исходе хирургического вмешательства у Кати не было. Особенно после пугающих предположений врачебного персонала.
Катя переживала:
– Ничего, жизнь не стоит на месте. Если со мною случится непредвиденное, то свято место не бывает. Муж еще достаточно молод, долго жить один не будет. В селе трудно коротать отпущенный век одному. Новая хозяйка со всем разберется.
    Отправляясь в дорогу, она напоследок оглянулась назад на все близкое и дорогое, окружающее ее все последнее время. На саманную хату, старую, покосившуюся и безликую. И все же такую родную и близкую. Много лет она спасала семью от холода и дождей.
    Потрогала рукой забор, который был под стать хате. Катя при заселении много лет назад покрасила его половой краской. Может, поэтому он до сих пор сохранился.
Заняться окраской и ремонтом забора теперь все как-то руки не доходили. Да и средства
и отсутствие свободного времени не позволяли
    Она погладила каждую из своих собак, всех кошек, коров и телят. Даже с курочками зашла попрощаться. Каждого из животных в этом дворе она когда-то выхаживала, всех любила, как своих детей. Ей было больно до потери сознания при расставании с коровами, которых она теперь не сможет кормить и доить.
     Когда прощалась с коровой Маришкой, та склонила свою умную голову ей на плечо, заглядывая в глаза своими, полными слез глазами. Эта корова всегда очень близко принимала  к сердцу настроение хозяйки.
    - Что же будет с моими коровками? Кто будет их доить, когда Максим уйдет на работу?
И, как угадав ее переживания, к ней подошла племянница Оля:
- Тетя Катя, не переживайте за коров и коз. Я за всеми пригляжу и подою. Пусть только дядька предупреждает, когда будет уходить на двое суток в котельную.
    Катя рада была, что на время ее отсутствия доить коров вызвалась Оля. Хоть они попали в добрые и заботливые руки. С нею у нее складывались самые добрые, доверительные отношения. Пообщавшись друг с другом, они обе чувствовали прилив сил и приподнятое настроение.
  Уезжая, Катя в душе все-таки лелеяла маленькую надежду, что поставленный Кислицыной приговор ее жизни и здоровью не оправдается. В ней теплилась слабенькая надежда, что она еще будет жить  и вернется сюда.
  Вечером муж сообщил Кате, что у кошки не осталось ни одного котенка.
  На следующий день после ее поступления в больницу за нею  зашла медсестра, забрала операционный пакет, объяснила, куда идти и что делать. И отправилась по своим многочисленным делам.
  Катя вздохнула:
- Все у меня будет хорошо! Врачи знают свою работу. Я буду живой и здоровой. Прочитала про себя «Отче наш», попросила у соседок по палате прощения за все видимые и невидимые грехи.  И пошла с хирургическими чулками в руках к операционному залу.       В прихожей сняла с себя халат и нижнее белье. Спрятала белье в карман халата. И в чем мама родила,  засеменила к операционному столу, который напоминал гинекологическое кресло. Только был более внушительных размеров. И сверху над ним свисала брезентовая ширма.
    Медсестры попросили сесть на стол, сделали инъекцию в область спинного мозга в районе позвоночника и стали закреплять ее тело на столе бинтами. К пальцу правой руки прикрепили что-то типа прищепки, чтобы данные о состоянии ее давления были видны врачу на множестве приборов, окружающих место будущей операции.
  Теперь она была накрепко привязана к креслу. Руки ее  сильно затянули в области запястий резиновыми бинтами, широко разведенные до непристойности ноги медсестры задрали вверх. И тоже привязали их. Ослепительно яркий свет освещал холодным светом все вокруг. И раздражал Катю.
    В таком положении она находилась долго, пока не освободился  врач после кесарева сечения в родильном зале, где принял из чрева матери двойню с неправильным расположением плодов.
     Когда он появился в операционной, ширму опустили. Над Катей склонились медики в  хирургических одеяниях и с перчатками на руках. Катя не видела их лиц. Она видела только их руки в резиновых перчатках. Ее руки и ноги стали ужасно тяжелыми. И она их почти не чувствовала.
– Как вы себя чувствуете? – задал вопрос хирург.
- Не чувствую ни рук, ни ног.
Тот только и сказал:
– Вот и хорошо.– И подмигнул ей.
Через некоторое время раздался женский возглас:
– Какой кошмар!
     Катя поняла: в операционной, кроме врача, находились студенты или впервые присутствующие на операции врачи. А, может, и впервые ее осуществляющие под наблюдением заведующего отделением.
  И тут она поплыла, как в тумане. Ей слышались отрывки разговора в комнате в виде загадочно звучащих голосов. Но что именно они говорили, она до конца не могла разобрать.
    Одно только свое имя она слышала без проблем. Кто-то звал ее снова и снова. При этом он умолял ее о чем-то, просил, грозил, заклинал вернуться из окружающей ее черной бездны.  А она не слушала этих призывов, то и дело соскальзывала в темноту, как вареник с вилки.
    Тут она ясно услышала мужской голос:
– Все, зашиваем.
И снова провалилась в бездну безмолвия.
Затем до нее дошел смысл требования медсестры:
– Ну, давайте же, откройте глаза.
  Но она не желала понимать его и подчиняться ему. Ей было так спокойно в этом безмолвии, что она подсознательно не хотела возвращаться к жизни с болями, несправедливостью и проблемами, не хотела снова видеть вредную врачиху из районной больницы и ощущать обиду от ее слов. Сами проглядели развивающуюся опухоль, а обвинили в этом ее, простую и смертную.
    Ей хотелось крикнуть во все горло:
– Оставьте меня в покое!
    Но язык не повиновался. Глаза приоткрылись.
  Через некоторое время она поняла, что ее погрузили на каталку. И везут на ней по коридору. В палате ее, как мешок, сгрузили на кровать, где уже на спинке висел ее халат, оставленный  в прихожей перед операционным залом.
     Понемногу она приходила в себя, с ужасом глядя на свои бесчувственные ноги-столбы. Первым посетителем после того, как Катю привезли из операционной в больничную палату, был старший сын Иван. Он  увидел, как она, захватив двумя руками  чулки, переставляет свои неподвижные ноги с одного места на другое. Сначала одну ногу перенесла  к стене и приложила к ней, потом отодвинула от края кровати другую.
– Мамуль, привет! Чем это ты занимаешься! И что это у тебя на ногах?
--Привет, Ваня! Это компрессионные чулки от кровоизлияний и варикоза. Мне их теперь долго носить.
-А что, операцию сделали уже?
– Да вот, только привезли. Голова работает, а тело не слушается. Ноги до сих пор, как култышки. Вот и развлекаюсь с ними.
Он покачал головой:
– М-да! Я, как  узнал от отца, поспешил в больницу. Ну, чтобы поддержать тебя.    Представь, он совсем поседел от переживания. Весь вечер перед нами с Олесей каялся, как обижал тебя и не ценил. Говорил, что жизни  без тебя не представляет.      
        Кстати, я  от него молоко и сметану привез. И Олеся тут тебе куриный бульон с толченой картошкой передала. Мы узнавали у врача, что тебе можно есть. Может, что-нибудь еще хочешь? Я привезу. Ты только скажи.
        У Кати на  лице появилось подобие улыбки:
– Спасибо, Ваня! Ничего не надо. А вот за бульон спасибо. Хотя здесь по распорядку и дают сносную еду, я-то вторые сутки  без крошки во рту.
      - А что касается отца…- Молчание.-  Прожили мы с ним нелегкую жизнь, полную разных событий, упреков и  обид. Сам знаешь. Даже сейчас я уехала, выслушав от него немало   предположений по поводу  опухоли. По его мнению, возникла она от того, что я изменила ему. И Бог наказал  за это. А вот расстались, и на душу камень лег. Ладно, пусть это останется на его совести. Главное, он осознал, что без меня ему в жизни нелегко будет.
Сын встрепенулся:
– Чуть не забыл о главном: он передал тебе письмо. Говорил, оно придаст тебе силы!
        Катя взяла распечатанный  конверт в руки и прижала к груди. Мельком она увидела, что пришло оно из Тынды из какой-то организации. Но не стала читать,  решив, что сможет сделать это, когда останется одна.
Только подумала: может, в агентстве решили выплатить им с мужем страховые деньги?!
        После короткой беседы, видя, что Катя устала, Иван засобирался домой.
- Ладно, мамуля, отдыхай. Я завтра подъеду.
- Приходи, сынок! Буду рада.
 Он поцеловал ее в щеку. И ушел.
        Катя решила прочитать письмо. Оно было из  отделения милиции. Конверт долго не открывался. Тогда она дернула за одну его сторону. Он  порвался. На кровать выпали два листка. Как подсказывало ей сердце, подобные сообщения надо читать с конца. Именно там пишут о главном.
        Лицо ее озарилось счастливой улыбкой. Следователь сообщал, что заведено уголовное дело против тех, кто в последние месяцы на БАМЕ портил им жизнь. Получалось, он выполнил свое обещание. Зря они с Максимом не доверяли ему. Вся использованная преступниками аппаратура изъята и проходит проверку в экспертном бюро.
        Как она и предполагала, травлей занималась Капелина с соучастниками.
Оказывается, у справедливости нет срока давности. Силы наполнили ее тело. Она по-детски улыбнулась, глядя на бланки, порхающие из ее рук вниз.
        В палате появилась уборщица со шваброй:
- Вы посмотрите на нее: разбросала бумаги по полу. И лежит себе улыбается. – Она подобрала листки возле кровати. - А ты лазь теперь  на больных коленях, за ее мусором,- кряхтела она, доставая еще один листок из-под Катиной кровати.- Тебе говорю, не слышишь что ли?
Она толкнула Катю в плечо рукой с поднятыми с пола листочками.
- Тетя Маня, не ругайтесь. Её недавно из операционной привезли. Она еще под наркозом.
- Ладно, бери  свою пропажу.
Катя протянула руку за письмом. И развернула третий тетрадный лист бумаги:
  - Уважаемые Евсеевы!  Сообщаю вам, что я докопался до истины в вашем нелегком деле. Поначалу не было никаких зацепок. Я долго думал.
        И вспомнил признание врача:
- Когда поступили Евсеевы, в сопроводительном документе мужчины было написано: белая горячка. Я не обнаружил запаха.  И назначил анализ крови  обоим на наличие алкоголя. Результат оказался отрицательным.
        Тогда ноги понесли меня к вашей соседке. Я разговаривал с нею после происшествия, но как-то вскользь. Захотелось допросить  подробно.
        Когда подошел к ее приоткрытой двери, она  разговаривала по телефону, стоя спиной ко мне:
- Что же ты,  подруга, не забрала свое зарядное с фонариком, что ставила в розетку возле соседской двери?
Ей, видимо, ответили.
- Я не видела фонаря из-за соседских вещей, которые те почему-то вынесли из квартиры. Когда их убрали, я и заметила его. Конечно, уберу и вечером привезу тебе.
        Она слушала собеседника.
- Да не надо меня благодарить. Мы ведь с тобой подруги. Мне в радость проведать тебя. А у нас тут такое произошло! Соседи с ума, наверное, сошли, выпрыгнули в окно. И их  с травмами отвезли в Ставрополь.
- Ладно, пока! Жди вечером.
        Я кашлянул, чтобы привлечь внимание хозяйки:
- Здравствуйте, Татьяна Степановна! С кем это вы так любезно беседовали?
- С давней подругой- Любовью Васильевной. Такая женщина компанейская. Мы с нею с молодости дружим.
- С Капелиной что ли? И давно вы виделись в последний раз?
- Да как раз за день до случая с соседями. Она приехала днем. Мы с ней так хорошо посидели. И ночным поездом уехала.
- А про какой фонарик шла речь, если не секрет?
- Секрета нет. Ей ночью предстояло возвращаться домой. И она поставила свой фонарь на зарядку в розетку возле квартиры Евсеевых. Сказала, что там ей по пути. А сама забыла его. Теперь вот думаю: пообещала подруге привезти его сегодня. А самой  на прием к врачу.
- Если хотите, я отвезу его хозяйке. Все равно туда еду.
- Очень буду вам признательна. А зачем вы приходили-то?
-  Просто хотел убедиться, что квартира Евсеевых закрыта и опечатана, - соврал я.
        И тут же отвез изъятое устройство на экспертизу.  На следующий день получил заключение, что это талантливо переделанный  в оплетке прибора для уничтожения комаров. И настроен он на частоты, которые у человека вызывают нарушения психики.  При длительном его воздействии  возможен даже летальный исход.
        Так что, Екатерина Андреевна! У вашего мужа не было белой горячки. Произошло все из-за этого прибора. А когда  вы открыли дверь своей спальни, проводив родственников, то и сами попали под его воздействие. Отсюда и ваше волнение, и вера в иллюзии мужа, и ваш странный прыжок ради спасения жизни.
        Так раскрытие первого дела в моей практике сдвинулось с места. И я рад, что довел его до логического завершения. Остальное вам известно из официального письма. У Кати от счастья слезы потекли по щекам. 
        В ее душе, казалось, наступила весна. Да и за окном осенняя непогода вдруг сменилась теплыми и ясными днями. С деревьев сыпались разноцветные листья. Небо стало чистым. По нему заспешили миниатюрные барашки белых облаков, ласкающие глаз и душу. Казалось, природа радовалась Катиному благополучному решению многих вопросов, и особенно неожиданно возникшей неясностью со здоровьем.
        У соседки по палате вместо звонка из телефона послышалась мелодия Катиного любимого романса « Белой акации гроздья душистые». От этих слов и мелодии она пришла в блаженное, умиротворенное состояние, по всему телу побежали мурашки. Ей захотелось  плакать от светлой, щемящей грусти в душе.
      Катя была счастлива, что продолжает жить, что в семье у нее все наладилось, что есть еще добросовестные следователи, исполняющие свои обещания. В голове у нее назойливо вертелись очень простые мысли, помогающие ей во все трудные моменты бороться со сложностями жизни; «У меня все хорошо, и будет еще лучше! Я так сильно этого хочу! И обязательно так будет»!
 Она всей душой ощущала приближение  новой ее части жизни – счастливой, без проблем и неприятностей.