Побег из Тартара. Глава 19. В ловушке

Не бывает в средней полосе России землетрясений. И слава Богу! Нам только их тут не хватает для достижения полного и безоговорочного счастья. И так хлебаем по полной программе: зимой у нас морозы — деревья трещат и раскалываются пополам; снегопады —  не выйдешь из дому, просто потому что дом занесло снегом по самую крышу; и гололед, и заносы на дорогах, и ледяные дожди. Ураганные ветра у нас — торнадо проносятся на зависть Штатам. А летом! Летом у нас жара — плавится асфальт, летом пожары — практически земля горит под ногами. Короче, хватает нам всяких «радостей» и без землетрясений, видно поэтому матушка-природа не допустила еще и этой напасти на нашу голову. Пожалела.
Правда, с проблемой колебаний земной поверхности в Средней полосе России тоже не все шоколадно. Иногда и до нас долетают подземные волны — отголоски особенно сильных стихийных бедствий из сейсмически опасных районов. Даже Москва, стоящая на прочной тектонической плите, несколько раз ощущала на себе тряску и движение глубинных слоев Земли, правда, отделывалась всегда легким испугом: завибрировали полы под ногами, попадала посуда, покачались люстры, да треснуло несколько стекол в окнах — естественный ход жизни обывателей не нарушался. Мало кто догадывался, что в этот момент под городом пробежала волна — отголосок колебаний от чудовищного разлома земной коры в далеком горном районе. К тому же, сейчас достоверно известно, что, как раз Москва стоит на стыке четырех тектонических плит, и в одно прекрасное (ужасное) время суток ее может тряхнуть не по-детски, а вовсе, по-взрослому.
В тот день, когда Ира решила посетить подругу сейсмическая обстановка в мире в общем и целом определялась, как совершенно спокойная, поэтому было удивительно, когда с зимнего неба, пусть и закрытого снеговыми облаками, раздался оглушительный грохот, как при особенно сильном грозовом разряде в жаркий июньский полдень. С потолка в приемном отделении с крепежей сорвалась люстра, и, повиснув на шнуре, невозмутимо продолжила освещать приемный покой. Персонал второго — главного корпуса Центральной Городской больницы вместе с ходячими больными, неуклюже взмахивая руками, повалился на пол и друг на друга, истории болезней, выписки, рентгеновские снимки, подносики с таблетками, не говоря уже о канцелярских принадлежностях, веером разлетелись по всему полу, а сам пол довольно ощутимо затрясло и, словно бы, выдернуло у всех из-под ног. Хуже всего пришлось тем, кто находился в процедурных кабинетах: шприцы, наполненные лекарствами, разлетелись, потеряв свою стерильность, флаконы с изотоническим раствором грохнулись вместе со стойками для капельниц.
— Что это было? — медсестра Екатерина Ивановна с трудом поднималась на ноги. При ее полноте быстро не вскочишь, пришлось сначала встать на четвереньки, а уж потом, оперевшись рукой о стол, принять вертикальное положение.
Помощница Марина держалась за лоб, она врезалась в металлическую дверцу шкафа для лекарств.
— Учения, что ли какие? Вот уроды! — Марина ругалась и рассматривала в чудом удержавшемся на стене зеркале шишку свинцового цвета — и вот в таком виде придется еще работать почти сутки! — Это же надо, так низко пролететь! От одного грохота можно сердечный приступ получить! Хоть бы кто-нибудь сообщил куда следует — беспредел прямо! Вы когда-нибудь такое слышали?
— Нет. Да полигон-то, далеко от нас, — кряхтела, поднимаясь, Екатерина Ивановна. — Никогда у нас тут не летали. Совсем о народе не думают!
В областном центре пыхтел на ладан завод по производству деталей к моторам самолетов-истребителей. Завод, естественно, был засекречен, но основная масса жителей города трудилась именно на нем, поэтому о его существовании знали практически все обитатели окружающих населенных пунктов. Завод то останавливал производство, но снова развивал бурную деятельность, сейчас он, видимо, пребывал в своей активной фазе и приступил к испытаниям выпускаемой продукции. Обычно рев проносящихся машин доносился издалека, с закрытого полигона за лесом, но сегодня эти военные-испытатели перешли всякие границы дозволенного!
Женщины поднимали упавшие медикаменты и доставали из упаковок стерильные шприцы — все, что приготовили заранее было испорчено — шваброй заметали осколки в угол, потом надо будет позвать уборщицу, а пока некогда.
Екатерина Ивановна вдруг напряглась и прислушалась.
— Слышишь? — обернулась она к Марине.
За пределами процедурного кабинета нарастал отчаянный гвалт:
— Вон там горит!
— Пожар!
— Твою матерь! Это же третий корпус!
— Да звоните быстрее «01»!
— Степаныч, чего стоишь?! Гарнизуй там своих лбов! Больных же эвакуировать надо! 
— И что за день сегодня такой?! С самого утра никакой работы!
— Господи, а я уж думала, землетрясение, что ли?!
Зима. Еще только три часа дня, а уже начинают сгущаться сумерки. Огромное белоснежное облако странного огня закрыло третий корпус, оно красиво и чрезвычайно ярко сверкало, слепило глаза всему контингенту второго корпуса, прилипшему к окнам. Вроде и не огонь, а что же тогда? Маленькое здание накрыло словно искрящимся туманом, во все стороны выбрасывало длинные языки белого света, однако, деревья, которых вокруг корпуса было посажено предостаточно, кажется не пострадали, хотя из-за яркости огня было плохо видно, приходилось прикрываться ладонями, словно все смотрели на Солнце. В сгущающейся темноте нестерпимо сияли яркие сполохи — невозможно смотреть.
* * *
Здание, построенное здесь еще до революции и доставшееся городскому хозяйству в наследство (а может, реквизированное большевиками) от старинной усадьбы какого-то помещика, твердо стояло на прочном фундаменте, но прокатившаяся над землей волна была подобна сокрушительному цунами — попадали все: и люди, и мебель.
Примерно такие волны Ира однажды видела в океане, когда отдыхала в компании однокурсников дикарями. Их палатки стояли прямо на берегу и всех тогда чуть не смыло в открытое море — такой начался шторм.
Вот и сейчас девушке показалось, что само здание оторвалось от земли, крутанулось в воздухе и со всего размаха рухнуло обратно на свой фундамент. Оставалось дивиться, как оно не рассыпалось на отдельные блоки и на отдельные кирпичики, во всяком случае, Ира была уверена, что потолок разломился и просыпался, а все люди, находящиеся в отделении погребены под обломками.
Ей казалось, что она завалена камнями наглухо, без малейшего просвета, ей стало трудно дышать, глаза она крепко зажмурила и боялась открыть, но зато пропала ужасная тяжесть на спине и никто больше не держал ее за волосы — спасибо и на этом. Не открывая глаз, Ира быстро поползла, нашаривая руками свободное пространство впереди себя, до тех пор, пока не наткнулась на стену. Позади нее оставался фильм ужасов: там все пространство поглотил леденящий то ли крик, то ли визг того самого существа, с тухлым запахом. Про себя Ира вознесла благодарственную молитву Господу за чудесное спасение и освобождение. Стоило только ей почувствовать на своей коже ледяные пальцы, потянувшие на спине за кофточку, как грохнул взрыв, и существо выпустило ее из своих лап, ему стало не до нее.
Из коридора доносились крики, видно на самом деле сработало какое-то устройство. Да она же сама слышала, как в новостях передали о террористах, взорвавших автобус, а ведь их, кажется, так и не поймали. Странно, что ни охранники, ни полиция не могли открыть дверь Ритиной палаты: в нее долбили, стучали, а дверь, как была захлопнута, так и оставалась.
— Убивают! Нас убивают! — визжали чуть ли на ультразвуке.
— Ой! А меня уже убили!
— Все собираются возле палат! — это уже голос врача, который отвечал за эвакуацию больных при пожаре. Ира знала, что есть такая обязанность.
— Владимир Палыч, где охрана? Нас надо эвакуировать! — это орут по телефону, определила девушка из-под кровати.
— Саня, Коля, что там с огнетушителями?! Что вы мечетесь?!
— Да куда заливать-то?! Вроде и огня-то нигде нет!
— А вы пробегитесь по палатам, матерь вашу! Вам надо, чтобы мы тут сгорели сначала?!
— Контингент! Никто никуда не бежит, Чайников, стоять!
— Злобные, мерзкие твари! Дохните сами, и драконы ваши пускай сдохнут! Продажные, непотребные проститутки и извращенцы! Чего смотрите?! Я все видел: вызвали сюда Вавилонскую блудницу на Звере! Только демон-то не дурак: не впускает ее! Да вон же они!
— А-а-а! — дальше шел сплошной визг, топот, грохот, ничего разобрать в истошных воплях из коридора стало невозможно.
Сверху над Ирой (оказывается, она заползла под кровать) громко стонала Рита, извивалась под своими ремнями, и запоздалая мысль резанула болью:
«Что же я не выпустила ее?!»
Девушка раскрыла глаза: вроде нигде не горело, только отвратительный тошнотворный запах гари, какой бывает после пожара, заполнял палату, к нему добавился гнилостный душок — тошнота поднялась комком к горлу. Ира выползла из укрытия: надо развязать Риту и спасаться, пока возможно, но стоило встать на ноги, как чья-то сильная невидимая рука со злобной яростью отбросила ее от кровати. Ире показалось, что она попала под удар молота, пролетев спиной к окну, она рухнула со всей силы на унитаз — в руке раздался мерзейший хруст, который вызвал болезненную судорогу по всему телу. Рука прямо на глазах распухла и налилась багровыми и фиолетовыми оттенками, боль вспыхнула, почему-то, в голове. Ира вытерла струйки крови изо рта, из носа и прижалась к стене, пережидая, пока перестанут плясать перед глазами разноцветные круги, кажется, на секунду она даже отключилась — такой перезвон поднялся в ушах.
— Беги, дура! Беги отсю..! — Риткин вопль, возвративший Иру в реальность, оборвался на полуслове, перешел в пронзительный визг и замер, уступив место непередаваемому булькающему звуку, дикому, как рев смертельно раненного животного, еще живого, но плоть которого уже терзают зубы удачливого хищника.
От таких криков у Иры волосы поднялись на голове. Она увидела, как неестественно выгибается Рита на кровати, как в животе у нее что-то бьется, приподнимая кожу, вспучивая ее изнутри, словно кто-то лез оттуда — такое Ира видела только в кино, в самых страшных триллерах. А дальше происходило, вообще, что-то совершенно ужасное: Рита сорвала себе голос и уже даже не хрипела, не выгибалась — обмякла. Тело ее лежало, как тряпка, скорее всего, от боли она потеряла сознание, из живота хлынула кровь, заливая бок: непонятно кто (демон?) непонятно чем делал разрез. Он торопился — снаружи нарастал грохот.
Всей душой Ира желала, чтобы в палату ворвался толстый охранник. Заклинило, что ли, почему никто не входит? Дверь в палату оставалась все еще наглухо закрытой, хотя снаружи в нее стучали и долбили по-прежнему.
Девушка вжалась между стеной и унитазом в узкую щель, придерживая сломанную руку и тоже орала, что есть силы — на ее глазах происходило что-то страшное, странное, непонятное, жуткое — Риту убивали. Хладнокровно и жестоко. В палате был невидимка и о его движениях можно было догадываться лишь по движениям Ритиного бесчувственного тела.
К своему стыду Ире было так страшно, как никогда раньше: впервые в жизни она испытала настоящий животный ужас, и страх за свою жизнь пересиливал страх за жизнь подруги. Но Ира не была бы собой, если бы осталась сидеть и дрожать в своем уголке, возле унитаза. С трудом поднявшись на ноги, не замечая грохота вокруг себя (трудно было разобраться, где грохотало громче: в голове или вокруг нее самой. Тело помогало подняться, выбрасывая в кровь адреналин — агрессивный гормон, придающий силы), она пригнула голову и кинулась вперед, на невидимого врага, убивающего подругу.
В тот же момент воздух вокруг Иры взорвался второй раз с непередаваемым громовым раскатом, а когда все помещение залил чистый яркий свет девушка поняла: Бог существует! Всемилостивый и всеблагой Господь послал ей во спасение своих ангелов. Тело Иры снова ринулось под кровать, в спасительное убежище.
И не надо, смотреть и усмехаться с таким презрением, неизвестно, как повели бы себя мы с Вами, окажись на ее месте, ведь мы беспомощны перед силами стихийными и сверхъестественными — противостоять им не можем.
В страхе своем Ира крепко зажмурила глаза, отдавая себя и Риту в руки Господа. Отчего-то ей казалось, что он защитит их, даже нет — она была уверена в этом, как и в том, что в палате находится много существ, вовсе не людей, возможно даже не гуманоидов. Низкий и хриплый вибрирующий отчаянной тоской вой не мог принадлежать ни одному человеческому существу. Он резал уши, словно вели железом по стеклу, в унисон ему вторил другой голос — послабее, но чем-то похожий на первый — оба они злобно сопротивлялись нарастающему гулу такой силы, что Ира сжалась, лежа в пыли и пыталась одной рукой заткнуть себе оба уха, всерьез опасаясь оглохнуть. Леденящий душу смертельный визг демона перешел в оглушающий вибрирующий вой, от которого Ира заорала от боли в ушах, а потом резко наступила тишина.
Некоторое время девушка, не шевелилась под кроватью, в напряженном ожидании опасности, но больше ничего не происходило, и она открыла глаза, удивляясь ватной тишине вокруг себя. Ослепительный белый огонь постепенно померк, уступая место зимним сумеркам второй половины дня и свету электрического светильника. Ира выползла из укрытия и кинулась к подруге, больную руку она держала прижатой к груди, а здоровой помогала себе подняться на ноги, но они отказывались ее держать. Ира приподнялась, стоя на коленях
Бледная, как стены в своей палате, Рита, оказалась в сознании, но, кажется, Иру она не узнавала и, вообще, вряд ли видела что-нибудь — широко распахнув глаза, девушка смотрела перед собой, быстро и часто дышала, слегка подрагивая всем телом.
— Риточка, держись, держись, — Ира глянула на рану и чуть сама не потеряла сознание от вида вспоротого живота подруги.
— Забрали, — шевельнулись синие губы, а безумные глаза нашли Иру. — Они забрали их обоих.
— Молчи, Риточка, ничего не говори.
Ира помотала головой, слова проходили словно сквозь беруши, долетали, как бы издалека до нее, голова кружилась, но заострять внимание на шкурных вопросах сейчас она не могла. На четвереньках она вытащила себя из палаты, легко открыв дверь, которая десять минут назад не поддавалась чудовищным ударам снаружи, и угодила прямо по каске пожарному в оранжевом брезенте.
— Врача сюда! Помогите! Человек умирает! — заорала что есть мочи Ира.
Здоровой рукой она вцепилась в оранжевые штаны и попыталась подняться. Широкий холл отделения оказался наполнен людьми в полицейской форме, пожарными, тянущими шланг, медперсоналом, беспокойно снующим по коридору. Внезапно ослабевшие пальцы сорвались с жесткого брезента. Падая, она успела увидеть бегущие ноги, а в голове все кружилось и вертелось, Иру медленно уносило в открытый океан навстречу идущей высокой волне, но вдруг ее подхватило неожиданно мягкое теплое течение и сразу стало уютно и спокойно. Ласковые тихие волны гладили ее по голове и шептали что-то успокаивающее, умиротворяющее — впервые за весь этот длинный день Ира глубоко вздохнула и расслабилась.
Крепко и бережно прижав девушку к себе, Женя вынес ее из третьего корпуса и поспешил в приемное отделение…