Уильям Морроу. Его непобедимый враг

Меня вызвали из Калькутты в самое сердце Индии провести сложную хирургическую операцию – надо было оперировать женщину из числа придворных раджи. Сам раджа показался мне человеком благородного характера. Впрочем, как я узнал позже, он  был наделен чувством жестокости чисто восточного свойства, которое так не вязалось с его расположенным к мечтательной неге нравом. Раджа был так благодарен мне за успешно выполненную задачу, что настоял на том, чтобы я остался погостить у него во дворце столько времени, сколько сочту нужным. Я с благодарностью принял его приглашение.

Один из слуг раджи привлек мое внимание своим поразительным злонравием. Его звали Неранья. Я уверен, что в венах слуги венах текла малайская кровь, ибо в отличие от индийцев (с которыми он разнился и цветом лица), он был необычайно подвижным, активным, нервным и чувствительным. Его извиняла лишь всепобеждающая любовь к своему хозяину.
Однажды нрав Нераньи довел его до совершения жестокого преступления – он закол насмерть кинжалом придворного карлика. В наказание раджа приказал отрубить Неранье правую руку (нанесшую смертельный удар). Приговор был грубо и неуклюже приведен в исполнение глупым малым с топором и я, будучи хирургом, был призван с целью спасти Неранье жизнь, совершив ампутацию обрубка руки так, чтобы лишить несчастного даже малого остатка органа.

После этого Неранья только удвоил свою враждебность. Его любовь по отношению к радже сменилась на ненависть, и в приступах безумного гнева он отбрасывал всякую осторожность. Однажды, будучи доведен до ярости насмешливым обращением раджи, слуга набросился на хозяина с ножом, но, к счастью, был вовремя схвачен и обезоружен. К непередаваемому ужасу Нераньи, за совершенное злодеяние раджа приказал ампутировать ему вторую руку. Операция была проделана подобно первому разу. Все это послужило лишь временной удавкой для буйного нрава Нераньи, или, вернее, для внешних проявлений его дьявольской натуры. Будучи лишенным рук, он первое время целиком и полностью отдался на милость прислуги, обеспечивавшей его непосредственные нужды. Мне было поручено наблюдать за исполнением этой прислугой своих обязанностей, с целью обеспечить их неукоснительное выполнение, ибо я заинтересовался судьбой этого ущербного существа.

Ощущение беззащитности, вкупе с неумолимой жаждой мщения, план которого он в тайне разработал, способствовали тому, что вспышки свирепого, порывистого и непредсказуемого нрава Неранья сменил на тихое, спокойное, даже заискивающее поведение,  вводившее  в полное заблуждение всех окружающих, включая самого раджу.
Будучи необыкновенно подвижным, умным и ловким, а также наделенным непобедимой волей, Неранья все свои усилия направил на повышение силы и ловкости своих ног, включая пальцы,  и во всем этом он добился такого  успеха, что научился проделывать со своими нижними конечностями совершенно удивительные трюки. Таким образом, его физическая способность совершения злодейских и разрушительных поступков в значительной мере восстановилась.
Однажды утром единственный сын раджи, отличавшийся необыкновенно милым и благородным нравом, был найден мертвым в своей постели. Его убийство было совершено самым жестоким образом - тело его было ужасно обезображено, но самым ужасным мне показалось то,  что у принца были отрублены руки, которых никто так и не смог найти.

Смерть молодого человека почти свела раджу в могилу. Лишь после того как мне удалось  буквально выходить раджу до мало-мальски сносного состояния здоровья, я приступил к систематическому расследованию совершенного убийства. Я ничего не сообщал о своих открытиях и выводах до тех пор, пока собственные расследования раджи и его придворных не завершились неудачей.  После этого я подал радже письменный отчет, в котором были подробно проанализированы все обстоятельства дела, и завершил свое расследование выводом о том, что преступление совершил Неранья.

Раджа, будучи убежден моими аргументами, тут же приказал казнить Неранью, причем распорядился  исполнить его приказ, не торопясь,  и с применением разнообразных  пыток. Приговор наполнил меня ужасом, и я умолял раджу застрелить злодея. В конце концов, движимый чувством благодарности ко мне, раджа уступил моим просьбам.
Когда Неранье предъявили обвинение в убийстве, он, конечно, все отрицал. Однако, убедившись в уверенности раджи, Неранья отбросил всякую сдержанность. Пританцовывая и смеясь, с дикими ужимками и визгами, он признался в своей вине и принялся радостно и торжествующе скрежетать зубами, в полном сознании  ужасной смерти, которая его ожидала.

Той ночью раджа обдумал все детали дела, и наутро он проинформировал меня о своем решении. Решение было таким: Неранье оставят жизнь, но обе ноги переломают молотками, после чего я должен буду ампутировать до самого основания обе нижние конечности! К приговору прилагалось дополнительное распоряжение о том, что обезображенный новыми ампутациями злодей должен будет подвергаться регулярным пыткам таким способами, какие буду придуманы позже.

Удрученный до глубины души ужасной обязанностью, вновь возложенной на меня, я тем не менее выполнил ее с успехом и ничего более добавить к этой части трагедии не желаю. Неранья с трудом пережил операцию, он был на волосок от смерти, и ему потребовалось долгое время на то, чтобы частично восстановить свои сокрушенные было жизненные силы.
В течение всех этих недель раджа не виделся с Нераньей и не справлялся о его состоянии. Однако, когда по долгу своей службы я дал радже отчет о том, что состояние Нераньи улучшилось и его силы восстановились, глаза мятежного слуги просияли и он с новой энергией взялся за свою смертоносную деятельность, выйдя  из того ступора, в который он был столь долго погружен.

Дворец раджи был благородной постройки, но сейчас опишу лишь главный холл. Это была огромная палата, пол которой был выложен инкрустированным камнем, а своды были покрыты арками, уходившими в сводчатый потолок. Мягкий свет пробивался через цветное стекло на крыше и высокие окна по бокам. В середине комнаты бил высокий фонтан, выбрасывавший стройный и высокий столп воды, с маленькими брызгами. Посередине одной из сторон, в половину расстояния до потолка, над холлом нависал  балкон, который сообщался с верхним этажом крыла, из которого вниз вела каменная лестница. В жаркое летнее время в холле царила восхитительная прохлада. Это было любимое место отдыха раджи и, когда стояли удушливо жаркие ночи, он приказывал перенести в холл свою лежанку, где и почивал.

Главный холл был выбран местом расположения постоянной тюрьмы Нераньи, он должен был оставаться здесь до конца своих дней, лишенный малейшей возможности бросить хотя бы мимолетный взгляд на сияющий мир или славные небеса. Человеку, подобному ему, в отношении  буйной и  неуступчивой натуры, такое заключение было хуже смерти. По приказанию раджи для Нераньи была построен металлический манеж, круглой формы, приблизительно четырех футов в диаметре, подпираемый четырьмя тонкими железными опорами, который был размещен на высоте десяти футов, между балконом и фонтаном.

Такова была тюрьма Нераньи. Глубина клетки была около четырех футов, а верх клетки был оставлен открытым для удобства прислуги, которой был вменен в обязанность уход за заключенным. Все эти предосторожности были предприняты по моему совету, ибо хотя теперь Неранья был лишен всех четырех конечностей, я все-таки опасался, что он сможет развить невероятную силу, и окажется способен на какую-либо отчаянную проделку. Для сообщения с заключенным прислуга пользовалась приставной лестницей.

После того, как все приготовления были сделаны, а Неранья помещен в свою клетку, раджа появился на балконе для того, чтобы впервые взглянуть на пленника после последней ампутации. Неранья лежал, беспомощно перекатываясь по полу своей клетки, но когда его чуткое ухо уловило звук шагов раджи на балконе, он потянулся до тех пор, пока голова его не уперлась в перегородку,  и он смог выглянуть наружу через открытую часть клетки. Так два смертных врага уставились в глаза друг другу. Строгий лик раджи побледнел при виде дикого и бесформенного существа, вперившего в него свой взгляд, но вскоре правитель взял себя в руки и его взгляд вновь обрел властную и зловещую силу. Черные волосы и борода Нераньи отросли, и теперь  лишь добавляли свирепости его виду. Его глаза, устремленные на раджу, блестели зловещим светом, губы были слегка разведены.  Слуга жадно ловил воздух, его лицо было белым от ярости и отчаяния,  тонкие и раздутые ноздри подрагивали.
Раджа сложил руки и пристально поглядел со своего балкона на жуткого урода, которым он сделал Неранью по своей воле. Трудно словами передать жуткий пафос этой картины, скрытую в ней  бесчеловечность, глубокую и зловещую трагедию!

Кто смог бы равнодушно смотреть на дикое отчаяние  этого пленника,  увидеть и понять бурю в его душе, взлетающее и задыхающееся на излете чувство, ничем не скованную, но бессильную ярость, фанатичную жажду мщения, глубже самого ада!
Неранья пристально глядел, его бесформенное тело вздымалось, глаза сверкали и вдруг сильным и ясным голосом, гулко прозвучавшим в большом холле, он выкрикнул в лицо радже самые ужасные оскорбления и проклятия, которые только могли быть произнесены. Он проклял материнское лоно, которое носило раджу, пищу, которая его питала, богатство, которое принесло ему власть, проклял его во имя Будды и всех мудрецов, проклял именем солнц,  луны и звезд,  континентов, океанов и рек, именем всего живущего, проклял его голову,  его сердце  и внутренности, в  вихре непроизносимых слов громоздя все более неслыханные  проклятия и оскорбления, слуга назвал правителя  клоуном, зверем, тупицей, дураком, лгуном, бесстыжим и беспримерным трусом.
Раджа выслушал все это спокойно, не шевеля ни одним мускулом и ничуть не поменяв выражение лица, и, когда несчастный урод истощил запас своей силы, обессилено и молча рухнув на пол, властитель со зловещей и холодной насмешкой на устах повернулся и удалился.

Шли дни. Раджа, не сдерживаемый проклятьями Нераньи, еще больше времени проводил  в главном холле и чаще спал там по ночам.  В конце концов, Неранья устал изрыгать свои проклятия и впал в угрюмое безмолвие. Слуга был предметом моего изучения, и я пристально наблюдал за каждой мимолетной переменой его настроения. Чаще всего сейчас слуга пребывал в  состоянии жалкого отчаяния, которое он отважно пытался скрыть. Даже благословенный дар самоубийства был ему заказан, так как в то мгновение, когда Неранья принимал вертикальное положение у стенки манежа, край его клетки и ограда располагались едва ли на фут выше его головы. При всем желании, Неранья не мог перенести свое тело за ограду и разбиться о каменный пол, а когда он пытался заморить себя голодом, охранники насильно заталкивали пищу ему в глотку, так что он вскоре бросил свои попытки. По временам  взгляд слуги загорался, дыхание учащалось, ибо в нем работало чувство мщения, но постепенно он успокаивался, делался более послушным и даже становился приятен и учтив, когда я с ним разговаривал. Раджа еще не привел в исполнение ни одну из пыток, которые он придумал для Нераньи и, хотя тот и знал, что пытки замышлялись, он никогда не упоминал о них и не жаловался на свою судьбу.

Ужасная развязка ситуации наступила одной ночью и даже сейчас, спусти столько лет, я с дрожью приступаю к ее описанию.
Ночь была жаркой, раджа отправился спать в холл и улегся на высокий лежак, размещенный прямо на полу под краем балкона. Я не мог от жары заснуть в моих покоях, и решил осторожно пробраться в холл через тяжелые портьеры со стороны наиболее далекой от балкона части холла. Приблизившись, я услышал своеобразный мягкий звук над журчащим фонтаном. Клетка Нераньи была частично скрыта от моего взгляда струей фонтана, но мне показалось, что необычный звук шел именно из клетки. Крадучись вдоль неосвещенной линии стены, я увидел его в слабом и тусклом свете лампы, освещавшей зал, и  понял, что моя догадка была правильной – притихший Неранья был занят работой. Меня пронзило любопытство и, понимая, что на уме у него может быть лишь какой-то злой умысел, я облачился в толстый халат, лег на пол и приступил к наблюдению за слугой.

К моему изумлению, тот был занят тем, что зубами разрывал холстину, служившую ему одеждой. Он проделывал это с осторожностью, бросая частые взгляды на раджу, мирно спавшего на постели внизу. То, как надорвав нитку на своей холстине, Неранья прикреплял ее зубами к ограде клетки, а затем откатывался обратно, очень походило на работу гусеницы и, из-за таких действий все более удлинявшаяся нить постепенно истончала одеяние слуги. Он повторял эту операцию с невероятным терпением и выдержкой до тех пор, пока вся его накидка не была размотана до последней нити. Две или три нити он соединил и связал в узел зубами, губами и языком, затянув его таким образом, что один конец веревки он связал в узел вокруг своего туловища,  а другой – зубами прикрепил к краю ограды клетки. И вот тут меня осенило, что он собирается предпринять отчаянную попытку – безумную в отсутствие рук и ног – убежать из своей клетки! Для чего? Раджа спал в холле. Боже, я, кажется, понял! – и у меня перехватило дыхание. О, безумная сила отчаяния, сумевшего расшатать столь ясный и твёрдый ум! Даже если ему удастся невозможное – перемахнуть через ограду клетки с тем, чтобы упасть на пол холла (ибо как он сможет съехать на веревке!), Неранья будет немедленно убит или оглушен, а даже если ему удастся избежать и этих опасностей - он не сможет заползти на лежак, не разбудив раджу. Пораженный безумным упорством урода и убежденный в том, что в силу страданий и бесплодных умствований он потерял рассудок, тем не менее, я продолжал наблюдать за Нераньей с затаенным дыханием.

Связав остальные нити, подобно  обезьяне, слуга одним взмахом переместил свое тело на другой конец клетки. Неранья схватил зубами длинную часть нити,  свисавшую с края ограды, затем, извиваясь всем телом, с трудом, принял вертикальное положение. Наконец,  облокотившись спиной об ограждение, ему удалось поднять подбородок выше уровня клетки и подобраться к концу веревки. Он усилил захват подбородком каната и с огромным усилием извиваясь нижней частью спины, начал постепенно подниматься вверх по одной из стенок клетки. Усилия его были чрезвычайны,  временами Неранья останавливаться передохнуть, его дыхание при этом было тяжелым и учащенным,  ведь  даже отдыхая, он испытывал невероятную нагрузку, так как канат сдавливал ему дыхательное горло, и почти уже было задушил его.

После невероятных усилий Неранья приподнял нижнюю оконечность своего тела над краем манежа,  так что верхний край ограды теперь приходился ему на уровне нижней части брюшной полости. Постепенно Неранья перевалил большую часть своего тела через ограду, медленно сдвигаясь назад до тех пор, пока избыток веса тела не перетянул его на внешнюю сторону, а  затем, в коротком рывке, он взметнул голову и плечи и распластался в горизонтальном положении прямо вдоль парапета. Конечно, он рухнул бы, если бы только не удерживал зубами край верёвки. Слуга с такой поразительной точностью  отмерил расстояние между своим ртом и той точкой, где веревка была привязана к перилам, что веревка натянулась и остановила его именно в тот момент и в том положении, когда он горизонтально улегся на парапете. Если бы кто-то когда-то сказал мне, что  трюк, который я только что увидел в исполнении этого человека, возможен, я счел бы этого человека отъявленным лгуном.

Теперь Неранья балансировал на своем животе на парапете. Он несколько облегчил свое положение, свесившись вниз с обеих сторон парапета, насколько это было возможно. Отдохнув таким образом несколько минут, Неранья начал постепенно соскальзывать назад, медленно пропуская веревку через зубы, натыкаясь почти на фатальные трудности с прохождением узлов. Вполне возможно, что веревка выскользнула бы у него из зубов, как только он несколько ослабил бы свою хватку, если бы не чрезвычайно оригинальный план действий и средство, к которому он прибегнул. План состоял  в том, что еще до  своей грандиозной попытки побега, Неранья обернул верёвку вокруг своей шеи, таким образом обеспечив тройной контроль - один зубами, второй - шеей и третий – прижимая веревку щекой к плечу. Сейчас стало очевидно, что все мельчайшие подробности изощренного плана были продуманы Нераньей с поразительной тщательностью задолго до нынешней попытки и что, возможно он провел недели в умственном напряжении по разработке своего плана. Наблюдая за ним, я вспомнил все те невероятные движения, которые он проделывал на протяжении последних недель – наверняка с целью натренировать свои мышцы для той безмерно трудной работы, которую ему теперь пришлось проделывать.

Невероятная и не первый взгляд просто невозможная часть его задачи была выполнена! Мог ли он теперь безопасно достичь пола? Слуга медленно сполз по ограде, ежесекундно рискуя упасть, но его нервы не дрогнули ни на мгновение, и я видел чудесный свет в его глазах. Как будто в каком-то рывке его тело переместилось на наружную сторону ограды, за которую он теперь держался подбородком,  продолжая удерживать веревку в зубах. Его подбородок медленно соскользнул с ограды, и слуга  повис на веревке, которую продолжал крепко удерживать зубами. Почти незаметным образом, с бесконечной осторожностью, Неранья начал спускаться на веревке и, в конце концов, его тело скатилось на под,  в целости и невредимости!

Какой дивный трюк теперь исполнит этот нечеловеческий монстр!? Он был быстр, силен и в состоянии помешать претворению любого враждебного замысла, но я решил не вмешиваться в эту необычную сцену до тех пор, пока не увижу надвигающуюся опасность.
Я, должен признаться, был сильно изумлен, наблюдая как Неранья, вместо того, чтобы направиться в сторону спящего раджи, выбрал противоположное направление. Итак, в помыслах у него был побег, а не убийство раджи! Но как он мог убежать? Единственный возможный путь наружу лежал через лестницу, ведущую на балкон, и затем – двигаясь по коридору, примыкавшему к балкону, он мог предать себя в руки расквартированных там британских солдат, которым могло бы прийти в голову спрятать его. Но уж точно Неранья не сможет взобраться по лестнице! Тем не менее, именно к лестнице он и  направился. Его метод решения задачи был таков:  перекатившись на спину, нижним концом своего тела упираясь в ступень, он выгибал спину подобно арке, а затем, немного приподняв свои плечи и голову, выпрямлялся. Затем Неранья проталкивал нижнюю часть туловища немного вперед на то расстояние, на которое он приподнял и протащил свою голову, повторяя это движение снова и снова, выгибая при этом спину, упираясь головой в пол. Продвижение слуги было мучительно долгим и медленным, но разумным, и, в конце концов, он достиг нижней ступени.

Было очевидным, что  безумной целью слуги было - взобраться по лестнице. Как же сильно было в нем желание свободы! Извернувшись и приняв вертикальное положение, облокотившись о перила, Неранья посмотрел на ту огромную высоту, которую ему предстояло взять, вздохнул, но свет в его глазах ни на мгновение не замутился. Как он мог выполнить невероятную задачу?
Его решение проблемы было столь же простым, сколь  рискованным и дерзким, как и при выполнении предыдущих задач. Опираясь о перила, Неранья опускал туловище поперек ребра  нижней ступени, какое-то  время лежа на боку и отдыхая. Переворачиваясь на спину и извиваясь как червяк, слуга перемещался на верхнюю ступень, доползал по ней  до перил, вновь поднимался в вертикальное положение и затем повторял все движение, каждый раз перемещая свое тело на новую вышестоящую ступень. Таким образом, с невероятным трудом, Неранья совершил восхождение по всему лестничному пролету.

Так как для меня было очевидным, что раджа не являлся предметом устремлений Нераньи, беспокойство, которое я до этого чувствовал, уже рассеялось. Те движения, которые проделал Неранья, были за пределами силы воображения. Симпатия, которую я всегда чувствовал по отношению к этому несчастному, теперь только усилилась, и, несмотря на то, что его шансы калеки на спасение был и в бесконечной степени малы, я всем сердцем желал ему успеха. Любая помощь с моей стороны была исключена, ведь никогда и никому не должно было стать известно, что я был свидетелем побега.

Теперь Неранья был на балконе, и я неотчетливо видел, как он ползет к двери. Наконец, слуга остановился и выпрямился, извернувшись в вертикальное положение и облокотившись об ограду, состоявшую из разделенных широкими промежутками  балясин. Неранья был повернут ко мне спиной, но затем он медленно обернулся и посмотрел на меня и на холл. На таком большом расстоянии я не мог различить черты лица, но та медлительность, с которой он действовал, ещё до того, как ему удалось полностью и успешно завершить свой подъем по лестнице, красноречиво свидетельствовала о его полном истощении. Лишь крайнее упорство и решительность поддерживали его силы все это время, но, наконец, он подошел к черте истощения своих сил и располагал теперь лишь небольшим их остатком.

Неранья медленно оглядывал холл и, наконец, остановил взгляд на спящем радже, который находился непосредственно под ним, на расстоянии двадцать футов. Слуга смотрел на хозяина долго и серьезно, сползая все ниже и ниже.
Внезапно, к моему полному изумлению и ужасу, Неранья перекатился и бросился вниз со своей ужасающей высоты! Я задержал дыхание, в ужасе ожидая увидеть, как он разбился об пол, но вместо этого он рухнул прямо на грудь радже, столкнув того с ложа  и увлекая за собой на пол. Я ринулся  к месту катастрофы, крича о помощи. С неописуемым ужасом я увидел, как зубы Нераньи впились в шею радже! Я отшвырнул несчастное существо прочь, но в это мгновение кровь уже била фонтаном из шейной артерии раджи, его грудь была проломлена, он порывисто дышал в предсмертной агонии. Вбежали объятые ужасом придворные. Я обернулся к Неранье - тот лежал на спине, с лицом, безобразно перепачканным кровью своего поверженного властелина. Итак, не побег, а убийство с самого начала было его замыслом. Слуга применил единственно возможное средство привести свой замысел в исполнение.

Я опустился на колени рядом с Нераньей, и увидел, что тот был при смерти. В падении он сломал себе позвоночник. Слуга нежно улыбнулся мне. На его предсмертных чертах  застыло выражение блаженства  совершенного отмщения.