О стихотворении Б. Пастернака Никого не будет в до

  Странный, необычный взгляд на мир привычных вещей, прихотливо построенный синтаксис, некая остранённость авторской точки зрения на предмет-; вот что удивляло, и раздражало, и пленяло читателей послесталинской эпохи, пресыщенных правильным размером, простотой и непосредственностью чувств. Знаменитые шестидесятники шли именно от такой поэзии остранения, необычных ассоциаций, свойственных языку авангарда  начала 20-го века. Есенинская линия непосредственного, ненадуманного живого чувства, трагическим звучанием и эсхатологическим пессимизмом не то чтобы прервалась в эпоху соцреализма, военной и гражданской лирики, «Василия Тёркина», «Жди меня», однако, ушла в тень, в полосу полузапрещённой поэзии. Нечто подобное случилось и с миром пастернаковской поэзии. Она родилась и расцвела в атмосфере домашнего благополучия, в ватном пространстве хорошо налаженного буржуазно-мещанского быта начала 20-го века и впоследствии в атмосфере страданий от его разрушения. Именно отсюда прихотливо-барственная образность, лениво-вальяжная интонация строк.Эпоха социальных и военных потрясений выбила у неё почву из-под ног, породив протестно-страдальческие настроения; она ушла в сторону, но во время "оттепели" начался своеобразный ренессанс эстетских ценностей - она опять вышла на первый план. В каком-то смысле это эстетика мещанского благополучия, эстетского нарциссизма. Знаменитые шестидесятники шли именно в русле этой поэтики домашнего эстетизма, впитав в то же время и другие краски и созвучия, весь богатый опыт современного стихосложения. То же было и в театре, и в авангардной живописи, ломавшей привычные линии, и краски, и представления о красоте. Поэзия искренности, наивного непосредственного живого чувства стала уделом провинциальных стихотворцев, перестала отвечать запросам усложненного сознания. Поэзия стала умной, даже слишком умной, забыв о пушкинском откровении, что «поэзия, прости господи, должна быть глуповата».