Остров Мрака. Глава 19. Военная база

Вернувшись в который уже раз в знакомую хижину на острове Мрака (я только теперь стал употреблять это название автоматически, как имя, раз и навсегда прилипшее к этому месту), я съел процентов десять своих запасов, выпил полбутылки воды и сразу завалился спать – на земляном полу, даже не соорудив какое-либо подобие постели.

Мне позарез нужно было отдохнуть перед погружением в новую реальность.



Проснувшись, поев и совершив все необходимые дела, я вынес из хижины стоявший там стул на свежий воздух, сел и углубился в последние страницы дневника Смита. Наверное, скоро мне придётся забыть о чётком плане прогулок по мирам…



«…День пятьсот пятьдесят пятый.

Уйдя из реальности «TERRA», я решил отдохнуть от своих блужданий и засесть на острове. Можно сказать, я сам себя отправил на пенсию.

Я ненадолго заглянул в мир 999, купил там на добытые в Каньоне изумруды кое-какие инструменты, вернулся и начал строить хижину. Пока что живу в шалаше, который непостижимым образом сохранился с первого дня моего пребывания на острове.



Дни 556 – 558.

Строил хижину. Построил. Теперь буду жить в ней.



Дни 559, 560 и так далее.

Занимаюсь всем понемногу: от всяких гадостей до буддистских медитаций.

Скучно. Но не могу ничего с этим поделать.



День пятьсот шестьдесят девятый.

Сегодня у меня появилась одна идейка. В континууме с такой кодировкой миров должен быть один, который называется «EARTH» – Земля! Как бы мне попасть туда и проверить, насколько эта реальность походит на мою родную планету?..

Ах да: есть же портал. Но готов ли я им воспользоваться? Я думал-думал, и в конце концов пришёл к выводу, что – готов.

Я насобирал плодов со всего острова, привёл себя в более-менее презентабельный вид, взял меч и с минимальным багажом (с тетрадкой в руках, – чтобы записывать на ходу) пошёл к телепорту.

Когда я набрал нужную комбинацию на клавиатуре и дёрнул вниз большой красный рычаг, пейзаж вокруг ни на йоту не изменился. Но кода на дисплее уже не было - это означало, что я переместился, - а на корпусе установки вместо одинокого нуля красовалась чёткая красная надпись «EARTH».

Что же это значит? Выходит, участки пространства около порталов – на острове и здесь – абсолютно идентичны? Следует ли из этого, что и сам мир, в который я попал, является точной копией Земли? Нет, не думаю. Скорее всего, это случайное совпадение – одно на миллионы миллиардов доступных реальностей.

Куда идти? У меня не было на этот счёт никаких мыслей. Хотя…

Я направился на юг – или, по крайней мере, туда, где он находился относительно телепорта на острове Мрака, – и через две или три минуты вышел к океану. Правда, при этом я сразу понял, что я всё-таки не на копии своей Земли: в сотне футов от меня возвышалась не очень большая, примерно десятиметровой высоты, скала. На том острове - а я догадался, что прибыл отнюдь не на материк, - её не было.

Я подошёл поближе. С первого взгляда сказал показалась мне интересной, и кажется, я теперь понимаю – почему…

На каменной отвесной поверхности кое-где были серовато-белые, а кое-где – тёмно-серые участки каких-то материалов. Будь я проклят, если это не чистые германий и кремний! И их здесь чуть ли не тонны!

Да, сразу понятно, что я не на Земле: там такого НЕ БЫВАЕТ!!! Кремний обычно встречается в составе своего диоксида – в виде песчинок или кристаллов кварца, а германий вообще добывают из руд цветных металлов, где его просто микроскопическое количество!

Удача ли это или же всего лишь не заслуживающая внимания деталь? В голове мелькнула сумасшедшая мысль: можно нарубить здесь материалов, вернуться в реальность «ноль», сделать там простейший радиопередатчик и послать сигнал SOS! И меня тогда спасут!!!

Но есть одна маленькая, но весьма значительная проблема: я даже приблизительно не представляю себе, из чего состоит радио…»



Дочитав до этого места, я вдруг подскочил, как ошпаренный. А я-то знаю, что входит в состав радиопередатчика! Генератор колебаний несущей частоты, состоящий из источника энергии и колебательного контура, в который, в свою очередь, входят конденсатор переменной ёмкости и катушка; микрофон, модулирующее устройство и, наконец, передающая антенна!

Но для того, чтобы собрать по этой схеме передатчик, германия и кремния будет, откровенно говоря, недостаточно. Для конденсатора нужны металлические пластины, а для катушки – медная проволока, и желательно побольше; да и микрофон с модулятором должны быть выполнены из других материалов…

Короче, это пока что практически не осуществимо. Но сама мысль внушает надежду.

Читаем дальше…



«…Ладно, нарублю на всякий случай этих редких материалов: может, когда-нибудь пригодятся?

Я уже поднял меч, чтобы вонзить его в скалу, как вдруг мой взгляд наткнулся на нечто, заставившее меня забыть о полупроводниковых (чёрт, забыл, что это означает) вкраплениях в открытой породе.

По земле вокруг огромного камня тянулись провода – чёрные нитки изоляции, внутри которых покоилась проводящая ток проволока. Я подумал, что и она может мне пригодиться, а потому присел и резанул каменным клинком по изоляции…

На траву брызнули искры, но я затоптал загоревшиеся было стебельки и, сделав ещё одно движение лезвием, отрезал примерно метровый кусок провода, скрутил и засунул в карман.

И только теперь мозг заявил о своём существовании, взорвавшись каскадом естественных в подобной ситуации вопросов. Откуда здесь провода?!! Кто может жить на этом острове?! Что это вообще за место?!

Одно я знал точно: кто бы тут ни жил, он будет сильно недоволен тем, что какой-то пришелец из параллельной реальности выключил здесь свет. А я, кажется, сделал именно это, потому что провода перестали искрить и, значит, в них больше не было электричества…»



Какой же всё-таки отсталый этот Смит! Суть, конечно, он улавливал, но выражал её так грубо, что я не мог читать это без раздражения…

Что значит – «в проводах больше не было электричества»?! Он разомкнул цепь, и в ней остановилось движение заряженных частиц, иными словами – прекратился электрический ток! И никак иначе!

Отойдя от минутной вспышки злости, я продолжил чтение.



«…Отрезав ещё около метра провода, я решил ненадолго свалить отсюда и вернуться, скажет, через пару дней – за германием и кремнием. Вдруг у меня получится собрать передатчик? Хотя – шанс практически нулевой…

Вывел меня из задумчивости шорох травы и треск ломающихся ветвей неподалёку, свидетельствующие о приближении хозяев проводов. Почему я употребил предпоследнее слово во множественном числе? Да потому, что вслед за этим шумом - за несколько дней жизни в полной тишине я немного натренировал свой слух - раздались крики, по тембру голоса определённо принадлежащие разным людям:

– Кто здесь? Стоять, не двигаться!

Я подумал, что сейчас, наоборот, самое подходящее время слинять, а посему тихонько обошёл скалу и нырнул в лес, прокладывая в уме безопасный маршрут к порталу.

Пригибаясь, бежал я меж деревьев; внезапно увидел тех двоих, которые кричали (кажется, они были в военной форме), и резко плюхнулся на землю, желая не попасть в их поле зрения.

Меня они не заметили… в отличие от моего движения. Я видел сквозь траву и заросли, которых на том острове было не так много, как солдаты - в этом я в следующую секунду доподлинно убедился - почти синхронно повернули головы в мою сторону и, вскинув автоматы или что там у них было в руках, заорали:

– Кто там? Стой, стрелять будем!

И они начали потихоньку пробираться ко мне.

Вот невезение!..»



Далее почерк становился всё более корявым, разбирать слова было всё труднее, как будто Смиту действительно приходилось писать в неудобном положении.



«…Я пополз прочь от них, обходным путём приближаясь к порталу: всего сто метров – и я в безопасности!

Примерно через полминуты, когда я удалился от скалы футов на сто пятьдесят, сзади донеслось:

– Чисто. Он ушёл.

Я с облегчением выдохнул. Но через секунду напарник солдата, уже было отпустившего меня, ответил своему товарищу:

– Нет. Видишь, трава примята? Он направился туда.

– Ничего; теперь не убежит…

Они идут следом за мной! Надо спасаться!

Я пополз быстрее.

– Вот он! – крикнул кто-то метрах в двадцати сзади от меня.

Чёрт, я обнаружен!!!

Ну, теперь терять, кроме жизни, нечего. Я приподнялся и, пригнувшись, рванулся вперёд, преодолевая оставшиеся до телепорта метры…

– Стой, стреляю!!! – крикнули сзади, и тут же прогремела короткая очередь…»



Последние записи я разбирал чуть ли не на интуитивном уровне: очевидно, американцу тогда нужным образом двигать рукой было ну очень трудно.



«…Я упал; правую часть спины пронзила невыносимая боль, я закричал. Преследователи быстро догоняли меня. Я вспомнил, что мне надо спасать свою жизнь, точнее, то, что от неё осталось; откатился в сторону и пополз из последних сил.

Двадцать метров…

– Ищи его! Он где-то здесь!..

Пятнадцать.

– Посмотри вон там!..

Десять… Ползти было больно; я прокусил себе губу, чтобы не отвлекаться.

– Да где же он?

Пять метров…

Я был уже в спасительных зарослях, где военные не могли меня найти. Еле-еле добрался до портала, залез, скрючившись, на пластину, нажал кнопку с нулём и потянул рычаг на себя…

На автопилоте дополз до хижины, где и пишу всё это в предсмертной агонии, распластавшись на полу. Очень больно… мне очень плохо…

Я дрожащей рукой вынул из кармана провода, ногтями вырыл небольшую ямку и положил их туда… Закопал…

Взгромоздился на стул… Тетрадь – на стол…

Я умираю…»



Последнюю фразу я понял лишь по общему контексту: непонятно даже было, сколько вообще букв Смит использовал в заключительном предложении.

Ну вот, я и дочитал записки мертвеца. А ведь с тех пор, как я нашёл его дневник, прошло дней шестьдесят… я сам уже сбился со счёта. Видимо, мозг начал сдавать под напором происходящих событий, которые, безусловно, являются важнейшей частью моей не очень долгой жизни.

Когда-то (не помню – когда именно) в моей голове родилась мысль – уничтожить тетрадь после того, как дочитаю её до конца., чтобы избавиться от доказательств того, что я на самом деле путешествовал по всем этим мирам. Теперь я точно знал, что подобного никогда не сделаю: то, что я пережил, забыть будет невозможно; такое стирается из памяти разве что старчески маразмом, да и то – не стопроцентно.

А вот идея с радио казалась мне всё более и более осуществимой. Допустим, у меня получится нарубить германия и кремния, сохранив при этом, в отличие от американца, свою жизнь; тогда я вернусь на остров, наделаю транзисторов и фотоэлементов, а выкопав провода, смогу один из них пустить на обмотку для катушки… Но из чего сделать для неё сердечник, конденсатор для колебательного контура? Разве что пистолет, предварительно разрядив, расплавить; да и это вряд ли получится… А мембрана для микрофона? А модулятор? А антенна? О-о-ох…

Как бы там ни было, я должен отправиться на тот недружелюбный остров и сделать то, что не удалось Смиту, – добыть необходимые материалы и вырваться из этого ужасного места.

Взяв меч и пистолет М208, в котором, как и две недели назад - точнее сказать не могу, - было всего два патрона, я с решительным видом направился к порталу.

Уж я-то, наверное, смогу за себя постоять. Хотя… всякое может случится. Но я надеялся, что ничего серьёзного не произойдёт.



Так же, как и Смит, я понял, что перенёсся в другую реальность, лишь по тому, как в мгновение ока опустел дисплей и изменилась маркировка портала.

Вокруг стояла почти идеальная тишина, прям как там, откуда я только что исчез. Ничто не предвещало опасности… по крайней мере, сейчас. Наличие здесь какой-то военной базы, солдаты которой, очевидно, и застрелили Смита, угадывалось лишь по мрачной, тяжёлой ауре, нависшей над этим местом. На острове в мире «ноль» я ничего такого не чувствовал; но здесь…

Я быстро сориентировался и пошёл на юг, к океану. Пока я продирался сквозь заросли, моё «шестое чувство», хорошо натренированное за последние два месяца, напряжённо молчало, видимо, считая здешнюю сиюминутную опасность гипотетической.

На меня действительно никто не напал; наверное, этот участок острова патрулировался военными не очень активно; и, может быть, они даже ничего не знали про портал… Если всё обстоит так, как мне кажется, то Смит здесь вполне мог сойти за вражеского шпиона (если я правильно представляю себе психологию военных), подлежащего короткому допросу и скорому расстрелу.

Не-ет, себе я такой участи не желаю. А значит, действовать мне придётся предельно осторожно, чтобы солдаты вообще меня не заметили: по-тихому набрать материалов, а если получится, то ещё и кусок провода отрезать, - и свалить, пока местные «добровольческие» силы обнаружили не меня, а в лучшем случае разве что плоды моей утилитарной деятельности.

С такими мыслями я крадучись, словно ниндзя, пошёл по заросшему травой берегу острова к странной скале, до которой и в самом деле было от силы метров тридцать.

Огляделся: вроде бы никого. Занёс меч и начал рубить, стараясь производить как можно меньше шума. Получалось не очень хорошо: если германий был хрупким веществом и откалывался с тихим хрустом без особых усилий с моей стороны, то кремний был поистине металлической твёрдости, и на нём мой меч оставлял лишь неглубокие аккуратные бороздки. Причём делал это довольно громко.

Прошло минуты три. Я стал счастливым обладателем примерно пятисот граммов германия (этого должно хватить) – и крохотного кусочка кремния, случайно отколовшегося от скалы при одном особенно сильном ударе клинка. В процессе добычи средний шумовой уровень составлял около шестидесяти или семидесяти децибел, что на общем фоне было, мягко говоря, несколько громковато.

Долго оставаться привидением для местного контингента я не мог. Надо было возвращаться, пока меня не застукали за моей «противоправной деятельностью». Германия, если что, я нарубил достаточно; а за кремнием можно и позже прийти…

Внезапно чувство опасности заставило меня замереть с поднятым для очередного удара мечом, а затем медленно опустить его. Кто-то позади меня произнёс на правильном английском языке с незнакомым мне акцентом:

– Well, guy, stand still. Hands up. And give your weapon up, please.

Я послушно выбросил меч в траву и медленно поднял руки. Спросил - всё-таки за последние несколько недель у меня было много практики в этом языке:

– Могу я повернуться к вам лицом?

– Можешь. Руки держи поднятыми.

Я с подчёркнутой неторопливостью повернулся на сто восемьдесят градусов, получив возможность повнимательнее рассмотреть то, что со мной так неожиданно приключилось.

Их было трое: один стоял прямо передо мной - ну, метрах в трёх; ещё двое – чуть сзади по бокам от первого; все держали в руках нацеленные на меня автоматы. Все они были в камуфляжной форме; у центрального на рукавах находилось по три бледно-жёлтых шеврона, двое других не имели знаков различия. Сержанту, если я правильно определил его звание по нашивкам, на вид было под тридцать пять, и выглядел он довольно массивным индивидом; двоим худощавым рядовым было лет по двадцать пять, и отличались они друг от друга лишь тем, что один из них был блондином, а другой – брюнетом.

– У-у, парень, выглядишь ты, мягко говоря, странно.

Это сержант говорил; видимо, ему одному было позволено вести разговор с пленником, в роли которого я невольно оказался.

– А вам что, не нравится? – спросил я и тут же пожалел об этом: пуля воткнулась в скалу позади меня, пролетев в нескольких сантиметрах от моего левого уха и выбив при попадании щепотку кремниевых крошек.

– Ты у меня поговори ещё, – сказал сержант, недвусмысленно нацеливая дуло своего автомата мне в грудь. – Болтаешь ты действительно как-то странно… Вот скажи, что мне мешает прямо здесь пристрелить тебя, будто алькайского шпиона, которым ты, вероятнее всего, и являешься?..

– Чего? Вы о чём сейчас? – непроизвольно вырвалось у меня, прежде чем мозг обработал информацию и мышление выдало речевым центрам список допустимых реплик.

– Не понимаешь, значит?.. – Сержант недоверчиво посмотрел на меня – и вдруг снова выстрелил; на этот раз пуля чуть не задела мою левую подмышку. – Пройдёшь с нами… ведь тебе дорога твоя никчёмная жизнь, я прав?

– Если подумать, то любая жизнь может показаться никчёмной, – ответил я; наверное, моё подсознание решило для себя: помирать – так с музыкой, – вот и выделывалось в обход сознания, которое вообще-то должно было следить за тем, что я говорю и делаю.

– Заткнись! Это был риторический вопрос! – закричал сержант; всё-таки я вывел его из себя. – Обыскать его! – Солдаты обшарили меня и отобрали германий, про который сержант презрительно спросил: «Кокаин, что ли? Грязноватый какой-то…», а также М208, о чём я сильно сожалел.

– Руки за голову – и за мной! – приказал мне сержант. – А вы чего встали? – обратился он к рядовым. – Один к нему за спину, другой – вперёд, и пошли!

Я благоразумно сделал, как мне велели, и меня повели по лесу в глубь острова, где, несомненно, и располагалась военная база, на которую мне так не хотелось попасть.



Шагать по незнакомой местности в компании троих военных, да ещё и с руками, сцепленными на затылке, – это, я вам скажу, удовольствие ниже среднего. Положение усугублялось тем, что, во-первых, я был в чужом и откровенно недружелюбном по отношению ко мне мире, а во-вторых, не имел абсолютно никакой возможности повлиять на ситуацию, и это меня, мягко говоря, раздражало. Но по сценарию, который сейчас, безусловно, разыгрывался, я должен был оставить своё недовольство при себе. И я так и делал – шёл без всякого сопротивления, понимая, что меня в любой момент могут убить.

База оказалась группой невысоких, правильной квадратной формы строений за периметром, обтянутым колючей проволокой под напряжением; по металлу иногда пробегали голубые искры, и я подумал, что это электричество.

Мы вышли к посту охраны. Это была деревянная будка, встроенная прямо в забор с проволокой; очевидно, здесь древесина служила изолятором. В передней стене будки находилась дверь, в которой была узкая горизонтальная щель. Я подумал, что в неё нужно вставлять какой-то пропуск или ключ-карту.

Так и оказалось. Сержант подошёл к двери (а тот рядовой, что топал впереди меня, переместился на его место – сбоку от меня – и ткнул меня в бок стволом автомата) и вставил что-то в щель. Отрапортовал:

– Патрульный отряд номер семь, докладывает сержант Хаббл. В лесу на территории острова пойман неизвестный, предположительно – алькайский шпион, и отконвоирован к периметру базы. Сообщников обнаружено не было. Прошу разрешения на доступ подконвойного на базу в качестве пленного.

– Доступ разрешён, – ответили из будки, и дверь открылась.

Сержант забрал свой пропуск, и мы такой живописной компанией прошли внутрь.

В будке была темнота, нарушаемая свечением экранов компьютеров, на которые выводились изображения с камер – кстати, довольно низкого качества. Открылась дверь на противоположной стороне контрольно-пропускного пункта, и мы вступили на базу. Я бы предпочёл сделать это в одиночестве, и желательно, чтобы об этом, кроме меня, никто не знал. Но обстоятельства, к сожалению, не выбирают.

Меня провели к ближайшему здания защитного тёмно-зелёного цвета. Пока мы шли, на меня обратило внимание около ста процентов шатавшихся неподалёку военнослужащих, а именно – около пятидесяти человек. И у всех во взглядах сквозило удивление вперемешку с неприязнью, что заставляло меня чувствовать себя неуютно и понимать, что у меня очень большие проблемы.

– Ждите здесь, – сказал сержант и вошёл в строение, оставив меня с двумя охранниками топтаться на пороге. Мне было неудобно стоять с руками за головой, но я молчал, не желая привлекать к себе ненужное внимание.

Ствол автомата одного из солдат ткнулся мне в спину чуть сильнее, и я невольно обернулся.

– Ты в самом деле алькайский шпион? – шёпотом спросил рядовой-брюнет. Кажется, ему было интересно.

– Объясни, что это значит, и я подумаю над этим, – так же тихо ответил я.

– В смысле? – не понял солдат.

– Я не знаю, что там у вас за Алькайя, или что там у вас за идеологический противник; я вообще не отсюда, – честно сказал я.

– Это как? – У рядового, казалось, ум начал заходить за разум.

– Я потом как-нибудь расскажу, если получится, – пообещал я, и в этот момент из здания вышли сержант и двое офицеров; их значимый ранг я понял по их выправке, возрасту и знакам различия: широкому синему шеврону на каждом рукаве и жёлтым полоскам на погонах; у первого она была одна, другой же имел три.

Сами офицеры своим видом производили впечатление. Тот из них, у которого была одна полоска (не поймите меня превратно), был высоким шатеном лет сорока с тонким длинным шрамом вдоль правой щеки; маленькие чёрные глазки буравили меня таким недобрым взглядом, что я даже поёжился; мне бы не хотелось, чтобы на предстоящем допросе - а в том, что он будет, я не сомневался - большинство вопросов задавал именно этот тип. Второму – с тремя полосками (опять же попрошу – без ассоциаций) – было под полтинник, рост его вряд ли превышал метр шестьдесят пять, а его кепка цвета хаки явно прикрывала внушительных размеров лысину; от него веяло многолетним опытом и умением видеть людей насквозь: если его коллега смотрел на меня, то он – через меня. И, по-моему, он сомневался в том, что я какой-то там шпион. Но это могли быть только мои догадки.

– Внутрь, – сказал офицер с одной полоской (мне почему-то показалось, что он майор), и я под раздувшимся просто до неприличия конвоем был препровождён в здание.

Мы пошли по коридору; майор вдруг вытянул руку в сторону и распахнул дверь, мимо которой мы в тот момент проходили; нам ничего не оставалось, кроме как последовать этому приглашению.

В комнату вошли оба офицера, затем туда втолкнули меня; сержант отправился куда-то по своим делам, а оба рядовых встали в коридоре по бокам от двери, – чтобы и охранять, и в то же время пытаться подслушать очень важный разговор начальства со шпионом.

В помещении, которое и в самом деле сильно смахивало на комнату для допросов, находились лишь стол и два стула по разным сторонам от него. Офицер с тремя полосками (так, если его дружок – майор, то сам он, наверное, полковник) сел на один из них, опередив майора; тот только скрипнул зубами, усадил меня на другой стул, завёл мне руки за спину и надел наручники. Затем достал ещё одну пару «браслетов» и пристегнул мою левую голень к ножке стола, а сам встал сзади от полковника.

Допрос начался.

– Имя? – спросил полковник, испытующе глядя мне в глаза – без ненависти, но с неподдельным интересом.

– Дэн Смит, – ответил я, переведя на английский свои настоящие имя и фамилию, последняя, кстати, совпала с фамилией американца; этим я хотел выразить - в основном для себя: его имени они явно не знали, - то, что я стал преемником Смита в исследовании миров.

– Скажи ещё что-нибудь, – внезапно потребовал майор; мне показалось, что он что-то задумал. Тем не менее, я удовлетворил его просьбу - после того, как полковник удивлённо глянул на своего коллегу и вновь воззрился на меня:

– Мне двадцать шесть лет, я родился очень далеко отсюда, и я вообще не понимаю, что тут происходит.

Я говорил правду; полковник, кажется, поверил мне, то есть как минимум двум моим утверждениям; а майор, выслушав мою реплику, вдруг оскалил свои начинающие желтеть зубы в злобной усмешке и шагнул ко мне со словами:

– С алькайским акцентом говоришь, вражина!..

Неожиданно он нагнулся вперёд, опёршись ладонями о столешницу, так что наши лица оказались на одном уровне – самое большее в двадцати сантиметрах друг от друга; прошипел:

– Я знаю, кто ты такой; лучше признавайся, пока… пока я тебя не…

Я смерил взглядом его физиономию - видели бы вы, как его при этом перекосило, - и спокойно ответил:

– Очевидно, у нас разные мнения по поводу моей личности и цели моего визита в это ну очень гостеприимное место. Однако, если вы просветите меня насчёт ситуации в этом, мягко говоря, странном мире, я, может быть, и смогу вам помочь. К примеру, что означает определение «алькайский шпион», которое вы так упорно пытаетесь на меня навесить?

Майор продолжал сверлить меня своими тёмными глазами с выражением крайней злобы и неописуемого изумления от моего вежливого нахальства на искажённом от неприязни лице, пока полковник не осадил его:

– Остынь, майор; видишь, человек хочет, чтобы с ним нормально разговаривали; поэтому лучше оставь мне ведение диалога с нашим незваным гостем.

Майор выпрямился и отступил на пару шагов, смотря на полковника так же, как и на меня несколькими секундами ранее, видимо, записав и его в шпионы не ведомой для меня Алькайи.

– Если вы не в курсе, – заговорил полковник; похоже, он пытался добиться того же, что и майор, но используя для этого другую тактику, – Алькайя – главный противник нашего государства – Штатов Северо-западного континента. Последние полвека мы стараемся противостоят проискам алькайцев, которые, как мы думаем, способны на всё. Если вы не относитесь к их числе и можете это доказать, то я сразу принесу вам извинения и предложу на выбор несколько вариантов развития событий. Если же – нет, то, увы, я буду вынужден подчиниться существующим инструкциям. Надеюсь, вы меня поняли?

– Я всё понимаю, – со вздохом ответил я. – Поверьте, я на самом деле не шпион; даже о существовании какой-то там Алькайи я узнал из слов вашего сержанта, поймавшего меня в лесу и заподозрившего во мне диверсанта. Но, к сожалению, я не знаю, как доказать вам, – (эти слова в основном были адресованы майору), – что во мне не нужно видеть врага. Скажите, что мне необходимо для этого сделать, – и я это сделаю.

– Скажите, как вы относились бы к алькайскому тоталитаризму?

– Скорее отрицательно, – подумав, ответил я. – А что?

– Из вашего ответа я понял, что вы хотите нам понравиться, – сказал полковник. – Хорошо, следующий вопрос, более трудный: вы родились в Штатах?

– Нет.

– А где тогда?

– Обещаете не смеяться, если скажу? – Полковник кивнул. – Я родом из другой реальности, из страны под названием Россия, которая в прошлом долгое время тоже была противником тамошних Штатов.

– А как вы сюда попали?

– Через портал. Такой ответ вас устроит?

– Меня, может быть, и устроит, – сказал полковник, намеренно игнорируя майора, который, смотря на нас, крутил пальцем у виска, – но вот, например, майора и моё начальство – увы, вряд ли. Ведь, согласитесь, это был бы прецедент – познакомиться с человеком из… э-э… другого мира? У вас там, – полковник показал пальцем куда-то вверх и в сторону, – такого же ещё не было? – (Я печально кивнул.) – Ну вот видите. К тому же, если вы пытаетесь доказать, что вы не отсюда, докажите сначала, что вы не алькаец. Впрочем, если вы действительно из другой реальности, то я просвещу вас: Алькайя – огромное социалистическое государство, занимающее почти половину континента Эйразия, в частности, его северо-восток, центр и юго-запад; население – около четырёхсот миллионов человек, основные народности – россы и ирабы, столица – город Мост Ква. Никаких мыслей по этому поводу?:

Я помотал головой, с трудом удержавшись от улыбки. Всё почти точь-в-точь как на моей Земле во время «холодной войны» во второй половине двадцатого века! Правда, к Советскому Союзу здесь непонятно зачем присоединили арабские страны, а в остальном – атмосфера очень узнаваемая. М-да, не хотелось бы мне жить на этой планете: у меня на родине хотя бы нет такой напряжённости, как здесь.

Если подумать, то окажется, что ни один мир из тех, по которым я успел пройтись, не понравился мне до такой степени, чтобы остаться в нём жить. Почему так? Может, у меня всё же сохранилась привязанность к той Земле, которую я знал?

А что, если Земля – это по-настоящему лучший из миров, поэтому эндеры и присвоили ей номер ноль, – чтобы показать, что она выпадает из остального континуума, так как только там можно жить нормально, то есть лучше, чем в любом другом мире?

В данный момент думать об этом было, мягко говоря, неудобно, так что я откинулся на вертикальную спинку металлического стула и приготовился к дальнейшему разговору.

– По тебе психушка плачет! – процедил майор сквозь зубы.

Кажется, он не верил ни единому моему слову. Впрочем, как и полковник: я понял, что тот своим красноречием тоже хочет заставить меня признаться, что я шпион. Если у него получится, то меня сначала допросят, а потом пристрелят. Пока я остаюсь загадкой, я жив. Ну, значит, буду вести такую линию и дальше.

– Выйди, майор, – сказал полковник, не оборачиваясь – Ты нам мешаешь.

– Я на вас рапорт подам! – бросил тот, прежде чем покинуть помещение.

Мы остались вдвоём.

– Что вы делали на острове? – как будто ничего не случилось, задал новый вопрос полковник.

– Добывал германий и кремний.

– Зачем они вам понадобились?

– Дело в том, что в своей родной реальности я, скорее всего, объявлен погибшим при крушении авиалайнера. Но я выжил и опал на необитаемый остров. Единственная моя надежда – собрать радиопередатчик и послать просьбу о помощи. А для этого мне необходимы германий и кремний. Если я их получу, я сразу же уйду отсюда – в то измерение.

Более правдоподобную легенду я не подготовил, выдумывать что-нибудь по ходу диалога было бы глупо, поэтому я рассказывал, как всё было на самом деле. Другое дело, что это казалось таким бредом, что поверить в мои слова было очень и очень трудно.

– А медные провода? – как бы невзначай спросил полковник.

Он всё ещё помнит тот инцидент пятнадцатилетней давности!!!

– Какие провода? – искренне удивился я.

– Медные, – терпеливо повторил полковник. – В них содержится медная проволока, которая в радиотехнике используется как обмотка для катушек. Вам это ничего не говорит?

– А должно? – с невинным видом осведомился я.

Внезапно наши взгляды встретились, и я почувствовал ту неприязнь, которую полковник до сих пор умело скрывал. «Ну что с них взять; такие уж они люди», – подумал я и постарался с помощью одного лишь выражения глаз внушить старому вояке, что я непричастен к тому, о чём он только что упомянул.

Безмолвная дуэль продолжалась несколько секунд, после чего полковник сказал тем же на первый взгляд дружелюбным тоном, которым и начинал этот явно не сложившийся разговор:

– Хорошо; предположим, вы ничего не знаете. Ну так мы можем предоставить вам великолепную возможность подумать получше, может быть, даже вспомнить что-нибудь… У вас будет много свободного времени и даже отдельная комната…

Я еле сдержался, чтобы не вставить более верное слово – «камера».

– …а также регулярное питание и постоянный эскорт. Сейчас я отстегну вашу ногу от стола, вы медленно встанете, я сниму с вас наручники, вы сцепите ладони на затылке, и рядовые вас проводят. Они будут дежурить около ваших апартаментов, сменяясь каждые двенадцать часов. Вас устраивает предложенный пакет услуг?

– А куда я денусь, – ответил я, отлично понимая, что мне предоставляют на самом деле.

– Ну вот и договорились, – сказал полковник, встал из-за стола, подошёл ко мне, на секунду скользнул вниз (я ощутил, как с моего голеностопа сползает немилосердно жмущий «браслет»), затем зашёл мне за спину, открыл замок наручников и освободил мои запястья. Произнёс напоследок: – И постарайтесь не глупить.

Я же, в свою очередь, свёл руки за головой, осторожно поднялся на ноги и медленно пошёл к двери.

Полковник оказался проворнее: дошагал до выхода на секунду раньше меня и распахнул дверь. Я вышел и сразу же оказался между двумя солдатами. Не теряя времени, они развернули меня в нужном направлении и воткнули мне в бока стволы своих автоматов. Я неспешно двинулся вперёд.

Меня вывели из здания и заставили пройти до другого конца базы, к одиноко стоящему серому маленькому домику – очевидно, здешней гауптвахте. Втолкнули внутрь и заперли дверь.

А я привалился спиной к ближайшей стене и бессильно сполз по ней на пол.

Итак, моя затея с треском провалилась. Я попал в ловушку, и теперь моё будущее покрыто туманом неопределённости; но одно из двух: либо я спасусь, либо сгнию на этом острове. По-другому никак.

От двери вдруг послышался шёпот, с трудом проходящий через толстую стальную плиту:

– Эй! Ты ещё там? Давай поговорим!

Я встал и, сделав один шаг, приник ухом к холодному металлу.

– Да, я здесь. Чего тебе?

– Поболтать охота, – услышал я тихий голос приставленного ко мне темноволосого солдата. – Не волнуйся, я здесь один: напарник ушёл отсыпаться перед своей сменой. А ты точно шпион, или все составили о тебе неверное мнение?

– Ну какой из меня шпион? – Я попытался вложить в шёпот как можно больше горькой иронии. – Я совсем один в чужом мире, все против меня, а у меня даже зубной щётки нет, чего уж говорить о по-настоящему шпионском оборудовании! И нет пистолета, чтобы в случае чего всадить пулю себе в голову! У себя на родине я никогда не оказывался в подобной ситуации…

– То есть ты реально пришелец?! Ну дела… Никогда не заподозрил бы в тебе инопланетянина…

– Я такой же человек, как и ты, и твой напарник, и вся здешняя свора военных. Я, скорее, не с другой планеты, хотя такая точка зрения, бесспорно, тоже имеет право на существование, а из другого варианта самой Земли, где этот остров необитаем… Ты меня понимаешь?

– Более-менее. Я, знаешь ли, всяких там институтов не заканчивал. А ты?

– Сибирский федеральный университет, факультет физики и радиоэлектроники, выпуск 2048 года по принятому исчислению, диплом с отличием, – отскочило от моих зубов, прежде чем я понял, что именно хочу сказать. – Кстати, а какой год здесь? Чтобы мне иметь представление…

– 1995-й. Что, вспоминаешь историю?

– Угу, – задумчиво буркнул я, сопоставляя в уме данные.

В этом мире (а точнее, варианте: к такому выводу я пришёл минуту назад) социализм не только не потерпел крах, но и распространился на добрые двадцать процентов суши, а «холодная война» продолжается до сих пор. Если она идёт уже полвека, о чём вскользь упомянул полковник, то, значит, до конца Второй мировой войны здешняя история вполне могла полностью совпадать с земной. Правда, в таком случае непонятно, почему местный «совок» называется Алькайей, но, думаю, этому существует достоверное и совершенно не интересующее меня объяснение.

– Если что, стёкла здесь пуленепробиваемые, так что высадить их парой пуль и удрать через окно не получится, – вернул меня к реальности голос солдата. – Мой автомат с этим не справится. Разве что бомбу под дверь подложить…

– Значит, скоро мы так и сделаем, – сказал я, рассчитывая в уме вероятность успешного осуществления этого ну очень авантюрного плана. Но разве в последнее время меня останавливала даже такая высокая степень опасности?

– Да ты чего, я же так, гипотетически, – удивлённо прошептал рядовой. – Я не всерьёз…

– А я всерьёз. Идея хорошая; и через несколько дней мы, возможно, опробуем этот вариант.

– В смысле – «мы»?! Я в этом участвовать не собираюсь. Одним мои разговоры с тобой – это уже почти преступление! Меня же расстреляют, если я помогу тебе сбежать!

– Это если ты останешься здесь. А что, если мы убежим вместе? Всё, что мне было нужно здесь, добыть уже вряд ли получится… А с остальным - уж прости - мне поможешь ты. Кстати, как тебя зовут?

– Дик Холлоуэй. А тебя?

– Дэн Смит. – Я решил никому не открывать своего настоящего имени, чтобы ни у кого не возникало дополнительных подозрений.

– Хм. А имя у тебя действительно не алькайское…

– Так я и не оттуда! Короче, насчёт побега я уже всё решил. Ты мне поможешь или нет?

– Ну, не знаю…

– Никто не узнает, что это ты! Скажешь всем, что я на самом деле был шпионом, мне в руку была вмонтирована бомба, я взорвал дверь, оглушил тебя, прежде чем ты что-либо успел предпринять, и испарился. И всё будет в ажуре!

– Тогда мне всё равно минимум полгода сидеть на гауптвахте, которую в настоящий момент занимаешь ты! И хорошо, если ещё срок не дадут…

– Беги со мной! Я знаю, где находится портал, а они – нет! Даже если они и найдут портал, они всё равно не будут знать, как им пользоваться, что нам только на руку! На необитаемом острове нас в жизни не достанут; а если я смогу сконструировать радиопередатчик…

– На базе есть рации, – проворчал Дик.

– У них небольшой радиус действия, а мне нужно, чтобы хотя бы тысячу километров радиоволны преодолели… А рацию, так и быть, захвати: мне недостаёт аккумулятора, модулирующего устройства и антенны…

– Ох, не знаю, Дэн, – со вздохом проговорил Дик. – То, что ты мне предлагаешь, – чистое безумие. Но… я попробую что-нибудь придумать. Парень ты хороший, да и вряд ли врёшь о своём инопланетном происхождении; а я приучен помогать хорошим людям, если они попали в беду. Просто с тобой ситуация такая сложная…

– Я знаю. Не волнуйся, Дик. Мы справимся. Я в это верю.



Мы говорили ещё несколько часов, прерываясь лишь в те моменты, когда кто-нибудь - например, солдат, принёсший нам еду, - мог услышать наш диалог.

Мы с Диком успели за это короткое время по-настоящему подружиться; я понял, что у нас, оказывается, много общего. Я немного рассказал Дику о Земле, и он сразу же захотел туда отправиться. Поэтому он и согласился помочь мне сбежать отсюда.

Перед тем как я провалился в сон, мы условились, что завтра, когда Дик снова заступит на смену, мы начнём разрабатывать план побега.



А в это время…

В кабинете начальника базы Уильямсона проходило обычное еженедельное совещание. Обычное, если нет учитывать того, что предыдущее было всего лишь пять дней назад.

Кроме самого полковника, на совещании присутствовали майор Реддл, его помощник и заместитель, капитан Прингл, командир роты, которому в скором времени должны были присвоить очередное звание, и недавно прибывший на базу сержант Хаббл. О том, что он сегодня задержал человека, предположительно являвшегося алькайским шпионом, знали все; но о том, что «сержант» на самом деле из другой структуры, знал только полковник.

На повестке дня, кроме обыкновенных организационных вопросов типа «сколько заказывать туалетной бумаги и патронов?» или «кого из личного состава в следующем месяце отправить в отпуск на Хабайские острова?», стояла также ситуация с пленным «алькайцем» (а если точнее, то «россом», так как на ираба этот «Дэн Смит» не походил ни капельки). Совещание шло уже больше полутора часов, но этой темы никто пока не решался касаться.

Но вот, похоже, время пришло.

«Сержант» Хаббл неожиданно кашлянул, оглядел собравшихся - Прингл и Реддл откровенно его игнорировали, а Уильямсон явно побаивался: вон как сжался под его даже ещё не осуждающим взглядом, - и сказал, ни к кому конкретно не обращаясь:

– А вот что нам делать с тем малым, который непонятно откуда взялся на острове? Хоть он и не сопротивлялся, не пытался убить себя, чтобы не сдаваться в плен, подобно другим шпионам, пойманным на наших военных объектах, всё-таки что-то с ним не так…

– Только мы не можем понять – что именно! – процедил майор, раздражённый переходом к ненавистной ему теме. – Да что мы с ним возимся, как с куклой «Варби»? Пристрелить его – и дело с концом!

– Реддл, опять вы со своими радикальными предложениями… – сказал полковник, стараясь не допустить конфликта.

– А вдруг он скрывает что-нибудь такое, с помощью чего мы сможем раз и навсегда сокрушить Алькайю? – неспешно проговорил «сержант», и всем в помещении - даже майору - на секунду стало не по себе.

– И что, например? – поинтересовался Прингл, за всё совещание сказавший от силы десяток слов: в основном «да», «нет» или «не знаю».

– Может быть, ему известно расположение важнейших алькайских ядерных объектов, – стал перечислять Хаббл. – Может, местонахождение крупнейших военных заводов или какой-нибудь ключ к системам ПВО Алькайи…

– Довольно! – прервал его майор. – Полковник, зачем его вообще сюда пригласили? Разводит тут, понимаете ли, «игры в шпионов»… Может, это и не разведчик, а просто диверсант или какой-нибудь псих, удравший с океанского лайнера? Как бы то ни было, этот «Смит» без спроса вступил на территорию, принадлежащую Северо-Западному Континенту, а значит, должен за это ответить по всей строгости. Мы имеем основания в любой момент убить его…

– По обвинению в шпионаже и попытке раскрытия военной тайны, – сказал «сержант». – Об этом я вам и говорил. Мы должны узнать, что он хотел здесь выведать, что у него уже получилось узнать, а потом – что ему известно о военных и политических планах Алькайи. И лишь после этого мы его расстреляем.

– А я не понял: чего этот ты здесь распоряжаешься? – заговорил вдруг майор, которому, видимо, надоело слушать разглагольствования Хаббла. – Кто тебя вообще пустил на совещание руководства базы? Кто ты вообще такой, а?

Реддл приподнялся, и всем стало понятно, что его намерения носят отнюдь не шуточный характер.

– Сядьте, майор, – сказал Хаббл и вытащил из нагрудного кармана удостоверение. Раскрыл и показал офицерам. – Капитан Джонатан Хаббл, Центральное разведывательное агентство. Майор, вы спрашивали, что я здесь делаю? Так вот, отвечаю: я ваш штатный сотрудник, моей задачей является негласный контроль над обстановкой на базе и сбор стратегически важной информации. Любая попытка воспрепятствовать моей деятельности будет расценена как государственная измена, саботаж или, по меньшей мере, невыполнение прямого приказа. Что из этого вам больше по душе, майор?

Реддл ещё пару секунд сверлил контрразведчика ненавидящим взглядом, а затем шумно выдохнул и плюхнулся назад на свой стул.

– Делайте, что хотите, – устало сказал он, опёршись локтём на стол и уперев лоб в ладонь. – Только ко мне не лезьте.

– Я рад, что мы поняли друг друга, – ответил Хаббл. – Продолжим обсуждение?

– Зачем? – сказал Реддл, не меняя позы. – Ведь вы всё равно найдёте способ настоять на своём. И мы с этим ровным счётом ничего не сможем сделать, хоть мы и старше вас по званию. Я прав?

– Абсолютно, – без всякого намёка на допустимую в подобной ситуации улыбку отреагировал капитан ЦРА. – Если пленник знает хотя бы четверть того, чего я от него ожидаю, то он автоматически становится важнейшей фигурой на тысячи миль вокруг этого острова, которому никто даже не удосужился придумать какое бы то ни было название. Важнее всех вас; может, важнее и меня. И от того, как мы им распорядимся, может зависеть судьба всего мира, в частности – Штатов и Алькайи.

– И как же мы распорядимся этим «Смитом»? – спросил полковник Уильямсон. Посмотрел на Хаббла и поправился: – То есть не мы, а вы, капитан.

– Сегодня я свяжусь с базой ЦРА на Хабайях, и оттуда вышлют катер. Так как до архипелага около шестисот миль, прибудет он не раньше, чем послезавтра. Тогда с возьму с собой этого шпиона и кого-нибудь из тех, кто его охраняет: ведь это дело совершенно секретное, и я не вправе привлекать излишнее внимание…

– Что-то не очень много полномочий вам дают ваши круги, особенно когда их на вас нет – язвительно заметил майор, имея в виду капитанские знаки различия – по четыре небольших блестящих круглешка на каждый погон (разумеется, при синих шевронах; хотя на парадной форме агентов ЦРА она обычно сиреневые); но на Хаббле всё ещё было полевое обмундирование сержанта регулярной армии.

– Поосторожнее с языком, майор, – невозмутимо сказал капитан. – Иначе всё вами сказанное может быть обращено против вас.

Реддл счёл за благо промолчать.

– А почему бы вам не вызвать вертолёт вместо катер? – спросил полковник. – В этом случае вы уже к завтрашнему вечеру будете на Хабайях…

– По той же самой причине, – ответил Хаббл. – Я не могу доверять пилотам, у которых вряд ли есть допуск к такого рода делам… – Он обвёл испытующим взглядом аудиторию и продолжил: – Впрочем, я сомневаюсь в наличии такого допуска и у всех вас, однако происшествие имело место на подконтрольной вам территории; к тому же, – его взор в очередной раз уткнулся в майора Реддла, – мне пришлось открыть вам своё истинное лицо, так что вы имеете право знать о моих планах. Итак, я заберу этого разведчика и буду сам с ним работать. Если не добьюсь успеха, переправлю его на Континент, где им займутся настоящие спецы…

– А вам не приходило в голову, – внезапно заговорил Прингл, до этого принимавший в разговоре самое незначительное участие, – что Дэн Смит может оказаться именно тем, за кого себя и выдаёт? Что, если все ваши предположения по поводу того, что он якобы алькаец, а значит, должен знать какой-то военный секрет, – плод вашего больного воображения, пустые теории, не имеющие под собой никакого основания? Почему вы не можете допустить, что он говорит правду?

– Ну, капитан… – сказал Уильямсон с какой-то странной интонацией, глядя на смуглое лицо Прингла, по которому почти невозможно было точно определить возраст командира роты. – Не думаете ли вы, что он и в самом деле пришелец? Ведь это же нонсенс, абсурд…

– Да, наш друг явно начитался фантастики… – поддержал полковника Реддл. – Ну не бывает параллельных миров; можете вы это понять, а?

Хаббл явно наслаждался словесной баталией среди руководства базы, в которой ему самому участвовать совершенно не требовалось.

– Во всяком случае, у нас нет неопровержимых доказательств того, что Смит лжёт, – начал уступать Прингл вышестоящим офицерам. – Впрочем, если он и врёт, то делает это очень умело. Я предлагаю проверить его на детекторе лжи. Если он начнёт волноваться, давать сбивчивые ответы, – значит, вы были правы, и он действительно шпион. А если же нет…

– …это ничего не докажет, – продолжил за него майор. – Если он на самом деле секретный агент Алькайи, почему бы ему не знать какую-нибудь методику, с помощью которой он сможет обманывать детектор?

На время в кабинете установилась напряжённая тишина. Вояки думали – каждый о своём.

Наконец, молчание нарушил капитан Хаббл, которому, по общему мнению руководства, больше подходила форма сержанта:

– Значит, завтра вы его прощупаете полиграфом, а послезавтра я его заберу. Вот и договорились. Всего доброго, господа.

И, не дожидаясь момента, когда полковник объявит-таки совещание оконченным, агент ЦРА поднялся и быстрым шагом вышел из кабинета. Там ему больше нечего было делать.



Еда на военной базе была, конечно, так себе, но по сравнению с тем, чем я питался в последнее время, а именно – плохо прожаренным мясом и сырыми овощами, то, что подавали, было сущим деликатесом.

«Если хотите узнать, каков тот или иной мир, посмотрите в нём на еду», – придумал я афоризм и вернулся к своему завтраку, принесённому солдатом-блондином, который сменил Дика на посту у дверей гауптвахты, куда меня зачем-то засунули, вместо того чтобы прикончить на месте.

Значит, я им зачем-то нужен. Значит, им от меня что-то надо…

Я отставил пустой поднос с грязной тарелкой и перевёрнутым пластиковым стаканчиком в сторону и развалился на кровати, тупо уставившись в потолок. Всё-таки одиночное заключение – это такая скукотища…

Я улыбнулся уголками рта. Вот когда придёт Дик, тогда и наговорюсь, чтобы не было скучно…

Против воли в мозгу всплыли первые строки стихотворения, написанного мною в незапамятные времена, ещё когда мне было четырнадцать лет:



Я заперт на чужой планете.

Я понимаю, что – в тюрьме.

Тюрьма – не всё, что есть на свете;

Но я сижу в кромешной тьме…



Однако какая, к чёрту, тьма? Сейчас утро, а не ночь, приблизительно часов девять; в такое время суток, как обычно, уже давно рассвело.

А вот всё остальное во вспомнившемся четверостишии как нельзя точно подходило к ситуации, в которую я то ли по глупости, то ли ещё почему-то вляпался.

Когда я писал эти стихи - кажется, в июле 2039 года, - я пытался противостоять, как я тогда считал, абсурдной и скучной взрослой жизни (ну, примерно так в конечном итоге и оказалось), к которой меня в то время усиленно готовили. Теперь же моим противников была база – часть вооружённых сил не знакомого мне мира. И я должен был победить, чтобы раз и навсегда доказать себе, что я умею бороться.



Тюрьма – всего лишь только дом,

Сбежать оттуда можно вроде;

И я бегу, с собой взяв лом, –

Пока один стремлюсь к свободе…



Уголки моего рта разъехались ещё на миллиметр в разные стороны. Прямо сейчас у меня не было никаких шансов убежать; а вот когда придёт Дик… Ну, день для побега не самое подходящее время, так что остаётся ночь, вторая половина смены темноволосого рядового. Скажем, часа в два или в три.

Лом, конечно, – просто поэтическая деталь; а то, что я «пока один», наверное, означает, что Дик ещё не до конца созрел, чтобы пускаться в путь, который навеки отрежет ему дорогу назад, лишит его возможности вернуться и начать всё с нуля. Рядовой Холлоуэй по-любому начнёт всё с чистого листа, но делать это ему придётся в новом, более совершенном, мире.

Ну чем мне заняться, чтобы убить это чертово время до прихода Дика?! Может, попробовать высадить окно или дверь? Или повеситься в ванной на резинке от собственных трусов?..

Это была настолько глупая идея, что я даже постучал себя кулаком по черепу: мол, какую чушь ты несёшь, – и услышал почти что деревянный стук.

В двери с моей стороны, скорее всего, нет замка; а наружную замочную скважину и внутреннее пространство домика разделяют по меньшей мере пятнадцать сантиметров нержавеющей стали. Пытаться пробить этот барьер просто бессмысленно.

К тому же, меня за это могут всё-таки убить.

Я уже собрался было от нечего делать пойти в ванную и заняться там одним нехорошим делом, как вдруг - я ушам своим не поверил - раздался звук отпираемой двери, и зычный голос охранника произнёс:

– Смит, на выход! Руки держать на виду!

Я поднял свои верхние конечности как можно выше и подошёл к открывшемуся проходу наружу. Спросил:

– Меня что, выпускают?

– Разговорчики, – относительно негромко сказал рядовой и легонько пнул меня по щиколотке – прямо по тому месту, где выпирает кость, так что следующие несколько секунд мне пришлось прыгать на одной ноге, пытаясь мысленно заглушить боль в другой.

Получилось не очень, но я хотя бы не зашипел. И не кинулся на солдата. А по идее, должен был.

Но я об этом даже не подумал, уставившись на автомат, недвусмысленно нацеленный мне в живот. Один вид такой штучки сразу отбил у меня желание делать глупости.

«Интересно, что это за модель?» – подумал я, выходя на свежий воздух с руками на затылке и чувствуя, как ствол незнакомого оружия жёстко щекочет через пиджак мне спину.

Удивительно: даже в такой, мягко говоря, неприятный момент я мог думать о всяких мелочах, которые к происходящему имели довольно отдалённое отношение. Что же это: беспечность, граничащая с глупостью и заставляющая отвлекаться от решения насущных проблем, – или, наоборот, потрясающая сила духа, позволяющая не тревожиться без по-настоящему веской причины? Впрочем, этот вопрос был совершенно бессмысленным и излишним, так как я и без него знал себе цену.

Может показаться, что я специально проговаривал в уме всё это, на что у меня ушло бы не менее чем полминуты; на самом деле мысль по скорости намного опережает речь, так что вся эта ментальная тирада заняла у меня секунды три, может, чуть больше. Я даже не успел уйти хотя бы на десяток метров от дверей гауптвахты, прежде чем мозг недовольно заявил, что думать больше не хочет.

Меня опять провели через всю территорию базы до того самого строения, в котором меня вчера допрашивали. Что, ожидается продолжение сеанса? Не хватило им моих вчерашних откровений? Хотя… невозможно, чтобы военные удовлетворились моими «фантастическими россказнями». Наверное, сегодня, чтобы выбить из меня нужную им «правду», они испробуют на мне что-нибудь похуже простой вежливой беседы «с подтекстом»! Что же это будет?..

В здании к моему эскорту присоединился тот сержант, который руководил моим задержанием. Интересно, а ему-то что здесь надо? Однако задать этот вопрос, понимал я, было бы верхом неосмотрительности, а может быть, и бестактности: кто знает, как сержант отреагирует на мою далеко не безобидную реплику?..

Вдвоём они провели меня по коридору, интерьер которого, скажем так, был лишён оригинальности: серые стены, белый потолок и тёмно-серый пол – всё тусклое и невзрачное, как и полагается на военных базах. Но целью моих сопровождающих, как с удивлением обнаружил я, было помещение, соседнее с тем, в котором вчера со мной беседовал полковник. «И что же они для меня приготовили на этот раз?..» – успел подумать я за секунду до того, как моя нога переступила порог и я очутился в комнате, где моим глазам предстало кое-что из того, чего и следовало ожидать от военных.

Кресло с ремнями, по всей видимости, застёгивающимися вокруг груди и предназначенными для измерения частоты дыхательных движений. Перчатки длиной примерно до середины предплечья, затягивающиеся точнёхонько на запястьях и служащие для отслеживания пульса и, если сенсоры окажутся достаточно мощными, тактильной активности. От этой амуниции отходят провода к компьютеру, который должен обрабатывать поступающую с датчиков информацию и давать оператору делать выводы.

Проще говоря, обыкновенный детектор лжи с привлечением современных технологий.

«Во всяком случае, это лучше, чем устройство аналогичного назначения, которое использовалось в Средние века», – подумал я, пока меня подключали к полиграфу. Ощущение, признаюсь, было не очень приятным: я чувствовал себя кем-то вроде подопытной крысы, которую неугомонные исследователи захотели подвергнуть очередному эксперименту.

Молодой солдат-техник в последний раз проверил, надёжно ли провода вставлены в разъёмы, и быстро вышел из комнаты, чуть не столкнувшись в дверях с майором и полковником. Молниеносно козырнул офицерам и исчез в коридоре.

А руководство базы направилось прямиком ко мне и сержанту Хабблу - я запомнил его фамилию, когда он вчера предъявлял на КПП свой пропуск, - севшему перед экраном компьютера, на котором тянулась ломаная линия моей кардиограммы, высвечивались численные показатели пульса и дыхания и темнело изображение двух кистей рук; наверное, если я пошевелю своими, то чёрный цвет сменится на какой-нибудь другой.

– Всё готово? – спросил полковник, усаживаясь на стул напротив меня.

Майор разместился между ним и дверью, тем самым отрезая мне путь к бегству; хм, не очень-то и хотелось удирать прямо с допроса – не поймут-с.

– Показатели в норме, – ответил Хаббл, прилипнув взглядом к дисплею. – Пока в норме – многозначительно добавил он. – Начинайте.

«И как они его терпят? – подумал я. – На их месте я бы уже давно окоротил этого зарвавшегося сержанта. Хотя… это их проблемы, меня не касающиеся».

Если я ничего не путаю, первые несколько вопросов будут лёгкими, «проверочными»; с их помощью оператор (в данном случае – Хаббл) сможет установить, какие показатели моей жизнедеятельности характерны для моментов, когда я говорю правду, – с тем чтобы понять, когда я начну врать.

«Но я не начну. Не дождётесь».

– Вы мужчина? – спросил полковник.

– Да.

– На ваших руках по пять пальцев?

– Да.

– В этой комнате находится больше пяти человек?

– Нет. – «Могли бы и пооригинальнее пробные вопросы придумать».

Сержант повернул голову и еле заметно кивнул начальнику базы, как бы сообщая, что можно уже переходить к делу. Полковник и перешёл:

– Ваше имя – Дэн Смит?

– Да, – ответил я максимально спокойно.

– Страна, в которой вы родились, – Алькайя?

– Нет.

– Вы там работаете?

– Нет, – твёрдо сказал я.

– Повышение показаний на десять процентов, – проговорил сержант, сканируя глазами монитор компьютера.

– В пределах нормы, – вздохнул полковник и продолжил: – Вы из Штатов?

– Нет.

– Из другого мира? – издевательски поинтересовался майор.

– Да.

Полковник взглянул на Хаббла. Тот покачал головой:

– Он не врёт. Во всяком случае, так ему кажется.

– Да псих он конченый! – крикнул майор чуть ли не в ухо своему начальнику. – Кончать с ним надо!..

– Помолчите, Реддл, – сказал полковник («Ага, вот, значит, как зовут этого вредину», – подумал я) и вновь обратился ко мне: – Вы знакомы с методами разведки?

– Нет.

– Вам больше тридцати лет?

– Нет. – «О, теперь основные вопросы вперемешку с проверочными. Надо полностью себя контролировать».

– Вы здоровы?

– Да.

– На острове вы добывали информацию?

– Нет.

– Материалы?

– Да.

– Германий и кремний? – уточнил полковник.

– Да.

Во взгляде Реддла появился оттенок удивления. Сержант-оператор доложил:

– Отклонений от нормы нет.

– Вы много путешествовали в последнее время? – включился в игру майор. Я видел, как он морщился от подчёркнутой вежливости, которую, по идее, обязан был проявлять.

– Да.

– Как турист? – Послышалась язвительная интонация.

– Да.

– Английский язык вам родной?

– Нет.

– Вы умеете обращаться с оружием? – перехватил инициативу полковник.

– Да, – ответил я, имея в виду меч.

– Хорошо стреляете?

– Не знаю.

Майор и полковник переглянулись – явно в замешательстве.

– Вы когда-нибудь страдали психическими заболеваниями?

– Нет.

– Какими-либо другими?

– Нет. – «Ну… почти. Разве что сезонным насморком».

– Вы знаете какие-нибудь военные секреты?

– Нет.

– Вы уверены в том, что не из этого мира?

– Да. – «Хм, ускоряются… Нужна хорошая координация ума, чтобы не запутаться при ответе; а ошибаться мне никак нельзя. Совсем».

Сержант вдруг сделал еле заметное движение рукой, словно показывая, что ему надоело сидеть здесь и выслушивать мою - на первый взгляд неподготовленного человека - чушь, и выдернул провода из разъёмов. Тихо произнёс:

– Концерт окончен. Мне этого достаточно. Уводите.

«Ну и наглость!» – изумлённо подумал я, ожидая, что уж на этот раз офицеры не останутся в долгу, как было раньше. Но, похоже, они не собирались прекращать плясать под его дудку: майор подошёл ко мне и торопливо - кажется, из-за брезгливости - освободил меня от сенсорных щупалец, а полковник распахнул дверь и позвал охранника, который в течение всей проверки, занявшей, кстати, всего несколько минут, топтался у входа в помещение.

«А может, он и не сержант вовсе?..» – пришла неожиданная мысль. Действительно, держался Хаббл так, как будто вся база вместе с личным, в том числе и офицерским составом целиком принадлежала ему одному. В связи с этим напрашивался вывод, что у него либо намного более высокое звание, в чём я, признаться, сомневался: зачем генералу, или кто он там, играть роль простого сержанта? - либо, что почти то же самое (почти, да не совсем), очень широкие полномочия, и вот это уже казалось гораздо более реальным.

«Может быть, он… тайный агент? Представитель конторы, заменяющей в этих местах ЦРУ?» Возможно. Тогда понятно, почему он присутствовал при «проверке на лживость». Интересно, каким будет его следующий шаг?..

«Вряд ли он остановится на этом допросе с полиграфом, – думал я, под конвоем рядового-блондина возвращаясь к месту временного (в этой жизни вообще всё временное) заключения. – Что-то готовится, что-то нехорошее… но что? Нет, валить отсюда надо, пока он не додумался хотя бы до «сыворотки правды». И на подготовку побега у меня осталось не больше двенадцати–четырнадцати часов… Надеюсь, Дик не передумает…»

И он не передумал.



В этот вечер я прочитал Холлоуэю своё стихотворение до конца, кое-как переведя его на английский.



Я заперт на чужой планете.

Я понимаю, что – в тюрьме.

Тюрьма – не всё, что есть на свете;

Но я сижу в кромешной тьме.



Тюрьма – всего лишь только дом,

Сбежать оттуда можно вроде;

И я бегу, с собой взяв лом, –

Пока один стремлюсь к свободе.



За мной бегут другие люди

И вслед кричат. Я их не жду,

А убегаю прочь оттуда,

Не видя всю их суету.



Но в одиночку не сбежать:

Сейчас ведь в мире дружба в моде;

Осталось друга подождать –

Я не один стремлюсь к свободе.



И вот он, спутник мой и друг,

Я всё же смог его дождаться.

Мы убегаем, а вокруг

Врагов всё больше. Не прорваться.



Не знаем мы, что значит страх,

Но окружает нас лишь бездна;

Средь города наш главный враг,

И с ним сражаться бесполезно.



Но много кто к нам подошёл,

И кажется: мы правы вроде;

Хоть путь у беглецов тяжёл,

Но много нас идёт к свободе.



Мы прорываемся сквозь дым,

Сквозь тучи, ветер и кордоны.

Умрёт пусть кто-то молодым,

Но перепишем мы законы.



Те, кто свободу заслужил,

Имеют право на победу.

И мы бежим изо всех сил,

Пускай враги идут по следу.



Победа, кажется, близка,

Но нас, похоже, догоняют,

И льётся выстрелов река:

Нас всех сражаться заставляют.



И начинается наш бой.

Нам ни за что нельзя сдаваться;

Пусть это наш последний бой,

Но мы не прекратим сражаться.



И вот – всё кончено. Мы ждём,

Когда ж из тучи выйдет солнце.

Свобода пролилась дождём.

За что же нам теперь бороться?



Ответа нет. Борьбе конец.

И всё же нас нашло спасенье:

Свет солнца льётся вниз с небес,

Даруя павшим воскрешенье.



Двенадцать лет назад, когда я на каникулах скучал дома, я изобразил совершенно нереальную ситуацию: несправедливо обвинённые вырываются на свободу и. самое главное, удерживаются там. Но мне бы хотелось, чтобы именно так произошло теперь, когда таким «обвинённым» оказался я сам. И Дик тоже невольно заразился моим желанием.

– Потрясные стихи, – сказал он после того, как я закончил чтение; я даже и не догадывался, что помню произведение полностью – все пятьдесят две строки, и уж тем более не думал, что смогу переложить его на другой язык. – И, что важно, «в тему». Только за одно это я согласился бы тебе помочь.

– Времени у нас немного, – произнёс я; был уже вечер, солдат по базе шаталось немного, так что мы, не стесняясь, разговаривали вполголоса: камеры видеонаблюдения писали изображение, но не звук. – Я так думаю, что этот «сержант» что-то на завтра запланировал в отношении меня; бежать надо сегодня. В ближайшие часы. Пока они не успели ничего предпринять.

– Трудная задача, – проговорил Дик. – База на сто процентов окружена забором из колючей проволоки под током; высота забора – от трёх до пяти метров. Рядом с гауптвахтой – около трёх с половиной. Такое только чемпиону мира по прыжкам с шестом перелететь…

– А если у периметра поставить что-нибудь? Скажем, каменную плиту, а на её край положить доску, другой конец которой будет лежать на верхней нитке проволоки…

– А нас током не ударит? Там же такое напряжение…

– Дерево выступит в качестве изолятора; нам бы только при падении не задеть забор, иначе всё будет насмарку.

– Об этом не беспокойся.  Не такой дурак… Да и ты, наверное, тоже…

– Это меня радует. Послушай, что ты должен сделать, когда стемнеет…



Камера видеонаблюдения, висевшая на одиноко стоявшем дереве и державшая под постоянным контролем приблизительно пятьдесят квадратных метров пространства перед зданием гауптвахты, около полуночи - с помощью слабенькой подсветки и маломощного тепловизора - зафиксировала момент, когда охранник, стоявший у каменной плиты у входа в местный аналог тюрьмы, отлип от неё, потянулся и вместе с автоматом отошёл куда-то в сторону.

Дежурный оператор системы видеонаблюдения заметил это, пожал плечами и вернулся к своему кроссворду. Часовые ведь тоже люди; а за длинную смену не раз и не два может возникнуть желание посетить всем известное заведение, по глупости проектировщиков построенное лишь в центре базы. Но с поста отлучаться нельзя; вот и находят люди компромисс между уставом и физиологией.

Оператор не заметил, что каменная плита, у которой ранее стоял охранник, во время его недолгой отлучки сдвинулась в том же направлении, исчезнув из поля зрения электронного глаза. Оператор даже не смотрел на дисплей, зная, что, если и случится что-нибудь из ряда вон выходящее - а на территории базы самым серьёзным происшествием за все тридцать лет её существования была кража стимуляторов из медицинского блока, - во-первых, это произойдёт без его участия, а во-вторых, он всё равно об этом узнает.

Прошло часа три. Оператор задремал. Именно в тот момент это самое «из ряда вон выходящее» и случилось: охранник, до этого честно нёсший службу под дверью гауптвахты, внезапно поднял свой автомат, нацелив прямо в объектив, и камера в следующую секунду перестала работать.

Через минуту солдат появился в поле зрения камеры у склада. Вырубил и её, а сам тем временем проник внутрь.

Проснувшийся от непонятного чувства тревоги оператор увидел тёмные квадраты вместо важнейших, на его взгляд, изображений и, не раздумывая, включил красной кнопкой сигнал тревоги.



Дик только взорвал украденной со склада упаковкой пластида замок в двери - я уже стоял прямо за ней, полностью готовый к отбытию, - как вдруг истошно заверещала сирена и повсюду замигали довольно-таки яркие красные лампочки.

– Чёрт, только этого нам не хватало!.. – раздражённо прошептал рядовой Холлоуэй, когда я выбежал наружу. – Вот, держи. – Он протянул мне какой-то аппарат, в котором я после секунды недоумения опознал рацию.

Ну всё, теперь передатчик я точно соберу.

Дик показал рукой направление: не было времени на лишние слова, - и мы со всей возможной скоростью понеслись к тому месту, где была возможность выбраться за периметр.

Мы чувствовали, что база экстренно просыпается, может быть, кто-то, уже прочухавший, в чём дело, мчался сейчас к гауптвахте, намереваясь задержать нас, прежде чем мы вырвемся на свободу… Но мы надеялись, что нас не догонят – и не застрелят длинной очередью в спину.

Полсотни метров до забора мы преодолели секунд за десять. Добежав, на мгновение в нерешительности остановились, не зная, кто из нас осмелится первым покинуть пределы базы; но я почти сразу понял, что Холлоуэй предоставляет мне это почётное право,.

Я отошёл на пару шагов, рванулся вперёд, резко набирая скорость, вскочил, упёршись в край руками, на каменную плиту высотой примерно в мой рост, шириной фута два и длиной около полутора метров, сделал по ней три шага, на последнем оттолкнувшись ногой от каменной поверхности, и, отчаянно желая перелететь через эту чёртову ограду, стал неумолимо приближаться к черте периметра базы…

…Я пронёсся буквально в сантиметре над наэлектризованной проволокой, так что током меня чуть-чуть всё-таки дёрнуло; почувствовал, что начинаю с известным ускорением падать вниз и с неизвестным – вперёд, сгруппировался в воздухе, а коснувшись земли, перекатился и встал на ноги.

Через пару секунд Дик присоединился ко мне, и мы приготовились бежать к порталу – в направлении, которое знал только я…

…и замерли на месте, услышав из темноты подозрительно знакомый голос:

– А ну-ка стоять на месте, не шевелиться! Оружие попрошу сдать. И - совсем забыл: руки вверх!

Метрах в пяти перед нами вдруг зажёгся ослепительно белым светом фонарь, несколько мгновений я различал лишь разноцветные круги, я ясно увидел освещённое этим самым фонарём лицо «сержанта» Хаббла.

– Побыстрее, – сказал он, и за его спиной я разглядел троих бойцов (даже по виду – из спецназа), держащих нас с Диком на прицеле своих, судя по всему, мощных автоматов. – Вы ведь не собираетесь выводить меня из терпения, не так ли?

Мы с Диком переглянулись. В его глазах я прочитал: «Ну я же предупреждал! Я знал!.. Зачем ты втянул меня во всё это?!!!» Я безмолвно ответил ему: «Я просто хотел спастись… и заодно вытащить тебя из этого сумасшедшего дома».

Потом рядовой Холлоуэй тяжело вздохнул и стащил с шеи ремень своего оружия. Отсоединил магазин и швырнул всё под ноги мнимому «сержанту». Я понял, что единственный шанс упущен.

– А теперь позвольте представиться – капитан ЦРА Джонатан Хаббл. – Агент достал из нагрудного кармана и показал нам удостоверение; мы всё равно ничего не увидели: Хаббл не стал светить фонарём на свой документ, захватив белым лучом только уголок книжечки.

– Может быть, ЦРУ? – попробовал я внести поправку.

– Нет. ЦРА – Центральное разведывательное агентство. И попрошу: в дальнейшем – чтоб без лишних разговоров. Вы арестованы. Оба. Десять минут назад к острову прибыл катер, на котором была группа с Хабайев, которую я так ждал. – Хаббл оглянулся на «спецназовцев». – Они прибыли в самый последний момент. Начни вы свою операцию чуть раньше – и тогда, может быть, вам и удалось бы сбежать. Но мы успели.

– И что, вам теперь памятник за это поставят? – поинтересовался я. Просто не смог удержаться.

– Как же ты меня бесишь… – Капитан ЦРА поморщился. – Особенно твои язвительные реплики…

Неожиданно он молниеносно вскинул руку, которую до этого держал в кармане, свет фонаря отразился от воронёной стали, и тут же раздался выстрел. Нечто горячее и очень-очень быстрое пролетело в миллиметре от моего правого уха и усвистело куда-то во тьму.

Мы с Диком стояли ошеломлённые. «А этот Хаббл, оказывается, крутой стрелок!.. – подумал я. – Достать оружие, прицелиться и выстрелить меньше чем за секунду…»

А сам он тем временем убрал пистолет и просветил нас насчёт нашего ближайшего будущего:

– Сейчас мы пройдём на борт катера - вот, видите, где он стоит?.. – Хаббл направил луч лампы себе за спину. – Путь до Хабайских островов займёт немногим более суток, так что прибудем мы туда завтра утром: ведь «сегодня» вроде как уже наступило… Там я буду активно работать с тобой, Смит, – продолжил он, обращаясь ко мне, – а тебя, Холлоуэй, отдам под трибунал за попытку дезертирства и пособничество разведчику неизвестно какого государства… – сказал он Дику. Затем снова переключился на меня: – Насчёт того, что ты якобы из другого мира, – это либо на самом деле так, либо ты умело врёшь, и я, знаешь ли, больше склоняюсь ко второму варианту… В любом случае, на базе ЦРА в Хонолуру имеется весь необходимый инвентарь для допросов, так что я рано или поздно узнаю правду… А здесь, – добавил Хаббл с ноткой презрения в голосе, – пошумят немного да успокоятся. Что же конкретно произошло, поймёт разве что полковник… ну и, может быть, майор с капитаном Принглом… Ладно, всё, нет времени на пустую болтовню; пошли.

Он подобрал автомат Дика, развернулся и потопал по лесу к берегу. Мы с Ричардом (я впервые назвал рядового его полным именем), сопровождаемые тремя «спецназовцами», поспешили следом.

Как ни прискорбно было это признавать, мы проиграли.



Мотор катера утробно рокотал, упорно толкая судно вперёд со скоростью около двадцати миль в час. Мы с Диком сидели в наручниках на полу тесной каюты, где, кроме нас, находились также один охранник-«спецназовец», скучавший, но не спускавший с нас дуло автомата, и водитель-рулевой - я не знал, как правильно его назвать, - лениво ворочавший штурвал. Хаббл и ещё два охранника тусовались где-то на палубе. Было скучно, тоскливо, грустно и противно.

Я сидел, прислонившись к тонкой металлической стене, и напряжённо думал, сохраняя при этом на лице как можно более отстранённое выражение.

Итак, как нам с Диком выпутаться на этот раз? План надо было строить с учётом того, что наши руки были скованы за спиной, на катере находились пять противников, считая рулевого, и как минимум четверо из них - Хаббл и трое его мордоворотов - были вооружены. К тому же, у нас имелось ограничение по времени: мы должны были освободиться не позже, чем на середине пути, чтобы горючего хватило на возвращение к острову, где располагался портал; то есть у нас в запасе было около четырнадцати часов, ибо с начала путешествия прошло уже минут сорок. Максимум – сорок пять.

Но как, как это сделать?!!! Пока мы в наручниках будем пытаться отнять автомат у охранника, нас же изрешетят его коллеги или, в худшем случае, рулевой! Не-ет, так дело не пойдёт. Сработать нужно будет чисто, чтобы никто не понял, что случилось; людей, в принципе, можно и не убивать – только наручники свои на них примерить… В крайнем случае – за борт. Всех, кроме водителя. Если, конечно, он не будет делать глупостей…

Я легонько помотал головой; «спецназовец», кажется, моего движения не заметил. Сейчас, в три часа ночи, пытаться сбежать было бы просто смешно. Даже выбраться из каюты, прыгнуть в воду и доплыть до острова мы вряд ли сможем. Особенно первое и последнее. Темнота в данных обстоятельствах – наш главный враг… Нет, лучше попробовать после рассвета…

Тут у меня внезапно начал вырисовываться план, который, наоборот, был приспособлен для осуществления в темноте. Но он был таким же безнадёжным, как и все остальные придуманные к этому времени проекты. Однако шанс был – пускай один на миллион, но был. И я не преминул осуществить свою задумку. По крайней мере, попытаться это сделать.

– Эй, начальник, – вывел я охранника из полудрёмы, – а в туалет-то сходить можно?

Дик изумлённо глянул на меня, но промолчал. «Спецназовец» зевнул, поднялся, сказал мне:

– Подожди маленько, я узнаю… – рулевому: – Присмотри тут за ними, ладно?.. – и вышел из каюты.

Водитель катера обернулся, хмуро оглядел нас, пожал плечами и отвернулся, развалившись в кресле. Кажется, «присматривать тут за нами» он не собирался.

Пользуясь моментом, я почти бесшумно зашептал Дику на ухо:

– У меня тут один план появился… Надо, чтоб ты мне подыграл…

– Что ты задумал?

– Когда я вроде как начну делать свои дела, я схвачу руками оружие охранника, который будет мне помогать с… ну, ты понял – с чем… дёрну на себя и в сторону…

– Руками, скованными за спиной? – ехидно спросил Дик.

– Смотри и учись, – ответил я с улыбкой и показал ему мастер-класс.

Сначала я, чуть приподнявшись, переместил свою заднюю часть за цепь наручников, затем вытащил обвитые железом запястья из-под согнутых ног. Easy. Задача в два действия, которые можно даже свести в одно.

– Круто, – одними губами сказал Дик и за три секунды проделал то же самое.

Водитель, похоже, ничего не заметил.

В этот момент в каюту вошёл охранник. Сказал мне:

– Вставай, пошли. Только быстро…

– А мне тоже можно? – подал голос Дик.

– Подождёшь, – буркнул «спецназовец», хватая меня за цепь наручников (он не обратил внимания на то, что мои кисти рук теперь находились спереди) и таща к выходу.

– А я очень хочу! Сейчас вам весь пол в каюте уделаю!.. – произнёс рядовой Холлоуэй и сделал попытку снять якобы мешающий ему предмет одежды.

– Чёрт с тобой!.. – прорычал охранник и рывком за наручники поднял его на ноги. – Пошли!..

Мы выбрались наружу. В нос ударил свежий морской воздух. «Спецназовец» протащил нас через всю палубу к корме. Резким движением головы он подозвал кого-то из своих коллег и вручил ему Дика со словами:

– Им обоим по делам надо…

Нас подвели к борту, отпустили и наставили на нас стволы автоматов.

– Давайте, у вас две минуты… – сказал один из охранников. – Если упадёте в воду, ловить не станем. Может, даже пару пуль выпустим вслед…

Мы с Диком переглянулись, сделали вид, будто пытаемся приспустить брюки, а затем скованными руками схватились за оружие, предварительно уйдя с линии огня, и рванули автоматы вбок и вверх, а вместе с тем – и на себя.

Охранники в первое мгновение ничего не поняли, захотели застрелить нас, поэтому нажали на спуск. Но когда начали вылетать пули, дула автоматов уже смотрели почти вертикально вверх, так что боеприпасы, вместо того чтобы разорвать нас на части, с грохотом исчезли в черноте безоблачного ночного неба, перебив цепи, связывавшие кольца наших «браслетов», так как в них - в цепи то есть, - после того как мы схватили оружие, оказались упёртыми дула. Мы оказались свободны.

Шум выстрелов ударил в уши. Он прекратился, когда оружие оказалось у нас в руках. Продолжая начатое ранее движение, я крутанул автомат вокруг поперечной оси, заехав прикладом мордовороту в челюсть. Для верности треснув его по голове, я развернул его и захватил рукой за шею, тем самым прикрывшись им, как живым щитом; затем повернул голову и посмотрел, как со своим противником справляется Дик.

У Холлоуэя всё прошло не так идеально, как у меня, но всё же успешно. За обладание автоматом у них с охранником произошла настоящая битва: оба дёргали оружие на себя, пока Дик не заехал кулаком в рожу «спецназовца» , после чего тот отшатнулся, а солдат вырвал-таки у него автомат и, кинув на меня быстрый взгляд, по моему примеру прикрылся охранником.

На крыше каюты включился прожектор. Пошарив вокруг, обнаружил место схватки. Хаббл с одним «спецназовцем» стояли на палубе в пяти метрах от нас, направив на нас дула автоматов, и глядели на нас с ненавистью и злобой. Мы же, в свою очередь, держали на прицеле их; наши «живые щиты» пытались освободиться от захвата, но стоило нам чуть сильнее сдавливать им шею, как попытки тут же кратковременно прекращались.

Патовое положение. Очень напряжённое равновесие сил; если битва продолжится, её будет невозможно остановить. И ни мы, ни капитан Хаббл пока что не изъявляли желания проверить, как оно всё обернётся.

Значит, пришло время поговорить.

– Смит, Холлоуэй, остановитесь! – крикнул Хаббл, передёргивая затвор автомата. – Отпустите охранников и сложите оружие, и мы, может быть, сохраним вам жизнь! Не усугубляйте своё положение!..

– Нам терять нечего, – негромко сказал я и продолжил – уже громко, перекрикивая шум мотора: – А у нас к вам встречное предложение: вы сейчас прикажете рулевому повернуть обратно и сами бросите оружие, а мы за это оставим в живых и вас, и их! – Я ткнул стволом автомата в свой замерший «щит». – Мы доплывём до острова, заберём ваше оружие, без проблем дойдём до портала, и вы нас никогда больше не увидите! Как вам такой расклад, а? Разойдёмся без потерь, как нормальные люди!

– А пошёл ты!.. – гордо ответил капитан ЦРА, и в этот момент Дик почему-то – то ли от волнения, то ли ему надоело стоять и ничего не делать, то ли ещё по какой-то причине – нажал на спуск.

Напарник Хаббла вдруг неестественно раскинул руки и, отбрасываемый потоком свинца, упал на палубе, привалившись к задней наружной стенке каюты.

Воспользовавшись моментом, охранник, которым Дик закрывался от возможных попаданий, дёрнулся вниз и в сторону, вывернулся из захвата; прежде чем мой приятель успел прицелиться, выцепил у того из рук оружие и моментально всадил в Дика весь оставшийся магазин. Дик перелетел через борт катера и с негромким всплеском пропал во мраке океана.

Мой «живой щит» попробовал повторить манёвр своего коллеги, но я изо всех сил сдавил предплечьем шею охранника; тот вцепился пальцами в мою руку, но я надавил ещё сильнее, и он обмяк.

Убийца Дика наставил было на меня дуло автомата, однако я выстрелил, он отступил на пару шагов, оказавшись при этом у самого борта, не удержался и, издав свой последний предсмертный хрип, полетел в воду.

– Расклад тот же, что и пять секунд назад, капитан, – произнёс я, еле-еле придавая голосу необходимый уровень твёрдости, – чтобы не показать Хабблу, сколько для меня значил Дик на самом деле. – Но теперь нет никого лишнего – только ты и я. Если не считать этого мешка с мусором, – я встряхнул потерявшего сознание охранника, который был кое-какой гарантией, что Хаббл в меня стрелять не станет. Не стопроцентной, конечно же, но тем не менее – гарантией.

Капитан ЦРА вдруг засмеялся. Вначале он тихонечко, на предел слышимости, захихикал, но уже через пару секунд он оглушительно хохотал, перекрывая этим звуком шум двигателя.

– Я вот думаю, – простонал он сквозь смех, слышать который ночью, в окружении почти полной темноты, не считая луча прожектора, было жутко, – а псих ли ты на самом деле или нет? Если да, то тем более советую тебе бросить оружие и сдаться: это для твоего же блага! Полежишь несколько лет в больничке на Хабайях, авось галлюцинации перестанут мучить…

– Почему ты не можешь поверить в то, что я из другой реальности? – спросил я, уже, кажется, зная, что он мне ответит.

– Потому что так не бывает, – сказал Хаббл, и это раз и навсегда определило его участь.

– Бывает, – возразил я и, вскинув автомат одной - правой - рукой, выпустил несколько пуль прямо в лицо Хабблу.

Его голова взорвалась, как будто я выстрелил в сырое яйцо или в наполненную водой банку; он выронил автомат и, нелепым движением вскидывая вверх руки, упал назад.

Вот и всё. Ды-дыщ.

Я отшвырнул от себя не приходящего в сознание охранника и оглядел поле битвы, в белом свете мощном лампы приобретавшее оттенок то ли какой-то наигранности, «киношности», словно здесь снимали какой-нибудь фильм, то ли подчёркнутой, а оттого ещё более трагичной реальности.

Я в очередной раз победил, но, как всегда, остался в полном одиночестве.

Наверное, это моя судьба – оставаться в живых, когда люди, которыми я дорожил, умирают. Так было в деревне, так повторилось и теперь. Надеюсь, в будущем такого больше не случится.

Я выщелкнул магазин, проверил заряд: отлично, ещё патронов десять осталось, - вставил обратно и пошёл к каюте с твёрдым намерением заставить водителя выполнить моё условие.

Открыл дверь, подождал пару секунд, прижавшись к стене снаружи, удостоверяясь, что на поражение рулевой стрелять не собирается - может быть, потому что не из чего; потом заглянул в проём, выставив перед собой оружие. Рулевой всё сразу осознал и, не вставая с кресла, прикреплённого к полу перед приборной панелью, поднял руки.

– Разворачивайся, – устало приказал я и зевнул. Чёрт, как спать хочется… – Довезёшь обратно быстро – и я тебе ничего не отстрелю. И убавь, пожалуйста, яркость, а то нас с этим прожектором за милю видно…

Водитель кивнул и, положив руки на штурвал, стал разворачивать катер.

Какую, понимаете, власть над человеком даёт автомат…

Я никого из охранников вначале убивать не хотел, даже, может, и Хаббла – тоже. Но они не оставили мне другого выбора. Решался вопрос: или они, или я. Дик, к сожалению, не в счёт – больше он всё равно ничего не сможет сделать. К тому же, одному из противников я отомстил за его смерть. А Хаббл просто мне мешал – причём очень, очень сильно.

Да, возможно, я злодей. Убийца. Негодяй. Урод. Но я защищал себя – и тех, кто мне нравился. Однако сумел лишь спастись сам. На большее меня не хватило.

Пусть так. Но это мои проблемы, моя головная боль и моё проклятие. Я и так достаточно наказан: Элла, Библиотекарь, Могильщик, Бронник… теперь Дик… Для одного человека это слишком много.

Но я выдержу. Если повезёт, выдержу.

Я снова вышел на палубу, шагнул, поскользнувшись на крови, к убитому капитану ЦРА, чуть брезгливо обшарил его, нашёл ключ и снял-таки со своих запястий ставшие бесполезными «браслеты». Стальные кольца с лязгом упали на гладкий настил. Я кинул ключ в океан и вновь направился к каюте.

У меня было немного времени, чтобы отдохнуть.



– Командир, подходим к цели, – разбудил меня голос рулевого.

Я открыл глаза, посмотрел на автомат, который во сне так и не выпустил из рук, встал, выглянул наружу и удивился темноте, которую развеивал лишь невероятно слабый свет восходящей луны: её-то безмолвное движение по небу не зависит от времени суток. Повернулся к водителю катера:

– Эй, я же не просил совсем выключать! Ни черта же не видно!..

– У прожектора только один уровень мощности, – ответил рулевой, продолжая легонько двигать штурвалом и рычагом чего-то вроде «коробки передач» (не знаю, как это называется у кораблей). – Хочешь, чтобы я включил обратно?..

– Ну нет. Уж лучше я ночное зрение потренирую, чем заявлю на всю базу: вот он я, ловите все, кому не лень!

Рулевой только хмыкнул.

– Подъезжай на малых оборотах, – бросил я, выходя из каюты. – Ни к чему солдатикам знать, что я вернулся. А то услышат, переполошатся…

Договаривал я свою реплику, идя по палубе к месту недавней битвы. Мне срочно требовалось исправное и заряженное оружие.

Следующие две или три минуты я занимался тем, что выбирал из нескольких автоматов наименее заляпанный кровью или ещё чем похуже и собирал все найденные патроны в самый чистый из найденных «рожок».

Передёрнув затвор, вставив магазин в предназначенное для него углубление и при этом не позволив себе придумать к описанному процессу пошлое сравнение, я посмотрел вперёд по направлению движения катера, стремясь различить хоть что-то в окружавшем меня мраке.

Да, мы уже приближались. На базе, кажется, всё ещё продолжалось шевеление: горели кое-какие огни, и - тут, однако, я мог и ошибаться - сновали туда-сюда какие-то неясные тени. Оставалась только пара сотен метров до острова. Полминуты – и я на месте.

Надо собраться. Последний рывок перед возвращением в родной мир…

Но получится ли? Учитывая предполагаемый уровень движухи на базе, я был уверен, что там все до сих пор на ушах стоят. И дёрнул же чёрт кого-то поднять тревогу…

Катер с тихим тарахтеньем подплыл к берегу и ткнулся носом в самый край еле различимого в темноте пляжа. Вскоре мотор затих окончательно.

Мы прибыли. Теперь – будь, что будет.

Я разбежался и спрыгнул с носа катера на песок, в котором ноги сразу увязли – к счастью, неглубоко. Я постарался побыстрее преодолеть узкую полоску пляжа и устремился в лес, отчаянно желая не врезаться в дерево и не быть подстреленным случайной пулей. Я должен, должен выжить!

Бежать было трудно: я не видел, что у меня под ногами, поэтому каждые две секунды спотыкался. Глаза немного привыкли к темноте, но это позволяло лишь не влетать лицом в деревья.

Не к месту вспомнилась песня: «А за деревом дерево; а за ним ещё дерево…» Угу. А за ними мой труп.

Вдалеке раздался сухой треск автоматной очереди. Ну всё, накаркал. Надо двигаться как можно незаметнее, чтобы ни у кого не возникало желания стрелять. Правда, за мной могут охотиться и такие, с позволения сказать, индивиды, которые любят наугад палить в темноту – просто так, на всякий случай. Пулей больше, пулей меньше – какая разница?

Задумавшись, я споткнулся обо что-то крупное и с беззвучными ругательствами полетел на землю, громко прошуршав по траве и кустикам. Новая автоматная очередь – теперь гораздо ближе. Пули просвистели у меня над головой, пока я ещё не успел встать на ноги.

Чёрт, этого я и опасался. Ладно, ничего не остаётся, кроме как прорываться немножко с боем.

Я поднялся, сделал несколько шагов, набирая прежнюю скорость и разворачивая корпус влево – в сторону базы – вместе с оружием; выпустил короткую очередь, предупреждая противников о том, что я тоже готов к бою. Противники не замедлили с ответом: мне вслед застрекотали сразу четыре автомата. Я пригнулся и продолжил своё – отнюдь не позорное, а даже, наоборот, весьма достойное – бегство.

Что-то поцарапало мне шею – не то не замеченная мной ветка с колючками, не то чья-то шальная пуля, у которой, как известно, интеллекта очень и очень немного. Это означало, что я то ли чертовски невнимателен, то ли часто отвлекаюсь – забыл о том, что пригибаться нужно всё время; в любом случае нужно сосредоточиться и добежать до портала, оставшись при этом в живых.

Я уже мог различить ухом звуки перезаряжаемых автоматов, что могло означать лишь одно: меня почти догнали. Плохо; я был о своей физической форме гораздо лучшего мнения, особенно после всех своих подвигах в иных мирах. Но мне осталось совсем немного до портала, бывшего моим козырем, который я как раз собрался достать из рукава.

Автоматы плевались свинцом, почти не переставая. Мне это начало надоедать. Я на полсекунды задержал палец на спуске, двигая стволом оружия, чтобы минимумом средств добиться максимального результата, и услышал чей-то короткий вскрик. Трое оставшихся врагов перешли на вовсе беспрерывный огонь, видимо, мстя за убитого товарища.

А что, я просто защищался.

Вот и портал. Я нырнул в заросли, равных которым по густоте вряд ли когда-нибудь видел («И чувствовал», – безжалостно добавил мозг, когда усеянные листьями ветки в один миг исполосовали мою физиономию), встал на знакомую металлическую пластину, ощупал рукой клавиатуру: я в принципе знал, где находится клавиша с цифрой «ноль», но мне нельзя было ошибаться, - нашёл нужную кнопку, нажал её и, молясь, чтобы у солдат не хватило ума пойти за мной следом, дёрнул рычаг…



Вокруг меня ничего не изменилось, но свечение одинокого нуля на дисплее установки пропало, и я понял, что – перенёсся. Я добежал… я выжил… я смог!

«А вдруг военные случайно угадают, на какую кнопку следует жать и какой рычаг тянуть?» – мелькнула в голове немного запоздалая мысль. Уж чего я не ожидал, так это того, что она вызвала у меня почти настоящую панику. «Они найдут меня!» – вопила какая-то часть моего сознания, по-видимому, не имеющая доступа к интеллекту.

Оставался один выход…

С безумным криком, почти ничего не видя, я всадил весь остаток обоймы в телепорт. Клавиатуру и дисплей они разнесли просто-напросто в хлам. Когда патроны кончились, я, практически не соображая, что делаю, развернул автомат прикладом к разрушаемой установке и начало методично один за другим наносить сильные и точные удары. Во время этого занятия, пока правая рука, сжимая уже ненужное мне - по крайней мере, по прямому назначению - оружие, продолжала молотить им по порталу, который в данный момент мог представлять для меня гипотетическую опасность, левая верхняя конечность метнулась к рычагу, запускавшему процесс моментальной переброски, и, подёргав его вверх-вниз, выломала из механизма, после чего бросила на землю, куда падали осколки и обломки внутренностей машины.

Постепенно я вошёл во вкус процесса и вскоре крушил телепорт со всего размаху, не думая о том, что и автомат от этого тоже может разбиться. Когда мне показалось, что разрушение произведено в достаточной мере, чтобы установка навсегда перестала быть исправной (а к тому времени на стойке вместо цельного аппарата находилась в буквальном смысле слова каша из металла, пластмассы и полупроводников), я прекратил ставшее бесполезным уничтожение, в последнем порыве воспользовавшись автоматом как рычагом и отсоединив от сломанного устройства стальную пластину, ранее выступавшую в качестве камеры телепорта, – словно выкорчевав её из земли.

Потом я в бессилии упал на землю, сминая своим телом кусты, и принялся тяжело дышать, сгоняя с себя напряжение последних часов.

Портал уничтожен, а значит, никто больше не сможет им воспользоваться: ни я, ни солдаты, ни - я уж и забыл про них… - эндеры. Финиш.

Я только теперь понял, как же мне хочется спать. Но, повинуясь совсем другому желанию, я механически встал и с трудом (я же предупреждал, что я не Супермен) побрёл туда, куда мечтало переместиться моё подсознание.

Через несколько минут я вышел на пляж, встретивший меня одиноким шумом прибоя, добрался почти до кромки воды, тяжело бухнулся задом на песок и стал тупо глядеть вдаль, на восток.

Неопределённый отрезок времени спустя встало солнце. Наверное, именно этого моё подсознание и ждало.

Затем я отрубился – с чётким осознанием того факта, что моя, вне всякого сомнения, поражающая воображение одиссея наконец-то окончательно и бесповоротно закончилась.


Рецензии