Последнее дело Билли Аттертона. Выпуск 24

АНТЕЦЕДЕНТ 7


Среди мрака ночи по пустынной дороге, ведущей к отдаленному дому посреди леса на острове Оук, брела женщина в лохмотьях. Ее ноги были босы и сбиты в кровь, но она не чувствовала боли и продолжала идти дальше. Волосы были спутаны, в них застряли сухие листья. Усталое лицо было бледно, на нем виднелись душевные метания, чувство горя или даже траура. Руки были исколоты и изрезаны о шипы и хлесткие ветви кустарников. Раны жглись, но женщина неотступно продолжала идти, прижимая к груди сверток.

Могущественная сила внутри нее, словно воплощение надежды, заставляла ее смотреть вперед и перебирать ногами, продолжая путь по размытой лесной тропе, спотыкаясь о камни и корни деревьев. Как же далеко, ей казалось, расположился этот детский приют на острове Оук.

Но откуда вообще взялась эта женщина? Не вышла же она из лесу? Или же проплыла через залив с земель Альбиона? Если так, откуда у этой изможденной женщины оказалось столько сил, чтобы преодолеть сей трудный путь? Еще долгое время будут ломать голову по поводу ее таинственного появления и более таинственного исчезновения, — ведь не будут обнаружены следы женских ног в лесу и на побережье. Останется лишь один свидетель, который, увы, не сможет вспомнить того, что произошло той ночью.

Время от времени женщина поправляла сверток в руках, посматривая в эти моменты на лицо живого существа, которого она крепко прижимала к себе, боясь уронить. Лицо спящего младенца выглядывало из свертка, и каждый раз, когда женщина видела его, она улыбалась и находила в себе силы идти дальше.

Под сенью деревьев видимость снизилась, и женщина один раз чуть не упала плашмя на дорогу. Она вовремя успела ухватиться рукой за ветку стоявшего рядом дерева и удержаться на ногах, но от столь резких движений младенец проснулся и уже хотел огласить округу своим плачем. Женщина присела на корточки, аккуратно укладывая ребенка на руках, и принялась укачивать его, напевая еле слышно мелодию колыбельной.

Тихое пение уставшего голоса и шуршание листвы на ветру быстро успокоили младенца. Его глазки сонно зажмурились, и он вновь провалился в сладкую дрему. Женщина же утерла пот со лба и поднялась, перевела дыхание.

Вновь ее ноги зашагали по размытой тропе, а она несла свою тяжелую ношу, с которой в скором времени должна была расстаться. Женщина вышла на опушку, окруженную деревьями со всех сторон, а с запада тянулась еще одна тропинка к отвесной скале, раскинувшейся прям над синевой волнующегося в эту ночь моря. Шум приливов был отчетливо слышен женщине даже отсюда, эти звуки успокаивали ее. Посреди этой опушки расположилось массивное трехэтажное строение, разделенное на несколько корпусов, с просторным внутренним садом. С южной стороны к зданию прицепился незаконченный пристрой, в будущем он должен был стать башней, которую можно было бы увидеть с любого края небольшого острова.

Во всех окнах царил мрак, лишь у парадных дверей на столбах горели фонари. Они напомнили женщине маяк, который расположился на небольшой скале близ острова Оук. Как и он, огни указали ей путь к месту, где все ее тяготы должны были подойти к концу. Она вздохнула с облегчением.

Неспешным шагом она приблизилась к пересечению нескольких дорог. Одна уводила к конюшням, недалеко от них стояла разгруженная телега, другая вела прямиком к парадной детского приюта, а вот третья опоясывала здание и терялась на противоположной стороне под сенью деревьев. Женщине была неизвестна эта дорога, и она не могла знать, что ждало бы ее на том конце пути, — ей и не нужно было это знать. Она добралась до парадной двери приюта, взглянула на ржавый колокольчик.

Женщина упала коленями на ступени, сбив с них кожу, зажмурилась от боли. В ней уже не оставалось сил, она и так держалась на последнем издыхании. Осталась лишь одна цель, которую она должна была выполнить любой ценой.

Она должна подарить собственному сыну шанс жить дальше…

— Мой милый мальчик, — раздались сухие слова из пересохшего горла. — Как же я люблю тебя! Ты вряд ли когда-нибудь вспомнишь обо мне или вовсе узнаешь, что со мной произошло, но это и не важно. — Она прикоснулась губами ко лбу младенца, а после опустила сверток с ребенком на порог приюта, к двери.

— Мой маленький Уильям, тебе уготована великая судьба, и я уверена, что ты не разочаруешь меня. Прости, что не могу остаться с тобой. Прости, что обрекаю на тяготы и лишения, буквально украв твое детство. Прости, что больше не смогу защитить тебя в тот момент, когда ты больше всего в этом нуждаешься.

Женщина из кармана своего плаща, который уже больше походил на лохмотья, небольшой камушек. Его грани заиграли светом при попадании на них лунного света. Синий, неограненный камень, как казалось драгоценный, манил своей игрой, что не сразу можно было понять, что это не грани переливаются на свету, а он сам будто бы светился изнутри.

— Пусть с тобой всегда будет верный защитник, мальчик мой, — произнесла она и положила в сверток с младенцем камушек. Глаза ребенка открылись, выражая удивление, женщине показалось, что они светились изнутри, но после младенец улыбнулся и закрыл глаза, еще глубже погружаясь в волны сладостного сна. — Я люблю тебя, Билли!

И женщина вновь поцеловала своего сына в лоб, затем достала из плаща немного вымокшую записку и подоткнула ее в сверток, тяжело поднялась на ноги. Ее глаза слезились, она приложила ладонь к губам, не сдерживая всхлипы. Она была готова вновь упасть на колени перед собственным ребенком и прижать его к себе, но попросту не могла себе этого позволить.

— Прощай…

Больше не задерживаясь ни на мгновение, она несколько раз дернула за веревочку звонка. Где-то внутри дома послышались шорохи и шум, но женщины уже не было у парадного входа. Ее силуэт быстро удалялся, растворяясь в тени деревьев.

В окне двери появился крохотный огонек в подсвечнике, который несла пожилая женщина. На ней был ночной халат, а на голове, скрывая волосы, красовалась шапочка для сна. Поспешно потирая глаза, она приближалась к двери, стараясь разглядеть в ночи силуэты или образы тех, кто мог заявиться на остров в столь позднее время. Не увидев никого за дверью, она замедлила шаг, забеспокоилась.

— Простите? — произнесла она в пустоту. — Кто здесь?

Но никто не ответил ей, и она забеспокоилась еще сильнее. Несколько неуверенных шагов в сторону двери, и она повторила свой вопрос:

— Кто здесь? Вам лучше показаться, а не то… А не то!.. Я вооружена между прочим!

Но и опять ей никто не ответил, а она продолжила свое медленное продвижение к двери. В ее голове появилась одна чрезвычайно светлая мысль — сходить и позвать конюха, который спал в своей комнате на втором этаже. Единственный взрослый мужчина на острове, с ним явно было бы спокойнее. Но что-то явно останавливало пожилую женщину от этого поступка.

— Я не шучу! — произнесла она, когда ей оставалось буквально два шага до двери. — Покажитесь, кто бы вы ни были!

Молчание было ей ответом.

Тогда женщина уже не смогла бороться со своим страхом и сделал шаг назад. Ей срочно хотелось разбудить конюха, а вместе с ним и других воспитателей, а также и настоятельницу. Но только стоило ей повернуться спиной к двери, как она застыла на месте. Один лишь знакомый ей звук заставил ее замереть. Это был смех. Заливистый детский смех. Женщина повернулась, и будто что-то надломилось у нее в груди. Страх исчез, она желала как можно скорее открыть дверь и увидеть того ребенка, который только что смеялся.

Три шага — и дверь распахнулась, на пороге лежал сверток с улыбающимся младенцем. Его маленькие глазки смотрели вверх, и женщине казалось, что ребенок смотрит прямо на нее. Она наклонилась и подняла сверток, аккуратно прикладывая его к груди, покачивая, продолжая в другой руке держать подсвечник.

— Кто это у нас тут такой? — ласково, улыбаясь, произнесла она. — Где же твоя мама?

Пожилая женщина посмотрела вдаль, туда, где стояли деревья, но никого не было, ни единой живой души. Тогда она ногой закрыла за собой дверь и зашла внутрь. Поставила подсвечник на столик и сама села рядом в деревянное кресло. Удобно уложила младенца на руках и извлекла из свертка намокшую записку, чернила несколько расплылись, но большую часть букв можно было различить. Пододвинув подсвечник поближе, она принялась вчитываться в текст.

Сначала на лице женщины появилось удивления, но спустя мгновение нашел испуг. Время от времени она поглядывала на мальчишку, который озорно разглядывал ее. Позже, когда послание от матери младенца было прочитано, женщина незамедлительно подставила листок бумаги под пламя свечи — его тут же охватило огнем. Не беспокоясь о том, что она может опалить собственные пальцы, женщина дождалась, когда весь лист сгорит, и лишь тогда отпустила его. Пепел упал на стол под пристальным взглядом женщины.

— Пресвятая Троица! Кто же ты такой, маленький Уильям Аттертон? — несколько отстраненно произнесла женщина, распутывая сверток с младенцем. Когда ребенок оказался свободен от пут, он потянул свои ручки к лицу женщины, продолжая улыбаться. — Я должна доложить о тебе настоятельнице.

Женщина поднялась с кресла, держа в руках голенького младенца. Пеленки соскользнули с колен на пол — из них со стуком выпал синий камушек, привлекший внимание женщины. Она нагнулась за ним и подняла, прижимая одной рукой младенца, а другой, держа двумя пальцами, рассматривала при свече небольшой, неограненный камушек. Она приняла его за драгоценный и хищно облизнула нижнюю губу, спрятала его в складки халата.

— А ты не так дурен, маленький Билли, — произнесла она и направилась к лестнице, на третьем этаже находилась спальня настоятельницы. Женщине вовсе не хотелось будить ее среди ночи, но она должна была уведомить ту о произошедшем. О записке и синем камне она, ясное дело, не обмолвилась.

Пожилую женщину звали Азалией Рокхарт, она двенадцать лет с самого основания детского приюта на острове Оук проработала здесь, лишившись на войне мужа и единственного сына. Она надеялась, что драгоценный камень, найденный в пеленках подкидыша, позволит ей начать новую жизнь, но, к сожалению, с каждым прожитым днем муки совести сводили Азалию с ума, а она сама со следующего дня уверилась, что тот самый подкидыш и есть ее сын, погибший на войне. Спустя пару месяцев ее отправили в Ландо в лечебницу для психически нездоровых граждан Альбиона…

*   *   *

— Я — сэр Галахад, первый рыцарь круглого стола и верный клинок короля Артура Великолепного, прибыл, чтобы сразить тебя, чудовище, и вызволить прекрасную принцессу из заточения!

Рыцарь Галахад поднял вверх свой меч и помчался вперед на своем верном коне, а там его уже ждал страшный монстр, крылатый огнедышащий ящер, именованный Драконом-пожирателем. Змей расправил свои крылья, набирая в грудь воздуха, и уже в следующее мгновение, направив свою чешуйчатую морду в сторону скачущего к нему на своем коне рыцаря, выдохнул клубы всепожирающего на своем пути пламени. Огонь заскользил по сухой траве, выжигая ее полностью и поджигая под собой землю. Клубы дыма поднялись к небу, а земля, превратившаяся в огненное озеро, выпускала из себя едкие пары.

Дракон рассмеялся булькающим смехом, считая, что сжег славного рыцаря, но был чрезвычайно удивлен, когда сквозь густой дым, не сбавляя хода, сэр Галахад буквально перескочил на коне через огненное озеро и сблизился со страшным монстром. Он соскочил со своего коня, перекатился через себя по земле и вновь выпрямил свой меч в сторону дракона.

— Но как ты выжил? — пробасило создание, вновь набирая воздух в легкие, чтобы еще раз полить рыцаря всепожирающим пламенем.

Огонь устремился на рыцаря, обволакивая доспехи сэра Галахада. Верный клинок короля Артура Великолепного поглотило пламя, выжигая землю под ним. Но дым рассеялся, а рыцарь в блестящих доспехах стоял в стороне совершенно невредимый.

— Твой огонь не может навредить славному рыцарю, имеющему высшую цель, чудовище! — прокричал сэр Галахад, бросившись на монстра.

— Сожгу! — завопил дракон. — Уничтожу!

Змей взмахнул своим хвостом, пытаясь сбить Галахада с ног, но тот успел перескочить через него. Меч в его руке наполнялся чистым светом, который позволил бы уничтожить монстра. Дракон уже хотел в очередной раз пустить волну пламени в своего противника, но тот был уже слишком близко, пришлось опуститься на землю на все четыре лапы и активно нападать когтями, которые с легкостью бы располосовали и доспехи, и самого рыцаря, а также часто бить чешуйчатым хвостом с наростами в виде шипов, чтобы отвлекать внимание сэра Галахада.

— Тебе никогда не сразить меня! — зарычал зверь, делая выпад вперед собственной пастью, полной острейших зубов, каждый величиной с самого рыцаря. — Тебе не спасти принцессу Офелию!

— Слишком много пустых слов, чудовище! — прокричал Галахад, отпрыгивая в сторону от зубов дракона и ныряя под брюхо дракона. Тот, поняв, что находится в опасности, затопал на месте, пытаясь задавить противника. Этому не дано было случиться.

Резкий взмах клинком — и сэр Галахад вспорол брюхо монстру. Он подал свой воинственный клич, пока бежал под туловищем монстра, продолжая вспарывать его брюхо, пока не добрался до драконьего сердца. Зверь не позволил рыцарю исполнить задуманное: уже обессилев, он поднялся на задние лапы и замахал своими крыльями, стараясь подняться в воздух и покинуть поле битвы.

Рыцарь, не давая отдыха монстру, стал наносить удары по лапам монстра, отсекая от них плоть и срезая когти. Из глотки дракона вырывался оглущающий рев вместе с огненными всполохами. Недолго продлилась агония монстра, зрачки его затуманились, глаза закрылись, и массивная туша была сражена, повалившись и сотрясая землю.

Сэр Галахад взобрался на монстра и все же проткнул сердце дракона, чтобы быть уверенным раз и навсегда, что погубил Дракона-пожирателя, нагонявшего неописуемый ужас на жителей местных деревень.

— Я одолел страшного монстра! — прокричал Галахад, взмахивая своим мечом. — Теперь все могут жить спокойно, не опасаясь за собственные жизни! Осталось только вызволить прекрасную принцессу Офелию…

— Мальчики! — откуда-то далеко прилетел столь знакомый, но столь не желанный голос. — Где вы опять прячетесь? Мальчики, живо идите сюда!

Билли открыл глаза и приподнял голову: рядом с ним стоял его друг Эдвард, поднимая вверх деревянный меч. На его лице Билли увидел разочарование.

— Ну вот, — вздохнул он, опуская меч. — Каждый раз обрывают нам веселье на самом интересном месте.

Эдвард протянул Билли руку, помогая встать.

— Пойдем, «дракон», — усмехнулся «сэр Галахад», — пока мисс Уоррен не придумала нам еще какое-нибудь наказание, которое мы явно «заслужили».

— Где же вы, сорванцы? — вновь послышался женский голос, но уже значительно ближе.

— Мы идем, мисс Уоррен, — выкрикнул Билли и устремился вперед, шлепнув ладонью Эдварда по плечу. — Кто последний, тот лягушка!

— Ах вот оно что! — засмеялся Эдвард и устремился за другом, попутно размахивая своим мечом, будто сэр Галахад все еще охотился за Драконом-пожирателем.

Вылетели мальчишки на опушку спустя несколько мгновений и чуть не сбили пожилую наставницу Тилль Уоррен с ног. Женщина отпрянула от двух мальчишек, которые в итоге сами не устояли на ногах и покатились кубарем по земле. Недовольно она глядела на них, пока они сидели на земле и не могли просмеяться, а после дважды хмыкнула, якобы прочищая горло и привлекая тем самым внимание мальчиков к себе.

— Уильям Аттертон и Эдвард Канингем, — строго сказала она, подходя к ним. Они живо подпрыгнули, встав на ноги, и немного склонили головы вниз, смотря на собственные ноги. В это мгновение каждому мальчишке хотелось провалиться под землю, лишь бы не слушать нравоучения своей наставницы, а впоследствии и не отбывать наказание, которое она уже явно для них придумала. — Вам запрещено находиться в пролеске без сопровождения старших, а также запрещено вообще покидать территорию приюта без чьего-либо разрешения.

Мисс Уоррен подошла еще ближе к мальчикам.

— Мы не хотели, — тихо произнес Эдвард.

— Мы просто играли, — добавил Билли.

— Играли они! — прокричала наставница и ухватила мальчишек за уши, приподнимая их. Те застонали и, перебивая друг друга, просили у наставницы прощения, обещались больше так не делать и мечтали как можно скорее прекратить пытку. — Вы у меня, поганцы, без обеда останетесь и отправитесь в конюшню дерьмо за лошадьми убирать!

Тилль Уоррен потащила мальчишек за собой к зданию приюта и весь путь причитала о том, насколько мальчишки невоспитанные и что их за это нужно наказывать. Чем строже, тем лучше. Отпустила она их только у парадной, где в кресле-качалке сидела настоятельница приюта Сандра Бертхольт. Мальчишки тут же принялись разминать свои пунцовые уши.

— Опять гуляли там, где вам нельзя ходить? — строго спросила мисс Бертхольт, и мальчишки потупили взгляд.

— Да, мадам, — отозвались они в один голос.

Настоятельница усмехнулась и посмотрела на мисс Уоррен:

— Отправь их обедать, Тилль, они же голодны.

— Но, мадам Бертхольт… — начала говорить Тилль Уоррен, но ее тут же перебила настоятельница.

— Успокойся, Тилль, — произнесла настоятельница строго. — Я накажу их, когда придет время. Сегодня же позволь им немного побыть детьми. — И мадам Бертхольт подозвала к себе рукой Билли. Мальчик послушно подошел к пожилой настоятельнице, а она взяла его ладошку в свои морщинистые руки. — Сегодня наш малыш Билли празднует свой шестой день рождения. Пусть этот день запомнится ему надолго, как один из самых лучших дней в его жизни.

Сандра Бертхольт улыбнулась мальчику, а после отпустила его ладонь и подняла с земли свою сумку, которая стояла возле кресла-качалки. Из сумки она извлекла книгу с картинками, на ней большими буквами значилось: «БРАВЫЕ ПОХОЖДЕНИЯ СЭРА ГАЛАХАДА. СКАЗКА».

Глаза Билли от удивления расширились, а на лице появилась широкая улыбка, которую он не мог сдержать. На обложке детской книги был нарисован рыцарь в доспехах и с мечом, а на лице сэра Галахада красовались пышные усы. Не совсем так Билли представлял именитого рыцаря, но был безумно счастлив, что вообще увидел своими глазами самую настоящую книгу про приключения сэра Галахада.

— Ты очень умный, Уильям, — продолжила говорить настоятельница приюта. — В свои шесть лет ты уже умеешь читать, чем несказанно меня удивил, а воспитатели хвалят тебя, что ты хорошо учишься и быстро познаешь науки. За твои небольшие заслуги я очень хочу порадовать тебя и подарить тебе твою любимую сказку.

Сандра Бертхольт вручила книжку Билли, и он сильно прижал ее к себе, а после, немного подумав, бросился к настоятельнице и крепко обнял его.

— Спасибо, мадам!

Настоятельница звонко рассмеялась, также обнимая мальчишку, назло наставнице Тилль Уоррен, которая стояла с хмурой миной на лице. Но даже она не устояла и по-доброму потрепала по волосам Эдварда. Он же этого не оценил вовсе…

*   *   *

Весь день мальчишки изучали книгу о похождениях сэра Галахада вдоль и поперек. Эдвард разглядывал картинки, а Билли читал им вслух о новых приключениях знаменитого рыцаря. Маленькому Аттертону всегда нравился сэр Галахад, привлекала внешне принцесса Офелия, которая вскружила голову не только отважному рыцарю в сияющих доспехах, но и обоим мальчишкам, но всегда он находил нечто привлекательное в страшных монстрах, похожих на чешуйчатых змей с крыльями, — драконах. Эти грозные и могущественные создания завлекали мальчишку своей грацией дикого зверя и таинственностью мотивов и поступков. Билли всегда отказывался верить, что эти создания лишь кровожадные монстры. Всегда возникали вопросы: а зачем они собирают золото? Почему живут в гротах, охраняя магические башни с заточенными в них принцессами? Почему нападают только тогда, когда сам рыцарь Галахад заскучает и пожелает вновь отправиться вслед за приключениями?

За этими мыслями день клонился к закату, и он, уже сам того не замечая, будто очнулся от сладкого сна, отложил в сторону книгу, будучи в кровати, а его лучший друг спал, опершись лицом на руку. Эдвард, слушая мерное чтение друга, уснул в своей кровати, которая стояла рядышком с кроватью Билли.

Билли положил книгу на прикроватный столик, а сам спустил ноги с кровати, нащупав пальцами холодный пол. Он заботливо убрал руку друга из-под его головы, а тот, даже не проснувшись, перевернулся на другой бок и сладко засопел. Билли улыбнулся и взял с прикроватного столика свечу, которую мисс Вайнкрофт разрешила не тушить в честь дня рождения мальчика. Только сейчас он заметил, что и другие ребята в комнате уже крепко спали, и, не тревожа их сна, все же задул свечу. Как-то так сложилось, что никто из сирот не сдружился с несколько замкнутым в себе Билли. А он и не старался найти с ними общего языка: оставаясь в одиночестве, он мог посвятить себя иным мирам, быстро научился читать, умел считать и имел тягу ко всему новому, за что его всегда хвалили воспитатели, считая способным учеником и, наверное, самым умным мальчиком его лет. Лишь Эдвард сам настоял на их дружбе, и Билли был этому несказанно рад, хотя первое время чурался слишком повышенного внимания к себе.

Маленькими шагами дошел до окна и посмотрел на небо, которое заволокли густые темные тучи. На душе стало тоскливо. Он долго ждал этого дня… этой ночи. Билли не мог объяснить этого, но внутри себя он всегда был уверен, что родился ночью, и именно потому считал ночь с двенадцатого на тринадцатое число месяца солнца — своим настоящим «днем» рождения. И со своего первого сознательного дня рождения в четыре года, когда он первый раз посреди ночи смотрел на небо и, закрыв глаза, просил Святых об одном маленьком желании, он повторял его каждую ночь, значившую для него больше, даже больше, чем книга про приключения сэра Галахада.

Но сейчас все было неправильно, ночь была облачна, и он не видел ни одной звезды, чтобы вновь загадать заветное желание своей жизни. Он закрыл глаза, сдерживая слезу, которая вот-вот хотела скатиться по его щеке. Быстро смахнул ее рукой и открыл мокрые глаза. Тогда к нему и пришла несколько безумная и глупая, хотя скорее наивная мысль. Если с этой стороны приюта небо заволокли тучи, то, может, с другой он увидит хотя бы крохотный просвет, хотя бы одну маленькую звезду, чтобы вновь попросить у Святых самое заветное.

Без лишнего шума он проскользнул мимо кроватей других мальчиков, открыл дверь и нырнул в приоткрывшуюся створку. В коридоре было светло, воспитатели еще не погасили фонари, а значит, и сами бодрствуют. Билли очень не хотелось попадаться им на глаза, но иного пути попросту не было. Наивная идея укоренилась у него в голове, и он желал хотя бы глазком посмотреть в любое окно, выходящее на другую сторону. Увидеть просвет или разочароваться. Теплое чувство надежды гнало его вперед.

Он находился в восточном крыле приюта, и ближайшее окно, выглядывающее на другую сторону, было либо в классных комнатах, которые на ночь закрывались, либо в большом зале, где их учили танцам и проводили праздники. Поторапливая себя, Билли шагал босыми ногами по холодным доскам пола, прислушиваясь к каждому шороху и опасаясь столкнуться с воспитателями. Он вышел к лестничному пролету. Нужно было спуститься на второй этаж, где по левую сторону и была заветная дверь в актовый зал.

Неуверенный шажок на первую ступеньку лестницы.

— Лиза, это ты там наверху? — прозвучал знакомый женский голос, но Билли так и не смог узнать его обладательницу. — Подожди меня, дорогая моя, я сейчас поднимусь.

Мальчишка забеспокоился, оглянулся в сторону комнаты, потом в проход по правую сторону. Вдали под свет фонарей заскрипела одна из дверей, открываясь. Из-за той двери послышался голос мисс Оруэл:

— Кэти, ты что-то сказала?

У Билли не было времени думать, он быстро перебежал с одного лестничного пролета, ведущего вниз, на тот, что вел на чердак, и, перепрыгивая через одну ступеньку, буквально взлетел наверх. К тому моменту, как Элиза Оруэл вышла из комнаты девочек, а Монна Вайнкрофт поднялась по лестнице, маленький Билли был на чердаке, притаившись за пыльным шкафом, в котором хранилась старая одежда. Его сердце стучало в груди, а он сам навострил уши, прислушиваясь к каждому звуку и шороху. Он не слышал, о чем говорили воспитательницы этажом ниже, но сидел молча, не шевелясь, пока их голоса не затихли вдали. Только тогда он смахнул со лба испарину и глубоко вздохнул.

Чердак был пыльным, и здесь не было ничего интересного, что могло заинтересовать мальчишку. Сводчатая крыша, где на одной из балок лежало сухое брошенное гнездо какой-то птицы. Билли прошелся к лестничному пролету и выглянул вниз: все было тихо. Нужно было спускаться.

Но мальчик не стал этого делать. Резко на чердаке стало светло, по другую сторону, притаившись за углом, находился какой-то источник света, который невольно привлек внимание мальчика. Он отстранился от перил лестницы и направился к свету, словно мотылек на огонь. Ему пришлось отодвинуть в сторону старые отсыревшие стулья, чтобы пройти дальше, а также пролезть под столом, заваленным каким-то ремонтным скарбом. Свернув за угол, он искренне улыбнулся. Под самой крышей была люкарна, через которую и проникал лунный свет. Билли через небольшой проем мог увидеть маленький участок неба, открывшийся в просвете туч.

Не играя с судьбой, он сложил руки в молитве и закрыл глаза.

— Я хочу, чтобы мама вернулась за мной! — произнес он вслух.

Прямо на его глазах тучи заслонили собой луну, и чердак погрузился во тьму. Но Билли был счастлив, что смог загадать свое заветное желание, он улыбался и отчего-то был уверен, что сейчас-то Святые должны были услышать его молитву.

Еще недолго он смотрел в проем люкарны, после опустил голову и развернулся, собираясь вернуться в спальню мальчиков. Перед ним стояла сморщенная старуха с искаженным лицом, опираясь на палку.

— Мой маленький мальчик, — голос старухи хрипел. — Я смогла вернуться к тебе. Я должна была и вернулась!

С криком Билли отскочил от старухи, споткнулся и повалился на старую корзину. Ссохшиеся ветки, из которых она была сплетена, затрещали под весом мальчика и надломились, впиваясь в тело ребенка, но не до крови.

— Не бойся, младший, — улыбнулась старуха, обнажив гнилой зуб. Она вытянула руку в сторону мальчика. — Сегодня твоя ночь, мальчик мой.

— Прошу не трогайте меня, — чуть ли не шепотом взмолил Билли, прикрывая лицо руками.

Старуха рассмеялась.

— Ты еще юн, младший, — продолжила говорить она, подходя ближе, все так же опираясь на свою палку. — Однажды я забрала то, что твое по праву, мальчик мой. У тебя всегда должен быть защитник, младший. Его оставила твоя мама, он твой.

Старуха вновь протянула руку в сторону Билли, но теперь в ее ладони лежал неограненный синий камень, который с первого взгляда казался драгоценным.

— Возьми то, что принадлежит тебе, младший, — закряхтела старуха, подходя еще ближе. — Пусть это будет моим подарком тебе.

— Не трогайте меня! — закричал Билли. — Прошу уйдите!

Слезы страха бежали по его лицу. Он пытался закрывать его собственными ладонями, но не мог перестать смотреть на старуху, которая была в одних лохмотьях. Ее руки были изрезаны, а волосы спутаны, в них виднелись засохшие листья.

— Оно твое! — завопила старуха и схватила мальчика за руку. — Забирай!

Она силой вложила ему в ладонь синий камень под детский пронзительный крик. От страха Билли все же закрыл глаза, он почувствовал холод камня на ладони и сухую, будто кора дерева, руку старухи. Помимо собственного крика и кашля старухи еще какой-то шепот зазвучал рядом с ним, а после все в одно мгновение стихло.

Когда Билли открыл глаза, никакой старухи на чердаке уже не было, она будто растворилась в воздухе. Лишь одно осталось свидетельством ее пребывания — синий камушек, который остался лежать в ладони мальчика…

*   *   *

В то же самое время, но в другом корпусе детского приюта на острове Оук в комнатах настоятельницы Сандры Бертхольт в столь позднее время собралось несколько преподавателей, которые работали с первого дня открытия приюта. В те далекие времена многие из них были брошены на произвол судьбы собственным королевством. Образованные преподаватели, научные деятели, нянечки оказались не у дел. Судьба каждой из этих женщин сложилась не лучшим образом, но их всех объединяло одно общее чудо — предложенный им шанс стать вновь ценными и важными, пусть и не для всего мира, но для отдельно взятых детей, которые нуждались в них намного больше, чем сами женщины.

Шестнадцать лет назад неизвестный меценат пригласил к себе в дом нищенку, которую звали Сандрой. Он накормил ее, напоил, дал погреться у огня и устроил на ночлег. Весь вечер меценат узнавал об ее тяжелой судьбе, а утром он поведал ей об одной тайне, будучи убежденным, что она никогда не предаст его идеалы. В то самое утро меценат не ошибся. Он дал ей большую сумму денег и указал найти укромное место, где будущее Альбиона, дети-сироты королевства, смогли бы обрести свою новую жизнь.

Долго мадам Бертхольт выбирала место для будущего приюта, каждый год приезжая в дом мецената и отрицательно качая головой на его немой вопрос. В этих скитаниях по всему Альбиону, путешествуя по незнакомым ей землям, знакомясь со своими будущими последовательницами, она укоренялась в той вере, которую ей открыл меценат. На шестой год скитаний она вновь прибыла в дом знатного господина и назвала землю, где в следующий же год был возведен фундамент детского приюта. Тем местом стал отдаленный остров Оук, в водах которого на гроздьях скал, которые выходили прямо из вод, был возведен маяк. Меценат в тот памятный день улыбнулся мадам Бертхольт и сообщил, что это была их последняя встреча.

Шестнадцать лет прошло, но настоятельница приюта Сандра Бертхольт исправно исполняла клятву, которую дала меценату, и все так же неистово верила в открывшуюся истину.

— Мадам Бертхольт, — начала говорить мисс Холмс, — мы вместе с остальными преподавателями возмущены вашими последними поступками. В этом возрасте ни в коем случае нельзя потакать вольностям шестилетних мальчишек. Вам ли не знать, что именно сейчас, пока они представляют собой лишь необработанный кусок металла, из них просто необходимо выковать крепкую сталь. Вы же отменяете их наказания, дарите подарки…

— Тише, Роза, — устало, будто отмахиваясь, произнесла настоятельница, — они всего лишь дети…

Но ответ настоятельницы лишь усилил возмущение преподавателей. Одна за другой высказывали свое недовольство, а Сандра выслушивала их, не отвечая. Складывалось ощущение, что не она настоятельница приюта, а все эти женщины, собравшиеся возле нее, но мадам Бертхольт была не просто умна, она была мудра, и потому знала, что воспитателям и наставницам своего приюта просто нужно выговориться, сама же оставалась слушателем. Еще долгое время велись споры, на которые настоятельница отвечала односложно, а иногда и вовсе молчала, но после одного вопроса в ней самой будто разгорелся огонь, и мадам Бертхольт вспыхнула.

— Отчего вы уделяете так много внимания этому мальчику, Билли Аттертону? — эти слова произнесла Тилль Уоррен и прожигала гневным взглядом настоятельницу насквозь. — Я не первый раз замечаю, мадам, что вы слишком часто выгораживаете его, заступаетесь, делаете ему подарки, а также уж очень рьяно интересуетесь его успехами в учебе.

Сандра Бертхольт отложила в сторону пряжу и, опираясь руками о подлокотники, поднялась из своего кресла. Она не была выше мисс Уоррен, но все преподаватели в комнате ощутили незримое проявление власти своей настоятельницы.

— Слушайте меня, мисс Уоррен, — отчетливо и громко произнесла Сандра. — Если вам невдомек, то моя прямая обязанность беспокоиться о каждом ребенке в этом приюте, угождать им, воспитывать, баловать, наказывать и проявлять интерес к их успехам. Если вы замечаете мой обоснованный интерес лишь к одному-единственному ребенку, вверенному в ваше попечение, то это сугубо ваша личная недееспособность, облаченная в личное помешательство! — на этих достаточно грубых словах, высказанных в адрес мисс Уоррен, остальные женщины с испугом охнули, прикрывая рты ладонями. — Моя обязанность беспокоиться не только обо всех детях в приюте, но и о вас, воспитателях, в том числе. Уже поздно, дамы, давайте расходиться по спальням, — обратилась она уже ко всем остальным, возвращаясь в кресло. — И если у вас появится желание продолжить этот разговор, то мы можем продолжить его и утром.

Воспитатели и наставницы поднялись со своих стульев, прилежно возвращая их к столу, где их и взяли. Одна лишь мисс Уоррен со злобой подскочила на месте, опрокидывая стул, и первой покинула комнаты настоятельницы. Остальные, переговариваясь друг с другом шепотом, последовали следом за ней. Последней выходила немного пышная в размерах Розмерта Холмс, которая в итоге вернулась обратно в комнаты настоятельницы и прикрыла за собой дверь.

— Сандра, милая моя, — спокойно произнесла она, подходя ближе к мадам Бертхольт. — Мы знакомы издавна и во всем доверяли друг другу, так прошу ответь на мой вопрос, за которым не кроется ни капли злого умысла: этот мальчик, Билли Аттертон, он и есть тот самый?

Настоятельница потупила взор, смотря в сторону занавешенного окна. Она думала о чем-то своем, будто вовсе не слышала слов своей верной подруги. Но спустя несколько мгновений, не оборачиваясь, она все же ответила:

— Я не уверена. Хочу в это верить, но не знаю, правда ли это, — настоятельница тяжело вздохнула. — Прошло столько лет, Роза, и я уже не знаю, чему верить, а чему нет. Не подумай, что моя вера угасла, вовсе нет. Просто время берет свое, и я стала слепа к тому, что буквально вчера видела четко.

— Но как ты думаешь сама, это вправду может быть он?

Сандра повернулась к Розмерте и улыбнулась, на ее щеках появились ямочки.

— Пусть я и ошибаюсь, но я хочу верить, что это он. Возможно, до другого подходящего ребенка я могу попросту не дожить. А теперь, дорогая моя, пора укладываться спать.

Мисс Холмс улыбнулась в ответ и кивнула. Она развернулась и покинула настоятельницу, плотно закрыв за собой дверь, оставив мадам Бертхольт наедине со своими тягостными мыслями…

*   *   *

Утро, казавшееся радостным с теплым солнцем после прошедшего ночью ливня, было омрачено трагедией. Конюх, который пошел набрать воды из колодца, обнаружил труп пожилой женщины в лохмотьях. Ее тело было иссушено, будто долгие месяцы пролежало в знойных пустынях Кларны, но потревоженная настоятельница приюта все же смогла опознать в погибшей старую воспитательницу Азалию, которая была отправлена четыре года назад в лечебницу для душевнобольных.

Никто не мог объяснить того, как Азалия сбежала из лечебницы и смогла в одиночку добраться до острова Оук, на побережье не было обнаружено ни одной даже самой хлипкой лодчонки. Сие событие очень встревожило Сандру Бертхольт, и она незамедлительно писала письмо в миротворческий корпус города Ландо, чтобы сообщить о смерти своей бывшей подопечной.

К сожалению, никому не было дела до смерти сбежавшей душевнобольной Азалии Рокхарт. Никто даже не прочел этого послания от настоятельницы приюта. Письмо затерялось, да его никто бы и не стал искать.

Над Альбионом сгущались черные тучи, не оставляя просвета. На королевство надвигались темные времена…

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ...


"Последнее дело Билли Аттертона" - интерактивный роман с элементами мистики и детектива. Сюжет бурно развивается на просторах площадки ВКонтакте, где и приобретает свою ноту нелинейности происходящего. Обычные читатели голосуют именно за тот поворот сюжета, который хотят видеть, и так или иначе влияют на судьбу главных героев. Если и вы желаете принять непосредственное участие в развитии сериала, милости просим в гости: https://vk.com/william_atterton