Железные дорожники

Лёнька Ложкин  и Витька Чашкин сидели в раздевалке пассажирского резерва. Разгадывали кроссворды и потягивали игристый «Салютик» из мутных гранёных стаканов. Обсуждали дела свои скорбные, а как их не обсуждать, не печалиться.  В поезде «Москва-Киев»   в прошлом, девяносто третьем году, провозили всё что только можно и нельзя: от шмоток с Черкизона, которыми забивали всё служебное купе до потолка, до водки-паленки в "заводской" таре… У дородных тёток из украинских городов и сёл ребята были нарасхват. За обмененные гривны на рубли и доллары возили тётки творожок свойский хуторской, молочко во флягах, украденное с фермы; толстенное, пахнущее чесночком сало, сосиски, сардельки… А уж  самогон – это сам бог послал.
Вроде и делились с кем надо. И начальство поездное с понятием было. Однако… Купе для отдыха проводников затарили спиртом в полиэтиленовых плоских флягах, мужик какой-то мутный со спиртзавода привёз на «ушастом» запорожце. Грузились ночью. За десять минут стоянки между путями таскали – умаялись. Поезд наконец тронулся…
Через некоторое время стук в дверь служебки. «Открывайте! – властно затребовали с той стороны. Ребята струхнули.  Что делать? Выбросить в окно? Нельзя! Как раз к Харькову подъезжают. Пришлось открывать. Хохлы-менты, за ними лнп Анатолий Дмитриевич  Мишкин, стоит лоб вытирает, фуражку приподняв:
- Что везёте?
- Да вот попросили подвезти,  а что во флягах не знаем, – замычал Лёнька.
Тут опер из  Самостийной выступил вперёд, потеснив остальных ментов:
- Хлопцы, это вы спирт-завод грабанули вчера?  Всю готовую продукцию начисто махнули. Сознавайтесь!
- Да не мы это, - испуганно зашептал Витёк Чашкин, - да нам и не под силу. Мы всё здесь – при вагоне. Да и стояли десять минут на Товарной.
- Ну-ну, не знаю, что с вами и делать. Отпустить не могу. Акт составим, как изъятие, - как бы нехотя пробормотал опер.
Дмитрич речь наконец стал держать о дружбе двух братских стран, о  тесных контактах. Пришлось всю «зелёную капусту» отдавать хохлам. По всему поезду собирали отступного. Мишкин тогда какие-то запчасти заказал для своей белой «Победы» в Киеве.  Так и эти деньжата пошли на выкуп.
Ребят списали с маршрута. Отправили в отстойник, в резерв к самому верховному нач-резерва Вадим Петровичу Дубову. О, этот любитель поговорить! Пальцем тыкнуть! Теперь всё от него будет зависеть: куда пошлют. Вот и решают ребята сейчас, как смягчить твёрдое сердце главковерха. Но и к нему подходец есть: автомобиль он имеет в наличии ГАЗ-21, который тоже требует раритетных запчастей. Уж очень дорожит своим сокровищем, холит и лелеет. Даже на все праздники и субботники приезжает на этой «Волге» показаться железному дорожному народу.
- Всё, хватит! – кричал Дубов нахмуря лоб на круглом лице сидя, в своём кресле за столом, приподнимая то одну коротенькую ножку в чёрном начищенном остроносом ботиночке, то другую, - поедете на семьдесят шестом («Москва-Нерюнгри»). И чтобы ни-ни! Тише воды, ниже травы, - и поправил дорогие часы на запястье правой руки.
Они пулей вылетели из кабинета верховного.
- А что это Петрович  часы-то на правой руке носит? – вслух рассуждал Витёк, не левша же он, в самом деле…
- Ну что ты пристал к человеку? Хорошо, что не выгнал совсем. Пусть носит на здоровье, где хочет, - буркнул рассеянно Ложкин.
Он думал о своём. В голове складывались и множились цифры. Прибыль – вот что важно! Поезд идёт пять суток... Станций тьма! А дома товар зазря пропадает. До железнодорожной своей деятельности Лёня Ложкин вкалывал на «Микромашине». Конвейеры, закупленные за инвалютные рубли, в конце восьмидесятых встали. Оставшимся на заводе самым стойким «бойцам» вместо зарплаты стали выдавать натур-продукт: кофеварки, электробритвы, фены… И набралось этого гов*а у Лёньки аж несколько увесистых мешков, потеснив даже сложенные в углу, любимые когда-то книги советских писателей! 
Чашкин плюс Ложкин с утра пораньше явились в нарядную, получили маршрут. И сразу на планёрку! В зале они устроились в последнем ряду. Теперь можно и вздремнуть малость, пока инспектор зачитывает служебные телеграммы о происшествиях на железных дорогах страны… Дальше пошли плотно знакомиться с лнп, вагоном для новых заначек
- Во, попали! – заныл Чашкин, - знаешь, кто эта нп?
- Фрида Залмановна Сиротинская.
- Про эту железную старуху народ толкует – кремень. Как Штирлиц. Мзду не берёт. Торговок с барахлом не сажает. Любит, чтобы ЛУ-шки всегда чистенькие были, без помарок и загибов. Чтобы всё в них совпадало как во сне так и наяву. Никак её на пенсион не столкнут. Старушенция – почётный железнодорожник. И орден имеет. Стаж у неё на колёсах огромный!
- Да-а, влипли, - процедил сквозь зубы Лёнька, - я же с товаром пришёл.
- И я непустой, - хмыкнул Витёк, - на Черкизоне затарился: рейтузы, куртки, носки, игрушки, то, сё… Ситуация!
- Не дрейфь! Нет такой задачи, которую не смогли бы решить большевики, - приободрил приунывшего друга Лёнька, - засунем в рундуки, распихаем по третьим полкам в купе для отдыха. По ходу увидим, куда перепрятать. Главное, чтобы эта Залмановна за сорок минут все обнюхала и успокоилась.
- Окей, решили, - согласился Витька.
- Берём коньячный спирт.  Есть у меня один доставала из Рязани. По пять литров канистры будут, - пообещал Лёнька, совсем воодушевившись, - «колбаса» (поезд) пойдёт вахтовый. Вахтовики почти весь состав фрахтуют. Они народ небедный. Отъелись, нажировались, с баблом будут. Тут уж не зевай, а карман свой подставляй, - с загоревшимся взглядом пропел Ложкин, пряча «хабар» в топочную.
Подъезжает к вагону трактор с тележкой, как ломовик с грузом. Привёз комплекты постельного бельеца с номерами вагонов. Чашкин побежал за ведром, Ложкин схватил швабру. Вперёд и с песней! Драить «палубу» вагона, наводить шик и блеск. Лнп Фрида всюду суёт свой нос. Ребята потом обливаются. То краснеют, то бледнеют от страха. Наконец состав выгнали из птс и подали на главный путь. Пассажиры постепенно скопились на перроне. Всегда среди них найдутся те, которые прискачут на вокзал часа за два, а по дороге потом вспомнят, что не выключили утюг, не погасили свет. Либо прибегают впритык – к окончанию посадки.
Уф! Вроде успели! Железная леди, всё подглядев, подозрительно обнюхав их, второпях проскрипела:
- Мне дали вас из резерва. Знаю все ваши истории. Чтоб на цырлах у меня ходили. Вмиг попру с дороги! – предупредила Залмановна, выходя на посадку.
-  Вот ведь ворона старая, всё каркает, - обиделся Витька, но с уважением добавил, - хотя надо отдать должное: у неё в пути всегда порядок. И проводники, как оловянные солдатики, вышколены.
- Железяка ржавая, а не баба живая! – в сердцах бросил Чашкин на стол трехгранку.
- Убери со стола ключи, а то ревизоров с тобой не оберешься, - испугался суеверный Лёнька.
Завели пассажиров. Поезд наконец тронулся, и за окном замелькало путевое хозяйство: стрелочные переводы, разветвленные  рельсовые пути, семафоры, посты блокировок, вагоны, маневровые тепловозы, само здание депо, а перед ним уставшие слесаря в промасленной блестящей спецодежде, в зажатых кулаках  втихаря смолят папиросы …
Поезд мощным магистральным электровозом ЧС-7 рассекал степи, луга, поля… И воздух, плотный, горячий, замешанный на горьких травах, на аромате сосновых лесов, летел вдогонку за составом. Садились и выходили на полустанках и станциях пассажиры. В плацкартах и купейных вагонах знакомились… И даже, бывало, под размеренный стук колёс и грохот автосцепок чувства зарождались. Некоторые охотно делились с попутчиками радостями и горестями. Рассказывали первым встречным о своей жизни. Порой всего себя наружу выворачивали, зная, что больше никогда не встретятся. В такие моменты кажется, что всё легко и просто в своей, собственной жизни…
Чашкин и Ложкин, сменяя друг друга, несли круглосуточную «вахту» в потрёпанном плацкарте постройки спокойных семидесятых годов. Потихоньку делали свою коммерцию, вкрадчиво «на ушко» предлагая ассортимент московско-китайских товаров. Во всю развернуться то невозможно – Сиротинской вмиг пожалуются обидчивые и наивные пассажиры. Да и контролёры всегда появиться могут.
На одной станции приняли пёструю компанию дембелей. Вся униформа их обшита тесьмой, галунами. С погон «ВВ» свисали шнурки аксельбантов. Пёстрые значки на латунных подкладках ярко сияли на груди бойцов-молодцов. Чемоданы и сумки также подверглись эпатажным истязаниям.
Сели они уже поднакаченные пивком. Всё кричало в них: сам кум им не брат! 
- Проводник, стаканы! – распорядился сержант, - На всех!
Маленький ефрейтор с раскосыми глазками нараспев довольно добавил:
- Мы теперь свободные люди.
Лёнька принёс им стаканы, заранее решив про себя не реагировать на их возможные выпады.
На небольшом полустанке, где стоянка всего восемь минут, загрузилась ещё семёрка отважных «соколов». Эти были авиаторами, судя по голубым погонам и петлицам. А по внутренним ощущениям чуть ли не герои Советского Союза и России.
- Что-то их многовато становится, и не разбавишь ничем, - пожаловался Ложкин.
- Ситуация! – согласился Чашкин, вспоминая себя, как сам куролесил после дембеля.
Авиаторы и конвойные достали гитары, и понеслось на весь вагон! С одной стороны «Часовой стоял и стоны слушал, словно сыч на дереве сухом…», а с другой: «…и  куда ни взгляни, в эти майские дни всюду бродят они – дембеля!»
- Весело будет! – напророчили сами себе Чашкин и Ложкин. Так и случилось.
Последний перегон остался до станции прибытия. Стало свободнее. Ложкин в одиночку утрамбовывал в мешки постельное бельё, Чашкин, будь он не ладен, запропастился куда-то. Вдруг до Ложкина доносится фраза:
- …ты у меня курс молодого бойца сейчас проходить будешь. Я тебе карантин сделаю!
Обеспокоенный Ложкин побежал на крики. Оказалось, здоровенный сержант в майке прижимает ногой к полке бедного Чашкина, который невнятно что-то верещит. 
- В чём дело? Это ещё что такое? – возмутился Леонид, поправляя фуражку.
- Он нас, защитников страны, не уважает! – проорал дембель, - отправить хотели этого за куревом в ресторан, а он не удосужился даже обернуться в нашу сторону. Вот ефрейтор беглого заключенного в тайге словил, - кивнул сержант на якута, - в отпуск ездил. Мы служили все, а твой напарник припухал тут… Нехорошо!
- Ребята, сейчас всё уладим! Давайте бабки, коньячок притараню в момент.
- Вот это дело! – обрадовался сержант, отпуская ошалевшего Витьку.
Пассажиры, как малые дети, чем бы ни тешились, лишь бы под ногами не мешались…
Авиаторы сошли толпой . Похоже, их уже ждали на автобазе. Все они оказались водилами бензовозов.
Позади Тында. Поезд прошёл через тоннель, пробитый в горах. Скоро станция, выйдут последние пассажиры: шахтёры, дембеля, якут-ефрейтор… Нырнут в двухэтажное здание с  голубыми полосами железнодорожного вокзала Нерюнгри и в автобусах разъедутся кто куда… А поезд в отстойник, чтобы через несколько часов в обратный путь. Ну а пока , Лёнька Ложкин, и его напарник Витёк Чашкин стоят у открытого вагонного окна, и в который раз смотрят на неподвижное  слегка размытое бледное небо, словно прибитое  гвоздями к далёким сопкам у горизонта, любуются бескрайней окутанной  дымкой тайгой, а  мимо них проносятся тяжёловесные грузовые составы.