Распятый безумец

                Мне безумно нравятся  ПРИТЧИ Джебран Халиль Джебрана,
                впрочем судите сами.
               
               
                Как я стал безумцем. Случилось это так.
      В незапамятные времена, когда многие боги еще не родились, я очнулся от глубокого сна и увидел, что мои маски похищены -- все семь масок, которые я сам вылепил и носил в семи жизнях,-- и я, без маски, пустился бежать по людным улицам с воплем: "Воры, гнусные воры!"
      Мужчины и женщины насмехались надо мной, а иные, в испуге, прятались в домах.
      Когда я вбежал на рыночную площадь, один юноша, стоявший на кровле дома, воскликнул: "Глядите, глядите, безумец!" Я поднял на него взор, и солнце впервые поцеловало мое голое лицо. Впервые солнце поцеловало мое голое лицо, моя душа вспыхнула любовью к солнцу, и маски сделались лишними. И в исступлении я вскричал: "Блаженны, блаженны воры, похитившие мои маски!"
      Так я стал безумцем.
      В этом безумии я открыл для себя свободу и безопасность; свободу одиночества и безопасность от того, чтобы быть понятым, ибо те, кто понимает нас, порабощают в нас нечто.
      Но не пристало мне слишком кичиться своей безопасностью. Даже Вору в тюрьме и тому не грозит опасность от другого вора.

                ВЕЛИЧАЙШЕЕ МОРЕ
      Мы с моей душой отправились искупаться в великом море. Выйдя на берег, мы решили приискать скрытый от чужих взоров уединенный уголок.
      Дорогой мы встретили человека, сидевшего на сером утесе, который доставал соль из мешка и по щепотке бросал ее в море.
      -- Это пессимист,-- сказала мне душа.-- Мы не станем здесь купаться. Поищем другое место.
      Мы двинулись дальше и дошли до небольшой бухты, где увидели человека, стоявшего на белом утесе. В руках у него был ларец, украшенный драгоценными каменьями, из которого он доставал кусочки сахару и бросал в море.
      -- Это оптимист,-- заметила душа.-- Он тоже не должен видеть нас голыми.
      Мы пошли дальше и на отмели увидели человека, который подбирал дохлых рыб и бережно опускал их в воду.
      -- Не будем купаться на глазах у него,-- сказала мне душа.-- Он филантроп.
      И мы прошли мимо.
      ЧУТЬ дальше мы увидели человека, который обводил контур своей тени на песке. Высокая волна смывала рисунок. Но он без устали продолжал свое занятие.
      -- Он мистик,-- вымолвила душа.-- Оставим его. И мы шли дальше по взморью, пока не увидели человека, который, укрывшись в прибрежной пещере, собирал пену и наполнял ею алавастровую чашу.
      -- Это идеалист,-- шепнула мне душа.-- Уж он-то никак не должен видеть нашей наготы!
      И мы отправились дальше. Вдруг мы услышали чей-то крик: "Вот море. Вот глубокое море. Вот неоглядное могучее море!"
      Когда же мы вышли к тому месту, откуда доносился голос, нашим глазам предстал человек, стоявший к морю спиною, который, приложив к уху раковину, вслушивался в ее глухой гул.
      -- Пойдем дальше,-- предложила мне душа.-- Он реалист -- тот, что поворачивается спиною к целому, которого ему не объять, и пробавляется какой-нибудь частицей.
      И опять нам пришлось пуститься в путь. На покрытом водорослями берегу среди скал мы приметили человека, который лежал, зарывшись в песок с головой. И тут я сказал моей душе:
      -- Вот где мы можем искупаться -- уж он-то нас не увидит.
      -- Нет! ни за что! -- воскликнула душа.-- Ведь он из них самый зловредный. Это же святоша.
      И великая грусть легла на лицо моей души и проникла в ее голос.
      -- Уйдем отсюда,-- промолвила она.-- Здесь нам все равно не найти уединенного, укромного места для купания. Я не хочу, чтобы этот ветер развевал мои золотистые волосы, чтобы струи этого воздуха коснулись моей белой груди, и не позволю солнечному свету обнажить мою святую наготу.
      И мы покинули те берега и отправились на поиски Величайшего Моря.

                РАСПЯТЫЙ
      -- Распните меня! -- молил я людей.
      -- Зачем нам брать грех на душу? -- возразили они мне.
      -- Что как не распятие безумцев поможет вам возвыситься? -- сказал я.
      Они вняли моим словам и распяли меня. И это дало мне покой.
      И вот, когда я висел между землею и небом, они подняли головы и посмотрели на меня. И возвысились, ибо никогда прежде не подымали головы.
      Вдруг из толпы раздался чей-то голос:
      -- Какую вину ты хочешь искупить?
      -- Ради чего приносишь себя в жертву? -- допытывался другой.
      -- Не льстишь ли ты себя надеждой такой ценою приобресть мирскую славу? -- спросил третий. Тут четвертый воскликнул:
      -- Смотрите-ка, он улыбается! Возможно ли, чтоб он простил такую боль? И я ответил всем им:
      -- Пусть только одно останется в вашей памяти -- что я улыбался. Я не искупаю вину, не жертвую собой, не ищу славы; и мне нечего прощать. Меня томила жажда и я молил вас дать мне моей крови, чтобы напиться. Ибо что еще может утолить жажду безумца, как не его собственная кровь? Я немотствовал и просил, чтобы вы ранили меня и раны те стали мне устами. Я был в узилище ваших дней и ночей и искал врата в безмерно большие дни и ночи.
      И теперь я ухожу, как ушли доселе распятые. Но не думайте, что распятие истощает наши силы. Ибо нас должны распинать все большие и большие люди между все более великими землями и великими небесами.
                АСТРОНОМ
      В тени храма мы с другом увидели сидевшего в одиночестве слепца.
      -- Вот мудрейший человек в нашей стране,-- сказал мне друг.
      Простившись с ним, я подошел к слепцу и приветствовал его. Мы разговорились и немного погодя я спросил:
      -- Прости мне мой вопрос, с коих пор ты перестал видеть?
      -- Я родился слепым,-- промолвил он.
      -- И какую же тропу мудрости ты избрал? -- поинтересовался я.
      -- Я астроном,-- ответил слепец, и, приложив руку к груди, добавил: -- Вот за этими солнцами, лунами и звездами я наблюдаю!
                Джебран Халиль Джебран
                Из книги "БЕЗУМЕЦ. ЕГО ПРИТЧИ И СТИХИ"