Проводы и встречи в деревне Усть-Атуй

Провожали Семена в армию всей деревней. Все же на целый год парень уезжает из родного дома, не шутка. Отец Семена, Яков или по-деревенски "Яшка-свороти ворота", тракторист местного леспромхоза, взял накопившиеся за лето отгулы, загодя съездил в город, снял с карточки хранимую на такой случай заначку - гулять так гулять, все же старшенький в армию идет. И уж разной снеди и самогона наготовили заранее и с огромным запасом,вполне хватило бы на целый полк.

Сам- то Яшка был по деревенским меркам мужик почти непьющий, и тому были свои причины. В пору бурной молодости отгулял он свое с лихвой. Отслужив срочную под Читой механиком-водителем БМП, вернулся в родную деревню и загулял. Да загулял крепко, с месяц деревня стонала, пока Яшка обмывал с дружками свое возвращение. Как-то раз, в пьяном угаре, угнал он колхозный "Кировец" и, распевая "Броня крепка, и танки наши быстры", целый вечер гонял по деревне, передавив при этом немало соседских кур и гусей,  а также разнеся попутно пару-тройку заборов,ворот и стаек. За что и получил прикипевшее к нему на долгие годы прозвище, а также два года срока, который отбывал на "химии" в соседнем районе, строя новый кирпичный завод. С тех пор он почти не пил, балуясь "беленькой" разве что на Новый год да на день рождения тещи. Почему именно день рождения тещи вызывал у него такую потребность, он и сам не знал. А вообще-то к теще относился он уважительно, почтительно ее называя - моя "пиломама".

Дальние гости, а родни у Якова было по всему району немало, начали приезжать в Усть-Атуй дня за три до проводин. И сразу же все включились в дело, бабы и ребятишки помогали Марье, жене Якова по хозяйству
да с огородом управиться, картошка еще была недокопана. Мужики же устроили большую рыбалку на близлежащей речке - Атуйке.

Очень должно быть удивились речные гальяны, когда увидели целую гурьбу мужиков с сетями, гагарами, лодками и прочим рыбацким инвентарем на берегу своего обиталища. Дело в том, что кроме гальянов, рыбы в Атуйке не водилось уже лет сорок, потому как стоял на ее берегу в прежние, советские, годы химлесхоз или "химдым", как выражались в Усть - Атуе, отравивший эти воды лет на двести вперед. Но здесь Яков схитрил: мужиков, приехавших раньше, надо было чем-то занять, не то вектор освобожденной энергии русского человека мог повернуть в непредсказуемую сторону, а тогда уже точно жди беды.
На рыбалку, понятное дело, взяли с собой и канистру с самогоном. Выпили со вкусом по стакану, после чего перегородили неширокую речку сетями, по крайней мере, раза на три, после чего уже загуляли обстоятельно. С кострами, песнями и даже дракой - два кума вспомнили обиду десятилетней давности и решили "потолковать", их шумно разнимали, сами едва не передравшись,  причем кто-то из рыбаков свалился в реку, его достали, и долго выпутывали из сетей и тины. Затем пили мировую, пили для "сугреву" и пили уже просто так.
Поутру рыбаки, опохмеляясь, увидели, что в наличии нехватает Игната, младшего шурина Якова. Тут уже стало не до шуток. Искали пропавшего всей рыбацкой артелью при помощи прибежавших деревенских мальчишек чуть ли не до обеда, вытащили все сети, в них попался лишь башмак одного из рыбаков, угодившего ночью спьяну в воду. Исходили берега речушки на добрые десять километров, но нет, ни следа, сгинул Игнат. С тем и вернулись в деревню, где уже царил по этому поводу настоящий переполох, пронырливые мальчишки разнесли весть о "потонувшем дядьке" в несколько минут. Всем миром стали судить и рядить, оповестить ли о происшествии участкового или сперва все же снарядить новую экспедицию на реку, а в это время с Яшкиного сеновала вылез заспанный, весь в сене, с лиловым синяком в пол-лица, но вполне живой и здоровый шурин Игнат. Ночью,  после кулачного инциндента он обидевшись на весь свет ушел ночевать в деревню.  Там утешившись самогоном забрался на сеновал где и проспал вполне благополучно до самого своего " воскрешения".

Так, в хлопотах и заботах пролетело два дня, и, наконец, на широком дворе Якова установили столы, снесенные со всей деревни, соорудили лавки из чурбаков и досок, покрытых разноцветными дорожками, натянули брезентовые тенты от дождя.

Чинно, благородно рассаживались гости, во главе стола, как именинник, сидел худенький, стриженый наголо Семен. Рядом, по обе стороны от него - Марья и Яков. Собралась почти вся деревня от мала до велика. Застолье открыл управляющий Усть-Атуйским отделением леспромхоза, вредный и ехидный мужичонка - Сергей Тимофеевич, он же самое большое начальство в деревне.
- Ну, служи, сынок, хорошо. Сибиряков не опозорь. Вот я в свое время, служил на Тихоокеанском флоте, так сам Леонид Ильич к нам на крейсер приезжал, руку мне жал и часы именные, "командирские" подарил, - Сергей Тимофеевич начал в деталях описывать эту знаменательную встречу, увлекшись и позабыв, с чего собственно начал и зачем он вообще все это рассказывает. Заскучавшие мужики, с полными рюмками в руках, с тоской смотрели на впавшее в воспоминания начальство и украдкой начали опрокидывать свои стопочки.
Дальше гуляние пошло с нарастающим размахом. Дружно застучали ложки, вилки, задвигались тарелки, зазвенели голоса  рюмки и бокалы и полились разговоры. Все, кто служил в армии, считали совершенно необходимым поделиться с Семеном своими "секретами", дать совет или ободряюще хлопнуть его по плечу, не дрейфь, дескать, все служили и ты отслужишь. Бабы тоже давали советы, вроде того, что командиров слушайся, на рожон не лезь, письма домой пиши и деньги куда-нибудь понадежнее прячь.
Наконец, всеобщее настроение, подогретое уже немалым количеством спиртного, поднялось до того градуса, когда душа просит песни. Почти одновременно заиграл баян, и запел музыкальный центр, вынесенный молодежью во двор. Победил все же живой звук, и молодежь с отбывшим повинность сидения за "взрослым" столом Семеном потянулась в сельский клуб, на дискотеку.
Гуляние продолжалось почти до утра, а в шесть часов леспромхозовская вахтовка "Урал" повезла новобранца, его родителей и провожающих, более или менее держащихся на ногах, в город - в военкомат.
Деревня гуляла еще три дня, пока не выпили и не съели все заготовленное загодя на проводины. После этого жизнь в усадьбе Якова да и во всем Усть - Атуе стала входить в свое обычное русло, а еще через три дня вернулся Семен. Комиссия в Иркутске нашла у него недовес и дав ему отсрочку на год, отправила его домой прибавлять недостающие килограммы.


Рецензии