Шмель, у которого кружилась голова

Это было первое утро, когда зацвела кашка. Луг возле старой лиственницы был весь усеян душистыми островками и походил на зеленую реку с бегущими по нему белыми барашками волн. Пожилой шмель выбрался из дупла и стал летать вокруг дерева. Было жарко и радостно оттого, что наконец-то пришло настоящее лето. Так он летал, делая круги все шире и шире, пока белые островки не принялись смеяться над ним и танцевать у него перед глазами, и не закружилась голова.
Тогда пожилой шмель остановился и прилег на желтую сердцевину ромашки, чтобы передохнуть. Белые тучи в небе быстро плыли от одного края горизонта до другого, и, казалось, они тоже кружатся каждая вокруг себя. Два соседских шмеленка вылезли из дупла и принялись вертеться возле ромашки и гоняться друг за дружкой. Шмель сердито загудел – ну, до чего непослушные нынче пошли дети. Но они продолжали дурачиться, и пока он следил за их игрой, голова снова пошла кругом.
Шмель, ворча, опустился на землю, где, вроде бы, ничего не должно было кружиться. Здесь пряный аромат кашки смешивался с другими запахами, и было прохладнее. Шмель стал считать полоски у себя на брюхе – тугом и круглом. Он насчитал ровно 24 штуки, и сосчитал их все, покуда хватало глаз, но так как полоски шли полукругом, начинаясь с одного бока и заканчиваясь с другого, приходилось вертеть головой туда-сюда, и легче не стало. Шмель вздохнул и, тяжело покачиваясь из стороны в сторону, полетел обратно к дуплу.
Забравшись внутрь, он загудел свою любимую песенку, от которой всегда делалось весело, и закрыл глаза, и уже подумывал вздремнуть, как вдруг услышал шум и шелест веток. В дупло просунулась морда белки, которая озабоченно стрекотала и щелкала зубами.
Оказалось, бельчонок свалился с дерева и застрял в расщелине между камнями, и надо было его вытаскивать, но сама белка туда не пролазила, щель была скользкой и глубокой, а бельчонок так напугался, что ничего не соображал, только пищал и плакал.
- Вы должны что-нибудь придумать, уважаемый, - трещала белка, и черные глаза ее были влажными и беспокойными.
- О чем речь, - успокоил ее пожилой шмель, - конечно, мы его вытащим.
Через луг, похожий на зеленую реку с бегущими по нему белыми барашками волн он полетел туда, где, зажатый между камней, сидел бельчонок, а белка прыгала по веткам и стрекотала, ну, до чего непослушные нынче пошли дети.
Шмель несколько раз облетел вокруг расщелины, откуда маленькие испуганные глаза бельчонка следили за ним с ужасом и тревогой. Потом он удовлетворенно хмыкнул и нырнул внутрь. Он стал вертеться вокруг живота бельчонка, как юла, и щекотать его, и тормошить, и толкать лапками. Бельчонку сначала стало неуютно, и он принялся ворочаться и скрести когтями по склизким камням. Потом ему стало смешно, и он принялся извиваться и вертеться. А потом - до того щекотно, что он пулей вылетел наружу, прямо к белке в лапы, и та отшлепала его как следует, приговаривая, ну, до чего непослушные нынче пошли дети.
Вечером белка угощала пожилого шмеля и благодарила его, а белкины дети шумели и бегали вокруг них, и в конце концов у него перед глазами закружилась сплошная рыжая карусель. Когда он возвращался домой через луг, похожий на зеленую реку, цветы закрылись, а звезды зажглись на небе. И, казалось, все они, по очереди, одна за другой принялись падать, но не вниз, а в разные стороны. Они тоже смеялись над ним и танцевали, и млечный путь, усеянный островками душистой кашки, тек и вращался, будто белый душистый мед, который кто-то пролил на черную скатерть неба.