Иван Премудрый Часть III Глава IX

Если все участники происходящего чувствовали себя более–менее нормально, потому что хоть чем–то, да были заняты, то Матрёниха пребывала в откровенно злом настроении и плохом самочувствии. Судите сами, от тех, Емелиных, здоровенных курей ей ни славы с почестями, ни прибыли какой не досталось вовсе. Да что там прибыль, даже крылышко жареное, и то не дали, сволочи.

Вот и надумала Матрёниха наверстать упущенное. А как его в деревне, где все всех и всё по всех знают, наверстаешь? А никак! Поэтому решила она податься в стольный город, княжеский, и там к самому князю пред его ясные очи напроситься. Глупость думаете, если полагаете, что Матрёниха захотела самого князя по пустякам тревожить? А чужие люди, у Старика со Старухой поселившиеся, забыли что ли?!

Ну и, это уж как повезёт. Дело в том, что в силу безграничного Матрёнихиного таланта всё труднее и труднее жилось ей в деревне. Судите сами: народу в деревне мало, а значит событий, достойных её внимания ещё меньше. Про всех деревенских Матрёниха уже давным–давно всё и всем рассказала и всё, что только можно было о них придумать, придумала и тоже рассказала. Простора не хватало Матрёнихе, широты применения её таланта! А где такой талант лучше всего можно применить? Где он будет себя чувствовать широко и вольготно? Правильно, только в стольном городе, где народу как комаров на болоте.
 
Поэтому собралась Матрёниха, да и что там было собираться, так, по мелочи, и рано–раненько, по холодку, отправилась в стольных город. Помимо почестей и выгоды, которые она хотела поиметь рассказав князю о чужих людях, у Старика со Старухой проживающих, имела Матрёниха надежду навсегда в городе остаться. Надежда та не была голой и босой, как сопливая девчонка, а имела под собой все основания. Довелось ей как–то завести разговор с проезжим человеком, как в разговоре выяснилось, в стольном городе проживающем. Он и поведал Матрёнихе, что с тех пор, как у них объявился новый князь, жизнь в стольном городе стала не в пример прежней, веселее. Он много ещё чего рассказывал про нынешнюю жизнь стольного города, но Матрёниха слушала его невнимательно, потому как услышанное, если и годилось для её таланта на просторах деревни, то самую малость.

Гораздо интереснее было Матрёнихе услышать, что новый князь, он хоть и молодой, но зато уже умный и поэтому чудесами всякими интересуется. А ещё, уж очень ему нравятся люди в различных жизненных ситуациях талантливые. Таких он с радостью привечает, подле себя оставляет, жизнь им сытную обеспечивает, лишь бы только они таланты свои ежедневно проявляли.

Вот это и понравилось Матрёнихе больше из всего, городским человеком сказанного. И теперь отправляясь в стольный город, Матрёниха рассчитывала на свой талант и на все его щедрые проявления. В том, что талант у неё есть, Матрёниха нисколько не сомневалась. А вы что, сомневаетесь что ли?!

***

Город Матрёнихе понравился. Нет, не красотой своей. Да и какая может быть в нём красота? Такая же деревня, разве что домов больше! Понравился он Матрёнихе тем, чем может понравиться любое, где только люди живут место – народу много. А если народу много, то и для таланта Матрёнихиного – самое что ни на есть раздолье, вот оно. Это какая–нибудь неотёсанная деревенщина разинула бы рот и стояла посреди дороги, по сторонам пялилась, покуда бы лошадью не сшибли. А Матрёниха, хоть и проживала в деревне, а в городе этом вообще–то была один только раз, и то девчонкой ещё, нисколечко не растерялась. Первым делом она отправилась туда, где люди продают всё что ни попадя – на рынок. А уж заговорить и разузнать то, что Матрёнихе требовалось, было – раз плюнуть, даже легче.

Совсем скоро Матрёниха знала дневной распорядок князя Ивана Премудрого лучше, чем свой. Весёлый и крикливый мужичок, рассказавший Матрёнихе о князе такое, за что иной шпион никаких денег не пожалеет, видать сделал это, потому как был полон надежд, что Матрёниха купит у него поросёнка, а то и двух, он поросятами торговал. Не на ту напал! Матрёниха сдержанно поблагодарила мужичка за столь ценные для неё сведения, засунула руку в свой узелок, покопалась там, вытащила одно за другим два яблока и положила их рядом с мужиком, поблагодарила значит. Мужик скривил непонятного содержания физиономию, хотел было сказать что–то этакое, чтобы её, стерву, всю перекорёжило, но видать передумал. Вместо этого он с ещё большей силой в голосе стал расхваливать поросят, которые, если хотя бы чуть–чуть верить мужичонке, до того хороши, что растут и накапливают в себе сало не по дням и не по часам, а по минутами, и при этом почти ничего не жрут. Видать поросята действительно были хороши, потому что мужичонка нахваливал их так, что своим криком перекрикивал половину базарного шума.

***

Хоть Матрёниха услышанными сведениями и осталась довольна, но и огорчилась одновременно. Дело в том, что князь, Иван Премудрый, очень любил и каждое утро совершал верхом прогулки по городу. Мужичонка сказал: что поскольку князь у них учёный, прогулки эти он, князь, не мужичонка, повелел называть мудрым словом «продемандос» или ещё как–то так, мужичонка не запомнил. А вот вечером князь Иван Премудрый совершал этот самый «продемантдос» не всегда, а тогда когда у него время было свободное. Вот поэтому–то и огорчилась Матрёниха. 

Хоть Матрёниха и вышла из дома рано–ранёшенько, а всё одно, покуда дошла, солнце, вон, почитай на самую горку взобралось. Ну да ладно, до вечера, оно конечно, подождать, пополам не переломится и не облезет, подождёт.  О том, чтобы напрямую и сразу пойти в княжеский терем, а там объявить, что мол, вот она я вся, такая–разэтакая, пришла до князя со сведениями важными Матрёниха даже не подумала. Может засмущалась, может ещё что, только нашла она место для ожидания весьма подходящее: небольшой лужок, почитай в самом центре города, а по одному его краю кусты. Вот там Матрена и расположилась. Развязала свой узелок, вздохнула, вспомнив отданные мужичонке яблоки, и, время–то обеденное, принялась закусывать тем, что сама себе в закуски определила, а не послал кто–то. Ну и ждать принялась конечно. Вечер, он хоть пока ещё и не скорый, зато неминуемый. О том что будет, если князь Иван сегодня будет занят и не поедет на этот самый, свой продемандос, Матрёниха не думала. Вот если не поедет, тогда и думать будет, чего заранее себя расстраивать?

***

Народ, он давно приметил: чем больше в человека затолкали всяких разных наук и премудростей, тем глупее он и для жизни бесполезнее. Взять то же время, в смысле, как учёный человек определяет который час, и вообще, какое сейчас время суток? Да почти никак! Часы ему подавай! Иначе, сам видел, те, у которых голова разными премудростями перегружена, а значит изуродована, умудряются утро с вечером перепутать. А что их путать? Взглянул на небо, на то что вокруг происходит и сразу тебе стало ясно: утро сейчас, вечер, или день с ночью. А также, зима на дворе или лето, чего тут сложного? Согласен, ничего сложного, но это исключительно в том случае, если науками и прочему непотребству ты или вообще не обучен, или не поддался их обучению.

Матрёнихе, считай повезло, науками и премудростями она не была изуродована вообще, вся цела–целёхонька была, поэтому лишь взглянув на тени, кустами и другой природой отбрасываемые, сразу и точно определила, наступил вечер, а значит самое время идти, князя Ивана Премудрого отлавливать.

Расположившись у забора на повороте одной из улиц, по которой князь Иван Премудрый всегда и в обязательном порядке проезжает, мужичонка тот сказал, Матрёниха уже было приготовилась ждать и надеяться на то, что сегодня свободного времени у князя окажется полным–полно. То ли под счастливой звездой родилась Матрёниха, а может из колдунов или волшебников помогал кто, только Князь Иван Премудрый появился почти сразу, десяти минут не прошло. Конь под ним белый, тонконогий, весь красивый такой. Да и сам князь, прямо в самую пору на картинку и людям показывать. Хоть личиком и не удался, уж дюже оно на обыкновенную крестьянскую рожу смахивало, зато статью взял и одёжой дорогой и нарядной. А ещё окружением своим. Рядом с князем ехал, только на вороном коне, человек, хоть тоже внешности невзрачной и простецкой, зато сразу видно, важности великой. Одет он был пусть и попроще князя, но всё равно, тоже нарядно и дорого. Чуть поотстав, на коне менее понятной масти, восседал дородного вида и телосложения мужчина и очень важный из себя, сразу видно, из бояр. Ну а за ними ещё ехали четверо конных. Тех и определять не надо было: охрана персоны княжеской, а заодно, «сбегай, принеси». Вот такую процессию увидела Матрёниха.

***

– Князь–государь! – Матрёниха бросилась чуть ли не под ноги коню Ивана Премудрого. – Из дальних далёк шла пред твои светлы очи, чтобы сообщить важности важные, от которых в княжестве твоём беда великая случиться может, потому что оно…

Уж неизвестно, подсказал кто или сама для себя так определила, только Матрёниха принялась причитать, почти как по покойнику, и также громко. Что она там говорила, понять было сложно, а Матрёнихе сейчас было наплевать, поймут её или нет. Самым главным для неё на тот момент было, обратить на себя внимание.

– ...сил моих нет смотреть, князь–государь, как ты, ночей не досыпая, хлеба не доедая, о простолюдинском счастье печёшься и заботишься, свою красоту и молодость на это без остатка тратишь, а оно, чудо это, не иначе, или тёмное, или заморское, живёт себе привольно, ест–пьёт в три глотки и над тобой посмеивается. Не смогла я больше смотреть на такое безобразие, князь–государь, потому как чудо это, оно обязательно не из нашей жизни к нам пожаловало, и что может натворить, никому неизвестно, даже мне, поэтому…

Дальше Матрёниха договорить не успела, а жаль. Мне, так интересно, чего бы она ещё наговорила, и насколько бы её хватило? Двое из тех, кто ехал сзади, моментально спешились, подскочили к Матрёнихе, похватали её за руки, подтащили бедную женщину к забору и прижали к нему же. После этого, спешился и подошёл тот, кто рядом с князем ехал.

– Ты что, блаженная, али умом тронулась? – спросил он. Догадались наверное, Тимофей это был.
– А ты меня дурой не обзывай! – не растерялась Матрёниха. Опять же, тут если уж попёр, надо переть до конца. – Я тебя тоже могу дураком назвать.
– Ладно, хорош буянить. Говори, с чем к князю пожаловала? Только смотри, если пустяк какой, три шкуры спущу. Ты меня знаешь.

Разумеется Матрёниха Тимофея знать не знала и до сего времени видеть не видела, но сказано это было так, что ей сразу стало понятно, важная персона, с этим шутки плохи. Ничего не поделаешь, пришлось переть дальше.

– А ты что спрашиваешь, князь что ли?! – продолжала Матрёниха. – К князю пришла, князю и расскажу про чудо чудное, у нас в деревне поселившееся.

Сказано это было нарочито громко, да так, чтобы князь услышал. Чтобы не было такого: сказала этому мужику, тот пошёл, князю доложил. Князь решение своё сказал, мужик пришёл и Матрёнихе его сообщил. Зачем городить неизвестно что, если можно сразу, одним махом, вернее, одной глоткой сделать. И знаете, задуманное Матрёнихой получилось. Князь окликнул этого важного по имени, оказалось, Тимофеем зовут, и сделал в сторону Матрёнихи неопределённого содержания жест рукой.

– Пойдёшь с ними. – сказал Тимофей показывая на держащих Матрёниху за руки. – Разместят тебя, накормят. Если что надобно, скажи, предоставят. Князь, понимать должна, занятой очень. Выберет минутку, допустит тебя на беседу, но смотри, если глупость какую принесла, пеняй на себя. Да отпустите вы её!
– Не глупость, батюшка, не глупость. – Матрена опять затараторила и принялась часто кивать головой. – Век довольным от моей новости князь будет, потому как возможно для княжества это волшебство самая главная опасность и есть.
– Ладно, хватит тебе. – Тимофей потерял какой–либо интерес к Матрёнихе и направился в сторону князя Ивана и своего коня. – Сведите её на княжеский двор. – на ходу бросил он своим помощникам.
– Что там? – просил Иван, как будто ничего из того, о чем голосила Матрёниха, ему не было слышно.
– Говорит, волшебство какое–то у них в деревне творится. Опасное, говорит. – и слегка обедневшая народом процессия тронулась с места.
– Ладно. Волшебство волшебством, а пока пусть присмотрят за этой бабой, кабы чего не учудила. – подвёл итог случившемуся князь Иван Премудрый.

***

И всё–таки сколько хлопот со всеми этими послами и посольствами – сплошной ужас! Мало того, что встретить надо, почёт и уважение оказать: кучу времени потратить, кучу ненужных и глупых слов наговорить, а бывает, не одну бочку хмельного вина, али пива, надо выпить. На это уже никто и внимания не обращает, вроде бы так оно и должно быть считают, привыкли все уже. Другое дело, особым шиком и уважением считается: надо посольство то, будь оно неладно, заранее где–нибудь на подъездах к стольному городу встретить. Оно конечно, если то посольство по дороге едет, как все добрые и нормальные люди ездят, тогда да, тогда проще простого. Порасставил секреты по той же дороге, вот и всех делов. Увидел кто посольство приближающее, прямиком и во всю прыть в стольный город, а там… А там уже всё готово, делегация только и делает, что дожидается, когда ей навстречу посольству выезжать.

А что делать, если посольство не по дороге делать, а по морю плывёт? Не знаете? Вот и я не знаю! Вернее, не знал и никогда не узнал, если бы не князь, Иван Премудрый. Вот что значит человек, в университории обученный! Прознав, что к нему от царя Салтана направилось посольство, его посольство опередило стало быть, решил Иван Премудрый оказать им, а заодно и царю Салтану, уважение большое, встретить посольский корабль посерёдке Самого Синего моря. Для этого отрядил он аж целых два купеческих корабля, большие деньги заплатил, не пожалел. А тем, а им без разницы, где болтаться, у берега или в открытом море, лишь бы денежка в карман спрыгивала. Подняли они паруса и поплыли навстречу посольству Салтанову. Вроде бы тоже всё очень просто, да не очень. Вот что значит учёный человек: Иван объявил, что первый, кто увидит посольство и сообщит об этом, получит премию, причём немалую. Возможно кто–то задумается: а как сообщать, вода кругом, а по ней лошади не скачут? А голуби на что? Забыли?

***

Исключительно по воле тех, кто на нём, а не по своей, корабль подошёл к причалу и сразу же потеряв свободу, был привязан к этому растреклятому причалу канатами. Всё что осталось у гордого корабля от его вольной жизни, так это: чуть–чуть вперёд, чуть–чуть назад, чуть–чуть в бок и всё. А нечего было тех, кто на тебе находится слушаться! Вот если ты устроил настоящую вольную пляску на волнах Самого Синего моря, да такую, чтобы у тех кто на тебе морды не только позеленели, а почернели и посинели одновременно, вот тогда бы ты был по настоящему свободным. Ну а уж если такое случилось, терпи, жди своего часа и самое главное – не забудь отомстить за то, что с тобой так подло обошлись.

Подали сходни. По ним с величайшим бережением, под белы рученьки, на берег сошла великая посланница царя Салтана, тоже великого – Матрёна Марковна. Вот что значит Синее Море – поверхность нетвёрдая и вообще, жидкая. Ступив на поверхность твёрдую, на землю–матушку, Матрёну Марковну пару раз слегка качнуло, не иначе по привычке. Да и выглядела она не ахти как. Несмотря на все белила и румяны со всей возможной щедростью на лицо нанесённые, бледность зеленоватого оттенка всё–таки просматривались.

«Так вот ты какая, Матрёна Марковна. – глядя на посланницу, подумал Тимофей. Нет, доселе он её ни разу не видел, но много о ней слышал и в том числе о том, что при помощи какого–то лупанария в котором, говорили, баб видимо–невидимо, эта Матрена и царя Салтана и всё его царство в бараний рог скрутила. - Дела! Если царь Салтан послом этого чёрта в юбке отправил, значит серьёзное что–то намечается. – продолжал думать он и на всякий случай решил дать команду своим молодцам, чтобы были наготове, а к чему наготове, видно будет»:

– Здравствуй, матушка–государыня, Матрёна Марковна! – Тимофей был сама галантность. И где только нахватался?

Сразу же после приветствия на передний план вышел распрекрасного вида и молодости юноша с караваем на рушнике. Поясно поклонившись, юноша протянул каравай Матрёне Марковне. Как это у него получилось: одновременно каравай протягивать и поясно кланяться – сам не представляю, люди так рассказали. Но даже такие противоречивые по своей совместимости телодвижения не помешали юноше послать Матрёне Марковне страстный и зовущий взгляд.

Матрёна Марковна, ясно дело – не дура, ритуал гостеприимства соблюла: отщипнула кусочек от каравая, макнула в солонку и отправила в рот. Взяла каравай, слегка поклонилась и передала его подбежавшему посольскому помощнику. А вот страстный и куда–то зовущий взгляд юноши Матрена Марковна напрочь проигнорировала, как будто его и вовсе не было.

«Это что же вы себе думаете? – глядя на Тимофея и его свиту, случаю подобающую, с весёлой злостью подумала Матрёна Марковна. – Думаете я куплюсь на этого вашего сопляка? Как же!»

– Как добралась, доехала, матушка–государыня, Матрена Марковна? – продолжал исторгать из себя галантности Тимофей. То что с мальцом фокус не вышел, его не смутило: «Ничего, – подумал он. – ещё что–нибудь предоставим».
– Благодарствую, Тимофеюшка. – как будто любимая тёща к любимому зятю приехала, сказала Матрёна Марковна. – Если бы не твои молитвы, то и неведомо, осталась бы целой или нет? А так, как видишь, жива и здорова.
– Откуда же, Матрёна Марковна, ты обо мне ведаешь? – разумеется Тимофея такая его известность не удивила, это политесы начались, любому посольству столь необходимые.
– Ну кто же не знает ближайшего и вернейшего слугу и помощника Тимофея? – продолжала Матрена Марковна. – Почитай по всем царствам–государствам слава идёт как о тебе, так и о делах великих твоих. – вывалив эту политесную чепуху Матрёна Марковна едва заметно подмигнула Тимофею, как бы говоря: «Всё о тебе, мил–соколик, знаю. И о делах твоих лесных, тоже всё ведаю. Так что, ты не очень–то». И тут же, как–никак политесы:
– А тебе, откуда имя моё знакомо? Я женщина тихая и скромная, и никакими великими делами, подобными твоим, вовсе не прославлена. – во даёт!
– Ну как же, Матрёна Марковна! Весь честной мир только о тебе и говорит, о делах твоих, не в пример моим, великих. – «Говорить про лупанарий или рано ещё? Ладно, если что, попозже скажу». – О том, как ты оберегаешь и спасаешь жизнь и душу государя великого, царя Салтана, как о семействе его печёшься, всё только об этом и говорят.

«Неужели пронюхали что–то?! Или Царица с царёнышем здесь, у них, и уже наговорила с три короба?»:

– Благодарю тебя, Тимофеюшка, за слова моей скромной персоне столь лестные, однако устала я чтой–то, да и возраст, сам видишь какой. Отдохнуть бы мне с дороги, да и людям моим отдохнуть, тоже не помешает.

«Ну вот, поплыла ты, карга старая. Видать и правду люди говорят: ухайдокала ты Царицу с царевичем. Быстро ты однако слабость свою показала. Неужели хитрость какую затеяла? Ладно, посмотрим...»:

– Всё готово, матушка–государыня, всё только тебя и дожидается. – продолжал соловьём лесным заливаться Тимофей. – Покои тебе определены и подготовлены. Слуги, все в ожидании твоих приказаний. Банька натоплена, вся пылом–жаром дышит, тебя дожидается. А покуда от соли морской и от ветров злых и студёных себя освобождать будешь, хлеб да соль на стол успеют поставить и лебяжьего пуха перины взбить. А пока, пожалуй матушка–государыня, Матрёна Марковна, в возок, специально для твоей персоны изготовленный.

Тимофей взял Матрёну Марковну под руку, всё честь по чести, по культурному, и проводил к стоящему чуть поодаль возку. С великим бережением и почестями усадил в него и закрыл дверцу. Тем временем прочая посольская мелочь и сволочь была распределена по другим возкам. Встречающие, кто верхом, как Тимофей, а кто тоже в возке, на правах хозяев, двинулись по направлению к городу, ну а посольские, вслед за ними. Дабы продолжать подчёркивать значимость Матрёны Марковны и выказывать к ней уважение, Тимофей ехал рядом с возком делая вид, что внимательно смотрит, всё ли хорошо, не ли каких препятствий?

«Эх, Тимофей, Тимофей, – глядя на Тимофея через щёлочку от неплотно закрытых занавесок думала Матрёна Марковна. – быстро ты однако купился. Подожди, милай, и ты, князюшка Иван, подожди, я вам устрою кордебалетус»,