Б. Глава третья. Главка 3

     Было уже десять часов, когда Рудольф запер дверь кабинета и медленно, как бы прислушиваясь к каждому шагу, начал спускаться по лестнице. Во всём пятиэтажном здании управления стояла удивительная тишина, лишь изредка чьи-то отдалённые шаги гулко отдавались от стен и замирали, иссякая. Мерный безжизненный свет, заливавший коридоры и переходы, навевал тоску.
     Тем сильнее удивился Рудольф, когда возле гардероба увидел знакомую высокую фигуру своего помощника. Владислав стоял у окна и задумчиво постукивал пальцами по стеклу.
     – Что вы здесь делаете? Почему ещё не ушли?
     Молодой человек повернулся и весело пожал плечами.
     – Я немного засиделся, Рудольф Романович, и решил подождать вас.
     – Подождать меня? А если бы я сидел до полуночи?
     – До полуночи бы, конечно, не стал. Подбросить вас до дома?
     – Вы на машине, значит? Не знал, не знал.
     – Да, личный автотранспорт в нашем деле не помешает.
     Они вышли на улицу. Уже совсем стемнело, и тротуар был залит светом длинного ряда фонарей, уходивших вдаль. Рудольф тронул своего помощника за плечо.
     – Знаете, я, пожалуй, немного пройдусь. Хочется подышать свежим воздухом. Так что не утруждайте себя, поезжайте домой.
     – Как хотите, но, если вы не против, я провожу вас немного. Мне тоже не мешает проветриться.
     – Ну что ж, пойдёмте.
     Они неспешным шагом двинулись в северном направлении. Некоторое время оба молчали, занятые собственными мыслями. Затем Рудольф сказал:
     – Можно задать вам личный вопрос, Владислав? 
     – Разумеется, Рудольф Романович, вы же мой начальник.
     – Бросьте вы это. Сейчас я никакой не ваш начальник. Да вы это и сами хорошо понимаете.
     – Понимаю, – улыбнулся молодой человек. – Но без субординации в нашем деле тоже никак. Пожалуйста, я слушаю.
     – На самом деле этот вопрос меня давно уже занимает, просто всё никак не было удобного момента. Мне интересно, почему… почему вы решили пойти по этой части? Это ведь не самая доходная деятельность, а образование, насколько я знаю, вы получали юридическое.
     – Хотите сказать, что мне следовало стать адвокатом? – рассмеялся Владислав. 
     – Не могу судить за вас, но всё-таки это несколько странно. Нам обоим известно, что в полицию зачастую идут потому, что больше некуда податься.
     – То есть вы не допускаете мысли, что я мог сделать это из чистого энтузиазма? – всё так же весело спросил его помощник.
     Рудольф усмехнулся.
     – Честно говоря, не допускаю. Не обидитесь, если скажу, что вы слишком разумны, чтобы быть энтузиастом?
     – Ну что вы, это ведь даже комплимент. Да, тут вы, конечно, правы, я далёк от идеализации нашего дела. Но именно это меня и привлекает.
     – В каком смысле?
     – Видите ли, я пошёл на курсы подготовки полицейских ещё на втором году обучения на юрфаке. Так что к моменту получения диплома у меня была уже стабильная должность в нашем управлении. Во-первых, это стаж, который ценится всегда и везде. Во-вторых… во-вторых, даже если я когда-нибудь и стану юристом (а на этот счёт имеются серьёзные сомнения), опыт, полученный здесь, будет совершенно бесценен. Ведь адвокаты зачастую не имеют представления о реальности. Они ведут уголовные дела, не зная ничего о настоящей уголовщине. Они штудируют законы, им некогда взглянуть на людей. А здесь я вижу людей, вижу без прикрас. И понимаю, на что они могут быть способны. Это очень отрезвляет и помогает пересмотреть взгляды на многие вещи... Ну и потом, – добавил он после некоторой паузы, – мне ещё и повезло работать под вашим началом. А вы, Рудольф Романович, один из лучших следователей управления, и я говорю это без всякой задней мысли.
     – Спасибо на добром слове, – снова усмехнулся Рудольф. – Сам я, увы, так не считаю.
     – Хороший следователь и не должен считать таковым, – пожал плечами Владислав. – Один из залогов успеха.
     – Да, наверное, вы правы. Скажите, а… ваши родители, наверное, не в восторге от того, что вы решили пойти в полицию? Насколько я знаю наших сотрудников, почти все они сделали это против родительской воли.
     – Мои родители… – протянул Владислав внезапно посерьёзневшим голосом. – Это сложный вопрос. Моя мама… она, скажем так, мало что решает в нашей семье. Конечно, она не была рада (а какая мать была бы?) Но она слишком любит меня, чтобы перечить в таких вопросах. Да и во всех других, если говорить начистоту. У меня хватает совести и здравого смысла не пользоваться этим слишком часто. Ну а мой отец… – тут он вздохнул. – Мой отец – это отдельная история. Он, что называется, авторитарная личность и трудно переносит любое неповиновение. Когда он узнал, что я решил стать помощником следователя, то всеми силами пытался воспрепятствовать. Однако у меня тоже, при необходимости, есть чем и как настоять на своём. Так что постепенно он смирился с этим.
     – И как долго вы планируете быть с нами?
     – Не знаю, Рудольф Романович, не хочу загадывать. Надеюсь, что пробуду достаточно долго.
     – Что ж, рад это слышать…
     Несколько сот метров они шли молча. Скрип подошв далеко разносился в вечерней тишине. Окна домов приветливо светились, складываясь в причудливые узоры.
     – Пожалуй, мы уже слишком далеко ушли от вашей машины, – заметил Рудольф. – Не стоит вам так себя утруждать. Вы ведь живёте, кажется, в другой стороне?
     – Да, на юге, но это не так далеко, на самом деле. Видите ли, я бы тоже хотел задать вам один личный вопрос.
     – Вот как? – старший следователь остановился и испытующе взглянул в лицо своему помощнику. Однако в наступившей темноте не так-то просто было разобрать его выражение.
     – Конечно, если вы не хотите, я не буду спрашивать.
     – Да нет, почему же, – пожал плечами Рудольф. – Всё должно быть честно, вы на мой вопрос ответили, теперь моя очередь.
     – Хорошо, договорились, – он скорее почувствовал, чем увидел, как Владислав улыбнулся. – На самом деле этот вопрос меня также давно занимал, с самого того момента, как я начал работать у вас. Ведь вы, Рудольф Романович, не уроженец нашего города, как мне известно?
     – Нет, я переехал сюда шестнадцать лет назад.   
     – Вот это и странно. Вы были уже, кажется, в чине лейтенанта?
     – Старшего сержанта, на самом деле.
     – Хорошо, но так или иначе вы уже проработали к тому времени в полиции (она ведь тогда ещё была милицией) достаточно долго.
     – Три года, – бесстрастно заметил Рудольф.
     – Меня всегда интересовало… – протянул его помощник, – зачем вы решили переехать. Обычно в нашем деле люди с большой неохотой меняют место жительства.
     – Вот как?
     – Да, это моё личное наблюдение, если хотите. Тут ведь дело не только в смене обстановки, но и в специфике профессии. За годы службы обрастаешь связями, в том числе, чего греха таить, и не слишком официальными; хорошо знакомишься с особенностями местной криминальной среды. Знание подробностей очень важно, так сразу в них не вникнуть. Поэтому, если речь не идёт об очевидном повышении с возможностью переехать в столицу, например, полицейские стараются держаться за своё место в своём городе. А наш город, надо это признать, далеко не столица, при всех его достоинствах. Вот я и подумал… что должна была быть какая-то особая причина для вашего решения переехать. Конечно, если это причина исключительно личного свойства, вы вправе…
     – Нет-нет, – прервал его Рудольф, испытавший некоторое облегчение. Когда Владислав упомянул про личный вопрос, ему вдруг показалось, что речь пойдёт о женщинах. О его, Рудольфа, “женщинах на ночь”. Глупость, конечно, никогда бы умный молодой его помощник не позволил себе подобной бестактности. Но облегчение он, тем не менее, почувствовал. – Ничего особенного личного там не было, поэтому… я вполне могу ответить. Правда, это странная история, даже в некоторой степени загадочная. Вы меня знаете, я рациональный человек, профессия обязывает. Но с рациональной точки зрения мне трудно объяснить, что тогда произошло.
     – Я начал свою карьеру, как и вы, достаточно рано. Совсем зелёным юнцом пришёл в уголовный отдел. Много у меня было иллюзий тогда, что и говорить. Поначалу к следственной деятельности меня не привлекали, сидел с бумагами, оформлял отчёты, протоколы и всё такое. Потом мой начальник начал потихоньку вводить меня в курс реальных дел. И так получилось, что первое же расследование, которые мы с ним провели вместе, оказалось для меня… ну, скажем так, роковым.
     – Романтическое слово, – заметил внимательно слушавший Владислав.
     – Нда, – ухмыльнулся Рудольф. – Не в моём стиле, не так ли? Но именно так и обстояло дело. Собственно, по большому счёту, расследование было пустяковое.На нашей городской ратуше – а это местная достопримечательность, старая гнилая штуковина – произошёл пожар. По стечению обстоятельств погибло два человека – семейная пара. Жуткое происшествие, конечно, однако предельно ясное. Жаркая погода, сильный ветер, неудачное расположение лестницы, в общем, все составляющие несчастного случая. Подозревать что-либо иное не было никаких оснований… рациональных оснований. И мой начальник, собрав все свидетельства и материалы, решил, что состава преступления нет и расследование данного инцидента нужно передать в другие инстанции. И вот тогда я впервые позволил себе не согласиться с ним, причём не согласиться в открытую. Не знаю, что на меня нашло, до того момента я был очень прилежным и послушным помощником. Не таким, как вы, – заметил он с улыбкой.
     – Я не прилежен и не послушен? – улыбнулся в ответ Владислав.
     – Вовсе нет, но у вас всегда есть собственное мнение и вы не боитесь его высказывать. Я же был не таким, в основном помалкивал да слушал, что мне говорили. Поэтому даже сам себя удивил, когда пришёл к товарищу старшему лейтенанту и сообщил ему, что не согласен с выводами расследования… Ох, что это была за сцена! Он, конечно, потребовал, чтобы я предоставил какие-либо фактические основания. Но в том-то и дело было, что никаких таких оснований я предоставить не мог. Всё держалось на домыслах, слухах и собственных впечатлениях. Конечно, начальник меня высмеял, однако особенно журить не стал, списав на молодость и неопытность. А я продолжал упорствовать…
     – Звучит и правда интригующе. Так что же вас так впечатлило, что вы пошли против самого старшего лейтенанта?
     – Девочка, – тихо и уже без тени недавней улыбки ответил Рудольф. – Маленькая девочка, дочка той семейной пары, которая погибла в пожаре. Ей было тогда… лет шесть, кажется, не больше. В одночасье осталась сиротой, сами понимаете, ужасная трагедия. И вот тут была первая загвоздка. Девочка перенесла этот удар совершенно спокойно, даже, я бы сказал, безразлично. Всякое бывает, конечно, но сама по себе она не казалась флегматичной или замкнутой, нормальный ребёнок, и вот – совершенно никакой реакции на гибель папы и мамы. А гибель эта, я забыл упомянуть, произошла почти что у неё на глазах: она была на первом этаже ратуши, когда начался пожар.
     – Может быть, шок? – предположил Владислав.
     – Я тоже так сначала подумал, конечно, но нет, психолог, общавшийся с ней, сказал, что признаков шока он не видит. Она действительно совершенно спокойно восприняла гибель родителей!
     – Да, зловещая малышка, но ведь это не преступление.
     – Разумеется, и товарищ старший лейтенант это мне сразу и заявил. Однако было кое-что ещё… всплыло при допросе свидетелей. Погибшие супруги хотели подняться на ратушу вместе с дочкой. И вот представьте: она ни в какую не захотела идти с ними. Просто встала у лестницы и наотрез отказалась. Ни уговоры, ни угроза наказания, – ничего не помогло. В конце концов родители махнули на неё рукой и оставили под присмотром вахтёра. Так вот по свидетельству этого вахтёра, девочка вела себя очень странно. Стояла у лестницы всё время и пристально смотрела наверх. Он говорил, что у него мороз пошёл по коже от этого взгляда. А потом начался пожар, и она не двинулась и не произнесла ни слова, всё так же стояла и смотрела, пока всё не закончилось. Представьте себе такую картину, и как она могла повлиять на меня, зелёного юнца. А тут ещё журналисты подлили масла в огонь, описав всё это в своём стиле и с наворотами. В общем, я потерял берега и начал настаивать на возобновлении уголовного расследования. Само собой, все у нас в отделении только смеялись и крутили пальцем у виска. Девочку отдали в приют, но быстро нашлись желающие удочерить её. Ещё бы, она стала настоящей знаменитостью. Всё-таки зловещим намёкам некоторых журналистов верили далеко не все, зато жалели этого ребёнка, мигом осиротевшего, многие. Так или иначе, след её потерялся, приёмные родители увезли её в другой город, и о пожаре стали постепенно забывать. Не до конца – такое в небольших городах не скоро забывается – но всё же постепенно говорить и думать об этом перестали. Успокоился и я… как мог успокоился, хотя коллеги ещё долго смотрели на меня косо. Однако странное дело – после того случая меня вдруг начали преследовать неудачи, одна за одной. То подозреваемый в самый последний момент уходил из рук, то в документах допускались ошибки, портившие всё дело, то ещё что-то. Да и в целом в жизни всё перестало ладиться. По ночам кошмары начали сниться… Я поначалу не связывал это с пожаром и странной девочкой, но чёрная полоса продолжалась и никак не хотела заканчиваться. И тогда пришлось принять решение – бросить всё и уехать в другой город, подальше от воспоминаний и… уж не знаю, как и сказать, проклятия, что ли. Тем более что продвинуться по службе в таких условиях было невозможно. Я переехал – и всё вдруг само собой наладилось. Конечно, сначала трудновато пришлось, но то были пустяки. Началась новая жизнь… не скажу, что я вполне ею доволен, однако возможность спокойно работать у меня есть. Вот как-то так.
     Они уже давно, минут десять назад остановились под одним из редких в этой части города фонарей, который бросал жидкий круглый свет на тротуар вокруг. Закончив свою историю, Рудольф молчал, не глядя на собеседника и нахмурившись. Сейчас он уже пожалел, что рассказал всё это. Конечно, Владислав не из тех людей, что будет болтать или смеяться над ним. И всё-таки следовало бы быть осторожнее. Открывать душу опасно, особенно открывать её нараспашку. А он, пусть и ненадолго, позволил себе такую слабость. Вот именно – слабость. В глазах подчинённых нельзя представать слабым. Даже если они поймут, то перестанут уважать.
     Владислав не проронил ни слова. Видимо, он понимал, что лучше оставить рассказ старшего следователя без комментариев. Да и что тут, на самом деле, можно было сказать?
     Минуты две или три они стояли, думая каждый о своём. Затем молодой человек протянул Рудольфу руку.
     – Спасибо вам за откровенность, – промолвил он. – Полагаю, это было нелегко.
Рудольф пожал протянутую ладонь, крепкую, белую в искусственном освещении, сильную ладонь. И подумал, что будь он сам в юности вот таким серьёзным и рассудительным, всего только что описанного им не случилось бы.
     – Пожалуй, дальше я уже не пойду, – сказал Владислав. – Становится поздно. Спокойной ночи, Рудольф Романович.
     – Спокойной ночи, – ответил старший следователь несколько слабым голосом. – Не забудьте про завтрашнее задание.
     – Не забуду, – покачал головой его помощник. – На меня вы всегда можете рассчитывать.
     Вслед за тем он быстро зашагал прочь, и вскоре звук его шагов уже не долетал до слуха Рудольфа, который ещё долго стоял под фонарём, погружённый в глубокую и мрачную задумчивость.