История репатриации ч. 2 предыстория

Хмельницкий, ноябрь 1994

 

                ОТЪЕЗД



                Мама сидела на переднем сиденье автобуса, плотно сжав губы, и смотрела в никуда. Руки - на набалдашнике палки, так ей, очевидно, спокойнее. Рядом - мой брат, который приехал с семьей из Кишинева, чтобы проводить нас до Борисполя. Вокруг сохнутовского автобуса - люди, это – провожающие, Еще немного, и мы поедем.
   
                Я сидела рядом с дочкой, она демонстративно отодвинулась от меня, и уперлась лбом в стекло, за которым стояли ее друзья. На руках - рыжая такса. Она время от времени отрывала лицо от окна, чтобы уткнуться в теплую шерсть и вытереть слезы, и я понимала, что никого ближе и понятнее, чем эта собака, для нее сейчас нет. 
   
                Они обе сердились на меня. Дочка, потому что я увозила ее от друзей, собака, - потому что перед дорогой не накормила ее.
   
                Автобус тронулся. Можно расслабиться и немного отдохнуть. Стало тепло. Мама сняла пальто и осталась в синем полосатом платье, которое подарила ей старшая дочка, моя сестра. Она приезжала накануне из Нарвы, чтобы попрощаться. Это были последние и совершенно суматошные недели. Среди прочих дел, я распродавала имущество, и увлеклась настолько, что даже ухитрилась продать свое старое стеганое пальто. Своей сестре. И она купила. Бедняжка, ей было неудобно отказаться. А мне становится стыдно каждый раз, когда я вспоминаю этот случай.
      
                Автобус проехал по знакомым улицам, выехал из города. Хотелось спать, но напряжение не отпускало.
                « Когда вчера я легла?» Вечером были гости. Их было много, и я плохо помню кто. Зато хорошо помню, как мы с маленькой изящной Любашей, которая жила в соседнем доме и  с которой я только что подружилась, гнали накануне самогон. Руководила Любаша, и хотя у меня уже давно был отличный самогонный аппарат, который мне взамен зарплаты выдал Миша Землянский, я еще ни разу им не пользовалась. Люба подсоединила трубочки, установила емкости, - она была конструктором – и все закипело, забулькало, закапало. «Надо это повторить несколько раз, тогда самогонка будет чистая, как слеза», - говорила она.
       
                Люба была хорошим человеком. Она не завидовала, скорее, жалела меня, давала советы и помогала упаковывать вещи. На прощанье сделала подарок, который я очень люблю. Из моего старого нарядного платья, она пошила кухонный фартук. Крепдешиновый, с оборками, по белому полю крупные зеленые листья…. Он служит главным украшением для моих постоянно меняющихся кухонь и напоминает о Любе и березах.
      
                Самогонный аппарат я не продала, и даже не смогла отдать, - он никому не понадобился. Самогонные аппараты были у всех - самая  важная и необходимая вещь в доме, когда деньги ничего не стоят. Думаю, он до сих пор валяется в нише под потолком на кухне.
   
                Автобус выехал на трассу. Небо пасмурное, начал идти дождь.
 
                Друзья.…  Некоторые меня разлюбили. Лена Бахилова, честный и прямой человек, объяснила почему. «Ты уезжаешь, тебе хорошо, а мне некуда ехать. Я остаюсь здесь в этом кошмаре, и со мной двое мальчишек, которых надо кормить три раза в день, и мама, вдобавок…»  Я чувствовала себя виноватой, и никакие подарки не могли загладить это чувство.
                Лариса купила у меня шкаф, и после этого перестала звонить. Хотя у нее, замкнутой интеллектуалки, кроме меня, других подруг не было.    Думаю, та же причина. Хотя могла бы уехать, потому что наполовину еврейка. Но ее привязывали такие мощные канаты в виде строптивой матери, дома и хозяйства в центре города, что она знала, - ей не оборвать их.
      
                Я дремала, просыпалась, видела дочку с собакой на руках, детское лицо, строгое с красными глазами и припухшими веками. Мне передавалась ее боль, на душе было неспокойно, ныло сердце. Мама сидела прямо, облокотившись на палку.
    
                - Боюсь, ты не довезешь маму, - сказал брат, когда мы вышли из автобуса, чтобы размяться. – Мне не нравится, как она выглядит,   молчит, таблетки глотает».
                В Борисполь приехали, когда было темно, снаружи - слякотно, холодно.  Аэропорт забит людьми. Сесть негде. Расположились на узлах. Маме соорудили из сумок подобие кресла. В сумках было все наше имущество. Разрешалось провозить 25 килограмм на человека. Когда упаковывались, мы с Любой решили, что в Израиле понадобятся в первую очередь одеяла, кастрюли и подушки. «Тетрадки там тоже дорогие», - сказала она. Я, в свою очередь, отобрала книги, те, которые можно перечитывать, и которые напоминали бы мне об Украине.  Это был, конечно, Гоголь. А еще Мережковский, и почему-то, Фицджеральд.
 
                Наша  упитанная собака весила 10 килограмм (ручная кладь максимум – 8). Ее надо было сдавать в багаж. Я категорически не могла это сделать и решила рискнуть. И, поэтому, когда за час до отлета  подошел человек в форме и предложил пройти с собакой вместе с ним, мое сердце упало. Он проводил меня до комнаты, где сидел другой человек, тоже в форме. Когда мы остались вдвоем, этот другой что-то сказал, - не вслушиваясь, я вытащила 10 долларов. Он поморщился и махнул рукой, как-будто смахивая их. Я положила на стол еще 20. После чего он сказал: «Идите», - и пожелал счастливого пути.
   
                Когда мы проходили контроль ручной клади, сердце опять сжалось от страха. В матерчатой сумке сидела толстая такса, молчаливая, осознающая всю сложность ситуации. Я, наверное, молилась, иначе как можно еще объяснить слова проверяющего, который взял у меня сумку с собакой, заглянул в нее, посмотрел в глубокие с поволокой таксиные глаза и сказал. «О, собачка», - потом отдал мне сумку, прихлопнул ее края и опять сказал, «А, вот так, и нет собачки, - проходите». А дальше был уже самолет.
    
                В самолете я вспомнила рассказы о тяжелой ностальгии, которая непременно появляется, как только покидаешь родную землю. И стала ждать ее. Но она не посетила меня, ни в тот момент, ни позже, ни через 20 лет…
      
                Зато через 20 с лишним лет, когда мы, как обычно, в жарком августе уехали в прохладные края, я впервые почувствовала, что хочу домой. В Израиль ….

                Заключение следует. Страница из дневника

                http://www.proza.ru/2019/04/22/549