Холера в Одессе

            - Шо вы мине давите на мозоли, мадам?  Вся Одесса культурно стоит в
            очереди, чтобы сдать на анализ свои какашки, и только вы тулитесь      
            вперед всех, как  ломовая лошадь!
               
            -Шо? Это вы мне гутарите? Вас тут не стояло!
               
                Из разговоров в очереди в поликлинику. Одесса. 1970 г.


   
   
   На пароходе «Шота Руставели», плавно рассекавшим волны Черного моря, никто из пассажиров никуда не плыл, и судно никуда не торопилось. Можно было подумать, что это затяжной круиз без захода во встречные портовые города,  просто отдых на борту корабля, где для этого имелись все условия. Странным в этом плавании было то, что многочисленные пассажиры, плывшие на судне в никуда, отдыхали в шезлонгах, принимали трехразовое питание, купались в бассейне, и пользовались всеми услугами морского лайнера совершенно бесплатно. За счет государства. Исключением было лишь платное обслуживание в буфете, где между любезными приглашениями стюардов посетить ресторан парохода предлагали чай, спиртные напитки, сигареты, кофе с бутербродами, и желающие граждане могли выпить и закусить. Это был не рейс, когда имеется порт назначения, и встречающие ждут вас с цветочками на пирсе. «Шота Руставели» болтался в море близ акватории Одесского порта по распоряжению администрации Черноморского пароходства и Чрезвычайной противохолерной комиссии. На мачте лайнера вместо привычного всем красного советского флага с серпом и молотом зловеще развивался желтый флаг карантина.
   
   Судно курсировало в море на период карантина по холере в городе Одесса. В качестве плавучего обсервационного пункта. Пассажирами судна были отдыхающие санаториев, домов отдыха и курортных зон, которых по окончании срока путевки не отпустили домой, и на борту было полно медиков, тщательно выявляющих всех подозрительных на опасное заболевание. Пока больных кишечными инфекциями на судне не наблюдалось, и противохолерные мероприятия докторов ограничивались лишь медицинским наблюдением и проведением тщательной дезинфекции. На судне «Шота Руставели» было неправдоподобно чисто, стерильно, попахивало хлорной известью, но морской бриз сдувал этот запах, а пассажиры не томились в каютах, а активно жарились на солнце в шезлонгах, рядами стоящих на палубе, плескались в бассейне, и отдавали должное флирту, вину и преферансу. Словом, курортное времяпровождение ничем не омрачалось, и о холере в Одессе напоминал только желтый флаг, вывешенный на мачте.
   
   Выглядел этот бесплатный отпуск, продленный оплачиваемыми больничными листами особым распоряжением Совмина СССР всем лицам, попавшим в очаги инфекции, совершенно не реально. В санатории и на курорты Одессы уже успели заехать новые отдыхающие по путевкам, а у этих отпускников срок действия путевок окончился, и теперь за счет государства они находились в пятидневном круизе с бесплатным питанием и обслуживанием, после чего срок обсервации подходил к концу, и можно было ехать домой. Кроме обычных отпускников, купивших путевки в санатории на свои кровные, здесь были ударники коммунистического труда и передовики производства, приехавшие отдыхать в Одессу по льготным и бесплатным путевкам, выданным профсоюзами. В связи, кстати, со 100-летним юбилеем со дня рождения Ленина. Но чтобы в связи с холерой власти устроили всем бесплатный круиз? Подобного случая в стране Советов никто не помнил. Круиз, не круиз, на рейде судно не стояло, а курсировало по морю,  по вечерам на нем зажигались огни, играла музыка, и с берега казалось, что там беспечно проводят время. Так оно и было. Пароход, хоть и был на время превращен в плавучий изолятор, таковым не казался. Не то, что в десятках поездов, застывших на путях в чистом поле, и тоже превращенных в обсерваторы, где пассажиры томились в духоте с малыми детьми, в огромном количестве истребляя чай, «Ессентуки-17», «Нарзан» и сухое вино, которые постоянно возили по коридорам состава на тележках из вагона-ресторана. Употребление «Боржоми» медики не одобряли. В штабных вагонах под присмотром медиков изнывали начальники поездов, с нетерпением ожидавшие окончания экзекуции, затянувшейся почти на неделю. Это если повезет. В случае выявления хотя бы одного больного или подозрительного на инфекцию среди пассажиров или персонала, срок карантина и медицинского наблюдения могли опять продлить ещё на неделю.
   
   Между тем, по Черному морю прогуливалось в обсервации уже не одно судно, а целых два десятка, крупнейшими из которых были девяти палубные флагманы флота  «Шота Руставели» и «Тарас Шевченко», предназначенные для международных круизов, оснащенные каждый двумя бассейнами, саунами, шикарными апартаментами с гобеленами, великолепной отделкой и душевыми в каютах. Всего за период карантина в Одессе морские суда обеспечили комфортный отдых семи тысячам человек. Ещё двадцать три речных теплохода и тридцать шесть поездов в стране разместили у себя до тридцати тысяч человек в обсервации, и сорванный холерой курортный сезон влетел государству в копеечку. Никто из пассажиров уже не роптал, и капитаны морских судов активно обменивались между собой информацией о событиях в Одессе и на побережье Черного моря в целом.
   
   О холере, вспыхнувшей в нескольких городах Советского Союза, радиоэфир и пресса молчали. Мол, нет у нас никакой холеры, все эпидемии в стране развитого социализма давно уничтожены, а то, что сейчас происходит, только подозрение на холеру. Не более того. Но все на судне знали, что в Одессе, Керчи, Астрахани, Батуми и ещё в нескольких городах сейчас болеют и умирают люди, всё закрыто, население пичкают антибиотиками, и заставляют сдавать анализы. Везде власти срочно занимаются улучшением качества питьевой воды, контролем качества пищевых продуктов, дезинфекцией, очисткой, ремонтом систем канализации и водоснабжения, и прочим благоустройством населенных мест.  Раньше как-то руки не доходили. Если бы, не слухи, о случаях летальных исходов, то холере многие были бы благодарны. За отсутствие очередей, падение цен на рынках на продукты питания, невероятную чистоту и безупречную работу всех служб, включая медицинское обслуживание. Прямо, коммунизм…
   
   Вначале пассажиры поневоле возмущались тем, что их не отпускают по домам, и на судне едва не возникла паника, когда кто-то сказал, что они будут находиться в море, пока все не помрут от холеры, после чего отходивший свое плавучий лайнер сожгут прямо на рейде со всеми трупами на борту. Во избежание распространения заразы. Мол, такие меры во время эпидемии вполне даже оправданы и практикуются во всем мире. Но «Шота Руставели», построенный всего  два года назад на верфях Германии специально для комфортабельного полноценного отдыха своих пассажиров никак не напоминал своим видом изношенную старую баржу, куда всех больных и подозрительных могли бы поместить в иные времена где-нибудь в Китае на полное вымирание. Обслуживание было отличным, персонал внимательным и отзывчивым, дни шли, но пока никто не заболел, а отдых продлили на вполне законных основаниях в виде больничных листов в связи с карантином. Можно было никуда не спешить,  наслаждаться жизнью, и пассажиры успокоились. Им повезло. На берегу было хуже.
   
   Других отдыхающих в Одессе иногородних граждан просто заперли в стенах санаториев и домов отдыха, где они отдыхали, и домой по окончании отдыха не отпустили. Правда, по территории им гулять разрешалось. Причем в санаторно-курортных условиях, а не в обсервационных портовых пунктах или холерных бараках прошлых лет. Кто не видел старые холерные бараки времен Русско-Японской, или той же Гражданской войн в России, тот не поймет, что они собой представляли, и большинство их после эпидемий просто сжигали. Вместе с трупами. Ещё и много лет спустя во многих городах догнивали или сносились двухэтажные дома, ничем не походившие на длинные лагерные бараки,  а построенные именно на случаи холеры или чумы, но за отсутствием оных использующиеся в качестве временного жилья. Во время войны там были развернуты тыловые госпиталя, а после в них жили студенты-медики. И во всех областных и краевых центрах хранились в больницах медицинские укладки на случаи крупных вспышек и эпидемий холеры и чумы, а также запас коек для карантинных и обсервационных пунктов, под которые власти были обязаны выделить здания при объявлении карантина.  На складах имелись даже специальные холерные койки – страшные сооружения, у которых под жесткой сеткой находилась воронка для слива испражнений в ведро. Ведь больной холерой погибает от обезвоживания, вызванного неукротимой рвотой и диареей. Он буквально плавает в своих испражнениях, и обезвоживание усугубляется интоксикацией, в результате которых кровь густеет, и наступает сердечная недостаточность. За сутки такой больной теряет до 30 литров жидкости, и до наступления эры антибиотиков и внутривенных вливаний больные были обречены.
   
   Холера в классическом её виде – это неудержимый понос и рвота. Восполнение жидкости в крови и тканях за счет питьевой воды, отваров, бульонов и соков невозможно. Из-за неукротимой рвоты и диареи желудок тут же опорожняется. До введения в практику внутривенных растворов глюкозы, солей и изотонических растворов с холерой не знали, как бороться, и больной погибал от обезвоживания – сгущалась кровь, нарушалась работа сердечнососудистой системы и всех органов, сопровождающаяся интоксикацией, и на вскрытии наблюдалась характерная картина дистрофии всех тканей. Страшный бич прошлого, который посылался людям, как считали, за их грехи, от которого ранее пустели города, и погибших невозможно было подсчитать.
   
   Но к 1970 году о холере медики успели забыть. Советский Союз только что с помпой отметил 100-летие Ленина, в стране был период развитого социализма, мы действительно были по некоторым показателям «впереди планеты всей», и могли похвастать, если не уровнем жизни своих граждан, то, безусловно, успехами советского здравоохранения и заботой о полноценном отдыхе отпускников. Что ни говори, а отдохнуть летом на Черном море в СССР могли себе позволить тогда очень многие. Конечно, в учебниках и справочных пособиях для медиков все необходимые мероприятия при холере были учтены. Как и в приказах Минздрава. В стране то и дело встречались единичные случаи завоза этой инфекции, но эпидемий не наблюдалось, а о крупной вспышке близ Аральского моря, случившейся два года назад, многие даже не знали.
   
   Тысячи «дикарей», обеспечить которым обсервационные и карантинные условия было очень сложно, вначале просто эвакуировали из Одессы, выделив для этого дополнительные поезда и самолеты. Это было не совсем верным решением, и единичные случаи холеры разнесли с черноморского побережья по всей стране. Но тогда ещё официально не было объявлено о карантине, о холере власти вообще предпочитали помалкивать, и стремились всеми силами избавиться от лишних людей, нахлынувших в город в курортный сезон.
   
   В виду отсутствия распоряжения о карантине, вначале людей просто уговаривали вернуться домой, закрывали пляжи, и привлекали к эвакуации наехавших из разных регионов людей органы милиции. О холере ни слова,  поэтому «пляжники» не реагировали на уговоры, не собираясь возвращаться домой без полноценного отдыха, и ворчали, что билеты сюда влетели им в копеечку. Потом до отпускников дошло, что происходит нечто необычное, поползли слухи, что холера уже в Керчи, Батуми, Астрахани, и вот-вот войдет в Крым. Теперь уже сами «дикари» брали поезда штурмом, и город притих, когда окраины оцепили войска, везде установили кордоны, и самые находчивые одесситы, не теряя зря драгоценного курортного времени, предлагали за хорошие деньги покинуть город Одессу на лодках. По лиманам, в обход кордонов, до границы зоны, объявленной властями на карантине, но чаще – до других станций, куда холера ещё не добралась. Въезд и выезд теперь, наоборот, прикрыли, пляжи и кафе опустели, и отпуск в Одессе для многих граждан накрылся медным тазом. Для предприимчивых черноморцев закрытие курортного сезона было тяжким ударом, но скоро им самим стало не до сезонных заработков.
   
   Эта эпидемия холеры 1970 года на короткий период вошла в фольклор Одессы, и позже обросла многими подробностями и мифами. С характерным одесским юмором, хотя курортный сезон был сорван, и было, кажется, совсем не до смеха. Но Одесса, это таки, Одесса, и тут умудрялись видеть смешное во всем, включая лихие времена оккупации и послевоенное время.
               
                *****
            
   
   Можно прожить в Одессе целый месяц, и так и не услышать сочную речь, насыщенную юмором и еврейскими словечками, знакомую нам по книгам, фильмам и анекдотам. Представления о том, что вся Одесса говорит каким-то особым языком, не соответствует истине. Это дело прошлого. Одесситы любят шутить по любому поводу, но если они вворачивают в свою речь чисто одесские фразы, то это лишь показать, что они именно из этого города, и традиций не забыли. Сегодняшние одесситы говорят чисто, вполне грамотно, и этот язык можно назвать смесью русско-украинского с долей примеси зарубежных выражений и местного диалекта, а чисто еврейские выражения с польскими и  румынскими словечками – лишь дань традиции. Они вылетают в виде шуток, дабы никто не забыл речь этого многонационального города, в котором евреев теперь не так уж много. Одни уехали в Землю Обетованную, где их с такими замашками особо никто и не ждал, и позже многие из эмигрантов пополнили население США. Другие настолько смешались с приезжими сюда после войны на постоянное место жительства людьми, что еврейские корни заметны чаще только из семейных преданий. Тем не менее, всякий, кто приезжает в Одессу, уже на вокзале или в здании аэровокзала  сталкивается хотя бы с объявлениями, написанными неповторимым одесским жаргоном. И это тоже лишь дань традиции.
   
   Было, конечно, время, когда в Одессе сплошь и рядом говорили на чудесной смеси языков, с преобладанием русского и еврейского, с вкраплениями южнорусского говора, того самого, что потом вдруг стали называть «украинской мовой», греческого, молдавского и румынского. Этот город был населен многими нациями и народами, настоящий Вавилон, а та речь, которую мы слышим у Бабеля или в фильме «Ликвидация», зародилась в те времена, когда на Молдаванке жили, а точнее, ютились, бедные еврейские ремесленники, портные, парикмахеры, и мелкие лавочники. Некоторые из них в этом Порто-Франко с его торговлей начали постепенно богатеть, или, хотя бы, выбрались из своих трущоб в другие городские кварталы. Это уже были не только крючники, работавшие в порту, портные и ломовые извозчики, а спекулянты, контрабандисты, воры и валютчики, лавочники - новое поколение сильных, ловких и наглых людей, нечистых на руку. Из них выходили уже владельцы магазинов, врачи, аптекари, журналисты,  киношники с актерами и известными музыкантами, и даже банкиры. Бандиты тоже.
   
   С собой они принесли с Молдаванки сочную речь, насыщенную искаженными и иностранными словами, подхваченными в порту и среди контрабандистов, изъяснявшихся на дикой смеси греческого, турецкого, и румынского языков. Но менялись времена, нравы, теперь сменилось даже подданство, и Одесса де Рибаса, Пушкина, славная Одесса броненосца «Князь Потемкин-Таврический», город-герой Одесса, основанный Россией на берегах бухты Хаджибей, вдруг стала заграничной. Как будто опять вернулись времена оккупации, только уже не немецко-румынской с их Трансильванией и расстрелами евреев, а украинской, но тоже с приличной порцией нацизма.
   
   Многие евреи к тому времени, едва распался Советский Союз, успели уехать из города Одессы. Кто в Израиль, а кто и в Штаты. В Израиле многим выходцам из СССР не понравились законы и порядки, уклад жизни, набожность, отношение арабов, и страшная жара. Были и такие, которые вернулись. И живут в Одессе очень неплохо, поскольку возродилась частная собственность и торговля. Они принесли с собой новые обороты речи, новые понятия о том, как можно и нужно жить, и Одесса времен Бабеля постепенно ушла в прошлое. Как и эпизод с холерой, которая более, чем на сорок дней нарушила жизнь курортного города в разгар лета 1970 года.
   
   Этот короткий период в жизни города, когда Советская власть была крепка, как никогда, и в развитом социалистическом государстве  никакие особо опасные инфекции были немыслимы, на некоторое время тоже вошел в историю города. Слишком  уж необычной была ситуация, очень повлиявшая на облик города и быт одесситов.
               
                *****

   
   Холера всегда считалась одним из самых страшных заболеваний. Боялись её во все времена, и для борьбы с ней в России устраивали в городах карантины, открывали холерные бараки для изоляции больных, а все дороги, ведущие из зараженной местности, перекрывали кордонами и войсками. В холодную Россию это бедствие всегда приходило в теплое время года с берегов Волги, реже с Кавказа или из Турции. Как оказалось впоследствии, холерный вибрион – нежный микроб, и ему подавай только воду определенной температуры.
   
   В отдаленных и густонаселенных районах Индии живут разные народы, у которых возбудители холеры спокойно гнездятся в кишечнике, не оказывая заметного влияния на своих хозяев. У этих индусов врожденный иммунитет, и холерные вибрионы для них не страшнее обычной кишечной палочки. Таких людей можно назвать бессимптомными носителями инфекции. При различных неблагоприятных и иных соответствующих условиях холерные вибрионы могут вызвать у своих носителей недомогания – от легкого расстройства кишечника, до неукротимой рвоты и диареи, при которых быстро наступает летальный исход. И тогда инфекция передается другим людям.
   
   Бассейны рек Ганг и Брахмапутра, где и находится родина холеры, периодически посещаются паломниками. Когда тысячи паломников приходят к священным берегам рек, чтобы окунуться в их воды и совершить ритуальное омовение, то условий и удобств там для них никаких. Как и многие наши курортники, где-нибудь на Черном море, свои естественные потребности паломники тихо справляют прямо в воде, и всё новые и новые десятки и сотни тысяч людей лезут в реку, спеша совершить омовение. С берегов нечистоты смываются в реки частыми тропическими ливнями. Паломников там сотни тысяч, вся эта многоликая масса питается, стирает одежду, справляет естественные потребности, и живет близ рек, очень сильно захламленных, загаженных, и имеющих отмели с почти стоячей непроточной водой, где гнездятся возбудители инфекций.
   
   Порой в реках хоронят умерших, поскольку денег и средств на кремацию просто нет, а население страны довольно темное, неграмотное, и чтит традиции, не опасаясь даже факта смерти. Паломники приезжают и уезжают, унося с собой заразу. Поэтому холера разносится со страшной скоростью. Из Индии она попадала в соседнюю Персию, оттуда на Каспийское море и в Астрахань. С рыбных промыслов Астрахани холера ползла вверх по Волге, и тогда в России вымирали целые села.
   
   С караванами и морским путём холера разносилась по соседним странам, а с дальнейшим развитием прогресса стала развозиться по всему миру. Такая всеобщая эпидемия, охватывающая много стран сразу, и называется пандемией. Учета этих пандемий холеры никто не вёл, и только в XIX веке, наконец, начали их считать. С 1817 по 1926 год было 6 пандемий, унесших миллионы человеческих жизней. Седьмая пандемия, как считается, началась в 1961 году в Индонезии, и к 1965 году достигла Афганистана и Ирана.
   
   Нельзя сказать, что с холерой не пробовали бороться. Эффективной вакцины никто так ещё и не придумал, но попытки создать её проводились с момента успешного применения в Европе первых прививок против оспы и других опасных инфекций. Если в цивилизованных странах, давно имеющих в своих городах водопровод и канализацию, мощные лаборатории, медицинскую службу и сильные дезинфекционные средства, это удавалось, то Азия остается рассадником кишечных инфекций и в наше время.
   
   Одно время больших успехов в борьбе с холерой и чумой в Индии добился наш соотечественник доктор Хавкин, непринятый в России, как ненадежный элемент, примкнувший в молодости к народникам. В Индии его боготворили, а Великобритания осыпала званиями и наградами. Он спас сотни тысяч жизней, и достоин большего, чем забвение. Просто в те времена ничего не знали о серотипах, то есть различных подвидах одного и того же возбудителя. Во время эпидемии чумы в Маньчжурии вакцина Хавкина не помогла, в Индии его препараты против холеры доверили случайным людям, они оказались неэффективными против нового штамма вибриона, и все достижения методов Хавкина во многих странах остались непризнанными.
   
   При Советской власти была создана мощная санитарно-эпидемиологическая служба, хорошо оснащенная  диагностическими лабораториями, и повсюду стране в летнее время проводился контроль качества питьевой воды. Особенно в местах отдыха, в детских учреждениях и на большинстве предприятий общественного питания и торговли. Тем не менее, случаи холеры случались. Бывали и не единичные завозные случаи, а крупные вспышки, с которыми успешно, но долго боролись. Обычно широкому распространению эпидемий очень способствовали стихийные бедствия и войны, все случаи массового скопления множества людей и их миграция, которые часто сопровождаются отсутствием доброкачественной воды, пищи, санитарных условий, в том числе и, простите, отхожих мест. Где большое скопление людей, там и инфекции.
   
   Официально считалось, что ещё к 1930 году советская профилактическая медицина добилась значительных успехов, начисто искоренив многие заболевания. Конечно, единичные случаи и даже вспышки инфекций встречались. Но не эпидемии. Последний раз холера вспыхнула во время войны, и об этом факте в прессе молчали, хотя пострадали не только советские войска, но и вермахт. Когда в конце 60-х холера вспыхнула в Каракалпакии, ни мировая общественность, ни пресса об этом не узнали. В итоге, долго не решались  поставить окончательный диагноз в 1970 году, когда холера вспыхнула сразу в нескольких городах Советского Союза. Во всех бюллетенях, докладах, статьях и сводках власти именовали случаи заболевания не иначе, как кишечная инфекция. Да, холера – тоже кишечная инфекция, и к этой группе относятся дизентерия и масса других заболеваний, вызванных другими возбудителями. Но ни одна из них не протекает так скоротечно, с такой интоксикацией, и с такой клинической картиной.
   
   На этот раз скрыть наличие эпидемии не удалось. Борьба с холерой проводилась под контролем ВОЗ, и Советский Союз, мнивший себя одной из самых здоровых от эпидемий стран, попал по числу заболеваний на обидное второе место в мире. После Гвинеи – в мире шла седьмая по счету пандемия холеры, и единичные случаи и вспышки этой инфекции были зарегистрированы сразу в нескольких странах. В Гвинее были сотни случаев, в СССР намного меньше, но этого хватило для второго места и престижу страны, достигшей небывалого успеха в строительстве социализма, был нанесен заметный урон.
   
   Пандемия – мировое распространение эпидемии, совсем необязательно распространяется очень быстро, как это было, например, с неизвестным до этого вирусным заболеванием под названием грипп «Испанка», унесшим по неточным подсчетам до двадцати миллионов жизней в 1916-1920 годах. Пандемия может тянуться вяло и долго, целые десятилетия, то затихая, то вновь вспыхивая в отдельных странах. Это понятие не всегда относится к массовым эпидемиям, почти одновременно начавшимся в разных странах, а лишь показывает глобальное распространение  особо опасной инфекции, ранее не регистрируемой долгие годы.
               
                *****
   
   На Одессу холера навалилась внезапно, как наваливается обычный банальный понос, что случается чаще в одном отдельно взятом коллективе, отведавшем где-то недоброкачественную пищу. Но это не было пищевым отравлением, и кишечные инфекции начали регистрироваться в разных местах. Диагностировали холеру тоже быстро, но начальство не сразу поверило, и от больных продолжали брать анализы на исследования, усилив бактериологическую службу специалистами из других областных центров, которые должны были исключить заболевание, при котором сразу необходимы карантинные мероприятия.
   
   Но диагнозы подтвердились. Мало того – имели место уже случаи летальных исходов, и именно от трупного материала и были выделены вибрионы подвида холеры, носившего элегантное заграничное имя Эль-Тор. Холера Эль-Тор ничем не отличалась от обычной холеры, разве что вид возбудителя обладал несколько иными свойствами.
   
   По правилам проведения противоэпидемических мероприятий необходимо обследовать всех контактных лиц. Сюда входили родственники, соседи, коллеги по работе, знакомые и друзья. Вы можете себе представить, сколько знакомых в городе Одессе может иметь парикмахер Моня, тетя Роза, торгующая на Привозе рыбой, или участковый Иван Кузьмин? А родственники?
   
   Поэтому, когда участковые врачи и помощники эпидемиологов начали выяснять все контакты заболевших лиц, это оказалось далеко не простым делом. Кому захочется сдавать родственников и знакомых, включая любовницу и соседа, пусть он и карточный шулер-кидала, очень нужных людей в порту, знакомых из Мелитополя, заглянувших в Одессу буквально на неделю, или друзей и коллег по работе? У всех у них в принудительном порядке сразу возьмут на анализ испражнения и кровь, установят за ними медицинское наблюдение, а то и засунут на обсервацию в барак, где могут оказаться настоящие больные. Одесса ещё не знала, что сдавать анализы придется всем поголовно.
   
   Пока медики не терялись, и сразу взяли под наблюдение просто всё население по месту жительства заболевших холерой лиц. Постепенно прояснился ареал заболевания – холерой пока был охвачен десяток улиц и кварталов.  В списке находились Пересыпь, Молдаванка, Дальние Мельницы, местечко Сахалинчик за железнодорожным вокзалом, центральная часть города, улицы Балковская, Госпитальная, Манежная, Кузнечная, Жуковская, Преображенская, Ремесленная, Канатная, ночлежный приют на Ланжероновском спуске, и даже психиатрическая больница на Слободке-Романовке с гостиницей «Киев» на Нежинской, где в день приезда холерой захворала какая-то приезжая дама. О наличии ночлежного приюта в Одессе на период празднования 100-летия со дня рождения Ильича власти пытались стыдливо умалчивать, а в гостинице власти установили строжайший карантин, сходный с домашним арестом.
   
   Игнорировать наличие холеры власти не посмели. Это был тот случай, когда бразды правления в свои руки берут медики, как капитан на корабле, а власти обязаны всячески помогать. Конечно, последнее слово, решения и подписи остаются за ними, но главное не это, а сама организация всех мероприятий, требующая значительных сил и средств, когда необходимо пускать в ход все резервы. Местные отделы здравоохранения и санитарно-эпидемиологические станции города были срочно усилены приезжими специалистами, служба благоустройства и озеленения, службы коммунального хозяйства, водоснабжения, канализации и дезинфекционной станции были загружены работой до предела, и усилены техникой и солдатами местного гарнизона.
   
   В Одессе планомерно, улица за улицей, квартал за кварталом, городской район за районом тщательно проверялся каждый дом. Везде оценивали степень чистоты, состояние источников водоснабжения, наличие в туалетах хлорной извести, и словно вихрь пронесся над объектами общественного питания, торговли продовольственными товарами, рынками, киосками с прохладительными напитками и пляжами.
   
   Всюду наводили чистоту, не жалели стратегических запасов хлорной извести, мыли, драили, скоблили, сносили старые общественные нужники и сортиры, чинили водоразборные колонки, краны, очищали колодцы, травили крыс и насекомых, и вся курортная Одесса стала невероятно чистенькой, ухоженной, и почти стерильной.
   
   Такое показательное общество можно было представить только при развитом коммунизме, если бы не было самой холеры. Но она была. Очень важно стало знать, какой у тебя с утра стул. Не дай Бог, если жидкий. И какой стул у твоих родственников и сослуживцев, соседей по коммунальной квартире, по дому, у знакомых, и все ли сдали анализы. Соседей, ещё не сдавших анализы, стали закладывать, и дружно выявлять, но чаще просто дружески советовали поторопить события. Это ведь не налоги, которые нужно заплатить и спать спокойно, нам дерьма не жалко. Закладывать в Одессе умели. После освобождения города от немецких и румынских оккупантов органы НКВД с подачи местных дворников и добровольных стукачей вызывали к себе повестками всё мужское население, и добрая половина их отправилась прямиком в лагеря. За сотрудничество с оккупационными властями, которое проявлялось чаще в бурном развитии частного бизнеса, не забытого многими одесситами со времен НЭПа. Развитие торговли в городе поддерживали румыны, наивно полагавшие, что немцы оставят им всю территорию области вместе с Молдавией и всем Приднестровьем.
   
   Одесситы вообще отличаются некоей болтливостью, но в отличие от говорливых москвичей болтают больше не о политике, а о ценах, моют кости соседям и знакомым, обсуждают городские новости и, конечно же, текущий момент. На текущий момент было две темы – крепкий стул и какое вино возбудители холеры не переносят. В вакцинацию никто особо не верил, а выдача и продажа антибиотиков населению в целях профилактике взбесила не одного бактериолога. Трудно выделить возбудителя инфекции из рвотных масс и испражнений, если вся картина смазана таким мощным средством, как тетрациклин, когда в кишечнике не остается в живых даже полезной микрофлоры, зато активно начинают размножаться болезнетворные грибки.
   
   Горожане крепко вбили себе в головы, что одним из верных признаков кишечной инфекции является жидкий стул, который ранее именовали просто поносом. Тут и анализов не надо брать, а сразу надо отправлять поносника на обследование в обсервационный пункт. За этим делом в городе бдели так, что даже в очередях разговоры начинали с того, что после любезных взаимных приветствий обсуждали у кого какой стул, а уж затем – кого госпитализировали, и кто помер.

- Вы слышали, Симеон Бочарян вчера помер в больнице? Нисколечки почти  и не болел, а сразу разлегся на диване, стал рыгать, и его понесло, как из худого шланга! Пропал диван! А таким сукном был обшит, что твой гобелен! Всю мебель залили хлоркой, а потом потащили жечь!

- На тебе, такое выкинуть! Взял и умер человек посреди полного здоровья! Ну, так вы будете покупать рибу, или мне забыть вас навсегда?
   
   Наиболее бдительные граждане следили за тем, чтобы все сдали анализы, и с утра донимали своих коллег и соседей:

- Утро доброе! – говорила при встрече со знакомым из соседнего подъезда какая-нибудь мадам Пшидыбецкая, - Как ваш стул? Надеюсь, что крепкий? – Мадам опасалась заразы, и в уме вела счет всем жильцам дома, ещё не сдавшим анализы.
   
   Сосед, всегда избегавший чересчур прямолинейных женщин, чертыхался про себя, и норовил проскочить мимо Пшидыбецкой из дворового пятачка на улицу, но слева ему мешала гипсовая копия статуи греческого жреца Лаокоона, у которого во время войны румыны сломали обе фигуры его сыновей, умирающих от укусов змей. А прямо по курсу мешал внушительный бюст мадам.

- Крепкий, крепкий… - досадливо отвечал он, но мадам Пшидыбецкая только начала диалог, и упирала руки в крутые бока, так что проскочить не было никакой возможности.
 
- Я вас всегда уважала, хотя уже забыла за что! Вы шо, с мозгами поссорились? Немедленно сдайте анализы, а не то я сообщу, куда надо, что у вас неустойчивый стул? Мне, таки, стыдно ходить с вами по одной Одессе!

- Не хочу Вас расстраивать, но у меня все хорошо! И стул крепкий! Та, не надо мне делать нервы. Их есть, кому портить. Дайте пройти, я опоздаю на службу!
   
   Службой одесситы, как давно, ещё до войны, называли по старой памяти, любую работу в каком-либо учреждении. Это звучало так, как будто человек был из органов. И Пшидыбецкая неохотно пропускала мимо себя соседа по подъезду, надеясь, что на службе тоже бдят, строго выполняют предписания властей, и сдадут все анализы в одночасье и поголовно.
   
   Если анализы шли туго, назначали касторовое масло, то есть касторку, которой ещё недавно, в 50-60-е годы пичкали всех детей. Это горьковатое со специфическим вкусом и запахом масло вызывало понос, но пугаться не следовало. Надо было лишь поскорее сдать эту кашицу из собственного кишечника медикам на анализ, и дело в шляпе. Приезжий профессор уже распорядился в целях профилактики заболеваний бесплатно выдавать всем, кто уже сдал необходимые анализы, антибиотики широкого спектра действия, после которых анализы почти всегда были хорошими.
   
   Помнится, в Российской Армии в 90-е годы срочный состав РВСН в летнее время года часто мучился дизентерией. Порой это так доставало отцов-командиров, что военные медики, не имея времени и средств на обследование, просто выстраивали дивизионы в две шеренги, и предлагали всем рядовым и сержантам сходить на газетку. С жидким стулом немедленно подлежали изоляции, обследованию и профилактическому лечению.
   
   Сразу в нескольких городских кварталах Одессы случился конфуз, когда граждане, имеющие туалеты общего пользования, были вынуждены пользоваться горшками и прочей подходящей посудой, к которым хорошо подходит полузабытое буржуйское название «ночная ваза». А куда деваться, если приперло, а в туалете засел кто-то  из соседей, да ещё трое ждут своей очереди. Горшки в ближайших магазинах детских товаров тут же раскупили. Картина бросалась в глаза, кое-кто не смог выйти на работу, и часто можно было видеть озабоченных людей с безумными глазами, которые стремглав вдруг бросались бежать к ближайшему туалету. А то и на пустырь, под кустики, или в подворотню.
   
   Это вызвало у насмешливых одесситов массу шуток, но скоро всем стало не до смеха. Власти закрыли многие места общественного питания, пивные и рюмочные, рестораны и пляжи, все места общественного отдыха и досуга горожан. От внезапных набегов машин «Скорой помощи» на отдельные городские кварталы и окраины с повальным обследованием всех жильцов и даже привлечением органов милиции органы здравоохранения перешли к тотальной сдаче анализов всего населения. Одессу объявили  на карантинное положение, что в отличие от обсервации, означало полный запрет въезда и выезда.
   
   Въезд, впрочем, был. Для бригад медиков из других регионов и научных светил. Мобилизовали и всех медиков города, включая престарелых, аптекарей и стоматологов. В город ввели войска, и картина очень напоминала период ликвидации опальным маршалом Победы Жуковым разгула преступности в послевоенные годы.

- Шо вы, Моня, имеете сказать за холеру? – вежливо спрашивал своего знакомого какой-нибудь одессит в магазине, куда пускали только после предварительной дезинфекции рук, а обувь нужно было вытереть у входа о тряпочку, смоченную раствором хлорной извести, - Все жильцы вашего дома уже сдали анализы?

- Не сдали только Кац и Гаврилюк! – отвечал Моня, тщательно вытирая ладошки после совсем неосмотрительного рукопожатия салфеткой, тоже смоченной дезинфицирующим раствором, - Кац пьёт горькую, а в таком состоянии сдавать анализы бесполезно. А Гаврилюк ошивается где-то на Лузановке у своей сестры. Частный сектор. Медики туда с утра, а хозяева на рыбалке или уже помогают кому-то покинуть город через лиманы.

- А где вы берете воду? Тоже из водовозки? Она так воняет хлоркой, что я предпочитаю «Нарзан»!

- Готовите вы тоже на «Нарзане»? Он же щелочной! А вибрионы холеры, таки, очень любят щелочную среду! Кисленьким надо, кисленьким их бить! В воду надо добавлять уксус!

- Вам хорошо говорить, Моня, а тока уксуса в магазинах больше нет! Разобрали! Нарзан – как раз не щелочной, шо вы такое говорите? Он кислый, и качают его из скважин в городе Кисловодске, шоб вы знали! Щелочные минводы – это «Ессентуки номер 17» и «Номер 4»! Язвенники пьют.
   
   На Привозе среди пустых прилавков толкались только портовые босяки, терпеливо ожидающие курортников, желающих приобрести заграничные тряпки и контрабандные товары. Здесь же тихо можно было договориться о провозе на лодке через лиманы за пределы карантинной зоны, как чуть раньше не глядя платили за это одесским таксистам. Теперь стояли не только такси, но и трамваи ездили полупустые, поскольку курортный сезон был сорван, и одесситам некуда было спешить, чтобы впарить втридорога черешню и сливы, кинуть курортников в преферанс, снять на вечерок приезжих девчонок, охочих до мускулистых, загорелых и белозубых одесских парней. Некого было катать на лодках и катерах, приглашать на рыбалку и подводные заплывы с аквалангами, некого было кормить в кафе и столовых цыплятами «табака» и поить местным терпким вином. Город опустел.
   
   Пожарные машины ездили по всей Одессе, поливая из своих шлангов отхожие места отнюдь не чистой или святой водичкой, а тоже едким раствором хлорной извести, от которой щипало глаза и першило в горле. Повсюду навели такую чистоту, какой одесситы ещё никогда не видели, и Жванецкий много лет спустя вспоминал, что на тротуаре можно лежать без всякого опасения испачкать одежду в грязи или пыли – такой глянец навели коммунальные службы в городе.
   
   Надо сказать, что в славном городе Одессе всегда было туго с водой. Достаточно вспомнить кинофильм «Жажда», в которой во время минувшей войны и героической обороны города штурмовой бригаде моряков пришлось отбивать у немцев водокачку, чтобы напоить горожан и свои войска водой. Город без воды – так можно охарактеризовать Одессу, как населенный пункт, раскинувшийся на берегах бухты Хаджибей. Партизаны ухитрялись добывать себе воду в глубоких подземных колодцах в старых каменоломнях, лабиринтами идущих под старыми кварталами и побережью. На момент празднования 100-летия со дня рождения Ленина в городе наблюдались перебои с подачей воды, и постоянно мыть руки было непозволительной роскошью. Поэтому неудивительно, что летом 1970 года тут вспыхнула холера. Город портовый, и все сошлись во мнении, что эпидемию сюда занесли моряки. Заразились где-то, переболели легкой формой инфекции, смазав всю клиническую картину свободно продававшимися в аптеках антибиотиками или сульфаниламидами, и занесли холеру в родной город у моря.
 
   Вредный микроб нашел в Одессе комфортные условия для размножения и распространения. В архивах сохранилось огромное количество документов об ужасном санитарно-гигиеническом состоянии причерноморского города. Вот некоторые поразительные факты: дефицит питьевой воды в летние месяцы достигал 270-280 тысяч кубометров при максимальной мощности водопровода 450 тысяч кубометров.
   
   В запущенном состоянии находились хозяйственно-фекальная канализация. Часть городских сточных вод  в объеме 120 тысяч кубометров сливали без очистки в море в районе пляжа «Комсомольский». Из-за недостаточной пропускной способности коллекторов по ул. Фрунзе часть стоков объемом до 40 тысяч кубометров сливали в открытую Балковскую канаву. Более того, в результате частых аварий хозяйственно- фекальные воды сливали без очистки через аварийные выпуски в ливневую канализацию, имеющую вид обычных канав по обочинам, кое-где прикрытых железобетонными плитами. Поэтому в районах пляжей Аркадии, 10-й и 16-й станций Большого Фонтана вечно слегка попахивало. Отнюдь не цветами из ботанического сада.
   
   Поля фильтрации работали с перегрузкой в 2-3 раза, в результате плохо очищенные воды загрязняли Хаджибейский лиман. В этом лимане курортники в виде лечебной процедуры мазали себя черной грязью, после чего сушились на солнышке. Ясное дело, что часть городских фекалий оседало на эту самую лечебную грязь. Город был замусорен, бытовые отходы своевременно не вывозились на переполненную свалку. При таком катастрофическом санитарном состоянии города-героя Одессы приходится только удивляться, что эпидемия не взорвалась значительно раньше и не забрала гораздо больше жизней горожан.
   
   Одесситы отнеслись к эпидемии не только с пониманием, но и с юмором, и на бульварах травили анекдоты «за холеру», о врачах и холерном поносе, и весело распевали на мотив известной песни о пивной на улице Дерибасовской, прославленной русским писателем Александром Куприным в его знаменитом рассказе «Гамбринус»:
               
         «На Дерибасовской случилася холера –
         Её поймала одна  б…ь от кавалера.
         Пусть Бога нет, но он накажет эту бабу,
         Что в подворотне отдалась арабу.
               
         Вот из-за этой неразборчивости женской
         Холера прёт уже по всей Преображенской.
         Заговорили о холерном вибриёне
         На Мясоедовской, в порту, на Ланжероне»…

- Позвольте! – возмущался на Привозе текстом новой песни престарелый доктор Шниперсон, - Холера не передается половым путем! Это знает каждый поц! Холера – кишечная инфекция. Но, какая, таки, инфекция! Человек погибает не столько от интоксикации организма, сколько от обезвоживания!

- Это мы знаем, - отвечали ему рыночные спекулянты, перепродающие из-под полы разные шмотки, привезенные моряками загранплавания, - Мы гимназий не кончали, и дипломов у нас тоже нема, но откуда берется холера, мы понимаем. Это-ж, Аарам Соломонович, для смачного словца! Надо же увековечить такое событие в Одессе хотя бы песней! А шо, тетка Соня Кирш с Молдаванки, таки, отдала концы от холеры?

- Было уже слишком поздно! – развел руками доктор Шниперсон, - Погибших пока очень мало.
   
   Летальных случаев от холеры в Одессе действительно было гораздо меньше, чем двумя годами раньше в Каракалпакии, где народ был, по-прежнему, ещё тёмный в вопросах санитарной культуры, и по арыкам плавали арбузные корки, дохлые крысы и пищевые отходы, смешанные с поносом, вылитым из ночных горшков и кувшинов. Умирали только очень запущенные больные, выявленные или обратившиеся слишком поздно, и в целом противоэпидемические мероприятия проходили в Одессе так организованно и слаженно, что Всемирная организация здравоохранения высоко оценила их и приводила в пример другим странам. Впрочем, ВОЗ ничего не знала о бедной Каракалпакии.
   
   В столице автономной республики городе Нукус долго не решались поставить страшный диагноз, а потом долго не могли погасить вспышку холеры, в которой обвиняли, то военных, проводящих в пустыне опасные опыты с биологическим оружием, то лётчиков, накануне летавших в граничащую с Афганистаном область. Холера в Каракалпакии началась с заражения большой свадьбы, участники которой быстро растащили её по арыкам и другим водным источникам. Тогда заболело более 100 человек, были летальные исходы, и много случаев тяжелой формы заболевания. Позже выяснили, что первые случаи холеры в Нукусе возникли раньше того, как летчики вернулись из своей поездки. Те из немногих, кто знал о том, что военные виноваты в смерти рыбаков на Арале – был случай, когда облачко с дисперсией возбудителей натуральной оспы как-то раз полетело не на полигон на острове Возрождения, а накрыло судно, уцепились за эту версию. Мол, опять эти военные эпидемиологи доигрались со своим биологическим оружием. Но КГБ авторитетно заявило, что холера никогда не входила в перечень оружия массового уничтожения, может использоваться лишь для диверсий, и в Нукусе просто страшные санитарные условия, паршивая вода и дурные обычаи. Эпидемиологи тогда так и не выяснили, откуда пришла инфекция, и дело настолько замяли, что версии заноса холеры на территорию Хорезмской области и в Каракалпакию так и остались версиями.
    
   Когда эпидемию, наконец, погасили, то страна об этом так и не узнала, и только медики получили кучу инструкций по предупредительным мерам, профилактике, диагностике, и методам лечения. Да в крупных городах на этот пожарный случай санэпидстанции составили планы мероприятий и схемы оповещения.
               
                *****
   
   Пик заболеваемости холерой в Одессе пришёлся уже на июль-август 1970 года. В город были стянуты войска, что ещё больше напоминало период ликвидации опальным маршалом Победы Жуковым разгула преступности в славном черноморском городе после войны. Эти недели лета запомнились всем одесситам, но не как кошмар, а как весёлое времяпровождение с наведением при этом везде идеального порядка.  Одесситы всюду находят что-нибудь весёлое в поведении людей, даже в самых трагичных случаях. На то они и одесситы. 
   
   Мало, кто знает, что Санитарно-эпидемиологическую службу СССР много лет возглавляли не просто опытные заслуженные люди с должностью Главный государственный врач страны – это были генералы медицинской службы. Они курировали сразу несколько ведомств, в том числе создание биологического оружия, разработку новых вакцин от малоизвестных и особо опасных заболеваний, способы дезактивации и дезинфекции. Как правило, они входили в состав 5-го или 3-го Управления КГБ, и большинство работ, включая производство биологического оружия и новых вакцин от биологического оружия предполагаемого противника, были засекречены.
   
   Но, вот, холера в перечень инфекций, используемых для создания биологического оружия, не входила. Сибирская язва, чума, туляремия, ботулизм, ящур, но не холера. Она годилась лишь для диверсий, а биологическое оружие новейшего поколения должно было действовать незаметно, бесшумно и быстро. Первоначально к бактериологическому оружию относились бактерии и их токсины, затем добавили вирусы, а позже стали использовать адскую комбинированную смесь не самих бактерий и вирусов, а их токсинов. Против такого комплекса всевозможных смертельных ядов у противника не могло быть никаких вакцин, пусть даже поливакцин, поскольку в производстве применялись никому не известные природные и синтетические токсины, и яды бактерий, измененные с помощью генной инженерии. Такое биологическое оружие могло быть даже избирательного действия, поражая только мужчин военного возраста или только лиц определенной национальности, что достигалось при помощи той же генной инженерии.
   
   Ни на кого Советский Союз нападать не собирался, но между тем на разработку биологического оружия и его совершенствования отпускались немалые средства, работал не один военный НИИ, и несколько десятков заводов и предприятий. Шла гонка вооружений, и внешней разведке было известно, что подобное оружие, запрещенное международным соглашением, разрабатывается и в других странах. Отставать было никак нельзя, и биологическое оружие в СССР было засекречено куда больше, чем ядерное оружие.
   
   На момент крупных вспышек холеры в Каракалпакии, затем в городах Астрахань, Керчь и Одесса, санитарно-эпидемиологическую службу СССР возглавлял главный государственный санитарный врач Бургасов, он же генерал-лейтенант медицинской службы, большой специалист по сибирской язве. Но Бургасов, отдав соответствующие распоряжения по холере в Керчи и Одессе, целиком ушел в борьбу с эпидемией в Батуми и Астрахани. Как раз о холере в этих городах пресса не сообщала ровным счетом ничего, а эпидемия там началась раньше, чем в Одессе. Однако, главный эпидемиолог страны сразу вынес вердикт, что в Одессу холеру занесли не их Астрахани или Батуми, поскольку там возбудитель имел совершенно другой серотип. 
   
   В Одессу холера пришла нежданно, и её затащили совсем не из Афганистана или Каракалпакии. Даже не из Батуми или Керчи. Первые случаи  заболеваний там начались гораздо позже и, скорее всего, её привезли с собой моряки кораблей торгового флота, подхватившие холеру где угодно, и явно переболевшие лёгкой формой заболевания, а не жестокой диареей, в результате которой из-за обезвоживания организма и наступает быстрая гибель больных.  Пик заболеваемости холерой в Одессе пришёлся уже на 1970 год. В город были стянуты войска, и картина  напоминала период ликвидации опальным маршалом Победы Жуковым разгула преступности в славном черноморском городе после войны. Эти недели запомнились всем одесситам, но не как кошмар, а как весёлое времяпровождение с наведением при этом везде идеального порядка.  Одесситы всюду находят что-нибудь весёлое в поведении людей, даже в самых трагичных случаях. На то они и одесситы. 
   
   Город притих, когда войска выставили заградительные кордоны, туристы кинулись было уезжать, но поезда, автобусы и теплоходы власти заворачивали обратно, боясь разнести инфекцию по всей стране, и опасаясь нарушить  строжайший приказ Москвы. На положении карантина был объявлен весь город, и одесситы вместе с приехавшими светилами науки отнеслись к профилактике заболевания и мерам по ликвидации заразы очень ответственно. Дружно сдавали  анализы кала, интересуясь друг у друга насчёт частоты поноса и желудочных колик, активно глотали антибиотики, и даже помогали врачам, вызванных в срочном порядке военкоматами для ликвидации эпидемии,   выявлять подозрительных на заболевание граждан, часто бегающих в туалеты. Общественные сортиры, бани, и даже пивные были закрыты, и в магазинах гражданам предлагали помыть руки слабым раствором хлорной извести. Весь город и все предприятия общественного питания блистали чистотой, повсюду постоянно проводились дезинфекционные мероприятия, и известный сатирик Михаил Жванецкий вспоминал, что на тротуарах можно было лежать, до того всё было отмыто.
   
   Погибших было гораздо меньше, чем в Каракалпакии, где народ был, по-прежнему, ещё тёмный в вопросах санитарной культуры, и по арыкам плавали арбузные корки, дохлые крысы и пищевые отходы, смешанные с поносом, вылитым из ночных горшков и кувшинов. Летальные случаи в Одессе были только у очень запущенных больных, выявленных слишком поздно, и в целом противоэпидемические мероприятия проходили так организованно и слаженно, что Всемирная организация здравоохранения высоко оценила их и приводила в пример другим странам. Впрочем, ВОЗ ничего не знала о бедной Каракалпакии, где спохватились слишком поздно, а сама эпидемия прошла годами раньше.               
                *****
   
   Первым, кто заболел холерой, был не совсем одессит, а сторож совхоза имени Кирова, который находился в пределах пригорода на орошаемых полях. Несмотря на то, что его вовремя доставили в инфекционную больницу в тяжелом состоянии с подозрением на острый энтероколит, менее, чем через сутки он скончался. Сам сторож считал, что отравился копченой рыбой. Во взятых уже от трупа анализах и выявили холерный вибрион. Медики сработали по инструкции, оповестив всех одесских городских чиновников, создали противоэпидемический штаб, и местный гарнизон даже выделил роту солдат внутренних войск для оцепления инфекционной больницы, самого штаба и территории совхоза имени Кирова.  В Одессу примчался главный санитарный врач Украины Мельник, а первые лица города - секретарь обкома Козырь, председатель облисполкома Дудник, а также начальники местных органов милиции и госбезопасности обсудили ситуацию.
   
   Население не оповестили, Москву тоже, но уже ночью того же дня оперативно были развернуты госпитали для больных и отдельно - провизорский госпиталь для подозреваемых и изолятор для контактных лиц. На Пересыпь и в район Хаджибейской дороги направилась бригада врачей-инфекционистов и фельдшеров для обхода домов. Это произошло ночью и днем 4 августа. Уже с 5 августа больные холерой начали ежедневно поступать в госпиталь из разных районов Одессы, в том числе из города Ильичевск. Как и положено, медики исследовали не только питьевую воду, но и в местах купания, и вибрион Эль Тор был быстро обнаружен в морской воде пляжа Комсомольский на Лузановке, где все дома были частного сектора, и в каждом сарайчике и пристройке жили «дикари» - отдыхающие.
   
   Пришлось срочно принимать чрезвычайные меры для спасения населения. Одессу объявили неблагополучным городом, но поднять желтый флаг противохолерного карантина и окружить ее плотным кольцом войск и кордонов пока не спешили. Правда, решением созданной в области Чрезвычайной противоэпидемической комиссии выезд из Одессы разрешался только после осмотра в специальных медицинских учреждениях. То есть, карантин был, но не полный.
   
   Пока службы шерстили население совхоза имени Кирова, гостиницу аэропорта и авиационную техническую базу, войска местного гарнизона окружили оросительные поля и побережье Хаджибейского лимана. С помощью органов милиции эвакуировали людей из курортной зоны на берегу моря от Сычавки в село Приморское Килийского района. Это едва не вызвало у иных отдыхающих панику. Тысячи отдыхающих на побережье бросились в Одессу. Местные жители рассказывали, что такого бегства они не видели еще со времен трагических дней осени 1941 года, только тогда бежали, наоборот, из города.
   
   В общем, отток отдыхающих начался не организованно, стихийно, и ещё до того, как холеру в Одессе официально признали. Да, и после необъявленного официально карантина блокада города была организована хуже, чем в застойные царские времена, когда во время чумы или холеры кордоны стояли глухой стеной, и города были оцеплены войсками. Железнодорожный вокзал, морской порт и аэропорт продолжали действовать. Сплошной линии оцепления карантинной зоны не было. Массовое бегство приезжих продолжалось, люди штурмовали самолеты и поезда. В газетах твердили лишь об острых кишечных заболеваниях – ОКЗ, мерах профилактики, различных признаках заболеваний кишечными инфекциями, недопустимости самолечения, и необходимости обращения к врачам. Хотя было бы правильно говорить уже не об ОКЗ, а прямо сказать об ОКИ – острых кишечных инфекциях.
   
   В городе никто не верил в эту ложь, и слово «холера» не сходило с уст одесситов. Ходили слухи о десятках погибших, которых по ночам где-то сжигают, грабежах и мародерстве в опустевших где-то квартирах и домах, бегстве руководства. С юмором, хотя ничего смешного в эпидемии нет, к холере в Одессе начали относиться позже, когда начались поголовные обследования всего населения, появились выражения «крепкий стул», граждане начали пить уксус и кислое вино, а дезинфекция города достигла невиданного размаха, и исчезли даже помойки и свалки столетней давности. Сами одесситы, в отличие от приезжих сюда отдыхающих, в панику не впадали, но вначале событий слегка струхнули.
   
   Для кого тогда было принято постановление обкома партии «О проведении неотложных мер по профилактике заболеваний холерой в Одесской области», если оно даже не было опубликовано? Правильно, для руководства. В постановлении впервые сообщалось о случаях заболеваниями холерой в Батуми, Астрахани и Нахичевани, что медики и многие одесситы и так давно знали от моряков Черноморского пароходства. В постановлении, помимо прочего, коммунисты врали и сами себе, говоря о том, что «существует реальная угроза завоза на территорию области заболевания холерой». Реально была уже не угроза завоза, а наличие больных и умерших от холеры. Ясно, что этот документ, принятый обкомом КПСС почти по горячим следам – на третий день от начала эпидемии, был рассчитан на оправдательный эффект для Москвы, и поэтому изобиловал призывами в духе того времени, типа «усилить контроль, принять меры, обеспечить, немедленно предоставить план мероприятий, и обязать».
   
   Много позже было установлено, что на тот момент в Одессе проживало 860 тысяч местного населения, а приезжих было до 300 тысяч, включая неорганизованных отдыхающих, то есть «дикарей». Вибрион холеры Эль-Тор был выделен только у 12 больных, поскольку у остальных клиника течения болезни была стертая, возбудителя было трудно выделить, а по городу разгуливали десятки бессимптомных больных и носителей инфекции, которые, как диверсанты разносили заразу по пляжам и местам общественного питания и торговли. После ещё двух случаев смерти от холеры, стало ясно, что принятые меры недостаточны. Все пионерские лагеря Одессы были закрыты и превращены в обсервационные пункты, а Одесская железная дорога должна была подготовить не менее десятка пассажирских поездов для размещения в них всех пассажиров, находившихся на вокзале и не имевших жилья в Одессе. Таким образом, власти надеялись предотвратить распространение эпидемии, и обеспечить медицинский контроль.
   
   Черноморское пароходство получило приказ об отмене рейсов. Иногородних пассажиров из числа отдыхающих и транзитных следовало погрузить на суда, вывести на рейд, и поставить на шесть суток на обсервацию.  Судна «Победа» и «Абрау-Дюрсо» остались на приколе, а город и прилегающие к нему села начали окружать войска. Что очень не понравилось свободолюбивым одесситам и склонным к промыслу контрабандой и свободной торговлей местному приморскому населению. «Шо? Схлопотать срока или штраф, за то, шо мене надо сгонять в Херсон? В гробу мы видели такой карантин! Пусть стреляют, но если они хотят, чтобы мы тут все в окружении тихо вымерли, то мы им устроим новую партизанскую войну. Свобода или смерть!» Неподчинение у народа в крови, поскольку во всех распоряжениях власти привыкли видеть подвох. Обсерваторы приезжие курортники и одесситы сразу прозвали «резервациями».
   
   С 9 августа 1970 года были введены строгие ограничения на транспортное сообщение Одессы, прекратился выезд пассажирских поездов и вылет самолетов, кроме спецрейсов. Закрылись все городские пляжи, а из всех санаториев и домов отдыха, независимо от срока путевок и наличия билетов на выезд, перестали выписывать больных и курортников. Все лечебницы, дома отдыха, турбазы и пионерские лагеря объявлялись на обсервации.
   
   Была установлена граница карантинной зоны, прошедшая по реке Днестр и местным селам. Для бесперебойного обеспечения пищевыми продуктами и предметами первой необходимости населения, оказавшегося в закрытой зоне, было создано пять перевалочных баз.  Чтобы не допустить резкого повышения цен на рынках из-за прекращения поставок, вводились жесткие цены на продукты питания, продаваемые колхозниками. Цены не должны превышать те, которые сложились до введения антихолерного карантина. Этот документ не был доведен до сведения граждан, и надолго был погребен в тайных архивах, однако кто-то это дело контролировал, поскольку во время карантина продукты на рынках стоили баснословно дешево. Этот феномен можно свалить на то, что из-за бегства и вывоза отдыхающих резко упал спрос.
   
   В газетах никаких постановлений не печатали, но вот решение «О повышении ответственности за санитарное состояние города» одесситы увидели. Там не фигурировали слова и фразы для понимания ситуации - «холера», «эпидемия», «карантин», но зато имелись призывы пить только кипяченую воду, мыть с мылом не только руки, но и купленные на рынке овощи и фрукты и всячески беречь себя от желудочно-кишечных заболеваний. Зато далекая от положения в Одессе общесоюзная  «Медицинская газета» сообщила о холере в Астрахани. У нас в стране давно все научились читать между строк, и впечатление было такое, что эпидемия охватила уже весь юг, и скоро начнутся призывы бить жидов, спасать Россию, и погромы с мародерством. Однако наличие войск и отмена всех рейсов исключали последнее, хотя и могли привести в уныние.
   
   Хотя в самой Одессе слова «карантин» и «холера» власти произносить и печатать пока избегали,   в короткий срок в городе было развернуто 29 госпиталей и изоляторов на 6 тысяч мест и около 200 обсервационных пунктов на 65 тысяч мест. По домам с обходами ходили более 14 тысяч медработников, а очистные мероприятия зашкаливали по своим показателям, подавая пример другим городам и областям. Цифры тонн вывезенного  мусора, количество очищенных дворов и подвалов, фигурирующие в ежедневных сводках и рапортах властей, впечатляли.
   
   Почти сразу же власти столкнулись с явным непониманием ситуации со стороны местного населения. Одесситы исправно сдавали в массовом порядке анализы, но норовили нарушить границы карантина и пренебрегали санитарными нормами. С поучительной целью в местной прессе газетах имена наказанных, которых якобы штрафовали и предавали суду. В кафе и столовых тоже наказывали за нарушения санитарных норм, и газеты «Знамя коммунизма» и «Черноморская коммуна» сообщали о взяточниках, уволенных с работы за незаконные перевозки и незаконно завезенные в город продукты.
   
   Хотя власти долго скрывали случаи холеры, тщательно проверяя все факты, и так долго не желали срывать курортный сезон, что слово «холера» долго не фигурировало не только в прессе, но и ни в одном отчетном документе. Когда Одессу и область, наконец, решили закрыть, опасаясь эпидемии, начался невиданный свал местного населения, «дикарей» и курортников. На этот раз удирали уже не из побережья в город, а из города.
   
  Цены на любой вид транспорта, на котором можно было удрать за пределы зоны карантина, сразу резко взлетели. На самолеты и поезда билетов не стало, и многие курортники стремились покинуть Одессу всеми видами транспорта «зайцами». Но всем удрать просто не дали. Растащат инфекцию дальше. Карантин – это ещё и запрет выезда.
   
   Если иные одесситы много потеряли, лишившись «дикарей» - квартирантов, которые снимали не только комнатки в частных домах, но и любой сарай, вплоть до курятника, то таксисты и даже владельцы гужевого транспорта, лодок, малых парусников и шаланд, сразу трезво оценили обстановку. Авантюристические замашки одесситов не признавали ничего запретного, и выезд из города стал на некоторое время процветающим нелегальным бизнесом.

- А шо, вы желаете уехать? – невинно спрашивали где-нибудь одесситы, безошибочно определяя курортника или «дикаря», - Но, не знаете, как? Я, таки, могу вам помочь. Сегодня ночью на Крым идет шаланда. Она везет груз, но одной семье очень приспичило уехать в Москву. В Крыму пока карантина нет. Можно и на частной машине в Кишинев. Что, дорого? Жизнь дороже! Не желаете в Кишинев, ехайте до Тирасполя.
   
   Говорят, что такси до Тирасполя стоило дороже, чем билет в купе скорого поезда до города Владивосток.  Но поезда уже не ходили. А те из отдыхающих, кто жил в курортных зонах и санаториях, уехать тоже не могли. Их закрыли наглухо в домах отдыха, как индейцев на Диком Западе в резервациях, и выдерживали в карантине, заставляя сдавать анализы.
   
   Миграцию народных масс, похожую на эвакуацию в годы войны, когда Одессу решили сдать румынам и немцам, захлебнулась в потоке теперь уже хорошо организованных властями карантинных мер. И хотя вначале ситуация очень напоминала период вражеской оккупации, далее в Одессе начали происходить удивительные события, вызванные пристальным вниманием ООН и ВОЗ к холере. Это произошло уже после официально объявленного карантина, хотя само слово «холера» так и не прозвучало. Но холера шла уже в нескольких городах Союза, и к такому крупному порту, как Одесса, было уделено некое внимание международных обществ. Сказать, что международная пресса взахлеб писала об этом событии, было бы неправдой.
   
   Зарубежная пресса молчала. Может, там, что и писали, но в ларьках «Союзпечати» газеты и журналы из стран развитого капитализма продавали не всякие, а пресса стран социалистического лагеря скромно помалкивала. Цензура бы не пропустила.
   
   Одесситы, которые многое потеряли из-за сорвавшегося туристического сезона, шутили, что советская холера – лучшая в мире холера, поскольку в городе был наведён невиданный дотоле порядок. Больше всех выиграли на внезапном  карантине расстроенные туристы, или, что будет сказано точнее – «дикари», отдыхавшие здесь не организованно, которых теперь не выпускали из города. Их не только бесплатно кормили за счёт государства, но и организовали для них бесплатные морские круизы на теплоходах. Организованных туристов просто закрыли на неделю, а то и на три в их санаториях и домах отдыха, расположенных на побережье.
    
   Разговоры о том, кто и как занес в город Одессу холеру, не стихали долго. Военных на этот раз никто не обвинял, да и советский военный НИИ, занимавшийся биологическим оружием и вакцинами от него, находился от Черного моря на весьма приличном расстоянии. Вместе со своими филиалами и полигонами. И был тогда крепко засекречен. Большинство версий о путях проникновения карантинной инфекции склонялось к тому, что виноваты наши же морячки. Носит их, черт знает где, по морям, и они бывают в портах Азии, могли переболеть легкой формой, и привезти заразу домой.
   
   Однако первые случаи холеры  на черноморском побережье летом 1970 года отмечались всё же в Батуми. И ещё кое-где. Значит, могли занести курортники или командированные. Факт, что в теплой воде  черноморских пляжей холерные вибрионы отлично прижились. Да так, что закрыли все пляжи. Спрашивается, как холера, будучи кишечной инфекцией, попала в прибрежные курортные воды? Да очень просто, граждане, поскольку с общественными туалетами на пляжах Одессы всегда было того… Очень плохо. Вот и привыкли сами одесситы и приезжие отдыхающие справлять большую и малую нужду прямо в воду. Зайдет, подлец, в воду по пояс, и делает вид, что любуется закатом или белым пароходом, идущим в Херсон. А сам тихо гадит! Это что, есть и такие товарищи, что и в бассейнах тихонечко писают прямо в воду. Но там хоть хлорируют воду, а все посетители имеют медицинские справки. В общем, как ни крути, а кто-то хорошо покакал холерным поносом прямо на пляже Одессы, и эпидемия пошла гулять по всему городу.
 
                *****
   
   Курортный город впервые остался летом без отдыхающих, на которых многие зарабатывали. Зато сразу упали цены. На всё. Теперь любой одессит мог прилично выпить и закусить. Особенно выпить, поскольку сразу пронесся слух, что холера, как огня, боится спирта. Всего кисленького, спиртосодержащего, чистоты, опрятности, хлорной извести. Стало быть, выпить с утра теперь порядочному человеку не возбраняется. В целях профилактики.
   
   Вопрос был поставлен ребром – какое вино пить лучше? Авторитетные лица склонялись к мысли, что лучше именно не водку, а вино, и лучше пить красные вина. Не десертные сладкие вина, а сущую кислятину. И чем больше, тем лучше. Сторонники белых и сухих вин с жаром возражали, отстаивая достоинства своих напитков.
   
   Минздрав сказал свое веское слово, рекомендуя сухие вина. А не «Массандру», и не «Вермут» с «Портвейном». Моряки, раскинув мозгами, заявили, что в тропиках им дают бесплатно 300-400 миллилитров именно сухого вина. Не от заразы, а от жажды, и чтобы лучше переносить жару и высокую влажность. Всё, мол, ничего, только от этого «Ркацители» у некоторых начинается сильная изжога. Зачем нам «Ркацители», когда в области и в соседней солнечной Молдавии с Приднестровьем полно не только столового винограда, но в изобилии есть сухие красные и белые вина? И вино стали пить стаканами натощак.
   
   Прилично пообедать теперь тоже могли практически все, поскольку цены на Привозе и Новом рынке упали до неприличия. Но никто особо не шиковал, и торговля терпела сплошные убытки. Зато цены на сухое вино, рекомендованное Минздравом для повышения кислотности, резко возросли. Даже "Ркацители" пользовалось большим спросом среди женщин и тех, кто относился к своему драгоценному здоровью серьезно. Мужики были довольны. Приходишь с работы, а жена сама наливает стакан вина, и на столе стоит запотелый графинчик. Сухое вино давали даже детям, и те были немало этим озадачены, но пили. Как лекарство.
   
   Впервые в истории Одесса осталась в полном распоряжении одесситов. Но по вечерам улицы были пустынны, и по ним ездили туда-сюда поливальные машины, опрыскивая знаменитую одесскую грязь, воспетую Пушкиным, но теперь закатанную в асфальт. Боролись уже не с грязью, а с бактериями. Спустя всего девять лет, во время вспышки сибирской язвы в Свердловске, в которой на этот раз точно оказались виновны военные, поливать хлоркой улицы уже было бесполезно – споры сибирки очень стойкие, и могут оставаться жизнеспособными десятки лет. Поэтому в Свердловске снимали асфальт и грунт, и клали сверху новый асфальт, а стены домов и крыши мыли крепчайшими растворами дезинфекционных средств, но это уже совсем другая история. В Одессе была не сибирка, а холера, и вопрос «пить или не пить» даже не обсуждался.
   
   «In vino veritas!» - этот старый девиз всех пьяниц в Одессе был неуместен. Пьяные по улицам не шатались, и население пило очень культурно – под анекдоты и рассуждения о том, какое вино при холере помогает лучше. При этом, вначале питейные заведения никто не трогал, но потом кого-то осенило, что точки реализации разливных спиртных напитков, где надо постоянно мыть стаканы, фужеры и пивные кружки, могут быть рассадниками заразы. Санитарный режим в таких местах был не на высоком уровне, и вряд ли посуду мыли в трёх емкостях с применением моющих и дезинфицирующих средств, как положено.
   
   Пивные ларьки разом закрыли, как и прочие рюмочные и кафе, но свободно продавалось сухое вино, а на Привозе и на Молдаванке, где исчезли все покупатели, можно было договориться насчет самогона, который в Одессе гнали, из чего придется, начиная от зерна с картофелем, и заканчивая забродившими сливами. Поэтому самогон имел различные названия и даже вкусовые качества. «Табуретовки», как выразился Остап Бендер, не гнали, но чачи и сливянки с бормотухой плодово-ягодного происхождения хватало с избытком.
   
   Некоторые граждане предпочитали не вина, а что покрепче. Помните крепкий арабский напиток «Абу-Симбел», который вовсе не был коньяком, и больше напоминал дикую смесь крепленого спиртом вина? Он тоже продавался в Одессе вполне свободно, и было не грех выпить в целях профилактики рюмочку-другую этого напитка, но, разумеется, никак не с утра. Позже появился поддельный «Абу-Симбел», залитый в похожие пузатые бутылки темного стекла различного объема, но непонятно, где и из чего сделанный.

-«Ах,  Одесса, жемчужина у моря…»
   
   Впрочем, теперь в ресторанах особой популярностью пользовалась песня на стихи Лени Заславского и музыку Булата Окуджавы. На мотив песни из известного кинофильма «Белое солнце пустыни». Упоминаемый в ней Гамаль Абдель Насер в то время президентом Египта, весьма популярной личностью, общественным и политическим деятелем, возглавившим в свое время свержение короля Фарука и выступавшим против британского господства в Египте. Его земельная реформа наделала в свое время много шума, но на деле щемлю поделили новые власти.

..."Ваше благородие, госпожа холера,
Судя по фамилии, вы - жена Насера,
Двадцать граммов хлорки в арабский коньяк –
Не нужна касторка, пронесет и так!"...
   
   Этот египетский бальзам «Абу Симбел», которым были завалены все магазины, получил в народе название "Баба Сима". Бутылка темного стекла с горьковатым душистым содержимым содержала спирт, настоянный на не менее сорока целебных травах, и был рассчитан в качестве лечебной добавки к чаю или кофе, на худой конец, как и все другие бальзамы – с водкой или в чистом виде, но по столовой ложке за прием. Однако стоила пузатая бутылка емкостью 0,83 литра и крепостью 43 градуса всего 5 рублей. Разбирали бальзам так лихо, что власти подняли цену до 10 рублей, и население, из числа тех, кто презирал кислые сухие вина, вернулось к водке, самогону и виноградной чаче.
   
   В общем, все слои населения, вначале слегка напуганное событиями, быстро воспряли духом. Некоторые политически неграмотные одесситы, учитывая обилие в магазинах продуктов питания и резко изменившиеся в лучшую сторону  чистоту и порядок, стали именовать наступившую в городе эру коммунизмом. Что ещё надо, если в городе пусто, на пляжах никого нет, жарит яркое солнце, синие волны лижут песок, разгар летнего сезона, и на опустевших улицах царит невиданная чистота? Даже плюнуть лень. И одесситы отдыхали теперь сами, вспомнив преферанс, домино, лото, и всё это под дегустацию вин.
   
   Качество массандровских вин не оспаривалось, «Солнцедар», от которого в СССР скончалось немало пьяниц, был признан «мочой», «Абу Симбел» подвергся резкой критике в связи с тем, что появилось много некачественных подделок, и лучшими считались проверенные годами местные сорта. Вроде вина  "Портвейн крымский". До хрипоты спорили и приводили аргументы, откуда в Одессу пришла холера – из Астрахани, или с моря?
   
   Приверженцы «морского» заноса холера придерживались того факта, что 27 августа транспорт «Елена» под флагом РСФСР пришел в Одессу с сигналом о наличии на его борту больных, и встал на карантинный причал. Вывесив уже желтый флаг – международный сигнал бедствия, принятый большинством стран для обозначения особо опасных инфекций. Таких, как холера или чума.
   
   Шесть заболевших членов экипажа «Елены» поместили в инфекционное отделение Городской больницы, где у одного из заболевших обнаружили холеру. Остальных оставили в порту, где выделили для них обсервационный барак.  На неделю-другую. Инкубационный период при этой инфекции может составлять разные сроки, но все равно короткий, как у большинства карантинных инфекций. При малейшем недомогании опять брали анализы, и уже через два дня их вернули в больницу. На этот раз надолго.
   
   Противники этой теории утверждали, что холера в Одессе началась гораздо раньше. Просто власти скрывали. И они были правы. Просто так совпало, что именно после прихода в одесский порт «Елены» инфекция начала свое победное шествие по городу. Фактически, случаи холеры начались гораздо раньше, и за переделами городской черты.
   
   Официально, эпидемией было охвачено уже тридцать улиц города. Положение усугублялось жаркой погодой и все более частыми перебоями в работе городского водопровода. В то время насосы подающей в Одессу воду водопроводной станции «Днестр», расположенной в селе Беляевка, еще не были оборудованы электродвигателями, и приводились в действие паровыми машинами в комплексе с мощными паровыми котлами. А для их бесперебойной работы требовалось большое количество топлива, запасы которого на станции практически истощились, подвоз резко сократился, и случалось, что вода подавалось всего несколько часов в сутки. И все-таки это была, к счастью, не эпидемия холеры, а, скорее, ее серьезная вспышка, чему в немалой степени способствовали принятые тогда в городе меры.
   
   Желтый флаг над Одессой, поднятый в связи с холерным карантином, конечно, висел не везде. Красные флаги были заменены на желтые только на кораблях, превращенных в обсервационные пункты. Да над прочими зданиями, на которые распространялся карантин. Почти миллионный город был окружен плотным кольцом войск и милиции, в нем ввели законы и правила чрезвычайного положения. На короткое время партийно-советская номенклатура уступила место у руля власти медикам и санитарам. Мировая пресса, радио и телевидение передавали тревожные известия об эпидемии холеры, которая, помимо южных ворот страны, охватила бескрайние просторы СССР. А в самой Одессе говорили о каких-то острых желудочно-кишечных заболеваниях - страшное слово «холера» дрожащей рукой чиновники выписывали только на документах с грифом «совершенно секретно». Что же происходило на самом деле, жители города не знали наверняка ни тогда, ни теперь, четыре десятилетия спустя.
   
   Очевидцы событий много лет спустя вспоминали, что «Трупы на улицах не валялись. Помидоры и огурцы с рынка приказывали мыть с мылом. Еще и всюду стояли бочки с какой-то жидкостью, дезинфекцией». Михаил Жванецкий выразился более точно: «Холера в Одессе имела большой успех ... Столько смеха в Зеленом театре еще никогда не было. Лица в Одессе стали хорошие, в городе вдруг появились продукты и такси. Перебоев с водой не стало. На улицах была абсолютная чистота, не свойственная Одессе». Жванецкий тоже попал на пароход в обсервацию, затем уехал в Москву, а когда через полтора месяца вернулся, в Одессе жизнь уже успела вернуться в нормальное русло: грязь, трамваи переполнены, в магазинах пусто ...
   
   Если во время холеры эта инфекция даже не упоминалась, то много некоторые исследователи позже начали рыться в архивах, и вспоминать, что ранее в Одессе были эпидемии, и чумы, и холеры, а первая эпидемия чумы в 1812-1813 годы была самой губительной: из 3,5 тысяч больных горожан погибло 2665. Вспомнили эпидемии холеры на Волге, известных людей, погибших от этой инфекции совсем не в Одессе, но в Росси, и в полном расцвете сил, включая героя Отечественной войны 1812 года генерала от артиллерии Костенецкого,  Инессу Арманд, и композитора Чайковского.
   
   Впрочем, авторитетные лица, неплохо знающие суть дела, сразу отмели официальную смерть Петра Ильича Чайковского от холеры. Эпидемии в то время не было. Композитор отравился сам, приняв на грудь что-то такое, что вызвало клиническую картину, сходную с холерой. Его, по слухам, успел приговорить к самостоятельному уходу из жизни суд чести после того, как красавец-композитор, имевший семью, в зрелом возрасте стал интересоваться мальчиками, и совратил кого-то из многочисленной царской семьи. Доказательств этого факта нет, и в историю Чайковский вошел, как жертва холеры. Которой тогда не наблюдалось. Что касается Инессы Арманд, то во время Гражданской войны в России умирали от многих эпидемий, и диагнозы ставить было некому и некогда, но тогда больше свирепствовали брюшной и сыпной тиф, а также грипп «испанка», и порой на железнодорожные вокзалы приходили мертвые эшелоны с трупами своих пассажиров во всех вагонах.
   
   Версия бактериологической диверсии сразу не получила поддержку. О ней можно было говорить, только закрыв глаза. Наиболее вероятным каналом проникновения инфекции в Одессу следует считать морской. Она прибыла из стран, где холера уже свирепствовала - например, из Гвинеи, Индии или Индонезии. С главными портами этих стран - Конакри, Бомбей, Калькутта, Джакарта – Черноморское морское пароходств имело многолетние регулярные связи. Не исключен и завоз воздушным путем. Вариант переноса болезни в Одессу из Астрахани следует отклонить, поскольку там был обнаружен другой серотип вибриона Эль Тор: если в Одессе бактериологи обнаружили серотип Огава, то в Астрахани был серотип Инаба.
   
   К чести одесских медиков, ещё в июле узнавших от моряков Черноморского морского пароходства о появлении холеры в Батуми и в Астрахани, санитарно-эпидемиологическая служба успела подготовиться, запастись диагностическими средами, и инфекционные больные желудочно-кишечными инфекциями с конца июля проверялись на наличие холерного эмбриона. Но только 23 августа из выделений подозрительного больного был обнаружен холерный вибрион Эль Тор - серотип Огава.
   
   Впоследствии, когда начался «разбор полетов» по действиям медицинской службы и местной администрации, главный санитарный врач страны Бургасов в пух и прах разнес организацию противохолерных мероприятий в Одессе. Виноваты, конечно, в первую очередь были власти, долго не решавшиеся объявить карантин в разгар курортного сезона, и тем самым вызвать гнев вышестоящих лиц – за то, что у них произошла эпидемия, как при старом режиме. И хотя медицинская служба города была настороже, и каждый случай, похожий на пищевое отравление или кишечную инфекцию, включая банальные поносы и энтероколиты, тщательно проверялся, основные мероприятия по предупреждению разноса инфекции запоздали.
               
                *****
    
   Понос в летнее время отдыха на юге может случиться у многих. К этому располагают многие факторы. Один юный курортник объелся незрелых абрикосов, второй, постарше, запивал жирное мясо барашка холодным пивом, третий вообще просто попил несвежей водички, поскольку в те годы торговая сеть не располагала таким ассортиментом прохладительных напитков, как сейчас.
   
   Чаще всего виноваты были немытые фрукты. И понос – это ещё не холера, а лишь один из её признаков. Чаще всего, это просто временное расстройство кишечника, и к инфекциям, вроде дизентерии или холеры, никак не относится. Хотя, при достаточно сильном обсеменении и даже размножении некоторых бактерий в скоропортящихся продуктах, возможны и инфекции, и пищевые отравления. Последние отличаются от инфекций лишь тем, что вызваны токсинами бактерий, чаще считающихся условно-патогенными организмами. При определенных условиях даже повсеместно встречающаяся в пыли кишечная палочка может вызвать тяжелое заболевание. Не говоря уже о сальмонеллах или стафилококках.
   
   На Седьмой станции Большого Фонтана, где находились сады, было всё - и яблоки, и сливы, и абрикосы. Там застряли в гостях у дачников приезжие из других городов родственники и «дикари», снимающие на лето сарайчики и надворные постройки. Так же обстояло дело в Аркадии и прочих пригородах, где был сильно развит частный сектор, как и в Лузановке.
   
   В центре города на улицах Жуковского или Дерибасовской, или у Оперного театра тем, кого внезапно прихватило, приходилось несладко. Куда податься? А не то можно прохудить штаны. Дом, в котором некогда жил Бабель, находился на ремонте, стоял в лесах, и те, у кого схватило живот в центре города, бегали туда, или в лабиринт одесских дворов. Одесситы, не имевшие ранее понятия об определении «жидкий стул», теперь бойко манипулировали им, и слово «стул» стало очень популярным.
   
   Почти в каждом дворе имелась своя дотошная тетя Соня или тетя Роза, донимавшая жильцов и соседей вопросами о качестве их стула. Крепкий стул был надежной гарантией того, что инфекция ещё не проникла в ряды горожан. Но порой с утра слышались вопли той же тети Сони:
 
- Ой! Вей! У племянника жидкий стул! Вы только посмотрите! Опять сожрал что-то несвежее! На Привозе и так гоняют с несвежей рыбой, а тут ещё племянник с поносом. Надо было давно его отправить назад во Львов к сестре Рае, а теперь шо она скажет? Ну, шо? Что я не углядела за ребенком, и он теперь помрет в холерном бараке?
   
   "Ребёнок" – чернявый взрослый парень, лишь ухмылялся на вопли тетки, и вежливо спрашивал двух воспитанных девочек со скрипками в футлярах в руках, как у них здоровьице, и как, там, их стул. В Одессе ранее такие вопросы показались бы неуместными и даже оскорбительными, но девочки, опасливо поглядывая на тетю Соню, отвечали, что стул крепкий, и спешили в свою музыкальную школу Столярского, вырастившую не одного гения скрипки и фортепьяно.
   
   Сорок девять "холерных" дней карантина вошли в историю города ещё и как аномально жаркое лето. Солнце плавило асфальт и калило камни дореволюционной брусчатки на Дерибасовской, хотелось пить и купаться. Поэтому приезжие курортники и одесситы дружно нарушали режим карантина, и устремлялась на пляжи, которые отнюдь не баловали отдыхающих обилием удобств. На мелководных пляжах Лузановки, сходных с детскими пляжами курортной Анапы, желающие облегчиться попросту делали это по пояс в воде, с непринужденным видом озирая окрестности. Этот испытанный многими поколениями пляжников прием сейчас пригодился, как нельзя, кстати, и работники санэпидстанции хватались за головы, читая анализы прибрежной морской воды, сходной по составу с канализационными водами и раствором мочи.
   
   Медики Одессы забили тревогу ещё в июле, когда случаи холеры начали регистрироваться в Астрахани, но партийное руководство, включая самого партийного лидера дорогого Леонида Ильича Брежнева, не рискнуло признавать такой провал отечественной медицины, и теперь по городу ползли только слухи. Даже когда автобусы и поезда были забиты беженцами, среди которых было немало безбилетников, события развивались крайне вяло.
   
   Чуть позже, иногородних в Одессу уже не пускали, ссаживая их с поездов близ границ карантинной зоны, где-нибудь на станции Раздельной. Предпочтение отдавали врачам, и местным жителям. Многие, узнав о холере в Одессе, сами покидали поезда, меняя маршрут на Крым, и на вокзал Одессы поезда приходили почти пустыми.
   
   Городской инфекционной больницей руководил тогда профессор Вилен Степула, при котором и диагностировали первый случай холеры – уже после смерти пациента. Главный врач тут же доложил об этом первому секретарю обкома партии Козырю и председателю облисполкома Походину, которые, опять же в полном соответствии с имеющимися инструкциями, дали «добро» на введение всех положенных мероприятий. Уже утром милиция окружила больницу и выход из неё был запрещен. Накануне ночью в инфекционной больнице находилась лишь треть штатного состава персонала, и утром многие медики, узнав, что придется постоянно находиться в больнице, решила воспользоваться правом не идти на работу. В связи с карантином. Пришлось напомнить им о служебном долге, кое-кого уволить, и взывать к здравому смыслу.
   
   Впрочем, Одессу скоро наводнили медики всех мастей, и очень даже маститые. Хотя после введения карантина пришлось прямо в пути остановить все вышедшие из Одессы поезда, автобусы, и развернуть самолеты, медиков в город пускали и иногородних, а ученые мужи, собаку съевшие на чуме и холере, сами стремились изучить очаг эпидемии на месте. Выезд за пределы очага разрешался только после обсервации - пятидневной изоляции выезжающих лиц с медицинским наблюдением за ними и бактериологическим обследованием, поэтому и сами медики беспрепятственно не могли покинуть город, а в условиях Чрезвычайного Положения их могли привлечь к работе даже военкоматы и органы милиции. Но нужды в этом не было. Все медицинские работники скоро прониклись важностью задачи, и самоотверженно трудились на своих постах. Как и сами одесситы.
   
   От Одессы в направлении станции Жмеринки железнодорожные пути напоминали времена прошедшей войны. Только что без бомбежки. Десятки составов застыли на путях с тысячами пассажиров, включая детей грудного возраста. Всех их следовало обеспечить питанием, водой, медицинской помощью. И временными туалетами. Без особых изысков и удобств. Вроде армейских траншей или канав, поскольку обычных домиков, типа сортиров, на всех не хватало. При этом и там шла тотальная проверка на предмет наличия холеры. В штаб, созданный при комиссии по борьбе  с эпидемией, каждый день поступали бодрые донесения: сколько человек находится в обсервации, сколько обследовано, сколько выпушено из города, а врачебно-партийный аппарат потом отчитывался по телефону и телеграфу Москве. Мол, так и так, сделано все, что можно.
   
   Штаб чрезвычайной противоэпидемической комиссии находился в городской санэпидстанции на улице Комсомольской (ныне - улица Старопортофранковская). Здесь врачи-бактериологи работали круглосуточно, выполняя сотни исследований. Была составлена и карта всех очагов инфекции, план подворных обходов, составлялись сводки числа обследованных курортников, местных жителей, отдельно – контактных с больными лиц, данные о качестве питьевой воды и всеобщей профилактической «тетралициклинизации», списки выбывших после обсервации лиц.
   
   В Одессу срочно приехал и академик Николай Жуков-Варежников - известный советский микробиолог и иммунолог, академик АМН СССР и ее вице-президент, лауреат Сталинской премии, предложивший свои методы профилактики холеры. Это была крупная личность, мирового уровня. Как вспоминал Вилен Степула, академик был прислан к нам главным консультантом, и все его распоряжения выполнялись беспрекословно. Было теперь на кого опереться для требования всей полноты мероприятий на городские и областные службы. При этом, Жуков-Варежников вел себя спокойно и уверенно. В городе при нем стало тихо и чисто, а к третьей декаде августа в Одессе стало ещё и непривычно безлюдно. Помидоры и огурцы с базара некоторые мыли теперь с мылом, повсюду стояли бочки с растворами дезинфицирующих средств, в магазинах предлагали покупателям помыть руки, словно это были хирурги и гинекологи, а все дверные ручки были обернуты мокрой марлей, пропитанной хлоркой.
   
   Советские врачи успели подзабыть, что такое холера, и теперь учились на ходу, вытащив старые инструкции, в которых фигурировали холерные бараки и холерные койки. Эти самые койки в Одессу тоже привез профессор Жуков-Вережников, и даже пустые, эти конструкции выглядели устрашающе и внушительно: обтянутый клеенкой каркас на вид обычной больничной койки был схож с коробом, в котором больной первое время просто плавал в собственных фекалиях. Всё это стекало в большую оцинкованную воронку-накопитель, приделанную под кроватью так, чтобы можно было подставить ведро. Даже когда желудок и кишечник были идеально пустыми, ткани и органы продолжали отдавать мутную белесоватую жидкость, похожую на рисовый отвар. Больной резко терял вес, и кроме антибиотиков, нуждался в постоянном вливании физиологических растворов, глюкозы и витаминов. В некоторых городах Союза такие койки всё же годами хранили при инфекционных отделениях и больницах на складах, чердаках и подвалах эти самые койки в разобранном виде, и вот они пригодились. В наше время подобные холерные койки тоже хранятся при инфекционных больницах на случай эпидемии, но их дизайн заметно изменился, и они стали похожи на обычные каталки с отверстием для слива бурно покидающей организм больного жидкости. 
   
   Профессор придерживался мнения, что антибиотики надо назначать всем, кто может заразиться холерой, в целях профилактики, а не только для лечения? Смазывают клиническую картину заболевания и невозможно выделить из анализов возбудителей? Ну, и что? Зато людей не потеряем. Лучше предупредить инфекцию, чем потом определять, что это холера от материала, взятого уже от  трупов.
 
   По вечерам одесситы тихо сидели дома, смакуя «кисляк», улицы убирались с невиданной ранее быстротой и тщательностью, столь же тщательно проверялись продукты в магазинах, столовых, на рынках. Одесса образцово сияла чистотой, радуя взор наблюдателей ВОЗ. Потом эпидемия почти выдохлась, но карантин в Одессе продлили ещё на десять дней. На всякий случай. Окончательно эпидемия холеры в стране прекратилась в ноябре. Единичные случаи заболеваний отмечались в разных местах ещё почти два года – из-за бессимптомного носительства возбудителей инфекции рядом лиц, так и не сдавших вовремя анализы.
               
                *****
   
   Хотя речь идет об Одессе, нельзя не упомянуть событиях в Астрахани, Керчи и Крыму. Вкратце.
   
   В Крыму с «дикарями», которых туда понаехало немеряно, боролись не как в Одессе, а прямо сеяли панические настроения, объявляя на пляжах голосом, схожим с фронтовыми  сводками диктора Левитана, типа:  «Граждане отдыхающие! В Ялте холера. Срочно уезжайте из города!» Конечно, толпа кинулась после этого в аэропорт, на вокзалы и прочий транспорт, что было самой настоящей паникой. За короткий срок было отправлено более трех десятков поездов и до 70 пассажирских самолетов. Отдыхающие ехали домой в разные города, разнося инфекцию. Холера была зарегистрирована в 32 населенных пунктах, в 8 союзных республиках.
   
   На Крымском полуострове курортный сезон был сорван чуть позже, чем в Одессе. Ещё недавно курортники меняли направление, устремляясь, словно саранча, от Одессы к пляжам Ялты, и вот пляжи крымских курортных городов тоже опустели. Ещё ранее та же беда постигла Черноморское побережье Кавказа и юг Украины. Сопоставимая по масштабам эпидемия холеры за весь советский период была зафиксирована только в 1942–1943 годах, когда в зоне поражения оказались Восточная Украина, Поволжье, Кавказ и Средняя Азия. В годы войны как-то не принято было распространяться об эпидемиях, которые во всех войнах выводили из строя куда больше людей, чем применение оружия. Достаточно сказать, что во время войны от туляремии и холеры пострадали не только оккупанты, но и советские войска с мирным населением. Но вшей у немцев все же было больше.
   
   Отпускники, сменившие маршрут вместо Одессы на Крым, и не подозревали, что там великий курортный исход начнется чуть позже. Холера пришла и туда. «Всесоюзную здравницу» Крым в те годы ежегодно посещало около 5 млн туристов и отдыхающих, однако лишь 1,2 млн из них прибывали сюда по путевкам. Остальных 3,8 млн человек были так называемыми «дикарями», неорганизованными рекреантами, которые самостоятельно планировали свое путешествие и жили либо в палатках, либо арендовали жильё у местных жителей. С началом эпидемии в Крыму заход в крымские порты всех круизных судов отменили, как и новые заезды по путевкам на все турбазы, курорты, здравницы и пионерские лагеря. С неорганизованными туристами было хуже. Для отсечения новых потоков неорганизованных рекреантов на всех въездах в Крым были созданы специальные посты ГАИ, не пропускавшие на полуостров автотуристов. Билеты на самолеты и поезда в крымском направлении на всей территории страны стали продавать только при наличии крымской прописки. На дорогах создавались многочисленные кордоны, где колеса автомобилей обрабатывались специальным дезинфицирующим раствором, а имеющиеся у пассажиров скоропортящиеся продукты, овощи и фрукты безжалостно изымались. Для эвакуации отдыхающих, не имеющих собственного автотранспорта, было дополнительно привлечено не менее 10 железнодорожных составов, 16 пассажирских самолетов и десятки автобусов.
      
   «Дикарей», которых в Крыму насчитывалось более сотни тысяч, подвергнуть обсервации было сложно. Вначале местные власти и представители милиции уговаривали, как это было в Ялте, потом прямо объявили неорганизованным отдыхающим об обнаружении в Чёрном море холерного вибриона и необходимости срочно покинуть город.
   
   «Дикари» были твердо намерены остаться до конца отпуска, пусть даже вместе с этим самым вибрионом, и продолжали купаться на отдаленных пляжах. Вход на оборудованные пляжи был закрыт, там были размещены запретительные знаки и дежурили представители милиции. Медицинские исследования показали, что около 85 % заболевших «подцепили» холеру именно во время купания в тех местах, где в море сбрасывались канализационные стоки. Первые случаи заболевания холерой в Крым занесли жители Керчи.
   
   Затем началось массовое бегство из Крыма курортников и резкое увеличение в связи с этим «неофициальных» расценок таксистов: до 100 рублей за проезд от Ялты до Симферополя, опустевшие крымские пляжи, запрет на купание в море и других водоемах, обвал цен на колхозных рынках из-за снижения спроса со стороны отдыхающих. В то же время многократно вырос спрос на услуги почты, телеграфа и международной телефонной связи.
   
   Информационный голод утолялся за счет неофициальных источников. Это нашло отражение в распространении всевозможных слухов, а также в появлении анекдотов, баек и даже песен, посвященных злосчастному вибриону. Пожалуй, наиболее яркий пример – это появившаяся непосредственно в 1970 году песня Владимира Высоцкого:
               
              Не покупают никакой еды –
              Все экономят вынужденно деньги:
              Холера косит стройные ряды,
              Но люди вновь смыкаются в шеренги.

   Большие материальные затраты, связанные с проведением комплекса противоэпидемических мероприятий включали в себя и использование техники, а также участия войсковых частей. Для обеспечения карантина в Крыму было привлечено 9400 солдат, 26 вертолетов, 22 катера. В Одессе – 5000 солдат, 9 катеров, 5 вертолетов. В Астрахани – 3017 солдат, катера, вертолеты и суда всего  Каспийского флота.
   
   После Батуми, где диагноз холера был поставлен 17 жителям ещё в середине июля, крупнейший очаг эпидемии в Астраханской области, где в общей сложности заболело свыше 1270 человек. Затем наступила очередь Одессы и Керчи.
 
   Именно Астрахань, Одесса и Керчь, где ситуация оказалась наиболее угрожающей, были закрыты на полный карантин. Однако, несмотря на попытки блокировать очаги эпидемии, инфекция стремительно распространялась по стране. Больные холерой были выявлены в Волгограде, Умани, Новороссийске, Махачкале, Тирасполе,  Саратове,  Кирове, Куйбышеве, Кишинёве.  Единичные случаи заболевания фиксировались в Москве, Ленинграде, Перми и десятке других городов, где медики ограничились полной изоляцией заболевшего и контактных лиц.
 
   В Керчи на карантине, введенном после первых случаев смерти от холеры, оказались 160 тысяч человек, в город и его окрестности можно было въехать только по специальным пропускам. Из-за эпидемии холеры временно оказались заблокированными все 130 тысяч местных жителей и 30 тысяч отдыхающих. Охрана границ карантинной зоны осуществлялась не только милицией, но и армейскими подразделениями. Обсервационные пункты создавались в зданиях школ, техникумов, пансионатов, пионерских лагерей и даже в поставленных на стоянку железнодорожных составах. Обсерваторы не заменяли стационарные медицинские учреждения, а дополняли их – служили для временной изоляции тех, кто не имел явных признаков заболевания, но мог быть носителем холерного вибриона вследствие нахождения на зараженной территории. Во время эпидемии 1970 года в масштабах всего СССР через обсервацию прошло около 180 тысяч человек.
    
   Астрахань издавна славилась не только своей рыбой, но и бахчевыми культурами. В области в 1970 году созрел небывалый урожай арбузов, дынь, томатов и других овощей, и часть барж была помидоров отправлена по Волге до объявления карантина. Так они и шли по великой реке, и города не принимали их, поскольку местные органы власти боялись распространения холеры. В Москву тоже пришел караван барж, груженных дынями и помидорами.  Моссовет дал команду груз не выгружать, и спелые помидоры лопались и сок стекал в Москву реку, вода в которая стала красной. Астраханская область терпела колоссальные убытки. Удалось доказать, что холерный вибрион в такую жару не выживает на овощах. Ему необходима влажная щелочная среда, иначе он очень нестоек. Бургасову пришлось дать телеграмму на имя Брежнева, в которой обосновал безопасность отправленных из Астрахани бахчевых и овощей. Только после этого города стали принимать сельскохозяйственные продукты. В былые времена урожай могли просто уничтожить.
               
                *****
   
   Теперь немного скучной статистики. Как же без неё, родимой?
   
   Как писали позже: «Желтый флаг противохолерного карантина развевался над Одессой в течение 40 дней», но эти дни запомнились многим. Хотя упоминание об этом флаге чаще было чисто символическим. Пустые трамваи и вокзалы, отсутствие очередей, дешевые овощи и фрукты на рынке, необычная чистота и порядок вокруг казались необычным явлением, но спрос на некоторые дефицитные продукты только вырос, что отчасти скрашивало срыв курортного сезона.
   
   В помощь медикам организовали санитарные дружины, в которые привлекли 11 тысяч человек. К 19 августа ежедневными подомовыми обходами было проверено 338 тысяч домов, в которых всех опрашивали о состоянии здоровья, интересовались состоянием желудочно-кишечного тракта, осматривали источники водоснабжения, канализации и мусоросборники. При малейшей жалобе на понос подозрительного на холеру горожанина забирали в провизорский госпиталь. Кроме того, была осуществлена профилактическая вакцинация медработников, персонала аэропорта и плавсостава Черноморского пароходства, и было привито 5,5 тысяч человек. Это в принудительном порядке. Остальному населению было решено не делать прививки по двум причинам: дороговизна и малая эффективность. Ведь реально, хорошей вакцины от холеры не существует до сих пор.
   
   Бороться с проклятым вибрионом решили уже проверенным ранее в Каракалпакии путем – с помощью профилактического приема антибиотиков. И, наряду с вагонами хлорки, которые шли в Одессу спецрейсами, с помощью ВОЗ в город наладили поставку тетрациклина. Продавали его в аптеках, а кое-где выдавали в целях профилактики из расчета по одной таблетке тетрациклина три раза в день в течение 4 дней. Было такое, ныне почти забытое, определение – конволюта. Это такая упаковка из фольги, которую сейчас называют стандарт. Этих конволют с тетрациклином и окситетрациклином Министерство здравоохранения СССР доставило только в Одессу 4,5 млн. штук, и половина из них была продана населению. Однако известно, что население уже до этого начало самостоятельно  принимать антибиотики. Выходит, знало о холере. В Одессе невозможно было сохранить даже самые строгие тайны, и «сарафанное радио» работало исправно.
   
   Раздавать бесплатно тетрациклин населению власти не додумались, а продавали. За некоторым исключением отдельных учреждений. Подсчитано, что тетрациклин в Одессе получили почти 960 тысяч человек, но с учетом того, что у нас просто так покупать ничего не любят, звучит это, как рапорт о достижениях партии в период борьбы с эпидемией, то есть приписки имели место быть.
   
   Одновременно, число заболевших и погибших старались снизить. Это у нас умеют. В графе «Причина смерти» в свидетельстве, истории болезни и амбулаторных картах всегда можно указать другой диагноз. Тем более что возбудителя не всегда удается выявить. Отсюда и смерть от разных кишечных заболеваний, а о холере можно не писать. Так же и с больными. Огромное число больных прошло с диагнозом «Острое кишечное заболевание», то есть ОКЗ, и в статистику о случаях инфекционных болезней просто не вошло.
   
   Подобный прием и сейчас используется в медицинской службе Российской Армии и в Службе исполнения наказаний, когда начальство требует не указывать в отчетах такое число инфекций. Отсюда и такая статистика, которая в СССР и в России остается сплошным враньем. До сих пор точно неизвестно, сколько людей во время эпидемии холеры в Советском Союзе в 1970 году заболело, и сколько из них умерло. Минздрав дает одни цифры, ВОЗ другие. Официально считается, что в первые пять дней эпидемии больных холерой было в Астрахани - 503 человека, в Одессе - 92 человека и в Керчи - 87 человек. Между тем, в опубликованных за рубежом цифрах ВОЗ число этих больных значительно уменьшилось.
   
   Европейскую прессу одесситы почти не читали, поскольку в киоски «Союзпечать» и библиотеки поступали лишь издание коммунистических партий. Братская зарубежная коммунистическая пресса всегда шла в ногу с советскими товарищами и тоже пыталась приукрасить ситуацию. Зато одесситы слушали вещание вражеских радиостанций «Голос Америки» и «Свободная Европа», давно научившись отделять зерна от плевел, то есть правду от вымысла. Впрочем, болгарская газета «Робчее дело», предвосхищая ситуацию, в начале сентября опубликовала статью под триумфальным заголовком «Холера ликвидирована», где бодренько сообщила о холере в Астрахани и в Одессе с Керчью.
   
   Даже британская «Morning Star» толком ничего не знала, и была озабочена холерой в Гвинее, где отмечалось наличие 230 больных, в Ливане, где было всего 4 больных, в Иордании и в Палестине с десятком заболевших. ТАСС внушительно заявил, что «Нет опасности от холеры из СССР», хотя югославская пресса уже сообщала о холере в Астрахани. Лишь газеты США писали о запрете для иностранцев въезда в города Одесса, Херсон, Батуми, Ялту, Сочи, Сухуми, Ульяновск, Волгоград, Астрахань. При этом отмечалось, что термин «острые кишечные заболевания» на самом деле имеет в виду случаи холеры.
   
   Когда холера пошла на убыль, порт открыли, но город ещё продолжал иметь убытки от потери грузооборота и прекращения экспортно-импортных операций. Пассажирский флот какое-то время бездействовал,  и корабли с советскими туристами, которые возвращались из зарубежных круизов, шли в Николаев, Херсон и Новороссийск. Аэропорт Одессы продолжал отправку курортников, застрявших из-за карантина, и просидевших в обсервации под медицинским наблюдением не менее пяти дней. Всего за период карантина улетели 56 пассажиров, и все транспортные службы города отправляли вдвое больше людей, чем принимал город. Даже когда ВОЗ объявило о снятии карантина в Одессе и Керчи, грузопассажирские операции в городе не скоро  возобновились. Между тем, уже во второй половине августа больных стало меньше, потом холеру вообще перестали диагностировать, но карантин продлили ещё на 10 дней.
   
   Только тогда в прессе начали употреблять термин «холера», но пытались свести данные не к эпидемии, а лишь отдельным случаям заболеваний. Что ещё больше убедило недоверчивых одесситов, что дело тут не чисто, и опасность была велика.
   
   Официально, карантин в Одессе был снят только 16 сентября. Тогда и начали считать потери, но реальные цифры никому не сообщали. Даже об огромных финансовых затратах рассуждали лишь там, где эти деньги выделяли по указанию свыше. Число заболевших сильно варьирует во всех отчетных документах, как и число случаев смерти. В итоге советская статистика сошлась на цифре в 125 заболевших, хотя мы знаем, что «есть ложь, есть наглая ложь, и есть статистика».
   
   Случаев смерти официально 20, из них 6 человек было госпитализировано из провинции. Что-то маловато. И один процент смертей из числа всех заболевших маловат, поскольку врачи-очевидцы утверждали, что смертность от холеры высокая. Врач-прозектор Фиалковский, далекий от всякой закулисной статистики, утверждал, что официальное число погибших от холеры близко к истине, но только в тех случаях, когда заболевший умер в больнице. От холеры могло умереть вчетверо больше людей с другими диагнозами, что тогда очень даже практиковалось.
   
   Что касается медиков, то в соответствии с инструкциями по окончании карантина они продолжали проверять на холеру всех подозрительных больных с колитами, энтероколитами, и просто неустойчивым стулом, рвотой и диареей. Седьмая по счету пандемия холеры, разразившаяся  в начале 1970-х годов, охватывала все больше стран, и продолжалась ещё несколько лет. Ее жертвами во всем мире стало 43 тысячи умерших больных, а официально за три года заболело 280 тысяч человек.
   
   Здесь идет речь лишь об Одессе, но в 1971 году по стране  насчитывалось 86 больных и 450 носителей вибриона холеры. Больше всех пострадала Украинская ССР, где было зафиксировано 23 больных и 204 носителей, в основном жителей Донецкой области, единичные случаи были в Крыму, Николаевской и Днепропетровской областях. Кроме того, возбудители болезни были обнаружены в открытых водоемах и сточных водах Одессы, Ильичевска, Керчи, Запорожья.
   
   Почему власти не оповещали население о холере, прикрываясь диагнозами «Острые кишечные заболевания», а в прессе шла лишь полемика о том, что надо мыть руки и фрукты, догадаться нетрудно. Юбилейный ленинский год, крайне помпезно отмеченное 100-летие со дня рождения основателя партии и государства как-то не вязались с эпидемиями, которых при расцвете социализма уже не должно быть. Эпидемия означала удар по репутации СССР как государстве великой, процветающей и здоровой нации в борьбе с «загнивающим» империализмом Запада. Но проклятые холерные вибрионы явно не хотели признать очевидного преимуществ социализма перед капитализмом. Иными словами, Советский Союз по инфекционной заболеваемости, а значит – и по уровню жизни населения сразу скатывался в десятку самых отсталых стран мира. Отсюда и ложная статистика, снижение истинного числа заболевших, числа смертей, и победные реляции о количестве обследованных лиц, число привитых вакцинами и получивших в качестве профилактики антибиотики широкого спектра действия.
   
   Китай вообще никогда не сообщал мировому сообществу о числе погибших при землетрясениях, наводнениях и от инфекций. Не считал нужным. Все потери зарубежная пресса, посольства, ООН и исследователи знали лишь приблизительно, и разница между истинным числом пострадавших и примерными расчетами была огромной. Советский Союз, достижений которого никак нельзя не отметить, мог свои поражения и потери мог выдать в победном подтексте. Чтобы подчеркнуть, что и в Европе всё не так, пресса разместила фото экстренной вакцинации французов в парижском аэропорту, и издала книгу о ликвидации чумы, оспы и холеры в Советском Союзе. Первым борцом против эпидемических болезней был назван, конечно, дедушка Ленин, не был забыт и дорогой Леонид Ильич. Наверное, случись эпидемия несколькими десятилетиями раньше, в лучшие борцы с эпидемией записали бы товарища Сталина. Или Никиту Сергеевича. Но в кулуарах Кремля знали, во сколько обошлись потери, и в Минздраве долго разбирались в том, как всё началось, и как были организованы все необходимые мероприятия.
   
   Хронология эпидемии холеры в СССР началась в средине июля 1970-го года в Батуми, где заболело 14 человек, причем из прибывших накануне в Батуми студентов из Средней Азии двое заболели, а один студент скончался. Затем врачи стали регистрировать больных среди местного населения, и местные органы здравоохранения пришли к выводу, что заражение происходит у берега моря, куда сливаются сточные воды. При бактериологическом обследовании выделена культура вибриона биотипа Эль-Тор, штамм Инаба. В конце июля 1970 г. в Астрахани  умер капитан судна, у которого при вскрытии обнаружен возбудитель холеры. Далее в Астраханской области заболело ещё несколько человек, и были погибшие. Затем заболел пограничник в Нахичевани. Лишь к 3 августа 1970 г. выявлен больной холерой в Одессе, где 7 августа  было 16 больных, а 11 августа –  уже 70 больных. В Астрахани в обсервации к этому времени находилось уже 537 человек, в Саратове – 3 человек, в Волгограде – 3, в Керчи – 19, и в Тирасполе – 2. В нескольких населенных пунктах были зарегистрированы единичные случаи.
   
   Итак,  Батуми, Одесса и Астрахань. При этом холера была вызвана различными штаммами биотипа Эль-Тор холерного вибриона. На побережье Черного моря холеру вызывали штаммы холерного вибриона Огава и Инаба, в Астрахани – только штамм Огава. Появление штамма Огава объяснили проникновением в СССР из Ирана по реке Аракс, и далее по Каспийскому морю в Астрахань. В Дагестане господствовал штамм Инаба, куда он мог проникнуть из Батуми. С теми же бессимптомными носителями инфекции. Из Ирана, на границе с которым строилась плотина ГЭС «Дружба»,  занос штамма Огава могли осуществить до двух тысяч рабочих, а в Одессу холера, несомненно, попала морским путем. Холера к тому времени была зарегистрирована в Иране, Ираке, ОАР, Индии, Пакистане, и Афганистане.
   
   Всесоюзная чрезвычайная противоэпидемическая Комиссия (ВЧПК) с большими полномочиями, несомненно, сыграла свою роль в быстрой ликвидации эпидемии. Состав ВЧПК был утвержден на Политбюро ЦК КПСС, и сразу был создан оперативный штаб из числа ученых и ведущих специалистов Минздрава СССР, проводивший всю оперативную работу. При необходимости к мероприятиям привлекались и другие ведомства и организации, от Министерства торговли СССР и Министерство рыбного хозяйства, до Прокуратуры СССР, Министерства внешней торговли, Министерство финансов, Интурист, Комитет народного контроля, Министерство обороны и пограничные войска МВД. В очаги холеры были командированы многие ведущие специалисты МЗ СССР, и объем проведенной противоэпидемической работы был огромным. Было принято решение отозвать из отпуска всех медицинских работников и привлечь студентов к противоэпидемической работе – проведению подворных обходов с целью выявления больных с острыми кишечными заболеваниями и контактами с ними. Для проведения обходов были привлечены тысячи медицинских работников, сандружинников и активистов Красного Креста, организовано 200 прививочных пунктов, на которых к середине августа 1970 года было привито более 300 000 человек. В общем, не слабо.
   
   По официальным данным в Астрахани холерой заболело 927 человек, выявлено 1100 человек- носителей инфекции, 54 567 человек прошли обсервацию, а 133000 получили тетрациклин.
   
   В Керчи заболело холерой 158 человек, выявлено 62 вибрионосителя,  прошли обсервацию 159 354 человека, тетрациклин получило 172 935 человек.
   
   В Одессе  заболело 126 человек, из них 7 человек умерло, выявлено 139 вибрионосителей.
   
   Это без цифр выявленных контактных лиц, вошедших в число прошедших обсервацию и бактериологическое обследование. Всего в стране тогда прошло обсервацию 180 000 человек, и  бактериологическими лабораториями было обследовано 193359 человек, тетрациклин получили около 1 млн. человек.
   
   Всем лицам, попавшим в очаги инфекции, решением Совмина СССР выдавались оплачиваемые больничные листы. Перед тем, как выехать из очага инфекции, все лица должны были пройти обсервацию и бактериологическое обследование. Для этой цели использовано 19 морских судов, 23 речных теплохода и 36 поездов, только в которых было около 30 тысяч пассажиров.
   
   В очаги холеры было отгружено 7093 литров холерной вакцины, 2250 кг сухих питательных сред, 52428 л жидких питательных сред, миллионы упаковок тетрациклина и другие лекарства. Количество выданной хлорной извести не поддается учету, так как ее отправляли по первому требованию. Распоряжалась хлорной известью ВЧПК.
   
   Были отменены морские круизы, запрещено заходить пароходам в города, где были больные холерой, ограничено передвижения туристов, в больших очагах был наложен карантин.
   
   Также обстояло и с религиозными праздниками. Скопление прихожан могло способствовать распространению холеры, тем более, что верующие целуют крест. В связи с этим было решено обратиться к Патриарху Московскому и всея Руси Пимену, с просьбой отменить праздники. Его Святейшество отнесся к просьбе с пониманием, и праздники прошли тихо.
   
   Количество смертельных случаев составило менее одного процента от общего количества заболевших. Не от общего числа населения страны, а от числа тех, кто болел холерой. Возможно, именно поэтому для очень большого количества бывших граждан СССР старшего поколения холерное лето 1970 года прошла совершенно незаметно, и осталось только в истории нашей медицины и городском фольклоре прошлых лет.