Как в России за хлебом ездили 11

        Из цикла "Невероятные приключения Расквасова и его друзей"




                Россия. 1019 год







«Писать о Революции и Гражданской войне трудно. Сложно быть  революционным писателем. Сложно, но интересно. И очень ответственно.  И читать вас будет  очень много людей. Так что вы постарайтесь, товарищи! Постарайтесь! Очень вас прошу...»
                И. Сталин,  вождяра





 …Сверкающим и солнечным, просто таки - революционным утром  всех бойцов разбудили стучащее кваканье,  хрипящий грохот и  матерные крики в небе.
- Никак Мундович ероплан наладил! – крикнул, успокаивая  команду, начальник Семенов.  – Вон он, гляди в небеса! Летит, как дрищет!
И показал корявым пролетарским пальцем на  дымный рычащий клубок  в зените, стремительно растущий  на глазах.
-  Эй, эй, давай сюды! Давай, Мундович! Делай, мать ее, посадку! – заорали, пугаясь  происходящему и самих себя успокаивая  хлебозаготовщики, так как паровоз – он то  - дело обыкновенное, а ероплан?  Да шут его знает, ероплана этого! Вдруг у него котел в небесах над головами взорвется?!
 Пилот Ян Мундович (это его голова в кожаном яйцевидном шлеме виднелась из прорези в  теле самолета) махнул встречавшим, слега завис над толпой, крепко прогазовался, потом еще раз прогазовался очень крепко и вдруг махнул вниз – да так резко, что от аэроплана оторвалась какая-то деталь.
 Серебристая запчасть  покружилась в небе и тяжко со звоном пала на крышу теплушки.
Оказалась – крышка с пружиной от чего то.
- Сидай давай, а не разбрасывайся! – закричал Трофимка Авгеев – а то у тебя частей летать не хватит!
Словно послушав молодежь, летун Мундович вытянул руку, показав направление, снизил аппарат до травы  и, прижавшись к матери-земле   высокими деревянными колесами, поскакал по ней  грохочущим, парящим и дымящим во все стороны крылатым козлом.
 На предпоследнем прыжке левое колесо подломилось, аппарат сделал пыльный, визжащий оборот вокруг себя и торкнулся  носом в землю, выбросив из своего нутра пилота  Мундовича и еще какого-то тщедушного, в кожаной черной одежке. Левое полотняное крыло надсадно крякнуло и  отрубленно рухнуло на землю.
- Лихо народ у нас в депе летает! Яростно! – гордо сказал  Семенов, взволнованной Броне. – Парит прямо революционными орлами!   
И приглядевшись, крикнул радостно:
 - Так  второй-то – Загоруйко!
Летчик и пассажир, приходя в себя, полазили немного на карачках вокруг погибшего аппарата и к подбеганию всеобщей толпы уже встали на послеполетные  вялые ноги.
 - А мы вам разведку сделали… - сообщил, стягивая промокший  потом шлем, летчик Мундович  Семену, - прямо по над крышами  села Тройные Петухи.  Что по карте в пяти верстах  отсюда…
- Даже с маузера стрельнул… В церковный колокол… -  с перерывами отдыхая, просипел чуть слышно кожаный Загоруйко -  чтобы  про врагов узнать…
- И что – есть беляк?
- Не… А то б ответили…
- Пушка есть, стоит посреди  гумна одного… -  уточнил позицию летчик Мундович, - Видно, кто-то от сражения упер… А может – на сало выменял…
Тут при этих словах секретаря комячейки Загоруйко затошнило, он вытер маузером голодный пот и прошептал горестно:
-  Может что-то пожевать дадите – чего наменяли-отобрали…
Семенов засуетился – расспросы-распросами, а  команда самолетная вполне себе и умереть от недостатка питания может. Приказал никчемному в боях, но бойкому у котла Кульманову   стряпать срочную кашу-затируху и чай заварить – с ведро.
- Крылья-то отвалились? Ниче? Прибьешь?
- Крылья приделаем… - махнул  рукой Мундович, - не в первый раз.  Они у нас на броненосных саморезах.  Только  бензина маловато… Сесть-то сели, а вот взлететь…
- А насчет самолета и его питания - не бойся! – твердо утешил  пилота Захар, - Кончился твой бензин – заставим кулаков  самогона добыть! Не добудут – самих на самогон пустим!  Еще просьбы, жалобы есть?
- Спина после полет натурально у меня окожанела. – пожаловался Загоруйко, - Как тулуп, мехом внутрь. Может, это у меня психическое?.. От голодухи?...
- Да, нет, у нас у всех тут… все с тулупами ходим…  давно отряд не мылся… Завтра последних откулачим – и в баню! А затем и домой – гляди, секретарь, сколько хлеба заработали! Пять деревень под орлаж зареквизировали…

…В обед из деревни Тройные Петухи прибежал переговорщик-гонец – вихлявый хлопец лет сорока, с бегающим ртом, уверенный в себе и  невыносимо наглый глазками.
- Сразу видно – бывший гармонист! -  хмуро пробурчал, глядя в упор на гонца Семенов, - и чего тебе надо, пуп?
Гонец нимало не обиделся, а  обнимая-зыркая (маслом поливая)  глазками Броню Дзержинскую, считая ими же бойцов и их винтовки, заторопился гунявыми словами:
  - Вот значит, как знаем мы, что вы тута над нами летали!... И как знаем мы, что  зачем вы тама над нами летали, обчество просит мимо проехаться вам на ваших вагонах!  И еропланы боле  воздухом не пущать! Для всеобщего согласия!
- Это что у вас примета такая –  ероплан в небе,  прячь зерно?
- Веселый командир! -  нехорошо засмеялся щербатым ртом и помертвелыми глазами  гонец, - душевный человек!..  А приметы тут у  нас одни: ежели к нам хорошо – песни поем! Всем обчеством. А плохо – так врагов  кукарекать заставляем! Село то наше – Тройные Петухи зовется.
- Ты мне вашими историями не хвались! – посуровел Захар, -  говори, зачем послан, а то не досуг!
 -  Дык это расквасовцы, которых вы пограбили и зернишко отняли… это они, нищеброды, голенищами старые валенки на буденовки перешивают и тем живут, и деньги только по копейке  видят, а мы - село самостоятельное, мы можем заместо хлеба и выкуп вам дать!
- Это какой же?
  - A вещевой и для вас, и для барышни, и для воинов со с винтовками. Для всех! Вот список для вас представлен. Для обмену и дальнейшего вашего проезду вон. А также  пролету…
Семенов начал бродить глазами по засаленному листу:
- «…одинарные полукальсоны – 8 штук. Кепка-драп с меховыми наушниками – 10 штук.  Кожаные Штаны «галифе-колониаль» -  1 пара. Буржуйский лапсердак – 4 пары. Ряса поповская – 1 штука.  Шубы любогрейки – 7 штук.  Шинели стиранные и заштопанные – 15 штук. Трусовой набор дамско-мужской – чимайдан.. А то и два… Сапох – 30 пар. Гимнастерок и штанов солдатских – 30 пар, Мыло «судейское», кусковое…»
- Вижу,  пограбили вы хорошо народ какой-то, эшелонный… Кто список то такой составлял?
- А приблудный к селу с телеграфа человек… Дюже грамотен… Чучин по прозвищу…
- Не… - ответил Семенов, возвращая список – Давай, катись! Еще раз  появишься – пристрелю! Или в топку суну! Вали, давай!
Наглый гонец,  криво улыбаясь, отвалил на подрагивающих от злобы ногах.

… После обеда Захар Семенов, наладился на тачанке с ветерком с Броней промяться. До ближайшей речки.
- Надо бы тачанку освоить!.. – пряча глаза от наевшегося и доброго Загоруйки, оправдался командир.  – Да и у пулемета стрельбу проверить… Что-то его щечки меня беспокоят… А завтра ж – бой!
Зазвенели колокольцы,  взвилась пыль столбом, только конский топот затихает  – умчались вдаль портупейно перевязанная маузером красная спина, да  смоляные кудри с игривым смехом.

- Упорол наш командир… – с тоской прошептал дед Савков, мостясь рядом с лежащими на различной ветоши у костра  бойцами, - видно, не стерпело его естество!...
- Да… - завистливо пробормотал матрос Еропкин, и сплюнул в костер: – Щас он пулемет у ей проверит!  Вот ты,  друг рабкор скажи – ты вождей видел? Товарища Троцкого к примеру?
- Троцкого?.. – Кульманов  еще черпачком из гильзы  долил себе котлового чаю. - Нет, не довелось… Сталина – видел!
 - Кого?..
  - Ну, Сталина… Иосифа Виссарионовича!.. В кинохронике.
  - А кто такой: «Осип Висс…»
  - А… Понял..  Вы еще с ним не знакомы… тоже вождь… А ты, Еропкин,  говорят, Зимний брал? – Кульманов отхлебнул чайку.
- А то! – Еропкин вновь цыркнул слюной щербатого рта.
 – И какой он, Зимний?
- Да какой… Шалман обычный. – И матрос зевнул, треща грязной тельняшкой. - Полное его название «Зимний бордель». Там для офицеров все полные удовольствия – и вино с подачей, и бабы и фартапиан. На Васильевском острове. Как сейчас помню. Весь день мы  в комитете, у аппарата на проволоке и продежурили. К вечеру – команда: «взять Зимний!"  На  грузовике с пятком-десятком корешков-балтийцев подкатили к этому «Зимнему», и в штыки! Бутылки – вдрызг! Офицерня бежит, бабы пьяные ревут! Фартапиан наяривает!.. Чисто свадебный разбор!
Боец Босых засмеялся громким басовым смехом.
- И Ленин – там?
- Ленина не видел, но знаю -  товарищ этот агромадного роста, бывший балтиец, одной рукой якорь броненосный вытаскивал!
- Не! – нетвердо, но весьма уверенно сказал дед Савков. – Ленин-товарищ – из нашего брата, крестьян. Рожь сеял. А потом тоже голодовал, мешочничал – всю Европы насквозь умом пробил! А что великой силы – это истинная взаправда. По десять мешков с пшеницей мог на себе возложить и с имя на любой эшелон взобраться! Так все говорили!
- И еще! Огненного цвета наш родной товарищ Ильич! – добавил Лиходед. – Словно тигра.
- Какого такого огненного цвета? – хмуро спросил Еропкин.
- Ну, рыжий, по простому…
Семен Юрчук улыбался - он то точно знал, что Ильич – наш, паровозный мастер, с сортировочной - огромадной силы мужик, на вертлюгах в одиночку паровозы крутил.
- А вот мы давай у газетного товарища спросим… Он то точно Ильича видал. Эй, Владимир, Ленин-то из каких? Из балтийцев, али из паровозников? Или крестьянского сословия!
Кульманов вспотел. Сказать правду – тупой народ и не поверит. Еще и в топке спалит. Это у них тут быстро.
Дед Савков придвинулся ближе и дохнул любимым чесноком:
- Что молчишь, Володька? Ленина-то… видел?
 - Очень много раз! Как живого!.. Это у нас у журналистов – очень даже просто!..
  - Ты смотри! А Троцкого? Других товарищей вождей?..
 - Да как тебя! Тоже чесночок любили!..
Сидевшие поодаль, но внимательно слушавшие китайцы засмеялись. Потом Лао поднялся, бережно достал из нагрудного кармана китайской фуфайки китайский  листок и показал Кульманову и всем   бойцам:
-  Вот какой Ленина-товарищ!
На  рисунке был изображен в полный рост и в китайской одежде  Ильич с жалобными китайскими глазами.
- Наша тоже вождя любит…