Бобочка

Передо мной старая фотография. На ней - мой брат Слава. Он был старше меня на 12 лет. По-моему, самые ранние воспоминания о нём вполне этому снимку соответствуют, тем более,что их подтверждают события, имевшие точные даты в истории нашей семьи.
Одно связано с капитальным ремонтом дома, в котором мы жили. Двухэтажный и двухподъездный бревенчатый,бывший ровесником стройке калийного предприятия в середине двадцатых годов прошлого уже века, он в 1956 году пережил свое второе рождение.
На время, пока шли строительные и ремонтные работы, жильцов (и нашу семью) переселили в подвальные комнаты «кировских» домов. Они так назывались, потому что строили их в год, когда погиб Сергей Киров. Значит, в 1934-м.
Квартиры в этих оштукатуренных кирпичных многоэтажных домах в стиле конструктивизма были громадными 4-комнатными коммуналками. Так мы и жили всю зиму с соседями, и местами общего пользования.
Из окна нашей комнаты виднелась только земля с редкой травой да ноги прохожих, но это было даже забавно, тем более, что жилось в доме с паровым отоплением просторно, сухо и тепло.
Все соседи ладили между собой, и меня частенько приглашали то к одним, то к другим, как говорили, «поиграться».
Однажды мы со Славой сидели у стола возле окна. На столе в эмалированной плоской тарелке горела  электроплитка.
Вдруг он меня спрашивает: »Лариска, хочешь, я тебе кудрю завью?» Разумеется, я тут же захотела.
Слава откуда-то извлёк большущий гвоздь и положил его на спираль включенной плитки. Дождавшись, когда гвоздь накалится, он снял и намотал на него длинную прядь у моего виска.
Пружинка, получившаяся в результате этой манипуляции, привела меня в восторг, но Слава мою радость строго пресёк: «Не вздумай только маме рассказать!» И водой из чайника размочил локон, даже не дав поглядеться в зеркало.
Этот эпизод запомнился необыкновенно ярко, но хотя он состоялся раньше другого, тот, второй, кажется почему-то мне первым.
…Я проснулась утром. А вместо мамы будил меня почему-то Слава. На мой вопрос, где она, ответил, что уехала на операцию. Слово «операция»  запомнила.
Слава стал причесывать меня, но неумелые пальцы не слушались. Заплетая косу, он больно дергал за волосы, а результат его парикмахерских усилий остался на память.
Почему-то в тот день вместо детсада меня повели к соседям, и отец подружки Любы – дядя Вася сфотографировал меня.
Я стою на снимке, одинокая и какая-то беззащитная, в сатиновой «матроске», надетой поверх домашнего платьица. Волосы мои заплетены «с петухами», бантик спустился к самому уху, а комнатный цветок на высокой подставке, оказавшийся точно сзади головы, своими тонкими пёрышками листьев торчит над темечком во все стороны, как у Чипполлино. 
Это было зимой 1957-го. Мне – пять с половиной. У мамы – рак. Должно быть, готовясь к самому худшему, она попросила сделать фотографию. Не думаю, что мой вид привел бы ее в хорошее настроение. И, слава Богу, что всё обошлось.
Мама очень угадала, назвав младшего из сыновей Славой. Он был талантлив, напорист, хорошо знал, чего хочет, и всегда добивался успеха.
Помню его старшеклассником, часами вертящим ручки настройки нашего первого радиоприемника «Балтика». Он все время пел тогда песню из только что вышедшего на экраны фильма «Иван Бровкин». В ней были слова: «… русая девушка в кофточке белой, где ты, ромашка моя?»
И носил вельветовую куртку на замочке «молния».  Такие куртки с тройными круглыми кокетками на спине и груди, с косыми карманами, были очень модными,… а назывались почему-то «бобочками».
Вот он,Слава,юный, красивый, голубоглазый, с черным чубом над высоким умным лбом, стоит в «бобочке». Руки в карманах. Позади-заснеженный двор школы. Он улыбается. Вся жизнь впереди! На манжетах куртки видны маленькие металлические пуговички. Жаль, но ни одна не сохранилась.
Последний раз я слышала, как Слава пел, когда мы переехали на Кубань. Он гостил несколько дней. Проснулся на зорьке, пошел порыбачить. Речка – в конце огорода, прямо за камышами.
Встало солнце. Лягушки дружно орали хором. Я тихо подошла.
Слава сидел с удочкой, щурился на солнечные блики в воде и тихо мурлыкал:
« А на том берегу незабудки цветут,
А на том берегу – звёзд вечерний салют,
А на том берегу, а на том берегу
Было всё, что теперь я забыть не могу«…