Образ той, которую любил

Утро начинается с двух чашек горячего кофе в постель для себя и для второй половины кровати, на которой давно никого нет. Аромат распространяется по помещению, а после оседает приятным осадком на паркете. По старой подаренной люстре периодически бегают тараканы или пауки, огромное пятно от вина на белой шторке напоминает полумесяц, расплывшийся в блаженной улыбке. Тиканье часов с каждым движением стрелки всё болезненнее и болезненнее оседает где-то в мозг, заставляя глаза фокусировать на одной неподвижной точке. Раньше там стояла рамка с семейной фотографией, сейчас её заменила грязная пепельница с окурками. А само фото валяется среди пыльных закоулков мебели, как и всё, что меня связывает с событиями минувших лет. Я не в праве судить людей, которой появлялись и причиняли мне боль, не в праве ставить себя на их место и говорить им как правильно поступать, но мне можно ненавидеть их даже спустя столько времени. Вчерашние улыбающиеся друзья впивались зубами в горло и руки, вырывая куски плоти, после чего убегали прочь, блокируя номер телефона и меняя собственные адреса. Внешнее радушие и дружелюбие на самом деле таили в себе гениальный план по использованию доверчивого человека. Как только пакет его душевных ресурсов оказывался исчерпанным, они просто уходили восвояси с типичными английскими манерами. Сейчас мне часто приходится их видеть в разных ситуациях. По нашему негласному, но взаимному решению, мы не здороваемся и проходим мимо друг друга, опуская или отводя взгляд. Забавно, но те времена детских лет не кажутся какими-то по-настоящему тёплыми для сердца, набитого конфетти и шершавыми фантиками с фольгой от кислых бесцветных конфет.
Тёплый плед едва ли согревает меня так, как может согреть батарея,  расположенная прямо под пластиковым подоконником, на котором хоть и не очень мягко, но весьма удобно сидеть, наблюдая в окно за проезжающими мимо автомобилями. Весенняя пора немногим отличается от зимы, если не брать в расчёт температуру. Сейчас снаружи кружится снег в красивом бальном танце, где несколько снежинок словно обхватывают товарищей за плечи и вместе с ними спускаются по волнам воздуха неаккуратной спиралью. В стекло пару раз ударяется птица и падает с багряными каплями в области клюва на тротуар. Идущий мимо пешеход ненароком наступает на подбитое существо и оставляет после него лишь мокрое алую жидкость с перьями. На мгновение показалось, что меня сейчас стошнит, но я сдержал рвотный позыв и, прижав голову к стене, продолжил наблюдать за засыпающим в ночи городом. Где-то среди деревьев мне удалось разглядеть знакомую красную шапку с небрежно пришитым бело-синим помпоном правее макушки. Длинные синие волосы до плеч, миниатюрные очки, едва удерживающиеся на носу, и широкий оранжевый шерстяной шарф - всё говорила о том, что та, кого хотелось бы видеть меньше всего оказалась во дворе, принадлежащем в дому, внутри которого и располагалась моя скромная обитель. Быстро вскочив на ноги, я переключил внимание на работающих без звука телевизор и представил, что произошедшее  - плод простуженного воображения, но об обратном говорил дверной звонок, трезвонящий в коридоре.  Холодный пот выступил на лице, по коже пробежали мурашки, а под грудной клеткой, работающей раньше как швейцарские часы, вдруг что-то неоднозначно и резко щёлкнуло. Маленькая шестерёнка выскочила из механизма и провалилась сквозь пол в небытие. Вздохнув, я всё-таки направился к источнику шума. В подъезде конечно же стояла она и учащённо дышала на ладони, пытаясь согреться. Не знаю, что нужно и можно испытывать в этот момент, но внутри лишь кипятком бурлило волнение и страх, какое-то непривычные непонимание происходящего. Пальцы сами принялись проворачивать ключ в замке, а затем и вовсе наступила немая сцена. Мы переглядывались с минуту, не произнося ни единого слова, пока тишина не прервалась моим же вопросом: "Войдёшь". Вместо ответа последовал робкий кивок согласия и неуверенный шаг через порог. Бежевый рюкзак за её плечами не изменилась за все эти годы, а тонкий, но изящный по моему мнению шрам на шее стал даже более привлекательным. В прихожей тоже возникло неловкое молчание, приостановленное приглашением на кухню. Именно за эти столом три года назад была поставлена точка в нашем общем диагнозе "Хроническая ненависть друг к другу". Сейчас, на удивление, всё выглядит слишком спокойно. Её глаза, правда, больше напоминают ледяные узоры или взгляд безжизненное куклы, нежели что-то тёплое.
-Свёл свои порезы с запястья?
-Конечно...Нет. Ты же знаешь, это уже невозможно. А ты как после операции, на таблетках?
-Стабильно. Не думай, что я наркоманка, просто без них уже действительно никак.
-Мне рассказывали. Хотел как-то к тебе в палату заглянуть, но не срослось.
-Так даже лучше. Думаю, было бы только хуже от твоего присутствия.
-Я тоже так подумал, поэтому цветы и браслет отправились в урну.
-Впрочем, как и всё, что нас раньше связывало, да?
-Да, к сожалению или к счастью, но ты всё верно подметила.
-Ни о чём не жалеешь?
-А о чём тут можно жалеть? Два корабля уплыли в разные гавани. К слову, какими судьбами тебя сюда занесло?
-Ты разве не читал сегодняшнюю новостную ленту?
-Я не читаю газеты, да и телевизор всегда работает для галочки, ты же должна это помнить.
-Помню, поэтому и заглянула. Прошлой ночью нашли девочку, умершую от передозировки таблетками в подъезде...в подъезде этого дома.
-Не посчитай меня за бесчувственную скотину, но гибель незнакомого человека мне практически безразлична.
-Дурашка, остался ты всё таким же наивным, скрывающимся за оболочкой чёрствости. Я это была, понимаешь, я! Ты сейчас разговариваешь с моим образом, с тем, кого не существует несколько часов.
Стул как-то сам рухнул на пол, а я - рядом с ним...Сердце бешено заколотилось в груди, ноги сами понесли меня в подъезд, один из углов которого был ограждён жёлтой лентой. Рядом с ней топтались безликие зеваки и соседи, громко осуждающие погибшую девушку. Я лишь громко, почти истерически заплакал и сполз вниз по стенке, потому, что остался только образ, образ той, которую любил.