Трепанг

   Когда-то, не так уж и давно, граница между Россией и Китаем была очень призрачной. Северные районы Китая были мало заселены, потом со стороны Кореи в них вторглись японцы, и теперь китайским «ходям» стоило опасаться и российских стражников, и японских солдат. Но веками натоптанные тропы в Уссурийскую тайгу за женьшенем и другими дарами тайги, к богатому живностью Японскому морю, и к вожделенному Северу, где в ручьях было золото, не забылись, и ходи, хоть и более осторожно, продолжали шмыгать через границу.
   
   Ходя – китайский контрабандист. Когда таких ходей ловили за нарушение границы, китайцы делали удивленные лица: - Ва! Тут граница? Какая такая граница? Моя ходи туда-сюда, никому не мешай. И дед ходил, и прадед. Тайга большая. На всех хватит».  Вот за это «моя ходи туда-сюда» и прозвали их ходями. Такой ходя мог нырнуть в Приморские леса на неделю-две, и сразу назад. Чаще на все лето.  Назад в Китай он нес древесных лягушек, за которые в Китае дадут хорошую цену, какие-то травы и корешки, и проще было дать ему пинка под зад, чем долго оформлять за нарушение границы. Другое дело, если попадался настоящий контрабандист, который нес в Россию из Китая зашитые в обычное одеяло шелка и другие дорогие ткани. Это уже был не ходя, а жирный «фазан». Назад он мог нести, что угодно, вплоть до золота. «Фазанами» считались и те, кто нес с золотоносных рек и ручьев Сибири намытое тяжелым трудом золото. Такое занятие считалось очень опасным. «Фазанов» на горных и таежных тропках поджидали местные разбойнички, которые резали старателей, прятавших золотой песок даже в собственный желудок, и вспарывали им животы. Сразу за кордоном «фазанов» ловили местные хунхузы, местные власти и японцы. Но риск себя оправдывал, и с годами «фазаны» научились проникать через границу, минуя кордоны, речным путем – от Амура и Аргуни до самой Монголии. В Россию «фазаны» чаще шли в качестве спиртоносов, и были обвешаны маленькими плоскими фляжками со спиртом, ханжой и рисовой водкой. Назад они шли с теми же фляжками, плотно набитыми  золотым песком. Мелкие самородки носили в кожаных мешочках зашитых в одежду или спрятанных в обувь. Самые ушлые «фазаны» перед границей глотали золото, переложенное в рыбьи пузыри, или промытый желудок мелкого зверька. Считалось, что безопаснее ходить туда-сюда группами, но нередко бывали случаи, когда такие группы, идущие назад с золотом, находили в тайге вырезанные одним из их товарищей во сне – бритвой от уха до уха. Большие мастаки на такие дела были и бродяги разного рода.
   
   Китайские ходи были людьми упрямыми и выносливыми. Они четко знали куда и зачем идти, и разбирались в тонкостях тибетской и китайской медицины – в смысле добычи природных компонентов для изготовления древних лекарств и снадобий. Они знали многих браконьеров и травников, местных жителей и местных контрабандистов, у которых можно переночевать, сбыть часть китайских товаров, запастись продуктами и всем необходимым. Назад они несли медвежьи лапы и желчь, усы уссурийского тигра и высушенные органы этой огромной кошки, струю кабарги, и многое другое. Русским стражникам этого добра было не жаль. Вот, если бы золото…
   
   Японское море привлекало китайцев трепангами. У себя они давно уничтожили колонии этого морского донного животного, а Корея, которую Китай много лет нещадно эксплуатировал, была теперь захвачена японцами. И приморские рыбаки охотно ловили для китайцев этих самых трепангов, которых сами брезговали употреблять в пищу. Впрочем, пробовать то трепанга многие пробовали. Даже во Владивостоке имелись небольшие китайские кафе-лавчонки и маленькие рестораны, где всегда можно было заказать блюдо трепангов, обжаренных в масле с сухарной крошкой. Были даже любители восточной кухни, и знатоки китайской медицины. Ведь трепанг считался не столько блюдом, сколько лечебным средством.
   
   До событий на КВЖД, на озере Хасан и на реке Халхин-Гол, китайские ходи ходили туда-сюда более или менее привычно, и им особо никто не мешал. Потом граница стала, как на замке, и теперь пробраться в Россию, ставшую Советским Союзом, можно было только кружным путем через Монголию, где по степям бурятские и монгольские араты, как и прежде, порой угоняли друг у друга скот, и можно было пробраться водным путем. Промысел трепангов в Японском море заглох. Но спрос продолжал существовать. Раз есть спрос, есть и предложение.
               
                ***

   На отмелях Японского моря недалеко от берега на каменистом дне ползают существа, очень похожие на больших жирных гусениц с шипами. Они медленно движутся, совсем не так, как ползают наземные черви и гусеницы, сокращая мышцы, а почти незаметно. И уж куда крупнее. В определенное время года шипы ещё маленькие, и тела существ пупырчатые, как огурцы. За это их и называют морскими огурцами. Но морские огурцы имеют много подвидов. Популярный в Китае дальневосточный трепанг  имеет свои особенности. Это иглокожее животное из класса голотурий. И шипы его имеют на концах колючки белого цвета, богатые морскими солями. Кожа трепанга плотная, с трудом режется ножом, и тоже имеет многочисленные включения извести. Это морское животное просто пропитано солями.  На этом отличие трепанга от других морских огурцов и голотурий и заканчивается. Цвет живого трепанга может быть самого различного оттенка – от коричнево-красного, как у кукумарии, так и желто-коричневым, зеленовато-желтым, мертвенно-мраморным, и почти белым.  Цвет трепанга, как у камбалы и других донных обитателей может меняться, принимая маскировочную окраску. На камнях морские огурцы чаще коричневого цвета, а там, где много ила и водорослей, принимают грязно-зеленоватую окраску. Тело трепанга мясистое, с плотным кожаным мешком. Мясо жесткое. Его можно употреблять в пищу в тушеном виде, или отварить, сняв кожаный мешок со всеми внутренностями, но лучше нарезать, иначе придется глотать целиком, как жестких и скользких устриц.

                ***

   
   К берегу Амура, где у самой воды трава была скошена, а кусты вырублены и выжжены пограничникам, глубокой ночью из тайги вышла группа людей. Искусанные мошкой лица заплыли, хотя их смазали жиром, смешанным с ароматическими маслами, которых не любит гнус. От этого узкие глаза китайцев совсем превратились в узкие щелочки. Лица загорелые, опаленные солнцем, а головы и шеи прикрыты синими платками. Синие грубые штаны из далембы, черные, серые и синие куртки-фуфайки, и стоптанная обувь. Это китайские ходи. Они несут за плечами ящики, мешки и небольшие бочонки на ремнях. Переправляется большая партия добытого в Приморье дальневосточного трепанга. На китайской стороне Амура их ждут лодки. Надо только подать условный сигнал, и ожидающие их люди, изображая рыбаков, выгребут к середине реки. Там, отмеченные небольшим буем, чаще – ярким стеклянным поплавком, стоят на якоре прочные цепи с веревками, протянутыми под водой с грузилами к советскому берегу. Стоит их вытянуть после сигнала, и немного попотеть, хотя есть и небольшая лебедка, как на конце веревок окажется контрабандный груз, сулящий неплохую прибыль. Приплывут под водой те самые ящики и бочонки с мешками, в которые для  веса на советском берегу ходи добавили камней, и трепанг благополучно прибудет в Китай. Если, конечно, эти пограничники не зацепят веревки с грузом баграми с лодки или берега, или их не возьмут вместе с грузом у воды. Но зачем советским пограничникам трепанг? Посмотрят, сморщат носы, ругнутся, не найдя у задержанных никаких документов, и сами выгонят из страны, не отобрав даже контрабанды, которая русским кажется никчемной дрянью. Могут и отобрать груз, потребовав в замен хлеб.
   
   С хлебом у советских пограничников с начала войны с фашистской Германией стало туго. Всё для фронта, всё для победы. Хлеб русские, конечно, пекут, но нормы сильно урезали, и теперь основная пища советских пограничников – картофель и осточертевшая соленая кета. Никто из них никогда не думал, что лосось так быстро приедается. Даже когда вода Амура кипит от рыбы, идущей на нерест, и красноармейцы вдоволь едят котлеты из красной рыбы, приедается за три дня. То же и с икрой, на которую пограничники не могут уже смотреть, мечтая о квашеной капусте и соленых огурцах. Чтобы не пасть жертвами цинги, пограничники налегают на лук и чеснок, которые сами и выращивают на огороде у своей заставы.
   
   Хлеб, особенно черный ржаной, не только никогда не приедается, но и имеет массу полезных для организма веществ. Можно сказать, что организм русских людей веками приспособился именно к ржаному хлебу, и никакому иному. Ещё не так давно белый пшеничный хлеб считался господским. Он не давал ни ощущения сытости, ни силы. Не случайно, когда русские казаки во времена Потемкина и Екатерины Второй, заняв Крым и обнаружив там у татар большие запасы пшеницы, просто скормили зерно своим лошадям.
   
   Хитрые китайцы знали, что пограничникам не хватает хлеба. Сами нищие, они употребляли рис, но на всякий случай держали для русских пограничников мешок-другой черных ржаных сухарей. Если отряд ходей попадался дозору, сидящему близ Амура в секрете, с другого берега подплывала лодка с этими мешками, и начинался обычный диалог:

- Эй, капитана, моя тебе хлеб привезла! Бери мала-мала! Отпусти наших людей!
   
   Всех начальников в России китайцы по старинке именовали «капитана», в разговоре любили хвалить свой товар, к месту и не к месту вставляя фразу «Шибко шанго!», что означало «Очень хорошо!», и вообще выглядели льстецами.
   
   В ответ пограничники сурово молчали, продолжая расспрашивать ходей, куда те ходили, почему нарушили границу, и пытаясь выяснить, нет ли среди них японских шпионов. Или диверсантов. Начальство могло по разному оценить пропуск китайских ходей через границу. От молчаливого одобрения, что если каждого ходю задерживать, то не хватит тюрем, СИЗО, лагерей  и разных, там, приемников-распределителей, до того передачи дела в органы и военного трибунала. Ухо надо было востро. Если обстановка позволяла, отпускали. В случае напряженной обстановки задержанных отправляли далеко в районный центр, затем везли в областной центр, где нужно было оформить кучу бумаг, а потом выдворяли из страны, передав китайским или японским властям. Проще было дать пинка под зад. И пограничники отвечали парламентеру с сухарями, подделываясь под нарочито исковерканный говор, смешанный с китайскими словечками, больше похожими на дикую смесь наречий:

- Разберемся! Твоя стой на месте и жди. Твоя ходи мала-мала контрабандист есть! Их судить надо! Вот отправим их на лесоповал, сопли морозить!
 
   Но Китай был дружественной страной, которому много лет Советский Союз помогал. В том числе оружием, и военными специалистами.  Самым известным советским советником в Китае был знаменитый красный маршал Василий Блюхер. Его портреты висели центральном Китае в доме старост любой деревни, и во всех административных и общественных зданиях. Рядом с портретом Чан-Кайши. Потом от Гоминьдана с Чан-Кайши откололись китайские коммунисты, и в СССР скоро запутались, кому из них помогать. В Китае много лет уже шли восстания, революции и настоящая Гражданская война за власть, которая стихла лишь на время войны обеих сторон  с Японией.
   
   На севере Китае действовали партизаны армии товарища Мао, мечтавшие выкинуть японцев из Маньчжурии, Внутренней Монголии и Кореи. Поэтому отношение к китайским контрабандистам было чаще всего снисходительным.

- Вот этого ходю, товарищ лейтенант, мы задерживаем уже третий раз! Матерый нарушитель! – старшина бесцеремонно поднял за плечо низкорослого коренастого китайца, сидевшего, как и все остальные задержанные, на корточках. – За неоднократный переход границы этому рецидивисту влепили бы хороший срок! Ну, что с ними делать?  А что, если это японский агент?

- Да, какой это агент! – с досадой махал рукой лейтенант, - В Харбине его знают, как облупленного, и даже называют дядей Васей. Погляди на его рожу. Никакого выражения. Полное бесстрастие. Этакий китайский бурхан! В Хабаровске у него хаза с русской женой, а в Харбине и Шанхае имеются ещё две жены. Ловкач!

- Что пронес к нам из Китая, дядя Вася? – обратился он к задержанному, - Колись, не тяни время! Всё равно ведь соврешь!

- Моя мирный человек есть! – заученным голосом отвечал китаец, - Мала-мала в тайгу ходи, женьшень собирай, трепанг собирай, настойка делай!

- Поглядите на их настойку! – старшина с трудом откупорил небольшой увесистый анкерок, и налил в солдатскую кружку тёмной жидкости с резким запахом алкоголя. Вместе с настойкой в кружку хлюпнулись кусочки нарезанного мяса трепангов. Или других морских огурцов. Попробуй, разбери.

- Что за гадость! – поморщился лейтенант, - Уже настойку от нас к себе носят! И, заметь, старшина – живых трепангов в бочонке с морской водой. Как они у них не прокисли! Их до границы с моря, не иначе, как подвезли. Наши граждане. За китайские шелка и чай!
   
Из дальнейших расспросов выяснилось, что настойку надо готовить только из живых трепангов. Дохлые уже не годятся. Это мощное стимулирующее потенцию средство. Не хуже, чем женьшень.

- Шибко сильным станешь! – говорил дядя Вася, - Сильным и молодым! Сильно женщин любить будешь! Хорошая настойка, нужная!
   
   Говорил он уже на чистом русском языке, как истинный харбинец, без всяких «мала-мала»,  «моя ходи туда-сюда», и «Эй, капитана!»
   
   Живые трепанги ему были нужны для разведения. Даже разрезанный на куски трепанг способен выжить и восстановить свое тело, как иная степная ящерица восстанавливает свой хвост. Способность трепангов к регенерации замечена давно, века назад, но уже следующее поколение трепангов, выращенное в неволе, теряет большую часть своих ценных качеств. Так женьшень, выращенный на плантациях, сильно уступает по качеству своим диким таежным собратьям в Уссурийской тайге, может долго не цвести, и рост корня длится десятилетиями. У себя в южных морях китайцы давно разводят трепанга на отмелях, но именно дальневосточные особи этой голотурии обладают поистине уникальными средствами.
   
   Лейтенанту некогда больше возиться с ходями. Он человек занятой, и день у него расписан по часам и минутам. Оглядев ещё раз безучастные лица ходей, сидящих на корточках и терпеливо ожидающих решения своей участи, комвзвода уходит. Только тогда старшина машет рукой парламентеру-заступнику, прибывшему в лодке с той стороны Амура, и скоро на берег летят мешки с сухарями и цибик чая, а ходи дружно садятся в лодку, благополучно отбывают на ту сторону реки.
   
   С окончанием Второй мировой войны, когда Мао вышиб генералиссимуса Чан-Кайши на остров Тайвань, Советский Союз и КНР не только крепко дружили, но и вместе отобрали у ставленников США Северную Корею. Там воевал почти миллион китайских добровольцев, и десятки советских летчиков и военных советских специалистов, взявших себе на время военных действий китайские имена. Делалось это просто. И анекдот, типа: «По сообщению ТАСС и Совинформбюро вчера китайский летчик Ли-Си-Цын сбил в Корее три американских самолета!» имел полное право на правду. Вплоть до того, что советские лётчики просто делили свою фамилию на слоги, чаще не заморачиваясь на псевдонимах, как погибший в застенках НКВД красный маршал Блюхер. Лисицын становился Ли-Си-Цыном, а какой-нибудь Бондаренко Бон-Да-Ре, но в эфире во время воздушного боя советские асы, забыв про конспирацию, так матерились, что спутать их с китайскими добровольцами было сложно. Да и новейшие истребители с китайскими знаками на крыльях были явно советского производства.
   
   А для контрабанды трепанга наступила эра свободной доставки потребителям морем. Дело поставили на промышленную основу, и молодые советские биологи, приехавшие на Дальний Восток, с увлечением изучали разновидности голотурий, уделяя особое внимание трепангам. Для китайских друзей. Казалось, контрабанда ушла в прошлое. Но это не так. Китайцы – торговая нация, и всегда находились люди, которых сам факт использования трепангов на благо народа в КНР не устраивал. Китай большой, заказчики и люди с деньгами всегда найдутся. Рыбаки и промысловики Дальнего Востока это поняли, и пошли навстречу. Контрабандный трепанг, вывозимый от советских рыбаков допотопными джонками и старыми шхунами, уходил до самого Тайваня и Сингапура, где богатые китайцы щедро платили за возможность омоложения и повышения потенции.
               
                ***

   Холодное Охотское море каждые несколько дней подбрасывало нам новые сюрпризы. Мы ждали, когда начнется ход нерки на нерест, и разбили базу на реке Большой, протянувшейся вдоль побережья Камчатки на добрых 800 километров. От реки до моря рукой подать, не успеешь выкурить сигарету, и с каждым годом песчаная коса, отделяющая реку от моря, становится всё уже. Местные жители говорят, что на их памяти море сожрало уже два километра берега, и если берега не укрепить камнем, бетонными плитами и волнорезами, то река Большая просто сольется с морем, и перестанет существовать сразу километров на тридцать от своего устья.
   
   Нерки ещё нет, хотя пора бы ей уже появиться. В верхних слоях речная вода у берега почти прозрачна, и когда нерка шла в мае, то хорошо было видно, как рыба торпедой проносится мимо. Видно её и в морской воде – косяки нерки, повинуясь инстинкту, идут к местам, где они родились, вдоль берега Охотского моря  к устью реки. Там лосось, прежде чем войти в речную воду, некоторое время стоит, шевеля хвостом и плавниками. Адаптируется к новой среде – морская вода в устье реки сильно смешана с речной, и опреснена. Это во время отливов. Мощные приливы затягивают морскую воду в русло реки, как в воронку, на много километров вглубь, и тогда кажется, что река Большая повернула вспять. Приливы затаскивают в реку массу морского донного мусора и грязи. Поэтому, если попытаться ловить с лодки лосося обычной сетью с грузилами, то вытащишь назад эту сеть уже забитую грязью и водорослями. Сети тут используют наплавные – грузила есть, но немного, к сети привязан большой яркий буй, и выбрав в воду сеть, лодка делает полуоборот по дуге, и рыбаки сразу выбирают сеть обратно.
   
   Сейчас начало июля, и для нерки наступает второй сезон нереста. Следом по реке Большая на нерест пойдет уже кижуч.  В ожидании хода нерки мы каждое утро ходим на берег Охотского моря и всматриваемся в прибрежную воду – не идут ли мимо косяки лосося. Охотское море кишит у берегов живностью, и после каждого шторма берег меняется. То он усеян ножками и панцирями линяющего камчатского краба и его собрата помельче – краба-стригуна, то желеобразными и полупрозрачными медузами, то раковинами моллюсков. Раковины пустые. Когда Охотское море начинает волноваться, и волны вышвыривают на берег разную донную живность и пучки морских водорослей, остро пахнущих йодом, местные чайки сидят группами на песке и внимательно следят за прибрежной полосой. Едва на утрамбованный волнами песок шлепается очередная двустворчатая ракушка, одна из чаек тут же подскакивает к ней, ловко вскрывает, и тут же глотает моллюска. Большие гурманы, эти чайки. Эти двустворчатые моллюски не хуже мидий и устриц. Бакланы на островах реки Большой гораздо крупнее чаек, и способны проглотить крупного лосося, не расклевывая рыбину. Давится, но глотает. Отсюда и выражение «глотать, как баклан».
   
   В этот раз море выкинуло на берег тонны морских огурцов – донное морское животное из класса голотурий и рода иглокожих. В морях Тихого Океана водится множество видов голотурий, разного размера, цвета и формы. На этот раз берег на несколько километров был усеян кукумарией – съедобной голотурией, чрезвычайно популярной в Японии и в Китае. В воде кукумария имеет вытянутую форму огурца, и на брюшной, более светлой стороне тела есть масса ножек, с помощью которых они двигается по каменистым отмелям. Выброшенная штормом на берег кукумария сжимается, принимает округлую форму, и если ещё живая, то медленно пульсирует. То, что большинство голотурий на берегу уже мертвые, объяснить сложно. Кукумария славится своей живучестью, и не переносит только пресной воды. Поэтому во время ливней она уходит с отмелей на глубину, а если её сунуть в ведро с речной водой, тут же выбрасывает свой кишечник, обычно набитый мелким морским песком и погибает.
   
   На берегу, где на сотни метров вокруг лежали кукумарии, не было ни души. Даже в Приморье, где очень чтят кукумарию и её ближайшую родственницу трепанга, местные жители обычно ходят по берегу и увлеченно собирают дары моря в мешки и корзины. Не говоря уже о китайцах или японцах. Там такое добро не лежало бы после шторма тоннами полосой в несколько километров. Но, наверное, и не было бы таких богатых кукумарией отмелей. У себя в Японии и Китае местные жители давно слопали популяции этих голотурий, и теперь разводят искусственно на каменистых отмелях, собирая порой приличный урожай. В этих искусственных отмелях есть свои крупные минусы. Во время тропических ливней голотуриям невозможно уйти на глубину, спасаясь от пресной воды, и вся популяция может погибнуть. Прибрежные воды вблизи промышленных центров и крупных морских портов могут быть сильно загрязнены. Мясо голотурий стерильно – они не только крайне живучи, но и вырабатывают особые вещества, сильно повышающие иммунитет, регенерацию и очищение организма. Но если в воде имеются химические отходы промышленности, то дело швах, и такая голотурия не может быть ни съедобной, ни целебной.
   
   Японцы первыми начали искусственно выращивать моллюсков и других донных обитателей моря. Начали они не со съедобных обитателей моря, а с жемчужницы. Раковины моллюсков-жемчужниц выращивались близ берега в специальных металлических сетях на дне заливов. В каждую раковину партии раковин водолазы и пловцы-ныряльщики закладывали песчинку-две, чтобы эта песчинка начинала обрастать перламутром. Так и рождается в природе жемчуг. Для роста жемчуга в раковинах нужны годы. В итоге японцы почти обесценили жемчуг, и сейчас спрос на него сильно упал. За исключением более крупного черного жемчуга, которым сейчас славится Таиланд. Позже в Японии начали выращивать любимых населением кукумарий, мидий и устриц. Тоже не фонтан, если учесть, что в то время многие морские города Японии не имели своих канализаций, и всё, простите, дерьмо, сливалось в ближайший залив. Как у нас, в городе Сочи.
   
   Привычка японцев употреблять многие морепродукты в пищу почти сырыми тут играет скверную роль. Ладно, сами японцы предварительно вымачивают ломтики рыбы и морепродукты в остром соусе или лимонном соке. Наши доморощенные любители суши этого не понимают, лишь слегка сбрызгивая блюда «под Японию» лимонным соком, и не выдерживая. В стоках канализации полно возбудителей дизентерии, вирусного гепатита и паразитов. С этим явлением столкнулись наши российские туристы, на волне 90-х первыми побывавшие в экзотических странах. Кто тогда ездил в Японию, Индию или Таиланд? Начальники, крупные бандиты, «новые русские», мигом разбогатевшие на торговле и при дележе бывшего госимущества, ну и те, кто бывал там и раньше – дипломаты, моряки и спортсмены. Первыми жертвами инфекций и инвазий пали туповатые «новые русские», накинувшиеся в этих странах  на экзотичную пищу в местных ресторанах и забегаловках. Помнится, тогда в моде было блюдо «Пьяный краб». Это сырое мясо краба в вине. Крабы и раки вообще опасная штука, и употреблять их в пищу необходимо только свежими и после тщательной кулинарной обработки. «Новые русские» в Индии и Таиланде, где отсутствует канализация, и всю грязь в прибрежные воды смывают ещё с побережья и тропические ливни, заболевали не просто дизентерией, а амёбной дизентерией. Тот ещё паразит. Бактериальную дизентерию антибиотики ещё бьют, а амебы насквозь проедают кишечник человека, и дают смертельное осложнение – перитонит.
   
   Но вернемся к нашим баранам. К кукумарии. Итак, никто её не собирал, готовить мы её не умели, и даже местные рыбаки на наши вопросы лишь презрительно морщили нос. Мол, это на любителя. Мясо жесткое, как у устрицы, и возни много. Опять же – долго надо варить, а потом ещё резать соломкой и тушить. В общем, аппетита такие сведения не вызывали, да мы и сами относились ко всем морепродуктам очень прохладно. И зря.
   
   Спустя несколько дней вечером разыгрался сильный шторм. Небо потемнело, хлестал ливень, а Охотское море вздулось от волн, и яростно хлестало берег. Едва дождь стих, мы отправились на берег посмотреть, что там нового. К тому времени море давно смыло свои прежние подарки, которые там меняются каждые три дня. Я ожидал увидеть медуз, дохлую касатку, как это было недавно, и мы разжились на сувениры и поделки великолепными острыми зубами этого кита. Порой шторма выбрасывали мертвые тушки тюленей и дохлых рыб, и праздник начинался не только среди чаек. На противоположной стороне реки Большой во множестве водились бурые медведи, которых на Камчатке очень много. Эти зверюги тоже терпеливо ожидали начало нереста нерки, а в ожидании хода лососей, ночами переплывали реку и стаями шлялись по берегу моря, где всегда можно найти, что поесть. Запах падали камчатские медведи чуют за два километра, и дохлый тюлень с душком или гнилая морская рыбина для них деликатес. Можно совершенно неожиданно наткнуться на мокрого взлохмаченного мишку, и если ему некуда бежать, то дело плохо. Самое мудрое решение – бросаться в воду, даже если бьет большая волна. Целее будешь. Чаще зверь сам пугается и, наложив большую кучу навоза, кидается прочь. Рыхлая кучка медвежьего  помета часто пикантно покрыта  сверху свежей ягодой, которой мишка только что лакомился  в кустах. На своих четырех лапах медведь развивает дикую скорость , и морская волна ещё не слизала его следы у кромки воды, а зверь моментально оказывается в двухстах метрах от тебя, и исчезает из виду. Местные псы из захиревшего районного центра Большереченск ведут себя по отношению к камчатским медведям, как собачка из известного мультфильма "Жил-был пёс" к старому лесному волку. Даже на лают, когда медведи ночами шляются по окраинам населенных пунктов и по базам сезонников, добывающих или обрабатывающих лосося, и лазят там по контейнерам с пищевыми отходами. Когда про Россию за рубежом думают, что у нас по улицам ходят медведи, то в случае с Камчаткой иностранцы не далеки от истины.
   
   На этот раз море опять кидалось кукумарией. Бедные голотурии взлетали в воздух, с силой выброшенные волной, и шлепались на песок. Чайки не обращали на них внимания, и круглым глазом косились, нет ли двустворчатых ракушек. Ракушки тоже летели, но не так часто. Берег был уже достаточно сильно завален несчастными голотуриями, но на этот раз тут стояли два старых внедорожника, и несколько женщин нерусского вида, в плащах с капюшонами, невзирая на плохую погоду, собирали именно кукумарию. Мы заметили, что они берут не всех голотурий, а только подающих признаки жизни. Мы разговорились. Женщины приехали на Камчатку в гости к родным из Калмыкии, и теперь все вместе собирали кукумарию, из которой делают чудную настойку для повышения потенции у мужиков. Вот тебе и кукумария! Из нее можно приготовить не только десятки блюд и приправ к блюдам, но именно эта голотурия обладает рядом ценных лечебных и профилактических свойств. Мясо кукумарии и экстракты из него восстанавливают печень, повышают иммунитет, помогают в начальной стадии онкологических заболеваний, и  помогают ещё при целой куче разных недугов. Помимо этого мясо кукумарий служит залогом долголетия, и именно поэтому японцы живут дольше прочих народов. Существует даже японская пословица: «Ночь крепкого сна продлевает жизнь на три дня, а всего одно блюдо из кукумарии продлевает жизнь на целый месяц». Калмычки заверили нас, что настойка из кукумарии сильнее даже знаменитого корня женьшень, который китайцы так ценят за то, что он дает долголетие и мужскую силу. Насчет средства от онкологических заболеваний они просветили нас, серых, что из мяса кукумарий учеными уже получен препарат «Кумазит», который пока проходит клинические испытания и будет назначаться больным после химиотерапии и лучевой терапии. Сахарный диабет, заболевания печени и суставов – всё в Японии давно лечат экстрактами и мясом этой самой кукумарии. Мы тут же записали рецепт настойки, и набрали ещё живые фиолетово-бурые комочки с желтыми разводами на брюшке, чтобы попробовать любимую пищу японцев. Никаких ножек на брюшке сжавшихся в комок кукумарий мы не заметили – они втянули их в себя. Стоит опустить эту голотурию в морскую воду, как она постепенно принимает вытянутую форму. Никаких колючек или жестких известковых игл, как у трепанга, у кукумарии нет, и её короткие многочисленные ножки больше похожи на огуречные пупурышки. Вокруг хоботообразной головы венчиком идет десяток тонких щупалец, которыми кукумария обшаривает каменистое дно отмелей в поисках пищи. Питается это животное совсем не илом, как некоторые думают. Ил содержит массу простейших, вроде инфузорий и амеб, но ещё больше различных бактерий. Ими она и питается. При этом, мясо кукумарии не только стерильно, но и обладает бактерицидным, а значит и заживляющим действием, а клетки вырабатывают практически все необходимые человеку аминокислоту, много витаминов, и гормоны, вызывающие усиление активность иммунной системы и способность тканей к регенерации.
   
   Варить кукумарию надо часа два-три, предварительно сняв кожный мешок, и удалив все внутренности. Внутренности забиты песком, как у дождевого червя перегноем. Кукумария пропускает через свой кишечник песок, а нужные ей бактерии, облепившие песчинки служат ей пищей. Вареная кукумария идет на приготовление множества блюд, лучшим из которых мы единодушно признали мясо, настроганное соломкой, тушеное с папоротником-орляком. Ну, и популярную во Владивостоке скоблянку. Скоблянку из мяса кукумарии готовят пополам со свининой – тоже тушат на медленном огне, добавив масла, томатный соус илук. Рецептов  блюдиз кукумарии много. Корейцы, те, конечно, подают её с очень острым соусом. Жители России вообще не знают блюд из голотурий, и о их целебных свойствах. Хотя в магазинах Сибири и Средней России можно найти мороженое, или варено-мороженое мясо кукумарий, и бывают консервы. Например, «Кукумария курильская». Это, конечно, не то, что свежая кукумария, но мороженое мясо сойдет, если вначале хорошо отварить.
   
   Когда мы прониклись к этим морским животным большим уважением, то на ближайшей отмели посмотрели, как они живут, надев маски и ласты. Мы попали в брачный сезон, и яйца этих созданий оказались изумрудно-зеленого цвета, в виде плоских дисков. Откладывали они их не в песок, а среди водорослей, и над скоплениями кукумарий вода как-бы вскипала зелеными сполохами. Среди голотурий немало гермафродитов, но есть и разнополые виды. Гонады этого донного животного давно используются фармакологами в качестве ….. средств. А вот настойку мы так и не попробовали. Как-то некогда было, и никто из нас на потенцию пока не жаловался.
               
                ***
   
   Довелось мне попробовать и гуйдака, о котором я раньше никогда не слышал. Похож на голотурию, но я слышал, что это всё же моллюск. Это более крупные создания необычного вида. По бокам тела гуйдака имеются две небольшие раковины, непонятно какую роль играющие в его жизни. То ли остатки наружного панциря в виде атавизма, то ли в юности гуйдак их всё же использует. Хороший гуйдак может весить килограмма полтора, но чаще встречаются особи на полкило. Долгожитель среди не только моллюсков, и вообще всех животных. В Приморье их охотно собирают местные жители. Чуть налетает циклон с хорошим ураганом и штормом, любители собираются к побережью на гуйдака. Собирают ящиками, мешками, и не на продажу, а для собственного употребления. Про запас. От этого зверя наши соотечественники берут только хобот – удлиненную  переднюю часть тела. С него, ошпарив отрезанный хобот  кипятком, снимают длинную, как чулок кожу – именно на такую длину живой гуйдак способен растягиваться на дне морском. Хобот режут вдоль, чтобы очистить внутри два канала от песка. Всё. Можно нарезать соломкой и есть сырым под соус, можно приготовить массу блюд.
   
   Но настоящим королем среди голотурий и разных, там, гуйдаков, является жутко полезный и популярный у народов Юго-Восточной Азии трепанг. При слове «трепанг» мне сразу вспоминается Владивосток, где родился мой отец, и романтика дальних стран, где по улицам бегали босоногие китайские рикши, в портах сновали китайские кули, слышалось щебетанье вьетнамцев, говор корейцев, и гортанная речь жителей Японии. Трепанг – это женьшень и охотник Дерсу Узала, это  необычная китайская кухня, китайская и тибетская медицина, это таинства Востока, но, прежде всего, это Японское море. Сейчас о женьшене и трепангах уже подзабыли, в моде суши и повара-сушисты, и некоторые другие японские блюда. Вот только японцы почти не произносят букву «Ш». Они говорят  «Суси», «Сикотан-то» - вместо привычного нам слова Шикотан, а Сахалин у них издавна именовался, как Карафуто. Славу трепангу всего несколько поколений назад создали всё же не японцы, а китайцы, ещё в XVI веке называвшие его в своих трактатах о медицине «морским женьшенем». Называют его они и «морским корнем». Если Уссурийская тайга привлекала и привлекает китайцев своим женьшенем, то заливы Японского моря привлекали их именно трепангом. Во времена Российской империи и вплоть до конца 30-х годов XX века пограничного флота на Дальнем Востоке Россия почти не имела, и японцы били в наших водах морского котика, сивучей и китов, добывали камчатского краба, лосося и кукумарию, а вот китайцы спешили к благодатным водам залива Петра Великого за трепангом. Там, на каменистых отмелях на дне ползали эти шипастые голотурии, на которых русские первопроходцы смотрели, как на жареных гусениц, и китайская кухня во Владивостоке вначале не пользовалась популярностью.
   
   Китай всегда живо интересовался богатствами Сибири и Дальнего Востока. Эта страна и сейчас время от времени претендует на наши земли, требуя передать Приморье, Сахалин и даже земли Даурии. Некогда Китай захватил и Корею с Монголией, и Маньчжурию. Ту Монголию, где кочевой столицей была Урга, а теперь стал Улан-Батор, отвоевал у китайцев не кто иной, как генерал барон фон Унгерн, отколовшийся от атамана Семенова, и создавший Азиатскую дивизию. Унгерн, как и Рерих или Петр Бадмаев, мечтал о создании независимого монгольского государства, но с дуру поперся со своей дивизией на Верхнеудинск, и уже в районе Гусиноозерска был разбит. Он освободил монгольского владыку Богдыхана, но грабил дацаны, был жесток с подчиненными, и кончил тем, что большевики просто вошли в Монголию, объявили там народную власть, а самого генерала после суда расстреляли в Новониколаевске – нынешнем Новосибирске. Внутренняя Монголия так и осталась у Китая. На правах автономии, но сейчас быстро заселяется китайцами. Та же участь постигла земли близ Индии и Ферганской долины у подножий Памира и Тяньшаня. Там, где раньше была Кашгария и Кокандское ханство. Теперь это Синьцзян-уйгурская автономия Китая, также претендовавшая ранее на независимость.С чистой водой у огромного населения Китая дела плохи, с ресурсами тоже, китайцы быстро осваивают многие страны, уже залезли в Южную Америку, а богатым этническим китайцам уже давно принадлежит большая часть промышленных предприятий не только в Таиланде, но и в Казахстане. Идет тихая, и не очень тихая война за новый передел мира.
   
   По Сибири шатались китайские старатели, хоронящиеся от местных властей, властных российских золотопромышленников, владевших золотыми приисками, и таежных бродяг, среди которых было немало душегубов и бежавших с каторги уголовников и бандитов. По ручьям и рекам, пользуясь лишь наскоро сколоченным старательским лотком, а то и тазиком и лопатой, китайские старатели забирались в такие дали, куда не скоро ещё пришли советские геологи и топографы. В Уссурийскую тайгу лазили не только за женьшенем, но и за редкими видами змей, съедобными лягушками, корешками и травами. Скупали у местных охотников медвежью желчь, медвежьи лапы и жир, пушнину и очень уважали уссурийского тигра, за которого предлагали большие деньги. Обосновавшиеся в Приморье китайцы добывали на отмелях трепанга. Блюда из него, очевидно, так ценились в Поднебесной империи, что даже непрерывные войны и смуты, охватившие Китай в XX веке не помешали этому промыслу. Выращенный на плантациях женьшень постепенно терял свои целебные качества. Так же и трепанг плохо приживался на китайских отмелях, привычный к особому составу морской воды с пониженным содержанием солей.
               
                ***

   Размножение трепанга, как и многих других морских животных, очень интересная вещь. К  середине лето, когда вода у берегов прогреется, в зарослях морских водорослей начинается скопление половозрелых особей. Растут трепанги медленно, и проходят несколько стадий личинок, большинство из которых становится жертвами рыб и морских звезд. Через год жизни трепанг величиной всего с грецкий орех, через два года – с желудь, но лет через пять-шесть он может вырасти размером с кулак или хороший огурец. Отдельные экземпляры вымахивают в длину до 40 сантиметров. Самка трепанга выбрасывает в воду миллионы яиц, и над скоплениями голотурий стоит розовое облако гонад, медленно оседающее на дно, в чащу морской травы зостеры, где обычно проходит нерест. Глубина нереста обычно не превышает 30 метров, а для нормального развития вылупившихся личинок нужны подводные кусты красных водорослей анфельция, а затем и корни других подводных растений. Огромное значение имеет определенное содержание солей в морской воде, и больше всего для этого подходит залив Петра Великого  Японского моря. Питается трепанг отмершими частицами морского планктона и кусочками водорослей. На первый взгляд. На самом деле основной его пищей являются бактерии и простейшие, которыми усеяны донные отложения, в том числе ил и даже песок. Вот почему кишечник трепанга, достигающий метра в длину, порой забит песком. Необыкновенно живучий, трепанг в пресной воде выбрасывает свои внутренности в воду, как пружину, и быстро погибает. В его организме действительно много биологически активных веществ, обладающих целебными свойствами, и настойка из свежих живых трепангов куда круче виагры, действие которой может быть крайне вредной для организма.  Так что морской корень жизни хей-сын, как правильно звучит на китайском языке название трепанга, не зря заслужил популярность у народов Юго-Восточной Азии и в китайской медицине. 
   
   Если кто-то заинтересуется трепангом или женьшенем, то в наше время вам могут подсунуть вместо трепанга кукумурию или любую другую похожую голотурию. С корнем женьшень ещё проще, и этот способ обмана известен уже сотни лет – на легендарный корень женьшень как две капли похож корень обычного забайкальского или даурского багульника. Такой корень по форме напоминает человечка, если обрезать более тонкие отростки. Что касается капсул и пилюль женьшеня, используемых в гомеопатии, то автор затрудняется сказать что-либо об их пользе. Китайцы и жители Дальнего Востока всегда использовали спиртовые настойки из женьшеня и трепанга, а также спиртовые вытяжки.
   
   Сейчас трепанга разводят в заливе Петра Великого в особых коллекторах из тонкой сетки с пучками анфельции. Процесс не быстрый, но на отмелях на глубине 30 метров в привычной среде обитания трепанг продолжает размножаться, и розовые облачка гонад так же взлетают в воде над скоплением этих голотурий в сезон созревания яиц и появления из них первой стадии личинок. На новых отмелях постоянно меняющегося морского дна появляются новые колонии этих донных животных, которых любители добывают с аквалангами и в масках с ластами. Есть и более мелкие места, где трепанга, как в старину, добывают простой острогой. Деликатесом в России он так и не стал.