Кедровое солнце

Витьке было шесть лет от роду. Шесть лет в этом пропитанном сосновым воздухом, пряным светом и птичьим щебетом мире.
…Мальчуган высунулся из распахнутого окна, втянул жадными ноздрями свежесть спелого августовского утра и сказал сам себе: «Пора!». Перелез через подоконник и сразу ухнул в мокрые лопухи у завалинки. «Ух!» Потом – мимо огуречной кучи, мимо капустных грядок, по картофельной борозде, пригибаясь – чтобы мамка не увидела ¬– и через забор…
Лес, густой и высокий, встретил косыми лучами солнца, запахом можжевеловых кустов и хрустящей под ногами хвоей. Вот большой муравейник, ростом с самого Витьку. И если послюнявить палочку и положить на муравьиную кучу, вскоре она станет кисленькой, ее можно облизывать.
Слева, у краешка тропинки, Витька увидел стрелку, сложенную из прутиков. Это вчера они играли в «Казаки-разбойники». А вот еще одна стрелка, из сосновых шишек, уводящая влево. Но мальчишке надо прямо. Он ускоряет шаг.
Наконец, добрался до кедров. Деревья, посаженные чьей-то заботливой рукой, может, еще сто лет назад, стоят в торжественном, строгом ряду.
Витька знал трех смельчаков, которые забирались по веткам до самого поднебесья и оттуда сбрасывали липкие золотисто-карие шишки. А здесь, внизу, их ждали словно дивные дива, словно сокровища из восточных сказок. Уносили с собой, набивали карманы и кепки. Уносили в лес, где разводили закатные костры, от которых поднимался горьковатый, прозрачный дым. Весело трещал хворост, летели алые искры. Появлялась зола, в которой ребята запекали шишки. Нет ничего звонче и вкуснее, чем щелкать эти жемчужинки под шутки и смех товарищей. И мир вокруг костра, лесной и темный, кажется вовсе не грозным и чужим, а добрым и родным, как и все эти ребята, собравшиеся вокруг костра.   
Витька положил руку на крепкую теплую кору кедра, посмотрел вверх. «Зреют, ждут своего часа…»
Легкая белка рыжей молнией прыснула по стволу и скрылась в зеленом тумане. Может, совсем скоро, он так же, как его смелые друзья, заберется на самую верхушку и будет щедрой рукой сбрасывать мелюзге тяжелые драгоценности.
Вспомнил вдруг бабушку, умершую месяц назад. Вспомнил ее рассказ о том, как она, когда была маленькой, полезла «на кедру», потянулась за шишкой и сорвалась с огромной высоты. И тут бы ей разбиться, но зацепилась холщовым (это значит ¬– очень крепким) платьишком за ветку, и так спаслась. А вот если бы тогда разбилась? И не было бы на свете тяти. И его, Витьки, получается, не было. Но дальше этого мальчуган думать не мог, не нашел сил представить, как бы его совсем-то не было. Ведь он же был, он есть. Вот стоит, положив ладонь на кедровую броню. А если он есть, то и думать про плохое не нужно. И он думал про бабушку, про то, как ее любит, как трудно ему теперь без нее.
Когда от тяти влетало за что-то (сейчас уже и не вспомнить всего!), бабушка внука  жалела, вытирала его горькие слезы платком, у которого был запах парного молока, и говорила простые, теплые, как хлеб, слова. И хотя повторить эти слова Витька потом, как ни старался, не мог, они обладали удивительной силой приводить мир в порядок и все расставлять по своим местам.   
Витька отступил на шаг и задрал голову так, что свалилась его заношенная кепчонка. Он хотел увидеть небо и облака, за которыми была его бабушка. Мальчуган твердо знал, что она в раю, потому бабушка много работала и никому не делала плохого.
Слезы потекли по щекам. Витька все смотрел ввысь, шмыгал носом и одними губами, неслышно повторял: «Бабушка, моли Бога за меня!»
Он не знал, для чего беззвучно выкрикивал эти слова, которым его никто не учил, которые сложились в душе сами и теперь неудержимо рвались наружу. 
В себя пришел, услышав, как тяжело и глухо, словно большой камень, ударилась о землю кедровая шишка. Мальчуган подобрал ее и стал рассматривать, как будто никогда в жизни ничего похожего не видел.  Он вдруг почувствовал теплоту под сердцем. Даже ему, шестилетнему, было понятно, что прямо сейчас произошло чудо. Он держал на ладони смолистую, с прилипшей желтой хвоинкой шишку как привет от бабушки, как письмо из рая.
Вдоволь налюбовавшись нечаянным подарком, мальчуган сунул шишку  за пазуху и зашагал домой, спокойный, уверенный и счастливый.