Дом французов

                Дом французов.   

Автор Шаторный Александр

- Ой, девчонки! Французы приехали! – Верка Самсонова ворвалась в комнату женского общежития с этой новостью, сразу взбудоражившей небольшой сибирский город, где давно отгрохали крупный комбинат краевого и союзного значения, выпускавший теперь целыми железнодорожными составами из местной нефелиновой руды полуфабрикат алюминия под названием глинозём. Чистый алюминий плавили уже металлурги на заводе областного центра, а в этом городе с несколькими рудниками, росли, как грибы после дождя, дочерние предприятия комбината в виде заводов по производству цемента, керамзита, кирпича, и прочих нужных для строительства развитого социализма видов строительных материалов. Французы приехали строить небольшой уникальный завод по выпуску фтористого алюминия, в котором нуждались сразу несколько отраслей народного хозяйства. Этот самый фтористый алюминий применялся и при производстве самого металлического алюминия в качестве электролита, и на него был спрос в металлургии при выплавке  других цветных металлов. 
   
   Почему именно французы? Что, нужных специалистов в этой области не нашлось в братских странах социализма? В Чехословакии, например? Или в этой капиталистической Франции, где империализм должен давно загнить согласно учению Маркса-Ленина, более передовая технология в этой отрасли? Этого толком никто не знал, да особо и не интересовался. Тут и китайцы когда-то работали. Строили стены самого глиноземного комбината, возводили цеха и производственные корпуса, и никто тоже не задавался вопросами, почему понаехали тогда сюда жители Поднебесной, где правил тогда мудрый кормчий Мао Цзэ Дун, чуть позже едва не начавший войну с прежде братским Советским Союзом. Но китайцы были тут уже давно, и работали они простыми строителями, а эти парни из самой, что ни на есть, Франции, специалисты узкого профиля. То ли тоже металлурги, то ли химики, но монтажники оборудования и строители среди них точно есть. Стало быть, рабочий класс, пролетариат, и всё этим сказано. Не буржуи же, и у них в стране, как сказано в учебниках истории, тоже было две революции подряд. Правда, обе французские революции были буржуазными, и закончились они резней тех, кто их и начинал, когда вождей революции объявили врагами народа и отправили на гильотину. Так и у нас революции кровавые были. И тоже, как упорно твердят некоторые, закончившиеся истреблением верных ленинцев, комсостава, якобы замышлявшего военный переворот, и геноцидом наиболее работоспособной и крепкой части населения страны, некогда кормившей хлебом всю Европу. Теперь зерно, сказывают, мы покупаем у тех же империалистов в США и Канаде, зато в космосе и по ракетам «впереди планеты всей». Но это тема другая, и мы лучше поговорим о французах.

   Что касается китайцев, то это ещё бабушка надвое сказала, что комбинат в городе начинали строить они. Могла быть бригада-две, но скорее всего на новую стройку приезжали по комсомольскому призыву таджики, узбеки или казахи. А начинали глиноземный комбинат и нефелиновый рудник строить, конечно же, зеки. Знающие люди, которые постарше, лишь усмехались, когда кто-то начинал говорить о новых комсомольских стройках. Комсомольцы в этой стране на всесоюзные стройки приезжали позже, порой - казалось бы на пустое место. Но перед их появлением дороги, мосты, просеки в тайге и разные, там, насыпи делали узники лагерей, дешевая рабочая сила, чьими руками и были созданы наиболее значимые объекты на просторах Сибири и Дальнего Востока. От этих лет, когда зеки рыли тут котлованы под будущие новые заводские корпуса и цеха, остались только смутные воспоминания об огороженной колючей проволокой зоне строительства, куда местное население особо не заглядывало, опасаясь солдат в синих фуражках, темные колонны людей в робах и серых ватниках, которых гнали с вокзала через город, да тревожное время, когда по ночам вечно голодные зеки лазили по огородам, воруя ранний картофель и прочую подножную снедь. Строили тогда много, и по всей Сибири, и небольшой городок, насчитывающий в начале века всего несколько сотен жителей вдруг вырос до третьего по величине в крае города со стотысячным населением.

                *******
   
   Женские общежития комбината кипели страстями, и новость сразу облетела всё население города, особо заинтересовав слабый пол. Не сговариваясь, незамужние женщины и девушки, особенно те, кто работал на комбинате и его заводах, начали дружно готовиться к этому знаменательному для них событию, оживленно прихорашиваясь, и соображая, какие именно  возможности в личной жизни дает такое знакомство с иноземными пролетариями. О французах знали совсем немного. В частности, широко были известны Наполеон Бонапарт с «двунадесятью языками» бежавший из сгоревшей Москвы, и оставивший добрую часть своих армий в снегах России, и французские духи, о которых девчонки только читали в книгах. Французская кухня, рецепты которой нетрудно найти, была в Советском Союзе практически невозможна из-за полного отсутствия многих сложных кулинарных изысков. Может быть, в Москве или Риге с Ленинградом, где снабжение было намного лучше, и можно было сделать нечто подобное, что предлагали французские кулинары, но в этом сибирском городке никогда не видели ни спаржи, ни оливкового масла с маслинами. С прочими изысками тоже было туго, и пища была простая и здоровая. Щи, борщи, никаких солянок, котлеты с макаронами, картошка во всех её видах, и пирожки с всевозможной начинкой. По рукам ходили рецепты вариантов новогоднего салата Оливье, о котором в далеком Париже даже не слышали, тортов «Наполеон», и прочих доступных здесь десертов и кулинарных изысков. Заметим, что названия их часто были французскими. Впрочем, многие в Стране Советов вполне справедливо полагали, что питаются лучше, чем жители Европы, несмотря на тотальный дефицит. В этом была доля истины. Европа питалась неплохо, и рецепты её кухни были предметом подражания, но куда ей было до российской кухни! Русская пища, в том понимании, какой она была до введения уродливого общепита, была куда более полезной и здоровой, начиная от ржаного хлеба, наваристых щей с пирогами и расстегаями, и заканчивая такими кулинарными изысками и шедеврами, как паровая осетрина с чёрной икрой. В начале 80-х полки магазинов были уже не такими пустыми, многое можно было достать, а деньги у населения в те годы имелись, и холодильники советских граждан отнюдь не пустовали. В столовых и кафе комбината только обедали, а по праздникам столы в семьях ломились от заранее добытых дефицитных продуктов и блюд, каждое из которых было гордостью хозяек и гвоздем программы. Русская кухня славилась своими здоровыми и отменными блюдами из натуральных продуктов, и по сравнению с ней особенно проигрывали американцы, толстевшие не только на картошке фри, но и на жирных и высококалорийных бутербродах. Америка с фастфудами на скорую руку типа гамбургеров и его прочих многослойных собратьев, почти не знало супов, и кулинария там давно стала слишком примитивной. Зажратая Европа, столь щепетильно относящаяся к национальной кухне и качеству продуктов, тоже сильно отличалась от русской кухни. Так что, было, чем удивить иностранцев, хотя те, конечно, привыкли совсем к другим продуктам.
   
   В России, где французская классика выпускалась огромными тиражами, знали  Францию по романам Гюго, Золя и Дюма времен XIX века, но очень мало представляли современную жизнь французов. Из всех достопримечательностей французской столицы кроме Эйфелевой башни вспоминались только Собор Парижской богоматери и Лувр с Версалем. Монмартр с его кабаре «Мулен Руж», и базилика Сакре-Кёр были известны немногим.  Гранд-Опера была знакома нам только по известной кинокомедии с участием Луи де Фюнеса. Гораздо лучше представление о Франции давали Алексей Толстой и литература о белоэмигрантах, осевших во Франции, но со школьной скамьи все помнили только о Бастилии и отважном мальчишке по имени Гаврош, Парижской коммуне и её вождях. Было то самое время, когда кроме романов Дюма о похождениях трёх мушкетеров, которые надо читать в определенном возрасте, всё население зачитывались книгами из серии «Проклятые короли» Франсуа Дрюона, поступавшим не в свободную продажу, а выкупаемую за сданную гражданами макулатуру. Впрочем, популярные книги можно было достать у фарцовщиков или обменять на другую востребованную литературу в обменных пунктах магазинов «Букинист». Опять же, этот Дрюон писал о пронумерованных королях и дворцовых интригах с любовными трагедиями, а в то, что происходило во Франции после Второй мировой войны, никто толком не вникал. Вроде де бы президентом там вначале был генерал де Голль, и Франция, как и Великобритания, стремительно теряла свои колонии в Азии и Африке. Впрочем, это для большинства женщин было совсем неважно. Беседовать с французами о политическом положении никто не собирался. Те из жителей города и работников комбината, кто хотел не ударить в грязь лицом и показать свое полное невежество о современной Франции, полезли в словари и справочники, но подчерпнули там очень сухие сведения и факты. Большинство девушек не удосужились даже выучить пару банальных фраз на французском языке. На кой они нужны, пусть это французы здесь осваивают великий и могучий русский язык, на котором писали граф Толстой и пессимист Достоевский, и на котором изъясняется, вперемешку с матами, население шестой части Земли.
   
   В том то и дело, что, несмотря на факт, что Советский Союз был самой читающей страной мира, настоящие хорошие книги, подчас очень дефицитные, читали далеко не все. Вся партийная номенклатура города и руководство комбината с местной интеллигенцией, безусловно, шли в ногу со временем. Но девчонки из заводских общежитий, бойкие и языкастые, вряд ли знали о русской девушке по имени Гала, которую любил Сальвадор Дали, о полотнах французских художников, Коко Шанель с её строгой модой и духами, о гробнице Наполеона, сработанной из русского порфира, и кабаре «Мулен Руж» с его танцовщицами, лихо отплясывающими канкан.
   
   Этот контингент знал о французах больше по фильмам с участием Алена Делона, Бельмондо и Жерара Депардье. Нельзя сказать, что девчонки были совсем уж серые и неграмотные. Время было уже не то, когда сосланные в Сибирь люди дичали в бараках и даже землянках, и семьям, отправленным на поселение, запрещалось учиться в вузах. Выросли, одно за другим, сразу несколько других поколений. Многие закончили не только восемь классов и ГПТУ, но и всю десятилетку, иные заочно учились в техникумах или филиале Института золота и цветных металлов, решив связать свою судьбу с металлургией. Но немало было и таких, кто не имел никакого отношения к комсомолу, девушек из неблагополучных семей, где родители крепко выпивали, и в ходу были матюги с подзатыльниками и пьяными скандалами. Хватало и девчонок из деревни, которые понаехали в города из колхозов, и из таёжной глубинки. Очень многих из них объединяло стремление устроить свою личную жизнь, и на свое пребывание в общежитие они смотрели, как на временный этап. Комбинат построил для своих работников немало панельных пятиэтажек, и семейным парам не так уж трудно было получить квартиру и место в детском садике. Хорошая крепкая семья и профессия, нужная на комбинате, были гарантом будущей жизни. Однако комбинат с его пылью, кислотами и щелочами, грохотом дробильного цеха, вибрацией и прочими производственными вредностями, нравился не многим. Его ругали все, кому не лень. Ругали за экологию, профессиональные болезни, бесконечный смог, стелющийся над городом, и мечтали о более чистых и спокойных профессиях, а то и вообще уехать из этого места туда, где гораздо теплее зимой, есть море, больше зелени и много фруктов. Наконец, мечтали и о больших городах с театрами и огромными магазинами, просторными парками и почти столичной жизнью. Объединяло этих девушек и женщин стремление жить лучше, но каждый понимал это по-своему.
   
   Французы? Да, конечно все слышали про ихнее шампанское, которое никогда не видели, как и французские коньяки и вина. В Советском Союзе всё было своё, даже шампанское. Франция и французы в представлении многих были связаны почему-то с чем-то непременно очень весёлым, развязным, лёгким и даже праздничным. Это страна – законодатель мировой моды, красивых женщин и галантных мужчин, где не жизнь, а праздник. Прекрасная Франция, утопающая в цветах и виноградниках, старинные города с ратушами и замками по реке Луаре, беспечные французы и модно одетые француженки. Голосистая Мирей Матье, рыжая египтянка Далида, тёмненькая и совсем невзрачная Коко Шанель и длинноногие бестии-модели в открытых платьях в салонах высокой моды. Каждый имел своё представление о Франции, но представление о мужчинах этой страны было почти у всех одинаковое. И никто не вспоминал о сокровищах Лувра и Эйфелевой башне с французской классической литературой, а просто воспринял известие о приезде французских рабочих и специалистов, как событие, которое внесёт в жизнь города немало перемен. Вот это новость! Французы в нашем городе? Будут строить завод? Это долгая история, приличное предприятие и за год не построят, а значит, парни из далекой отсюда Франции приедут не в гости, и с ними можно будет знакомиться и общаться. Как именно общаться, если в местных школах предпочтение отдавали преподаванию английского и немецкого языков, особо никого из девушек не смущало. Там  видно будет. Сейчас надо встретить и посмотреть, что за народ такой, эти французы. Разберёмся, девочки!
   
   Надо сказать, что население самой читающей в мире страны не только знало французскую классику лучше самих французов, но и историю с географией, хотя это стало заметно спустя много лет, когда «железный занавес» окончательно рухнул. В наше время и в России появились молодые люди, путающие Красноярск с Краснодаром, и не имеющие понятия о Крайнем Севере и автономных республиках. Но при тесном общении с иностранцами выясняется, что некоторые не только не знают, где находится Россия, но и вообще ориентируются только в пределах своего штата или провинции. Практичным иностранцам это просто не нужно, и живя на Аляске, они могут ничего не знать о Джеке Лондоне и «золотой лихорадке» в Клондайке столетней давности. С историей дело обстоит ещё хуже, и этим больше интересуются специалисты и любители. В этом сибирском городке население было неплохо подковано о географии своей обширной страны, но абсолютно ничего не знало о провинциях Франции. На память приходили только Гасконь, откуда в Париж приехал д*Артаньян, Прованс и Коньяк. Впрочем, и это было неважно. Но пока в комнатах женского общежития соображали, как бы лучше приодеться перед модниками-французами, чтобы не выглядеть слишком убого, в приличных квартирах приличных семей девушки засели за словари и справочники, прикидывая, о чем можно будет беседовать с иностранцами, чтобы не выглядеть необразованными дурами. У этих девушек с нарядами и косметикой всё было в ажуре, и они прекрасно знали, что французские модели задают тон только на подиумах, а средняя обычная парижанка одевается просто, используя минимум косметики и предпочитая удобную повседневную простую одежду. Замужняя часть населения судачила о французах не долго, и их больше занимали семейные дела и проблемы. Мужики только пожимали плечами. Мол, эка невидаль, французы! Вот если бы в город приехали француженки!
   
   Администрация города, как и руководство комбината, заранее озаботилась благоустройством улиц и общественных мест. Была ликвидирована часть свалок, которые могли бросаться в глаза, и приведены в порядок уже немногочисленные общественные сортиры, от внутреннего вида которых многим иностранцам стало бы дурно. Лозунги, призывающие выполнить решения каких-то там очередных партийных съездов, решили оставить, но портреты вождей, немного поблекших от местной глиноземной пыли и дождей, заменили, а памятник Ленину у помпезного здания горисполкома заново окрасили. Там, куда иностранцев собирались пригласить для ознакомления с культурной жизнью горожан, тоже навели должный порядок. Никто в городе не знал, чего стоило горкому партии, руководству завода и администрации города выбить у краевых и столичных органов снабжения к приезду иностранцев дополнительные дотации на продукты питания и товары повседневного спроса. Это было архиважно – французы непременно захотят увидеть советские магазины и посмотреть имеющиеся в них товары. Хотя руководство и многие представители городских торговых организаций хранили таинственное молчание по поводу дефицитных товаров, завезенных в город, и не выброшенных пока на прилавки, информация об этом всё же просочилась в народ. Любители новостей и сплетен болтали на эту тему, сильно приукрасив возможности универмага, универсама и других торговых точек города. Впрочем, было известно, что французы привезут своих поваров, и у них будут свои кафе, буфеты и что-то вроде автолавки. Это ещё больше подхлестнуло любопытство женской части населения города, быстро смекнувших, что теперь можно будет разжиться и заграничными продуктами и предметами обихода. Чем, интересно, будут кормить этих французских мужиков? В том, что это будут одни мужики, никто почему-то не сомневался. Не спаржей и клубникой со сливками, что больше подходит буржуа, а чем-нибудь проще, но и не пареной репой. Наверное, никаких консервов,  всё будет свежее, включая выпечку и фрукты с овощами, но бесконечно завозить в такую даль из Франции продукты не станут. Обязательно предложат им что-нибудь отечественное, но очень качественное. Возможно, даже соорудят подсобное хозяйство с теплицами для выращивания шпината и спаржи на период строительства нового завода и пребывания тут французов. Словом, новостей, предположений  слухов хватало с избытком. По вечерам кто-нибудь из девчонок делился с подругами тем, что сказала сегодня парторг комбината Марья Ивановна о тресте столовых, получившем сразу целый вагон чего-то вкусного для французов из самой Москвы. Или, что брякнул в конторе начальник базы УРС Николай Кузьмич, закупивший где-то колбас холодного копчения и десертных массандровских вин. 
   
   Французы представлялись девушкам людьми галантными, законодателями мировой моды, красавцами и сердцеедами, вежливыми кавалерами по отношению к женщинам, к старости становившихся добропорядочными буржуа и скупердяями, живущими на ренту. Ну, ещё они лягушек едят, пьют много вина, наверное, хорошо танцуют, неплохо воспитаны и знают толк в искусстве. Наиболее знающие и продвинутые помнили движение Сопротивления во время войны, эскадрилью «Нормандия-Неман», и наизусть знали имена французских актрис, актеров и даже некоторых кутюрье, имена которых докатывались сюда и часто упоминались в ставшем популярным женском журнале «Burden», получившем в русском варианте название «Бурда моден». Французские фильмы любили смотреть все, и они пользовались особой популярностью после осточертевших индийских фильмов, где все смазливые и несчастные в любви герои постоянно танцуют и поют. Французский язык в школах города никогда не преподавали, и среди населения мало кто мог изъясняться даже на немецком или английском языках. Тут они были просто не нужны, трудовые будни и бытовые заботы как-то не очень способствовали стремлению изучать иностранные языки, и из советских фильмов и принесенных отцами с фронтов немецких фраз давно отгремевшей войны многие помнили лишь отдельные слова и выражения, вроде «Гитлер капут!» и «Хэнде хох!,  да «Ауфвидерзеен!»  Для общения с французами этого было явно маловато. Это никого из девчат не смущало. Наверное, они считали, что молодости не нужны слова, когда есть чувства. Такое мнение напрочь переворачивало давно утвердившуюся догму, что женщины любят ушами. В том, что чувства будут, некоторые ничуть не сомневались. Женская половина человечества вообще уверена в том, что это она выбирает себе мужчин, а не наоборот. Знающие мужики тоже порой утверждали, что женятся только глупые люди, а умные выходят замуж. В том то и дело, что замуж за французов пока никто и не собирался. Но вот познакомиться с ними хотели многие. Это же так романтично, девочки! Париж, Франция, Нотр-Дам, знаменитые кутюрье, шампанское и духи Шанель Коко!
   
   Не таким уж небольшим был этот город, третий или четвертый по количеству населения в крае, где насчитывалось с десяток населенных пунктов, имеющих статус города. Здесь, ввиду наличия глиноземного комбината, даже провели трамвайные линии, обычно строящиеся лишь в более крупных городах, и призванных обеспечить бесперебойную доставку рабочих смен на комбинат и обратно в город. Такие трамвайные линии имели многие промышленные города СССР, иногда совсем небольшие, где трамвайные пути имели всего одну линию, вагончики мотались от проходных завода к жилым комплексам как челнок туда-сюда, и поэтому местные трамваи почти сразу заслужили у горожан ласковое прозвище «Матаня». 
   
   Женщин в городе было не особенно много, как в другом, схожем по количеству населения городке обширного края, куда в войну эвакуировали бывшие частные ткацкие фабрики города Иваново. После войны оборудование назад не повезли, новые цеха демонтировать не стали, а обеспечили бесперебойное снабжение хлопком-сырцом. Быстро вырос огромный новый хлопчатобумажный комбинат, где работала большое количество ткачих и прядильщиц, и наличие крупного женского коллектива компенсировалось там  размещением десятка воинских частей. Чтобы, значит, ни военным, ни ткачихам было не скучно жить. В этом городе подобного явления не наблюдалось. Повыбитых в войну мужиков заменило новое поколение выросших мальчишек. Так уж устроено в природе – после больших войн и убыли мужского населения рождается много мальчиков, возможно, тоже будущих воинов. Когда-то местные шаманы племен, жившие на месте этого города и двух-трёх его рек, и которых русские запросто называли татарами, как часто неправильно называли они большинство коренных народов Сибири, умели предсказывать по положению детей в чреве матери новые большие войны. Как шаманы это делали, остается для всех загадкой. Ведь никакого УЗИ тогда не было. Лежат себе во чревах будущих матерей ещё не родившиеся мальчишки с раскосыми глазами енисейских киргизов, которых как только не называли – и чулымскими татарами, и хакасами. Лежат с зажмуренными глазками и сжатыми кулачками, а правая ручка как будто уже сжимает копьё. Посмотрит шаман на живот беременной женщины, которой скоро рожать, глянет, как рентген на чью-то другую жену, тоже уже на сносях мальчиком, покачает головой, и скажет потом старейшинам и вождям племени: - Будет война, однако. Большая война! Не скоро ещё. Родившиеся мальчики успеют вырасти и стать воинами. – И ему верили, поскольку рождались действительно мальчики, а войны сопровождали человечество всегда. Большие и малые.
   
   Короче, дефицита мужских душ в городке не должно было наблюдаться. Но он был. Не таким сильным, как в городе с хлопчатобумажным комбинатом и ткачихами, где уже строились новые военные городки, но ощущался вполне явно. Молодые мужики уезжали на большие стройки страны, а парни порой не возвращались домой после службы в армии – их вербовали прямо там, и тоже на великие стройки, обещая оклады, льготы и новые квартиры вместо опостылевших бараков и общежитий на родине. Девушки уезжали тоже, но не в таком количестве. Областной центр рос, как на дрожжах, и ряды его населения пополняли жители сельских районов, которых достала колхозная жизнь. Туда же, в более крупные города, ехали и молодые специалисты, и те же жители городов поменьше. В областном центре можно было найти работу чище, чем пыль и грохот в цехах комбината, где вечно воздух отравлен парами щелочи, а повышенная вибрация и температура тоже никак не способствуют укреплению здоровья. Развлечений, магазинов и других возможностей в больших городах тоже больше, хотя воздух и там отравлен выхлопами транспорта и смогом заводов. Так, или иначе, но в те годы миграция молодежи была обычным явлением, новые города росли, как грибы после дождя, и в них легко можно было получить квартиры.
   
   Местные парни не особо пользовались популярностью у девушек комбината, считавших их слишком простыми, или слишком часто пьющими, не перспективными работягами, из которых ничего дальше уже доброго не выйдет. Так и останется подсобным рабочим, шоферюгой или слесарем. Профессия металлурга на комбинате была почетной, и работали там люди солидные, настоящий рабочий класс. Но металлургов и прочих добрых мужиков на всех девчонок никак не хватало, зато имелась масса подружек, наскоро выскочивших замуж за, кого попало, и теперь мыкавшихся с детьми в качестве разведенок и вдов. Немало было и соломенных вдовушек, часто ожидавших мужа-забулдыгу из мест, не столь отдаленных, или уехавшего некогда на заработки на Север, жён горьких пьяниц и алкоголиков, и просто жён, чьи мужья жили довольно серо, от получки до получки. Девушки нового поколения тоже желали жить где-нибудь в больших светлых городах в новых квартирах с хорошими заботливыми мужьями и иметь хорошую и не слишком тяжелую работу. Так рассуждали эти девчонки, работавшие в дробильном и щелочном цехах комбината, глотавшие под грохот породы и вибрацию пыль руды, дышавших парами щелочей и кислот, и мечтавших о более достойных условиях быта, работы, отдыха и существования. Мечтать не вредно, но наиболее настырные представительницы города не только мечтали, но и активно действовали, пытаясь схватить судьбу за хвост. Пока молоды и здоровы.
   
   Требовалось срочно узнать, какие культурные мероприятия ожидаются по поводу приезда «французских товарищей». Такие мероприятия были явлением обязательным и частью жизни тех лет. Концерты самодеятельности, торжественное собрание, праздничный обед по поводу прибытия, торжественные речи и пожелания. Под русскую водочку и закуску. Для этих целей к приезду французских специалистов в соседнем районе заказали свежую чулымскую стерлядь, из граничащей с краем Хакасии привезли блеющих баранов, нашли где-то свежей зелени и даже яблоки. Яблоки, как и прочие фрукты, совсем не были редкостью на столах советских граждан, но сейчас на них был не сезон. Осенью прилавки магазинов были завалены яблоками, арбузами и виноградом, но летом обыватели довольствовались лишь свежей редиской и другими ранними овощами, выращенными на грядках и в теплицах подсобных участков. Зато цены на все фрукты государство держало строго в пределах не выше двух рублей, включая бананы, масса которых портилась ещё при доставке, а ранет и антоновка шли по одному рублю сорок копеек, и даже дешевле. Такая же картинка наблюдалась и с мясом, которое было дешёвым, но его ещё надо было поискать в магазинах, где даже суповые наборы из костей и обрезков были редкостью. На рынках хорошее мясо бывало, но цены уже кусались и достигали пяти рублей за кило. Порой там бывали весёлые узбеки в тюбетейках, торговавшие сочными ароматными дынями, отборным виноградом, изюмом и прочими радостями по весьма приличным ценам, и этот товар шёл ходко лишь по праздникам и памятным датам. С чем не было проблем, так это с крупами, макаронами, соленой рыбой и рыбными консервами, хлебом, дешёвыми винами и водкой. Водка была очень дешевая, и ещё долго после войны в городах было обычным явлением, когда бригада рабочих после трудовой смены спешила не домой, а в рюмочные и пивные, и это не считалось чем-то аморальным, а было частью жизни советских людей. Типа, пусть лучше уж пьют, чем ругать правительство за дефицит, отсутствие приличных жилищно-бытовых условий, государственные займы и навязывание особого образа жизни, который все критиковали, но никто особо не дергался. Общество ещё, вроде бы, не разделилось на богатых и бедных, но разница между чиновниками, служащими и партийными работниками и всеми прочими уже ощущалась очень заметно. Квалифицированные рабочие, которых в своей массе было не так уж и много, жили неплохо. Коррупция со спекуляцией, естественно, уже были, но ещё не расцвели махровым цветом. Пока многие жили ещё очень скромно, и личные автомобили с тяжелыми мотоциклами имели совсем немногие. В ходу были кумачовые лозунги, призывающие идти вперёд к победе коммунизма и портреты вождей, плакаты «Слава КПСС!», красные пионерские галстуки у большинства местных школьников, кирзовые сапоги и сатиновые платья, ватники, сарафаны и духи «Красная Москва» с одеколонами «Шипр», «Тройной» и «Цветочный». Чёрно –белые телевизоры с самодельными антеннами на крышах были у многих, цветные отечественные только появлялись в продаже, и за очень хорошие деньги у спекулянтов можно было приобрести японский «Sony». Время видеомагнитофонов ещё не пришло, зато портативные кассетные магнитофоны уже вытесняли своих катушечных собратьев, а модные раньше транзисторные приёмники брали с собой только на природу. Во многих домах и квартирах ещё стояли хорошие радиоприёмники-монстры, такие, как «Октябрь», по которым родители когда-то слушали «Голос Америки» и радиостанцию «Свободная Европа», пытаясь понять, что там происходит в мире с Кореей и Китаем, и что опять брякнул Никита Хрущев о кукурузе и американцах. Радиолы с грампластинками Апрелевской фабрики пылились в кладовках, незаслуженно забытые, во всех квартирах было местное радио, и по утрам бодрые советские песни и передача «Утренняя гимнастика» будили соседей и пенсионеров через тонкие панели тесных «хрущоб».
   
   Банкет по случаю прибытия и иностранных строителей и специалистов обещал быть на высоте. Из местных деликатесов имелись соленые груздочки, тушеные лисички, морсы и варенье из черники, соленая и свежая черемша, березовый квас, свежая выпечка и конфеты городской кондитерской фабрики. Столовые комбината обильно запаслись ящиками «Советского шампанского» и водкой «Московская», портвейном и настойками рябины и клюквы, выпускаемых  в соседней области. Там были свой спиртзавод, выпускавший продукцию не из стружек и щепы, как на гидролизных заводах, настроенных в Сибири в 50-е, а из картофеля и пшеницы, и на базе его ликероводочный комбинат с богатым ассортиментом качественного  популярного в народе алкоголя на все вкусы трудящихся. Этот город в соседней области был известен также своими зонами, которых из вагонов поездов Транссибирской магистрали не было видно. Дабы они не портили вид своими вышками и колючей проволокой с бараками и овчарками. 
   
   Вопрос обеспечения французов жильём был решен давно. Для этой цели почти в центре города возвели пятиэтажный панельный дом, очень похожий на обычную «хрущёвку», но без балконов, по типу хорошего общежития. Недавно там закончили все отделочные работы, и девчонки – штукатуры и маляры, рассказывали, что на входе в здание уже повесили красную ленточку, разрезать которую доверят одной из самых красивых девушек комбината. Кому именно, решат на парткоме. Здание общежития сразу же получило в народе название «Дом французов».
   
   Итак, где будут жить дорогие гости, было давно известно. Насчет мероприятий, где и когда, тоже было, более-менее, всё ясно, как день. Осталось только прихорошиться, приодеться и выспаться, чтобы не ударить в грязь лицом перед французским пролетариатом, и доказать им, что советские девушки – самые красивые и самые лучшие в мире девушки. В срочном порядке в городе и районе закупались помада, духи фабрики «Красная заря», кремы, лосьоны, новые чулки, и даже туфли на высоком каблуке и «лодочки», которые вообще-то были страшным дефицитом. Но, если хорошо за них приплатить, достать можно. Деньги решали многое. Насчет румян и белил с пудрой было густо, не хватало теней, краски для ресниц с хорошими кисточками, нарядных новых платьев и, конечно, приличных колготок, уже давно и прочно вошедших в моду. Ситцевые платья в горошек разной расцветки и сарафаны тоже почти ушли в прошлое, и в моду входило всё заграничное, дорогое и дефицитное, что можно было достать только в портовых городах, у спортсменов, бывающих за рубежом, или у спекулянтов-фарцовщиков. В больших городах модные заграничные шмотки было добыть легче, и на их обладателей смотрели, как на людей, чего-то уже добившихся в жизни. Редко кто из девушек ходил в настоящем батнике и джинсах фирмы «Wrangler» и «Li» с бронзовыми лейблами и вышитой розочкой на штанине. Больше таскали отечественные «Техасы» на клёпках, пошитые неведомо, в каких подпольных швейных цехах и мастерских. Впрочем, брюки и джинсы предпочитали не многие женщины. Носили какие-то блузки, кофточки с юбками, но непременно с дорогими модельными туфлями и сапогами. На обладателей меховых шуб и шапок, импортной одежды и шикарных туфель, как у женской элиты комбината, достававших всю эту красоту неведомо где, и стоившую очень дорого, смотрели либо с завистью, либо оценивающе, мол, будет время, и такие тряпки добудем. Бусы, брошки и серьги с гребнями и заколками, какие носили предыдущие поколения в 60-70 годы, мало изменились, но теперь вместо простой бижутерии ценились золотые ювелирные украшения, и почти все девушки носили тоненькие цепочки и перстни. Наряжались в будни не всегда, и модные прикиды были характерны для праздников и выходных дней, походы в гости или в кино. У многих парней часто складывалось твёрдое убеждение, что девушки наряжаются вовсе не для того, чтобы нравиться мужчинам, а просто соперничают нарядами и украшениями между собой. На этот раз всё обстояло несколько иначе. К делу надо было подойти основательно, хорошо подготовившись.
   
   После смены женщины осадили имевшихся в городе портных, сразу завалив их мелкими срочными заказами. Все их выполнить быстро было просто невозможно. Поэтому в спешном порядке навещались счастливые обладательницы швейных машинок, которые и подгоняли знакомым и подругам платья по фигуре, щебетали, делясь сплетнями и новостями, и предвкушали грядущие события в связи с прибытием в город таких бравых мужчин, как французы. Можно было подумать, что в провинциальный городок на постой идет гусарский полк, как в славные былые времена прошлого века.
   
   Старый и популярный у девушек портной (у начальства были свои портные) Рафаил Израилевич, которого одно время знали под именем Романа Ивановича, посмеиваясь, спрашивал своих девушек-клиенток:

- И чем они так хороши, эти французы? Красивые, что ли? Чего всполошились, перепёлки этакие? Нужны вы французам! К себе в Европу в качестве своих жён всё равно не повезут. Какие они вам «товарищи»? Франция – капиталистическая страна! Есть там, конечно, и свои коммунисты…На что вы рассчитываете, чумазые сибирячки? На лёгкий флирт? За знакомство с иностранцами вас ещё и на учет кое-где возьмут! Это уж обязательно! За такое дело одно время и статья была! Хоть её и отменили, неприятностей не оберетесь. Тут за монгола или китайца сложно выйти, а все эти французы в КГБ идут за потенциальных шпионов НАТО!
   
   Бормотал он больше для себя. Девушки не слушали его воркотню, куда-то торопились, и глаза у них от новостей и забот были по полтиннику. Но порой улавливали суть вопросов, и отвечали:

- Да мы их и не видели ещё, Рафаил Израилевич! Когда? И в Дом французов их ещё не заселяли! Там Светка Петровская с подругами дежурит – сообщит, когда надо. Говорят, что не просто так вселять будут, а с музыкой! Духовой оркестр, комиссия, городской комитет партии и руководство комбината присутствовать будет! Шуму, прямо, как на майские праздники!

- Что же они, по-вашему, ещё нигде не живут? А где их тогда держат? Такую ораву по конторам не спрячешь! В цехах комбината их нет, на вокзале нет… Где они, ваши лягушатники?

- Где надо! – ответила бойкая на язык Настя Соловей, красивая девушка в зеленом платье, дочь металлурга Матвея Соловья, - По городу их не автобусе не возят, а багаж, слышно было, уже доставили. В Красноярске ещё! Вот-вот приедут! На вокзал надо, да только там их сразу в автобусы посадят и повезут сначала заселяться, а потом уж на торжественное собрание, концерт и обед!  Всё знаем!

-  И чего нам на вокзале их с цветами встречать? Ещё зазнаются! – подхватила другая, заказавшая смелое открытое платье, - Поглядим ещё, что за люди, когда их на комбинат повезут. Интересно же! Не каждый день и далеко не в каждом городе такое бывает – французы в Сибири!

- И кто вам сказал, что среди них женихи есть? – продолжал ворчать старый портной, - Сорока на хвосте принесла? Они работать приехали! Строить новый завод, а не шуры-муры у нас устраивать! Чем же они так хороши, что вы только о них и щебечете?

- Францу-узы… - Настя даже зажмурила синие глазки, вытянув слово так, что пухлые алые губки вытянулись в трубочку, - Они  такие галантные, интересные, к женщинам подход знают. Нация интеллигентная, что и говорить. Законодатели моды, кстати. Вы то, Рафаил Израилевич, должны это знать! Должно быть, одеты с иголочки, во всё иностранное, на работу ходят в чистых синих комбинезонах и синих кепи. Чистюли-и! Там у них во Франции цветов много, виноград растет, и из него делают шампанское вино. Во как! 

- Угу…Немцев многие из них тоже с цветами встречали! Продули войну Гитлеру, едва она началась! Были и у Вермахта и СС целые части, состоящие сплошь из добровольцев-французов, которые первыми и дали дуба под Москвой, но этом после войны во Франции, мнящей себя одной из стран-победителей, постарались быстро забыть. – Портной вспомнил про движение Сопротивление, эскадрилью «Нормандия-Неман», и сменил тему: - Шампанское! У нас свое не хуже! Законодатели моды? Это верно. Почему у вас, женщин, слова «Франция» или «Шампанское» всегда ассоциируется с праздником? Шампанское, понятное дело, связано. Новый Год, свадьбы, торжества и юбилеи…Французы…Ах да, первые модники и бабники. Бабников вам мало? Держитесь от них подальше. Встретить гостей надо. Блеснуть тоже. Себя показать, людей посмотреть. Понравиться. Мол, не лыком шиты, и лаптем щи не хлебаем. Но не более того. Это я вам точно говорю. Не увлекайтесь.   
   
   Розочке Щукиной, работавшей мастером на марганцевом руднике, стало обидно за русских парней. Французы, да французы! Девки совсем с ума посходили.

- Наши ребята всё равно лучше! – сказала она. – Душевнее. А пьют французы ещё больше. Только не водку, а вино. Они чай совсем не употребляют, и наши самовары с чаепитиями, колотым сахаром и баранками им вообще ни к чему. Немцы пиво своё обожают, да шнапс, а вместо чая пьют кофе. А французы за едой всё вином запивают. Красным или белым. Каждый день хлещут!

- Вот-вот! – подхватил портной, - Да не сухие вина пьют, а своё домашнее вино. Не выдержанное и молодое. «Бормотуха», по-нашему. Поэтому печень у них у всех ни к черту, и здоровья особого нет. А что едят? Где мы им тут сыры возьмем, лягушек, да салаты?

- Лягушек? – ужаснулась одна из девушек. – А что там есть? Их везде полно. На реке по вечерам квакают. А я жаб боюсь! От них на коже бородавки бывают!

- У них лягушки другие! Книги читать надо! А едят лапки. У них даже консервированные лапки лягушек в продаже есть. А сыры французы едят вонючие – с плесенью. На танцах по вечерам этим французам лучше не появляться – наши парни не посмотрят, что иностранцы. Глаза зальют, да и наподдают иностранцам так, что штабелями в больницу уносить будут.

- Ну, да! Как в песне! - И Розочка очень талантливо затянула старую популярную дворовую песенку о том, как французские моряки не поладили с моряками другой страны в далеком порту, и что из этого потом вышло:

- В Кейптаунском порту, с какао на борту, «Жанетта» поправляла такелаж.
Но, прежде чем уйти в далёкие пути, на берег был отпущен экипаж…
   
   Девчонки обрадованно подхватили, взявшись за руки, и окружив кольцом старого портного, заваленного срочными заказами:

- Минуты не прошло, как на берег сошло четырнадцать французских моряков!
Идут, сутулятся, врываясь в улицы, и клёши чёрные ласкает бри-и-из!
               

                *******
   

   Торжественное прибытие в город французских специалистов прошло на уровне, как и задумано, и ажиотаж среди женщин немного спал. Ничего особенного пока не случилось, и никто из девушек и молодых женщин не оброс сразу скоропалительными знакомствами и романами. Ну, встретили, как полагается, приветствовали, накормили, угостили, даже немного потанцевали. Французы устали с дороги, и сразу после банкета уехали к себе в новое общежитие спать. На это дело, как оказалось, они были горазды, и дрыхли без просыпа по девять часов в сутки. Парни, да, вполне симпатичные, не уроды, и прически у них хорошие, а волос темный, и слегка волнистый, а не прямой.  Одеты неплохо, но и не броско. И на работу одеваются не в кирзу с ватниками, а больше в комбинезоны. Вежливы. Чернявых среди них много, но есть и блондины, и рыжие. Носы с горбинкой имеются, но не у всех, хотя курносых тоже не видно. Росту парни где-то среднего. Здоровяков с литыми мышцами среди них нет. Курят все поголовно, как и наши, и табак у них крепкий, а эти сигареты «Житан» без фильтра – такая гадость! Брюки, заметили, какие? А туфли? А блейзеры с пиджаками и куртками? Европа! Против наших ребят, если драки и будут, им слабо. Замнут их наши парни, как цыплят. Насчёт алкоголя пристрастия пока не заметили, на банкете пили все, но в меру, и французы водку только пробовали, а налегали больше на вино, которое привезли с собой. Что за вино? А там этикеток на бутылках и нет. Вроде «Бордо». Кофе наше им тоже не по нутру. Они натуральное пьют, сами зерна кофе на кофемолках прокручивают, и сразу варят, пока свежий помол. Наше кофе, с цикорием и гречкой, на настоящее кофе и не тянет. Это эрзац. На соки налегают ещё больше, и этого добра у нас в магазинах хватает – водку ими нашу себе разбавлять будут, если ихнего «Бордо» не хватит. В общем, поживем – увидим. А вы, девчонки, думали, они сразу кинутся к вам, знакомится, как коты на сметану? Щас! У них, поди, в Парижах-то свои Жизели и Жаклин имеются. А как же, иначе! В паспорта к ним не заглянешь, да и вообще, оставьте, девчонки, свои хищные намерения насчет французов. Вы им нужны, как в Париже лыжи, а слава нехорошая пойдет. Не шлюхи же вы, в самом деле. Вот и ладушки. О браках с французами и не мечтайте. За это ещё недавно срока давали. Не портите себе жизнь, и никакие французы этого не стоят. Парни, как парни. Не принцы на белых конях. Поматросят, и забросят.
   
   Мужикам, упоминавшим насчет «шлюх» отвечали резко: - Чего? Ты бы лучше помолчал! Вам, парням, до свадьбы кобелить, значит, можно, а нам прямо и погулять нельзя? У нас демократия! От кого рожать, и с кем дружить, вас не спросим. Я, может, француза хочу!

- Ты хоть приятелей себе нормальных найди! - набрасывалась на советчика другая,
- Заняться больше нечем, как на троих соображать? Ещё советы дает тут! Ну, кто за такого, как ты, замуж пойдет? Больных детей рожать и жить от аванса до получки? Профессия есть? Что? Это не профессия! Образование получи, или квалифицированным рабочим стань, тогда поглядим! Тебя никто не просит консерваторию оканчивать или филфак, а на ногах твердо должен стоять. За таким мужем, как за каменной стеной, а ты так – шпана пузатая!  Не техникум, так хоть ГПТУ бы окончил! Вон, на БАМ ребят вербовали, так Алексей Петренко с друзьями туда поехали с тремя специальностями каждый, и квартиры они там быстро получат. В новых городах!

- А одет ты как? – продолжала воспитывать первая, - В чем с работы пришел, в том и ходишь, и ещё соришь везде шелухой от семечек и окурками! Давно из колхоза? Есть ребята нормальные, но на всех не хватает. Сейчас опять нальете глаза, да будете толкаться у Дома французов, как блатные. А там пост милиции не зря сделали. Тронете иностранцев – до-о-олго на казенных харчах лес валить будете. Вам статью пришьют за разжигание межнациональной розни и драку. Это потянет на такой срок, что с зоны седыми придете, и без зубов!
   
   Получив такой отпор, мужики смеялись и хмурились, но поглядывали, как одеты французы, как подстрижены, но больше – как они работают. Работали иностранцы слаженно, без перекуров и посиделок, но с некой вальяжностью, и не без шика. Никаких субботников и сверхурочных работ, никаких авралов и соцсоревнований с лозунгами «Пятилетку в четыре года!», и не более шести часов в смену. Короткий рабочий день французов вызывал естественное любопытство – как они проводят уйму свободного времени? Много спят, и вообще любят отдохнуть, но отдыхают они здесь организованно, и не бродят по городу, где попало, в одиночку. Некоторые из них предпочли снять жильё, но не комнату, а квартиру целиком. До наступления эры приватизации свободных квартир в городе почти не было, и такие курортные замашки удивляли обывателей. Очевидно, не всем французам нравилось жить в общежитии, каким, в сущности, являлся Дом французов. Общага, она и есть общага – в одной комнате шумят, в другой решили выспаться. Проходной двор. Романы крутить и то у всех на виду, а город небольшой – только чихнешь, все уже знают. Возможно, квартиры в городе снимали семейные французы, и это предположение ещё больше усилило интерес к ним: а каковы француженки, как они выглядят, и что носят? Но пока в городе были лишь иностранцы мужского пола. Среди них нашлись любители спорта, и почти сразу были организованы футбольный матч, состязания на теннисном корте, и прочие мероприятия.
   
   Пока иностранцы разворачивали строительство нового завода, у работников комбината и населения города неподдельный интерес в Доме французов вызвало кафе на первом этаже, работавшее между сменами. Питались в этом кафе исключительно французские специалисты, но оказалось, что они совсем не против того, если туда заскочат перекусить и работники комбината. Комбинат, к слову, имел свою сеть заводских столовых, но расположенных непосредственно на производственной территории, возле административного корпуса и близ цехов. Это было удобно, но далеко от города, а кафе Дома французов почти в центре, чуть в стороне от микрорайонов, населенных работниками комбината. С раннего утра и до позднего вечера между комбинатом и городом курсировали две трамвайные линии, а для завода, который строили французы, трамвайное депо в срочном порядке запустило третью линию в одну колею. Между сменами, вместо того, чтобы скромно позавтракать дома обычной глазуньей и остатками вчерашнего ужина, живущие рядом рабочие могли теперь прогуляться в кафе отведать французскую кухню. Таких желающих нашлось немало. Особой популярностью пользовались французские сыры мелкой фасовки, упакованные в фольгу, жульен с курицей, паровые котлетки с острым соусом, который русские по привычке называли «подливой», и что-то вроде салата из ягод и фруктов. На морепродукты непривычные к ним русские почти не обращали внимания, но лягушек среди блюд не видели. Готовили в кафе французские повара, очень элегантные в своих колпаках и наглухо закрытых халатах. У них было, чему поучиться, но среди рабочего класса города гурманов не нашлось, и французской кухне больше учились женщины из числа местной заводской элиты и интеллигенции. Они терпеливо записывали рецепты салатов и пирожных и, в свою очередь, учили французов русской кухне. Неподдельный восторг иностранцев вызвали рыбные блюда, пельмени и выпечка. Они оказались большими любителями сладкого. Брусничное варенье, наряду с черникой, охотно пихали в свои круассаны, но начинали трапезу непременно с салатов. Свежие огурцы и томаты с зеленью им завозили из Абакана, где климат был мягче, и ранние овощи там  выращивали в теплицах. Чуть позже партийное руководство комбината всё же приняло меры против массового посещения работниками комбината кафе в Доме французов, заявив на собраниях, что просто некрасиво объедать иностранных товарищей, являясь без приглашения в пункт общественного питания французов. Этим, мол, мы показываем дурной пример другим жителям города и иностранным специалистам, и своей невоспитанностью позорим высокое имя советского человека. Вас, что, плохо кормят в заводских столовых? Ах, там платить надо? Конечно! Зато очень недорого и сытно. А посещать на халяву кафе иностранцев просто стыдно, товарищи!
   
   Тем не менее, имеющийся при кафе в Доме французов буфет, работавший не посменно, а допоздна, имеющий бар со спиртными напитками, свежие кондитерские изделия и выпечку, всевозможные салаты, бутерброды, закуски и десертные блюда, жители города продолжали посещать очень охотно. Особенно женщины и дети. Детям вообще невозможно было отказать, и родители даже поощряли посещение кафе, где юных сластен всегда могли угостить свежими пирожными, бисквитами, а иногда и мороженым. Конец этому отчасти положили введенные от комбината в Доме французов должности вахтеров, больше исполнявших обязанности дворника и швейцара. Но по вечерам женское население города брало Дом французов с боем, и никакие вахтеры перед этим натиском устоять не могли. Предлогов для вечернего посещения общежития иностранцев никто не искал. В Дом французов ломились знакомиться, а кто уже был знаком, брали с собой подруг, желавших тоже найти себе друга – какого-нибудь Жана, Поля, или Луи, и городскому управлению МВД пришлось вначале назначать близ этого здания дежурить патруль, а потом даже организовать постоянный пост. После этого девушки уже не так открыто могли войти в заветное здание с парадного входа, имеющего помпезное широкое крыльцо, но нашли способ проникать к своим Людовикам и Полям через окна с обратной стороны Дома французов, которая выходила не в глухой переулок, а к трамвайным путям. И едущие на смену в трамвае рабочие могли видеть, как их Наташки, Галины, Катюши и Аннушки, мелькая загорелыми ногами и яркими ситцевыми юбками, исчезали в открытых окнах первого этажа, которые быстро закрывались и завешивались шторами. Тут же у трамвайных путей стояли парами и тройками принаряженные подруги, что-то кричавшие в окна, и даже кидавшие мелкие камешки в окна комнат, где отсыпались после смены бравые ребята-французы. Вначале в городе смеялись над девушками, потом негодовали и возмущались, но скоро привыкли, и только судачили о том, что теперь русскую и татарскую кровь местного населения сильно разбавят уроженцы Гаскони, Шампани, провинций Шатору и Коньяк. И что власти намерены с этим явлением делать? Браки с французами всё одно не разрешат, и пойдут, потом, мыкаться матери-одиночки с чернявыми и горбоносыми ребятишками, имеющие русские фамилии, и никогда не видевшие своих отцов. Вот дуры бабы! 
   
   Среди иностранных специалистов, наводнивших центр города в свободное время и работавших на строительстве нового завода хотя и в три смены, но всего с шестичасовым рабочим днем, были не только французы, но и несколько итальянцев и греков с острова Крит. Этим продукция нового завода требовалась не для нужд металлургии и нефтепромысла, а для какой-то совместной кампании, связанной с производством парфюмерии. От этого факта интерес к иностранцам ещё больше вырос. Тем более, что русские женщины явно нравились французам. Заведующая библиотекой комбината Анна Ивановна, обладая вредным характером, как-то пожаловалась в партком, что приходят девушки, которых интересуют законы и справочники о возможности брака с иностранцами и выезда за рубеж. Сигнал приняли к сведению. В цехах и коллективах комбината на комсомольских и общих собраниях коллективов девушек слегка пожурили. Мол, гордости у вас нет. Это не особенно помогло, поскольку среди работников завода было немало лиц, не имеющих к комсомолу никакого отношения.  В начале 80-х партийный комитет комбината ещё имел достаточный вес, но чаще он просто дублировал все решения своего вышестоящего руководства, и уже ничем не мог повлиять на массы. Ко всем этим лозунгам, красным флагам и огромным кумачовым транспарантам с призывами выполнить решения съезда партии и идти дальше вперед к победе коммунизма привыкли так, что уже не обращали на них внимания, и только травили анекдоты о бровастом генсеке и престарелых членах президиума, беззлобно подшучивая над партийной верхушкой. Что касается комсомольской организации, то среди работников было немало таких лиц, кто закончил всего восемь классов средней школы, а затем осваивал новую профессию на рабочем месте, или окончил местное ГПТУ, готовившее кадры для комбината и его заводов, и вступить в почетные ленинцы просто не успел. Членство во ВЛКСМ было необходимо, скорее, для дальнейшей карьеры, но скатилось уже к простой уплате взносов, а собрания проводились больше для «галочки». Освобожденный от работы секретарь комсомола комбината со своей свитой воспринимались больше, как лодыри, и организаторы разных демонстраций, субботников и шефства над пионерами. Профком, напротив, был очень солидным, и обеспечивал многие спортивные и оздоровительные мероприятия, включая путевки в местные санатории и дома отдыха. Комбинат настроил просторных школ и детских садов, дома отдыха, пионерские лагеря и спортивные площадки, имел собственную медсанчасть, и по праву стал ведущим градообразующим предприятием. Город щедро получал от него дотации на строительство стадиона и городского бассейна, благоустройство улиц и ремонт дорог, использовал горячее водоснабжение и ТЭЦ комбината в зимний сезон, но вот прочие льготы имели только сами металлурги. Многие дружили со спортом, и стадион ещё собирал порой сотни болельщиков. Советский спорт был на недосягаемой высоте, и молодежь четко делилось на спортсменов и не спортсменов. Не спортсмены поголовно курили, выпивали и хулиганили, но тоже любили гонять футбол, болели на соревнованиях за спортсменов, не дружили с законом, и популярностью у нормальных девушек не пользовались. Наступало время не просто всеобщей грамотности, а тотального профессионального бесплатного образования, и в городе один за другим открывались техникумы, ПТУ и ГПТУ, и даже филиалы областных вузов. Школьники по инерции, согласно возрасту, проходили начальные этапы советизации от октябренка до пионера, но уже на следующем цикле советской идеологии наступал сбой – ВЛКСМ многими рассматривался, как уже нечто несерьёзное, и подходящее больше для учащихся. Поэтому, хотя некоторые и числились в комсомоле почти до тридцати лет, безропотно уплачивая взносы, большинство молодежи просто не вставало на учет, и это сходило с рук. Сознание масс явно менялось, и только те, кто строил карьеру, шли дальше, становясь членами КПСС, и наяву убеждаясь, что министерства и ведомства прекрасно обходятся и без партийной надстройки.
   
   Словом, девушки чихать хотели на неубедительные призывы партийных инструкторов и комсоргов высоко держать знамя морального облика советского человека при общении с иностранными товарищами. В стране, где ещё недавно за связь с иностранцами можно было не только сломать себе карьеру, но и судьбу, это явление казалось удивительным. Помощь Франции в строительстве нового завода, бесспорно, давала городу наличие новых рабочих мест, статус развитого промышленного центра и дотации государства. И никто раньше не задумался о том, что приезд в город иностранцев буквально сведёт с ума часть женского населения.  Эти Джульетты порой явно портили моральный облик советской женщины. С ума, что ли, сошли эти вчерашние девчонки, девицы, одиночки и разведёнки, так польстившись на заезжих из Европы молодцев. Ни бельмеса даже не знающих на русском языке, и не собирающихся тут оставаться, или вывозить отсюда к себе в зажратую Францию целую когорту сибирячек со славянской внешностью и не очень пристойным поведением? Девушки из приличных семей, воспитанные и скромные к этим французам не лезут. Это только самые лихие, отчаянные, разбитные и не особо соблюдающие принципы морали наглые девицы лезут в окна Дома французов, потеряв совесть. Разговоры и сплетни вспыхивали, но быстро терялись в массе других новостей и буднях жизни. Страна переживала период развитого социализма, «эпохи застоя», бурного строительства и освоения новых территорий. То целина, то очередная великая стройка, и поезда уносили советскую  молодежь в неведомые дали.
   
   Кстати, администрация города и комбината вместе с партийным руководством ошибались, что девушек из приличных семей французы не интересуют. Именно эта социальная прослойка имела больше шансов покинуть страну на законных основаниях. Подобные настроения в те годы не очень учитывались, и считалось, что Советский Союз стремятся покинуть, в основном, евреи, у которых обнаружились родственники в Израиле. Спустя несколько лет ручеёк эмигрантов из СССР станет шире, а потом превратится в мощный поток, «утечку мозгов» и, что немаловажно, утечку из страны денег, обращенных в валюту. Этот процесс не прекращается и в наши дни, и президент России как-то пошутил по этому поводу, сказав, что «если идет утечка мозгов за рубеж, то значит, что это хорошие мозги», нужные в других странах. Пример валютной проститутки из кинофильма «Интердевочка» никого не смущал, и редкие браки с богатыми иностранцами вполне очень даже интеллигентных и образованных женщин уже никого не удивляли, но были примером некоторого  подражания и всеобщего обсуждения.
   
   Вопрос с поведением девушек и отношением их к французам обсуждался в административных и партийных кругах города. Не на совещаниях, а в узком кругу. Одни даже предлагали наказывать девиц, толпящихся у Дома французов, начиная с мер по профсоюзной линии, и заканчивая штрафами и десятью сутками общественных работ под присмотром милиции. Другие возражали, утверждая, что такие методы не демократичны, и девушки не нарушают общественного порядка, нелегально посещая общежитие для иностранцев. Проституцию тут тоже не пришьешь. Во всех женских общежитиях, куда строгие вахтерши не пускают после десяти часов вечера, местные парни ведут себя точно так же. Решетки на окнах первых этажей не помогают – парни лезут в комнаты девушек по водосточным трубам и по веревкам, которые любимые спускают им из окон этажей, расположенных выше. Вы что, сами молодыми не были? Случаев массовых пьянок, драк и скандалов не отмечено, так что и повода вмешиваться нет. Тем более что случаи массовой осады девушками Дома французов скоро ушли в прошлое, и если кто-то где-то с кем-то и встречался, то так, что это не бросалось в глаза.
   
   Первый секретарь горкома партии как-то спросил наедине главу здравоохранения города:

- Как у нас в городе обстоит дело с венерическими заболеваниями? Роста нет? В связи с прибытием сюда иностранцев? Я ничего не думаю, и французы – хорошие специалисты. Просто, думаю, что у них в стране отношение к внебрачным связям иное, и эти иностранцы вызывают интерес у не самой скромной части женского населения города.

- Венерические болезни? – оживился главный врач ЦРБ, - Я постоянно интересуюсь этим на планерках и отслеживаю по отчетности, и должен заметить, что ничего подобного не отмечается. Уровень заболеваний сифилисом тот же. Это заболевание по стране удалось снизить уже давно – в связи с массовым применением антибиотиков и принудительным обследованием контактных лиц. Болеют сейчас чаще, бывшие зеки. И зечки. У них там, в местах заключения, лабораторное обследование поставлено не на должном уровне. И скученность в камерах и бараках. Тут не только венерическое заболевание, но и туберкулёз с кожными болезнями подхватишь. Ещё и разных  паразитов в придачу. Словом, сифилис у нас редкий гость. Уровень другими инфекциями, включая гонорею, остается на том же уровне.

- Ну, с гинекологией как? Абортов больше стало?

- Нет. Рост на том же уровне. Предохраняться толком не научились и не хотят, и портят себе здоровье. Боремся с этим явлением, ведем разъяснительную работу в смотровых кабинетах, но факт, что народ ещё тёмный. Как дупло. Эти резиновые изделия, что продаются в аптеках, мужское население игнорирует, а молодые женщины смущаются спрашивать. Да и остальные методы предохранения примитивны. Но и рожать стали меньше. Это падение рождаемости через два десятка лет непременно скажется на демографических показателях. В стране будет больше пенсионеров, чем молодежи.

- Я не про это. Уровень рождаемости можно повысить введением льгот, денежных пособий, предоставлением квартир, и дальнейшим строительством детских учреждений. Я про связи с французами. Немцы во время войны утверждали, что среди французов намешано немало африканских кровей. Сейчас ещё рано говорить, но не получится ли так, что в родильном доме скоро могут появиться малыши от наших французов?

- Ну, и что? – вдруг не на шутку рассердился главный врач ЦРБ, - Пусть себе рожают! Хоть от кого! Страна у нас многонациональная, смешанных браков немало. Всех выкормим и воспитаем! А вот предлагать нашим девушкам делать аборты от французов – самый настоящий нацизм!
   
   Достоверно неизвестно, сколько же французов родилось в городе в результате этих связей, порочащих честь и достоинство советских девушек, как это принято было считать. Никто, ведь, не вел никакой статистики, девушки и молодые женщины-роженицы особо не распространялись о том, кто отец ребёнка, а на лбу у детей не написано – русский это, или француз. И если бы в те годы молодое население города так не мигрировало в другие области и большие города, то через два-три поколения генетики, изучающие происхождение наций, возможно, были бы немало удивлены, обнаружив у жителей Сибири гены, характерные для обитателей Центральной и Южной Европы. В принципе, это дело самой женщины, от кого ей рожать, и всякие запреты на это есть нарушение демократии и свободы личности. Что касается морали, то тут дело было в духе того времени. Что казалось аморальным тогда, сейчас таковым кажется далеко не всегда.
   
   Французы построили завод, запустили его в производство, и уехали. Это произошло не так быстро, и заняло почти три года. Дольше оставались, должно быть, какие-нибудь консультанты-специалисты, передающие свой опыт советским коллегам, но очень немногие и ненадолго. Но и просуществовал новый завод совсем недолго. Всё производство на комбинате и его дочерних предприятиях, включая моменты экологии, курировали советские специалисты из Ленинграда. В те годы, когда строился сам гигантский комбинат, об экологии мало, кто думал. И несло шламовую пыль, сходную по составу с цементом, километров на 150 вдоль Транссибирской магистрали в соответствии с местной розой ветров. И сливалась щелочь и прочие отработанные вредные стоки в овраги на окраине, загубив немало почвы, отравляя воду в мелких водоемах и воздух в самом городе. Профессиональные болезни среди работников комбината совсем не были редкостью, но далеко не всем заболевшим удалось доказать это на ВТЭК, ВКК и прочих комиссиях, чтобы выбить себе группу инвалидности, льготы и заставить государство и руководство комбината раскошелиться. Местная городская санитарно-эпидемиологическая станция, будучи грозой продовольственных магазинов, общественного питания, детских садов и даже больниц, оказалась совершенно беззубой в профилактике профессиональных болезней и борьбе с вредными физическими и химическими факторами на промышленных объектах. Все мероприятия по улучшению экологии, снижению запыленности, загазованности и загрязнения окружающей среды промышленными отходами были слишком дорогостоящим делом. Вместо этого руководством комбината были усилены меры по охране труда и технике безопасности, заключавшиеся в инструктажах, применении мер защиты, спецодежды, и прочих способов, очень часто нарушавшихся и даже мешавших работать. Одновременно вводились спецпитание за вредность работы, досрочный выход на пенсию, льготы по санаторно-курортному отдыху и обследованию. Но терриконы росли, подземные воды и воздух продолжали загрязняться, а в связи с дальнейшим развитием медицины кроме профессиональных заболеваний органов дыхания, кожи и сердечно - сосудистых болезней, добавилась диагностика различных аллергических заболеваний, болезни нервной системы, онкологические болезни и болезни опорно-двигательной системы. Словом, полный букет. Само производство фосфористого алюминия и его аналогов из марганцевой руды оказалось настолько вредным, что завод, построенный французами, не раз прикрывала комиссия из самого Ленинграда. Статистика тех лет умалчивает, что именно послужило причиной этому явлению. Можно только догадываться, что производство фтористого алюминия и его аналогов оказалось слишком уж вредным. Компоненты производства обладали столь ярко выраженными агрессивными свойствами, и химической активностью, что работа на новом заводе была схожа с самоубийством, и вызывала резкие и необратимые изменения в организме. Должно быть, дальнейшая эксплуатация ЗФА не раз обсуждалась в самих верхах, но продукция была крайне нужна, и завод то сворачивал свою деятельность, то работали только отдельные цеха, и то почти нелегально. Характерным явлением второй половины 80-х было появление межрайонных комитетов охраны природы, которые, как ни странно, обладали тогда куда большей властью, чем органы санитарно-эпидемиологического надзора. Но вместо того, чтобы закрывать вредные производства, предприятия просто штрафовали. Это было похоже не на заботу об экологии и здоровье граждан, а на средневековую продажу индульгенций. Заплати, и греши дальше. В дальнейшем, когда Советский Союз приказал долго жить, та же порочная практика была подхвачена многими органами власти, которые стали открыто торговать разрешениями на строительство, реконструкцию и ввод в эксплуатацию чего угодно, только плати. Этим фактом стыдливо прикрывали нехватку средств, объясняя введение платных услуг необходимостью обеспечить материальную базу государственных учреждений. И пошла писать губерния – санитарно-эпидемиологическая экспертиза, выдача лицензий на право деятельности, права на вождение автотранспортом, многие медицинские услуги – всё стало платным. Для обирания обывателей ввели различные курсы сертификации и лицензирования, окончательно сделав многие государственные услуги платными, что уже было явным нарушением конституции.
   
   Окончательную точку в эксплуатации завода построенного французами, поставили не штрафные санкции и отсутствие лицензии на право деятельности, а быстро прогрессирующий процесс дальнейшего развала промышленности. Даже тот факт, что страна продолжала активно добывать нефть, газ и наращивать выпуск алюминия, не спас ЗФА от нехватки средств и быстро стареющего оборудования. Что-то пошло не так, и теперь развалины завода лишь напоминают о том, как выбрасывались деньги на ветер и во времена СССР, а остовы цехов заросли бурьяном и кустами, как и руины многих других дочерних предприятий комбината. 
   
   Вначале, завод закрыли, законсервировав оборудование на неопределенное время. Были попытки что-то переделать, сменить линии и сам производственный процесс, и время от времени отдельные цеха начинали работать. Потом оборудование куда-то вывезли, и ходили слухи, что часть вредного производства продолжается уже на другом небольшом заводе, который курирует всемогущий Газпром.  Исчезли кирпичный и цементный заводы, добрый десяток других предприятий, где оборудование сдали на лом и растащили. Цеха постепенно разрушились. Производственные площади былых предприятий города в новом веке уже напоминала руины Сталинграда времён войны. Заросла травой и третья трамвайная линия, которая, как ни странно, всё же сохранилась. Сам комбинат уцелел – алюминий, как стратегический металл, был востребован во многих странах, и большинство сибирских гидроэлектростанций использовало мощь своей энергии на производство этого серебристого металла. За обладание столь лакомым куском в Красноярске и Братске с Москвой в лихие 90-е годы была целая драчка между новыми криминальными структурами и новой администрацией. Закончилась она смертью одних авторитетов, и приобретением солидной части пакета акций другими.
   
   Дом французов немного обветшал и постарел. Он использовался как обычное общежитие, потом на первом этаже окопалось сразу несколько учреждений, снимавших его площади в аренду и претендовавших на приватизацию данной собственности.  Наконец, его отдали под здание прокуратуры и других фискальных учреждений. Сейчас эту серую невзрачную пятиэтажку немного красит здание современного очередного супермаркета, пристроенного с одного из торцов в виде яркого продолжения здания. В узких коридорах прокуратуры почему-то всегда сумрачно, а часть площадок с переходами на другие этажи забраны решётками. Ничто уже не напоминает о том, что некогда тут жили весёлые ребята-французы, любившие поспать и поесть, и считающие главным в жизни не работу, а отдых. В холлах, где раньше звучала музыка, и порой танцевали пары, теперь стоят пыльные фикусы, уборочный инвентарь уборщиц, да изредка встречается журнальный столик с парой кресел для посетителей. Решеток на окнах первого этажа при французах не было. Они появились позже. Фактов появления в городе младенцев от французов сейчас никто не подтверждает. Да, дружили с ними наши девчонки, отдыхали на местном пляже, крутили романы, и отмечали праздники и дни рождения. Ну, и что? Никто ведь не уехал потом в эту самую Францию. По крайней мере, не было слышно о таких случаях. И всё же, нынешние пенсионеры и люди чуть моложе пенсионного возраста вспоминают те годы с улыбкой, вспоминая осаду девушками этого здания, получившего в народе прочно закрепившееся имя «Дом французов».