Версия

                Версия.
               
   

   Рассветы и закаты на Курилах необыкновенно красочные и торжественные. Этакое яркое величественное начало дня, когда всё кругом наполняется жизнью, а небо и море играет красками. Багрово-жёлтый диск солнца словно рождается по утрам из глубин океана. День заканчивается сумерками, и темнота неба начинает сливаться с горизонтом, где в воду медленно, затем всё быстрее прячется дневное светило, но неожиданно горизонт на Западе, а затем и сам океан резко меняют свой цвет. Это солнце напоследок бросает свои косые лучи, и подсвечивает облака и океан огнями рампы, словно сцену театра – дневной концерт окончен. Если рассветы здесь похожи на гимн началу нового дня, то в закатах порой чувствуется трагизм – краски могут быть теми же багряными, но со зловещим чёрным ночным оттенком. Солнце словно напоминает всем, что жизнь без него невозможна. Если небо не затянуто туманами и пеленой дождя, и день обещает быть ясным, зрелище поистине волшебное, и его не следует пропускать. В этом Усольцев убедился, встав рано утром, когда немного похолодало, на начинающую желтеть траву выпала обильная роса, но пелена обычного здесь тумана скрыла лишь узкую прибрежную полоску песка, скал и нагромождения сырых камней, обкатанных волнами. Сам остров был хорошо виден, и первые лучи ещё невидимого солнца уже осветили его склоны. С судна остров казался почти  нереальным, как мираж, ярким и гористым, вершины вулканов и берег были затянуты туманной дымкой, очертания отдельных гор сливались в единое целое, и Уруп выглядел сплошным скалистым массивом с зелёными склонами, но неприветливо и сурово. Осенние ночи тут были тёмными, но короткими, сезон затяжных дождей ещё не наступил, и светлеть начинало рано. Зрелище восхода солнца сегодня было настолько завораживающим, что вахтенные матросы и Усольцев замерли, устремив свои взгляды на горизонт. Узкая багряная полоска над океаном резко контрастировала со светлой, тоже ещё неширокой полоской неба, и чернотой океана. Потом багрянец стал ярче, и небо над ним порозовело, а на чёрную гладь океана легли первые лучи солнца, ещё скрытого в пучинах Тихого Океана. Пейзаж неба, океана и острова менялся быстро, и оттенки красок на воде и скалах исполняли особый танец, играя всеми цветами радуги, переливаясь, и меняя свои оттенки.  Уже целая часть неба на Востоке полыхала алым, оранжевым и красно-желтым светом, а лучи солнца прорезали этот танец красок золотыми дорожками, радиально идущими от огромного диска, по-прежнему скрытого за горизонтом в океане. Волны меняли свой цвет, и становились, то чёрными с синевой, то красными -  с зелёными переливами, и опять становились свинцово-стального оттенка, суровыми и угрюмыми.
   
   Наконец, показался яркий краешек золотисто-красного солнечного диска. Тёмная чернота океана на Востоке со стороны Японии сменилась радужным переливом красок. Небо стало багряно-охряным, зато море, ярко освещённое с одной стороны солнцем, а с неба – отсветами солнечных бликов, продолжало играть цветами, будто исполняя сложную органную партию. Солнечные лучи на поверхности волн причудливо ломались, окрашивая розовым цветом белые пенистые барашки. Был почти полный штиль, но на подводных рифах и коварных каменистых отмелях вода вскипала бурунами, и небольшой ветер гнал барашки волн к берегу, где на камнях дремали сивучи и каланы. У самого берега эти волны шумели прибоем, обдавая скалы солеными брызгами. Залив стылые шершавые языки вулканической лавы, местами хрупкой, выветренной, и искрошенной в шлак, море откатывалось назад, снова пенясь барашками волн, окрашенных в нежный розовый цвет. Всё вместе было необычайно красиво, смолкли даже чайки с бакланами, и солнце всходило в полной тишине, изредка нарушаемой лишь шорохом прибоя.
   
   Рассвет вставал столь гордо и торжественно, что вахтенные, стоящие на палубе и капитанском мостике небольшого пограничного судна, непроизвольно выпрямились, не отрывая взгляды от горизонта, словно слушали музыку гимна. Но и без музыки, совсем неуместной здесь, в царстве тишины, ощущалось важность момента начала нового дня. Было ясно, почему японцы называют свои острова «Страной восходящего солнца», почему поклоняются ему, и красный диск небесного светила служит им гербом. Здесь восход наступал прямо из глубин океана, и в погожие дни не была зрелища более красочного. Закаты здесь тоже были великолепные, но совсем другого характера, и спутать два этих явления было практически невозможно. Усольцев смотрел жадно, впервые пожалев, что никогда не брал в руки красок и кисть, чтобы сейчас запечатлеть этот момент, когда солнечный диск медленно выходит из пучин океана, и цвета вокруг мгновенно меняются. Да никакими красками невозможно и передать постоянно изменяющуюся картину. Тени людей на палубе, внезапно чётко возникнувшие, едва показался диск солнца, теперь стремительно росли в длину, и падали назад на несколько метров. Вершины вулканов, покрытые снегом, порозовели, а их крутые склоны заиграли багряными и зелеными травяными оттенками. Даже туман подернулся розовой дымкой, а лежащие на береговых валунах усатые сивучи и каланы подставили солнцу свои бока, обдаваемые брызгами прибоя. Звякнула старая медная рында, отбивая склянки, и Усольцев заторопился завтракать, чтобы ещё засветло отправиться на остров Уруп, к которому пограничное судно прибыло накануне поздно вечером, когда догорал кроваво-чёрный закат.


                **********
   

   Едва лодка причалила к берегу, тишины, как не бывало. Вначале, услышав тарахтенье мотобота, в воду с прибрежных камней лениво соскользнули сивучи и каланы, сразу всплывшие поодаль. Их головы мячиками качались на волнах. Потом крик подняли чайки. Наиболее наглые из них низко проносились над мотоботом, стремясь обдать людей струей жидкого помета. Близ берега прибой оказался шумным, и соленые брызги так и летели, смешиваясь с клочьями тумана. Было сыро, и резко пахло йодом, гнилыми водорослями и сероводородом. Источником запаха этого газа служил небольшой ручей, пробивший себе дорогу из глубин вулканических расщелин сквозь покрытые мхом скользкие камни. Крохотный пляж был покрыт выброшенными штормами осколками морских раковин, старыми пустыми клешнями крабов и клубками бурых водорослей, в которых копошились мелкие обитатели моря. Волны катали по песку сорванный яркий морской буй, разбитый бочонок с японскими иероглифами, теребили обрывки рыбацких сетей и куски пемзы. Из песка торчали принесенные бурей стебли бамбука, обломки ящиков и обрывки плетеных циновок. Причал с этой стороны острова был невелик, зажат между скал, и два старых парусных кунгаса, оттащенные подальше от коварных приливов, вросли в песок. Мотобот тоже вытащили, чтобы не било о камни, и на обкатанном волнами песке остался глубокий след. Коричневый цвет песку придавал раскрошенный вулканический туф, и каждый мокрый цветной камешек в нем казался ярким. Выше шёл слой светлой морской гальки, и обсохшие на ветру камешки уже не блестели, потускнев и поблекнув. Ещё выше по склону вулкана пучками росла жесткая от морской соли трава, скрученные ветрами стволы кедрового стланика, а дальше - оголенные осыпи с темным вулканическим шлаком. Тропа, ведущая от причала к маяку, петляла в зарослях стланика.
   
   Тощий песец, совершенно игнорируя мотобот и людей, озабоченно вытащил из груды мокрой морской травы небольшого тёмного краба. Покрытый наростами и броней панциря, краб испуганно завертелся, угрожая песцу клешнями, способными сломать палец человека. Ушлый зверек выждал момент, ловко перевернул краба на спину и моментально откусил  ему голову. Только хрустнуло. Потом песец сел, как енот-крабоед, и не спеша деловито позавтракал. Должно быть, песцы тут появились, когда японцы завели на этом острове звероферму для нужд своей армии. В суровой Маньчжурии японские офицеры и солдаты носили меховые воротники, защищавшие их от зимних вьюг. В начале века на воротники шёл даже мех кошек, но потом самураи решили, что доблестная императорская армия достойна более ценной пушнины. На местной звероферме пленные кормили рыбой и местных лис – рыжих и чернобурок. После капитуляции Японии всех оставшихся зверей решили выпустить на свободу, и они быстро здесь одичали.
   
   Народ в мотоботе, причалившем к острову Уруп, ещё недавно бывший японским, был разношерстный по своему составу. Объединяли их два момента: это были сплошь бывшие фронтовики, недавно прибывшие на Сахалин осваивать территорию, которой сорок лет владели японцы. Все они были из кондовой России, и ещё не привыкли ни к обилию лососевых рыб, ни к природе и климату, ни к этим закатам и рассветам. Эти места были им в диковинку, но, закаленные войной, они и стремились ко всему новому и ранее совсем неведомому, жадно впитывая в себя всё, что ранее казалось очень далеким, чуждым и обманчиво загадочным. Вторым моментом, объединявшим этих людей, была эта поездка с Сахалина на один из островов Курильской гряды, совсем не планируемая даже их начальством. Сопроводительные документы Усольцева и его удостоверение с грозной надписью «СМЕРШ» на обложке были достаточно вескими аргументами, чтобы представителю бывшей армейской контрразведки, подчинявшейся непосредственно самому Сталину, помогали работники всех наркоматов. Для чего ему нужны именно эти люди, Усольцев не стал объяснять. У него был приказ, копию которого он охотно предоставил всем желающим, где коротко и ясно предлагалось представить в помощь оперативному работнику «СМЕРШ» всех нужных специалистов в соответствии с прилагаемым списком. На очень короткий срок. Двух работников, не имеющих отношения к «СМЕРШ», Усольцев привез из Владивостока на Сахалин с собой, остальных получил уже на месте. Вопросов ему не задавали. Хотя, фронта уже не было, и вместе с этим приятным для всех фактом, не должно было существовать и фронтовой контрразведки. Но она ещё работала. В далёких отсюда Берлине и Кёнигсберге, в Польше, Венгрии, Прибалтике и других странах Европы оперативные группы «СМЕРШ» продолжали выполнять свои задачи, разыскивая шпионов и диверсантов, изменников Родины, предателей и военных преступников, и перестрелки с врагами не прекращались. Одновременно офицеры «СМЕРШ» теперь принимали участие в поиске секретных объектов и документов бывших противников, и даже в розыске вывезенных ценностей стран Европы. Великобритания и США имели свои аналогичные структуры, и шла скрытая война разведок мировых держав. Именно эти обстоятельства позволило фронтовой контрразведке «СМЕРШ» существовать ещё целых два года после окончания Второй мировой войны. Шла осень 1945 года, и армейская контрразведка была по уши завалена повседневной работой. Для них война ещё не закончилась. И не было ничего странного, что офицер «СМЕРШ» едет на остров Уруп, где ещё недавно находился японский концлагерь с американскими и голландскими военнопленными. Откуда они взялись на островке, затерянном в Тихом Океане среди других островов Курильской гряды? Американцев японцы взяли в плен давно, едва захватив их колонию на Филиппинах. Позже ряды военнопленных янки пополнились за счет других завоеванных Японией островов Тихого Океана. Голландцы попали сюда из оккупированной японцами Индонезии. Сейчас на острове не было ни японского гарнизона, некогда представленного целой стрелковой дивизией, ни корейских строителей, возводивших бараки казарм, концлагерь и звероферму, ни военнопленных. Остров был пуст, и пограничники только собирались сделать здесь постоянную заставу и обеспечить оба маяка смотрителями. Со временем, тут же планировали устроить и базу рыболовного флота. Пока забот хватало и в самом Южном Сахалине, который японцы называли Карафуто, и все эти острова должны были войти указом Правительства в состав Сахалинской области. На более крупных Курильских островах ещё остались под присмотром советских комендатур японские гарнизоны и мирные жители, которых позже собирались отправить в Японию. По крайней мере, так думали сами японские солдаты и офицеры, считающие себя совсем не военнопленными, а интернированными. Им предстояло отправиться на несколько лет совсем в другую сторону – на лесоповал и стройки Сибири, Дальнего Востока и Казахстана, и далеко не всем потом улыбнулось счастье вернуться домой живыми. Мирных жителей, напротив, ожидала скорая эвакуация на Хоккайдо, тоже затянувшаяся на несколько месяцев. Более мелкие острова Курильского архипелага были пусты – всех военнопленных и жителей переселили на крупные острова, где всю эту ораву было легче контролировать и кормить.
   
   Уруп, отдаленный от более крупного острова Итуруп проливом, совсем не казался мелким, и был длинным, вытянувшимся своими горбатыми хребтами в океане более чем на сотню километров, вулканическим островом. Ширина его не превышала тридцати  километров, но этот факт полностью скрывали три-четыре вулканических горных цепи, ещё не получивших советских названий.  Каждая такая горная цепь вулканов имела общее массивное основание из слившихся между собой подножий. Хребты вулканов занимали огромную площадь, и в северной части острова их конусы были покрыты постоянными снегами, а в южной части заросли кедровым стлаником. Издали казалось, что посреди океана всплыл какой-то гигантский динозавр, покрытый шипами и шишками во всю длину тела. Большую часть года остров был почти скрыт туманами, и нуждался в постоянной работе маяков. Но сейчас на Урупе установилась сухая погода, и было наиболее благоприятное время для тщательного обследования острова. С Усольцевым на мотоботе с судна приехали геологи, взрывник, вулканологи, оператор и его рабочий, определявшие радиоактивность местности, и ещё два-три специалиста разного направления. Они не знали толком, что им придется делать на острове, и Усольцев не спешил объяснить им суть задачи, решив действовать по обстановке. В разъяснения он вдаваться не собирался. Мало того, сам Усольцев был всего лишь оперативником, и знал лишь то, что ему было положено знать. Известно ему было совсем немного, но суть задания он понимал чётко, и не сомневался, что в течение нескольких дней сумеет ответить на вопросы, поставленные командованием.
               

                ********
      

   После окончания войны из Европы по домам отправились многие, призванные из запаса, нестроевики, и выписанные из госпиталей солдаты и офицеры. Одни остались в Германии и странах Восточной Европы, других переформировали, пополнили полки и роты личным составом, и отправили на Дальний Восток воевать с Японией. Чтобы добить, значит, и дело с концом. Сталин обещал Рузвельту и Черчиллю объявить войну Японии ровно через три месяца после капитуляции Германии, и эшелоны шли и шли через всю Россию на границу с Маньчжурией и Кореей. Эта другая война, так непохожая на долгую и кровопролитную войну с немцем, закончилась быстро. Поднаторевшие в боевых действиях фронтовики и совсем необстрелянные части Красной Армии, которых все эти держали близ границы из-за возможного нападения Квантунской Армии, разбили японцев в короткий срок, хотя без потерь и не обошлось. Опасаясь возможного десанта советских войск на остров Хоккайдо, что грозило бы разделом Японии на две оккупационных зоны между США и СССР, Япония капитулировала. Произошло это после разгрома Квантунской Армии в Маньчжурии, и ядерной бомбардировки американцами Хиросимы и Нагасаки. И то не сразу. Вначале последовали заговор касты высших офицеров в Токио, приказ императора Японии о полном прекращении боевых действий на суше и на море, что совсем не означало капитуляцию, и долгие переговоры об её условиях с американцами. Вторая мировая война окончилась.
   
   Наши войска стояли в Маньчжурии и в Корее, был освобожден Южный Сахалин, более сорока лет принадлежавший Японии после поражения царской России в 1905 году, и заняты Курильские острова, отошедшие к Японии ещё раньше. Теперь на каждом из крупных и населенных островов Курильской гряды находилась советская комендатура, усиленная войсками гарнизона, и решался вопрос о выселении японцев с этих территорий. Одними из первых, кто заинтересовался этими островами в нашей стране, были геологи, вулканологи, промысловики и возрождающаяся рыболовная промышленность. Страна, сильно пострадавшая от войны, стремилась скорее залечить раны, обеспечить продовольственную базу, и развитию рыболовного и китобойного флота придавали большое значение. Одни трофейные корабли, доставшиеся по условиям репараций после раздела флота Германии и Японии переоборудовали под буксиры и тральщики, другие – под пассажирские суда и китобазы, а более маневренные, вроде сторожевиков и торпедоносцев приспособили в качестве китобойцев и сейнеров. Впрочем, этот раздел осенью 1945 года только начинался, и на Дальнем Востоке с этим делом было пока негусто. Новые рыболовецкие колхозы на Курилах существовали только в проектах, а рыболовных траулеров с рефрижераторами, как и новых линий переработки рыбы в консервы не было и в помине. Засол рыбы осуществляли по старинке – в бочках, из более крупных лососей коптили балык, красную икру ели ложками, а о консервных линиях только мечтали. Рыбы было много. На Южном Сахалине японцы добывали её столько, что не успевали обрабатывать, и огромное количество лосося шло на производство удобрений для рисовых полей. На Курильских островах решено было оставить погранзаставы и построить небольшие цеха для первичной переработки рыбы. Ходили слухи, что из быстроходных, но частично уже устаревших торпедоносцев и сторожевиков будут создавать новую китобойную флотилию, а под плавучую китобазу используют один из огромных кораблей Германии, доставшихся СССР в качестве репарации при дележе трофеев между странами-победителями. Для быстрой разделки туш и вытопки китового жира на островах нужны были сотни рабочих рук, и зимой 1945-46 года власти собирались начать вербовку сезонников, и подготовить всё необходимое для промысла. Пока в воздухе ещё витало эхо минувшей войны, и Курильские острова щерились стволами береговой японской артиллерии, среди замшелых скал и валунов угадывались железобетонные доты, а в тени вулканов тихо ржавели брошенные танки «Ши-Го» и другая военная техника. Туманы, лежбища морского зверя, и расплодившиеся за время войны в океане стада китов, приходящих сюда из Антарктики за планктоном и богатыми рыбными косяками. Подводный мир Курил славился камчатскими крабами, кальмарами, трепангами, и разной морской живностью под общим названием «морепродукты». Лосось был только сезонным видом промысла, и местные воды кишели сайрой, палтусом, камбалой и тихоокеанской сельдью. Край вулканов, китов, лежбищ морского зверя и рыбного царства.
   
   Кто никак не ожидал скорой возможности тщательно изучить Курильские острова, так это вулканологи. В период войны они были не востребованы, как  и сейсмические станции, где регистрировались подземные толчки и прогнозировали землетрясения. Теперь их можно было пересчитать по пальцам, и в послевоенном Советском Союзе было не до вулканов. Зато росли, как грибы после дождя метеорологические станции, потребность в которых сильно возросла в связи с развитием авиации. Многие населенные пункты Дальнего Востока имели свои небольшие аэродромы или взлетно-посадочные полосы с непременным домиком метеостанции, и самолеты часто были единственно возможным видом транспорта, чтобы попасть в удаленные места. На Сахалине вулканологов не было, но на Камчатке они ещё не перевились, хотя назывались тогда совсем иначе, и входили в состав небольших лабораторий и научно-исследовательских отделов. Работали там нестроевики, чаще люди пенсионного возраста, и женщины. Молодых мужиков, способных подобно альпинистам лазить с альпенштоками в горных ботинках по крутым склонам, покрытым лавой и вулканическим пеплом, вдыхая испарения из расщелин, практически не осталось. Все, кто умел лазить по горам, и по состоянию здоровья был годен к военной службе, были востребованы в годы войны. В 1942 году их собирали со всех фронтов для того, чтобы создать особые ударные группы для боев на Кавказе. Условия войны в горной местности сильно отличались от обычных, и надо было противопоставить альпийским егерям Вермахта своих бойцов, владеющих навыками скалолазания и имеющих опыт выживания в суровом климате гор. Так советские вулканологи и альпинисты попали в одни команды, удерживающие горные перевалы от тех, кто ещё до войны ездил на Кавказ в качестве туристов и спортсменов, и ещё заранее изучил местность. Известно, что полностью выбить с гор альпийских стрелков-егерей, так и не удалось. Когда под разбитым в руины Сталинградом огромная группировка немцев попала в котел, егеря догадались, что им тоже грозит окружение, и ушли сами, огрызаясь автоматным и пулеметным огнем от бывших альпинистов и спортсменов-лыжников, преследующих их по пятам.
   
   Усольцев не был ни вулканологом, ни спортсменом-лыжником. До войны он сильно увлекался альпинизмом, но ни разу не был на Кавказе или Памире, где его знаменитый земляк Абалаков покорял горные пики. Красноярские Столбы – группа скал недалеко от города, стали очень популярным местом отдыха у населения, и любителей лазить по кручам тут называли не иначе, как «столбисты».  Спортивные общества Красноярска воспитали немало известных в стране и за рубежом альпинистов из числа этих «столбистов». В личном деле лейтенанта Усольцева было отмечено его увлечение скалами, что и послужило поводом для отправки его на Кавказ, где егеря удерживали горные перевалы. Потом госпиталь, и оперативная работа в «СМЕРШ», где совершенно неожиданно тоже потребовался его опыт альпиниста. В сентябре 1945 года оперативная группа капитана Усольцева уже встречала рассветы в горах Северной Кореи, разыскивая шахты и рудники, где японцы добывали уран. Вопреки слухам и утверждениям, что «СМЕРШ» проводила карательные меры против населения, появившиеся в постсоветское время, это была чисто армейская контрразведка. Контрразведка, призванная вылавливать именно шпионов и диверсантов во время боевых действий с противником. Не более того. Когда кто-нибудь из новоявленных военных историков или даже очевидцев пишет, что после освобождения Одессы или Харбина советскими войсками, в город входила целая дивизия «СМЕРШ», начинавшая карательные функции среди населения, находившегося в оккупации или бывшего центром антисоветского движения, то это грубая ошибка авторов. «СМЕРШ» не имела своих дивизий, и никакого права на подобные действия. Это были разведчики армейской и фронтовой службы, довольно малочисленные по своему составу, и состоящие из оперативных групп. Дивизии имел Наркомат внутренних дел. Его глава создал и свой «СМЕРШ», мотивируя это тем, что функции НКВД и «СМЕРШ» в тылу и на освобожденных от противника территориях часто пересекаются. Таким образом, во время войны и даже спустя почти два года после её окончания, в стране было целых три «СМЕРШ», подчинявшихся совсем разным начальникам: армейская контрразведка, созданная по приказу Сталина, контрразведка флота, подчинявшаяся непосредственно командующему флотом, и «СМЕРШ» НКВД, действующая в тылу (и не только), и подчиняющаяся, естественно, Лаврентию Берия. Отсюда и вся путаница – карательными функциями занимались органы НКВД, имеющие свою собственную контрразведку «СМЕРШ».
               

                ********
   

   В Корею участник боев на Кавказе Усольцев попал далеко не случайно. Ещё до войны советской разведке стало известно, что японцы строят в Северной Корее в городе Хыннам огромный химический комбинат. При помощи Германии, и очень похожий на аналогичные заводы-гиганты Третьего Рейха промышленный центр с развитой металлургией и фабриками, использующими местное сырьё. Казалось бы, что тут особенного? Огромная армия и население Японии нуждались в постоянном снабжении, а зачем ввозить сырьё их захваченных стран, если всё можно производить на месте? Сюда, в Хыннам, шла руда, уголь и нефть со всех районов Кореи, из Маньчжурии, Филиппин, и оккупированных портов Китая. В самой Северной Корее, где-то в глубине гор, японцы с некоторых пор принялись добывать уран, ставший в США, Германии, Японии и с 1943 года в СССР важным стратегическим сырьем, разведка, добыча и производство которого были глубоко засекречены. Не случайно войска США и СССР, начавшие боевые действия против Японии в Корее стремились захватить именно промышленные центры Хыннама. Обеим странам нужен был уран. В США с трудом наскребли стратегическое сырьё, необходимое для создания нескольких ядерных бомб. Для осуществления мирового господства этого было мало. В СССР поиски месторождений урана активно велись, начиная только с 1943 года, и его явно не хватало даже для создания первого советского атомного реактора. Уран собирали по крохам, хотя эти крохи исчислялись тоннами руды, из которой ещё предстояло получить очищенные уран и плутоний, обогащенные на специальных установках. Которые ещё надо было построить в процессе создания новой отрасли экономики – атомной промышленности.
   
   Хыннам настолько интересовал страны-победители, что во время «тихой» войны в Корее в 50-ые годы XX века, когда против корейских партизан с китайской армией и советской авиацией бились войска ООН во главе с США и южнокорейской армией, этот город несколько раз переходил из рук в руки. Американцы тогда вывезли их Хыннама в Южную Корею всех рабочих и специалистов заводов, но сам город и урановые рудники в горах остались у Северной Кореи. В Советский Союз уехали только учёные-атомщики, создававшие для Японии атомный реактор и бомбу. Об этом факте говорили обнаруженное в Хыннаме оборудование, запасы урановой руды, документы, и самое поразительное – следы термоядерного взрыва, произведенного в Японском море близ порта Хыннам и Корейского полуострова. Это стало известно ещё осенью 1945 года, и «СМЕРШ» отрабатывал все версии и данные, связанные с ураном, ядерными устройствами, испытаниями, и прочими секретными данными. Захват и вывоз в Москву японских учёных-атомщиков осуществил ещё осенью 1945 года именно «СМЕРШ». Вслед за ними по Транссибирской магистрали поехали вагоны с урановой рудой, обнаруженные на комбинате в Хыннаме. Часть оборудования японцы успели уничтожить, а урановые шахты взорвать. В наши дни Северная Корея, став ядерной державой, не прекращает грозить Японии, Южной Корее и США, и когда-нибудь это плохо для неё кончится. Очевидно, урана в этой сравнительно небольшой стране, хватает до сих пор. 


                **********
    

   Фантастическая впадина открылась неожиданно, поражая своей величиной и совершенно неземным видом. Вначале перестали попадаться высокие деревья, сменившиеся густым стлаником. Ещё выше шли мшистые камни, а затем голые осыпи мелкого легкого щебня с обломками туфа и чёрными вулканическими бомбами, похожими на погасшие головни. Идти там было трудно, но группа свернула мимо нагромождения камней ниже осыпей в ложбину, сильно заросшей буйной растительностью. Провал открылся неожиданно, и его совершенно невозможно было обойти. Он возник, как препятствие в виде широкой пропасти, но имел правильную круглую формы, и занимал огромную площадь. Повсюду, насколько хватало обзора, тянулись крутые отвесные стены пропасти, лишь местами покрытые скудной растительностью. Полностью оценить размеры этого круглого провала мешали заросли, буйно растущие по краям пропасти. С самолета в хорошую погоду, когда не мешают туманы, зрелище было ещё более внушительное. Усольцев посмотрел на геологов и вулканолога, которые почти с восторгом рассматривали картину, открывшуюся перед ними. Эти обязательно найдут тут интересное для себя, и для них такая поездка на остров-вулкан, незнакомый советским учёным, многое значит. Геолог, например, в обнажившихся пластах горных пород соберет немало образцов различных камней и минералов. Вулканолог Одинцов, неплохо знающий вулканы Камчатки, сможет оценить тоже многое, но понятное только ему. Сейчас Усольцев ждал, что тот скажет в результате первого впечатления, и мнение геолога вполне совпадало с уверенностью в том, что эта огромная котловина не имеет никакого отношения к взрыву. Наземному или подземному – никто в «СМЕРШ» даже близко не представлял себе, как может выглядеть воронка после взрыва ядерного устройства, заложенного, например, в старые штольни вулканических кратеров, где японцы могли издавна добывать серу.

- Кальдера! – уверенно заявил Одинцов, оживленно осматривая склоны, - Кратеры вулканов такими не бывают! Видите, склоны местами совсем голые и обрывистые? Теперь обратите внимание на вон тот конус в глубине кальдеры! Это и есть сам вулкан! Вон там! Не по центру, а гораздо левее! На дне кальдеры!

- Вулкан на дне этого провала? – не понял Усольцев, - Какая ещё кальдера? Это очень похоже на взрыв чудовищной силы. Камни и обломки скал, которые нам встречались в стланике, были выброшены отсюда в результате этого взрыва. Это что – результат действия вулкана? Лезет, как гриб из почвы, и разбрасывает вокруг себя землю? Выброс уж больно сильный! И куда делся весь скальный грунт? Испарился? – Усольцев нагнулся и подобрал из-под ног легкий шлифованный обломок почти чёрного цвета, совершенно не похожий на камень. Что-то вроде стекла или оплавленной слюды  – спекшийся кусок кварца, что бывает в результате действия высоких температур. Какой там скальный грунт в полном понимании этого слова? Не базальт, и не гранит, а что-то из дьявольской кухни этих вулканов, конусы которых почти полностью состоят из такого шлака. Остывая, потоки лавы крошатся затем в такой, вот, мелкий щебень, образуя безжизненные осыпи ближе к конусам. Чем ниже от вершин вулканов к берегу, тем пышнее растительность. Но эта кальдера образовалась в результате мощного выброса грунта. Тот же эффект мощного взрыва.

- Да, это был мощный взрыв, в результате которого вулкан выбросил здесь миллионы кубометров скального грунта на сотни миль вокруг, обратив его в пыль, обломки и горячий пепел, - Одинцов ковырнул ногой легкий щебень, и кусочки бывшей лавы с шорохом покатились вниз. – Поверх этого щебня, очевидно, был ещё более лёгкий слой пепла, который с годами просто размыло. Образовалась эта невероятной величины воронка диаметром в полтора – два  километра. Выброс скальных пород – вулканический взрыв, а затем происходила эрозия грунта. Понимаете?
   
   Геолог продрался сквозь заросли смолистого стланика левее по краю обрыва, и подозвал оперативника, показав рукой вниз:

- Видите, тут стены кальдеры крутые, и видно, что они уходят вниз на глубину не менее двухсот метров? Спуститься здесь невозможно. Поищем более пологий спуск там, где осыпь сползает внутрь кальдеры. В общем, мы имеем дело с чисто вулканическим явлением, и позже я вам объясню, как и почему образуются такие кальдеры. Огромное спасибо вам, что вы нас сюда вытащили, да ещё с такой командой. Геологи очень кстати. Природное явление. Катаклизм, но никак не творение рук человеческих! Надеюсь, вы дадите нам время изучить этот феномен? И сам остров? – Одинцов смотрел выжидающе и с хитрецой. Наверное он понимал, что оперативник «СМЕРШ» не зря вытащил их сюда, и поэтому ввернул фразу, что этот провал не имеет никакого отношения к взрывам, следы которых они должны тут искать.
   
   Усольцев пожал плечами. Почему нет? Стоило ли тогда огород городить, выбираясь на этот остров, посещение которого затруднено из-за погоды и частых туманов? Пусть специалисты посмотрят, оценят, и напишут свои веские заключения. Он своё дело сделал. Если им так надо, пусть геологи и вулканолог остаются здесь до прихода следующего судна, и соберут богатый материал для науки. Остальных надо вернуть на Сахалин с образцами и пробами, и дождаться результатов экспертизы. С судна можно будет связаться с Сахалином по рации.
   
   Подошли оператор с рабочим, догнав группу. Фон был повышен, но не настолько, чтобы судить о ядерном взрыве или наличии здесь залежей радиоактивных элементов. О том, что группа ищет следы возможного ядерного взрыва, Усольцев, естественно, помалкивал. Перед отъездом сюда из Владивостока он тоже добросовестно почитал то, что ему рекомендовали, и знал, что ядерные взрывы могут быть наземными, подземными, воздушными и подводными. Должно быть, американцы при испытании первой атомной бомбы, рванули у себя что-нибудь в пустыне. Но как может выглядеть воронка, возникшая в результате наземного или подземного атомного взрыва? Этого в Советском Союзе пока никто не знал.
   
   Позже Одинцов растолковал ему, что кальдеры бывают нескольких видов, и не только вулканического происхождения, как тут, а вследствие эрозии почвы. Такие кальдеры более крупные, и на Земле есть места, где их диаметр достигает 20 километров, а глубина может составлять сотни метров. Почвы, как таковой, вокруг вулкана нет. Есть застывшие потоки магмы, которая может быть весьма хрупкой по своему составу. Выше её всё засыпано вулканической пемзой, туфом и пеплом, которые постепенно размываются с образованием таких огромных котловин. На дне свежих кальдер могут шипеть газами, паром и выбрасывать струи термальных вод с растворенными в них химическими соединениями, некие фумаролы – трещины в скальном грунте. Фумаролы Усольцева совершенно не интересовали, но он запомнил, что они могут быть сернистыми, сероводородными, выбрасывать углекислый газ, или выделять соли различных веществ. Газы могут быть удушливыми, а многолетние отложения солей или вулканической серы представляют большой интерес для их промышленного использования.
   
   Эта кальдера оказалась старой. Когда группа спустилась вниз по более пологому склону, образовавшемуся вследствие осыпавшихся сверху обломков туфа и камней, то не обнаружила ни дымящихся фумарол, ни отложений серы, давно засыпанных обваливающимися сверху кусками бывшей магмы. Местами из-под завалов пробивались горячие ручьи, стекавшие в термальное озеро на дне кальдеры. Вулкан правильной конической формы в глубине провала оттеснил это озеро в сторону, и оно имело форму полумесяца. Геологи даже искупались в озере, заметив, что вода в нем щелочная, и сильно насыщена газами. Не минералка, и для питьевых целей никак не годится. К маяку решили не возвращаться, и разбили палатки в кедровом стланике недалеко от кальдеры, где с наступлением темноты на исследователей острова набросилась мелкая едкая мошка.  От её укусов кожа зудела и чесалась, и все густо мазали лица жирным кремом с запахом дуста от тараканов. Развели дымокур, но и это не помогло – за все дни пребывания у кальдеры и её исследования мошка заела так, что лица и руки людей распухли и воспалились. Лишь у маяка, где прожорливый гнус сметал морской бриз, люди с облегчением вздохнули, и посетили баню, оставшуюся от японцев. Ванны были выдолблены в скальном грунте, и горячая вода вулканов щедро переполняла их, переливаясь через край, и сливаясь по желобам в море. Моряк с маяка, довольный тем, что геологи и вулканолог Одинцов составят ему компанию на острове, угощал всех копченой рыбой, и рассказывал, как во время отлива видел на отмели затянутую морским песком старинную бронзовую корабельную пушку.

- Тут ещё в 17-м и 18-м столетиях побывало несколько экспедиций! – вспомнил Одинцов. – Даже французы с капитаном Лаперузом, хотя большинство островов тогда им не удалось посмотреть из-за штормов и туманов. Кстати, они оставили описание как этот Уруп тогда выглядел. Растений почти не было – голые склоны. Очевидно, что Лаперуз посетил эти места вскоре после очередных вулканических извержений, уничтоживших всю флору и фауну. Он нашел, что жизнь в таких местах невозможна. По-моему, сейчас прибрежные воды просто кишат рыбой и морским зверем, и если бы не мошка, то в определенное время года на острове просто курорт!
   
   Поговорили о том, что у другой оконечности острова, у второго маяка, от японской дивизии остались бараки и вполне сносный причал, а после зверофермы тут бродят песцы и лисы, других хищников нет, если не считать орланов, которые запросто могут поживиться лисенком или детенышем нерпы. В северной части острова корейцы построили дорогу и даже аэродром, но местные туманы мешали не только судовождению, и для военных самолетов  использовались другие острова, с более умеренным климатом. На Матуа советских солдат и офицеров поразила взлётная полоса, искусно прикрытая от ветров скалами, и имеющая подогрев от термальных источников. Такой аэродром, да ещё с ангарами, выбитыми в скалах, никогда не обледеневал, и мог использоваться в любую погоду. Количество военнопленных на Урупе достигало одно время более 3000 человек, и надо полагать, далеко не все из них вернулись домой.
   
   Одинцов рассказал, что на Урупе вулканы расположены в виде трех-четырех хребтов, между которыми встречаются озера. Во времена расцвета Русской Америки и совместного освоения природных богатств Тихого океана здесь была расположена база Аляскинской Российско-Американской Кампании, промышлявшая добычей морского зверя. И сейчас, кроме тюленей и каланов, близ острова живут большие сивучи и нерпа, а все шесть рек острова богаты рыбой. Недаром айны, которых японцы отсюда выселили, назвали остров Уруп, что означает «Лосось».


                **********
   

   Спустя пять дней после прибытия группы на остров, когда Усольцев уже ждал судно, утром к маяку вышел японский солдат. Без оружия, исхудалый, и искусанный мошкой. Он вышел из тумана с белой тряпкой, привязанной к палке, и стоял поодаль, пока его не заметили. Считалось, что весь гарнизон Урупа сложил оружие, и был вывезен на соседний остров Итуруп, где временно был создан лагерь для японских военнопленных. Впрочем, военнопленными они себя не считали. Пленных берут в бою, а сдавшиеся после капитуляции считаются интернированными. К этому определению в Советском Союзе отнеслись неопределенно, и впоследствии все японские солдаты и офицеры были вывезены на стройки Сибири и Дальнего Востока, пополнили ряды зеков на лесоповале, и находились в стране-победителе от пяти до восьми лет. Оказалось, что часть японцев, предвидя такой оборот дела, попыталась покинуть остров, и добраться морем до Хоккайдо. Удалось это не всем. Одни утонули, другие добрались только до Итурупа, а лодку с шестью солдатами шторм выбросил назад на Уруп. Седьмым был офицер, который вчера сделал себе сепукку, или харакири, вспоров живот штыком. После этого солдаты решили сдаться. Они несколько дней присматривались к советской группе, проводившей на острове изыскательные работы, и решили, что их жизни ничто не угрожает. Усольцев послал его за остальными, и скоро все шесть японских солдат с увлечением ели из котелков гороховый концентрат с тушенкой, показывая большой палец и улыбаясь. Они выглядели совсем не испуганными, но общаться с ними без переводчика было трудно, и Усольцев махнул на расспросы рукой. Теперь эти японцы попадут с ними на Сахалин, и пусть там с ними разбирается местная комендатура.

- Карафуто! – объяснил он им, вспомнив японское название Сахалина. – Поедете на Сахалин, и не думаю, что корейцы там вам обрадуются. Понимаете? Нет? Я тоже ни бельмеса понять не могу из ваших вопросов!
   
   Остальные участники группы с интересом рассматривали японских солдат, и пытались с ними общаться. Краснофлотец с маяка рассказал, что близ того места, где находилась японская дивизия, а к концу войны оставался лишь небольшой гарнизон, есть большое кладбище.

- Не знаю, от чего японцы тут помирали, но могил достаточно много! – Моряк сплюнул, и добавил, что возможно была эпидемия, но военных действий тут точно не было, зато могилы военнопленных голландцев и американцев почти не сохранились.

- Кладбище у них не такое, как у нас. Ровные ряды небольших бетонных плит. Можно идти по ним, как по дорожке. Теперь там погранзастава будет. Может и рыбозавод какой после построят. Остров-то рыбный! Навигация скоро сложной будет. Если до конца осени заставу не отстроят, то куковать мне на этом острове до весны, и хорошо, если сменят!
               
                ********
   

   Так и окончилась эта поездка для Усольцева ничем. Полюбовался островными красотами, покормил мошку, побил ноги по вулканическому шлаку и щебню, но доказал, что никакого ядерного взрыва на острове Уруп не было. Версия оказалась несостоятельной. Думал, что вернётся во Владивосток или Северную Корею, но его неожиданно оставили на островах.

- Нравится вам здешняя природа? – спросил его немолодой подполковник, расследующий на Южном Сахалине и Курильских островах некоторые вопросы деятельности японской армии и флота, - Климат – да, еще тот, но природа тут замечательная! В общем, так – поступил на вас приказ. Остаетесь здесь.  «СМЕРШ» пока расформировывать не собираются, и работы много. А вот людей с опытом не хватает. Здесь фронт был недолго, и большинство оперативников остались в Европе, а то и перебрались в Маньчжурию и Корею. Поедете на остров Матуа.

- Тот самый, где имеется взлётная полоса с подогревом? Слышал! – Усольцев, считавший, что его и в дальнейшем будут использовать по вопросам урана и всего, что с ним связано в Северной Корее, был немного разочарован. Оказалось, что зря.

- Загадочный остров! – Подполковник подал  Усольцеву увесистую папку «Дел», - Ознакомитесь с материалами, сами поймете. Непонятен интерес к острову подводных лодок «Кригсмарине», которые часто базировались на Матуа ещё до 1941 года. Да-да! Не удивляйтесь – субмарины Третьего Рейха бывали и тут. То ли, пересекая экватор, что более вероятно, то ли Северным морским путем, что звучит почти фантастично. Зато путь сюда по северным морям ближе. Ведь до Диксона на Енисее они доходили, это факт! Что понадобилось этим германским подлодкам на Курилах? Это вам и предстоит выяснить.
   
   Подполковник подошел к большой карте островов Курильской гряды, чуть косо висевшей на стене кабинета, где раньше обитал какой-то японский генерал. Карта была явно трофейной, и японские названия островов рядом с японскими иероглифами были подписаны от руки красными чернилами. Матуа выделялся среди других островов удобными бухтами, где можно разместить целый флот, но был сравнительно небольшим.

- На Матуа гарнизон многое уничтожил сразу после объявления капитуляции! – продолжал подполковник, - Неизвестно, куда делась вся береговая артиллерия и даже танки. Взорваны подземные ходы сообщения и, возможно, какие-то секретные шахты. Какие? Что они там добывали? – Он со значением посмотрел на Усольцева, и пояснил:

- Не уран ли? Очень возможно! У Германии хватало урана для создания ядерного реактора и атомной бомбы. Но исследования пошли в неверном направлении, мешали бомбардировки, отсутствие «тяжелой воды» или чистого графита. Подробностей мы с вами не знаем. Японцы разрабатывали свою ядерную программу независимо от Германии, и своими силами. Но урана у них не хватало. Сказывалось отсутствие богатых месторождений радиоактивных минералов. Что-то добывали в провинции Фукусима в самой Японии, что-то в Китае и Корее. Известно, что ещё до конца войны Германия предложила Японии свои технологии и свою помощь в создании атомного оружия. Отсюда гигантский химический завод в Хыннаме, построенный по типу известных германских промышленных гигантов. Отсюда и немецкие подлодки в Тихом Океане. Они могли привозить сюда уже обогащенный уран, захваченный немцами в Бельгии. Что они брали на острове Матуа? Зачем там был нужен такой сильный гарнизон с подземными ходами сообщения и мощная артиллерия? Может быть, они добывали там золото, которым рассчитывались за уран с Третьим Рейхом? Мы не знаем.

- Но гарнизон острова Матуа сдался со всеми офицерами! Что рассказывают они? Там, помнится, было даже два генерала. Не может быть, чтобы они ничего не знали!

- Объясняют в своих показаниях, что приняли командование на острове недавно, и гарнизон Матуа неоднократно менялся. При  них, мол, некоторые объекты на острове уже были взорваны или затоплены. Наличие на Матуа орудий и танков отрицают. Как и стоянки для подводных лодок. Остров невелик, но его ещё предстоит исследовать. Наши пограничники уже приспособили часть японских зданий под заставу. Невероятно удобные бухты, которыми они пользовались для внезапного нападения на наших союзников в Пирл-Харборе и в океане. На Матуа базировался целый авиаполк, укрытый в ангарах. Имеется местное население. Рыбаки, конечно. Со временем, их выселят. Остров крайне интересен и загадочен. Я даже завидую вам. Скоро начнутся осенние шторма, потом начнутся туманы и снегопады. Ни хорошей связи, ни возможности выбраться на Сахалин или материк. Что может быть лучше? Никто вас там не поторопит, не озадачит, можно вволю рыбачить и отдыхать. Чередуя с делом. Сложно что-то определить, если объекты давно взорваны, и не осталось никаких документов. Если что-то нароем, я вам передам. На Матуа осталась масса брошенной японской военной техники и снарядов, но сохранились и термальные бани, и радиостанция, и маяк.
   
   С острова Сахалин Усольцев попал на Камчатку. Отсюда попасть на Матуа было гораздо ближе. Из Петропавловска-Камчатского он перебрался в Большерецк, и теперь ждал оказии с судном. Но в эту осень с освоением рыбных промыслов Курил ещё не успели. Нужны были рыболовные траулеры и сейнеры, новые рыболовецкие бригады, целые линии по обработке и заготовке рыбы, а с населением на Камчатке и Сахалине было не густо. В разгар осени проливные дожди и туманы  сменились сильными снегопадами, и Усольцев затосковал в Большерецке, где местные жители угощали его королевским лососем – чавычей собственного посола, котлетами из нерки, икрой и копчеными балыками. Убивать время помогали учебники и разговорники японского языка, наскоро отпечатанные и переплетенные где-то в Харбине. Усольцев штудировал мудреные японские фразы, удивляясь краткости одних, и замысловатости других, которые можно было перевести двумя словами. Он уже почти свыкся с мыслями о том, что ему придется зимовать в этом поселке на реке Большой и её притоках, вроде Амчагачи. Знание языка могло пригодиться для общения с местными жителями, которые, возможно, родились на Матуа, и многое могли знать и помнить. Неожиданно из Петропавловска-Камчатского пришла шифрованная радиограмма, что на днях на Матуа летит военно-транспортный самолет с продуктами и зимней одеждой для пограничников, и сделает посадку в Большерецке. Усольцев радостно засуетился, и быстро собрался, не забыв взять с собой на остров больше репчатого лука с морковью, и два мешка картошки. Возможно, конечно, что местные жители используют термальные источники вулкана на Матуа для обогрева теплиц, и не нуждаются в привозных овощах. Но какие овощи могут быть там зимой? На острове ничего лишнего не бывает, и каждый ящик тушенки или коробка армейских каш-концентратов имеет большую ценность.
   
   В салоне самолета стоял гул моторов, в иллюминаторе проплывали горы и вулканы Камчатки, сменившиеся серым небом и свинцового цвета океанскими волнами далеко внизу. В ящиках, сколоченных из сосновых досок, визжали и хрюкали поросята, отправленные на остров для подсобного хозяйства пограничников, кудахтали куры, и блеяли три козы. Вокруг лежали мешки и ящики, тюки с валенками и полушубками, фанерные коробки с папиросами и махоркой, зелёные армейские опломбированные упаковки с боеприпасами и аптечками, снабженные двумя ручками для переноса, и прочий скарб. Загадочный остров, на котором предстояло разгадать ещё не одну, версию, приближался, и Усольцев неожиданно крепко уснул, привалившись плечом к ящику, где обиженно хрюкал на соломе маленький белый поросёнок, и тыкал своим пятачком в опустевшую кормушку. В иллюминаторе салона темнело, но неожиданно серую хмарь неба прорезали кроваво-красные сполохи. Это торжественно и величаво небо осветило заходящее солнце. Закаты и восходы солнца в этой части Тихого Океана были неповторимы.