***

А СЕНОВАЛ ЛУЧШЕ, ЧЕМ МОСКВА!
Первое весеннее солнышко пригрело землю села Курдюки Тамбовской губернии. Еще корявенькие, но уже желтые головки одуванчиков торчали то тут, то там. Не разбирая дороги, а ее, как таковой, и не было, руководитель молочной фермы Евдокия Ивановна Агеева шла размашистым шагом к очередному покорению трудовых рубежей. А вот думы ее были в далекой Голландии, где она никогда не была, но откуда привезли на ферму десять молодых телочек мясной породы. А вместе с телочками (тьфу, даже и подумать то стыдно), привезли быка-производителя. Но бык оказался скромнягой - только и делал, что от пуза жрал фермерский фураж. Зато местный бык Яшка, с кольцом в носу, не раз наводивший страх на все село, рыл копытом землю и норовил врезаться в самую середину коровьего девичника. Яшка опускал покорно голову лишь тогда, когда зоотехник Трофим Андреевич строго грозил ему здоровым кулачищем и вперемежку с матами успокаивал пыл хулигана, на что бык в ответ, все-таки, фыркал.
Евдокия или Дуня Ивановна, как величали ее все фермерские, подошла к чабану Пашке, охраняющему новое стадо вместе с голландским быком – производителем и в пол голоса спросила: «Ну и как сегодня ведет себя этот бык?», на что местный хохмач Пашка ответил вопросом на вопрос: «Ты, Ивановна, про того которого выжали еще в Голландии?»
« Я тебе покажу «выжали»!» - возмутилась Агеева, но Пашка и не собирался останавливаться, его, как обычно, понесло: «Мы Америку догоним по надою молока, а по мясу не догоним, хрен сломался у быка!»
Дуня с расстройства (или от неловкости), плюнула, махнула рукой на Пашку, мол балабол, что с него взять, и пошла дальше на ферму, туда, где была ее особенная гордость – молочное стадо из тридцати коров, дающее очень даже неплохой надой.
Прямо навстречу ей из здания фермы выбежала молодая доярка Катька с письмом в руках: «Вот, Ивановна, сегодня получили, вам написано!»
Дуня взяла пакет, быстро оторвала боковой краешек, вытащила хорошую по качеству бумагу, прочитала и вздохнула: «В Москву требуют, на слёт фермеров…»А в бумаге той черным по белому было написано, такими ровнёхонькими строчечками, какая она, Дуня Агеева, молодец, заняла первое место среди фермеров, и что наградят ее, Дуню, новой доильной машиной фирмы «Сименс».
По этому поводу срочно созвали собрание, куда пришли все, кто не был занят в тот момент неотложной работой. Все не очень то были довольны предстоящим отъездом Дуни, так как знали, что это такое остаться на ферме без руководителя, особенно такого как их Ивановна. Особенно возмущался бухгалтер Дмитрич…
- Вот, Ивановна, а ежели в Москве ентой заставят в космос лететь?
- И полечу!
- А скажут на Солнце лететь?
- Ну ты, Дмитрич, совсем замахнулся! Там же жарко! Там мы сгорим!
- А ты, Ивановна, думаешь там (Дмитрич высоко поднял указательный палец), думаешь ТАМ дураки сидят? Ежели на Солнце, то ночью полетите, тогда не так жарко!
Все собрание фермы прыснуло от смеха в кулаки, и смеяться хотелось, и боялись под суровый взгляд Дмитрича попасть (как-никак, бухгалтер).
А Дуня (деваться-то некуда, нужно собираться), с камнем в душе поплелась домой, где мать уже и есть наварила, и внуков обстирала, и в огороде порядок навела, а напоследок уже и двор подметала.
- Дуняша, доченька, на обед пришла? - оперевшись о метлу, поинтересовалась мать, - Иди, родная! Я щи сварила, картошки нажарила…
- Нет, маманя! В Москву вызывают, ехать надобно…
Из хаты вышел муж Дуни, Николай, молча сел на завалинку, обнял жену и тихонько так, на ушко, заговорил: «Дуняш, и зачем тебе это всё? Ты помнишь хоть, когда мы с тобой на сеновале ночевали?
А помнишь, как на звезды смотрели, о своей хате мечтали? Ну, построил я хату, а тебя то в ней нема! Детки мамку не видят, тёща хозяйство ведёт…»Дуняша прижалась к мужу и слёзы градом брызнули из глаз: «Да, пропади оно всё пропадом!»
Она быстро вбежала в дом, схватила телефон и набрала номер Дмитрича: «Дмитрич! Ты собирайся! Завтра в Москву поедешь! А у меня здесь дел – греби не разгребёшь!»
А потом, повесив трубку, Дуняша постояла немного, помолчала и, улыбнувшись самой себе, пошла к мужу сообщить хорошую весть – ни в какую Москву она не поедет!
В тот вечер только для них светили звезды, а сеновал пьянил медовым ароматом любви и счастья.