Корабль несчастных дураков

 Октябрь 1990 года.

...Она отбивалась от меня руками и ногами, пытаясь перекинуть ногу через корабельные поручни. По ночному небу неслись тучи. Судно кренилось, ветер завывал, брызги летели нам в лицо. Ирка завывала вместе с ветром: « Я люблю его! Я не могу без него жить!!!» Мои руки предательски скользили по мокрым поручням.
-Господи! Только бы мне удержать её. Что я дома скажу, если эта влюбленная дура утонет!- проносилось в моей, мокрой от соленой воды, голове.

Две недели назад.
Адриатическое море поражало своей бирюзой. Наш белый лайнер с красивым именем
 « Леонид Собинов» рассекал его просторы, но не всё было так радужно, как это могло казаться. Еда на корабле заканчивалась. В камбузе помощники кока вскрывали последние консервы. Это было мясо черепах, из которого нам был сварен очередной жиденький супчик.

Месяц назад.
Наш кооператив « Симбиоз-89» оправдывал свое название- это были, слитые в экстазе, два направления: производство и искусство. Производство - это мы - слаботочники ( пожарно - охранная сигнализация), а  искусство - брошенный на произвол судьбы коллектив Бабкиной  « Балалайка» и подобранный нами для снижения налогового бремени ( было тогда такое послабление тем, кто помогал таким коллективам).
Вот и предложили этой « Балалайке» принять участие на Фестивале Советско-греческой дружбы, который Гавриил Попов залудил с академиком Георгием Трапезниковым. Начало фестиваля должно быть в Одессе, затем Греция, Крит, Кипр, Турция. Целый месяц.

Мы возбудились. Ехать хотелось всем, но денег не было. А заплатить нужно было за одно койко- место 20 долларов США.
Я позвонила Ирке, своей родственнице, которая успешно трудилась в НТТМ - новообразование созданное при райкомах комсомольцами. Они ворочали большими деньгами, гнали вагонами водку, компьютеры, сахар.
-Ирка, твои евреи хотят прокатиться с Гаврюшей Поповым на фестиваль? Всего- то по 20 зелёных, но заплатить нужно и за нас. Нас человек десять, «Балалайка» и мы с Борькой.
Евреи с радостью подписались под месячное фестивальное плавание с Гаврюшей, футбольной командой, Еленой Камбуровой и другими гостями, всего 700 человек.

Лайнер неделю стоял в Одессе. Мы гуляли по городу, ходили лакомиться на Привоз. Наслаждались.
Тем временем из трюмов большая часть продуктов была украдена и продана « на сторону». Ничего личного, так, маленький гешефт. А мы об этом, как говорят: « Ни сном, ни духом»...

Наш веселый шалман плыл по морям и волнам. Было весело: концерты, вечера, танцы, знакомства. У нас , у девочек, была чудесная каюта, рассчитанная на троих. Крошечная, но с круглым иллюминатором, в которое светило южное солнышко и летели пенные брызги теплых морей.

При подходе к Греции продукты закончились окончательно. Скудные обеды из черепашьего супа молодых аппетитов не утоляли. У наших новых друзей из НТТМ был ящик коньяка. Впервые в нашей жизни спиртного было больше, чем закуски. Коньяк без закуски способствовал бурному расцвету любовных отношений. Все были влюблены, словно корабль поразил никому неизвестный  вирус. У наших соседей- грузинов - было много вина, но тоже не было еды. Грузины смотрели на нас голодными глазами и призывно пахли хванчкарой.  В считанные дни наш корабль превратился в любовный ковчег.  В воздухе искрило- пары притягивались и отталкивались,
согласно полюсам заряженности.
Заряженность зависела от количества выпитого.

В конце концов, наш « Содом и Гоморра» приплыл в порт Салоники.
Мы вышли на берег, как всегда голодные и пьяные. И вдруг мы увидели апельсины. Они росли на деревьях в сквере и в большом количестве лежали на траве, подманивая нас своими оранжевыми боками. Это было чудо! Мы их ели, торопливо очищая от шкурок, собирали в пакеты, в карманы, в панамки. Прохожие с ужасом смотрели на нас, как на дикарей. Это была - еда!
Наконец- то у нас была закуска.

Денег поменяли нам всего тридцать рублей, по полтора рубля за доллар, получилось двадцать долларов.
Тратили только на хлеб.
Однако в поездку с собой мы взяли много странных вещей. Были у нас разводные ключи, комплекты постельного белья, деревянные расписные ложки и , конечно, матрёшки. Всё наше «богатство» мы разложили на местном стихийном рынке. Борька бодро выстукивал расписными ложками « спартак- чемпион»,  но покупатели не торопились на этот призывный стук.  Я стояла лицом к забору и сгорала от стыда. Какой-то грек подошёл ко мне и, приценивающимся движением, потрогал куртку на мне. Я отпрыгнула, как ужаленная . С грехом пополам нам удалось продать два комплекта белья и большой газовый ключ.
Купили еду.

Лайнер отплыл в сторону Кипра. По голодному кораблю пронеслись слухи о том, что корабль прибудет в мужской монастырь и там мы затаримся продуктами. Иначе в Одессу вернётся « корабль призрак» с мертвецами на борту.
 
Ирка повадилась шастать к грузинам. Возвращалась счастливая, с бутылкой хванчкары.  Вином с нами не делилась. Когда она , в очередной раз, вернулась от них, любовно поглаживая новый складной зонт, мы поняли, что у грузин закончилось вино. Более грустных грузин я в своей жизни не видела.
Коньяк у нас тоже закончился и все ходили грустные, погруженные в размышления о бренном и вечном.

Погода испортилась. Начались штормы. Корабль, посудина весьма старая, купленная в Англии и ходящая под мальтийским флагом, была зафрахтована за небольшие деньги и с трудом справлялась со своим положением. Её болтало и вдоль и поперёк. Народ лежал по каютам и стонал, переодически ползая до унитаза и назад. Те влюблённые, которые не  страдали морской болезнью самоотверженно ухаживали друг за другом. Я скармливала Борьке, лежавшему без движения, халявные апельсины.

Наконец море успокоилось и при полном штиле мы пришвартовались в порту города Ларнака.  И вот мы гуськом поднимаемся в гору, входим в арку монастырских ворот и замираем от восторга. Перед нами двор монастыря, уставленный длинными столами. Огромные чаны с мясом: говядина, телятина, куры, гуси. Запах просто сводил нас с ума, давно уже не евших досыта.Всевозможные гарниры, хлеб, овощи, супы, похлёбки  всё просто невозможно перечислить. Особенно нас , женщин, поразил с десертный стол. Это была огромная гора экзотических фруктов, по периметру стола стояли тарелки с невероятными пирожными. Я  еле держалась на ногах, чувствуя себя на грани потери сознания. Мы не просто наелись, но и унесли с собой бутылки с вином, фрукты и йогурты, которых мы никогда не видели и не пробовали.

Жизнь на корабле наладилась. Возобновились танцы и концерты, любовь опять набрала силу и расцвела буйным цветом.
Ирка пропадала у грузин, пока не настала пора расплаты за подарки.
Он поплакала в углу и, не найдя у нас сочувствия, поплелась к ним, как барашек на заклание. А ведь мы её предупреждали.
После этого  она перестала разговаривать с нами и на экскурсии ездила в другом автобусе. Там её и накрыло настоящее чувство. Он был комсомолец-комсомолец! Хороший во всех отношениях. Ирка старалась не выпускать его из поля зрения и всюду следовала за ним. Он был снисходителен к ней. Его звали Миша.

А потом был прощальный бал и мы, красивые и нежные, кружились в танце, было здорово- легко и весело. Судно опять слегка покачивало, но несмотря на это, бал был в полном разгаре и тут я увидела  как Миша подошёл к Ирке и что-то громко, заглушая музыку, крикнул ей в лицо. Все разом повернули головы и посмотрели на них. Ирка вспыхнула как факел и метнулась на палубу, закрыв лицо руками. Когда я настигла её, она уже была в двух шагах от перил.

... И вот я отрываю её от них и понимаю, что силы мои на исходе.
Вдруг корабль подбросило и нас швырнуло на палубу. Я схватилась за кнехты одной рукой, другой  крепко прижимала к себе Ирку. Так мы лежали, прибитые друг к другу качкой, окатываемые морской водой, до тех пор - пока нас не нашли. Мокрых и продрогших.
Когда нас, лежавших на одной койке под двумя одеялами, отпаивали капитанским коньяком, Ирка, прижавшись ко мне дрожащим телом, шептала мне в лицо коньячными парами:
- Представляешь, он сказал мне, что я - сука и переспала со всем кораблём!
- Успокойся, не со всем,- устало произнесла я сонным голосом.

    Шторм прекратился.
В иллюминаторе появился большой, бледный равнодушный лик луны. Ей не было  никакого дела до маленькой плавучей скорлупки с большими человеческими страстями.

      Я проснулась. В иллюминатор светило солнце.Корабль шёл 25 узлов, приближая нас к Родине, по которой мы уже успели соскучиться.
- Корабль дураков, - подумала я, - нет. Не так! Корабль несчастных дураков! Вот.
 Это - правильно, - и закрыла глаза, чтобы не видеть этого прекрасного, изумрудного моря.