Кавказский пленник, или Раздумья о Лермонтове

Из книги "Это мы не проходили"

Предисловие

        Однажды в Праге журнал «Русское слово» предложил мне написать ряд статей о русских литературных гениях  в новой рубрике  «Это мы не проходили». Идея родилась у тогдашнего  редактора журнала Андрея Фозикоша. 
        Особое место предлагалось уделить тем фактам из жизни и творчества знаменитых писателей, которые мало или вообще не затрагиваются на уроках литературы.
        Идея показалась мне интересной. «Чур, я начну с ХIХ века! – попросила я. – Прямо с Грибоедова, ладно?».
        А после статьи о Грибоедове журнал опубликовал мои работы и о Пушкине, и о Лермонтове,  а о Гоголе – целых две, в связи с двухсотлетним юбилеем…

        Когда я писала статьи, мне порою казалось, что они слишком растягиваются, грозя перерасти в книги. Просто в литературе тайн и загадок так много, что о них  можно говорить бесконечно. Да и сами произведения  при очередном прочтении оказались таким собранием неразгаданного – будто читаешь их впервые, даже если знаешь почти наизусть.  Открываешь для себя неведомое в известном – что это? То ли время иное на дворе, то ли твой возраст  заставляет по-новому увидеть любимую книгу, в которой раньше не обнаруживала такой глубины и непрозрачности, что дна не видно.

        Я не очень ясно представляла читателя, к которому обращаюсь. Кто он: школьник, студент-технарь, любитель литературы или человек, читающий от случая к случаю? А потом я поняла – для дочери пишу, для моей юной, одаренной, сочиняющей стихи и прозу, но… не слишком начитанной девочки. Ну чем её зацепить? Ведь для этого милого и непоседливого существа, что моя жизнь до её рождения, что жизнь Пушкина до его женитьбы – почти одно и то же!  И я стала стараться  писать так, будто была знакома с моими обожаемыми авторами лично. Может, я и много на себя брала, но для ребенка чего не сделаешь!

        В результате получилось пять опусов – не статьи, не эссе, не очерки.  Пожалуй, некие повествовательные фантазии на тему судьбы.  Поединок с биографией, сердечный дайджест. Да какая, впрочем,  разница, как это называть! Главное то, что дочь прочитала эти журналы и спросила: «А продолжение будет?»…


                Эссе о М.Ю.Лермонтове
               
               
        - Спасибо вам за статьи о Грибоедове и Пушкине! – говорила незнакомая женщина, встретившаяся мне в библиотеке Российского культурного центра в Праге. – Только вот у меня к вам просьба… Напишите о Лермонтове. Очень прошу – напишите!
        - Это ваш любимый поэт? – спросила я.
        - Да, конечно, любимый. Но… я не потому прошу. Дело в том, что я из рода той графини Паниной, которая была последней любовью поэта. Она моя прапрапра… какая-то бабушка. Это именно за ней мчался на коне Михаил Юрьевич и загнал его до смерти. Помните сцену из «Героя нашего времени»?
       - Помню, помню! Однако я всегда думала, что прототипом Веры Лиговской была Варенька Лопухина…
      - И я тоже до недавнего времени так думала. А несколько лет тому назад прочитала в «Литературной газете» про графиню Панину… Да и отец перед смертью мне признался, что мы те самые Панины. Я об этой истории поэта и графини вскользь упоминаю в своем новом романе…
      - Так вы писательница?
      - Да. Мой псевдоним Алина Панарис. А по паспорту я Галина Аристова. В девичестве – Панина. С 1996 года живу в Карловых Варах.

      …Так случайно я узнала об очередной истории – легенде? – связанной с именем великого Лермонтова.
      А совсем недавно прочитала ещё об одной «последней любви», о которой до наших дней никто и не подозревал.  В автобиграфической книге Александры Осиповны Смирновой-Россет говорилось устами самой героини о том, что ее младшая дочь Надежда – дочь поэта.
      Как хотелось бы, чтобы это было правдой! – ведь законных детей у поэта не было, и потомков его мы не знаем. Что если они живут рядом с нами, ходят по тем же улицам, читают те же книги, смотрят те же фильмы, что и мы?.. О Боже! Что если кто-то из них ни разу не читал Лермонтова – ведь стихи нынче не в почете?..

      Жизнь и творчество Лермонтова наполнены тайнами, многие из них до сих пор не раскрыты. За строчками стихов, за сюжетными поворотами прозы часто стоят конкретные люди, дружившие с поэтом, любившие его, любимые им…
      Вспомним хотя бы увлекательный рассказ «Загадка Н.Ф.И.» знаменитого лермонтоведа Ираклия Андроникова! Из этого повествования-расследования мы узнали о Наталье Ивановой.
      А в повести «Княжна Мери» можно угадать любовную интригу, связанную с  Екатериной Сушковой.
       Наверное, влюбчивость – это общее свойство всех поэтов. Сам Лермонтов пишет о себе, что влюбляться начал лет с десяти – верный признак души, тяготеющей к искусству.
       Но любовные преживания поэта, его любовная лирика никогда не были безмятежными, в них не было той легкости чувства, которая отличает многие пушкинские стихи.
 
    «Через год опять заеду
    И влюблюсь до ноября!» - пишет Пушкин.

  «Любить… но кого же?.. на время – не стоит труда.
    А вечно любить невозможно», - говорит Лермонтов.

     Стремился ли Лермонтов к вечной любви? Не знаю… Но к Вечности – точно. Он вообще тяготел к абсолютным понятиям – Вечность, Судьба, Случай, Рок…
     Он словно бы чувствует себя участником космической борьбы Бога и Сатаны, света и тьмы, добра и зла.
     Недаром он автор одновременно таких противоположных вещей, как «Демон»:

   …Я тот, чей взор надежду губит,
     Едва надежда расцветет.
     Я тот, кого никто не любит,
     И все живущее клянет…

   И «Молитва»:

        …Есть сила благодатная
        В созвучье слов живых.
        И дышит непонятная,
        Святая прелесть в них.

     Обыденные вещи – не для него:

     А он, мятежный, просит бури,
     Как будто в бурях есть покой!

     Для поэта именно в борьбе заключалась гармония бытия.

      Вместе с творчеством Лермонтова и его судьбой в русскую поэзию словно вошла сама Трагедия, достойная пера Шекспира. И началась она еще до рождения поэта.
     Неожиданная смерть деда, Михаила Васильевича Арсеньева, не успевшего увидеть своего внука. Он отравился из-за роковой любви. Случилось это на маскараде после домашнего спектакля  «Гамлет»,  где он был и режиссером, и исполнителем роли могильщика.  Внук получил в наследство от деда имя, характер, талант и… безудержное стремление заглянуть за край, вести опасную игру со смертью.
       Стремление к смерти… – не это ли предопределило всю его жизнь?
      Ранняя смерть матери от скоротечной чахотки в неполных 22 года.    
      Неумолимая враждебность Мишиной бабушки к отцу, которого она считала – и не без оснований! - виновником гибели дочери. Брак был изначально обречен, поскольку был неравным. Бедный армейский капитан – красавец белокурый, и его богатая болезненная избранница – бледная, темноволосая, писали друг другу восторженные стихи, пылко объяснялись в любви, но… «вечно любить невозможно». Она не перенесла его измен и умерла, а он был изгнан из дома, оторван от сына на девятый день после смерти жены.
 
      Всё это не могло не найти отклика в чуткой детской душе. И сердце будущего поэта разрывалось между двумя родными людьми. Его строки об этой вражде полны горечи! Особенно в тот жестокий миг, когда 16-летний Мишель, едва успев узнать ближе своего отца и подружиться с ним, был потрясен его неожиданной безвременной кончиной.

      Ужасная судьба отца и сына
      Жить розно и в разлуке умереть!

      Случайной ли была эта смерть? Ведь именно в это время по закону отец должен был вернуть сына себе.  Загадка, еще одна загадка.
      О, любящее сердце бабушки!
 
      Смуглый с черными неулыбчивыми глазами юноша был невысок и ладно скроен. Белокурая прядь прорезала черноту его волос над вдохновенным лбом. Отец и мать остались жить в сыне.
       Но еще в нем жили его предки.

   «О, Запад есть Запад, Восток есть Восток,
     И с места они не сойдут…», - писал Киплинг.

      В Лермонтове восток и запад переплелись.
      Со стороны Арсеньевых родоначальником фамилии был золотоордынец Аслан-мурза Челебей, который стал служить Дмитрию Донскому после Куликовской битвы. Его сына от  русской боярышни Марии Житковой назвали Арсением…
      Русские аристократы добросовестно изучали свою родословную.
      Но только в двадцатом веке выяснилось, что Пушкин и Лермонтов были дальними родственниками. А вот о том, кто был его легендарным предком по отцовской линии, Миша знал. 
      Знаменитый шотландский бард и прорицатель Томас Лермонт жил в ХШ веке. О нем написал балладу Вальтер Скотт. Полумифическая фигура провидца, играющего на золотой арфе, которую ему подарила королева фей, безусловно, оказала влияние на мальчика-поэта.
      Автор поэмы на бессмертный сюжет о Тристане и Изольде, Томас Лермонт был пророком, приговоренным повелительницей фей говорить одну только правду – всегда, везде, всем в лицо.
       Это был тяжкий крест.
       Его-то и принял от своего предка Михаил Лермонтов.
Невольно приходит на ум мысль о существовании реинкарнации.
        Ну, зачем, зачем он назвал истинных убийц Пушкина в стихотворении «На смерть поэта»?! Да потому, что не мог не сказать правду.
 
      А русский род Столыпиных – бабушка Елизавета Алексеевна в девичестве Столыпина – был славен и до рождения Михаила Лермонтова, и после. Вспомним хотя бы его троюродного брата Петра Аркадьевича Столыпина – великого реформатора России, злодейски убитого на пороге грандиозных свершений.

      Поэт был бездонным океаном, куда впадали эти могучие реки, чтобы напитать его силой характера и мощью таланта.
      Бабушка, называвшая его единственным светочем ее очей, дала внуку блестящее домашнее образование, благо ко всем наукам и искусствам он был способен и расположен. Она наняла ему учителя рисования – да не какого-нибудь, а настоящего художника! – и Мишель всю  жизнь писал картины маслом и делал карандашные наброски – вполне профессионально.  Его обучали музыке – он играл на флейте, фортепиано, скрипке. Позже выучился виртуозной игре на гитаре и пел хорошо поставленным баритоном не только песни, но и оперные арии. С детства Мишель знал французский, немецкий, затем английский, а на Кавказе – уже будучи офицером – изучал татарский. Человек Ренессанса!
       Московский благородный пансион – учебное заведение для элиты, подобное Царскосельскому лицею – радушно принял в свои объятья талантливого мальчика. Миша прекрасно учился, вот только характер… Неуживчивый – по воспоминаниям современников. Да и откуда ему – познавшему с детства неотвратимость смерти, раннее сиротство и, как противоядие от них, подаренную бабушкой мгновенную исполняемость самых невероятных его желаний – быть уживчивым, покладистым и мягким? Не так-то прост был этот ребенок! В глубине его души горел такой огонь страдания и вдохновения! Поневоле вспоминаются строки Евтушенко – молитва, обращенная к поэту:

         Дай, Лермонтов, твой желчный взгляд,
         Твоей презрительности яд
         И келью замкнутой души,
         Где дышит, скрытая в тиши,
         Недоброты твоей сестра –
         Лампада тайного добра…

         Трех поэтов подарила России Москва в начале Х1Х века, который назвали «золотым веком русской поэзии». Это Грибоедов, Пушкин и Лермонтов – по рождению москвичи. Они могли случайно встретить друг друга – на улице ли, на балу ли, в театре… Пушкин с Грибоедовым были знакомы, беседовали, хотя друзьями стать не довелось.  Что же касается Пушкина и Лермонтова – загадка.  Наверняка они виделись – только Лермонтов знал, что видит Пушкина, а Пушкин не знал, что вот этот юноша в мундире лейб-гвардейца – Лермонтов. И стихов Лермонтова Пушкин не читал, поскольку тот стихов при жизни Учителя не печатал. Тем не менее, в народном сознании они навсегда вместе. Скажем «Пушкин» – и вспомним Лермонтова.  Так же и в народном фольклоре – они вместе гуляют, сочиняют стихи, сидят за веселым столом, любят женщин и вместе напиваются допьяна и валяют дурака. 

       Благородному пансиону обязан был Мишель и вспыхнувшим огнем поэтического вдохновения. Его учителем поэзии стал преподаватель пансиона поэт Мерзляков, которого, заботясь об успеваемости и образованности внука,  бабушка приглашала в дом. Однако как горько она посетовала на свой «опрометчивый» поступок, когда Лермонтов был жестоко наказан за свое стихотворение «На смерть поэта»: "И зачем это я на беду свою еще брала Мерзлякова, чтоб учить Мишу литературе! Вот до чего он довел меня!"
        Именно здесь, в этом пансионе, начинается роковое противостояние поэта и царя.  За несколько месяцев до получения аттестата Лермонтов вынужден покинуть стены благородного пансиона, поскольку высочайшим распоряжением в качестве наказания за вольности пансион превращен в гимназию. Это означало то, что в обиход вводятся розги.  Разве мог свободолюбивый мальчик оставаться в таком учебном заведении?
          
        И Мишель поступает на нравственно-политическое отделение Московского университета. Но и здесь у него не сложилось. Когда студенты изгнали из аудитории недостойного преподавателя Малова, событие получило огласку. Чтобы избежать её, руководство университета наказало зачинщиков карцером и уволило педагога, вызвавшего такой протест студентов. Мишель срочно перевелся на словесное отделение – он, конечно же, был одним из бунтарей.  И всё же через год гроза разразилась – Малов написал царю жалобу, и самодержец взялся насаждать свои порядки в университете. Многие были уволены и отчислены, Мишелю посоветовали покинуть заведение по собственному желанию во избежание неприятностей.
        Юноша отправился в Петербургский университет, но и здесь ждало разочарование – его соглашались принять только на первый курс. Положение вечного студента Мишеля не устраивало. Тогда он вместе с несколькими товарищами поступает в Школу гвардейских юнкеров, где собралось много аристократической молодежи.
        Два года жестокой муштры. Даже книги были запрещены, не говоря уже о писании стихов. Однако и тут юноша сумел быть одним из первых. Как пригодилось ему умение держаться в седле! Правда, попытка укротить необъезженного коня дорого обошлась отчаянному  кавалеристу – в седле он удержался, но получил  травму: раздробленное колено. Три месяца в постели – и Мишель начал писать прозу. После операции нога срослась неудачно – легкая хромота осталась как напоминание об этом случае.

        Но вот тяжелые годы военного обучения закончились. Лермонтова направили на службу в Царское Село, а светская жизнь осталась в Петербурге. Ну, как молодому человеку обойтись без развлечений? И Лермонтов в свободное от службы время ездил в столицу на балы, в театры, на встречи с друзьями.
        Несмотря на занятость, поэтическая тетрадь пополнялась всё новыми  и новыми стихами. Когда же писал этот «легкомысленный» молодой человек?  Снова загадка! Чтобы ответить на этот вопрос Ираклию Андроникову пришлось провести целое расследование. И, представьте,  он выяснил, что стихи создавались в дороге от Петербурга до Царского Села. В тряской карете – асфальтовых шоссе не было – при свете тусклого фонаря, на собственных коленях, а не на столе юный офицер писал стихи.
       В дороге Лермонтов занимался ещё и математикой – он её любил, в отличие от Пушкина. Однажды он долго думал над задачей и так и не нашел решения. Во сне ему приснился человек, который подсказал верный ход – утром поэт записал решенную задачу и нарисовал по памяти портрет таинственного незнакомца. Лишь много лет спустя выяснилось, что на портрете был изображен известный шотландский математик ХУП века Джон Непер. Снова Шотландия!..  Мистика?
      О, в лермонтовской жизни она почти рядовое событие.
      
      Неизвестно, сколько лет длилась бы подобная жизнь, если бы не гибель Пушкина… И вот здесь происходит чудо – знамя поэзии, выпавшее из рук убитого гения, подхватил никому не известный, будущий великий поэт Лермонтов. «Солнце русской поэзии» закатилось, но взошло другое светило – и свет его был ярок. Пока еще юноша – всего лишь автор обессмертившего его стихотворения «На смерть поэта», которое он завершил 16-ю строчками, бросив вызов надменной камарилье, толпившейся у трона:

       Вы, жалкою толпой стоящие у трона –
       Свободы, гения и славы палачи!
       Толпитесь вы под сению закона.
       Пред вами суд и правда – всё молчи!
       Но есть и Божий суд – наперсники разврата!..

       Тогда эти стихи не были безадресными. За каждой строкой стояло обвинение конкретному лицу – понимающим  расшифровывать было не нужно. И стихи эти  были подобны грому небесному.
       Царственный властитель не мог равнодушно воспринять их. Тут же последовало наказание – ссылка. Первая ссылка, сделавшая в одночасье Лермонтова не просто автором нашумевших стихов, но и поэтом, пострадавшим за слово правды.  Той самой правды, не говорить которую он не мог.
      Кавказ – его Лермонтов полюбил с детства, со времени поездки с бабушкой на воды – на сей раз оказался местом горячих боев русских войск с горцами. Здесь бывшему гвардейскому офицеру пришлось участвовать в сражениях, ежеминутно рискуя жизнью, всерьез играя со смертью и поражая всех отчаянной храбростью.
               
       Однако хлопоты бабушки увенчались успехом – поэт был переведен в Нижний Новгород, а затем вернулся в Петербург.
       Вернулся он уже известным поэтом: его окружали вниманием, жаждали любого проявления его поэтической прихоти. Он писал в альбомы – если того хотел, неожиданно разражался экспромтами и эпиграммами на влиятельных лиц, как бы невзначай рождал очередные шедевры.
      Еще с Кавказа он прислал в Петербург «Песню про купца Калашникова» - тогда современники поняли, что это не просто изумительно написанная историческая (о временах Ивана Грозного)  поэма про купца Калашникова, его жену Алену Дмитриевну и царского опричника Кирибеевича, но изложенное поэтическим языком иносказание –  любовная драма Пушкина, Натали и Дантеса:

      И ласкал он меня, целовал он меня;
      На щеках моих до сих пор горят,
      Живым пламенем разливаются
      Поцалуи его окаянные…

      Итак, Калашников – это Пушкин. Пушкин – фамилия огнестрельная. А как насчет Калашникова?
       Каким образом поэт смог угадать, что эта фамилия станет самой огнестрельной фамилией ХХ века, именем нарицательным?
       Осмелюсь предположить, что Лермонтов, словно Демон, летал над грешною Землей и путешествовал во времени. Иначе, откуда это видение – «спит Земля в сиянье голубом…». Первым голубую Землю увидел Юрий Гагарин через 120 лет после гибели поэта.
        И еще – «настанет год, России чёрный год, когда царей корона упадёт…». И упала, и год был чёрным! Вот, где проявился дар Томаса-прорицателя!
      
      Лермонтова  подстерегала нелегкая военная участь. Его дуэль с французским посланником Барантом из-за женщины, которая предпочла поэта дипломату – шерше,  как всегда, ля фам! – стала скандально известной, и Лермонтов был наказан: сначала гауптвахтой, а затем ссылкой, всё на тот же Кавказ. Туда, где идут бои, туда, где убивают.
      Неоднозначным было его отношение к этой войне, не ура-патриотическим,  но… долг есть долг.
      Доблесть Лермонтова в сражении при речке Валерик не могла остаться незамеченной – он был представлен к награде. Тщетно. Царь отклонил представление. Повторная попытка наградить поэта золотым оружием за храбрость опять «не нашла понимания» у самодержца.
      С великими трудами и хлопотами бабушке удалось добиться отпуска любимого внука.

        Очередной приезд в Петербург был полным поэтическим триумфом. Не было, пожалуй, в то время человека более известного и желанного на любом балу, приеме, концерте… Тогда-то на маскараде Лермонтов, пользуясь правом не узнавать гостей под маской, слишком смело и небрежно пошутил с членами царской фамилии… Ему это запомнили.
        Попытка получить отставку или хотя бы продлить отпуск оказалась безрезультатной. Покидать Петербург пришлось немедленно – в 48 часов. Охваченный тяжелыми предчувствиями, поэт обратился к той же ясновидящей, которая некогда предсказала смерть Пушкину. Лермонтов хотел узнать одно: когда он вернется в Петербург. «Ты никогда не вернешься в Петербург!» - ответила гадалка.
       Горьким было прощание с любимым городом – колыбелью его поэтической славы.
               
       По дороге на место службы поэт заезжает в Пятигорск на воды. Здесь собралось множество знакомых ему людей – они, словно нарочно, съехались к последнему пристанищу поэта. Не проходило и дня, чтобы Лермонтов не писал стихов. И каких стихов!   
 
        Выхожу один я на дорогу.
        Сквозь туман кремнистый путь блестит.
        Ночь тиха. Пустыня внемлет Богу.
        И звезда с звездою говорит…

      Одного этого стихотворения было бы достаточно, чтобы войти в историю русской поэзии.
      Ираклий Андроников, посвятивший Лермонтову свою жизнь, полемически говорил о том, что если бы этот великий трагический поэт прожил дольше, «неизвестно, кто был бы Пушкин, а кто Лермонтов».
      Лев Толстой с пылом утверждал: «Если бы этот мальчик остался жив, не нужны были бы ни я, ни Достоевский».
      А Чехов так отозвался о «Тамани»:  «Вот бы написать такую вещь… тогда и умереть можно!»
   
       Посещение Пятигорска оказалось роковым. Как часто приходится употреблять это слово по отношению к Лермонтову!
      Очередная шутка на балу – язвительности поэту не занимать! – вызвала неожиданный гнев приятеля по юнкерской школе Мартынова, Мартышки, как иногда называл его Мишель.  Впрочем,  сам-то поэт ничуть не обижался на смешное прозвище Маёшка.
      Дуэль! Ну, как же прожить без неё, да еще на Кавказе! Попытки примирения со стороны Лермонтова успеха не имели.
      Он отправился к подножию горы Машук, впрочем, без особых дурных предчувствий. Секундантами были его хорошие знакомые и кузен и верный друг Александр Столыпин, Монго. Поэт шел по горной тропе и ел спелые черешни, которые лежали алой горкой в белой фуражке, её донышко промокло от сока.  Ни дать, ни взять – сцена из пушкинского «Выстрела»! Это зрелище почему-то смутило Монго.
      Когда началась дуэль, тучи сгустились над Машуком – приближалась гроза. Лермонтов ещё раз  извинился, готовый подтвердить в любом обществе нежелание обидеть товарища. Почему Мартынов не пошел на примирение? Непонятно. Ведь он был «свой», однокашник – не то, что чужестранец Дантес.  Но с друзьями тоже стреляются. И хотя Мартынов долго не решался выстрелить – Лермонтов демонстративно целился в небо – выстрел всё же раздался. Грянул в последний миг, после того, как секундант воскликнул: «Стреляйте же! Или я разведу вас!».
       Смерть была моментальной – Лермонтов даже не успел прикрыть рану рукой. Мартынов бросился к упавшему поэту с криком: «Мишель! Прости!». Он целовал его холодеющее лицо – и в это мгновение гроза разразилась над местом дуэли, словно Божий гнев. Немало часов пролежало под проливным дождем бездыханное тело, пока за ним приехали.
      …Отчего так страшно и нелепо погиб поэт, навсегда оставшись кавказским пленником? Почему он был убит не рукой врага, а рукой приятеля, с которым учился и в пансионе, и в юнкерской школе? Приятеля, который сам писал стихи и знал цену поэту? Загадка, снова загадка…
      И как мог христианин Николай I в ответ на ужасное известие отозваться: «Собаке – собачья смерть!»? Знал бы император, какая нехристианская смерть ожидает его самого после позорного проигрыша в Крымской войне!
      В этой истории до сих пор больше вопросов, чем ответов. Лермонтов был и остался одной из самых таинственных фигур русской литературы.

      В  этом трагическом июле 1841 года, когда погиб 26-летний Лермонтов, Пушкина похоронили вторично. Его вдова, Наталья Николаевна, еще не зная о гибели Лермонтова – с которым она, кстати, успела познакомиться и подарить ему перстень Пушкина  – выложила камнем могилу мужа и вновь предала его тело земле.
      Трудно представить себе горе женщины, для которой внук был единственной отрадой в жизни. Елизавета Алексеевна Арсеньева от слез ослепла, у нее не подымались веки и отнялись ноги. Единственное, что она еще в силах была сделать – добиться захоронения Михаила Лермонтова в Тарханах. Через год, весной, его привезли в имение. На крыльце дома вечно юного поэта в последний раз встретила ослепшая бабушка, чтобы положить в родную землю. Темный дуб склоняется и шумит над его могилой…
      Слышит ли поэт сладкий голос, поющий ему про любовь?
      Чувствует ли, как мы его любим и оплакиваем, лелея в памяти его бесценные стихи?
      Тайна, вечная тайна.

               

P.S. Эссе опубликовано в пражском журнале "Русское слово", в московском журнале ПОэтов и книге "Это мы не проходили"
Рисунок Полины Ольденбург